Текст книги " Учение Никласа Лумана о коммуникации"

Автор книги: А. Назарчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

получает возможность прерывать собственную циркулярность, т.е. в лю-

бом пункте выбрать «нет» и разрушить тавтологичность операций. «Об-

щество вообще возникает только благодаря заложенному в языке преры-

ванию симметрии, за которым может последовать кондиционирование», -

замечает Луман.279 Это и означает возникновение времени, поскольку в

ходе осцилляции системы из ее актуального настоящего одновременно

могут наблюдаться временные горизонты прошлого и будущего. Благода-

ря кодированию сообщаемое ставится под сомнение или отклоняется, что

делает возможными и ошибку, и обман. Возникающая вследствие пер-

спективы возможного языкового злоупотребления общая неуверенность

трансформируется посредством кодирования в бифуркацию возможностей

примыкания, т.е. позволяет отодвинуть или сместить коммуникацию.

Угроза отвержения заставляет участников коммуникации предвосхищать

ответы «да» или «нет», маркируя неочевидные решения и оставляя без

маркирования те, которые очевидны, например, ценности. «Тот, кто хо-

тел бы отказаться от альтернатив и риска быть отвергнутым, должен от-

казаться от коммуникации».280

279 Там же. С. 224.

280 Там же. С. 226.

144

Любое предложение может быть подвергнуто отрицанию, и в этом

состоит полнота кодирования, не зависящего от намерений участников

коммуникации и выступающего условием автокоррекции коммуникацион-

ного процесса. Кодирование замыкает систему, которая иначе оставалась

бы открытой. Бифуркация позволяет ей определить конкретные условия, формулирующие для участников коммуникации точки отсчета, в которых

должно следовать признание или отвержение: «Кодирование языка поз-

воляет в ходе самокондиционирования общества создавать структуры, которые позволяют формировать ожидания в отношении признания или

отклонения коммуникаций».281 Языковой код является формой, в которой

система подвергает себя самокондиционированию, т.е. производит в ходе

адаптации структуры, позволяющие системе посредством успеха или не-

успеха коммуникации реагировать на ирритации окружающего мира.

Элементарная операция коммуникации – это завершение акта пони-

мания. Кодирование создает ткань последующей коммуникации, ибо по-

нимание является предпосылкой того, будет ли сообщение принято или

отклонено. Благодаря бифуркации существует взаимный страх отклоне-

ния и соответственно интерес к пониманию, а говоря более общо – она

есть идеальная норма усилия, направленного на взаимное понимание и

согласие. Луман полемизирует с К.-О. Апелем и Ю. Хабермасом, утвер-

ждая, что не telos взаимосогласования, а бинарный код гарантирует ав-

топоэзис коммуникации. 282 Для кодированной коммуникации не суще-

ствует конца, есть только репродуцируемый в понимании выбор, разви-

ваться ли дальше через принятие или через отклонение.

«Кодирование языка гарантирует… автопоэзис общественной ком-

муникации благодаря тому, что трансформирует коммуникацию в свободу

последовательно отвечать на все достигнутые определенности «да» или

«нет». Поэтому в сложных обществах развиваются не обязательства кон-

сенсуса, а … символически генерализованные коммуникационные ме-

диа».283 Гарантированный консенсус в какой-то мере ослабляет интерес к

281 Luhmann N. Soziale Systeme. Frankfurt, 1987. C. 231.

282 См. об этом подробнее: Назарчук А. Этика глобализирующегося общества. М., 2002.

С. 128.

283 Там же. С. 230.

145

коммуникации. Поэтому те средства, которые служат развитию и распро-

странению коммуникации, ориентированы не на консенсус, а, напротив, на проблематизацию консенсуса.

