Текст книги "О чем поет вереск (СИ)"
Автор книги: Зима.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)
========== Глава 1. Вересковая пустошь ==========
Искры перехода перестали колоть веки, и Мидир открыл глаза.
Вересковые пустоши Верхнего мира румянились ласковым утренним светом. Жадное солнце слизывало туман с низин – восход будто стягивал покров с разнеженной ночными ласками красавицы.
Мидир усмехнулся своим мыслям, усадил спящую девушку в седле поудобнее. Проверил: дышит. Её имени он не знал, да и зачем? Золотоволосая игрушка с пустыми голубыми глазами приелась столь же быстро, как и покорилась. Волчий король погладил вороного, понукая очнуться от хмари перехода и тронуться в путь. Ехать по земле людей, любуясь вереском, предстояло долго.
Можно было и вовсе не брать вороного, а пробить завесу междумирья близ Манчинга. Но очередную забаву лучше высадить поближе к ее дому и подальше от столицы галатского королевства, дабы не порождать ненужные сплетни о демонах Нижнего. Просто гуляла, просто мужчина.
Ей хватило нескольких слов, улыбки и поцелуя. Что еще нужно для Лугнасада? Праздник начала сбора урожая, теряя свое практическое значение в Нижнем мире, оставался праздником свободы и любви. Он усиливал чувства, придавал отношениям легкость, а изменам – прощение. Смертная лишь мечтала о браке, однако лучше скрыть время, проведенное ею в Нижнем.
Когда от дороги до поселения девушки-без-имени осталось меньше пол-лиги, Мидир остановил Грома. Осторожно спустился с коня, завернул спящую в плащ и оставил на пригорке. Легкий выдох – и морок от перехода стал обычным сном.
Мидир замкнул на девичьей руке толстый золотой браслет выше ярко раскрашенных деревянных и бросил прощальный взгляд на милое, почти детское круглое личико. Новое поветрие галаток выбривать себе брови и укладывать волосы известковой водой заставило вздохнуть, хотя к бесконечным кольцам на шее, к браслетам на лодыжках и запястьях волчий король почти привык.
Девушка вздохнула, причмокнула и подложила ладонь под щеку. Золото блеснуло красным в лучах восхода. В любой другой день могли и напасть недобрые люди, но не в Лугнасад, когда останавливались даже войны.
Теперь можно ехать в столицу по весточке Эохайда. Зима шесть раз сменила лето с тех пор, как волчий король покинул Манчинг. Жизнь верхних – миг по сравнению с вечностью ши, но Мидир с теплом вспоминал время, проведенное рядом с королем галатов: защита его трона, защита его земли…
Ныне мир Нижних почти не знал войн. Драконы истреблены, фоморы не покидают морских вод, неблагих ничего не интересует, кроме своих чудовищ и секретов магии. Только и оставалось королю Грезы, что баловаться со стихиями да любиться с девками.
Мидир оборвал себя: плохие мысли. Неверные. Не дело королю Нижнего маяться раздумьями. До Манчинга еще ехать и ехать, и он остановил вороного, вдыхая пряный аромат нагретых солнцем цветов.
– Хмурый черный всадник на черном коне! – разнесся над вересковым полем звонкий девичий голос. – Словно явился от волчьего короля!
Странно, но Гром и ухом не повёл. Мидир обернулся, желая возразить на все: на дерзость смертной, на собственную хмурость, на принадлежность Дому Волка, тщательно скрываемую в Верхнем, даже на черноту – серебряной вышивки на бархате плаща и шелке сюрко хватало – но замер, вцепившись взглядом в незнакомку.
Теплая зелень искрится во взгляде, волосы струятся ниже колен огненной медью, ярко-алые губы манят прикоснуться. Лилейно-белая кожа, без намека на веснушки, словно светится на совершенном лице. Лиственная туника и горчичный плащ не скрывают изящества тела: узкой талии, крутых бедер и высокой груди.
Будто сама королева Лугнасада явилась в Верхний мир из сказочно прекрасной Грезы, давно канувшей в небытие.
Мидир спрыгнул с Грома, спросил вкрадчиво:
– А если я и есть волчий король?
