Текст книги "Король и Дева (СИ)"
Автор книги: Зима.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
– Пли! – яростно закричал Бард, перекрикивая дикий треск и гвалт, и в дракона полетел железный ливень.
Смауг взревел, и в жутком реве явственно слышалась обида. Как смеют эти копошащиеся внизу муравьи сопротивляться ему?! Он разинул пасть, и вырвавшееся со свистом и гулом пламя мгновенно сожгло все летящее в него оружие. Дракон зашел с другой стороны города, но и там его встретил град копий и стрел.
Ящер был вне себя от гнева. Жалкие людишки должны были разбегаться в ужасе, а не огрызаться, не бросать в него злое железо! Они забыли, как страшен гнев Хозяина Горы! Все – его терпение иссякло!
Обойдя опасный участок, он поливал огнем центр города и от души развлекался, наблюдая, как рушатся стены, будто карточные домики, сгорая вместе с людьми. Пламя летело с поднявшимся ветром, его пытались тушить, но не успевали, и огонь захватывал все новые и новые кварталы.
Натешившись вдоволь, дракон развернулся к тому, кто так и продолжал стоять в одиночестве на пирсе и опять натягивал лук ему навстречу…
***
Стражники и добровольцы разбежались: ужас при виде мощи и злобы огненного дракона пересилил их храбрость и чувство долга. Рядом с лучником остался только один – помощник начальника стражи, белобрысый молодой парнишка.
– Уходи отсюда! Командуй отходом! – велел Бард.
Тот упрямо помотал головой и ответил:
– Ты мне здорово помог однажды. Даже если и не помнишь этого. И я не оставлю тебя один на один с этой раззолоченной тварью!
Тоже поднял свой лук, натягивая тетиву и зажимая стрелу в пальцах. Теперь их было двое. Бард, бросив взгляд на стражника, что-то припомнил – однажды он, сам нетрезвый, вышвырнул из трактира подвыпивших гуляк, пристававших к приезжему парню…
И тут же пошатнулся – откуда ни возьмись к нему на плечо упала большая черная птица и вцепилась в одежду. Ворон! Говорят, они долго живут и многое знают. Что-то про них рассказывал дед, вроде, они даже говорить могут?
Мягкое прикосновение крыльев защекотало кожу. Бард склонил голову набок и резко дернул плечом, надеясь сбросить птицу. Но она и не думала улетать и поглядывала на Барда черными бусинами глаз. Еще и перышки клювом расправить успела!
– Убирайся, – прошипел Бард. Руки его были заняты, и некогда было смахнуть птицу.
– Какой глупый! – глухо прокаркал ворон. – А еще из р-р-рода Гир-р-риона!
Говорилось тяжело. Сказать нужно было много, а мыслеслов, как с Торином, не получался. Очевидно, это было возможно лишь с Подгорными королями.
– Откуда ты…
Бард глянул мельком на иссиня-черную птицу. Он безумец – ожидая приближения огнедышащего чудища, разговаривает с пернатым умником!
– Не на меня смотр-р-ри, дур-р-рень, – ворон быстро почистил нос, словно удивляясь человечьей глупости. – На др-р-ракона! У него на гр-р-руди под левой лапой – чешуйки нет, дыр-р-ра. Там его смер-р-рть! И стр-р-релу не забудь! Только не тор-р-ропись! Жди луны! У тебя один выстр-р-рел, пр-р-ромахнешься – все умр-р-рут! Не подведи… вор-р-рон!
Хрипло каркнув, тюкнул в лицо жестким клювом, закрепить сказанное. Расправил крылья, оттолкнулся тяжело и улетел прочь. То, что он сделал, он сделал в память о прошлом. Да и Король просил его об этом. У воронов, как и у Одинокой горы, длинная жизнь и долгая память…
Бард, поморгав, отбросил волосы со лба, оттер кровь с виска, осторожно достал Черную стрелу. Вдруг не врет? Стрела одна осталась в колчане, другую он держал в руках. Лучник хранил ее как память и наследство, и всегда вытаскивал из добычи и из турнирных мишеней.
«Не подведи, родная», – Бард быстро поцеловал стрелу.