Подводя итоги обсуждению трактовки языка у Лумана, можно сде-

лать краткий вывод: именно языковая обработка информации посред-

ством упорядочивания селекций принятия и отклонения ведет к упорядо-

ченной коммуникации, т.е. к возникновению общества. Ее отсутствие, т.е. равная вероятность принятия и отклонения коммуникационных сооб-

щений Луман отождествляет с социальной энтропией.284

§ 6. Письмо

Язык служит устной коммуникации. Устная коммуникация создает

соверешенно определенные социальные условия и вызывает послед-

ствия, которые никак не соответствуют коммуникации письменной. Луман

разводит язык и письмо как разные виды медиумов коммуникации гораз-

до сильнее, чем это делает классическая теория языка. Письмо не заме-

щает и не восполняет, а скорее дополняет язык. Оба способны перехо-

дить друг в друга. И тем не менее, функции и возможности, которые от-

крывает письмо, достаточно самостоятельны , чтобы говорить о нем как о

полноценном социальном генераторе коммуникации.285

Носителем смысла в случае письма выступает не звук и не акусти-

ческие восприятия, а материальный, визуально воспринимаемый знак.

Исчезают не только присутствующие в речи звуковые и оптические впе-

чатления, но и нюансы жестикуляции, пауз, голоса, темпа и ритма. В

случае письма речь идет о структурной идентичности написанного и ска-

занного, о новой конструкции производимых языком различений. Струк-

турная дифференциация знаков в письме отражает структурную звуковую

организацию языка, но способна функционировать как самостоятельная

знаковая система, никак не связанная со звуковым уровнем языка. Об

284 Luhmann N. Einfьhrende Bemerkungen zu einer Theorie symbolisch generalisierter Kommunikationsmedien // Он же, Aufsдtze und Reden. Stuttgart, 2001. C. 44.

285 Это нередко, в особо ответственных случаях, ведет к требованию записывать рече-

вую коммуникацию, превращая ее в текст.

146

этом свидетельствуют опыты обучения языку глухонемых и слепоглухо-

немых: они способны овладевать языком исключительно в форме пись-

менных знаков (язык Бойля), используя осязательные ощущения.286

Если форма языка состоит в различии звука и смысла, то письмо

делает возможной символизацию этого самого различия в другом визу-

альном медиуме восприятия, в медиуме оптики (или, как в случае с язы-

ком Бойля, в осязании). Письмо не требует соответствия звук и букв, оно

питается собственными структурными дифференциациями. Но лишь раз-

витие фонетического письма позволяет реализовать главное преимуще-

ство письма, дуплицирующего не мир объектов, а саму коммуникацию. В

движении от идеограмм к слогам и буквам развивается различение знака

и смысла.

«Письмо возможно только как система, которая может воспроизве-

сти все возможные или, в любом случае, все используемые различия зву-

ков. Только так, а не в форме копирующей репрезентации может быть

использовано различие средств восприятия слуха и зрения…С помощью

письма можно произвести операции совершенно нового вида, и именно

потому, что в этих операциях различаются не звук и смысл, а смысл и

комбинации букв».287

Это коренное отличие позволяет яснее выявиться тому, что в речи

улавливается с трудом: различию слова и смысла. В перовбытных обще-

ствах распространены практики, смешивающие слово с реальностью (ма-

гия и т.п.). С изобретением письма начинает рефлектироваться природа

знаковости, словесности, комбинаторики языка (грамматика), начинает

вообще осмысливаться дистанция между языком и миром. Отсутствие ро-

левой смены говорящих, как это происходит в устной коммуникации, очищает письмо от взаимности, придает ей линеарные, легко формализу-

емые черты. Языковая коммуникация трансформируется в форму текста, обособленность и самобытность которого более очевидна и убедительна, чем в устной речи. Интерпретация текста происходит посредством ссылок

на прежние тексты, что осуществить гораздо легче, чем в устной комму-

286 См. Hinde R. Nonverbal Communication, Cambridge. 1972; Кассирер Э. Философия

символических форм. В 3-х тт. М. 2001.

287 Luhmann N. Soziale Systeme. Frankfurt, 1987. C. 255.

147

никации. Интерпретация, в то же время, и сама создает тексты, посте-

пенно образуя традицию интерпретации (и интерпретации интерпрета-

ций). Текст более четко, чем речь, способен замыкать область коммуни-

кации.

Если устная речь настойчиво вовлекает в процесс коммуникации

присутствующих и превращает коммуникацию в актуальное событие

«здесь» и «сейчас», то письмо разрушает событийность и непосредствен-

ность коммуникации, разводя ее участников в пространстве и времени.

