Текст книги "О чем поет вереск (СИ)"
Автор книги: Зима.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)
Горько и пряно тянуло от нагретой смолы, последней, истовой сладостью – от сияющих в изумрудной траве звездочек лютика и зверобоя. Волчий король опустился перед женщиной на колено, приподнял край длинной развевающейся юбки. Этайн ахнула, приоткрыла рот, но Мидир прижал палец к губам, прося о тишине. Стянул с нее высокие сапожки из мягкой кожи, прижался на миг к очаровательной ножке щекой. Разулся сам и прислушался. Лес молчал. Этайн сделала шаг, другой по мягкой хвое и пошла вперед так легко, словно перед ней расстилался ковер. Провела рукой по еловым колючкам, рассмеялась чему-то своему.
Мидир нагнал Этайн, подхватил под руку, повел в центр леса. От его движения очередная лапа замахнулась, готовая ударить незваного гостя, расцарапать кожу, как не раз случалось с неопытными лесовиками: они хоть и дети Леса, но ельник признавал за своих лишь волков.
Мидир обернулся, готовый ухватить сердитую ветку – но та скользнула по щеке Этайн, словно лаская.
– Наш лес принимает тебя, – не совсем еще веря, вымолвил Мидир.
Этайн слабо улыбнулась в ответ.
В густом еловом лесу медленно темнело. Стволы становились все толще, вытягивались все выше. Трава редела, цветы пропадали. Солнце, пробиваясь косыми лучами, касалось лишь зеленых игл на концах длинных кружевных ветвей.
Когда свет окончательно исчез и стылый мрак начал окутывать сердце, раздалась тихая мелодия. Она шла ниоткуда, словно от самой основы мира.
Подчиняясь ей, неярко засветились стволы, еловые колючки, сама почва под ногами. Границы реальности меркли, очертания стволов, веток, земли – размывались, обозначаясь лишь тонкими линиями. Вещественный мир таял.
Все вокруг звенело, переливалось, искрилось и играло всеми цветами радуги. Все было пропитано любовью, магией и светом.
Женщина потянулась к пролетевшей перламутровой птице.
– Не шевелись, – остановил Мидир очарованную Этайн и поднес к губам ее полупрозрачную руку.
Сверху раздался легкий шум. Золотистые шарики спускались, пульсируя в воздухе, потихоньку оседали на руках и плечах, плавно ложились на землю.
То ли миг прошел, то ли вечность. Мелодия закончилась, и шарики разлетелись во все стороны, словно не вынеся реальности. Взорвались птицами, светлячками, искрами…
Мидир уже хотел уходить, но неяркий свет, разлитый по лесу, все никак не гас. Он окутал фигуру Этайн, собрался короной на ее голове, заиграл в волосах и лишь потом медленно померк.
– Что-то не так, мое сердце? Ты удивлен!
– Наш мир и правда дал тебе свое благословение, – вымолвил Мидир. – Словно ты наша, Этайн.
Цвет глаз восхищенно смотрящей на него женщины был очень похож на молодую хвою по весне.
– Я твоя, Мидир…
Ему слишком хотелось в это верить. Ему слишком хотелось сделать это правдой! Вновь, как на Северном море, затрепетало сердце, распахнулись крылья.
Он никогда еще не был так слаб, так зависим от одной хрупкой смертной. И так силен. Очень хотелось осчастливить весь мир, но рядом была одна Этайн.
Она прижалась спиной, сведя его ладони на своей талии. Подняв голову, произнесла еле слышно:
– Кто вы, откуда пришли?
– То ли со звезд, то ли… Никто не знает. Мы были праведными – отсюда слово «благие» – и делали лишь правильные вещи. Потом, в этом мире, мы обрели свободу. И начали совершать ошибки. Вернее, мы получили три дара – магию, свободу и любовь.
– Это прекрасные дары.
– Не всем так показалось. Начались битвы – по поводу и без повода, за любовь, за магию, за честь. Битва Деревьев произошла из-за фразы, которую лесные неправильно поняли. Битва с фоморами… они украли у нас Дом Рек! Потом фоморы определили себе «Закон», неблагие «Свободу», а благие «Слово» и стали следовать им. Правила скрепили вселенную, мир вошел в жесткие рамки, и покой Нижнего длится много тысячелетий. Хотя бывают и… – он запнулся, не зная, как обозначить для земной конец света, – катаклизмы.
