Текст книги "Странствия клетчатых (СИ)"

Автор книги: Зелена Крыж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Часть вторая: ДЕТИ КЛЕТЧАТОГО (Глава 11)

Въезд в город обставили торжественно. Стража на крепостных стенах сбежалась посмотреть, как мост переезжает светлый фургон с остатками ярких картинок на дощатых стенах.

Балансируя по центру крыши, стоя в полный рост, Жердин в клетчатом трико с кожаным поясом и в ярко красной длинной жилетке нараспашку жонглировал красно-желтыми деревянными кольцами. Ближе к переднему краю с двух сторон боком сидели красивые барышни в ярких платьях и посылали городу воздушные поцелуи. Лошадью правил красавчик в серой холщовой блузе, явно стремясь слиться с передней кулисой и не привлекать внимания. Папаша, сидя рядом с ним, играл на трубе «Входящий марш», как актеры называли эту мелодию. Старик, скрытый занавесом, бил в барабан и ритмично звенел бубном, так что вдвоём они заменяли целый оркестр.

Крошке Матильде такой парад явно нравился. Слыша «Входящий марш», лошадка всегда преображалась и гордо шествовала со своим грузом. Колёса с красными и золочёными спицами, отмытыми от дорожной пыли, сверкали на солнце.

– Кто такие, не спрашиваем, – с усмешками встретили их стражи стен, когда фургон, временно притихнув, въехал в арку ворот и остановился для проверки. Жердин уже скромно сидел на крыше, скрестив ноги кренделем, все кольца были нанизаны у него на шею. Девицы синхронно спустились по боковым лесенкам и шли рядом с фургоном. Новит тоже выпрыгнул на мощеный двор, как условились.

– Деньги на въездную пошлину есть? Три гроша. Если нет, ничего, пропустим в долг.

– За поцелуй красотки! – пытался поторговаться другой страж, помоложе.

– Есть, – Папаша Баро бросил въездной сбор в ящик.

– Надолго к нам?

– Вы нам скажите. Как настрой в городе? Желают веселиться? У нас в репертуаре забавные сценки, поучительные истории, песни, танцы и прочее. Продержимся три дня? Неделю? Больше? Ваши ставки, благородные стражи!

– Дня три успешных выступлений вам гарантировано, – рассудительно сказал немолодой страж с обвислыми усами, придавшими ему меланхоличный вид моржа или сома. – Посторонние, кроме артистов, на борту есть?

– Никого, все мои, – заверил Папаша Баро.

– Ручаетесь за них, как глава этого балагана?

– Ручаюсь.

– Другие животные, кроме лошади есть? Товары на продажу?

– Никого и ничего. Только наши пожитки для выступлений. Смотрите сами.

– Нет нужды, вы дали слово. Как записать?

– Театр Папаши Баро.

– Добро пожаловать в Гранбер. Удачных выступлений, хороших сборов! Надеюсь, вы заплатите за выезд!

– Как пойдёт, – любезно пообещал глава театра. – Будет хороший сбор, заплатим. Не скучайте, доблестные стражи! И посоветуйте удобную площадь, откуда вы сможете видеть наше выступление.

– Тут ниоткуда не видать, внутренняя арка, – пожаловался молодой страж. – Да ничего, как сменимся, придём вас навестить, – он подмигнул Смее. Та дунула на ладонь, послав миленький воздушный поцелуй лично ему.

Площадь перед вратами действительно заканчивалась широкой и высокой гранитной аркой между домами. Только после неё по-настоящему открывался вход в город.

*****

Въехав под арку, театр продолжил зазывать публику. Жердин снова жонглировал на крыше, звучал «Входящий марш». Крас, делая вид, что он вовсе не артист, в отличие от остальных, не отвечал на улыбки и любопытные взгляды горожанок и уличных мальчишек, сосредоточено правил повозкой, высматривая ближайшую площадь для выступлений. Внутренний дворик между домами не годится, только большая площадь.

– Сейчас направо, – сказала ему из-за плеча Веда. – Широкая улица и в конце будет квадратная площадь.

– Спасибо, думал уж придется ехать в самый центр. Не люблю слишком далеко забираться от ворот.

– Дальше не нужно, станем там.

Театр выехал на просторную торговую площадь, сейчас пустую. Жилые дома с балконами, лавками и кафе на первых этажах стояли с четырех сторон. Кое-где высились пустые дощатые прилавки с полосатыми навесами. В одном углу в подвале был склад, и снаружи рядами торчали пустые бочки. Там и поставили фургон, неподалёку от выхода из подвала.