Это часто мешает воспринимать письмо как коммуникацию. Теряется ин-

терес к тому, какие конкретные мотивы имеются у сообщения, и текст

начинает восприниматься с точки зрения более позднего интереса чита-

теля. Но благодаря этому возникают новые пространства интерпретации, которые на порядок увеличивают возможности примыкания операций и

коммуникативных ссылок. С письмом начинается телекоммуникация, воз-

никает коммуникативная достижимость тех, кто удален в пространстве и

времени. Письмо, отмечает Луман, взрывает коммуникацию малых соци-

альных групп и превращает ее в коммуникацию «отсутствующих». Это

революционно расширяет возможности участников коммуникации, ведет к

глубокой трансформации коммуникационных возможностей и тем самым к

основательному переструктурированию общественной системы.

Изменение материального носителя радикально меняет коммуника-

тивные возможности языка. Удаленная коммуникация делает возможным

перенесение знаков вместо вещей и событий. Она мало энерго-и ресур-

созатратна. Экономичность транспортирования знаков с помощью книг

или компьютера относится к письму, а не к устной коммуникации. Алфа-

витизация письма, считает Луман, стимулируется экономикой и эргономи-

кой письма, а не потребностью в записи эпической традиции или в про-

изводстве литературы как таковой. Таким образом, письмо открывает для

общественной коммуникации новые области технизации и индустриали-

зации, но в то же время делает их засивисимыми от индустриального

производства и технического прогресса.

Если устная речь представляет собой диалог той или иной формы, (возможности монолога ограничены особыми ситуациями и мотивами), то

письмо, напротив, расщепляет процесс написания и чтения и даже делает

их асоциальными, интимными. Присутствие постороннего рядом с пищу-

148

щим или читающим может восприниматься как навязчивое вторжение в

личную жизнь. Сама коммуникация коренным образом меняет здесь свой

вид: размышление «про себя» вместо импульсивного выражения вслух; постепенное восприятие информации в целости вместо точечного реаги-

рования на сказанное. Письменная речь смещает и растягивает во време-

ни принятие или отвержение языковой оферты. Это увеличивает про-

странство социальной отзывчивости на коммуникациию.

Письмо снимает количественные ограничения с говорящего и начи-

нает оперировать не компактными в информационном отношении сооб-

щениями-репликами, а информационно глобальными текстами. Вообще

говоря, письмо усиливает значение элемента информации в тексте. В

простых обществах у говорящего и не могло быть большого количества

информации. Говорение выступало часто просто индикатором согласия и

сочувствия, простых социальных коммуникаций, для чего уже письмо не

предназначено . Вместе с тем, неизмеримо возрастает возможность до-

ступа к пониманию сообщения: воспринимающий легко может отказаться

от получения сообщения или отложить его, и здесь у сообщающего нет

даже средств контроля. «При использовании письма общество отказыва-

ется от временных и интеракционных гарантий единства коммуникатив-

ных операций и этот отказ требует компенсации за то, что потеряно».288

Речь включена в актуальный контексткоммуникации (место, время, участники, параллельные события), О котором не требуется сообщать

участникам коммуникации, поскольку она непосредственно создает свои

контексты. Письмо вынуждено информировать о составных элементах

коммуникации, чтобы воспроизвести обстоятельства изначальной комму-

никативной ситуации и сделать коммуникацию понятной. Оно выдвигает

новые требования к различению субстрата и формы, предполагает иную

степень жесткости построения предложений. Посколькуписьмо обращено

не к ситуативному адресату, а будет прочитано неопределенными «мно-

гими», правильность структуры предложений и композиции сообщения

приобретает важное значение. Противоречия и несообразности, допусти-

мые в речи, становятся здесь более очевидными, требования к конси-

стентности написанного повышаются. Это вызывает к жизни необходи-

288 Там же. С.258.

149

мость литературных стандартов национальных языков. Посредством типи-

зации отдельных слов, редуцировании смысловой неопределенности с

помощью опеределений, логических дистинкций, категорий, видов и ро-

дов достигается большая семантическая эффективность письма в сравне-

нии с речью.

