Текст книги "Король и Дева (СИ)"
Автор книги: Зима.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
Он вдруг увидел бургомистра со стороны – невыразительной наружности полноватый плешивый мужчина средних лет. И чего разошелся? Бесцветные глаза, и так слегка навыкате, а сейчас прямо вылезали из орбит, обтянутое красным бархатом и золотым поясом брюшко аж тряслось…
Бард особо и не рассчитывал на благодарность, но уж никак не предполагал столь бурного негодования со стороны начальства…
От второго визита в дальнее крыло ратуши Бард получил неменьшее удовольствие. На розы, редкие и дорогие, Ингрид даже не посмотрела, попросив отдать их его новым знакомым, которых у него пруд пруди. На слова благодарности, произнесенные самым чарующим голосом, только, поджав губы, сообщила сухо, что помогла преимущественно ради короля гномов, который обладает в полной мере качествами настоящего мужчины – преданностью и благородством. И что некоторым людям, возможно, стоило бы этому поучиться.
«И какого только орка я к ней приперся?» – удивлялся сам себе Бард.
Глянул на ее сжатые кулачки, встретил сердитый взгляд через смешные очочки – и вскипел от злости: два человека из трех, которые хоть что-то значили в его жизни, сегодня просто вытирали об него ноги!
При общении с бургомистром держа эмоции в жесткой узде, тут – в ярости швырнул букет под стол и устремился к выходу.
Ингрид спросила его вслед куда мягче и печальнее:
– А от Альби так и нет вестей?
Не оборачиваясь, Бард покачал головой. Гнев его сразу стих: он сам пребывал в растерянности и начинал уже волноваться. За это время брат хоть как-то должен был дать о себе знать! Прокляв все на свете, Бард устремился к выходу из ратуши, решив успеть сделать все, что можно.
И не видел, с какой тревогой Ингрид смотрела ему вслед, сдерживая себя от желания окликнуть или догнать уходящего. А потом, всхлипнув, осторожно закрыла лежащую перед ней книгу, привычно проведя рукой по корешку – все равно ничего не увидеть – свечи погасли от резкого движения Барда, но Ингрид долго еще сидела в темноте, ругая себя за излишнюю гордость…
В итоге единственным, кто поблагодарил его, был сам король гномов, так сильно не приглянувшийся поначалу помощнику бургомистра. Встретился ему в коридорах, посмотрел без улыбки. Бард кивнул и уже собирался пройти мимо, как Торин спокойно молвил:
– Благодарю – если бы не ты…
«Надо же, король, а вежливый», – с недоумением подумал тогда Бард.
А вот когда он подошел к двери королевских покоев узнать о здоровье спасенной, два совсем еще молодых, но суровых гнома, облаченные в боевые доспехи, разом обнажили оружие и шагнули вперед, и взгляды их были очень недружелюбными. Один, со светлыми волосами, похожий на Подгорного короля властной манерой держаться, рявкнул, что с нее хватит общения с соплеменниками и нечего докучать без дела «нашей Жанне». А после добавил, что и в Черном лесу не подстерегали их такие гиблые ловушки, как в безопасной с виду столице торговли и рыбной ловли! И этим он окончательно добил ответственного за порядок в городе первого помощника бургомистра…
***
Ввечеру Ингрид сидела по правую руку от Балина – на почетном месте! – и улыбалась пожилому гному, как лучшему другу. Тот с заинтересованным видом о чем-то расспрашивал девушку, не забывая, впрочем, по-отечески подкладывать ей добавку или наполнять пустеющий кубок. Со стороны их разговор выглядел весьма оживленным и занимательным для обоих собеседников. Ингрид слушала внимательно, иногда смеялась, блестя яркими голубыми глазами. Открытое синее платье удивительно шло ее звонкой фигурке, светлые волосы спускались упругими волнами и были аккуратно прихвачены золотой сеткой, по цвету немногим отличающейся от локонов.
Бард смотрел на нее долго. Потом тихо вышел прочь из зала…
***
На второй день Жанне стало чуть лучше. Она спокойно спала под действием какого-то снадобья, приготовленного Оином, и Торин, оставив девушку на попечение племянников, с тяжелым сердцем отправился к Балину. Все-таки дело почти семейное, кто лучше справится, как не они… Да и здесь принесут больше пользы, чем при сборах и обсуждениях разных бытовых мелочей.
