Текст книги "О чем поет вереск (СИ)"

Автор книги: Зима.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

– Джаред, – сквозь зубы выплевывает Мидир. – По-мо-ги. Мне. Умереть.

– Мой король, при всей вашей любви, королева – человек! Мы даже не знаем, попала ли в мир теней ее душа!

Джаред разворачивается к полю боя. Вдалеке и вблизи что-то гремит и грохочет, и Мидир понимает: это не кровь шумит в ушах.

По старому камню – лязг сапог. Гонец. Волчара, совсем еще молодой, вон как тянется в струнку.

– Мой король, галаты! С левого фланга…

Голос гонца непроизвольно рвется. Дрожит, словно нить. Нить души Этайн. Мидир чувствует ее – еще четко, но с каждым вздохом – слабее.

– Галаты не уходят, – прокашлявшись, продолжает гонец. – Держат строй, несмотря ни на что.

– На горизонте, о старые боги, опять движение! – говорит советник то, что уже ощущает волчий король. – Первые ряды лежат. Верхние даже не уносят раненых магов! У нас вторая волна. Друиды подняли всех. Кто-то из нас должен управлять механесами!

Кто-то… Сердце глухо бухнуло в грудь. Понятно кто. Во главе войска должен быть ши королевской крови.

Тонкая красная нить… Жизнь Эйтан по-прежнему перед глазами. Дрожит, переливается…

Мидир чует движение, чует скрытую и открытую силу, готовую выплеснуться и сожрать волков, слизать даже саму память о Черном замке.

Вдали – гром. Слева от бастионов.

Нет, не гром, друиды готовят новую пакость. Этайн, продержись!

Красная нить все тоньше. Вот-вот оборвется. Взвыть бы по-волчьи, отчаянно. Выплеснуть боль.

– Постоять под стягом и я смогу! – рычит Мэллин в лицо королю. Рычит? Да он почти молит. – Я справлюсь! Я управлял механесами! – голос брата срывается. Теплый, живой. Даже нить жизни Этайн словно бы крепнет. – Верь мне! Спаси человечку! Кроме тебя, ее не вытащит никто!

– Он сможет, Мидир, – подтверждает советник. Все ссоры забыты.

– Добро, – решает король.

Лицо брата сияет, он разворачивается и летит по лестнице вниз.

– Джаред! – приказывает Мидир. – Давай!

Узкая прохладная рука опускается на грудь, ледяные иглы пронзают сердце. Оно замедляет удары, вдох рвет горло…

Тело бьется в судорогах.

Не удержать падение. Все ниже и ниже, быстрее и быстрее, через все этажи Черного замка, через камни и воздух, землю и корни…

В иной мир, где нет ничего. Не должно быть ничего – свою боль Мидир принес с собой. И напрасно, это мешает. Как напрасно открывать и закрывать глаза, бессмысленное действие. Как ни сильно нетерпение, остается только ждать.

Наконец привычное мельтешение точек перехода сменяется сонмом огоньков в черной мгле без конца и края.

Холод хватает за ноги и руки, Мидир поспешно поднимается. Огоньки с черной сердцевиной, словно комары на болотах неблагих, тут же набегают, откусывают кожу по крупицам, забирают силу. Светлые – чистые души – отгоняют их, давая время пришедшему. Но и те и другие льнут, шепчут, пытаясь вызнать, понять, как там близкие?

Мидир, отмахиваясь от надоед, идет, всматриваясь в бархатную тьму. Она то приближается, то удаляется. Алые, золотые, синие, зеленые огни мерцают в ней драгоценными камнями… Но перламутровой души Этайн не видно. Куда унеслась вспугнутой птицей?

Отчаяние душит, лишает надежды, делает мрак вокруг еще более непроглядным. Мидир шагает и шагает, кажется, целую вечность. Тысячелетия проходят над ним за один вздох, миры крушатся и создаются вновь…

Еще один шаг – и вновь ничего. Под ногами хлюпает вода, предупреждая о близости реки.

Этайн не должна, не должна была так далеко упасть! Души всех цветов радуги – только нет нежного перламутра.

А время уходит быстро. Очень быстро.