И тем не менее, общей характеристикой письма остается неопреде-

ленность в отношении понимания смысла. Вследствие того, что внеязы-

ковые инструменты убеждения утрачивают свое действие, возникает по-

нятие авторитета, предполагающее компетентность как ресурс, не выво-

димый из контекста коммуникативного события: «Написанный текст дол-

жен считаться с критическими установками, со знанием других текстов и

временем для критики. Он должен принимать во внимание читателей, ко-

торые знают предмет лучше… Письмо создает понятия для когниции и

правильного мышления, соответствующих самым высоким требованиям к

тексту».289

Неопределенность статуса текста придает тексту свойство модаль-

ного мнения. Если определенный текст оферта сегодня отвергается, это

не исключает того, что она будет принята позже, когда придет переоцен-

ка. «В той мере, в какой коммуникация привносит и отводит подобные

потенциализации, семантика в целом модализируется. Реальность начи-

нает рассматриваться на основе ее потенциальности частью как необхо-

димость, отчасти как контингентная реализация, отчасти как простая

возможность», – пишет в этой связи Луман.290 Таким образом в литературе

возникает фигура «нигде» – признание права на сущестование фикции, фантастики.

Другая особенность письма заключается в совершенно новом про-

текании коммуникации во времени. Текст предполагает фиксацию време-

ни, и в этом смысле порывает с ощущением «жизни-вместе-со-временем».

Вместе с тем ни одна система не может действовать вне своего настояще-

го и в неодновременном мире. Письмо способно создавать здесь особые

комбинации, повышающие комплексность коммуникации, но оно не в си-

лах преодолеть это правило, «ибо посредством письма в каждом настоя-

289 Там же. С. 276.

290 Там же. С. 277.

150

щем (и только так) становится возможной комбинация различных насто-

ящих, которые одновременно являются друг для друга будущим или про-

шедшим. То, что при написании текста было будущим … может быть при

чтении уже прошедшим; а иногда читатель знает, что писателю или его

герою еще не было известно, что при этом произошло… Письмо создает

новое пристутствие времени, а именно иллюзию одновременности неод-

новременного. Виртуальное время прошлого и будущего присутствует в

каждом настоящем, т.е. для него одновременным является нечто совер-

шенно иное, чем настоящее».291

Письмо меняет конституцию памяти и ее значение для коммуника-

ции. Память не просто сохраняет прошедшие состояния. «Подлинная

функция памяти заключается не в сохранении прошедшего, а в регулиро-

вании соотношения воспоминания и забывания, говоря словами Хайнца

Ферстера; в постоянном селективном обратном вхождении (Reimprдgnie-rung) в собственные состояния».292 Благодаря включению временных го-

ризонтов в актуальность память помогает создать событийность коммуни-

кации,. Письменно фиксируемое событие уже не вытесняется автоматиче-

ски с окончанием коммуникации. В письме (в отличие от речи) дискрими-

нация воспоминания и забвение становятся предметом сознательного ре-

шения. Письмо поддерживает память, но и перегружает ее, предоставляя

возможность перечитывания текстов.

Текст, препятствуя забвению, влечет за собой процесс обучения, который в свою очередь открывает возможность создавать схематизмы и

абстрактные понятия, невозможные в рамках устной коммуникации: «Время не может больше называться властью забвения». Запоминание не

вызывает перегрузки сознания. На место ритмики как техники запомина-

ния речи заступает размерное движение записанного повествования.

Прошлое как «записанная» история и как наличный текст получает

отныне невиданную прежде власть над настоящим. Прошлое привлекает

внимание зачастую в ущерб настоящему и мешает новому и иному. «Ис-

тория становится драмой присутствия прошлого, одновременности неод-

291 Там же. С. 265.

292 Там же. С. 270. Foerster H., Das Gedдchtnis, Wien, 1948.

151

новременности».293 Луман обращает внимание на то, что письмо возника-

ет не как средство коммуникации, эту функцию оно приобретает на более

поздней стадии своего развития, через столетия. Первоначально письмо

служило для сохранения в памяти сакральных текстов, точнее, для очер-

чивания пространства религиозной тайны и границ коммуникации. Пись-

мо получает широкое распространение только впоследствии, в особенно-

сти, в связи с возникшей потребностью в управлении большими хозяй-

ствами и повышением возможностей контроля, которые оно давало гос-

подствующим сословиям.