Молодые принцы решили отныне покидать покои короля только по очереди. Мало ли… И о том, чтобы оставить девушку в этом городе, теперь и речи быть не могло.
Время поджимало, нужно было срочно готовиться к отплытию. А еще столько всего предстояло сделать и обсудить. Как выяснилось, по объездной дороге ехать очень долго, пони здесь было мало и ценились они на вес золота. Берега же озера сильно заболочены; гномам придется грести на веслах не менее двух суток, не имея возможности пристать к берегу для отдыха и ночлега.
Решили незамедлительно отправить часть снаряжения и провизии конной тропой, чтобы перегонщики с пони и поклажей встретили отряд уже у русла реки. А до этого надо было основательно пополнить жизненно необходимые запасы Оина, порядком оскудевшие за время тяжелой дороги, собрать одежду и провизию для людей и пони, закупить новые луки и стрелы – и все это с учетом возможной длительной осады Горы! Надо было рассчитать время прибытия двух отрядов – по воде и по суше – проверить снаряжение, собрать в дорогу все необходимые мелочи, без которых будет трудно обойтись и которые посреди Пустоши просто негде будет взять… Ведь всем известно: все, что может сломаться, в дороге сломается, что может испортиться – испортится, и потому незаменимые вещи желательно брать с запасом. Кроме того, следовало заранее прикинуть план действий относительно самой Одинокой Горы (а также её огнедышащей начинки) и рассмотреть все возможные варианты.
Торин совершенно случайно увидел у Глоина копии расписок, которые бургомистр, оказывается, брал с их казначея за его спиной. Король усмехнулся: он даже обрадовался этому. Он-то ломал голову, что за долговременный и сложный расчет заставляет предоставлять им все бесплатно, и вот теперь загадочная щедрость объяснилась легко и просто! Он только попросил казначея все сразу показывать Балину, в чьей мудрости и рассудительности не сомневался.
У пирса гномов уже ждали лодки, предоставленные бургомистром – по странной случайности, те же, в которых они гнались за преступником. Может, они были самые большие в городе?
С обеда и до самого вечера гномы закупали добро, подвозили, проверяли и все тщательно упаковывали – погонщики должны были отправиться в дорогу следующим утром. На ночь путешественники сами остались сторожить вещи – ведь при прибытии в Эсгарот с охраняемого пирса ушел бочонок с дорогим эльфийским вином, который они хотели преподнести главе города – как корова языком слизнула.
***
Бард ушел с пира, и Ингрид вдруг стало не по себе. Она знала, что первый помощник всей душой ненавидел гулянки, но покидал их обычно только по прямому приказу бургомистра. Около часа Ингрид беспокойно ерзала на своем месте: она и рада бы была тоже уйти, но никак не могла завершить разговор с Балином – тот находил все новые и новые темы для расспросов и захватывающих рассказов и без устали восхищался музыкой. Наконец девушка поняла – ещё немного, и она не успеет…
Извинившись перед гномом, она встала, обошла танцующих и, отклонив несколько развеселых приглашений, выскользнула из зала. Подхватив подол длинного узкого платья, пролетела все этажи на одном дыхании, быстро поднялась по узкой винтовой лесенке на самый верх ратуши и с трудом повернула ключ в неприметной боковой двери…
Внизу уже не было солнца – а здесь разливался свет! Ровный ветер, прилетавший с далеких берегов, где высятся смолистые сосны и текут сильные реки, приносил с собой чистоту и прохладу. Он сдувал туман и мглу, а лучи заката зажигали острый шпиль с забавным шариком теплым желтым сиянием, согревая душу и даря надежду на лучшее – пусть даже и призрачную. Здесь не было уныния, неприветливых слов, нерадостных лиц и, казалось, этот отчаянно чистый свежий ветер приходил из дальних стран – где людям ведомы другие устремления, более высокие, чем жажда наживы или власти…
Здесь Ингрид отдыхала душой. Здесь было ее тайное, неизвестное прочим место.
