Текст книги "На чердаке (СИ)"

Автор книги: Звездопад весной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– А я, значит, теперь буду мерзнуть! Совесть есть, нет?

– Не будете вы мерзнуть, не драматизируйте. Аграфена Филипповна вам кучу всего навязала.

– И всё ужасной расцветки, – вздохнул Серафим, с тоской разглядывая сиреневый свитер, украшенный малиновыми оленями.

– Зато связан с любовью, – утешил его Костик. – Сносу ему не будет.

– Вот-вот. Как раз этого я и боюсь…

========== Родословная Колумбария ==========

– Что-то долго не просыпается, – обеспокоенно сказал Костик, потыкав метлой под кроватью. – Может, он того?

– Не с нашим счастьем, – проворчал Серафим. – Бери своего дракона, идем на чердак. Дождь начинается.

– А дракона зачем? – удивился Костик.

– Пусть защищает тебя, если что.

– Вы же говорили, что Симеон Андреевич обезврежен?

– Он и раньше был обезврежен, – вздохнул Серафим.

Он бросил полный печали взгляд на свое отражение в зеркале, натянул куртку и замотался в шарф, чтобы полностью скрыть безобразный свитер.

– За обедом без куртки пойдете, – ангельски улыбнулся Костик, и Серафим едва не двинул ему по шее.

Чердак без Феогноста казался пустым и каким-то неуютным. Серафим посадил Дормидонта себе на плечо, поднялся первым и долго изучал помещение на предмет опасностей, прежде чем пустить наверх Костика. Топоры по чердаку не летали, Симеон Андреевич уныло водил прутиком по снегу в своем шаре. Всё было в порядке.

Костик тоже первым делом проверил шар, с разрешения Серафима пульнул им в дальний угол, дождался, когда шар отскочит от тумбочки и вернется, потом влез на шкаф и объявил, блаженно потягиваясь:

– Сто лет здесь не был!

– Вот и посиди там минут пять, – попросил Серафим, ссаживая дракона на трюмо.

– Будет исполнено, господин учитель, – с готовностью откликнулся Костик. – Скажите, а во рту же жарко?

– Молча посиди.

– Не как в печке, но жарко же?

– Ну, теплее, чем снаружи, – недовольно ответил Серафим. – Температура тела вообще выше комнатной.

– Тогда следующий вопрос, – объявил Костик, игнорируя явное желание Серафима немедленно углубиться в работу. – Вот это ведь зернышко воздушной кукурузы?

– Нет, тепла во рту не хватит, чтобы его взорвать, – проницательно ответил Серафим. – В любом случае, заноза ты, не суй в рот всякую дрянь.

– А если просто подольше подержать? Может, кукурузе без разницы, сразу много тепла или по чуть-чуть, но долго, – рассудительно сказал Костик.

– Не суй его в рот, – повторил Серафим.

– Может, пусть Дормидонт на него подышит огнём?

– Нет!

– Возьму с собой и положу в печь, – решил Костик, засовывая зернышко в карман брюк. – Дайте мне какую-нибудь энциклопедию, какую не жалко.

Серафим заворчал было, но потом решил, что проще будет подчиниться, подошел и вручил Костику толстенный том в потрепанном черно-золотом переплете.

– Ни одной картинки! – огорчился Костик.

– Зато полно текста, – отмахнулся Серафим. – Изучай, авось поумнеешь.

– Я умный, – возразил Костик.

– А всякие непонятные зерна норовишь в рот запихнуть, – неодобрительно сказал Серафим.

– Вот у вас память! – со смесью раздражения и восхищения воскликнул Костик. – Вы хоть когда-нибудь что-нибудь забываете?

– Забываю, но не за несколько секунд. Я же тебе не золотая рыбка, – недовольно ответил Серафим.

– Кстати…

– Нет.

– Вы же даже не знаете, что именно «кстати», – возмутился Костик.

– Догадываюсь. Золотую рыбку завести хочешь, да?

– Да.

– Нет.

– Чёрт!

– Не ругайся.

– А сами ругаетесь, – с обидой напомнил Костик.

– Мне можно, я стар и многократно обижен жизнью. Всё, отстань. Читай свою книгу.

Костик послушно раскрыл энциклопедию, с выражением прочитал:

– «Сущности, обладающие душой, призванные и созданные».

– Про себя читай, – сказал Серафим.

– Ну, я вроде как про себя и читаю. Я же сущность с душой?