Мидир зябко вздрагивает, от него забирают не тепло – саму жизнь. Джаред что-то тревожно бормочет над ухом в том мире, которому еще немного принадлежит волчий король. Слов не разобрать, приходит твердое знание: надо возвращаться.

Куда? В Черный замок, к мертвой Этайн? К Этайн, закрывшей его собой?..

Мидир упрямо идет вперед, хотя передвигать ноги становится все тяжелее и тяжелее. Даже голову поворачивать трудно. Цвета сливаются, все огоньки видятся одинаковыми в темноте, что чернее любой ночи. Дальние очертания холмов, опоясанные рекой, в которую не войти живому…

Мидир трет веки, вглядывается в бархатный мрак, пронизанный душами.

Той, родной, среди них нет.

Ни позвать, ни поговорить. Почему он так мало говорил с ней? Почему так мало говорил о своей любви?

Черная пустота скалится, дышит со всех сторон, шевелится, тянется кошмарами самых страшных снов. Есть ли Нижний? Есть ли Этайн? Воспоминания разлетаются по миру, размазываются, исчезают. Не морок ли вся его память? Или он уже умер и давно блуждает во мраке бесконечного поиска?

Мидир, теряя равновесие, валится наземь. Ударяется коленом, разламывая черный лед. Это больно, и это радует.

Пока есть боль, есть жизнь.

Пытается встать – не выходит: мешает один из пыльных огней. Пыльные опасны. Их сердцевина начала затухать еще при жизни. Они злы и быстро меркнут, и стараются потушить других.

Мидир идет дальше.

«Этайн, ты же так хотела, чтобы мы старились вместе! И умерли в один день».

Тишина оглушает. Тишина обгрызает мясо с костей, сдирает мысли – глупые ненужные мысли! – напрасные заботы, ложные намерения.

«Я обманул тебя вначале и не смог защитить потом. Но хоть что-то выполню из обещанного».

Невозможно вздохнуть. В мире теней нет воздуха. Глаза закрываются окончательно.

Осталось последнее.

Умереть в один день…

Но, может, Джаред вытянет Этайн? Надо только приманить все огни.

Мидир опять делает то, что запрещено. Чего не делал никто и никогда. Мерцает мысль о том, что власть он брату не передал… Но есть Джаред, он поможет.

Руки движутся невыносимо медленно, вытаскивая несуществующий клинок. Еще более медленно, как в тягучей воде, Мидир режет вены на правой руке, где виден старый драконий след. Мир взрывается багрово-черным фейерверком. Вспыхивают огоньки, принимая жертву… И кидаются к Мидиру.

Все. Теперь точно все. Рука немеет, вслед за ней – все тело.

Чернота. Тишина. Покой.

Но что-то мешает и тревожит, и дергает, как младший за штанину в детстве или Джаред за рукав. Тянет наверх. Кто-то очень не хочет, чтобы он оставался здесь, в вечном мраке и холоде. Глупость какая, тут вовсе не холодно! Мидир приоткрывает веки. Перед глазами – перламутровый огонек. Рядом с ним – синий, крохотный, но очень яркий. Они дают свет и тепло, Джаред что-то шепчет и тянет за ворот… Мидир не помнит куда. Не помнит, зачем он здесь и что это за свет. Кажется, он что-то значил для него в прошлой жизни.

Зачем уходить, когда тут так хорошо, можно лежать на мягкой траве под ласковым солнцем и не беспокоиться ни о чем? Но розовый огонек сердится. Как будто топает ножкой, и плачет, и подается ближе, обняв синюю искорку. Розовый огонек забавный – требовать что-то у Мидира! – но его грусть непонятно почему расстраивает бессердечного волчьего короля.

Огонек подлезает под самые пальцы, толкается в ладонь, не хочет уходить один. Шепот в ушах превращается в яростный крик. Джаред, оказывается, умеет кричать!

Мидир чудовищным усилием зажимает огонь в руке.

И позволяет вытянуть себя…

Темно и тепло вокруг. Голова покоится на чем-то удобном и мягком. Влажная тряпка на лице. Мидир прихватывает ее обмороженными губами. Тела будто нет, только болит кисть, которой он прихватывал свет чужой души.