Девушка стояла на самом верху – на узком парапете, закрыв глаза, прижавшись спиной к шпилю ратуши, возвышавшемуся над городом. Раскинув руки, она вдыхала свежесть ветра – он сегодня разошелся: свистел в ушах, разметал прическу, сорвал и унес куда-то сетку. Ингрид сжимала упруго гудящий воздух в руках, как края плаща, не замечая, что кто-то пристально наблюдает за ней. За ее счастливой улыбкой, за тем, как горят в лучах заходящего солнца ее волосы…
– Про вход в это место мало кто знает, – раздался из-за спины Ингрид сердитый голос. – А уж ключ, я думал, есть только у меня!
Ингрид, вздрогнув от неожиданности, резко вздохнула и сразу открыла глаза. Пошатнувшись, уцепилась руками шпиль позади. Вознесенный в небо над городом, он был освещен гораздо дольше городских крыш, будто напоминая: солнце рядом, надо лишь дождаться его. Однако столь высокое положение имело и обратную сторону – оступившемуся грозило затяжное падение на выложенную камнем площадь. После одного случая дверь всегда была закрыта на замок.
На небольшой площадке, окаймленной узким ограждением, на полу сидел Бард, держа на коленях большой альбом в коричневом тисненом переплете, и смотрел хмуро и недовольно сквозь пряди темных волос, почти закрывавших лицо.
– Что ты здесь делаешь? – удивилась Ингрид, не ожидая увидеть здесь кого-то, а уж тем более – Барда. И как она его сразу не заметила?
«Ой, что-то он совсем плохо выглядит», – приглядевшись, тут же встревожилась она.
Темные глаза, по обыкновению обведенные темными кругами, окончательно запали. Резкие черты лица стали еще жестче: нос и скулы заострились, тонкие губы побледнели и сжались, кожа под отливающей синим небритостью обрела нездоровый оттенок. В Эсгароте почти все носили бороды, а Бард и тут не упуская случая противопоставить себя приличному обществу и даже в такой малости желая отличаться от обитателей Водного Города, всегда был безукоризненно выбрит. Кажется, так принято в его семье? Вплоть до недавнего времени именно таким она видела своего спасителя – в те крайне редкие моменты, когда они пересекались.
– Наверное, как и ты… п-провожаю закат, – устало произнес Бард. Еле слышно и чуть виновато.
Ветер сносил его голос; шуршал, играя тонкими страницами альбома.
Вечерний свет терял свое торжественное золото, резко краснея. Багровый горизонт смотрелся дико и зло из-под низких, тяжелых, разрастающихся на глазах туч, черной дланью давивших на Эсгарот.
Ингрид шагнула к двери, решив поскорее уйти.
– Подожди! Я могу… кое-что оставить тебе на хранение?
========== Часть 30. Тонкости восприятия. Ингрид и Бард ==========
Свет расплескавшему, чтившему лишь закон
Собственной силы – понять, что ещё живой,
Было бы трудно… Но истинный образ мой
В любящем сердце, как в зеркале, отражён.
с согласия автора Powerslave http://ficbook.net/readfic/2362265/6448888
Бард небрежно захлопнул и протянул Ингрид альбом, казавшийся тяжелым даже издали. Не дождавшись ответа, но и не опуская руки, устало откинул голову назад.
Ингрид потянула носом – вроде не пьян. А выглядит… Она знала, что за ценность ей вручают, и в свое время много бы отдала, чтобы пролистать завораживающий том. Но сейчас подходить не торопилась. Она уже подошла один раз – близко, слишком близко! – и обожглась очень больно в итоге.
Стемнело… Город проявился печальными огоньками, мерцающими на разные лады далеко внизу. Рыбьей чешуей поблескивала вода в узких каналах, тут и там рассекающих Эсгарот, равно искажая холодный свет уличных фонарей и живое тепло, льющееся из чьих-то окон.
Долгого Озера, черной петлей окружавшего город, не было видно, слишком далеко и темно. Хотя, незримое, оно ощущалось окрест – нытьем больного зуба или присутствием хищника, крадущегося по пятам за жертвой и невидимого до последнего, решающего броска, пока не станет уже слишком поздно…
Ночной Эсгарот всегда тревожил и пугал Ингрид. Она с трудом перевела дыхание и снова посмотрела на Барда, все так же держащего фолиант в вытянутой руке.