– Так, сущность, захлопни рот и читай молча, пока кто-нибудь из тебя твою сомнительного качества душу не вынул.

Серафим демонстративно отвернулся и склонился над своими энциклопедиями.

– Нормальное у нее качество, – огрызнулся Костик, но потом всё же стал читать молча.

Убедившись, что тишина прочно угнездилась на чердаке, Серафим извлек из кармана шестеренку и принялся листать энциклопедию, то и дело прикладывая тускло поблескивающую железяку к иллюстрациям. Шестеренок в энциклопедии оказалось возмутительно много, все разные. И ни одна не походила на ту, что Костик притащил из портала.

– Безобразие, – пробормотал Серафим.

– Читайте про себя молча, – строго одернул его Костик.

Серафим безмолвно метнул в него валенок и продолжил читать.

Через некоторое время его внимание привлек какой-то шкрябающий звук. Как будто сильно, яростно, с нажимом водят карандашом по бумаге. Хотя… Почему «как будто»?

Серафим аж подпрыгнул и обернулся, чтобы убедиться, что его догадка подтвердилась. Прикусив от усердия кончик языка, Костик водил карандашами по энциклопедии.

– Сдурел? – завопил Серафим.

– Ну, а чего у них картинок не было, – обиженно ответил Костик. – Всё приходится делать самому…

Серафим схватился за сердце, и Костик поспешно поднял лежавший на энциклопедии альбомный лист, на котором и рисовал свои иллюстрации:

– Дышите, Серафим Никанорович, вам еще жениться… Вы же не подумали, что я прямо в энциклопедии рисую?

– Подумал, – смущенно признался Серафим.

– Я же говорю, я умный… Иногда бываю. Кроме того, как тут рисовать? Поля совсем узкие, бумага какая-то скользкая…

Серафим наконец-то сосредоточил внимание на изображении и спросил:

– Что оно такое?

Костик окинул гордым взглядом серое мохнатое нечто с валенкообразным носом и желтыми совиными глазами и сообщил:

– Это Колумбарий.

– С чего ты взял?

– Я про него читал.

– Да ну?

– Ага. Вот: «…ибо опытный искатель или вершитель может призвать черную сторону души своей в виде кикиморы, гнобазя или подкроватного чудовища». И дальше: «Ростом чудовище невелико, с два локтя. На лицо недружелюбно, очами свирепо. Всё тело его покрыто серой шерстью, кряжисто, приземисто». Там еще где-то было, как оно глазами туда-сюда, будто филин. А нос я сам придумал, по-моему, ему идет.

Серафим пораженно молчал.

– Ну? – нетерпеливо спросил Костик.

– Что?

– Чего молчите?

– Информацию перевариваю.

– Ну, что он мохнатый и серый, мы уже знали, – пожал плечами Костик.

– Дай-ка сюда энциклопедию, – попросил Серафим.

– Зачем? Про гнобазя искать будете? Я уже пытался, ничего внятного. Пишут только, что он тиной пахнет.

– Дай.

Костик послушно протянул ему энциклопедию, и Серафим принялся вчитываться в кудрявые буквы, возмущенно приговаривая:

– Опять переврал, наверное… Не может быть, чтобы так было написано.

– Да я тоже удивился, но что там может быть за слово, если не гнобазь?

– Я не про него. Гнобазь – это вроде болотного духа. Я про черную сторону души.

– А-а, – протянул Костик. – Ну, в тексте не совсем так.

– Я так и знал! – ликующе воскликнул Серафим и тут же наткнулся на нужное место, прочитал: – «…ибо недостойный искатель или вершитель может оборотить препакостную зловонную душонку свою в кикимору, гнобазя или подкроватное чудовище».

========== Портретное сходство ==========

– Чертовщина какая-то, – пробормотал Серафим. – Не может такого быть.

– Почему? – удивился Костик. – По-моему, это как раз всё объясняет. Этот ваш Колумбарий сразу всё про нас знал и ни разу не задавал вопросов, вы замечали?

– Разве?

– Точно-точно. Про лысину и ожоги вообще непонятно было, если не знать этого, как его…

– Контекста?

– Да. А он даже не спросил ничего.

Уголки губ Серафима сползли вниз еще на пару миллиметров.

– Значит, я – недостойный?

– И еще бездушный, – подсказал Костик. – Вы его не испепеляйте на всякий случай, а то вдруг умрете…

Серафим с тяжелым вздохом захлопнул энциклопедию.