– Лежите, мой король.

– Эт-т-тайн…

– Тут она.

Говорить почти невозможно, невозможно приоткрыть веки, да и нельзя сейчас: солнце выжжет их после изнанки ночи. Ладонь Джареда удерживает его, весомо устроившись на середине груди. В горле словно скребли вудвузы, но пить нельзя, рано.

– Мидир… – Джаред пытается скрыть волнение, однако сейчас король более чувствителен не к словам, а к душам. – Ты чуть было там не остался.

– Этайн? – Мидир упрямо ищет ее руку своей.

– Знаешь сам. Дышит, жива. – Джаред вкладывает теплую знакомую ладонь лежащей рядом Этайн. – Она любит вас, мой король. Именно вас. Иначе бы не вытянула из мира теней.

– Джаред… – груз реального мира наваливается снежным комом.

– И когда правда откроется, ей будет больнее в сто раз, – племянник договаривает это из столь хороших побуждений, что нет сил сердиться.

– Ум-ник, – волчий король знает, что Джаред потихоньку улыбается. – Как? Мэллин?

– Во главе войска. Тихо-тихо, не поднимайтесь!

– Иди. К нему. По-мо-ги.

Мидир с трудом, но различает голоса: Джаред приказывает начальнику замковой стражи – по-королевски! – не давать ему, Мидиру, подняться хотя бы час, на что Алан отвечает привычно коротко. Какое там – король даже голову повернуть не в силах. Только сжимает в ладони руку Этайн.

Душа Алана тоже искренне волнуется. Беспокойство расходится вокруг алыми пульсирующими волнами, греет, наполняет силой.

Джаред, судя по легкому шуму, быстро сбегает вниз – туда, где Мэллин. Откуда даже сквозь тьму тянет опасностью и смертью.

========== Глава 32.1. На поле боя ==========

Мидир торопился на левую башню Черного замка, столь высокую, что в детстве ему казалось: она подпирает небо. Впрочем, почти так и было: ниже смотровой площадки находится место схождения стихий.

Здесь льется свет из восьми стрельчатых окон в стенах и одного круглого люка посреди потолка; здесь легче дышится тем, чья жизнь под угрозой. Сюда указывает ось клепсидры Дома Волка, обозначая центр Светлых земель, пропитывая его магией древа трех миров – гигантского цветка Мира под Холмами.

Это место, где когда-то, без малого три тысячелетия назад, лежала Синни.

Это место, куда теперь Мидир, еще окутанный мраком мира теней и собственными кошмарами, принес Этайн.

Она дышала спокойно, глубоко и тихо; страшная рана розовела новой кожей, но Мидир все медлил с уходом. Отгонял липкий ужас, что охватил его при виде наконечника, вырвавшегося из груди Этайн. Ужас, который вроде бы утих, а теперь накинулся с новой силой, как загнанный в угол дикий зверь. Прореха в ткани говорила: противник может дотянуться до того, без чего Мидир не видит жизни.

Хранитель суетился рядом: движением руки соединил края блио, волшебством стер засохшие бурые подтеки, забубнил на древнем что-то лечебно-магическое, рисуя посолонь руны на женской ладони. Волчий король не слишком-то верил в его силу, но ее должно с лихвой хватить для догляда за выздоравливающей.

Еле прохрипев: «Ребенок?», Мидир получил в ответ привычно косой взгляд и тихое: «Наследник в безопасности». Осушил поднесенный кем-то из стражей кубок. Вода наполнила силой и показалась сладкой. Мидир смаковал второй бокал, рассматривая Хранителя, чего никогда особо не делал. Поначалу – в силу малого возраста и небольшой заинтересованности. Магом волчий принц сам был неплохим, прибегать к помощи придворного волшебника не требовалось. Потом, когда дела королевства нежданно-негаданно перетекли в его личные, оставил Хранителя на месте, ибо кандидатур лучше не нашлось, а самоубийственных поползновений по смещению молодого короля тот, в отличие от многих, не предпринимал. Затем, после очередного конца света, стало вовсе не до придворного мага. Хранит себе волшебство Дома, держит в узде Черный замок – и слава древним богам.