Это же свойство, связанное с широкими возможностями текстовых

интерпретаций, ведет к утрате контроля над массами и вследствие этого

– к наделению письма функцией массовой коммуникации (литература, письменная переписка и т.д.), которая вначале развивается паразитарно, путем приобщения низших слоев к образованию.294 Постепенно, переводя

устную коммуникацию в письменную, письмо развивает формы, в которых

действующие персоны сами действуют коммуникативно– например, в ли-

тературной форме романа. По Луману, – «Литература – это коммуникация

в коммуникации, реальная коммуникация как копия фиктивной коммуни-

кации и фиктивная коммуникация в реальной коммуникации, которая по-

буждает забывать, что фиктивная коммуникация функционирует через

реальную».295

Став публичным, письмо быстро разрывает оковы политического

контроля – вначале в форме дебатов, охватывающих все возможные те-

мы, затем в форме критики, обосновывающей задачи трансформации со-

циальных структур. Письмо делает более зримой связь между социальной

семантикой и социальной структурой: «После изобретения письма можно

исходить из того, что общественная структура и семантика находятся в

постоянно синхронизированном совпадении. Семантики могут… быстрее

изменяться и антиципировать возможности развития общества или дого-

нять их, но могут и сохранять отжившие традиции и препятствовать воз-

293 Там же. С. 273.

294 Луман подчеркивает, что это, в особенности, свойственно европейской культуре и в

меньшей мере – культуре Китая и Индии.

295 Luhmann N. Soziale Systeme. Frankfurt, 1987. C. 283.

152

никновению исторически и предметно адекватных описаний… Письмо де-

синхронизирует прежние временные ритмы автопоэзиса общественной

коммуникации».296

Эволюция письма постепенно провоцирует эволюцию способов

наблюдения высокого порядка, и в особенности, наблюдения других

наблюдателей.297 В этом огромное значение письма для социальной эво-

люции. Устная речь развивается преимущественно в рамках коммуника-

ции первого уровня. Метакоммуникация при этом не идет, как правило, дальше уточнения содержания сообщения и выражения своего согласия

или несогласия. Письмо открывает совсем иные возможности для мета-

коммуникации: посредством цитирования, интерпретации, критики оно

делает коммуникацию предметом коммуникации и становится наблюдате-

лем коммуникации, наблюдателем второго уровня. Это открывает путь к

переходу на новую степень сложности коммуникации, свойственную со-

временному обществу.

296 Там же. С. 289.

297 Там же. С. 278.

153

Глава 4. Медиа коммуникации

Следующие разделы будут посвящены анализу отдельных видов ме-

диа. Язык как средство коммуникации стоит особняком, поскольку спосо-

бен эффективно действовать в качестве «intristic persuader» (Парсонс), насильно вовлекать присутствующих в коммуникацию и контролировать

ее ход. Язык – условие возможности функционирования как медиа рас-

пространения, так и символически генерализованных медиа. Письмо так-

же само по себе не способно выходить далеко за круг тех, кто вступает в

коммуникацию «живым образом». Расцвет средств распространения

начинается с книгопечатания и электронных медиа. В своих работах Лу-

ман подробно исследует эти исторические феномены и их воздействие на

социальную коммуникацию общества.

§ 1. Средства распространения коммуникации

Луман различает медиумы, которые предназначены для количе-

ственного распространения коммуникации в обществе, и медиумы, кото-

рые качественно преобразуют общественную коммуникацию. Медиумы

первого типа, т.е. массмедиа, транспортируют коммуникацию, которая

создается благодаря медиумам второго типа. Массмедиа играют подчи-

ненную роль в лумановской концепции. В отличие от традиционной пере-

оценки массмедиа Луман не признает за ними центрального значения для

функционирования общества, а основное место уделяет коммуникацион-

ным медиа, под которыми понимает начала, конституирующие функцио-

нальные подсистемы общества, – деньги, власть, любовь.

Медиа распространения служат увеличению социальной редундант-

ности. Под редундантностью (Redundanz, переизбыток) понимается плот-

ность, сплоченность и внутренняя согласованность системы. Редундант-

ность способствует собиранию и перетеканию информации в единые

структуры, она побуждает автопоэтическую систему собираться воедино

154

перед лицом многообразия неожиданных событий в окружающем мире.

Благодаря редундантности системы становится возможной заменимость

отдельных функций и элементов в случае их выпадения. Противополож-

ностью редундантности, по Луману, выступает вариативность и разрых-

ленность системы. Медиа распространения, дублируя сообщения и доводя

информацию до всех участков системы, упрочивают взаимосогласован-

ность ее элементов.

