Текст книги "Странствия клетчатых (СИ)"

Автор книги: Зелена Крыж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Глава 6

– Не спишь? Я думал, свалишься, – Жердин поднялся на локте и заглянул в лицо соседа по крыше. – О чём тяжкие думы? Помочь им можно?

– Не тяжкие, счастливые, – улыбнулся Новит. – Так хорошо… Свобода и покой.

– Хм, это верно. Не все ценят. Но у тебя причина есть, понятно.

– Нет, не то. Я уже третий день на воле. В гостинице так хорошо не было. А здесь – простор, дорога… Для меня встреча с вами огромное приключение. И намного приятнее, чем тюрьма!

– Могу понять, – засмеялся молодой артист. – Устал от репетиции?

– Да ничего. Последние месяцы я поработал руками, набрал форму. Не знал, что пригодится. Раньше не смог бы. Но тут у вас не камни таскать… такие девочки! Даже мечтать не мог.

Жердин посмеялся. Предупредил, что вне репетиций артисток руками не трогать, они грубых приставаний не любят.

– Понравишься, сами скажут. А полезешь, жаловаться не будут, так ответят, что не обрадуешься. Даже Веричи знает, как себя защитить. Про Смею не говорю.

– Ты давно здесь?

– Лет десять.

– Так ты вырос в театре? Ясно. Папаша тебе на самом деле родной?

– Нет, никому из нас, – качнул шапкой кудрей Жердин. – А что, похожи?

– Не считая роста и комплекции, вполне могу поверить, – усмехнулся Новит. – Не все сыновья похожи на отцов.

– Не все. Ты о себе?

Новит неоднозначно пожал плечами, мол, понимай, как знаешь.

– Папаша тебя тоже спас? Видно, как ты его уважаешь.

– Не я один, – возразил Жердин. – Ты хочешь знать, подобрал ли он меня на дороге или на улице, умирающим с голоду, как это принято представлять в чувствительных историях о сиротках? Нет, я к тому времени уже не голодал и не был один. Просто увидел их и понял, что это теперь мой дом, – Жердин любовно похлопал по крыше фургона.

– Ты очень заботишься обо всех, на репетиции и за обедом было видно, насколько они для тебя свои. И вообще, всё – твоё хозяйство, весь фургон. Я потому подумал, что ты сын…

– Все мы его сынки и дочки. Ну, кроме Старика и Веды. Ты теперь тоже, Новит, хотя бы на время.

– Я не против. А я получу другое имя, если буду хорошо работать?

– Только если останешься в театре надолго. Когда станешь уже не новичком. Радуйся, что прозвали не Малышом или младшим, потому что есть Веричи. Она у нас младшенькая, остальные уже не то.

– Так я, может, и не младше тебя, чего сразу Малыш? Или по росту? Ну, извините, я раньше среди нормальных мужчин жил, не думал, что попаду к сказочным великанам! – пошутил Новит. – Главное, Папаша нормального роста, а детки вымахали…

– Мда, – усмехнулся Жердин, – что есть, то есть. Тебе сколько? Двадцать уже стукнуло?

– Угу. А тебе?

– Тоже, – не уточнял Жердин.

– А Крас намного старше?

– Не знаю точно, у нас разница года три… или четыре. Но познакомились мы в самый интересный момент, когда он уже выглядел взрослым, а я был совсем щенок. Тебе повезло больше.

– Да уж, против него любой – щенок, – неприязненно проворчал Новит.

– В том-то и дело, что он щенком никогда не был. Сразу такой. Может, в раннем детстве… Но, думаю, он и тогда был красавчиком, только ростом поменьше. Не переживай, у нас старшинство не по возрасту считают. В сравнении со Стариком мы все пока достаточно молоды, и это главное!

– То есть, Папаша Баро – главнее Старика.

– Конечно. Он наш директор, от него зависит, куда едем, что играем, на что идут деньги. Папаша спрашивает нас о важных решениях, но мы предпочитаем не спорить, если не сильно поперёк. Тогда уж молчать глупо, зачем вносить раздор, лучше выяснить сразу.

– А Веда давно с вами?

– Нет, около полугода. Вот её как раз Папаша подобрал сразу после несчастья.

– Она тогда ослепла? А что случилось, если не тайна? – заинтересовался Новит.