«Если здесь весь город выглядит, как ратуша, альбому цены нет!» – подумала она с внезапно проснувшимся интересом человека, трепетно относившегося к памятникам творчества и самой человеческой истории. Или их проектам. А ратуша была единственным зданием в городе, которое Ингрид по-настоящему нравилось. Оно покоряло чистотой линий и правильностью пропорций. И чем-то еще… В нем легче дышалось, спокойнее думалось.
Оторвавшись от шпиля и враз замерзнув, Ингрид передернула плечами. Поколебавшись еще немного, она решилась. Шагнув вперед, приняла альбом, прижала к груди. Бард не повернул головы. Рука его упала бессильно…
Ингрид медленно направилась к выходу.
«Уходи… – выдохнула вслед темнота. – Он просил только взять альбом».
Но Ингрид все-таки обернулась – у самой двери.
Запрокинув голову, Бард угрюмо глядел вверх, в бесконечную тьму над собой без намека на звезды. В одной лишь тонкой рубашке на продуваемой всеми ветрами крыше. Мелкие лужицы, оставшиеся после вечернего дождя, казались непрозрачно-черными. Их на глазах затягивало острыми ледяными иглами, подбиравшимися к самым ногам сидящего.
…Каждый шаг вниз давался Ингрид все труднее. Она остановилась, не дойдя до конца спуска совсем немного…
«Ни помощник бургомистра, ни его горести – не твоя забота», – толкнул в спину разум, и Ингрид поразилась себе. Никому в этом городе ни до кого не было дела – неужели и она стала как все? Лишь бы никто не задел, не обидел…
Быстро, почти бегом поднялась по крутым ступенькам. Что бы ни произошло между ней и Бардом, никак нельзя – невозможно! – оставить его наедине с мглой и темнотой Эсгарота. Ни к чему хорошему это не приведет.
***
Бард улегся, вытянувшись на ледяных плитах. И теперь усмехался, со злым удовольствием ощущая, как с каждым вдохом все быстрее выстывает воздух и холодеет на камне его тело.
Ингрид, появившаяся так не вовремя… прервав перед закатом его уединение, отвлекла от весьма важных раздумий – шагнуть вниз одному или прихватить еще и отцовский альбом – щедрым даром тому, кого встретит его после смерти? Альбом стало жаль. Как взять с собой, так и оставить на крыше.
День выдался особенно мерзким, хотя ничего особенного и не происходило. Всего лишь мелочи, кусочки, на которые развалилась его жизнь, сложились мозаикой, словно рисунок на окнах ратуши. И то, что увидел через них Бард, ему совсем не понравилось.
После того, как он вручил родителям спасенных из притона девочек, их толстая мамаша, задвинув близняшек за спину и шлепнув для порядка, устроила грандиозный скандал. Она почему-то решила, что это он – похититель, и едва не расцарапала ему физиономию. Он успел увернуться, хотя для этого понадобилась вся реакция лучника.
Его доводы, что, будь он злодеем, он никак не стал бы возвращать девчонок, не успокоили тетку, оравшую не хуже бургомистра. Бард же в очередной раз поразился: ну как – как?! – милые голубоглазые очаровашки, стоит им удачно, по их мнению, выйти замуж, превращаются в истеричных толстух с визгливым голосом, обвислой кожей и стянутыми на затылке сальными волосами?
Соседи похищенных на расспросы не отвечали: отмалчивались и расходились при его появлении. Да и спрашивать было особо не о чем. А когда-то давно, когда помощник бургомистра принес сюда единственную спасенную, ему даже обрадовались.
Бард постоял какое-то время, опираясь рукой на облупленную стену, отдышался, насытившись окружавшей его ненавистью словно дешевым вином, и устало поплелся в ратушу.