– Пойдем назад. Что-то расхотелось мне работать…

– Как скажете, – бодро откликнулся Костик, сложив иллюстрацию вчетверо и сунув ее за пазуху. – Постойте…

Серафим, уже отошедший было в сторону, задержался, и Костик спрыгнул со шкафа прямо ему на спину.

– Что делаешь, обормот! – возмутился Серафим.

– Пытаюсь разнообразить ваше серое бытие, – пояснил Костик.

– Спасибо, не надо, – мрачно ответил Серафим, стряхивая Костика на пол. – Я люблю серый цвет.

– И поэтому надо было вывалять меня в пыли? – спросил Костик, поднимаясь и отряхиваясь.

– Пойдем уже, – угрюмо сказал Серафим, положив энциклопедию на сундук.

– По душе своей соскучились, – хихикнул Костик.

Серафим сердито фыркнул, подхватил Дормидонта и решительно зашагал прочь.

– Заведите себе собственного дракона! – возмущенно крикнул Костик, поспешив следом за ним.

Войдя во времянку, Костик завопил:

– Колумбарий, душа моя! Ой, то есть не моя, – добавил он, глядя на Серафима широко распахнутыми честными глазами.

– В следующий раз прислушаюсь к пожеланиям этой самой души, – пригрозил Серафим, глядя на метелку.

– Вот уж вряд ли, вы меня слишком любите, – заявил Костик, заглядывая под кровать. – Колумбарий, ты жив?

– Поспать не дают, – недовольно проскрипел Колумбарий. – Чего надо?

– Я тебе подарок принес, – сообщил Костик и сунул под кровать листок.

Колумбарий зашуршал, завозился, потом хмуро спросил:

– Это что?

– Не что, а кто. Это ты, – радостно пояснил Костик.

Колумбарий заурчал.

– Дай-ка мне карандаши и бумагу, – велел он.

Костик послушно кинулся выполнять приказ.

– Что-то я от тебя такой исполнительности никак не дождусь, – недовольно сказал Серафим.

– Не придирайтесь. Вы – это он, он – это вы, так что какая разница? Вот, держи, – сказал Костик, пихая под кровать альбом и ручку. – Карандаши все на чердаке, извини.

Колумбарий высунул из-под кровати лапу, потянул за одеяло, свесив его до самого пола.

– Не подглядывайте! – грозно предупредил он.

– Автопортрет малюет, – громким шепотом сообщил Костик. – Наверное, нос ему не понравился… Прости, дружище, наугад рисовать сложно.

– Слушай, ты не слишком ли фамильярен с моей душой? – нахмурился Серафим.

– Он не просил ему «выкать», – пожал плечами Костик. – В отличие от.

– Может, он всё-таки не моя душа? – с надеждой сказал Серафим.

– Слишком хорош? – понимающе спросил Костик. – Ну, я всегда подозревал, что в глубине души вы вовсе не такой черствый, склочный, угрюмый старикашка, каким пытаетесь казаться… Э-э!

Последнее относилось к просвистевшей над самым Костиковым ухом тарелке.

– Никогда не швыряйтесь твердыми предметами, – назидательно сказал Костик, когда тарелка окончила свое существование грудой черепков у стены. – Попадете еще…

– Не с нашим счастьем, – ответил Серафим, но всё же пошарил взглядом по времянке, выбирая что-нибудь помягче.

– Вот, – проскрежетал из-под кровати Колумбарий.

Костик нагнулся и подобрал белевший на полу листок. Посмотрел на изображение, восхитился:

– Ой, это же мы! Здорово!

Серафим заинтересованно подошел поближе, заглянул Костику через плечо и возмутился:

– Что за каракули!

– Это вы, – принялся объяснять Костик, – а вот это – я. Как видите, я помоложе и покрасивее.

Серафим скептически приподнял бровь, пытаясь разглядеть, в каком именно смысле один из неуклюжих человечков красивее. Оба они были примерно одинаково уродливы. Один – высоченный, длиннорукий, с огурцевидным лицом, перечеркнутым прямой линией рта, и уныло свисающими волосами, хмурый, неприветливый. Второй – поменьше ростом, но тоже длиннорукий, похожий на ушастую макаку и совершенно по-идиотски улыбающийся, хотя Серафим решительно не понимал, чему он радуется – при такой-то внешности.

– Ну, ты, может, и похож, – проворчал наконец Серафим, – но у меня разве такая лошадиная морда?

– Нет, у вас очень интеллигентное лопатообразное лицо, – согласился с ним Костик. – У Колумбария просто карандашей нет, а ручкой разве интеллигентность нарисуешь?