Дракон приближался… Лучник, отрешившись от всего, тщательно прицелился и, задержав дыхание, спустил тетиву. До боли в глазах вглядывался в клубы дыма и очертания зверя. Ростовый лук бил со страшной силой, почти как эльфийский… Стрела полностью пропала в черной дыре под лапой. Повезло! Или сам Манвэ направил ее полет?
Все вокруг содрогнулось от рева дракона, казалось, притих даже огонь. Смауг, взвыв еще раз, перевернулся в воздухе. Заскреб лапой, пытаясь выцарапать стрелу из груди и разрывая драгоценный доспех. Кровь хлестала из его раны. Бард заорал чуть ли не громче дракона, не веря своей удаче. Качнувшись, тот сложил крылья и камнем полетел вниз, обрушился на пирс, погребая под собой дома, причал и оставшихся на нем людей…
Вода давила. Бард успел нырнуть в темную глубину, спасаясь и от обжигающего пара, и от огня дракона. Он не ожидал, что озеро здесь такое глубокое, но останавливаться было нельзя. Достиг дна, из всех сил толкнулся ногами и стремительно поплыл вверх и вперед, с трудом сдерживая себя от невыносимого желания глотнуть воду…
На поверхности, откашливаясь до хрипоты, оглядел город. Кровли полыхали, на месте разрушенных домов жалко торчали из воды одинокие сваи и кривые стены. Верх ратуши развалился от удара драконьего хвоста, нижние этажи горели, только жилая пристройка позади была еще невредима. По всему городу стлался черный дым пожаров – в оставшихся домах бушевал огонь. Но уже опомнились стражники и добровольцы, по уцелевшим набережным бегали люди, помогали выбираться из воды другим, тушили пожары.
В несколько взмахов доплыв до полуразрушенного пирса и подтянувшись на руках, Бард забрался на развалины пристани. И увидел того, кто остался рядом с ним, когда все вокруг разбежались. Парнишка так и остался лежать на разломанных досках, не успев ни нырнуть, ни отскочить от Дракона…
Грудь его была вмята и разбита, похоже, ребра проткнули легкое. Он дышал с трудом, кашлял, кровь пузырилась на губах. Бард, опустившись на колени, взял его за руку, не в силах что-нибудь сделать или сказать. Ждать пришлось недолго. Он закрыл остекленевшие глаза, еще недавно живые и веселые… Рыдание сдавило горло, так и не вырвавшись наружу.
Подняв голову, Бард вдруг увидел того самого гондорца, который должен был быть уже на пути к Минас-Тириту. Пожилой воин бросил весла и на ходу выпрыгнул из утлой лодчонки. Сердце опять заныло тягостным предчувствием беды.
– Прости, не уследил в суматохе, она так рвалась назад! Меня уговаривала, все твердила про какой-то альбом, деньги сулила… Я-то отказался, да другой кто-то нашелся, достаточно жадный или безумный, чтобы ее отвезти…
Бургомистра поймали, когда он, скрывавшийся где-то все это время, хотел отплыть на своей, тоже спрятанной до поры золоченой лодке. Охочие до бесплатных развлечений эсгаротцы нашли веревку и готовились повесить незадачливого градоправителя. Падение Эсгарота означало и его падение тоже.
Пожилой лысоватый мужчина теперь совсем не был похож на грозного владыку Озерного города, перед которым не так давно все трепетали. Он не сопротивлялся, но попросил дать ему последнее слово; прокашлялся, прочищая горло. В окружившей его толпе поднялся гул.
– Послушаем, что скажет перед смертью! – выкрикивали горожане. – Трус! Пусть расскажет, почему дракон прилетел! видно, глава города не менее жаден, чем гномы!
– В чем я провинился перед вами, о достопочтенные жители нашего славного города? – начал бургомистр. – Нет никаких сомнений, что вина лежит на гномах, которых вы полюбили и так хорошо приняли. Их лесть и посулы ядовитыми змеями вползли в ваши души, и тем больнее ужалило разочарование! Они лишь прикидывались друзьями! Это они своими глупыми, непродуманными действиями разбудили своего Дракона, что прежде сладко спал вдали и никогда не тревожил наш покой! Это их чудовище сожгло наш великий город и погубило так много жителей, оставив детей горькими сиротами, а женщин – безутешными вдовами! Это гномы должны ответить перед высшим судом – перед судом народа!