Он исполнил слово – переписал на Риддака домик в Золотых песках, хотя поначалу думал лишь поселить его там. Ничего не ответил на взволнованные расспросы Ингрид. Ставить бургомистра в известность относительно продажи дома он не собирался, равно как и сообщать ему о тревожном чувстве в душе. Девушку спасли, злодея уничтожили – и хорошо. Его город станет чуть чище. Правда, вот тем, замученным и убитым ранее, уже ничем нельзя помочь…
Потом Бард подошел к Риддаку, сидящему с видом всезнающим и вседовольным. Но сил разгадывать его загадки не было. Слушал вполуха пространные рассуждения о жизни (на которые старик всегда был мастер), привалившись к стене. Смотрел на полуденное солнце не щурясь, как все в его роду. Бард не понимал, отчего его все сегодня так раздражает, а слова, внезапно ворвавшиеся в уши: «…не на меня и не на нее. Из-за себя злишься. Сам потерял по глупости. Да что ты сделал, чтобы она поверила тебе?», заставили еще больше рассвирепеть. Сунул бумаги и отошел молча.
Умнику Риддаку достанется дом, но некоторые мелочи было бы неплохо забрать. Бард совсем не подумал об этом. В маленькой лодочке, сам на веслах, он метнулся в Золотые пески. И там, перебирая вещи, наткнулся на рисунок Альберта, который тот оставил для брата или позабыл забрать.
Бард долго сидел в оцепенении, не в силах сделать хоть что-либо, бережно касаясь пальцами акварели. Упрямые глаза с золотистыми искорками смеялись, как живые, светлые кудри спускались ниже плеч. На заднем плане виднелись чудные контуры зданий, спланированные Альбертом вместе с отцом, удивительным образом отражая черты юного лица, совсем не похожего на Барда. Лишь глазами, быть может. Но от рисунка словно повеяло замогильным холодом…
С Альби что-то случилось. Не мелкие неприятности – Бард чувствовал это, и сердце сжимало все сильнее. «Он не вернется», – звучало в сознании. Произошло нечто ужасное, нечто, чего уже не исправить, хоть уничтожь полмира от ярости и боли.
А ведь отец просил присмотреть за младшим: Альби был его любимчиком, но Бард тоже гордился и восхищался братом, не думая обижаться. Даже умирая, отец говорил только о младшем сыне, и не вспомнив про Кольцевой город. Бард и с этим не справился! Он всегда разочаровывал отца. На успехи сына в стрельбе тот смотрел с презрительным снисхождением, как на пустячные забавы юности. Но юность Барда прошла, а увлечение стрельбой – нет. Если речь заходила об охоте, в которой старший сын тоже был мастер, отец говорил о ней лишь как о примитивном навыке разрушения и смерти.
От рассказов о работе в ратуше отец тоже только морщился. Если же первенцу улыбался успех – хвалил сдержанно да не без подковырки: стреляешь, мол, хорошо, а вернуть жизнь сумеешь? Деньги приносишь – хорошо, а на посылках бегаешь – ну ты просто мастер, да ещё у кого! у бургомистра! как будто не знаешь, что он делает с нашим городом, с нашими соседями. Бард поначалу неохотно огрызался: «даже такая власть лучше никакой, а если брат не поест – опять заболеет», а повзрослев, уходил, когда слушать попреки становилось невмоготу. Хуже них было только отцовское молчание.
Мир вращался вокруг него – черный, пустой и холодный.
Теперь не для чего стало работать и не для кого жить. Барду все вдруг стало безразлично: работа, выматывающая душу, этот город, которого не улучшить, пустой успех у женщин…
Слишком много ошибок уже не исправить, а сегодня… Сегодня все будто навалилось на плечи, потянуло к земле гранитной тяжестью, обещая покой. С него достанет и покоя. После этого дня – ему хватит покоя. Он отдал альбом, и тьма, вечно живущая рядом, которая то отступала, то приближалась к нему временами, приняла его в свои ледяные объятия.
***
Ингрид вернулась. Присев около Барда, взяла в ладони его пальцы, прижала к груди. Он лежал совсем неподвижно, с закрытыми глазами, запрокинув лицо к небу без звезд. Не почувствовал ее присутствия, не ответил на ее прикосновения. Был холоден как камень и едва дышал. Ингрид затормошила его изо всех сил: позвала, попыталась поднять, потрясла за плечи, подергала спутанные волосы, пару раз ударила по бледным щекам… Ничего – ни слова, ни звука в ответ.