Хранитель редко снисходил до бесед и всегда умудрялся глядеть мимо, да и мало кто удерживал на нем взор. Теперь, когда Мидир оставлял на Хранителя заботу об Этайн, присмотреться стоило. Его правильные, но какие-то скользкие черты отторгали взгляд, белесые глаза выдавали невероятно древний возраст ши без имени. Губы его были всегда брезгливо поджаты, словно Хранитель давал понять, насколько всё было хорошо когда-то давно и как теперь, в настоящем, всё плохо. Черные волчьи волосы казались тусклыми, словно испачканными паутиной, и не вызывали желания дотронуться даже случайно. Мидир поймал себя на мысли, что еще не встречал волка среди своих подданных, с которым ему было так неприятно общаться. Работу, впрочем, хранитель делал хорошо, пусть без рвения. Даже сейчас приблизился с явным намерением помочь, протянул тряпицу, однако Мидир отвел костлявую руку, хотя знал, как выглядит его лицо, на котором запеклись кровь земной женщины и пепел мира теней. Но уж больно неприятно смотрелась намотанная на запястье металлическая плетка с острыми шипами, что тянулась к самому сердцу Черного замка, пусть видимая лишь магическим зрением.

Из такой руки не хотелось принимать ничего.

Мидир пошатнулся, и к нему тут же ринулся Алан, перепрыгнувший через последние ступеньки. Король опираться о предложенное плечо не стал, хоть и чувствовал себя мухой, из которой выпил все соки злобный и жадный паук. Женщину человеческого происхождения мир теней должен был истощить сильнее. Тем паче – беременную, отдававшую все силы синей искорке, которая уже загорелась отдельной душой. Мидир прищурился от лучей безжалостного светила, приглядываясь к Этайн и миру вокруг.

После мрака и беззвучия мира теней краски Нижнего слепили глаза, ноздри забивали тысячи запахов, уши – тысячи шорохов. Умывались мыши в подвале и сыто щерились виверны у излучины Синей реки; прорастали корни дерев в заповедном лесу и вызревали самоцветы в Черных горах; ласточки резали воздух над Черным замком и взлетали феечки из кувшинок… Все казалось чересчур ярким и невероятно живым. Все казалось вновь сотворенным, безгрешным и чистым.

Мидир смотрел на Этайн, словно видел ее впервые. На маленькую родинку чуть ниже левого века, на четкий контур бровей, на чувственные, яркие губы, в мгновения веселья обрисовывающие четкий полумесяц…

Он начинал лучше понимать своих далеких предков, что похищали жен из других Домов и никогда более не показывали их миру. Ему тоже иногда очень хотелось запереть Этайн навечно. Вот только истинно певчие птицы не поют в клетках…

Но думы потом. Потом, все потом. Выговор страже, пропустившей королеву на Башню, и самой Этайн. Эта упрямица ослушалась его! Злость вскипела бурным ключом и тут же стихла. Сейчас имело значение лишь то, что она жива.

Мидир склонился к ней, коснулся губами теплой кожи лба, втянул родной запах нагретого на солнце вереска. Не смея дотронуться до уст, провел рукой по щеке, огладил волосы, ощутив шелковистую упругость каштаново-рыжих кудрей; подтянул выше покрывало – и поспешил на поле боя, туда, где, будто в предвестии заката, полыхали изумрудным пламенем холодные благие небеса.

Головы волков жалобно поскуливали, птицы света перелетали с места на место, залы и галереи, казалось, сворачивались в пространстве, давая королю время – весь замок передавал тревогу и беспокойство.

Открывшаяся с предпоследнего бастиона картина заставила остановиться, осмотреться, прислушаться к сумятице образов и звуков и постараться собрать миллион крошечных деталей в цельное полотно.

Атака шла с двух сторон. Людские маги толпились справа, где столкнулись воины возле штандартов. Слева казалось чуть спокойнее, но врагов хватало и там. И галатов, едва освоившихся с новыми силами, и неуклюжих, а оттого еще более опасных механесов. Рога трубили где-то далеко, возвещая об изменениях в движении галатов. Штандарты Мидир различал многие, но не королевские.