– Вы не можете быть им, – вздохнула, и словно облачко набежало на солнце. – Впрочем, как и я не могу быть королевой галатов…
Мидир краем глаза уловил движение и просверк металла на оружии, а незнакомка тут же махнула двум дюжим молодцам, выскочившим как по команде на край поля. Затем наклонилась, срезала изящными ножничками пару цветков и уложила в полную сумку, висящую на плече. Глянула искоса, явно ожидая услышать имя.
– Зовите меня Майлгуир, – заторопился он. – И еду я в столицу. Может быть, нам по пути?
Поддавшись внезапному порыву, Мидир выдернул ближайший сиреневый куст и отдал девушке.
Ствол неожиданно оказался толстым и усеянным колючками.
– Что вы сделали! – вспыхнула травница. – С корнем!.. Руки бы вам оборвать! – она ловко приладила выдернутый вереск. – Дайте вашу флягу!
Полила растение, и Мидир не поверил глазам – так благодарно вереск воспринял заботу. Приживется несомненно, безо всякого магического вмешательства.
– Мне иногда кажется, он поет, – пальцы незнакомки мягко прошлись по розовым лепесткам.
Порыв ветра пошевелил вереск, поиграл волосами травницы, донес до Мидира запах. Будоражащий и сладкий, он мгновенно вскружил голову.
– О чем? – еле вымолвил волчий король.
– Я не знаю…
И улыбнулась слабо: мол, знаю, да не скажу. Не скажет! Ему, которому всегда достаточно взгляда!
– Можно ли неуклюжему садоводу узнать имя той, кому покорятся цветы и люди? – спросил уязвленный Мидир.
– Меня зовут Этайн, – ответила она безо всякого кокетства. А об имени отца или мужа умолчала. Значит, принимала на себя ответственность за свою судьбу. Пламя в волосах и в сердце, слишком вольное для галатской супруги. Времена королевы Боудикки давно прошли, теперь галатки прячут за спинами мужей себя и свое мнение.
Рыжеволосая красавица стряхнула с рук землю. Мидир поболтал флягой, показывая, что в ней есть еще влага, и вылил ее в протянутые женские ладони – совершенной формы, достойные того, чтобы воплотить их в мраморе.
– Может, добрая госпожа Этайн покажет мне, где можно набрать воды в дорогу?
Она недовольно вздохнула. Мидир добавил поспешно:
– Я не заслужил подобной малости?
– Простите меня, Майлгуир, за миг сомнения. Слишком близко там ложе Димайда и Грайне[3]…
Этайн смущенно опустила глаза, и Мидир спрятал ухмылку.
– Прекрасная госпожа, я не потребую возлечь со мной.
– Обещаете?
– Клянусь Миром под Холмами! Я привык, что дева меня обнимает сама. Подожду, пока не попросите.
– И попрошу! – подняла глаза на Мидира, обожгла хризолитовым огнем. Сердце заколотилось, но тут Этайн рассмеялась: – Как только мир перевернется, – поправила сумку на плече и пошла вперед.
Мидир, полный негодования, остался на месте. Оглядел уходящую: скромная сумка травницы, плащ из простой холстины. А обувь, ожерелье и пояс дороги и изысканны. К тому же охрана так и следовала в отдалении.
Волчий король догнал Этайн и пошел рядом. Гром послушно вышагивал в поводу.
– Знатная госпожа – и травница?
– Госпожа травница, да. Но почему вы решили, что знатная?
– А ожерелье?
– Подарок, – Этайн погладила медовый янтарь, и сердце волчьего короля сжалось от непонятной боли. – Я люблю травы. Собранные моими руками, они лучше помогают людям.
– Не думаю, что вам есть нужда их собирать.
– Неужели вы никогда и ничего не делали просто так?
– Я просто так нарвал вам цветов.
– И это все?! За всю жизнь?
Мидир задумался.
– Я много чего делал ради долга. Просто для себя же… Я хотел спасти брата.
«Но не смог», – слова замерли горечью на языке.
Этайн изменилась в лице, ухватила за руку:
– Простите меня за глупые расспросы. Я не хотела вас огорчить!
А Мидиру казалось, он отвечал совершенно спокойно.
– Когда-то я помог другу. А вы?..
Этайн отпустила его пальцы, пнула камешек на дороге.
– А я беру деньги за травы, чтобы люди берегли их… Еще рано, но смотрите, что я нашла.
Порылась в сумке, вытащила сверток, развернула и показала гордо. Корешок на холщовом лоскуте походил на искривленного человечка.