– А как появились именно волки?
– Маг встретил волчицу, что обернулась в свете луны в девушку столь прекрасную, что он полюбил ее. Они жили долго, волчица родила ему сыновей… Захотел он, чтобы она была не только матерью его детей, но и осталась с ним навсегда, и сжег ее шкуру. Только оказалось, та шкура берегла ее облик. Жена обернулась волчицей и убежала в лес уже навсегда… От их детей пошел наш род волков, – не слишком довольно закончил Мидир – Как ты оказалась у Мэллина?
Оборотившись к нему и поняв, что он не сердится, Этайн ответила:
– Ты приказал мне не забыть поесть.
– Я просил! – оскорбился Мидир.
– Разумеется! – фыркнула женщина. – Воган приготовил что-то невозможно вкусное, а потом спросил о Мэллине. Я сказала, что вы говорили… Воган ответил, что тогда на завтрак принц точно не явится, а кости сращивать проще на сытый желудок. Приказал стражу отнести еду, я решила помочь, немного не поняв насчет костей.
Мидир досадливо нахмурился, не собираясь отвечать. Но Этайн не унималась:
– Насколько ты старше Мэллина, мое сердце?
– К чему этот вопрос, Этайн?.. Не смотри так, моя красавица! Хорошо, я старше его на десять лет!
– А насколько ты старше Джареда?
– Этайн, ты что-то задумала! Я скажу, но если будешь продолжать в том же духе, тебе станет не до ответов!
– Итак?..
– Я старше Джареда на две тысячи и девятьсот лет.
– И ты еще удивляешься, мое сердце, что Мэллин захотел стать поводом для беспокойства! Ты не замечаешь брата больше двух тысяч лет, ты слушаешь племянника, которому меньше ста!
Мидир отвернул голову, сделав вид, что любуется светом, играющим на далеких холмах. Потом развернулся и рявкнул не сдерживаясь:
– Ладно бы сто! Мэллин – вечный ребенок! Только и может, что бродяжничать по Верхнему со своим кларсахом и попадать в истории!
– Послушай меня, мой прекрасный Мидир. Знаешь, чем ши отличаются от людей? Только вы можете дуться друг на друга две тысячи лет! Ты великодушен, мое сердце. Ты великодушен! А вот твой отец… Король Джаретт был властен до жестокости, нетерпим и воспринимал Мэллина как… не как родню, да?
– Как ты догадалась? – Мидир ухватил Этайн за плечи.
– Мой дорогой! – она смотрела все так же прямо и бесстрашно. – Может, ты стал похож на отца именно в том, в чем так сильно хотел от него отличаться?
У Мидира перехватило дыхание.
– Ты так хорошо обошелся с братом сегодня, – Этайн продолжала, – он ведь тянется к тебе.
– Мэллин, и тянется? – недоверчиво спросил Мидир.
– Разумеется. К тебе невозможно не тянуться, мое сердце. Джаред, Алан, все твои волки – и Мэллин тоже.
– Мэллин только и делает, что дерзит и вредничает!
– Нет! И ты ни разу не назвал его своим волком, мое сердце. А ведь он даже в Верхний убегает лишь для того, чтобы привлечь твое внимание!
– Если бы это говорили не твои губы, Этайн, я бы назвал это чушью.
– Просто подумай об этом.
– Если не забуду, – проворчал Мидир.
– Скажи еще… – посерьезнела она. – Ты не дарил мне янтарного ожерелья? Эти огоньки в лесу… Опять голова закружилась. Странное ощущение. Словно я забыла что-то или потеряла, – Этайн провела рукой по серебристой змейке на шее.
– Нет, моя красавица, – ответил Мидир, еле обретя дыхание.
– Видно, мне почудилось, – Этайн потерла висок. – Прости глупую птицу, – и пошатнулась.
– Что с тобой?
– Я немного устала. Совсем немного, – виновато ответила она.
Волчий король встревожился: синеватые жилки проступили на висках, а кожа была бледна до прозрачности. Этайн еле держалась на ногах! Очень устала. Он вымотал ее, не давая отдыха ни днем, ни ночью, а она опять – ну что за упрямица! – не сказала ему ни слова упрека.
Мидир, уже не думая о приличиях, подхватил ее на руки и шагнул через грань в зал королей.