Он стоял у подножия сломанной статуи, воздев руку. Речь его смущала умы и внушала ненависть, растравляла горе, коснувшееся сегодня всех в этом городе…
– Они должны заплатить за наши потери и беды! И тогда ваши мечты сбудутся по-настоящему, и золото широкой рекой потечет в Эсгарот! Наш любимый Бард стал героем… Восславим его здесь, а дальше пусть отправится к Эребору – это ему причитается награда от гномьего короля!
О, как раз эти слова всем людям, находящимся здесь, были понятны и близки. Толпа загомонила одобрительно, и бургомистр вздохнул с облегчением – сегодня его не убьют. А завтра-послезавтра, глядишь, и Трандуил пожалует. Да, и Бард с его подружкой… Может, оно и к лучшему, что он, бургомистр, не успел ничего предпринять – не хватало еще превратить Барда в мученика! В дороге все можно провернуть гораздо спокойнее… Мало ли, какое несчастье может случиться с лучником – любителем лезть на рожон? Он еще и без архивариуса город оставил, в довершение всех бед. Вот и поплатится сразу за все.
– Наш великий герой – доблестный Бард-лучник – должен сам явиться к Одинокой горе! Каждый король будет рад наградить воина, убившего страшного дракона и избавившего мир от злобного чудовища!
– Бард! Бард! Хотим Барда! – скандировала толпа.
***
Бард с мокрой тряпкой на голове, тяжело дыша, влетел в горящее здание. Верх ратуши вместе с архивом был полностью снесен страшным ударом хвоста дракона, когда тот в агонии рухнул на город. Пусто, никого нет… Он без толку носился по горящим, заваленным тлеющим деревом комнатам и коридорам, затянутым едким черным дымом. Бард едва увидел Ингрид на первом этаже, почти у самого выхода – она лежала на полу, сжимая в руках альбом. Раскидал голыми руками доски и балки… Гондорец, не отставая, помогал ему. На Ингрид крови почти не было, только чуть на голове, но пульс едва прощупывался, и она еле дышала, никак не приходя в сознание. Бард бегом отнес ее к лекарям, но те, осмотрев и наложив повязку на голове, только развели руками – обещать они ничего не могли.
Он провел с ней два дня в людском лазарете и три – в эльфийском, едва заметив появление эльфов – прознав о гибели дракона и разрушении Эсгарота, они удивительно быстро пришли из Лихолесья. И помогали, чем могли – лечили раненых, хоронили убитых. Но Барду и они ничего и не ответили…
Он неотрывно смотрел на Ингрид, неподвижно лежащую в долгом беспамятстве. И молчал. Что он мог сказать?
Прости, что именно меня ты встретила у ратуши той ночью? Прости, что твое сердце и душа привели тебя за альбомом моего отца, под балки, рухнувшие от удара дракона? Прости за боль, что я причинил тебе? Прости, что так беззаветно любишь…
Он в первый раз в жизни рыдал – тяжело, без слез, прижимаясь к ее холодной руке…
Ему было все равно, что о его слабости думают окружающие. Иногда он задремывал, но тут же просыпался – ему всегда немного хватало для отдыха. Да и боялся он отпустить от себя Ингрид – боялся не сохранить едва теплящуюся в ней искорку жизни. Пару раз за день Барду приходилось выходить из палатки – ему силком совали что-то съесть или выпить, без этого не пуская обратно. Соглашался, быстро съедал, не ощущая вкуса. Он так и не смог выдавить ни слова, но, держа Ингрид за руку, много чего передумал. О том, что сделал и не сделал. У них мог быть год – целый год! – а не жалкие две недели… Всматривался в ее лицо, надеясь, что темно-рыжие ресницы вот-вот вздрогнут, и Ингрид придет в себя. Ее хрупкая красота, истончаясь, становилась невыносимой. Ингрид, казалось, все дальше уходила от него. И от мира живых.
Улучшений не было. На пятый день он поймал суровую эльфийку, умудрявшуюся руководить больницей и кухней одновременно.
– Когда она очнется?