– Мандрагора, причем мальчик. Видите? – погладила Этайн утолщение в верхней части и стряхнула остаток земли. – Он дается редко, хотя способен на многое. Да-да! Лечит от тяжких болезней…
– Избавляет от бесплодия, – подхватил Мидир, припомнив балладу верхних, которую любил распевать брат.
Этайн медленно и словно бы недовольно убрала мандрагору обратно. Мидир, поймав ее взгляд, улыбнулся:
– Однако первый, с кем разделит ложе красавица, выпившая его настой – умрет. Так, кажется, говорится в вашей легенде об августейшем семействе?
– Байки! – отмахнулась Этайн. – Королева не могла иметь детей, что печалило ее мужа. Лекарь приготовил отвар и предложил позвать первого встречного, коим хотел стать сам. Король согласился вначале, но прознал об обмане и убил лекаря.
– Да? Мне говорили иное. Лекаря убили уже после любовной ночи.
– Нехорошо обманывать, – возразила Этайн то ли про историю, то ли про его слова.
– Но ведь лекарь любил, – продолжил Мидир лишь из желания настоять на своем. – Невероятно, сильно! Так, что жизнь готов был отдать за свою страсть!
– Видимо, это был не просто лекарь.
– И не просто любовь. Великая любовь, что случается раз в столетие, – Мидир легонько подул в сторону Этайн.
Ни затуманенных глаз, ни приоткрытых губ, ни дрожи в руках – предвестников любовной истомы. Надо же!
– Но она любила другого! Разве не достойнее отойти?
– Отойти? Отказаться от неё? От своей любви? Невозможно. Жизнь отдать возможно, а отойти – нет.
– Думаю, именно поэтому та женщина выбрала мужа. Готового отдать ее другому для ее же счастья.
– Мы говорим не о том, – недовольно промолвил Мидир.
– Мы пришли, – Этайн повернула в лес, и листва сомкнулась за ее спиной.
Двое стражей уселись поодаль, в пыли дороги, видно, зная путь хозяйки и не смея мешать.
Мидир крутанулся на каблуках, испытывая сильнейшее желание уйти. Но, намотав поводья на ветку дерева, приказал Грому стоять смирно. Конь фыркнул насмешливо, тряхнул длинной гривой и потянул зубами за край одежды. Мидир вырвал плащ и пошел следом за женщиной. Обходя камни Димайда и Грайне, с сожалением посмотрел на отполированную телами поверхность с удобной ямочкой посередине.
Этайн, присев на корточки подле ручья, достала из сумки тряпичную куколку. Улыбнулась Мидиру смущенно, затем оправила шелковое платье на куколке, шепнула что-то и аккуратно усадила в траву.
– С ней источнику будет веселее. Я всегда приношу что-то взамен.
Люди редко руководствовались законами мироздания, предпочитая брать все и сразу, и Мидир не удержался:
– Почему? Почему нельзя брать просто так?
– Потому что нельзя! Оби-и-идится.
Этайн окунула пальцы в ключ, бурлящий среди зелени трав. Зачерпнула хрустальную влагу и отпила прямо из ладошки.
Мидир смотрел на нее, не в силах отвести взор. Солнце, скользя через листву деревьев, золотило длинные волнистые пряди, закрывавшие спину Этайн; капли срывались с ее ладони и падали в изумрудную траву горящими алмазами.
Она стряхнула последние брызги с пальцев.
– Холодная какая! Но сладкая. Я тоже наберу, – Этайн, открыв сумку и отодвинув вереск, достала флягу.
– Давайте я помогу, – Мидир сорвал перчатку и перехватил флягу, задев руку Этайн. Огладил ее пальцы быстро и незаметно.
Кожа нежна и шелковиста на диво. Этайн чувственна и чувствительна, но не знает, насколько. Или знает, как действует на мужчин, и играет ими?
– Вы не болеете? – Этайн прервала его мысли.
Мидир выдохнул, пытаясь успокоиться.
– Я всегда горячий, – понизив голос, прошептал он. Подул вновь, чуть сильнее. От потока магии заискрился воздух, а Этайн была все так же невозмутима!
Потянулась к нему, и прохладная влажная ладонь коснулась лба Мидира.
– Нет, жара нет. Верно, показалось.
Очаровательна и свежа. И не прикрывается именем мужа… Лугнасад только начинался, получи Мидир ее разрешение – и семь вересковых дней могли бы пройти очень весело.