Тревожное ощущение, что Этайн исчезает, словно истаивает в его мире, только усиливалось. Нужны силки для его солнышка. И после заповедного леса Мидир решил, какие.
***
Этайн лежала на спине, отстранившись от него, что уже было непривычно. Дышала быстро-быстро, странно, тревожно. Оттягивала змейку, словно та душила ее, а серебристо-черные браслеты, обвивающие запястья, казались оковами в розовой полутьме королевских покоев. Привстав, Мидир погладил Этайн по щеке тыльной стороной ладони, но ресницы все так же трепетали, губы вздрагивали, а веки были плотно сжаты.
Волчий король коснулся губами ее виска…
Черный замок глазами Этайн кажется Мидиру непривычно темным, незнакомым, недоброжелательным, даже зловещим. Она спешит длинными бесконечными коридорами, задыхаясь от испуга и быстрого бега, чувствуя за спиной жаркое дыхание погони. Легкокрылой вспугнутой птицей, что сама летит в силок.
Проход есть только в одном месте, но это иллюзия, и Этайн трогает зеркало. Черная поверхность не отражает ничего: ни замка позади, ни даже ее саму.
Этайн переступает с ноги на ногу. Ей неудобно, подняв подол из черного шелка, расшитый серебром, она с недоумением смотрит на одну ногу, обутую в серебряную туфельку, и босую вторую. Легкий смех заставляет поднять голову и устремить взгляд вперед. Там, во тьме черного зеркала, другая Этайн, в желтой тунике и одной сандалии с высоким переплетением золотистых ремешков, в солнечном блеске браслетов на запястьях, лодыжках. И с янтарным ожерельем на шее.
Этайн из настоящего замирает. Замирает и все вокруг. Она протягивает руку, касаясь призрачной Этайн из прошлого, они сливаются в одно.
Позади темным контуром вырастает фигура Эохайда. И не в самом лучшем его виде.
Эохайд заходит в палатку.
Видимо, решает Мидир, дело было не слишком далеко от вересковой свадьбы.
Эохайд немного пошатывается, глаза светлые и блестящие. По всему следует, что выпил, и выпил много. Вино, которое ши пьют, как воду, усиливает желание у людских мужчин, а голову туманит. Иначе бы…
Мидир догадывается, что сейчас произойдет, и чуть не рвет сон.
…иначе Эохайд не привлекал бы Этайн – ждущую его нежную Этайн! – к себе, не обращая внимания на ее сопротивление. Укладывает на низкое ложе, раздвигает бедром ноги…
Темнота. Видимо, не в силах смотреть, Этайн сжимает веки. Она хотела бы и не чувствовать, но не может.
Боль, разочарование, обида Этайн передаются Мидиру слишком явственно.
Этайн поворачивает голову, открывая глаза на тихий звук – птица напротив нее опускает крылья, словно они перебиты.
Мидир, не выдерживая, выныривает из сна.
Как он не увидел, не заменил, не стер это воспоминание? Разве что… Этайн прятала его даже от самой себя.
Она, судорожно закашлявшись, очнулась. Мидир, сидя на краю постели, спиной ощутил ее взгляд. Расцепил сжатые кулаки, замедлил дыхание, тщетно пытаясь успокоиться. Собственная спальня показалась мрачной и темной.
Эохайд взял ее без подготовки, видя, что ей не нравится и она не хочет!
– Мое сердце, – тихо и виновато позвала Этайн.
Он повернулся не сразу. Она сидела, подобрав под себя ноги. Глаза ее были закрыты, из-под век текли слезы.
– Я изменила тебе.
Опущенные руки сжали черное белье.
– Пустое, моя дорогая. Стоит ли придавать значение снам?
– Я знаю – знаю! – как ты относишься к верности. Вчера ты был готов убить брата, если бы он… Но я никогда…
Этайн, вздохнув, замолчала. Отгородилась своими страхами, своими воспоминаниями и тревогами, как стеной.
Можно было сослаться на обманное видение. Но довольно, хватит лжи.
Мидир рванулся к ней.
– Я видел твой сон.
Этайн открыла глаза, глянула неверяще.
– Я зверь, Этайн. Мои пути – ночные тени, они очень близки к снам. Тут даже магии не нужно.
– Я знала, за кого выходила замуж.