– Пойдем, – скомандовал Серафим, безжалостно комкая рисунок.

– Куда?

– На чердак. Кажется, мы с тобой оба неправильно прочитали. Очевидно же, что Колумбарий – воплощение твоей души, а не моей…

========== Свободу Колумбарию! ==========

– «В ином же случае зелье создает подкроватное чудовище, отделив темную сущность духа жилища от светлой», – торжествующе зачитал вслух Серафим. – Видал? Никакая это не моя душа.

– То есть Колумбарий – дух нашей времянки? – уточнил Костик, жонглируя наперстками.

– Причем не весь, а только темная его сторона, – ответил Серафим.

– А светлую вычленить нельзя? Жила бы под моей кроватью, а Колумбарий пусть к вам под раскладушку переедет, – предложил Костик.

– Обойдешься.

– И всё же не факт, что он – не ваша душа, уж больно похож, – проворчал Костик, уронив один из наперстков в прожженную в полу чердака дыру.

– Поговори мне еще, – отозвался Серафим.

– Поговорить? – радостно откликнулся Костик. – Это я могу, это всегда пожалуйста. Так и знал, что вам звук моего голоса приятен. О чем хотите послушать?

Серафим застонал сквозь стиснутые зубы.

– Ну вот, еще и дождь закончился, – констатировал он, захлопнув энциклопедию.

– Как раз вовремя, я умираю с голоду, – обрадовался Костик. – Помните, что за обедом нужно идти без куртки, чтобы порадовать хозяйку?

– Вот и иди. Порадуй, – мрачно сказал Серафим.

– Вы так говорите, будто я своим видом кого-то огорчаю, – возмутился Костик, гордо выпрямившись и одернув мешковатый свитер, доходивший едва не до колен.

Серафим только вздохнул.

– Зато я больше не мерзну, – утешил его Костик. – Видимо, я теперь холоднокровный. Как лягушка, – добавил он, сделав страшные глаза.

– С чего бы вдруг? – проворчал Серафим.

– Ну, вы же мне перелили свою дурную кровь, – напомнил Костик. – С тех пор и не мерзну.

– Да какую там кровь, – отмахнулся Серафим. – Обычное человеческое здоровье. Ты просто изначально какой-то ненормально чувствительный.

– Или вы – ненормально бесчувственный, – резонно заметил Костик. – Нет, для черствого сухаря, конечно, в самый раз… – Он ахнул: – Я теперь тоже черствый?

– Не вынимай из меня душу, – попросил Серафим.

– А то ее и так мало, – подхватил Костик, уворачиваясь от валенка. – Пойдемте уже, Аграфена Филипповна заждалась.

Они спустились с чердака и отправились за обедом. Правда, куртку Серафим снимать отказался, даже не расстегнул ее ни на сантиметр, но Костик всё же прямо с порога доверительно сообщил хозяйке:

– Господину учителю очень нравится свитер с оленями. Он сам стесняется вам сказать.

– Сам ты господин, – прошипел Серафим, обильно краснея.

– Ну, вы же запретили всем рассказывать, что вы Никанорович, и на Сима тоже обижаетесь, – пожал плечами Костик. – Не угодишь на вас.

– Ничего я не обижаюсь, – проворчал Серафим.

Хозяйка, добродушно улыбаясь, нагрузила их едой и сообщила:

– Я еще один свитер вяжу, с коршунами.

– Розовый? – с надеждой спросил Костик.

– Оранжевый с бирюзовым, – ответила Аграфена Филипповна.

Серафим болезненно скривился, а Костик радостно улыбался, пока хозяйка не сказала ему:

– Заходи завтра, померяешь.

Когда они вошли во времянку, Колумбарий процедил:

– Явились!

– Как видишь, – бодро откликнулся Костик. – Правда, Сим расстроен: хозяйка вяжет свитер не ему.

– Умолкни, – отмахнулся Серафим, расставляя тарелки. – Завтра пойдешь на примерку, а потом будешь носить эту гадость, которую она тебе сварганит, понятно?

Костик тяжело вздохнул:

– Совсем меня не жалеете…

– Не ной! – прикрикнул на него Колумбарий. – Подумаешь, проблема… Вот у меня беда.

– Что такое? – испугался Костик, заглядывая под кровать.

Колумбарий сердито дернул вниз одеяло, пряча скомканный лист, на котором что-то яростно строчил.