– Возможно, лечение мне все же не помешает, – прищурился он и потянул ладонью магию Нижнего так, что зашевелились травинки под холодным ветром. Но тут застучали копыта, зашуршали колеса и послышалось: «Тпру-у-у!». Мидир отпустил силу, и закрученная спираль мгновенно развернулась обратно.
От дороги позвали два женских голоса:
– Этайн! Госпожа Этайн!
– Простите! Я и так задержалась, – подхватила она сумку и ринулась вперед. – По этой дороге все вверх и вверх, и к обеду вы будете в Манчинге.
– Где живешь ты, красавица?
– В столице! – донеслось уже из-за сомкнутых веток.
Значит, и ему дорога в Манчинг. Да и Эохайд просил приехать до полудня Лугнасада.
Когда Мидир вышел на дорогу, он не увидел ни Этайн, ни повозки. Гром переступил с ноги на ногу, ткнулся мордой, вновь фыркнул в плечо.
«Смейся, смейся над королем», – буркнул Мидир, поглаживая гладкую, лоснящуюся на солнце шею вороного.
Комментарий к Глава 1. Вересковая пустошь
1 Лугнасад – 1 августа, день начала осени и сбора урожая. Празднование Лугнасада длилось неделю
2 Мир под Холмами – или Нижний мир, Туата де Данаан: обитель ши. В прошлом – Греза
3 Ложе Димайда и Грайне – камни определенного вида, разбросанные (или сотворенные) во множестве в лесах галатов. Место встречи первых влюбленных: если женщина приводила к ним мужчину, он мог попросить разделить с ней ложе.
http://ilxwing.deviantart.com/art/Evenstar-177499126
https://pp.vk.me/c628228/v628228471/3c103/r4bEQnh9JMQ.jpg
и https://pp.vk.me/c627320/v627320966/38c01/6mGYYHQSx2k.jpg
========== Глава 2. Вересковая свадьба ==========
Чем ближе волчий король подъезжал к столице, тем больше народу встречалось ему на дороге и подле нее. Вересковые пустоши без прекрасной травницы потеряли все свое очарование, и Мидир, скучая, разглядывал рыжеволосых галаток… Однако тех ярких, медно-золотистых прядей так и не увидел.
Смертные с размахом готовились к Лугнасаду. Барды старались вовсю. Мидир поморщился: звуки песен смертных напоминали скрип несмазанной телеги. Ремесленники, земледельцы, пастухи, купцы и всадники[1], не чинясь, дружно накрывали столы под священными деревьями, желая разделить пир с богами. А вот серо-белых балахонов друидов не вать: они отгородились от людей и праздновали сбор урожая на своих капищах…
Устремлялись в темно-васильковое небо крики «Здравие Лугу!», а вместе с ними взлетали кубки, выплескивая щедрую дань богам. Мидир принюхался: пиво. Неплохое, но все же пиво, с горчинкой хмеля. Даже во рту стало терпко. Пиво Мидир не любил и пожалел, что свою долю не получил вином. Однако оно было дорого и по карману немногим…
Вскоре смертные начнут собирать пшеницу, а последние пять колосьев сплетут в косичку и примутся издалека метать серпы, чтобы не привлечь внимания злых духов.
«То есть, моего внимания», – хмыкнул Мидир и похлопал Грома по холке, чтобы не тянулся за куском каравая: шустрый голубоглазый пацан предложил коню угощение. Галаты отличались как храбростью, так и гостеприимством. Однако мать ухватила мальчика за руку и прижала к себе, выговаривая слова оберега…[2]
Мидир поднял бровь. На его памяти за три тысячелетия ни один гном не оставил без молока кормящую мать, ни одна фея не унесла земного ребенка, ни один ши не увел деву в ночь без согласия, но он все чаще слышал не только: «Привет! Славно вам будет у нас, пусть и нам хорошо будет с вами!», – но и просьбы не забирать малых деток и юных дев.
Он еле сдержал ухмылку. Уж кто-кто, а малые детки его не интересовали совершенно, от юных дев же впору отмахиваться.
К полудню стала видна городская стена, за которой звенели кузни и шуршали гончарные круги. Мидиру казалось иногда, что возводили стену тоже горшечных дел мастера – слишком идеальной петлей замыкала она столицу. Точность, ради которой строители поменяли течение трех рек, немало раздражала волчьего короля, как и невероятный жар плавилен Верхнего мира, лишенного всякого волшебства.