– Если бы, – покаянно выдохнул Мидир.
Коснулся ее руки, отодвинул легкую серебристую материю, влажную от ночного кошмара – черный, основной цвет волков, не очень шел Этайн. Переплел ее пальцы со своими.
– Это был не совсем сон. Это – твое прошлое. Просто ты во сне заменила… – Мидир сжал челюсти, вновь подбирая слова, – меня другим обликом.
– Правда?
– Тут нечему радоваться. Твой муж обещал нежить тебя, но в тот вечер…
– Мне говорили, так бывает часто, – Этайн склонила голову набок.
И правда, как птица!
– Только не у нас. Не у нас! И больше не повторится. Обещаю, моя дорогая. Я сделал с тобой, – Мидир выдохнул, вновь собирая слова в ту реальность, где есть он и она, – много гадкого. Но это моя вина. Не следует тебе винить себя.
– Ты муж мой и знаешь, ты волен делать со мной, что пожелаешь. Я отдала себя полностью. И не имела никакого права обижаться!
Та женщина в зеркале, Этайн Эохайда – в одной сандалии, в светлой одежде и сама словно светящаяся – обладала тем, чего не было сейчас у его Этайн, Этайн Мидира. Это скребло душу, как ветер, что приходит зимой с высоких снежных гор в Черный замок.
– Ты королева, – постарался сказать Мидир как можно мягче, зная, как его голос действует на людей и на ши. – Ты можешь все, моя желанная. Ты имеешь полное право не только обидеться, но и уйти.
Поймал взгляд, больше испуганный, чем недоверчивый.
– Ты гонишь меня?
– Ты можешь уйти с этой стороны постели на другую ее сторону!
– Обманщик, – сквозь слезы улыбнулась Этайн.
– Ты даже не представляешь какой! Сама смеялась над шириной кровати, так что иди-иди!.. Но лучше, – Мидир обхватил ее за талию, притянул к себе, – лучше останься со мной, моя красавица! Мой нежный Фрох. Иначе как я смогу вымолить прощение? За все, что сотворил с тобой… – споткнулся и добавил от чистого сердца: – Я и другой я.
Что сейчас чувствует Эохайд, совершенно перестало заботить Мидира. Да пусть хоть локти отгрызет от злости!
– Ты никогда не извиняешься, – недоверчиво прошептала Этайн.
– С тобой я много чего делаю первый раз.
Кожа Этайн была влажна, глаза блестели, пальцы подрагивали.
– Не плачь, пожалуйста, и я придумаю, чем мне искупить свою вину. Скажи мне: это было единожды?
Этайн покачала головой. Мидир, ужасаясь, шепнул одними губами:
– Сколько?
– Дважды, – еще тише ответила она.
– Значит, обласкать тебя я тоже должен дважды. – Этайн отвела глаза. – Были еще кошмары? – встревожился он.
Она по-прежнему дрожала.
– Ребенок. Мне которую ночь снится потерянный ребенок, – шепнула она. – Я бегу за ним, бегу изо всех сил! Но не могу догнать. А он пропадает!
– Дети не могут потеряться в доме Волка, – облегченно вздохнул Мидир. – Он отыщет их сам.
Ладони скользнули дальше под широкие рукава, бедра Мидира припали к бедрам Этайн, и она рванулась навстречу, шепча знакомой и незнакомой музыкой «любимый».
– Все сон, все пустое, моя королева, – напел он. – Ты самый прекрасный цветок, что я знал, а знал я многих. Я согрею тебя своей нежностью, и ты никогда более не будешь знать печали.
– Ты горячий, очень… – прошептала Этайн, подставляя шею и грудь под его жадные поцелуи.
– Тебе больно?
– Нет, с тобой – нет, моя любовь!
Мир сходил с ума вместе с Мидиром, стены Черного замка оберегали двоих. Кровь стучала в висках волчьего короля, подпевая гулким ударам клепсидры: «Твоя-твоя-твоя», то ли подтверждая, то ли насмешничая.
Мидир выплескивал свою ярость, свою боль и свою вину. В Эохайде он словно увидел себя и сам себе стал противен. И если он, Мидир, что-то может сделать для защиты и покоя Этайн – он сделает. Он даст ей все, чем владеет.
Решение, что возникло в лесу его предков и показалось вначале безумием, было принято окончательно.