– Не тайна, но история так себе. Она потомственная провидица, жила на границе Севера, в каком-то лесном краю, в пещере. Люди из соседних селений чтили её, она ни в чем не нуждалась, так что её пещера была маленьким замком. Но Веда осторожничала, сама к людям не ходила, границ селений не переступала, гадала только тем, кто очень попросит. Это мы зовём ее Веда, потому что ведунья, другого имени я не знаю. Новая жизнь – новое имя. Как у тебя.

Там рядом правил некий маркграф. Однажды он приехал к пещере с большим военным отрядом. Сказал, что уезжает на пограничную войну, а параллельно ему светит большое наследство… В общем, весь в сомнениях. Требовал предсказания, как решатся его дела. Где будет успех, где опасность, чего ему ждать?

Веда вообще отказывалась что-либо говорить. Потому что знала, или потому что слава о нём ходила самая нелестная. Маркграф настаивал. Убедительно настаивал, с оружием, с шантажом жизнями тех, кто к ней ходит. В общем, разозлил. А ты слышал, как Веда предсказывает, даже когда шутит. Голос, стать… звучит грозно.

Она предрекла, что маркграф не получит наследство. Потому что не вернется с войны.

Он настаивал, чтобы сказала, почему не вернётся? Его убьют? Как именно? Кто? Захватят в плен? Продадут в рабство? Подробности!

Но Веда этого не видела. Или не хотела говорить.

Тогда он взял её за горло, тряс, обзывал лгуньей, ведьмой и прочее. Естественно, она сказала, что всё сбудется.

«Мои предсказания всегда правдивы! И кто не верит в них, умрёт!»

«Ах так? Но если твоё предсказание – ложь, я не умру?»

«Естественно», – процедила Веда. Думаю, ей и тогда не нравилось, когда её душат.

«Тогда я вернусь и рассчитаюсь с тобой, ведьма!»

«Навряд ли. Не вернешься!»

«Тогда решим всё, не откладывая, на месте. Если суждено, я умру. Но если ты врёшь – не умру. А ты? Останешься жить, как жила, в любом случае? Как-то несправедливо…»

На другой руке у него был перстень с ядом. Похоже, он мало что соображал от ярости, но решил, что Веда должна выпить яд.

«Если твоё предсказание правдиво, ты не умрешь, а я умру – или наоборот. Уравняем наши шансы».

Она потребовала отпустить её и согласилась выпить смертельную отраву. Маркраф вытряс весь перстень ей в кружку с водой, ждал, пока выпьет, и ушёл только, когда яд начал действовать. Хотел бы ждать и дольше или оставить охрану, чтобы ведьма никак не спаслась, но торопился.

Яд оказался не быстрым, с мучениями. Веда считает, она выжила потому, что отрава была разбавлена водой. Если бы этот гад засыпал сухой порошок ей в рот, она бы сразу умерла. А так она выпила много толченого угля с водой, вырвала отраву, которая ещё не въелась во внутренности и в кровь. Наутро её нашла помощница из селения, которая всегда носила ей еду. Веда была ещё жива. Потом долго болела. И зрение пропало. Лекари говорят, временно. Какой-то ожог нервов. Когда-нибудь всё восстановится. Но вот уже больше полугода…

Она тогда не осталась в пещере, не хотела жить среди тех, кто помнил её зрячей. Ушла, искала новое пристанище, тут мы и подвернулись. Веду мы встретили по дороге на Юг, сезон шел к концу, холодало. Папаша предложил подвезти её до города или селения. Разговорились и она осталась.

– И сразу предсказала что-то ценное? – угадал Новит.

– Наверное. Мы сначала не знали, что Веда провидица, а Папаша знал сразу. Потом всплыло, когда она начала нас предупреждать.

– А что маркграф? Она, конечно, не судилась с ним? И зря.

– Не зря. Он не вернулся. Судиться с тем, кого нет, довольно трудно. Хотя, ты прав, Веда этого и не хотела. Она выжила, это главное. А он – пропал.

– Хм, бывают же истории. Мы будем ехать всю ночь?

– Да, если повезёт. К ужину спустимся. Спать можно здесь, но по ночам ещё холодно. Лучше на «кухне». Там наше место на троих, с Красом.

– И он с нами?

– А ты думал, он остаётся на ночь с девочками? Ещё не хватало! Они там втроём с Ведой, Старик и Папаша – впереди.

– Да я не понимаю, где можно спать, на «кухне»? – смутился Новит.