Новит впервые видел, как удивительно дом на колёсах раскладывается, превращаясь в сцену. Крыша разнималась на две половинки вдоль, внутри на ней были засовы и петли, как на дверях. Можно было опустить одну боковую стену фургона, крепко закрыв дыру окна деревянным ставнем. Часть крыши опускалась наружу, а боковые лестницы становились ножками сцены, держа расширившееся дно фургона вровень с колёсами. Тогда вторая стена с навесом и двумя закрытыми отделениями по бокам становилась настоящим раскладным театром. Второе окно оставалось открытым, часть борта под ним откидывалась, к ней крепилась лестница. Это был задний подъем на сцену. Так же устанавливались два боковых. К навесу подвешивался задник или вырезанные декорации домов с окнами, дверями, арками, балконами – что требуется по действию. Главное, там мог кто-нибудь прятаться до своего выхода. И в боковых кулисах тоже. Там же, за холщовыми перегородками, скрывавшими их от любопытных глаз, актеры надевали костюмы. Гримироваться обычно выходили на свет, за стенку, на «задний двор» театра.

Но можно было, по желанию, особенно на ярмарках, где зрители обступают со всех сторон, опустить обе стенки. И даже убрать перегородки. Тогда сцена становилась ещё шире. Все сундуки и прочее имущество из фургона выносили на «задний двор» и кто-то во время представлений постоянно приглядывал за лошадкой и за вещами. Тот, кто не был занят на выходе или отвечал за музыку и шумы за сценой.

Если же места совсем мало, одну боковую стенку просто опускали, почти вертикально, насколько позволяли колёса. И внутренности фургона становились узкой сценой. В крайнем случае, был вариант не разбирать фургон, а выступать прямо на мостовой. Или – на крыше, если речь снова о ярмарках, где артистов должно быть видно издалека. Все эти тонкости влияли на выбор того, что где удобнее играть.

Для начала поставили сцену обычной ширины, опустив левую боковую стену. Она стала продолжением пола и обрела опоры. Мужчины, кроме Старика, действовали очень слажено. Новит помогал на подхвате, что скажут. Артистки в это время прикрыли стоящую стену гладким задником с нарисованным ярким небом, зеленым простором, лесом на горизонте и далеким замком, среди полей. Сейчас в этом замке можно было узнать Гранбер. Все свернутые в трубки декорации висели в фургоне, закрепленные под потолком, каждая на своём карнизе, и развернуть и натянуть их не заняло много времени.

Следом за театром на площадь уже стекался ручеек любопытных. Пока артисты готовили место для выступлений, народу стало больше. Их пока занимала Веда.

В своей приметной ленточной накидке провидица стояла за краем сцены, перед толпой и выдавала всем желающим по одному короткому предсказанию. Строго по одному! Люди приходили в восторг не только от её манер, величественной фигуры или правдивости того, что она угадывала, а от способности слепой распознавать мошенников. Когда кто-то пытался проскочить второй раз, Веда моментально говорила насмешливым грудным голосом:

– Куда, приятель, ты уже подходил ко мне! Только первое предсказание правдиво, в другом я могу ошибиться. Хорошо обдумайте вопрос, чтобы я не сказала вам чего-то, что знать не нужно!

Как только сцену закрепили, фанфарами и барабанной дробью дали знак Веде уходить на «задний двор». В руке провидицы был небольшой бубен. Она ловко взмахнула им, включилась в общую музыку, показывая, что сеанс гаданий окончен.

На сцене уже Жердин в трико и Смея (тоже в ярком клетчатом платье с пышной юбкой, как абажур) показывали акробатическую пантомиму. Как будто влюблённые ругались, но потом снова мирились. При этом они перебрасывались кольцами, замахивались друг на дружку, радовались, обижались, их танец был похож на поединок, и, конечно, в нём были взлёты Смеи на руках у парня, кружения, прыжки, сальто и пируэты.

Клетчатое платье Смеи было мягким, совсем без корсажа, оно моментально надевалось и снималось, объем держала отдельная нижняя юбка с обручами, красный корсаж на шнуровке надевался сверху. Синие, желтые и черные ромбы с белой сеткой отлично дополняли красно-зеленый костюм Жердина. В таком виде эта парочка обычно играла слугу и служанку – хитрых пройдох, способных на всё, чтобы усложнить жизнь своих хозяев, либо устроить их счастье, смотря по обстоятельствам.

Но сейчас, без черных или белых полумасок, клетчатая парочка была занята собственным счастьем.