Король волков встряхнулся, понимая, что нового ничего более не разглядит, а вот время и магию потеряет. Подтянул ремень шлема и ринулся вниз. Алан неотступно бежал следом, желая то ли помочь, то ли перехватить. Пока побеждало чувство содействия королю, а не противодействия, значит, смотрелся Мидир неплохо.

На одном из поворотов с земли блеснуло темным, почти черным цветом, в котором плохо отражались даже облака, словно вода была перемешана с колотым льдом. Мидир на миг остановился, рассматривая ров. Кто-то пытался оборотить укрепления против хозяев: его переполняла магия живого хрусталя. Живого и беспощадного. Пара скелетов оттуда уже торчали, и даже белые кости казались посеченными.

Спину неприятно кольнуло – от одного плеча через лопатки к другому. Мидир дернулся, сбрасывая неприятные ощущения, наверняка проявление шлейфа мира теней и близкой магии неблагих.

Алан следовал по пятам как вторая тень. Волчий король обратил внимание на тени и на земле: времени прошло гораздо больше, чем показалось. Он прищурился, скользя взглядом поверх механических воинов, пытаясь определить, сколько осталось до захода солнца. По всему выходило – меньше часа. Тридцать-сорок минут. Отсутствие привычной точности во времени ощущалось как слепота, и Мидир с проснувшейся яростью рванулся вперед. Брат наверняка выходил за разумные пределы в своем стремлении доказать – ему можно верить! И куда заведет его это желание, страшно подумать.

Вблизи не было ни наступающих галатов, ни своих волков. Огромные каменные воины лупили друг друга в полную силу, но как-то особенно болванисто, как если бы действительно были слепыми куклами.

Голову Мидира внезапно пригнул Алан, спасая от громадного кулака своего же черного механеса. Легонько подтолкнул ладонью бестолкового механического воина в нужную сторону. Мидир обошел двух синих великанов, которые ожесточенно молотили друг друга. Один уронил другого, коротким ударом сложенных кулаков сверху вниз вбил голову противника в плечи и тут же вновь схватился с механесом галатов.

Никаких иных звуков, кроме гулких ударов, сродни шуму падающих валунов при горном обвале, волшебные существа не производили. Кликуши из числа людей вопили что-то об оскорблении их короля. Волки дрались молча.

Мидир пробирался дальше и дальше от Черного замка, обходя горы упавших еще утром механесов, рытвины и настоящие колодцы, оставшиеся от заклинаний. Битва продолжалась весь день, горизонт грозился скрыть лучи ясного солнечного света, при звездном – волкам будет удобнее, хотя Мидир почему-то все равно не желал наступления заката.

Идти вперед, безотчетно повинуясь чувству долга, не дал Алан, перехватив Мидира поперек груди, делясь силой. Черная волчья макушка возле плеча напомнила о брате, о Джареде, и усталость отступила. Мидир сам бы не сказал – отчего.

Алан недовольно заворчал, удерживая за плечи. Потом развернул туда, где механесов было поменьше.

– Мой король! Туда! Нужно опустить забрало! А лучше – восстановить силы! Мой король!

Отвечать Алану не хотелось: так было бы лучше для Мидира. А вот для сражающихся за него волков – вряд ли.

Мидир опустил забрало, отстранил начальника замковой стражи и двинулся дальше, хоть и медленно. Он будто продирался через патоку, преодолевая сопротивление отдельного измерения мира: пространства, магии или времени. На задворках сознания зашевелилось какое-то воспоминание, неясное, неоформленное – а потому бесполезное.

Алан вздыхал тревожно, но под руку не лез, обнажив одноручный меч и прикрывая короля щитом. Ударил ближайшего мага-галата силой, лишая сознания, тот упал, теряя части коричневого доспеха, и волчий король отрешенно порадовался тому, что Алан для своего возраста неплохо овладел магией. Сразу около пяти синих механесов застыло безвольно, им тут же снесли головы противники в черной броне.

Друиды даже придумать своего не смогли: просто скопировали то, что когда-то создал он больше из шалости, чем для практической пользы. Джаред был прав, когда говорил: друиды используют как слабость врагов, так и силу.