– Я покажу. Все вещи нужно поднять на лавки и закрепить ремнями, чтобы не упали. Очаг сдвигается в сторону, он на железном листе. Когда платформа свободна, двоим места отлично хватает. А кто-то из нас обычно или сторожит полночи или правит лошадкой, так что до тебя места было ещё больше. Ну и крыша свободна, если тесно.

– Понял. Отлично устроились.

– А ты думал! Ты ещё не знаешь, для представлений фургон раскладывается, становится сценой. Опускается одна стена или две.

– Вот это здорово, – оценил Новит. – Значит, вас всегда видно над толпой?

– Не всегда. Можно выступать и на мостовой. На месте решаем, как лучше. Но да, для некоторых сцен высота колёс необходима. Завтра попробуем такую. Там для тебя есть роль.

– А что?..

– Отдыхай, Новит, пока есть время. До города ехать ещё сутки, не меньше. Всё завтра.

Глава 7

Ночь в фургоне прошла спокойно. Шагом, потихоньку, но двигались до рассвета. Тогда фургон встал на обочине. Распряженная крошка Матильда блаженно каталась в утренней росе, задрав копыта к небу, явно не жалуясь на тяжкий труд и холод.

Новенький проснулся позже всех, но по своим меркам – рано, едва рассвело. Кулисы на задней платформе на ночь задёрнули полностью, чтобы не впускать холод. Сейчас они были наполовину открыты. С полуночи Жердин ушел вперёд, править лошадкой. Крас так и не явился, наверное, спал на крыше. Ему-то холод ни по чем, сам кого хочешь заморозит одним взглядом! Когда Новит, зевая и кутаясь в дорожный плед, выглянул наружу, то сразу увидел его и Веричи.

В утренней дымке на полянке Крас играл мускулами, размахивая двухметровым обломком дубовой ветки, как соломинкой. Делал фехтовальную разминку. Веричи в своём тоненьком лазурном трико с золотой сеткой крутила колесо на траве, то гибко откидывалась, касаясь руками земли, то взлетела в руках у Краса, когда ему надоело вертеть дубиной.

Смея влезла на дерево и там растягивалась и разогревалась, прыгая с ветки на ветку, как белка. Папаша без своей обычной куртки и жилетки, придающих ему солидный торговый вид, поднимал на вытянутых в стороны руках полные вёдра с водой, не проливая ни капли. Потом стал бросать и ловить тяжелые мячи. Литые, сверкающие, как золотые, и сразу видно тяжеленные. Такие трюки часто показывали на ярмарках силачи с тремя пудовыми гирями, но золотые шары выглядели намного красивее. При этом Папаша успевал что-то командовать Смее. Она старалась, кувыркалась в воздухе, легко прыгала вниз и снова лезла на ветку.

От Новита до тренировочной поляны было больше двадцати шагов. На половине расстояния уже горел костёр, грелась вода в котелке. Но артистам и так не было холодно. Рядом с костром сидела Веда в своей яркой ленточной шали.

Ближе всех кувыркался в траве Жердин. Он бросал в воздух те самые палки с головками для факелов, успевал сделать какой-то трюк, и ловил. Бросал одну или две. При этом насвистывал бодрый мотивчик, чтобы двигаться в такт. На нём тоже было трико, только полное, не как у барышень, с длинными рукавами и штанами. Всё в разноцветную арлекинскую клетку: красные, зеленые, черные ромбы и белая косая сетка между ними. В таком виде длиннейшая фигура Жердина во время трюков выглядела невероятно. Особенно, если он вытягивал руки над головой, а потом прыгал, делая сальто в воздухе или кувырок на траве. Новит усмехнулся и вылез из фургона.

– Привет! Ты прямо человек-змея!

– С добрым утром. Как спалось? Умеешь чё-нибудь такое? Ходить на руках, жонглировать? – Жердин как раз встал на руки и прошёл несколько шагов, болтая ногами в воздухе.

– Не-а, – беззаботно потянулся Новит.

– Так просто разогрейся перед репетицией. Сначала поработаем, завтрак потом. Давай хоть силой померяемся… – Жердин стал в стойку, выставив правую руку и ногу.

Используя лежащую палку, как линию, они встали напротив друг друга, носок к носку и сцепились ладонь к ладони. Тянули, кто кого перетащит чрез границу. Кто первый потеряет равновесие – проиграл.