«Да что же такое с ним творится?» – испугалась она.
Сдернув с себя тонкую накидку, она набросила ее на Барда, опустилась на колени и, откинув со лба растрепавшиеся волосы, продолжила тормошить его.
Но Бард все не приходил в себя. Ингрид никак не могла разрушить стену безмолвия и бесчувственности, которой он отгородился от всего мира. И от нее тоже.
Ей вспомнился давний, известный способ. Она перестала тормошить Барда, отложила альбом, вздохнула… Провела пальцами по колючей щеке, улыбнулась и легла под накидку рядом с ним, задрав повыше его рубашку. Прижалась изо всех сил, обняв его, обхватив руками и ногами. Холод его тела леденил даже сквозь тонкую ткань платья.
Вскоре Бард застонал, закашлялся, медленно и тяжело приходя в сознание. Недоуменно уставился на нее, видимо, не понимая, ни где он, ни что происходит.
«А что я делаю тут: ночью, на ледяном камне, в обнимку с полузнакомым мужчиной?» – пронеслось в сознании, и Ингрид дернулась в испуге.
Тело сработало быстрее мысли: Бард тут же сомкнул руки на ее спине, крепко прижав к себе. У него по-прежнему теснило грудь, но вот так, чувствуя обжигающее тепло, можно было жить и дышать хоть немного.
Ингрид! Живая, горячая Ингрид здесь, на крыше ратуши, рядом с ним… согревает его своим телом?.. Немыслимо, невозможно! От него все только хотят чего-то: службы, денег, страстных объятий… Все, кроме отца и брата. Они любили его просто так – ни за что – не всегда понимая и одобряя. А Ингрид… Бард не знал, что и думать, но обнимал ее, не отпуская. Не понимал с того самого дня, как, разоткровенничавшись, приоткрыл ей душу – и испугался до полусмерти. Испугался, что она увидит в нем страшное, а увидев, отвернется… Потому он и распрощался с ней холодно, почти грубо – пусть девушка сразу поймет: ничего хорошего из себя Бард-помощник бургомистра не представляет. Но Ингрид словно верила совсем в иного Барда.
Сердце болело, что-то мучительно кололо в нем… Сейчас оно замрет, и все кончится наконец. Но Ингрид, перестав вырываться, всхлипнула, положила голову ему на грудь, вжалась мокрой щекой – и боль исчезла. А может, растаял кусочек льда, в который когда-то, давным-давно, превратилось его сердце?
========== Часть 31. Жанна и Торин. Лики судьбы ==========
Жанна щурилась, пытаясь рассмотреть цветные блики. Верно, дневной свет, понемногу угасая, странно преломлялся в витраже окна. Потолок с узкими резными балками вел себя неправильно. Он изгибался, качаясь, как пьяный, то приближался, то удалялся от нее, как только Жанна пыталась вглядеться.
Мысли метались по едва теплящемуся сознанию и не выпускали в реальность.
«Как странно, – думала Жанна, понемногу приходя в себя, – и в гостях у Элронда, и в доме Беорнов я чувствовала себя гораздо спокойнее, чем здесь, среди людей».
А когда она чувствовала себя хорошо среди соплеменников? И спокойно к тому же? В охваченной огнем междоусобицы Франции, где от ее семьи не осталось даже могил? У двуличного епископа? Или, может, во дворце дофина? Тогда как гномы… Жанна думала, что такое бывает только в песнях и балладах, воспевающих честь и доблесть. И преданность. Людям, в основной своей массе, это не свойственно.
Она попыталась сдвинуться и тут же охнула от невыносимой рези в спине, снова чуть было не потеряв сознание. Полежала немного, старясь дышать ровно…
Дождавшись, когда иголочки боли чуть притупятся и потолок перестанет кружиться в безумном танце, Жанна, пересиливая себя, медленно спустила ноги на холодный мраморный пол. Ну сколько можно болеть? Ей казалось, что она провалялась долго, слишком долго. Неоправданно долго. Она не может стать помехой. И король гномов был рядом с ней все время, вместо того, чтобы готовиться к походу… Мало ли что взбредет в голову бургомистру? Она не доверяет ему ни на грош.