– Да в чем дело-то? – Костик нетерпеливо потянул одеяло в сторону.

– «Сучья» с мягким знаком или с твердым? – спросил Колумбарий.

– Ты что там пишешь, подлец? – нахмурился Серафим.

– А что, вы с ним уже не на «вы»? – с самым невинным видом поинтересовался Костик.

Серафим подошел и потянулся было за листком, но тут же отпрянул, потирая прокушенную до крови руку.

– Не сметь покушаться на мемуары! – прошипел из-под кровати Колумбарий.

– Так, где там мои зелья, – пробормотал Серафим, роясь в бюро.

– Не надо его в прах, – испугался Костик. – Не имеете права. Вы за него в ответе.

Он на всякий случай заслонил собой кровать, но Серафим всего лишь смазал руку каким-то маслянистым зельем.

– Не хватало еще превратиться…

– А что, от укуса можно превратиться в Колумбария? – насторожился Костик.

– Если до крови, то да. Или в гнобазя, это уж как повезет.

– Ой, а превратитесь, – попросил Костик. – Заодно и узнаем, как он выглядит.

– Эй, шкет, старикашка меня испепеляет или нет? – хрипло прошептал Колумбарий.

– Пока что нет, – ответил за Костика Серафим. – Но твоей заслуги в этом нет, Крематорий.

– Колумбарий! – затопало ногами подкроватное чудовище.

– Да хоть Оссуарий, – проворчал Серафим.

– Так с мягким или с твердым? – угрюмо спросил Колумбарий.

– Если не знаешь, замени синонимом, – отрезал Серафим, вылавливая из кастрюли вареники.

– Пусть будут не сучья, а ветки, – подсказал Костик и стащил со стола баранку.

– Ветки по смыслу не подходят! – яростно плюясь словами, ответил Колумбарий.

– А что подходит? – нахмурился Костик. – Прутья? Побеги? Отростки?

– Розги? – предположил Серафим, отбирая у Костика баранку и вручая ему тарелку с варениками.

– Какие же вы тупые! – простонал Колумбарий. – Это всё совсем не подходит!

– А что подходит? – спросил Костик, брезгливо расковыривая вареник.

– По смыслу подходит «плохая», но где экспрессия? – вздохнул Колумбарий. – Что за жизнь вообще? Сиди под кроватью, дыши пылью, пиши с ошибками… Хоть бы вареников дали.

Серафим заколебался, потом вздохнул и сказал:

– Я об этом сто раз пожалею… Милости просим к столу.

– Думал, никогда не пригласите! – проворчал Колумбарий.

Что-то запыхтело, покатилось по полу, мохнато мазнуло Костика по руке, пихнуло Серафима в бок:

– Расселись тут…

– Подкроватное чудовище без разрешения из-под кровати не вылезает, – пояснил Серафим, заметив недоумение на лице Костика. – Теперь будет шастать где попало.

– Буду, – подтвердил Колумбарий, усевшись на лавку и пододвинув к себе кастрюлю. – Ты доедать собираешься?

Костик отдал ему свою тарелку, и вареники растворились в воздухе.

– Здорово! – восхитился Костик.

– Не то слово, – вздохнул Серафим, заглядывая в пустую кастрюлю.

– А что, ты тоже хотел вареников? – спросил Колумбарий, поспешно расправляясь с булочками и ватрушками.

Серафим схватил чудом уцелевшую баранку и протянул ее Костику.

– Пополам? – спросил Костик, разламывая баранку.

– А то! – согласился Колумбарий, отбирая у него обе половинки.

========== Глава, в которой много воды, потустороннего и Пушкина ==========

– Как пишется «гнуснейший»? – спросил из-под кровати Колумбарий.

– Через дефис, – невозмутимо ответил Серафим.

– Вот вы жестокий, – сказал с кровати Костик. – Человек пытается писать грамотно, а вы…

– Человек? – вскинулся Колумбарий.

– Ай! – Костик поспешно спрятал под одеяло укушенную ногу и сказал: – Через два дефиса.

– То-то, – удовлетворенно хмыкнул Колумбарий, яростно шкрябая ручкой по бумаге.

– Ты точно будешь там спать? – спросил Серафим. – Закусает же…

– Я его где угодно закусаю, – важно сказал Колумбарий. – Я теперь птица вольная.

– А сидишь всё равно под кроватью, – возразил Серафим.

– Это чтоб вы не подглядывали, – пояснил Колумбарий. – Мемуары требуют уединения. Как пишется «душераздирающий»?