Медиа распространения расширяют круг участников коммуникации

и приемников информации. Благодаря им возникает избыток возможно-

стей коммуникации, а следовательно, повышение ее комплексности. Од-

нако с ростом редундатности увеличивается неопределенность успеха

коммуникации: воспринята ли она и понята? Принята она или отклонена?

Письмо, расширяя круг приемников информации, еще позволяет в той

или иной степени контролировать коммуникацию. Но с изобретением кни-

гопечатания и развитием массмедиа коммуникативная ситуация меняется

коренным образом .

Уже нельзя точно знать, кто читал тексты и какие тексты читались.

В коммуникативной системе возникает неясность и нестабильность. Соци-

альная редундантность становится анонимной. Она, по мысли Лумана, делает информацию излишней, ибо повторяемая информация уже не яв-

ляется информацией и соответственно не поддерживает развитие обще-

ственной коммуникации.298 Эта ситуация элиминирует информацию, под-

черкивает Луман: «В той мере, в какой распространяется одна и та же

информация, информация превращается в редундантность».299 Если рас-

пространяемая информация всем известна, массмедиа не могут осуществ-

лять коммуникацию. Отсюда возникает их неизменная потребность в по-

стоянно новой информации. Поэтому автопоэзис массмедиа должен под-

держиваться путем искусственно создаваемых утечек информации из

разных источников.

Не обладая информацией, но остро нуждаясь в ней, средства рас-

пространения не могут гарантировать собственного автопоэзиса. Стано-

298 В этом случае коммуникация имеет особую функцию – поддерживать солидарность, и только эта информация имеет в ней значение.

299 Там же. С. 202.

155

вится неясно, принимается или отклоняется сообщенная информация, остается ли она предпосылкой последующих действий и примыкающих к

ним операций: «Оказывается, что существует очень много, необозримо

много участников, так что нельзя установить, мотивирует ли их коммуни-

кация к чему-либо».300 Чем больше информации, тем выше порог ее усво-

ения и ниже эффективность распространения.

Общество, убежден Луман, находит решение в создании нового ти-

па медиа, гораздо более успешных, чем массмедиа – символически гене-

рализованных медиа коммуникации. Они преодолевают апатию мотива-

ции. И в дальнейшем, используя их, можно с определенной степенью

уверенности исходить из того, что сообщение будет принято.

«Символически генерализованные коммуникационные медиа созда-

ют новую связь кондиционирования и мотивации. Они ставят коммуника-

цию в своей медийной области, например, в денежной экономике …, в

определенные условия, которые повышают шансы принятия даже «не-

удобных» коммуникаций. Люди отдают свои блага или оказывают услуги, если (и только если) за них платят… С помощью институционализации

символически генерализованных коммуникационных медиа может быть

устранен порог непризнания коммуникации, который находится очень

высоко, если коммуникация осуществляется за пределами интеракции

присутствующих».301

Таким образом, хотя средства распространения не могут гарантиро-

вать эффективность и успех коммуникации, именно они позволяют пре-

одолеть границы круга присутствующих и тем самым создать простран-

ство для включения в коммуникацию символически генерализованных

средств коммуникации.

§ 2. Книгопечатание

Луман предпринимает интересное и достаточно глубокое исследо-

вание социологического воздействия письма в истории. Книгопечатание

300 Там же. С. 203.

301 Там же. С. 204.

156

раскрывает полный потенциал письменности, создавая из тех, кому адре-

совано письменное сообщение, «читающую публику». Письмо как акт со-

общения направлено конкретному адресату, в намерения пишущего не

входит его публикация. Наиболее распространной в истории является

функция письма как «удлинения ног» с целью преодоления расстояния

до адресата-современника. Лишь сакральные письмена, правовые кодек-

сы правителей и выросшая из этих форм книга получают статус «публич-

ности», будучи адресованы не только каждому современнику, но и буду-

щим поколениям. Тем не менее, отмечает Луман, вплоть до Нового вре-

мени не существовало потребности в широком потреблении книг, круга

людей, который формирует заказ на массовый выпуск книг. Ведь уже

ручная переписка книг к моменту изобретения книгопечатания была в

достаточной степени «индустриализована» и рационализирована. Ее мас-

совость сдерживало отсутствие сколько-нибудь значительного спроса.