А может, размышляла Жанна, вцепившись руками в край кровати, вся ее прежняя жизнь была только прологом к чему-то большему? Что бы ни готовила судьба, ее место здесь, рядом с ее королем. И неважно, останутся ли они живы или погибнут вместе. Другого расклада Жанна себе не представляла. Но так далеко лучше не загадывать…
Улыбнулась и тихонько вздохнула, собираясь с силами. Через боль этих дней, физическую и душевную, через весь прожитый ужас – даже не смерти, а чуть не случившейся потери себя – она помнила близость Торина, слышала биение его сердца рядом со своим, тонула в синеве его глаз, напоминавшей ей глубокое море. И боль стихала… Правда, это означало, что король гномов почти не спал все это время. По ее вине… Жанна в очередной раз досадливо поежилась. Это она его должна защищать.
Попыталась встать, облокотившись о стол, и тут же снова присела, зашипев сквозь зубы и покрывшись холодным потом. Нужно будет держать спину очень прямо, иначе… Увидела рядом Каранлах, потянулась к нему и чуть не расплакалась, погладив ножны. Она знала, кто принес его – тот, кто знал, насколько он ей дорог! Кто всегда был внимателен к ней даже в мелочах.
– Я, кажется, просил тебя не вставать сегодня, – низкий бархатный голос прозвучал очень тихо. И очень неожиданно. Жанна в ужасе дернулась, чуть не выронив меч. – Или мои просьбы для тебя уже ничего не значат?
Засмотревшись на радостно сияющий Каранлах, девушка не заметила, как Торин вошел и замер у входа. Глаза его метали молнии. Море бушевало…
– Тогда можешь считать это приказом!
– Со мной все в порядке, прости, – жалобно сказала она, сокрушенно подумав, что и правда виновата. Но ей так хотелось скорее встать на ноги!
– В том же порядке, что в Ривенделле, скрывая больную руку? – грозно, без малейшего дружелюбия прорычал гном.
– Как ты узнал?.. – ахнула Жанна.
– Я не слепой, – все еще хмуро вздохнул Торин. Подойдя, он присел рядом и принялся разглядывать девушку внимательно и не слишком довольно. – Если бы Элронд не подтвердил, что все уже в прошлом… Пока – никаких подъемов!
Жанна закивала головой, соглашаясь. Лишь бы не переживал попусту! А она-то казалась себе тогда такой хитрой и скрытной…
– Есть еще кое-что, чего ты не знаешь о Ривенделле, – медленно протянул он, сощурившись.
Помедлив, прошептал хрипло:
– Я все-таки поцеловал тебя тогда. Один раз…
Она скользнула к нему на колени, не обращая внимания на ставшую уже почти привычной боль.
– А больше ничего не было? – лукаво спросила Жанна, греясь в его лучах, как котенок на солнышке.
Что-то подобное она смутно подозревала все это время, слишком резко оборвались тогда все ее кошмары. Но она просто не могла до конца поверить в реальность, где ее могли так сильно любить и беречь, непонятно за что.
– Или я еще чего-то не помню?
– Сны не в счет… – загадочно хмыкнул гном.
Притянул девушку к себе… Почувствовав, как она вздрогнула, с трудом оторвался от ее губ и сразу разжал руки, слишком вольготно расположившиеся на спине Жанны.
– Мне не больно, – прошептала она, счастливо зажмурившись, и это было правдой.
Ну, почти… Ничего, что нельзя было вытерпеть за возможность быть рядом. Сейчас. И всегда.
Стукнула об косяк дверь, и сквозь проем показалась рука с перекинутым через неё белым полотенцем.
– Ужин заказывали?
Фили, с повязанным поверх кольчуги белым передником, стоял в проеме, широко улыбаясь. Поварской колпак закрывал светлую шевелюру. Гном торжественно держал перед собой сервированный поднос с белой розой в бокале, изогнутой салфеткой и толстой зажженной свечой.