Туго завитые локоны Смеи придерживали на висках маленькие черные бантики. Алые губки, румяные щечки, накладные ресницы сделали личико актрисы хорошенькой картинкой. На щеках Жердина красовались два красных треугольника, подчеркивая острые скулы, брови были треугольно очерчены чёрным, что придавало актёру насмешливо-хитрый вид. Как только слуги наконец «договорились» и закружились по сцене в полном согласии, музыка с последним медным триумфальным всплеском смолкла.

Парочка нежно прижалась друг к дружке, ослепительно улыбаясь. Смея звонко чмокнула партнера в щеку, он от радости прошелся колесом и исчез за сценой. Через секунду из кулис в руки Смее вылетел разноцветный мячик и зазвенела гитара.

Теперь актриса пела, играя с публикой в мяч. У нее были приветственные куплеты, где она обращалась к зрителям. Они не угадывали слова в рифму, как бывает в игривых песенках, зато ловили мячик и бросали обратно на сцену. Смея весело ловила его. И пела о «блеске множества глаз», «сегодня только для вас», «наши сердца», «ваши аплодисменты» и прочее, подогревая интерес публики.

В это время за сценой к выступлению были уже готовы Крас и Веричи. Пока что Крас аккомпанировал на гитаре песенке Смеи, сидя боком на задней лестнице. Перед ним была закреплена круглая штука, размером с пяльцы для вышивки, с натянутой бежевой тканью. Мембрана-усилитель. Стоило дернуть ее перед началом игры, и гитару отлично слышали на площади, не хуже, чем трубу. Чтобы прекратить усиление звука, нужно снова ущипнуть её.

Поймав мячик последний раз в конце песни, Смея раскланялась. Ей аплодировали. И публика захлопала ещё громче, увидев красавчика почти в дворянском костюме, только без камзола, в ослепительно белой рубашке, с ярким шелковым галстуком со сверкающей булавкой, который вынес на плече хорошенькую девушку в пышном нарядном платье благородной барышни. Они разыгрывали романтическую сценку, где объяснения в любви сочетались с простыми акробатическими трюками, а не только с томными вздохами и объятьями. Новит смотрел во все глаза, стоя у края сцены.

Возлюбленные говорили стихами, заламывали руки, жалуясь на свою судьбу – им не быть вместе, потому что родители против. Точнее, у девицы очень строгий папаша, который не отдаст её за молодого и красивого, когда на примете есть старый, но богатый жених. В разгар объяснения появлялся грозный папаша и представлял доченьке жениха.

На трясущихся ногах, опираясь на огромную трость с золотым набалдашником, на сцену вышел седой старик с орлиным носом, в приличном городском костюме – долгополом сюртуке и штанах до колен, дополненных чулками и туфлями с красными каблуками, огромными пряжками и бантами. Не слушая протестов доченьки, папаша собирался благословлять их со Стариком. Кроме парочки хитрых слуг, все они говорили стихами, преувеличивая свои эмоции, открыто насмехаясь над своими героями и всей ситуацией, но в то же время…

Возможно, кто-то в толпе и различал иронию, лучше понимая актеров, большинство принимало «актерские страсти» за чистую монету. Новит ещё не видел этой сценки, сам с интересом смотрел, краешком глаза следя, насколько сильно переживает публика.

Узнав коварный план отца невесты, раздосадованный влюбленный хватался за воображаемую шпагу, но замечал, что её на боку нет! Тогда картинно щелкал пальцами. Из-за кулис выбежал слуга со шпагой и вручил оружие влюблённому. Девица тем временем рыдала в объятиях клетчатой служанки.

Крас никак не мог решить, как вызвать Старика на дуэль, ведь тот рассыплется от первого взмаха шпагой. Да и вообще, пожалуй, не согласится. Наверняка он трус! И какая доблесть укокошить того, кто и сам со дня на день помрёт? Да, но вопрос в том, помрёт до или после свадьбы!

– Господин мой, – робко предлагал слуга. – А почему бы вам не подождать эти пару дней? Ваша возлюбленная станет свободной и богатой вдовушкой, выйдет из-под власти отца и…

Крас так сверкнул глазами и скорчил такое зверское лицо, мгновенно переходя от романтических мечтаний о прекрасной даме к угрозе убийства, что слуга невольно сделал кувырок назад, трепеща от страха перед хозяйским гневом.

– Я понял, понял, больше об этом не з-з-з-заик-к-каюсь. Так что же делать? Как спасти вашу любовь?