Сорвель всегда ратовала за то, чтобы говорить правду, какой бы тяжелой она ни была. Но тут, посмотрев на мужчину, засомневалась.
– Я не знаю. Не могу сказать. Может, завтра. Может, через неделю…
Бард опустил голову. «А может, никогда…» – прозвучало достаточно явственно.
За что ей все это? Неужели из-за того, что он сам совершил когда-то? Он должен был погибнуть, не она. Он ненавидел весь мир. Этот город, так и не отпустивший их. Ненавидел себя, ненавидел бы даже Ингрид – за ту муку, что пронзала его при каждом вздохе – если бы хоть на мгновение мог забыть, как сильно он ее любит. Но более всего он сейчас ненавидел гномов.
– У вас ожоги на лбу и руки… Вы разрешите?..
Бард отшатнулся от эльфийки.
Бургомистр караулил у входа в шатер, все еще надеясь, что Бард оторвется таки от Ингрид и поедет к Одинокой Горе. Несколько раз бывший бургомистр заговаривал со своим бывшим первым помощником, но под его взглядом слова не шли.
Сейчас бургомистр подошел опять. Ему пришлось протолкаться сквозь толпу зевак – те время от времени собирались, чего-то ждали, выкрикивали имя Барда-лучника, теперь получившего прозвище – Бард-убийца дракона.
– Я позабочусь о вашей жене лично. Все еще может обернуться к лучшему. Идите, вы ей ничем не поможете, – твердо сказала эльфийка. «Займись чем-нибудь, для тебя точно больше пользы будет», – подумала она про себя.
Ингрид слышала все, что Бард мысленно говорил ей. Ей было грустно и больно за него, но она не могла ответить, просто не могла… У нее было важное дело, она знала, что ей никак нельзя отвлекаться от него – ни на минуту, ни на секунду! Она пыталась дать Барду знак, открыть глаза, но нечто в ней противилось пробуждению, удерживало ее в неподвижности и в долгом, целительном забытье.
Эльфийка чувствовала это, но ничего не стала говорить мужчине. Неизвестно, чем все закончится, а знать такое при неблагоприятном исходе куда хуже, чем не знать вовсе.
Бард бережно поцеловал Ингрид, покосился на альбом, снова подавляя в себе желание разорвать и растоптать его, и вышел из шатра, забрав все верительные грамоты.
Горожане, завидев Барда, повскакивали с мест.
Им нужна его помощь? Они получат ее! Горожане как всегда правы. Видно, быть убийцей – все, что ему осталось.
– Жители Эсгарота! Кто пойдет со мной в гости к гномам?!
Восторженный рев толпы был ему ответом.
***
Король лесных эльфов ехал на большерогом олене, возвышаясь над Бардом, оседлавшем горячего коня из конюшен Чернолесья. Эльф всю дорогу что-то объяснял, приводил доводы, ссылался на благо людей. Мужчина устало слушал, щуря глаза. Занудные указания о дальнейших действиях и настойчивые уверения, что во всем виноват король гномов, давали возможность просуществовать еще один день, удерживали от желания разорвать кого-нибудь на части или убиться самому.
Трандуил трепал его по руке, и Бард едва сдерживался, чтобы не расхохотаться в ответ. Доверия к королю лесных эльфов у него не было ни на грош. Доверял он только высокой эльфийке, обещавшей позаботиться об его Ингрид. Про себя Бард был уверен, что гномы давно мертвы, но убедиться самому не мешало бы. А если нет – желательно отправить их в чертоги Ауле, Махала или куда подальше, в пасть к Балрогу – благо, был и повод, и возможность, и поддержка. Для чего еще нужны переговоры? При воспоминании о сожженном Эсгароте, городе ненавидимом и любимом, он…
…он будет держать себя в руках, отвечал он Трандуилу. Да, гномы виноваты несомненно! Но слова эльфа о том, что они сами отдадут свое золото, «стоит только хорошенько попросить», заставляли его предвидеть последствия куда лучше короля Мирквуда, тоже имеющего к Торину личные счеты.