Изобретение книгопечатания не только позволило снизить потреб-

ление энергии и сил, достичь большей эргономичности и эффективности

трудозатрат, повысить коммуникативный успех письма, но прежде всего

переориентировало производство книг на потребительский спрос и в ис-

торически короткий срок создало рынок публикаций. Все может быть

опубликовано, если это можно продать. Господствовавшей до сих пор ло-

гике политических и религиозных институтов при публикации сакральных

текстов и кодексов пришлось столкнуться с экономической логикой кни-

готорговцев и книгоиздателей. Впрочем, логика политических и религи-

озных идеологий также оказалась немаловажным препятствием на пути

развития книгопечатания. Тем не менее способность книги преодолевать

возникающие препятствия (цензуры или религиозных запретов) револю-

ционизировала общественную коммуникацию. По прошествии нескольких

столетий книгопечатанию уже не приходилось приспосабливаться к суще-

ствующим ограничениям, накладываемым властью, – напротив, власти

пришлось приспосабливаться к неизбежной публичности книгоиздания.

Особенно ярко последствия публичности книгоиздания проявились

в религиозной сфере: книги, как ничто другое, поощряли религиозные

расколы. Если учесть, что за время Реформации было издано около 500

млн. экземпляров Библии, можно представить себе, сколь грандиозным

был религиозный эффект книгопечатания. Священное Писание, в своем

157

сакральном статусе столетиями недоступное не только для толкования, но практически и для чтения, было открыто и таким образом десакрали-

зовано для сотен тысяч людей. Их отношение к сфере сакрального благо-

даря только факту массового издания стало иным: Библия начала вос-

приниматься как интимная Благая весть, обращенная к индивидууму че-

рез чтение. Сам смысл сакральности вышел из таинственной недоступно-

сти и непостижимости и перешел в сферу языка и слова.

Возникшая в Европе Нового времени религиозная санкция на чте-

ние подстегнула развитие массового образования. Читать теперь мог и

должен был не только тот, кто связан с управлением большим хозяй-

ством, но и благочестивый мирянин. Массовый спрос обусловил чувстви-

тельность к цене и запустил процесс индустриализации книгоиздания. К

середине 19-го века книги стало уже не только можно, но и необходимо

читать любому уважающему себя бюргеру, ибо оказалось, что они акку-

мулируют в себе значительную информацию и необходимы для осущест-

вения обычной, повседневной коммуникации. Но и процесс писания по-

степенно все глубже переориентируется с интереса автора на интерес чи-

тателя: пишут только то, что будет опубликовано и потом прочитано. Ав-

торство как предприятие становится рентабельной экономической акци-

ей: труд по созданию пользующегося спросом произведения будет окуп-

лен и сторицей вознагражден. Этот процесс сопровождается развитием

массовой периодической печати. «Литературизация» населения и соот-

ветственно массовость литературы повышают образовательный стандарт

нации, но в каком-то смысле понижают порог понимания и культурного

уровня самой литературы.

Если письмо долгое время служило сохранению и комментированию

текстов, т.е. использовалось как функция социальной памяти, то массо-

вое книгопечатание, по мнению Лумана, меняет функциональное назна-

чение письма. Книги начинают выполнять маргинальные прежде для

письма функции – развлечения, отдыха, обмена опытом. Воспроизведе-

ние на письме живой коммуникации создает литературу, роман. Старый

тип мемориального чтения, чтения для воспоминания важных истин са-

кральных текстов, сменяется новым, экстенсивным, который ищет в мате-

риале для чтения новой информации. На месте привычки повторять

158

текст, возникает потребность сравнивать разные тексты: текст должен

быть интересным.302

Преимущества письменной формы коммуникации перед устной до-

ходят до того, что интеракционные, зрительные формы, такие, как театр, в определенной степени поглощаются литературной формой драмы. Если

эпохе Платона была свойственна убежденность в превосходстве «неписа-

ного» учения, живого слова перед мертвым текстом, то в Новое время, напротив, признание и влияние, популярность и авторитет автора стали

определяться по преимуществу тиражами и количеством написанного. Ав-