Торин аккуратно пересадил девушку на кровать. Жанна, хоть и была в одежде, тут же натянула на себя одеяло. И все-таки покраснела. Она еще чувствовала вкус поцелуев короля гномов на своих губах, и это казалось ей очень заметным для окружающих – особенно для его хитро улыбающегося племянника…
«Я, наверное, не смогу еще есть, – хотя Жанне было жаль разочаровывать своих заботливых гномов. Бросила взгляд на наваристый бульон и ароматный хлеб. – А, может, и смогу!»
Фили щурился и никуда не уходил, всем своим видом показывая, что знает гораздо больше, чем может сказать. Торин недовольно двинул бровью, и лишь тогда принца как ветром сдуло.
– Только попробуй не съесть.
– А то что? – Жанне стало смешно. – Силой затолкаешь?
Гном нахмурился, не говоря ни слова. Но так сурово смотрел из-под сведенных бровей, что она решила не спорить, боясь осуществления своих так не вовремя сказанных слов, и вмиг все доела.
– Сколько прошло времени? – спросила она, отодвинув поднос.
– Три дня, – вздохнул Торин. – И выезжать надо не позднее послезавтрашнего рассвета…
– Так долго! А если…
– Даже не вздумай, – усмехнулся гном, прочитав надежду в ее глазах. – Мы проведем здесь еще две ночи, и это не обсуждается.
Уселся рядом с ней, вытащил Каранлах из ножен. С интересом проверил бритвенную заточку красного лезвия, сверкнувшего недовольно, и сразу порезался.
– Ого! – удивленно воскликнул гном. – Такого еще не бывало. Он ревнует! Он твой, и только твой.
– Он служит мне, мой король, а я – тебе… – Жанна убрала меч подальше. Не удержавшись, прильнула к Торину, свернувшись калачиком на его груди.
– Просто люби меня, Жанна, – вздохнул он.
Все сразу сложилось. Незачем думать о темном грядущем. Бед и проблем всегда полно, что в прошлом, что в будущем. Во всех мирах и вселенных! Но пока они вдвоем – все преодолимо, нет ничего невозможного и несбыточного. Даже с самой судьбой, злобно скалящейся и грозящей им черной клюкой, можно еще поспорить и вырвать из ее пасти ставшие дорогими Жанне жизни…
========== Часть 32. Прощание с Эсгаротом ==========
На следующий день Жанне стало гораздо лучше. Но, подчиняясь слову Торина, она почти не вставала, разве что изредка и ненадолго. Собиралась с силами перед дорогой: все-таки три дня на лодке… Король ушел от нее с тяжелым вздохом, еще раз пригрозив всеми возможными карами за неповиновение. Нужно было проверить оружие и собрать в дорогу все, что не отправили с погонщиками.
С самого утра, едва свои, вернее, уже – их – покои покинул Торин, к Жанне с ежедневным визитом зашел важный Оин. Несмотря на все его спокойствие и невозмутимость, Жанна очень стеснялась старого гнома при перевязках. А он остался весьма доволен скоростью заживления ран и ушел быстрее обычного.
Потом ввалились племянники короля, неся полные пригоршни редких здесь свежих фруктов. Розовые полупрозрачные сливы были просто медовыми. Жанна сразу съела несколько, не удержавшись, перемазывая пальцы и закапывая на простыню. Фили поглядывал хитро, но, видимо, держал язык за зубами.
Они тоже ушли довольно быстро. Вернее, ушел Фили, а Кили так и остался у двери в карауле. Потом Фили вернулся, уставший и довольный, но сразу же пропал Кили: не меньше, чем на полдня. Жанна даже думать не хотела, чем они там занимаются.
В обед ее посетил Двалин. Молчал, сжимая кулаки, преисполненный тяжелой мужской злобой. Но девушка знала – злится он не на нее. Похоже, гном был недоволен, что нельзя этого мерзавца убить еще раз. Желательно, голыми руками. Потом печально глянул на Жанну и даже погладил по голове, так что она ощутила себя еще более замученной, чем видела в зеркале. После того вечера на синей реке Двалин стал по-другому относиться к девушке. Более уважительно, что ли. Это ее необычайно радовало. Как-никак, лучший друг ее… хотелось бы думать, короля, а чуть не выскочило: мужчины, мужа. Пусть даже они и не венчаны.