***
– Мой король, вы уверены?.. Одно дело – лугнасадная королева, и совсем другое – постоянная! – чуть ли не простонал Джаред.
– Как никогда ранее. Чем тебе не нравится Этайн? Нет, я спрошу по-иному. Что тебя тревожит, советник?
– Ничего… Ничего. И все! И я не могу понять, что творится в Верхнем! И это волнует меня все сильнее. Что за непонятная тишь?
– Советник. Мне нет дела до Верхних. И нет дела до Эохайда. Этайн – моя!
– Ваша, вне сомнений. Как и морок – тоже ваш.
– Ты наверняка проверил ее. Что молчишь?
– Да, мой король. Простите, что не спросил вашего дозволения. Это было необходимо! Но вы и правда словно под воздействием чар!
– И что ты узнал об Этайн, мой юный, сверх меры любопытный маг? Может, она «клинок порядка»: хочет околдовать и убить меня?
– Нет.
– Она друидка?
– Нет, мой король.
– Есть еще вопросы, советник?
– Этайн – стихийный маг. Она как порабощенная природа: не знаешь, когда и где взорвется. Ну хорошо, ваша воля – моя воля. Я лишь повторю слова Этайн: не говорите слов любви!
– Для Книги семей это не обязательно. Достаточно симпатии одной стороны, советник, тебе это известно лучше прочих. А в любви другой нет сомнений.
– Вы сами так поверили в свою ложь, что думаете – это и есть правда! Сомнений нет, но вы лучше меня знаете, кому принадлежит любовь Этайн!
– Ни слова более. Ее любовь принадлежит мне! Отныне и навсегда! Возьми все, что нужно, и не тревожь меня понапрасну. А иронию оставь в кабинете!
– Как прикажете, мой король.
– Всегда бы так лаконично.
***
Круглый черный камень в оправе из серебра ждал тепла рук. Двое ши и земная женщина стояли подле него.
– Согласна ли ты, Этайн, стать моей женой по обычаям моего мира и принять мой дом как свой? – произнес Мидир.
– Да, – шепнула Этайн.
– Три раза.
Неполнота вопроса порядком гнетет советника. Но сама процедура угнетает еще больше.
– Да, да!
– Чем будет подтвержден ваш ответ?
– Я зову Этайн в жены по законам Благого двора! – рыкнул Мидир. – Ей необязательно подтверждать свое решение!
– Моей любовью, – выдохнула Этайн и слабо улыбнулась. – Мне больше нечего тебе дать.
– Мне больше ничего и не нужно. Я подтверждаю своим Словом, – добавил Мидир, не обращая внимания на глубокий вздох Джареда. Подхватил кисть Этайн, положил на Книгу семей Волчьего дома и накрыл своей рукой.
Печальный советник на миг прикрыл глаза, а когда открыл, прищурился. Камень на Книге под переплетенными пальцами заиграл ярким серебром, подтверждая сказанное и разрешая брак.
Комментарий к Глава 16. Заповедный лес
Фрох – вереск (ирл.).
Волшебный лес:
https://cs7061.vk.me/c629220/v629220943/311e6/DvKSu-poFsE.jpg
https://cs7061.vk.me/c629220/v629220943/311d8/jVcinFu6nTo.jpg
========== Глава 17. Гроза над Вереском ==========
Дождь, придя за порывистым ветром, зашумел очень рано. Еще когда растянувшийся на постели Мидир лениво щурился, наблюдая поверх великолепного изгиба бедра Этайн за рассветными сумерками, мреющими в королевской спальне.
Сейчас тучи над далеким еловым лесом сгустились до черноты, ливень застучал с новой силой, обещая стать грозой к вечеру и бурей к ночи.
Племянник выглядел не менее мрачным. Серебряный колпачок в виде волчьей головы со скрипом поддался его пальцам, песок из хрустального флакона просыпался, просушивая чернила, на запись в Книге семей: «Сочетались законным и равным браком Мидир и Этайн, принявшая дом Волка как свой». Волчий король кивнул в ответ на слова поздравления и отвернулся от Джареда, уносящего на лице вселенскую скорбь.