Манчинг встретил Мидира шумом и гамом, сполохами огня и резкими запахами явств. Ворота в честь праздника были открыты, но перед Мидиром неприветливо сомкнули копья. Не виделось ни одного знакомца среди стражи, кто помнил бы волчьего короля по прежним битвам. Вышитый на плаще и сюрко[3] герб своего Дома – волка, воющего на полную Луну – Мидир скрывал, да и кто из людей особо помнил о древнем договоре? Гром всхрапнул, покосился недобро, готовый лягнуть или цапнуть всякого, кто осмелится протянуть руку. Ладные горожанки в разноцветных нарядных лейне[4], то ли ожидая кого-то, то ли просто глазея на приезжих, зашептались, краснея и улыбаясь Мидиру.
Он нахмурился, нащупал в кошеле веревку с узелками, вытащил привязанное к ней кольцо Эохайда – стражники расступились, и двое вызвались показать дорогу. Говорить, что сам знает ее, волчий король счел ниже своего достоинства.
Однако, хотя стража разгоняла прохожих и настойчивых продавцов, а путь пролегал по богатым кварталам всадников, где широкие улицы были вымощены терракотовыми плитами, а светлые дома ловили солнце островерхими черепичными крышами, добирался Мидир до Эохайда невыносимо медленно.
Когда показался знакомый дом, над столицей галатов разнеслись гулкие звуки отсчета времени. Друиды каждый час ударяли в металлические щиты, словно давая понять городу, кто тут главный.
На новых кованых воротах изящные металлические цветы тянулись ввысь, лишь по краям устало опуская головки. Стража осталась снаружи, отгоняя любопытных горожан, а Мидир проехал в ворота и дальше – под живую арку из переплетений алой и белой бугенвиллеи.
Сад привечал цветами, хвойным духом, шелестом листвы буков и кленов в первых, желто-алых пятнах осени. Широкий двор мели слуги, полотняный навес над входом спасал от солнца. Обитель короля галатов стала уютнее, словно ей занялся добрый управляющий или разумная жена.
Хоть волчьего короля редко интересовали чувства людей, он был рад, что не увидел Гератта ни подле стойл, где оставил Грома с наказом не волноваться, ни около королевских покоев на верхнем этаже. Конюший Эохайда, ставший его правой рукой, давно недолюбливал волчьего короля.
Стража распахнула двери, и Мидир ухмыльнулся знакомой картине. Эохайд целовал девушку, сидящую на его колене. Волчий король прищурился – весьма недурную девушку. Он замер в проеме, подождал пару выдохов, затем постучал по двери; лишь тогда Эохайд соизволил оторваться и согнать с колен прелестницу.
– Мидир! Будь как дома.
Девушка, выходя, обожгла взглядом агатовых глаз.
– С востока? – кивнув в сторону двери, спросил Мидир.
– С востока сейчас многое. Что, понравилась?
– Сегодня я предпочту вино.
– Кого-то уже присмотрел, – еще более знакомо усмехнулся Эохайд и махнул рукой в сторону окна, где на приземистом столике стояли высокий кувшин и стеклянные бокалы. – Вино совершенно чудное. Неразбавленное!
Слегка удивленный, что его вкусы помнят, Мидир налил себе рубиновую жидкость и, пригубив, всмотрелся в Эохайда: мелкие морщинки и седину не скрыть, но голубые глаза по-прежнему ярки, соломенные волосы густы, а любовь к оружию неизменна. Легкий, почти невидимый взмах руки короля галатов – и в сине-красный круг на стене подле Мидира полетел клинок. Вошел в дерево с сухим стуком, что уже говорило о многом. Волчий король выдернул кинжал и засмотрелся – по смертоносному кованому лезвию змеился туманный узор.
– Что скажешь? – разулыбался Эохайд.
– Он изумителен.
– А вино?
– Мята. Фиалки.
– Всего-то?
– Жаркое лето, – призадумался Мидир. – Вереск, определенно. Теплое вино! Яркое, сочное, но и мягкое в то же время. Такое не забудешь! Пил бы и пил.
Эохайд поморщился, словно Мидир говорил не о вине.
– Первый урожай наших виноградников. Да, мы теперь растим лозу сами. Хороший год. Но все меняется!