– Через диагональное двоеточие с шашечкой после каждой гласной, – ответил Серафим.

– Через горизонтальное, – не согласился с ним Костик. – Через диагональное только в женском роде.

Колумбарий зарычал и тряхнул кроватную сетку, провоцируя нечто вроде землетрясения на кровати. Костик ойкнул и скатился на пол, где был немедленно покусан.

– Лжецы! Обманщики! Пустословы! – завопил Колумбарий.

– Спокойной ночи, – сказал Серафим, наугад поливая его зельем.

– Промазал, – с мрачным удовлетворением сказал Колумбарий.

Серафим плеснул снова и на этот раз попал. Затолкал храпящее чудовище под кровать и тяжело вздохнул.

– Зря мы так, – расстроенно сказал Костик, разглядывая свои укусы. – Может, подарить ему словарь?

– И намордник, – мрачно добавил Серафим.

– Вы злой из-за того, что голодный, – предположил Костик. – Хотите, сбегаю к хозяйке и выклянчу у нее чего-нибудь?

Серафим собирался уже раздраженно отмахнуться, но Костик продолжал:

– Заметьте, я очень рискую. Она наверняка довязала уже свой гнуснейший душераздирающий свитер… Но я готов пожертвовать своим чувством прекрасного, чтобы хоть как-то вас порадовать.

– Валяй, – нехотя согласился Серафим, потому что спорить не хотелось.

Костик убежал, а Серафим с тоской оглядел времянку. Под кроватью храпело чудовище, на кровати пялился в потолок пересмешник, в кресле-качалке свернулся клубком дракон, Феогност благожелательно улыбался из угла за буфетом (Серафим представил, как столкнется с ним взглядом, проснувшись среди ночи, и вздрогнул), мыши возились за печкой. Плюс еще уж и жабы под лавкой… И минус шар с Симеоном Андреевичем. Хоть какой-то плюс. Серафим тряхнул головой, запутавшись в этой арифметике.

Дверь снова распахнулась, впуская Костика.

– Ух, еле ноги унес! – выдохнул он, торжественно вручая Серафиму увесистый сверток. – Аграфена Филипповна говорит, специально напекла. Как чувствовала, что вы проголодаетесь ближе к ночи.

– Во-первых, сейчас восемь часов вечера, – мрачно сказал Серафим. – А во-вторых, твой протеже оставил нас без обеда и без ужина.

– Не прибедняйтесь, одну из этих жутких картофельных хреновин вы всё же успели съесть, – поправил его Костик. – А от остальных Колумбарий нас любезно спас, за что ему большое спасибо.

– Это были зразы с грибами, – горько вздохнул Серафим. – А ты, если так и будешь питаться одними булками, слипнешься.

– А? – переспросил Костик, на секунду оторвавшись от рогалика с повидлом.

– Нет, ничего.

Серафим тоже взял рогалик, потом поставил на печь чайник и вздохнул:

– Хоть немного покоя…

– И не говорите, – согласился Костик. – А давайте опять леденцов наварим?

– У тебя очень странное представление о покое, – проворчал Серафим.

– Или поиграем в «Угадай зелье», – не сдавался Костик.

– Это как?

– Берем наугад зелья из вашего бюро, смешиваем, пьем и смотрим, какой будет эффект. Иногда так смешно получается…

– Ты что, так делал? – спросил Серафим, чувствуя, как седина ползет от корней к самым кончикам волос.

– Всего пару раз, – успокоил его Костик. – И ни разу не наколдовал ничего такого, что нельзя было бы исправить… Ну, кроме вот этого. – Он оттянул воротник свитера, расстегнул рубашку и показал несколько рядов симметричных шрамов над ключицами. – Плавники сами бесследно отвалились, а жабры вот что-то… Почему они вообще тут, а не на шее?

– Видимо, чтобы прятать было легче, – проворчал Серафим. – Ты меня в гроб вгонишь.

– Не надо так говорить, – испугался Костик. – Еще накаркаете.

– Не с нашим счастьем, – привычно откликнулся Серафим, роясь в ящиках бюро. – Вот этим пробовал?

Костик покосился на баночку, скривился:

– Оно вонючее.

– Зато помогает. Давай сюда свои жабры.

Костик тяжело вздохнул, набрал полную грудь воздуха и зажал нос двумя пальцами. Серафим решительно зачерпнул вязкую субстанцию и густо намазал ею жабры.

– Свитер заляпаете, – несколько гнусаво запротестовал Костик.