За ними ехали сын Трандуила и его военачальник. Оба в зеленой, расшитой серебряными нитями одежде, они тихо переговаривались друг с другом. Выглядели они при этом не слишком довольными и с отвращением поглядывали на стервятников, не отстающих от эльфийского войска, ровными колоннами шагавшего позади. За эльфами шли люди – охрана, стражники и все, кто мог держать оружие; таких оказалось тоже немало.
Путь был не длинен и не долог – на три-четыре ночевки. Эльфы мгновенно расставляли шатры; люди иной раз спали и под открытым небом. Бард ночевал один, не желая без необходимости общаться с кем-либо. День был еще терпим, но ночь… Ночью безделье сжирало его, не давая забыться, заставляя думать все о том же. Раньше хоть первое время беспамятства после пробуждения он был счастлив – с ним была Ингрид. Теперь ее не было даже в его снах… Мрак казался еще более непроглядным после лучика надежды, осветившего его жизнь, и почти погасшего.
До Одинокой горы оставался день пути.
========== Часть 37. Ловушка для чудовищ ==========
Факел зашипел и совсем зачах, рассыпался на каменном полу мелкими пепельно-красными огоньками. Потом и они погасли… Отряд оставался на месте, ожидая команды короля.
Через некоторое время тьма перестала быть непроглядной. Старинные изображения или, скорее, письмена проявились на стенах, давая призрачный зеленовато-голубой свет.
– Не думал я, что это еще работает, – удивился Торин, проведя ладонью по знакам, казалось, в ответ заполыхавшим сильнее.
От широких горизонтальных полос сверху и снизу шли сложные орнаменты, схожие очертаниями с вышивкой на одеждах гномов, принадлежащих к королевской династии.
Но некогда было любоваться на местные чудеса – гномы вытаскивали из завала все, что можно было достать без риска сильнее засыпать проход.
Балин, все еще поглядывая на напуганного хоббита, отряхивал любимый красный кафтан, вытрясал каменную пыль из бороды, уже не казавшейся белой и ухоженной.
Двалин криво улыбался своим мыслям – видно, думал о ловушке, мечтая поквитаться с раззолоченной ящерицей. Пусть не первым, пусть хотя бы вторым ударом…
Бофур успокаивал стонущего Бомбура. Тот разлегся на полу, раскинув руки-ноги, и не желал двигаться с места. Толстяк уже вообразил себя запеченным барашком, который Смауг приготовит себе на десерт. А быть чьей-то едой – даже драконьей! – Бомбуру не хотелось!
Младшие гномы, впервые видевшие гору изнутри, изумленно рассматривали стены, поражаясь и радуясь их великолепию. Как должен выглядеть тронный зал, если самые глухие закоулки жилища их предков так впечатляют? Почти два века запустения прошло, а стены остались гладкими и ровными, четкие линии радовали глаз. По краям прохода, слева и справа, в полу было предусмотрительно сделано небольшое углубление, куда плавно стекала вода, то тут, то там, все же рассекавшая серебристый рисунок, обладающий, казалось, собственным сиянием. Жанна дотронулась до поблескивающей темной струйки – вода была теплая.
– Да, дочка, – грустно усмехнулся Балин, словно все здесь тревожило его сердце. – Здесь есть целебные источники, и водоводы для горячей и холодной воды, если не испортил дракон, должны работать. То, что сделано гномами, служит вечно… – с гордостью добавил он. Потом, откашлявшись в кулак, обратился к Торину: – Ты помнишь дорогу?
Король, усмехнувшись, посмотрел на старого гнома – единственного, к чьим советам он прислушивался. На запыленном лице глаза Торина будто стали ярче, чем обычно, отражая странный узор стен, и взгляд его становился все спокойнее и увереннее.
– Эта гора – мое сердце, душа моего народа. Такое не забудется, сколько бы столетий не минуло… – он говорил негромко, почти шепотом, но гномы сразу замолкли, обернувшись на звук его низкого голоса.
Отряд, не задерживаясь, шел за ним – он совсем не путался в вязи сложных поворотов и разветвлений. Изображения на стенах переплетались, словно повинуясь некоему странному ритму, мерцали собственным неярким светом, менялись, переливаясь всеми оттенками бирюзы, лазури и небесной синевы. «Поистине королевские цвета», – подумала Жанна. Ближе к выходу линии были тонкие и прямые, по мере продвижения вглубь они ветвились и расширялись, ярче светились в местах поворотов и развилок. Наверное, опытному глазу они могли указать путь. Бильбо понял: ему на редкость повезло что найти Дракона, что вернуться к отряду. Однажды промахнувшись с поворотом, можно было забыть про дорогу назад!