Мидир с Этайн еще долго стояли у открытого окна. Под шорох капель волчий король обдумывал свое решение, под стук ливня он стал мужем земной красавицы, и теперь, разглаживая серебристый шелк на плечах супруги, внимал дождю с волнением. Этайн тоже зачарованно смотрела на дальние холмы, затянутые полупрозрачной дымкой. Потом опустила взгляд на цветник в дальнем углу сада и сжала руку Мидира.
– Может, отложим прогулку? – прикусил он розовую раковину ушка. Нельзя, чтобы его теперь уже полноправная супруга пострадала. Люди отличались от ши не только сроком жизни, но и хрупкостью здоровья, и его своенравную Этайн следовало беречь, как цветок.
Сама она, похоже, имела другое мнение. Не отодвинулась, не обернулась, но ухватила его руки своими.
– Мидир, это всего лишь вода! Я вполне могу прогуляться по дворцовому саду! Или добежать до беседки. Дождь не волк, он не успеет догнать меня. Ну, хотя бы настолько, – голос заметно смягчился, а ее ладони погладили его, – чтобы прогло… чтобы я промокла целиком.
Видение Этайн, которая бежит под струями ливня, а потом, в прилипшей к телу одежде, отряхивает густые пряди волос от капель, показалось Мидиру очень заманчивым. Дождь, словно подслушав его мысли, немного поутих, и волчий король мог позволить своей королеве ее прихоть.
– Но тогда кто-то должен будет тебя согреть, – он слегка отвернул голову, стараясь говорить бесстрастно, но вышло глухо и прерывисто. – Любой волк будет счастлив спасти королеву от холода… Но кто же им позволит? Беседка сложена из камня, и хоть увита шиповником и плющом, не дает тепла.
– В отличие от тебя. Возможно, я даже смогу полюбоваться теми цветами… Греясь о твою волчью кожу!
– Если мы не найдем занятия поинтереснее.
– Я не сомневаюсь, мой супруг.
– Хотя цветы могут быть очень привлекательны даже для волка. Их можно нюхать, кусать… целовать!
Мидир, оторвавшись от плеч смущенной Этайн, отвесил полупоклон, сразу после этого предложив ей локоть.
– Насколько я помню, по человеческим законам у нас должна быть какая-то особенная ночь после свадьбы?
Этайн залилась краской внезапно и жарко.
– Года и лугнасадных ночей тебе мало, мой неутомимый волк?
– И дней! – потерся он щекой о ее щеку.
– И дней… – эхом повторила Этайн, млея от ласки.
– Мне всегда будет мало тебя!
– Раз ты вспомнил про наши законы, – отодвинулась Этайн и коснулась пальцем кончика его носа, – то первую ночь я должна была бы провести в объятиях короля. Конечно, в том случае, если бы он счел меня достаточно привлекательной и не стал бы брать выкуп. Ты уступишь ему место в нашей постели?
– Это очень, очень соблазнительно. Надо подумать. Наша казна может сильно пополниться… И все-таки нет. Никакого выкупа!
Мидир отвлекся на смех Этайн, а потом отдал приказание принести в беседку обед. Воган едва ли не впервые беседовал с ним мысленно, в ответ пожелал королю и королеве долгих лет вместе… Мидир мысленно распорядился не искать его. В конце концов, сегодня у него свадьба! Джаред услышал, понял, но промолчал печально.
И веселый бег под дождем, и стягивание мокрой одежды, неожиданно яростная и уже привычно яркая страсть Этайн – всё дополняло и усиливало ощущение праздника…
Грохотала гроза, свежий ветер, пахнущий молниями, врывался в беседку, остужая разгоряченную объятиями Этайн. Она устроила голову на груди Мидира, а он подтянул повыше плащ с теплым подбоем. Женщина счастливо вздохнула, глядя вдаль. Мысли ее витали далеко отсюда.
Мидир не желал делить Этайн ни с кем и ни с чем, даже с её туманными размышлениями.
– О чем задумалась, мое сокровище?
Этайн подняла голову, глянула высокомерно: словно озорница, что расшалилась, но не попалась.
– Мне кажется, будто грозы здесь другие, не как в Верхнем. Они более долгие, шумные, а сквозь грохот слышны слова старых богов, – протянула руки к его лицу, огладила брови, провела по скулам и щекам. – И как вы не боитесь?
– Боимся? Мы?! Моя милая Этайн, среди нас жили даже старые боги. А перворожденные, дети праотца-мага и матери-волчицы, живут и теперь.