Новит знал эту игру с детства и честно пытался сопротивляться. Но пальцы Жердина хватали, точно стальной капкан. Устоять было невозможно.

– Руки болят после вчерашних «Качелей»? – кудрявый актер великодушно списал проигрыш новичка на непривычную нагрузку.

– Немножко. Ох и силища у тебя! – искренне восхитился Новит.

– У меня-то? – Жердин рассмеялся. – Кой-какая тренировка и всё. Вот у Папаши, да, рука тяжелая. А Крас… – они оба глянули на дальний край поляны, где красавчик как пушинку крутил над головой Веричи. – Он может подковы гнуть, – совершенно серьезно похвастался собратом Жердин. – Но не выступает с таким. Это ведь неизящно! Зато, он издевается над золотыми монетами. Когда дело доходит до силовых трюков, всегда найдутся желающие помериться силой не в Папашей, а с ним, но Крас этого не любит.

«Мы же не ярмарочные борцы!»

Публике отказывать невежливо и он говорит:

«Охотно. Сперва проверим ставки… Нет ли у кого золотого? Позволите?» – Берёт монету, рассматривает со всех сторон, а потом медленно сжимает края двумя пальцами и… Золотой сворачивается в трубочку. Народ ахает, Крас так вежливо-вежливо с полной наивностью спрашивает того, кто дал монету: «Простите! Полагаю, он вам больше не нужен?»

Почти всегда срабатывает. И публика считает это честно, плата за трюк. Желающих мериться силами после такого уже не появляется. Но некоторые жадины настаивают, отдай! Тогда Крас выпрямляет золотой в другую сторону, нарочно так, чтобы разорвать пополам. И отдаёт только половину: «По справедливости?»

Тут уж совсем мало кто настаивает, выставляя себя жадным болваном. Но если бывший владелец бьётся в истерике, угрожая полицией, конечно, он отдаст. С такой лучезарной улыбочкой: «Прошу вас, не расстраивайтесь. Вы ничего не потеряли, стали только вдвое богаче».

Зрители при этом за нас. Счастье, что половинки золотых свободно ходят. Но у нас в театре рубленные – самая большая редкость, все разломаны пальцами. Я сколько раз пробовал… Если двумя руками, изо всех сил и постараться согнуть в одну, в другую сторону и покрутить пару минут, тогда… А ему ничего не стоит. Ладно, фехтовальная разминка чуть позже, а ты пока пойди к костру, помоги Веде.

Новит с готовностью пошел. Жердин остался, подбрасывая в воздух четыре незажженных факела. Если бросал повыше с размахом, успевал повернуться вокруг оси, прежде чем поймать. Время от времени, ловил три в одну руку, а один – на палец или на лоб и балансировал. Потом снова подбрасывал все четыре. Они вращались и мелькали, как спицы в колесе.

Ничего не бросал и не размахивал руками только Старик. Он чистил лошадь. Веда задумчиво сидела у костра, ломала хворост и подбрасывала в огонь. Это тоже не считалось спортивным занятием, но провидица двигала руками ритмично, в такт остальным. Как будто они все слышали одну общую музыку.

*****

– Доброе утро. Я – Новит. Могу ли чем-нибудь помочь?

– Я помню твой голос, мальчик, – сдержанно кивнула Веда. – Хвороста пока хватает. Почему ты не с остальными?

– Не знаю, что делать. Я же так не умею.

– Так делай, что умеешь. В твоей благородной школе были спортивные уроки? Что делал там, то и здесь.

– Откуда вы… Да, простите, – Новит почувствовал себя неуютно рядом с величественной женщиной, что-то знающей о его прошлом и будущем. – Жердин сказал, фехтовальная разминка будет позже. Да и куда мне… – он бросил взгляд на Краса и завистливо вздохнул. Веда усмехнулась, явно поняла его мысль.

В этот момент Красавчик опустил Веричи на землю и уже командовал, какие вещи принести. Жердин бросил своё занятие, мигом вытащил сундук из фургона. Смея спрыгнула с дерева, весело поцеловала Краса в щеку, взяла за руку Веричи, и они вместе убежали с полянки. Новит скрипнул зубами.

– Что, дорогой? На кого сердишься? – мягко спросила Веда.

– Так, вообще… Почему его все так обожают?

– Потому что он сказочный принц, – на лице слепой провидицы играла мечтательная улыбка. – Другого такого нет. Мы это знаем и ценим. А публика просто чувствует.