Эохайд потянулся с кошачьей вальяжностью, которая в бою сменялась немыслимой для смертных яростной быстротой.
– Ты изменился, – заметил Мидир.
Эохайд зыркнул с недовольством, но без злобы. Почесал пшеничную бородку.
– У меня кость широкая, – примирительно сказал он и указал рукой на деревянный поднос, полный снеди. – Бери пирог.
– Раздобрел ты на пирогах с черникой, – не удержался Мидир. Нет, хватки Эохайд не растерял, мозоли от меча на широких ладонях не пропали, лишь исчезла сухопарость да стали шире плечи. И уж вовсе не походил он на тех обрюзгших галатов, которые из воинских искусств всего и знают, как рабынь гонять.
– В воинский пояс[5] влезаю. И девки не жалуются, – хмыкнул король галатов и тоже оглядел Мидира. – Это мы стареем, а ши прекрасны всегда. Но знаешь, люди смогут удивить тебя!
Не вставая с ложа, Эохайд кинул браслет. Мидир поймал заигравшее в в солнечном свете стекло – и сразу отставил бокал. Мастерски закругленные края придавали глубину, синь и золото переливались, обещая исполнение желаний во всех мирах. Волчий король не сдержал удивленный вздох.
– Он не наборный. Он литой!
– Да-а-а! Безо всяких ваших подземных штучек!
– Но… каким образом?
– Можешь потолковать с мастерами. Не мое это.
– Для кого припас эту прелесть? – вздернув бровь, как можно более равнодушно осведомился Мидир.
– Для жены.
– Для жены? – положительно, так много волчий король не удивлялся давно. – Не той, что, выходя, прожгла мне дырку в груди? Дерзка, но больше похожа на рабыню.
– Нет, это… Это никто, – пожал плечами Эохайд и улыбнулся самую малость смущенно. – Ты меня знаешь! Не смог удержаться. Какой-то доброхот прислал с утра подарочек.
Он встал с ложа, подошел к окну. Вцепился пальцами в раму, словно ему стало тяжело говорить.
– Моя жена иная.
– Ты женился. Зачем?
– Нам нужно, – ответил Эохайд глухо, не оборачиваясь. – А зачем женятся ши? Как там твои короли, фоморский и неблагой?
– Балор убивает всех, кто зовет его Балором, и страдает от бездетности так, что океан штормит и берег ходит ходуном.
– А тот, третий? Добрый недруг?
– Хитрая сволочь Лорканн? Все еще мечтает убить меня. Тут наши мечты друг о друге сходятся. Лорканн надеется, Балор украдет его непутевого сына. Непутевая дочь пропала сама.
– А ты? Все еще одинокий волк?
– У нас браки редки. Женись люди, как ши, по любви, вымерли бы. Где ты ее видел, эту любовь?
Эохайд помолчал, не бросив привычно «в балладах», будто на этот раз сомневался в ответе. Провел рукой по переливающимся на солнце янтарным рунам, окаймлявшим окно.
– Жениться вообще смешно, но нужно. Особенно людям.
Мидир не торопясь допил вино, полюбовался пузатым бокалом.
– Эохайд, ты любил когда-нибудь?
– Я любил свою мать.
– Все любят своих матерей. Тогда зачем?
– Клан ее отца. Галатов много, но мы разрознены. Моя власть не так уж и прочна. И вот я узнаю, что дочь моего врага влюблена в меня! – Эохайд развернулся, глаза его горели. – Ох, Миди-и-ир! Что это было за время! Я украл ее из семьи, и мы заключили брак на площади Манчинга. Ровно год назад.
– Вересковая женитьба? Раз прошел год, ее пора расторгнуть именно сегодня?
– Ты плохо помнишь наши законы. Расторгнуть – или остаться в браке навечно, мой друг. Я обещал вернуть ее. Дал слово родне и теперь не знаю, как выкрутиться. Есть одна мысль…
– Кроме «В атаку!»? – не удержался Мидир.
– Скорее, лепрекон[6] из коробочки.
Мидир вздернул бровь, но Эохайд не стал договаривать. У короля галатов имелось много достоинств, однако умение плести интриги в них не входило. Однако простодушный Эохайд, как видно, продолжал считать себя необычайно умным и расчетливым.