Пока влюблённый герой страдал, служанка предложила хозяйке побег с возлюбленным, для чего невеста накинула темный плащ, а свою длинную пышную фату оставила служанке. Они менялись, и жадный папаша оказался в дураках, когда обнаружил в последний момент, кого вёл к алтарю. Старик схватился за сердце и упал на руки несостоявшемуся тестю. Тот обмахивал Старика брачным контрактом, так и не подписанным.

Служанка хохотала, влюблённые нашли друг дружку и нежно обнимались, прижавшись щека к щеке. Они ушли, а парочка слуг томно пародировала их страстную позу, также обнявшись, шла следом, только в самый неожиданный момент Смея показывала публике язык, и они с Жердиным убегали.

Зрители смеялись и хлопали. Новит понимал, что пока артисты раскланяются, пока Жердин отвлечёт публику своими фокусами человека-змеи или выйдет Папаша Баро, бросать литые металлические шары, пройдёт ещё время.

Но это лишь перерыв, чтобы дать Веричи и Смее переодеться. Следом вот-вот будут «Качели». И хотя ему выходить не в самом начале, Новит уже нервничал. Веда его предупредила не отходить от фургона. Он и не отходил. Но когда попытался пробраться на «задний двор», зрители, что бурлили вокруг, не признавая в нём артиста, слишком увлеченные смешной сценкой о старом женихе, оттеснили его от сцены к пустому прилавку. Оттуда Новит рассчитывал по стеночке пробраться к фургону, но тут в одну из подворотен въехали конные стражи порядка.

– Кража! Держите вора!

Люди хлынули врассыпную, не видя, кого ловят, лишь бы их не задели. Стражи проехали в освободившийся коридор. Совсем рядом! Новит присел под прилавком.

Когда волнение чуть улеглось, новичок пробрался к артистам. Крас уже был на сцене и обе партнерши в трико и воздушных юбках стояли у него на плечах. Старик завёл музыкальную шкатулку и щелкнул мембраной. Нежная хрустальная мелодия плыла над площадью, пока актрисы качались на сильных руках и делали реверансы. Новит и Жердин уже взяли брезентовый гамак и стояли наготове в кулисах, которые недавно были их «кухней». Жердин так и выступал в костюме слуги, а Новит снял куртку и надел такую же красную жилетку, вместо своей, полосатой. Выглядело, будто они оба в сценических костюмах.

– Сейчас, – шепнул Жердин. Но не успели они сделать и шага, как конная стража выросла под самой сценой.

– Прекратить представление!

Глава 12

Музыка смолкла.

– В чем дело, – Папаша Баро всё ещё в наряде силача, скрестив мощные руки на груди, сверху смотрел на стражей порядка.

– Мы ищем вора! Служба, – пояснил старший в патруле.

– А мы при чем? Наша работа, кажется, не мешает вашей службе?

Люди на площади шумели и волновались. Они хотели видеть, что будет дальше. Но высокий красавец и две юные артистки скрылись за кулисами. Зрители требовали их возвращения, но брать сцену штурмом не могли. Со стражами порядка шутки плохи.

– Боюсь, господин артист, вор скрылся в вашем театре. Кто у вас главный?

– Я директор театра. У меня посторонних нет, а все мои были на сцене.

– Все ли? Одновременно?

– Я за своих людей ручаюсь! – рявкнул Папаша Баро, сжав кулаки.

– Не кипятитесь. Если вам нечего скрывать, позвольте провести обыск. Мы поищем пропажу, допросим ваших артистов и если…

– Не позволю. Я дал вам слово. За всех своих артистов в ответе глава театра. Разбирайтесь со мной.

– Это неподчинение властям, – страж явно уговаривал актера не нарываться. Глава театра выпрямился, отстраняясь от уговоров. Между ним и стражей возникла прозрачная, но осязаемая стенка.

– Мы не граждане вашего славного города. Наш фургон – территория Братства Дороги, вам сюда хода нет. Вашу власть мы признаём исключительно из любезности, только чтоб избежать скандала. Однако для моей любезности есть предел. Вы обвиняете нас в краже? Чего, хотя бы? Деньги у публики мы пока не собирали.

– Не в краже, в укрывательстве вора, – поправил стражник. – У почтенного торговца там, за углом, вытащили кошель с десятью золотыми. Впрочем, вы действительно имеете право отказаться от обыска. Вы поручились за своих людей? Отлично. Их вина или невиновность только на вашей совести. Но вы, в самом деле, не граждане Гранбера и, наверное, знаете закон? Неподчинение местной власти, бунт, возмущение спокойствия жителей города, всё влечет за собой одно – изгнание.