Мидир точно знал про Вогана и Хранителя Дома Волка, но внезапно ему привиделся Алан. Темные, почти черные, непроницаемые глаза, иссиня-черные волосы, худое породистое лицо. Невероятное владение оружием и собственным телом. Нет-нет, хотя род Алана так и не найден, начальник замковой стражи явно слишком молод для первой крови.
– Будь уверена, – продолжил волчий король после паузы, – тут грозы не боится никто, даже самый крохотный волчонок!
– Те трое старых богов, что спасли мир? – встрепенулась Этайн. – Зеленый, желтый и черный?
– Не нужно верить всему, о чем болтают, – как можно более легкомысленно произнес Мидир.
Этайн недоверчиво посмотрела на него, обвела пальчиками контур его губ, попалась, покраснела, стоило Мидиру прикусить ноготок, и им снова стало не до разговоров и стихий.
Несколько позже, когда разнеженная Этайн уже спала, вместе с отблеском ветвистой молнии к Мидиру пришли воспоминания о доме, страхе и волчатах.
***
Дом Волка редко сотрясали особенно большие катаклизмы хотя бы потому, что сотрясти его непросто. И на памяти пятнадцатилетнего Мидира это происходило впервые. Старший, Мэрвин, постоянно находился подле отца, и хотя брату было всего пятьдесят, Джаретт доверял ему. И сейчас отправлял старшего на границу возглавить отряд, снаряжая в дорогу наставлениями и экипировкой. Мидиру никто не говорил, что произошло, а подслушать старших ему не удалось, потому что…
– Мидил! Мидил, мне стлашно!
…потому что пятилетний Мэллин стал его персональной заботой. Брат таскался за ним повсюду, дергал за штанину или рукав, поминутно требовал внимания, поминутно задавал вопросы, прижимая к груди лоскутного Фелли, и не был в состоянии соблюдать тишину хоть сколько-нибудь долго.
– Мидил, а почему головы волков такие злые? Вчела ещё не были злые, а сегодня у всех толчат клыки, – и сам оскалился молочными зубками.
Мидир фыркнул. Брат иногда вел себя потешно, хотя большую часть времени был попросту приставучим.
– Это происходит потому, Мэллин, что на нас кто-то хочет напасть. И вот если бы ты тогда возле тронного зала так не перепугался теней и молний за окном, то я бы смог сказать – кто. Ты же волк! Ты не должен бояться.
Мэллин опустил голову, прижал к себе Фелли крепче, одновременно вцепляясь в ладонь Мидира.
– Я волк, но даже вот эти волки, котолые на стенах, они все лавно скалятся. Значит, тоже боятся! И я могу!
Мидир раздраженно вздохнул. В голове брата творится сущий беспорядок. Хотя мысли его казались занятными, но иногда обескураживали. А пятнадцатилетнему принцу Дома Волка полагалось знать ответы на все вопросы.
– Они каменные и волшебные, а ты живой настоящий принц. На тебя все смотрят, ты не можешь подавать своим подданным дурной пример.
Мэллин, поспевающий за широким шагом брата, два раза подпрыгнул, чтобы забежать вперед.
– Неплавда! Они смотлят на тебя и на Мэлвина! А на меня пока можно не смотлеть! Я же маленький, – Мэллин серьезно кивнул, полагая, что аргументы подобрал самые убедительные.
Мидир не сдержался и фыркнул на застенчивую улыбку брата, не понимающего, что смешного он сказал.
Они уже миновали особенно оживленные коридоры, тут попадались только патрули, а внимательный взгляд на Мэллина сказал Мидиру – брат устал. И от этого дня, и от переживаний, и от того, что нет никому дела до самого маленького волка. Королевский статус играл с ними обоими дурную шутку, делая детство одиноким, тогда как любой другой ребенок в Черном замке не мог соскучиться или остаться без присмотра.
Мидир как-то произнес, что так ограждать от жизни собственных детей недальновидно. Отец, после стандартного наказания за дерзость, бросил: принц слишком молод, чтобы король прислушивался к его советам. И Мидир пообещал себе, что для него возраст никогда не будет препятствием к общению. Вот он бы своего сына даже в пятнадцать лет послушал!
Но брат набегался и теперь широко зевал, потирая глаза. А так как в их крыле ши было мало, то можно и подхватить Мэллина на руки.