Жанна поправила лямку мешка и порадовалась, что всегда держала его под рукой. Хранилось там несколько памятных вещей, с которыми было бы очень жаль расстаться…
А в старых гномьих сапожках было так удобно идти! Ори восстановил стоптанную обувку в Эсгароте безо всяких просьб с ее стороны. Жанна берегла их и не надевала, а теперь они очень пригодились: у эльфийских на пепле Драконьей пустоши истерлась тонкая подошва.
Мало-помалу в стенах стали появляться двери, отмеченные едва заметными стрелками; некоторые печально болтались на сорванных петлях. Потолок ощутимо отодвинулся. Воздух совсем не казался спертым, и Жанна, не любившая тесные пространства, удивлялась, как ей было спокойно в каменных стенах бывшего гномьего дома. Он казался живым и словно радовался возвращению законных хозяев!
После очередного поворота пол оборвался ступеньками, ведущими вниз. Гномы осторожно начали спускаться по ним, оглядываясь по сторонам. Черный смрад тянулся по полу, завиваясь кольцами под ногами, заставляя надсадно кашлять.
Спустившись до самого низа, они резко свернули и прошли коридором с оплавленными стенами – как будто бы дракон прожег его по своему размеру. Миновав обгоревшие, разбитые и вмятые двери, они попали прямиком в сокровищницу. Без сомнения, это и был тот тайный ход, по которому пытался вырваться из горы обезумевший Трор с Аркенстоном в сведенных судорогой пальцах…
Радости гномов – особенно тех, кто помладше – не было предела. Цель почти достигнута, сокровища Эребора лежат у их ног! Балин грустно улыбался, вспоминая, как был здесь последний раз. Двалин лишь презрительно морщился, разглядывая сверкающее великолепие. Глоин окидывал богатства расчетливым взглядом, в уме пересчитывая и запоминая его, как и подобает хорошему казначею.
Бифур, бормоча что-то на кхуздуле, подбрасывал монеты в воздух, и они падали на гномов золотым дождем.
Фили и Кили бросились к стенам, сняли с них музыкальные инструменты и начали наигрывать какую-то веселую мелодию. Еще пара гномов присоединилась к ним.
Сокровищница была полна. Здесь было все – для ума и сердца. Но мертвых она не могла воскресить…
Торин спокойно разглядывал золото и драгоценности, словно размышляя о том, что дает обладание ими – возможность восстановить их родной дом, вернуть величие Эребору.
– Ищите Аркенстон… Огромный, сияющий белый камень. Он принадлежал нашему роду – это символ власти Королей-Под-Горой. Камень нужно отыскать.
Но пока великий алмаз Одинокой Горы никому не попался на глаза…
Мифриловую кольчугу, найденную первой, Жанна не приняла, сославшись на то, что не может отказаться от подарка Элронда. Великая ценность, по словам Балина, стоившая побольше небольшого государства, перекочевала к Бильбо – никому из гномов она не подходила по размеру. Хоббит приосанился и, надев еще и кожаный шлем, стал выглядеть почти грозно.
Торин выкопал из золотой россыпи боевой топор и теперь рассматривал с гордостью и грустью. «Тоже, наверное, фамильная реликвия», – подумала Жанна.
Бофур и Бомбур перебирали инструменты для работы в отвале и шурфах, словно заранее радуясь, какие чудесные камни можно будет извлечь с их помощью из недр горы, какие дивные сокровища отнять у нее, как много прекрасных вещей сотворить своими руками!
Жанна поняла уже, что главное в жизни гномов – это созидание и сотворение, а вовсе не накопление сокровищ. Жажда обладания, в общем-то, мало свойственна им. «Ну, разве что некоторым!» – усмехнулась она про себя, глядя, как Глоин переписывал слитки, ворча на вонь и грязь, оставшуюся от Смауга, и чуть ли не пытался пересчитать сразу все монеты.