– А я?

– А ты пока ревнуешь, – Веда ласково коснулась его щеки: – Ах, как горит, обжечься можно! – она шутя подула на свои пальцы. – Зря. В глубине души ты тоже мечтаешь заслужить его дружбу или похвалу. Только не признаёшься. Дай срок, узнаешь нас поближе, поймешь, кто чего стоит.

– Простите, я вам верю, – Новит боялся возразить гадалке, но раздражение всё-таки прорвалось: – Но сам пока не чувствую особого величия вашего красавчика. Сплошная грубость и самодовольство. Он, конечно, сильный, но злой. И красота у него холодная, как… не знаю. Я такого раньше не видел. Как у дракона, наверное.

Он проследил взглядом, как Крас прошёл к фургону. У переднего колеса стояло ведро воды, оставленное Папашей. Закатав рукава сорочки, красавчик старательно умылся и пригладил волосы. Веда повернула голову вслед за ним, как будто тоже проводила взглядом.

– Он прекрасный актер.

– Может быть, – упрямо дёрнул плечом Новит, вороша угли в костре. Но Веда мягко рассмеялась:

– Нет, я хочу сказать, ты – жертва его искусства. Ты видишь только маску и веришь ей. Значит, Крас хорошо играет.

Новит задумался. Медленно спросил:

– Если у кого-то два лица… или больше, то как вы знаете, какое настоящее? Может, это вас обманывает его игра?

– Меня-то не обманешь, – многозначительно намекнула Веда. И снова как бы проследила передвижение Краса обратно на поляну. Он рылся в сундуке, выбирая что-то для своих трюков. – Вот он, – слепая указала пальцем.

– Как вы знаете? Он же далеко, – поразился Новит.

– А разве ты не чувствуешь? Когда он проходит мимо, веет холодом. – Веда по-матерински улыбнулась: – Девочки думают, я мечтаю его увидеть. Да ведь я его вижу! Лучше вас вижу. Вокруг него такое сияние, что глазам больно. Людям страшно смотреть на него открыто, он это знает. А у меня сейчас нет глаз. Я вижу сердцем. От меня не спрячешься.

– Правда, что зрение к вам вернется? – рискнул спросить Новит. – Вы же предсказываете будущее, вы должны точно знать. Или своё – нельзя узнать?

– Я знаю, – спокойно сказала Веда. – Когда-нибудь вернётся. Но я, наверное, слабая или очень близорукая провидица, вижу лишь то, что совсем рядом. Иногда даже не успеваю отвести удар, хоть и знаю о нём чуть раньше, чем он свершится. Вот сейчас тебя позовут репетировать.

– Эй, Новит! – Крас сделал призывный жест. – Собери всех. Пора попробовать роль лично для тебя.

Глава 8

Новит постучал в стенку фургона, передал барышням и старшим мужчинам, что всех зовут на поляну. Помог Жердину тащить сундук. Но до поляны они его не донесли, открыли раньше.

– Погоди, ставь здесь. Смотри, что покажу, – Жердин откинул крышку, порылся в сундуке, напоминающем военный арсенал небольшой крепости. Шпаги, плащи, Только не всё оружие там было настоящим. Жердин извлёк со дна грушевидную дубинку длиной в руку. В нормальную руку, а не свою. И бросил Новиту: – Лови!

Новичок схватил, но не мог удержать, дубинка словно сама отпрыгивала от пальцев, танцевала в воздухе, никак не удавалось ее схватить. Наконец Новиту это удалось.

– Такая легкая, как пёрышко. Она внутри пустая? Что за материал? Она бумажная?

– Древесина пробковой пальмы с островов. Дорогущая, но очень эффектная штука. Крепкая, а ударить нельзя. Проверь, постучи по своей руке. Да сильнее, не бойся. Хочешь, я?

– Спасибочки, я сам, – Новит с опаской несколько раз стукнул себя по руке и по плечу. – Совсем не чувствуется.

– Сильнее! – настаивал Жердин. – Это должно выглядеть, как удар дубинкой! Ну, стукни меня, – он протянул руку.

– Ею совсем нельзя ранить? Даже изо всей силы?

– Можно. Я пробовал. Если ударить вскользь, с оттяжкой, синяк останется. Однажды, когда бандиты неожиданно полезли, у меня в руке только она была. Пока не дотянулся до оружия, съездил одному по морде. Помогло отвлечь его на пару секунд, и красный след остался. Но если просто стучать сверху, ранить нельзя, проверено. Всё дело в том, что она пружинит и незаметно отклоняется.