Механических воинов в нынешнем состоянии стоило только обходить. Завладеть их сознанием Мидир сейчас не мог, и сил недоставало, чтобы встретить и отразить удар каменной туши весом с колонну северной, самой широкой галереи. Впрочем, волчий король стал во много раз опаснее для вражеских магов: они его не чуяли, а он их – прекрасно. Мидир оставался ши, воином и королем. Никакая магия не заменит многовековой опыт, и оглушать зазнавшихся верхних выходило очень даже неплохо.

Он развернулся и нанес удар плашмя по шлему очередного людского мага, попытавшегося перехватить управление лежащим механесом. Ввязываться в серьезный бой не хотелось, однако что-то тянуло Мидира дальше, к штандартам.

Очередной увлеченно колдующий галат вскрикнул от удивления и не глядя выставил руку, собираясь оттолкнуть Мидира чистой магией. Вскрикнул еще более удивленно: сквозь кисть, перехваченную волчьим королем, сила больше не проходила.

Галат в ужасе поднял голову, оценил рост и стать, яркие желтые огни в прорезях волчьей королевской маски… И, полностью лишенный магии, побледнел и расширил глаза.

Мидир ощерился: его узнали! И он, по представлению перепугавшегося до смерти молодца, просто обязан был разорвать беззащитную жертву в кровавые клочья! Похоже, магии галатов учили весьма умеренно, вероятно, забирая себе большую часть проявлявшихся сил. А самое главное, опустошенный миром теней, Мидир съедал магию, как мир теней съедает души.

В своем испуге юный недомаг был прав. Если бы Мидир вернулся без души Этайн, намертво зажатой в его руке… Если бы он не опасался более навредить ее бесценной хрупкой жизни, то, одержимый черной местью, воззвал бы к первичным материям – и стер с лица земли Нижнего всех смертных, сдвинув время этак на столетие. Даже если бы это стоило ему разума: мир Нижнего всегда отвечал на подобное – подобным.

Однако подобное действие слишком походило бы на Джаретта Великолепного, который никогда не руководствовался понятиями добра и зла, используя лишь «правильно» и «неправильно»: Словом, им же писанным. Что когда-то давно так печалило Синни и не нравилось самому Мидиру.

Волчий король привычно отбросил ненужные мысли, приказал Алану следовать на расстоянии и двинулся к лагерю верхних, гася чужую магию, как свечу.

Силы потихоньку прибывали. Другое дело, что невероятная мощь людских магов была для Мидира только каплей живительной влаги.

Люди падали, невредимые, но лишенные магии. Удлиняющиеся тени разливались между бугрящимися спинами поверженных механесов, скрадывали лица и тела галатов, оставляя на виду одни доспехи.

Тревога вновь подняла голову. Что-то определенно было не так.

Мидир не чуял Мэллина, не видел его необычную ярко-лимонную ауру. Да что же случилось за эти несколько часов?

Мидир рвался вперед, к штандартам, быстрее и быстрее.

Стали проглядывать первые звезды. Ночь – время волков, и механесы в черном с удвоенной силой ринулись на синих, когда низкий, протяжный звук ударил по ушам. Далеко и сердито запели трубы. Галаты замерли. Трубы затянули еще настойчивее, мелькнул наконец штандарт Эохайда. Король трубил отход войскам, словно не он отдавал команду атаковать, но разбираться в интригах верхних и хитростях друидов Мидиру не хотелось.

Галаты начали возвращаться.

Мидир понял, что ему показалось неправильным: действующих механесов после его утреннего удара должно было быть меньше. Гораздо меньше! В их тенях отчетливо проступала аура Благого мира, словно друиды, вложили души виверн и троллей. Последнее, отчаянное действо, возможное лишь однократно… Видимо, сил у друидов почти не осталось. Впрочем, у Мидира тоже. И он все еще не мог понять ни где Джаред, ни где Мэллин.

– Мой король! – за спиной, как по волшебству, образовался советник. Он был мрачен и дышал тяжело, словно вручную разбирал тела поверженных механесов.

Мидир медленно, с натугой повернулся. Сейчас, после битвы, не проигранной, но и не выигранной, тревога заполыхала в груди степным пожаром.

Думалось с трудом. Джаред жив – это уже хорошо. Джаред взволнован! Это очень плохо.