Балин, Нори и Ори с восторгом зарылись в груду старинных книг и фолиантов. Оин очень кстати отыскал склад редких лекарств и минералов и складывал теперь их к себе в мешок, не желая ни на минуту выпускать их из рук.
Каждый нашел что-то себе по душе, но никого не прельстил блеск золота, никто не набивал его в карманы! Как, увы, поступили бы некоторые люди…
«Да, – подумала Жанна, – гномы действительно охочи до своих сокровищ. Может, в чистых душах нет места ни злу, ни болезням?»
Торин поторопил товарищей. Покинув логово Смауга, они долго шли по длинным коридорам и одолели множество лестниц. Стены раздвинулись, они вступили в главный зал Трора, и Жанна задохнулась от восторга…
«Гармония в камне, иначе не скажешь!» – думала девушка, озираясь.
Несмотря на все разрушения, причиненные драконом, зал по-прежнему был великолепен. Колонны устремлялись ввысь, словно в небо, арки и переходы, совсем не казавшиеся хрупкими, как у эльфов, поражали гармоничностью пропорций, сдержанной силой, и эти красота и величие пробуждали лучшее в душах тех, кто любовался ими. В камне будто застыла песня, гимн труду и таланту его создателей. Хотя гимн этот резко контрастировал с хрустевшими под ногами костями защитников, укрытыми за годы мягким саваном пыли… У Жанны защемило сердце.
Они вышли через главные ворота, и перед ними раскинулась вся долина. Два каменных гиганта охраняли вход в нее, но любоваться ими опять не было времени, и гномы начали разбивать камни в поисках подземной ловушки. Разобрав плиты пола, они обнаружили скрытую под ними полость и очень обрадовались – часть работы уже выполнена. Оставалось пробить узкий боковой проход, соорудить фальшивый дощатый пол, который проломился бы под весом чудовища, и сложить наверху камни, чтобы засыпать провалившегося дракона. Ради приманки решили некрепко заложить вход, создавая иллюзию, что они наглухо забаррикадировались в горе, и давая возможность дракону ворваться внутрь, к ловушке.
Через пару дней ловушка была готова. Оставалось только выжидать.
И вот с неба упал ворон, которого давно уже не было видно. Разведя крылья, сдержал падение, выставив кривые когти, с хриплым карканьем вцепился в плечо гнома и едва удержался, прорвав одежду.
– Что?! – воскликнул Король-Под-Горой
Опустив голову, он молча внимал Роаку.
– Дракон повержен, – медленно, всяких эмоций вымолвил он наконец и обвел взглядом столпившихся вокруг гномов. Глаза его потемнели, выдавая волнение. Роак по-собачьи потерся об его голову.
Жанна сделала шаг к королю, но тут же остановилась. С одной стороны, можно вздохнуть с облегчением, а с другой… С какой великой радостью узбад бы сам уничтожил проклятие своего рода! Тем более, они сделали уже ловушку и узнали от хоббита про слабое место Смауга.
– А к нам идут эльфы, – недобро продолжал король, – целая армия, и падальщики кружат над ними. Люди тоже – в немалом количестве. Их ведет Бард, который теперь зовется Бард-Лучник, Победитель Дракона!
– Интересно послушать, что они скажут, – усмехнулся Двалин, оглаживая топорики.
Балин сцепил руки за спиной и хмуро уставился вдаль. Беря с него пример, Ори гордо приосанился. Фили и Кили, посерьезнев, встали рядом с Жанной, словно уже готовы были охранять ее. «Как они повзрослели за эти полгода! – подумала Жанна. – Особенно старший, отвечающий не только за себя, но и за брата. А Кили остался все таким же лихим удальцом, что и в первые дни их похода. Готовым рассмеяться в глаза самой смерти. Хотя… – Жанна оглянулась, – все они были такими, ее соратники и братья».
– Мы с тобой до конца, – Балин нахмурился. – Но нас мало. Может, пришла пора позвать Даина?
– Железностоп? Где бы он ни был? – Роак от волнения заговорил на всеобщем, отвечая мыслям Торина. – Ты пррросишь невозможного!