– Ничего, скоро у тебя новый будет. С коршунами, – мстительно сказал Серафим.

– Там всего один коршун, – пожаловался Костик. – И еще очень косоглазый князь Гвидон, который целится в него из кривого лука.

– А царевна?

– Царевны нет.

– Жаль…

– Не переживайте, царевна будет на вашем. Я попросил хозяйку связать нам парные свитера, – гордо сообщил Костик, на секунду разжав нос и тут же скривившись. – Ох, ну и вонища!

– Зато жабры рассосались, – сказал Серафим.

– Всё равно они какие-то бесполезные были, я пробовал дышать ими в ведро, не получилось, – с некоторой досадой сказал Костик.

– Это потому, что ты утопиться забыл, – пояснил Серафим. – Зелье рассчитано на спасение в случае утопления. Жабры начинают действовать после смерти в воде.

– И вы их убрали? – возмутился Костик. – А вдруг я в колодец упаду?

– А ты не падай, – назидательно сказал Серафим, вытирая остатки мази полотенцем.

– Всё равно с жабрами как-то спокойнее, – пробормотал Костик, задумчиво разглядывая зелья.

– С жабрами есть риск внезапно превратиться в карася и засохнуть, – отрезал Серафим.

– Ай, да ну вас, вечно у вас все зелья с какими-то мерзкими побочными эффектами, – обиделся Костик, хватая еще один рогалик. – Давайте уже чай.

Серафим вздохнул, запер бюро, на всякий случай наложил на него запечатывающее заклятие и стал заваривать чай.

– Ой, у меня же кукурузное зернышко, – спохватился Костик, шаря по карманам. – Попробуем сунуть его в печь?

Серафим скептически осмотрел круглое коричнево-бордовое зернышко, лежавшее на Костиковой ладони, потом покачал головой:

– В печь не надо. Это не совсем зернышко.

– А что? – нахмурился Костик, катая зерно по ладони.

– Яйцо. То есть икринка. Сушеная икринка проводника.

– Чего?

– Проводника.

– Как на поезде? – удивился Костик.

– Как в… – Серафим резко умолк, снова покачал головой: – Нет, ничего. Положи ее в воду. Может, вылупится.

– Что вылупится? Проводница с бельем и подстаканниками? – Костик с сомнением посмотрел на икринку, потом на Серафима.

– Нет. Что-нибудь вроде лягушки или рыбы, наверное. Зависит от икринки.

– Или акула, – мечтательно сказал Костик. – Или они живородящие?

– Не акула, – уверенно ответил Серафим, с некоторым злорадством наблюдая, как разочарованно вытянулось лицо Костика. – Еще акул нам не хватало.

– Ну, на золотую рыбку я тоже согласен, – сказал Костик, бережно опустив икринку в ведро с водой. – Слушайте, а что икринка проводницы забыла на шкафу?

– Полагаю, ее доставила мышь, – ответил Серафим.

– Мышь? – переспросил Костик.

– Мышь. Они постоянно бегают туда-сюда, – туманно объяснил Серафим и вгрызся в рогалик, чтобы Костик не приставал с расспросами.

– А долго ждать? – спросил Костик, опустившись на колени возле ведра и нетерпеливо глядя на икринку.

– Долго, – ответил Серафим, нехотя отрываясь от рогалика. – Она же сушеная, должна разбухнуть как следует.

– Может, ничего и не вылупится, – разочарованно протянул Костик.

– Посмотрим. Давай сюда свою чашку.

Они сидели за столом, наслаждаясь относительной тишиной (и старательно игнорируя храп Колумбария), и пили чай с рогаликами. Костик изредка подбегал к ведру, но икринка так и лежала на дне, не подавая признаков жизни.

– Может, завтра, – сказал Серафим, убирая со стола.

– Может, – вздохнул Костик.

Он уложил в кровать Феогноста, заботливо укрыл его одеялом.

– Нет, – твердо сказал Серафим.

– Почему это? – обиделся Костик. – Феогност, может, ни разу в жизни в кровати не спал. И вообще, на нем тога, он смирный.

– Феогност не умеет спать, – настаивал Серафим.

– С козырей пошли? – фыркнул Костик. – Облейте его сонным зельем.

– Зачем? – с ноткой отчаянья вопросил Серафим.

– Ну, а что, он будет в углу стоять, пока мы спим? Это жестоко.

– Пусть тогда посреди времянки встанет, – ответил Серафим. – Или вернется на чердак.