Мир замер на миг – и разбился вновь. Второй раз за этот невыносимо долгий день.

– Что случилось! – прихватил Мидир его за плечо. – Говори!

– Мой принц, ваш брат… – Мидиру больше не требовалось слов.

Король волков огляделся и еле сдержал дрожь.

Следы магической битвы, поверженные механесы, сбитые с ши и людей доспехи, разве что не хватало живых теней и воронья – как во сне. Во сне, больше похожем на кошмар.

– Он пал, мой король, – слова Джареда тупыми лезвиями вонзились в спину отвернувшегося Мидира. – Стойте-стойте, мой король! Не нужно вам, он… его…

Волчий король отмахнулся. Он знал, где искать брата. И не мог перестать надеяться, несмотря ни на что.

– Мой король! – Джаред спешил по пятам.

Неудивительно, несущественно.

– Не пускайте его! – скомандовал Джаред волкам подле штандарта.

Мидир увидел, как на лежащего ши в знакомых сапогах, набрасывают флаг. Не для тепла – скрывая избитое лицо и мертвое тело.

Король рванулся вперед, сшибая едва успевших оглянуться воинов, приземлился на колени, поспешно стянул ткань с лица лежащего.

Солнце скрылось, но Мидиру все видно было и в сумерках.

Брат.

Кожа отливала холодноватой синевой, кровавая струйка засыхала возле уголка рта, черные вихры на виске слиплись от крови, грудь в разбитой кольчуге… Не было ни следа тонкой нити, связывающей тело с душой.

Дотронуться страшно. Но хуже сделать уже невозможно.

Мидир, успокоив себя таким странным образом, подхватил Мэллина на руки. Небо потемнело, земля ощутимо дрогнула, ветер со свистом задул со всех сторон. Стоявшие вокруг волки со стоном упали, рухнули механесы: король потянул силу откуда мог, вплетая тот задел времени, что остался у него от клепсидры, вкладывая смертельную мощь мира теней… И, пока поднимался с колен, едва не ломая ноги, сдвигая мир назад во времени, туда, где в теле брата еще пылала его душа, наложил две картины – далекого сна и реальности этого дня.

Зажмурился от косых лучей солнца, вновь появившегося на горизонте, не давая ужасу случившегося поколебать создаваемое им настоящее.

Солнце вновь пропало, брат слабо пошевелился, и Мидир, боясь поверить, приоткрыл глаза.

Мэллин прошептал:

– Чело… вечка?

– Жива, – ответил Мидир, поднял голову и встретился с удивленным взглядом светло-серых глаз Джареда.

– Клянусь, мой король, он был мертв совсем, я не чуял даже тень души! Я бы не рискнул, мой король, поверьте!

– Я верю тебе. Но этот безрогий олень даже умереть общим порядком не может.

Мидир бы нес брата до замка, но день получился изрядно насыщенным даже по меркам волчьих королей. Отдавать Мэллина волкам, соорудившим носилки, не хватало духу. Покорился Мидир лишь просьбе Джареда «не гневить судьбу» и передал брата ему. Шатаясь, направился к замку, без давешнего ужаса оглядывая поле боя, вполуха слушая советника о том, что двигались они с Мэллином двумя фронтам и что сегодня во многих местах ши лицом к лицу сражались с галатами. О потерях с обеих сторон, о странных всплесках волшебства, о еще более странном отсутствии Эохайда, о геройстве Мэллина – неоправданном, по мнению Джареда, о том, что на брата насели именно маги, приняв его за волчьего короля… И что именно объявившийся Эохайд дал команду отхода.

Все это было теперь неважно. Даже не хотелось подгонять галатов, чтобы убирались быстрее. Сегодня два дорогих для Мидира ши были отвоеваны у смерти. Вернее, ши и земная женщина… Как лихо он причислил Этайн к своему роду! Но ведь нашлась именно в мире теней, куда нет доступа смертным, где он никогда не видел души матери.