Браслет в руках полыхнул лазурью, напомнив об утренней встрече, и Мидир дал себе обещание: прекрасную Этайн он разыщет обязательно. Не сегодня, так завтра, пока полнится весельем неделя Лугнасада. И она скажет ему: «Да».
– Что до жены… Она любит меня, это оказалось необычно. Она спорит со мной!
– Возражать мужчине плохо для галатки. Возражать королю – плохо вдвойне.
– Тебе легко говорить. Тебе в Нижнем не прекословит никто!
Разубеждать Эохайда не хотелось, и Мидир спросил о насущном:
– Зачем королю галатов такая жена?
– Она то нежна беспредельно, то пылает огнем. С ней я испытываю что-то еще… Помимо удовольствия тела.
Заминками в речи Эохайд словно пытался скрыть что-то.
– Ты изменился, – Мидир вернул ему браслет и кивнул в сторону двери, напоминая об ушедшей прелестнице. – Или нет?
– Другие ничего не значат для меня, – отмахнулся Эохайд. – Нам бы этот день продержаться! Родня весь год попрекала ее своеволием. Что я только им не предлагал, когда решил оставить ее себе… Моя травница никак не может быть королевой! Но она есть и будет ею.
– Мое сердце!
Двери распахнулись, и в покои влетела женщина, принеся с собой аромат вереска и… Мидир вдохнул глубже. Всё так! Второй запах – её собственный. Сладкий, пряный, теплый, словно тепло самой земли, тепло, от которого согрелись и посветлели даже камни и дерево дома.
Вереск и правда поет. Шелест травы, перезвон ветра, стук сердца… «Я никак не могу быть королевой галатов».
Не забавная травница – королева.
Все те же невероятные хризолитовые глаза, от которых не оторваться.
Ни плаща, ни накидки, короткая песочная туника не скрывает крепкие бедра и налитую грудь. Рыжие пряди спадают до колена, медовый янтарь ластится к высокой шее, щиколотки обвиты золочеными ремешками сандалий.
Мидиру до боли в паху захотелось стянуть их зубами, коснуться хрупкой косточки на точеной щиколотке, обхватить губами, обласкать каждый пальчик, согреть кожу своим теплом… Или что-нибудь сломать.
Ломать было нечего.
Он с трудом перевел дыхание.
Сейчас Этайн показалась ему еще более прекрасной. Тяжелые серьги и дорогие браслеты украшали ее, не затеняя пламенной красоты. А она смотрела только на мужа.
– Мое сердце!
– Этайн! – Эохайд подтянулся и словно бы враз помолодел. Обернулся к Мидиру и произнес горделиво: – Моя супруга!
Не скрывая радости и не стесняясь, она подбежала к мужу, поднялась на носочки, коснулась губами щеки, лишь потом обернулась к гостю. Прижалась к Эохайду спиной, а его ладони скрестила на своей талии жестом столь естественным и милым, что Мидир сжал челюсти. Этайн несомненно любила мужа, а тот лишь снисходил до ее любви.
– Разреши представить тебе моего друга, – негромко произнес Эохайд, обрывая мысли волчьего короля.
Этайн кивнула и ничем не дала понять, что уже встречала сегодня гостя мужа. Напоила водой, научила собирать травы и вызвала желание столь сильное, что волчий король проверил магией Нижнего еще раз – нет, не колдунья и не друидка.
– Мидир, король Дома Волка и всего Благого Двора, правитель подземного мира, – продолжал Эохайд.
– Лишь одной его трети, – развел руками Мидир, словно печалясь о недостатке мощи. – Неблагие и фоморы – не в моей власти.
Он склонился к ладони Этайн, приникая губами к нежной душистой коже. Впрочем, королева освободила руку сразу же, как только он чуть дольше положенного попытался удержать ее пальцы. Теплые глаза захолодели, ровно на ели подле Черного замка в неурочный час насыпало снега.
– Рада встрече, король Мидир. Для меня честь быть представленной другу моего мужа, – она самую малость выделила его имя и слово «друг».
Мидир слушал внимательно. Нет, за ее речами ничего не стояло, не таился иной смысл, но Этайн произносила фразы выверенно, подобно опытным магам его мира.
– Я много слышала о вас.
– Не все россказни правда, – мягко произнес Эохайд.
Волчий король заставил себя улыбнуться:
– Он прав. Я еще хуже, чем страшные сказки в мою честь!