Подумайте хорошенько. Неужели вы пойдете на открытый конфликт со стражами порядка? Зачем? Ваши артисты… вон тот парень, разве он артист? Я, кажется, видел его в толпе, когда мы проезжали. Наверняка, он нам и нужен. Позвольте допросить…

– Я сказал, нет, – каменно стоял на своём Папаша Баро. – Новит, подойди, сынок. Почему вы сомневаетесь, что он – из моего театра? Я это подтверждаю. Моего слова вам недостаточно?

– Увы, господин директор. Выдайте нам того, кого мы подозреваем, и мы во всём разберемся. Остальных мы не тронем, можете быть спокойны.

– Пока опасность грозит хоть одному из моих людей, покоя мне не видать, – саркастично возразил Папаша Баро. – Вы твёрдо намерены испортить нам гастроли в вашем гранитном городе? Что ж, я должен спросить мнение остальных. Минутку, господа…

*****

Артисты совещались на «заднем дворе» за фургоном.

– Какого чёрта? – зарычал Крас. – Мы только развернулись!

– Потише, сынок. Что ты предлагаешь? Отдать одного из наших?

Новит готов был услышать, что никакой он не «наш», и если нужно откупиться так, то это наименьшая потеря – его не жалко.

Крас промолчал, играя мускулами на скулах.

– Может, пусть ищут? – сумрачно предложил Жердин. – Мы ничего не брали. Проверят – отстанут?

– Ты что, не понимаешь? – жестко спросила Смея. – Им нужно не только всё перевернуть, им нужен вор! Тот, кого они упустили…

– …из-за нас, – негромко добавил Старик. – Как ни крути, толпа зрителей – отличное место, чтобы скрыться. Потому они к нам и прицепились. Должен кто-нибудь ответить за их промах?

– Упростим выбор, – проговорила Веда. – Предположим, вор действительно среди нас, как они думают. Что делать?

– Я уже сказал, – проворчал Папаша Баро. – Дело за общим решением. Предательство или изгнание с позором?

– Шикарный выбор, – глядя в небо, вздохнул Жердин. – Третьего варианта нет?

– Даже второго нет, – передразнила Смея. – Только изгнание.

– Тебе-то что, тебя не тронут!

– Уверен? – огрызнулась красотка. – Веричи, не реви. Тебе, действительно, не о чём переживать.

– Я из-за вас! – всхлипнула младшая. – Я не хочу! Но вы же всё равно пойдёте, я знаю.

– Пойдём, – барабаня пальцами по колену, эхом ответил Крас. – Как же неохота фургон собирать… Только начали.

– А ты что молчишь, Новит? – в упор спросила Смея. Новичок удивлённо глянул на неё:

– Я могу что-то решать?

– Погоди, ты знаешь, что такое изгнание с позором? – Жердин за плечо развернул его к себе.

– Нам нельзя оставаться в городе. И мы не сможем выступать, – печально ответил Новит.

– Поняла? Что он может решать, если не знает. Скажи, ты украл этот чёртов кошелёк?

– Ну, нет, естественно. Как бы я даже успел, взять что-то за углом, если всё время здесь был? Клянусь чем хотите, не я обчистил этого торговца!

– Ещё вопросы? – Жердин посмотрел на остальных. – Лично я – пас. Как скажете, так и будет.

– Решает господин директор, – глядя в сторону, процедил Крас, почти не шевеля губами. – И он уже решил. Кто я такой, чтоб спорить.

– По-моему, это дело нашей чести, – сурово ответил Папаша Баро. – Все несогласные могут остаться и выступать. Без фургона стражи вас не тронут.

– Похоже, этот город не для нас, – с грустью проскрипел Старик. – Уходим.

Артисты, кроме Веды, молча встали и собирали вещи. Папаша Баро вышел к страже, сообщив, что они лучше предпочтут изгнание, произволу властей.

– Как вам угодно, – с издевательской вежливостью ответил страж. – Собирайтесь. Я приведу конвой. Часа вам хватит?

– Вполне. Дамы и господа, почтеннейшая публика! – зычно провозгласил на всю площадь Папаша Баро. – Наше пребывание здесь более неугодно вашему славному городу! Представление отменяется!

Люди волновались, шумели, но расходиться пока не собирались.

– Вы сделали неверный выбор, господин артист, – тихо заметил страж порядка. Он приказал своим людям остаться и охранять театр, сам развернул коня к выезду с площади. – Представление не отменится, а изменится. Публика всё равно получит зрелище!