Феогност медленно, но решительно мотнул подбородком.

– Чего вы вообще возмущаетесь? – спросил Костик. – Вы на раскладушке спите, Колумбарий ведь обезврежен…

Серафим сердито вцепился в свои волосы, потом сказал:

– Я за водой, раз уж ты занял ведро своей икрой. Когда вернусь, чтобы никаких Феогностов в кровати не было.

Он подхватил одно из пустых ведер и отправился к колодцу, почти ожидая по возвращении найти Феогноста у себя на раскладушке. Но Феогност так и лежал в кровати. Как, впрочем, и Костик. И Пафнутий. И Дормидонт с мышиным семейством, оккупировавшим шапку. И Колумбарий, судя по храпу, тоже. Серафим страдальчески закатил глаза и спросил:

– Издеваешься?

Костик лениво приоткрыл один глаз:

– А что? Места всем хватит… Ну, вам не хватит, наверное, но у вас есть раскладушка, вас не жалко.

– Из всего этого зоопарка можешь оставить Пафнутия: он единственный не кусается, – объявил Серафим.

– А остальных куда? – испугался Костик.

– Верни туда, откуда взял. Хотя Феогносту можешь постелить на лавке, – смягчился Серафим.

– Сердца у вас нет, – сказал Костик.

– Если бы было, давно бы уж не выдержало, – проворчал Серафим. – Ладно, дракона тоже оставь.

– И Феогноста.

– Нет.

Костик надулся, потом сгреб с раскладушки плед и принялся устраивать постель на лавке.

– Вечно ты добрый за мой счет, – вздохнул Серафим.

– Ну, хотите, я на раскладушке спать буду? – предложил Костик.

– Не хочу. Хочу тишины и покоя, – с тоской ответил Серафим. Тут же спохватился, прикусил язык. Еще поймают на слове…

Костик вернул плед на раскладушку, уложил Феогноста на голую лавку, потом перетащил Колумбария под кровать, а мышей прямо в шапке отнес за печку, где потеплее.

– Так лучше, господин учитель? – спросил он.

– Намного лучше, благодарю вас, господин ученик, – ответил Серафим.

– Еще и обидеться нормально не даете, – фыркнул Костик. – Невыносимый вы…

– Спи уже, – отмахнулся Серафим, старательно игнорируя тревожные мысли.

Костик послушно забрался под одеяло и затих. Серафим присел было в кресло-качалку с книгой, но Феогност не сводил с него глаз. Пришлось встать и отвернуть торс лицом к стенке. Едва Серафим раскрыл книгу, Феогност медленно, со скрипом повернулся и снова вперил в него свой взгляд.

– Ладно, черт с тобой! – не выдержал Серафим. Он подхватил Феогноста, уложил его в кровать как можно дальше от Костика и пригрозил: – Только попробуй его сожрать.

Костик хихикнул в подушку и тут же покрепче зажмурился, притворяясь спящим.

– Все нервы мне вымотали, – проворчал Серафим.

Посидев еще какое-то время в тишине и еще сильнее растревожившись, Серафим тоже лег, не особо рассчитывая уснуть. Разве уснешь, когда в ведре вот-вот вылупится проводник? Хоть бы икра бракованная оказалась, всё спокойнее.

Разбудил его плеск воды в ведре.

В тусклом оранжевом свете ночника Серафим не сразу понял, что именно вылупилось из икринки. Потом разглядел, охнул. Позвал:

– Костик, вставай.

– Что? – сонно спросил Костик.

Серафим ковшиком выловил из ведра новорожденную, подошел поближе к ночнику.

Костик выпутался из одеяла, снял с груди дракона, кое-как слез с кровати и тоже подошел.

– Что там?

Серафим молча пододвинул к нему ковшик, в котором плавала крошечная русалка.

– Ничего себе! – Весь сон с Костика слетел, и он затараторил: – Нам нужен аквариум. Вы умеете делать аквариумы? И что она будет есть? Как мы ее назовем?

– Она не останется, – покачал головой Серафим.

– Как это – не останется? – возмутился Костик. – Вы ее не выгоните, я не позволю!

– Она же проводник, – вздохнул Серафим. – Проводники не остаются. Выполнит свое задание – и всё.

– Умрет? – испугался Костик.

– Нет. Уплывет.

– А какое у нее задание?

– Откуда я знаю? Икринку нашел ты, так что она будет говорить с тобой. Если будет, – неуверенно добавил Серафим. – Никогда не видел проводников-русалок.