Брат обрадовался этому нехитрому действию так, словно Мидир одарил его самым сладким куском пирога.
– Вот ты вот, Мидил, настоящий волк! На тебя все смотлят, тебя все боятся, ты даже с папой сполить можешь, – уткнулся носом в шею и проговорил стесненно, едва слышно. – А я пока ласту…
– Вот именно, Мэллин, ты пока растешь, но расти тоже надо в правильном направлении.
Своя ноша не тянула, а обнимать этого болтливого волчонка Мидир втайне любил.
Комнаты всех трех братьев раньше находились рядом, но теперь, когда Мэрвину приходилось чаще бывать в центральной части замка, он перебрался в покои поблизости от королевских, принимал обязанности старшего принца, учился у отца, сопровождая его всюду.
Мидир скучал по брату, Мэллин был слишком мал, чтобы помнить старшего. Он не помнил даже мать, которой они лишились, когда Мэллину не было и трех лет. Воспоминание об уходе Синни причиняло Мидиру боль до сих пор, хотя он никому бы в этом не признался, а Мэллина часто мучали кошмары, а успокивали лишь объятия Мидира.
Он любил маму и не считал её человеческое происхождение пороком. Джаретта пытались убедить в обратном, настаивая, что магический дар сыновей будет несоответствующим тяжелой королевской длани. Отец смеялся и советовал подождать, пока его волчата подрастут, и лишь после этого мериться с ними силами. Но Мидир-то видел, что сомнения нет-нет да и мелькали во взгляде черных глаз их короля, особенно когда он обращался на Мэллина. Младший был самым мягкосердечным из них. Мидир не знал, какими должны быть пятилетние королевские волки, не помня себя в этом возрасте, но в братишке не чувствовалось и намека на величественную строгость отца или абсолютное совершенство Мэрвина. Мэллин лучился мягкими чувствами, плакал, когда хотел, смеялся по велению сердца, а не требованию этикета. И боялся иногда отойти от Мидира слишком далеко, а еще – темноты и грозы.
Братишку было с одной стороны жаль, а с другой – хотелось научить его быть настоящим волком.
И сегодняшний вечер, как понял Мидир, зайдя в комнаты брата, для этого прекрасно подходил: за окном сверкали молнии, ливень хлестал в окно, взбрыкивал своенравно гром. Усаженный на кровать Мэллин, которому Мидир велел переодеваться ко сну, не торопился. Брат даже не шевелился, следил только круглыми от ужаса глазами, как старший подкармливает пламя в камине, задергивает шторы, зажигает свечу.
– Мидил! Мидил! А можно я сегодня посплю у тебя? – спрятал нос в порядком затасканном Фелли, поглядел поверх игрушки. – Мне стлашно!
– Ты волк, Мэллин, – строго начавший Мидир смягчился, поглядев на брата, – пусть даже волчонок. А волки не боятся, – и принялся переодевать его. Заставить бы одеться самому, но ждать не хотелось, а Мэллина страх словно сковал.
– Но! Но! Но как же? Я же волк! – брат задирал голову, доискиваясь взгляда Мидира, пока тот продевал его руку в рукав ночной рубашки. Выкрутил вихрастую голову через воротник, торопясь продолжить беседу. – Я же волк! Но я боюсь! Значит, волки тоже боятся! Или я особенный волк?
Мидир фыркнул и закатил глаза. Он был уже слишком взрослым для этой чепухи.
Сверкнула молния, загрохотал вослед гром, и Мэллин испуганно прижался к его рукам.
– Ты не особенный. Все волки чувствуют страх, конечно, мы ведь живые, – Мидир пригладил непослушные, как сам Мэллин, черные вихры. – Но мы волки не только по рождению, мы волки благодаря нашим душам: мы не отдаем своих, не бежим от схватки и не позволяем страху овладеть нашими сердцами. Мэллин, боятся все, но не показывают.
– Плямо все? – серые глаза недоверчиво прищурились. – И даже Мэлвин? И даже папа? – на пару утвердительных кивков братишка выдал самое скептическое: – И даже ты?!
– Все – это значит все, Мэллин. Я тоже время от времени боюсь, – Мидир усмехнулся, глядя на вытянувшееся от удивления лицо брата. – Но я никому не показываю страх, не позволяю ему взять над собой верх, он не получает добычи и уходит.