Джаред бормотал уже нечто интересное:

– …видели? Определенно скакнуло внутри замка. Но у нас нет иных беременных, а на ши это не распространяется, – пожал плечами, как будто сомневаясь. Видимо, припомнил, что полукровка. Мидир похлопал юного и мнительного на свой лад советника по плечу. Джаред договорил бодрее. – Вот Этайн и осознала…

– Что? – они миновали ров, и спину вновь прошило молнией боли.

– Время пролетело в Нижнем, – племянник говорил осторожно, как если бы ступал по тонкому льду. – Месяцев шесть-семь, может быть, больше.

– Откуда могла прилететь стрела?

– Ниоткуда, – племянник умудрился пожать на ходу плечами, не побеспокоив Мэллина. – Нет ничего за стенами замка, что могло так лихо направить ее прямо вам в грудь.

– А вышло, что в грудь Этайн, – сквозь зубы выдавил Мидир.

– Если целили в ваше сердце, то попали весьма точно, – смотрел Джаред с тревогой, и все же неуместный каламбур раздражал. – Простите, мой король. Я мог бы понять откуда, не сожги вы стрелу! Если только…

– Если только кто-то не пометил меня? Причем так хитро, что я этого не понял. Теперь нужно…

Сил и так едва хватало, а если специально прервать приток магии в тело и избавиться от скопившегося запаса, жить станет очень неприятно и трудно.

– Нет, мой король, – понял его Джаред. – Нет смысла проводить полную магическую чистку. След исчез, растаял. Я не стал… – вздохнул, привлекая внимание, – мой король, я побоялся трогать вас, чтобы определить, кто оставил метку, но отсутствие следа определил точно. Ничто не выдержит такого сильного погружения в мир теней. Вы словно умерли и родились заново.

Мидир усмехнулся на сравнение, подходящее просто прекрасно. И он был бы не против, если бы вслед за ним процедуру своеобразного перерождения не пришлось проходить еще двоим членам его семьи.

Черный замок медленно приближался, распахнутые ворота манили ощущением домашнего уюта, у Мидира возникло ощущение, будто замок на самом деле ждет их. Возможно, даже волнуется. Следовало порасспросить придворного хранителя магии на досуге, насколько бы сам Хранитель неприятным ни выглядел.

Попав в стены замка, брат заворочался и словно запылал ощутимым желтым огнем.

– У него жар, но это нормально, мой король, – Джаред тоже ощущал, а может, видел слабый ореол. – Наша королева…

Мидир выдохнул с облегчением: в стенах замка их поджидали обыкновенные заботы.

– Я к ней.

И как Мидир ни старался, в голос прорвалась усталость пополам с нежностью. Джаред вежливо сделал вид, будто не заметил.

– Какой необычный бред… – приоткрыл один глаз Мэллин и попытался ухмыльнуться. – Меня несет ледяной советник с горячим сердцем и теплыми руками. Можно даже потрогать голову, но я уверен, она у него холодная…

– Вы и впрямь бредите, мой принц, – ничуть не смутившись, ответствовал Джаред. – Пожалуйста, посчитайте, что я вам снюсь.

– Брежу-грежу-мечтаю! – брат ворчал почти неразборчиво, но тонкий слух позволял разбирать слова на расстоянии до пяти шагов. – Не думал, что ты моя мечта, Джаред. Нет, ты прекрасен, я всегда любил грызть сосульки, но если сосулька горячая внутри, это уже не сосулька, как бы ты этого ни скрывал, племянник моего брата…

– Мой принц, я в восторге от ваших поэтических сравнений, – обычным деловым тоном произнес Джаред. – И от образности. А особенно, от вашей живости, – повернул голову к уходившему Мидиру: – Мой король, если вы не хотите до смерти напугать нашу королеву, ополоснитесь.

Мидир, коснувшись лица – в пепле, крови и грязи – заторопился к башне, а Мэллин прерывающимся голосом продолжал донимать терпеливого советника, развернувшегося в другую сторону.

Вода для умывания показалась неприятной и даже колкой. Волчий король встряхнул ладони, чтобы с них разлетелись капли – обычные, круглые и прозрачные. Никаких режущих неблагих граней или мозаики ломких отражений, которым неоткуда было им взяться. По здравом размышлении Мидир решил, что это одно из последствий прогулки в мир теней. Значит, никакого риска для его королевы.