– Все, что возможно, я сделаю сам, – нахмурившись, отвечал Король-Под-Горой. И, помолчав, повелительно кивнул Балину. – Готовь письмо моему брату. Роак отправит гонцов.
Ворон недовольно дернул головой, но перечить не посмел.
– Даже при удачном стечении обстоятельств они будут не ранее, чем через две недели, – поморщился старый гном, впрочем, уже вытащив перо и чернильницу.
– Значит, нужно готовиться к встрече, – сказал Торин.
Работа закипела.
Главные ворота оставались незащищенными и открытыми для врага или разозленного соседа. Гномы таскали камни теперь уже для возведения наружной защиты и запруживали Быстротечную. Жанна удивлялась, как с помощью лишь самых простых инструментов они ухитрялись выкладывать стену быстро, но идеально ровно – лучше, чем в замках ее бывшей родины! Бофур был в своей стихии. С лица его не сходила улыбка, и он работал без перерывов, даже ночью, пока его не гнал вконец разозленный Торин, говоря, что ему нужны живые и здоровые, а не уработанные в усмерть подданные. Лицо Бофура – каменщика и рудознатца – становилось таким красивым, когда он занимался любимым делом… И другие гномы трудились без устали с утра до ночи, будто Бофур подгонял их своим примером.
Наконец, все было готово. Оставалось только дождаться незваных гостей – и спустя день они явились.
Люди подошли к преграде и недоуменно уставились на преградившую им путь водную гладь и на высокую каменную стену, не оставляющую ни малейшего шанса проникнуть внутрь незамеченными. Размахивая руками, они пререкались друг с другом.
Торин кивнул Балину, и пожилой гном будто сразу прибавил в росте. Казалось, он сравнялся величием и годами с самой Одинокой Горой, вновь обернувшейся своим исконным обитателям союзником и опорой.
Появление Балина на каменной кладке было встречено людьми молчанием.
Гном церемонно поклонился и тут же гордо выпрямился. Только опытный глаз заметил бы легкую издевку в его преувеличенно вежливых жестах, слишком глубоком поклоне, слишком высоко поднятой руке.
– Приветствую первых гостей Короля-Под-Горой, занявшего свой законный трон, – важно произнес сын Фундина, растянув губы в улыбке и пристально – почти без иронии – всматриваясь в незваных визитеров. – Позвольте полюбопытствовать, что привело жителей славного Города-На-Воде в нашу скромную обитель?
Разведчики ничего не ответили, что было крайне невежливо. Попросту поспешили удалиться. Роак, сорвавшись с плеча, догнал и облетел вокруг них, хрипло каркая, стараясь хоть так обозначить свое присутствие.
– Ай-яй-яй, – укоризненно сказал Торин, погладив вернувшуюся птицу.
Роак, скосив глаз, курлыкнул, не чувствуя себя виноватым:
– Отмоются, ничего стррррашного. Как приходить без спрррросу, все мастаки, – и Кили залился смехом в ответ.
– Не ждали, Балрог их раздери, – сузив глаза, молвил Двалин, стоял за плечом короля, скрестив на груди мощные, покрытые татуировками руки.
Ночь прошла в тревожном ожидании.
Утром не успело как следует развиднеться, как перед укреплением появился хорошо вооруженный большой отряд. Торин сжал губы, заметив рядом с голубым знаменем Эсгарота зеленое, с вышитым древом знамя Короля эльфов. Сомнений не оставалось – Трандуил пожаловал к Одинокой горе собственной персоной.
Жанна всмотрелась сквозь щель бойницы. Стена, хоть и построенная гномами наспех, почти без кладочного раствора, была очень прочной, и при необходимости могла держать осаду. Зеркало воды отражало темную гору, зубцы стены и нежный румянец восхода. Редкая трава заиндевела от ночного холода, и земля под ногами вооруженных людей казалась поседевшей.
Теперь было ясно, как велик отряд людей. Одни только копейщики в несколько раз превышали гномов по численности! Впереди, перед знаменосцами, ехал Бард на вороном коне. Жанна засмотрелась на благородное животное. Конь играл под седоком, фыркал, потряхивал длинной гривой; сильные мышцы перекатывались под атласной, блестевшей на ярком солнце шерстью.