– Страх порождает вымыслы. Ши – мастера обмана, – заметила Этайн.
– Ши не могут лгать!
– Но любят играть словами и прятать обман за истиной… – она склонила голову к плечу, словно ее это печалило. – Я знаю про вашего волка. Того, что устроил бойню в городе. Тоже неправда?
– Что с тобой, дорогая? Волк он, а кусаешься ты, – провел ладонями по плечам жены Эохайд, и та опустила глаза.
– Кровь будит в нас природное начало, а ее было много, – сухо разъяснил Мидир. – Эохайд не дал забить моего волка до смерти…
– А ты взял на себя его вину и немалый выкуп за мертвых. Да еще помог мне с троном, – перебил Эохайд.
– А ты построил стену, которую нам нельзя пересекать без приглашения.
Эохайд пожал плечами и опять повернулся к окну, словно больше тревожась о настоящем.
– Мое сердце, это они? – спросила Этайн, подхватила руку мужа, поцеловала ладонь и прижала к груди.
– Да. Быстрее, чем я думал.
– Кто? – спросил Мидир.
Никаких врагов у Эохайда не имелось – открытых уж точно.
– Мой отец и моя бабушка, – печально произнесла Этайн. – А также…
– Судя по пыли, около пяти тысяч воинов, – договорил Эохайд. – Благодарю, что приехал, Мидир. И что не опоздал.
– Если бы я знал, какие меня ждут открытия, я примчался бы неделю назад, – волчий король окинул Этайн огненным взглядом.
Она смутилась, но лишь на миг. Улыбнулась открыто, как другу, решив принять ровность его речей вместо пламени его глаз. Затем обернулась к Эохайду и прижала к щеке его широкую ладонь.
– Мое сердце, что ты задумал?
– Милая, доверься мне. До полудня ты находилась под защитой закона: никто не посмеет тронуть травницу во время сбора, – Эохайд вздохнул. – Хоть я, признаться, тешил себя мыслью о твоей хитромудрой бабке! Даже приказал охране не вмешиваться, если что. Она бы выкрала тебя, а у меня был бы чудесный повод для начала войны. Не хмурься. Полдень, увы, миновал. Твоя бабка со своими друидскими штучками отыщет тебя в любом доме этого мира.
– Этого! – Этайн повернулась к Мидиру, распахнула глаза, прозрачные как виноградинки. – Этого… Ты же не хочешь…
Она развернулась обратно к Эохайду, враз теряя свой напор, словно желая и не смея с мужем спорить по пустякам – даже если пустяком этим оказалась ее собственная жизнь.
– Спрячь ее у себя, Мидир, – сказал Эохайд поверх головы жены, словно та не стояла рядом. – Всего до полуночи.
– Лепрекон? – ухмыльнулся волчий король.
– Из коробочки.
– А если бы я не приехал?
– Тогда Этайн пришлось бы упрятать до полуночи в самый дальний погреб. Но, зная ее бабку… – Эохайд помрачнел. – Лучше – Нижний, мой друг.
– Я… – закашлялся Мидир.
– Да-да, ты не любишь этого слова. Но для меня это так. И пусть я не столь хорошо, как ты, разбираюсь в драгоценностях, она – самое большое мое сокровище. Кому, как не тебе, доверить его?
Доверять жену демону Нижнего? Ох, как же все глупо. Отказаться? Смешно. Но что-то грызло изнутри, не давая покоя… За словами Эохайда стояла не только вера в жену, но и знание. Но разбираться Мидиру не хотелось.
Этайн всего лишь вздохнула и улыбнулась слабо, а кровь вскипела с новой силой… Да что с ним? Ни одну женщину он не желал так сильно и ни от одной не готов был отказаться.
Растворить вожделение можно в бешенстве схватки. Пусть Эохайд сам остановит его!
Мидир сделал шаг назад и заговорил, тщательно подбирая слова, озвучивая возможное, но еще не случившееся в надежде, что Эохайд примет иное решение:
– Подожди! Подожди. У меня есть идея получше, и тебе не придется лишиться из-за меня своей королевы. Я в полной силе и могу преподать урок этим заносчивым у…
– Нет! – яростно воскликнула Этайн. Еще и ножкой притопнула. – Это же моя родня! Неужели нельзя решить дело миром, никого не губя и не калеча? Или черный волк не может заснуть, не порвав чье-то горло?!