Новит испытывал дубинку на своём плече и колене всё сильнее. И чувствовал мягкое упругое касание, как подушкой. Жердин снова предложил использовать её как фальшивое оружие, для чего она и нужна.

– Нет. Не могу. Даже в шутку ударить человека… нехорошо.

– То нормального человека. А если – Краса? – провокационно прищурился Жердин.

– Хм, – на лице Новита отразилась мечта об этой картине. – Заманчиво. Но нет. Хочу, но не посмею.

– Если он сам тебя попросит, тогда сможешь?

– Он?! – Новит рассмеялся. – Никогда не поверю!

– Напрасно. Я бы мог поспорить с тобой на деньги, но со своими так не поступают. Твоя будущая роль именно в этом. У нас такая сцена, где Крас, великолепный безупречный и непобедимый, дерётся сразу со всеми – и чем нас больше, тем ярче эффект. Мы все в масках и одинаковых костюмах, так намного смешнее. Представь, как мы с Папашей отличаемся фигурами. А Старик? Даже Смея изображает мальчишку. Там разработано каждое движение, фехтовальные трюки. Мы нападаем все вместе, но не можем свалить героя. А ты должен зайти ему за спину, влезть на табурет – иначе тебя не видно, и стукнуть его этой дубинкой по башке. Он тогда очень смешно свалится – публика всегда смеётся на этом месте.

– Не верю, – широко раскрыв глаза, Новит мотал головой, слушая, как завороженный. – Красавчик согласен играть такую униженную роль?

– Согласен? Да он сам и придумал эту сцену. И ставил каждый трюк. Вопрос в том, согласишься ли ты?

– Только не говори, что мне мерещится, и он – крестьянский сын. Ни в жизнь не поверю. Эта роль недостойна дворянина.

– Отчего же? – услышали они рядом холодный голос. Новит вздрогнул. Устав ждать, пока они принесут реквизит для сценки, Крас подошел. Но увлеченные спором приятели его не заметили. – Я падаю очень красиво. Со всем возможным достоинством. Сейчас увидишь. Идёмте, наконец. Ждут только вас.

Жердин вскочил на ноги и, прихватив дубинку, присоединился к группе артистов. Новит замешкался, исподлобья глянув на Краса. Искал, в чем розыгрыш. Каменное лицо красавчика оставалось непроницаемым. Глазами он показал новичку идти к остальным. Новит пошёл, оглядываясь. Крас достал из сундука длинный плащ, шляпу треуголку, ворох черных полумасок, связку бутафорских шпаг и подошел к остальным.

– Попробуем условно, без костюмов, только эту часть. – Он набросил плащ, надел шляпу и моментально стал таким важным вельможей, что глаз не отвести. Так и хотелось отойти подальше и поклониться.

– Знакомься, – весело представила его новичку Смея. – Герцог Красильон. Иногда – Крысильон, если заслужил. Бесконечно самодовольный вельможа, озабоченный только своей красотой и всеобщим восхищением. Надо признать, того и другого у него в избытке, но публика, почему-то умирает со смеху. Бабник, задира, иногда – жадина и даже трус, но главное – самовлюбленный болван. Эту маску я когда-то сама придумала, чем безмерно горжусь! У нас множество забавных сценок с ним и постоянно возникают новые. Мы любим издеваться над Красильоном, и публика это любит.

Жердин принёс табурет, Крас встал ровно в шаге перед ним. Не отмечая расстояния на полянке, актеры четко видели размер сцены. Те, кто сейчас не занят, должны были стоять за её краем.

– Смысл такой, – рассказал новичку Жердин. – Герцог Красильон, мой господин, прогуливался по трущобам и ввязался в драку с уличными грабителями. Они дерутся, то есть, мы. А ты подкрадываешься сзади. Тут появляется Веричи и отвлекает Красильона. Видя прекрасную даму, он снимает шляпу. В эту секунду ты… – Жердин сделал соответствующий жест воображаемой дубинкой. – Он падает к её ногам. Все, кто с ним дрался, разбегаются – ты тоже. Это вся роль. Она сложнее, чем кажется на первый взгляд. Попробуй.

Папаша, Старик, Жердин и Смея вооружились деревянными шпагами. Надели и завязали на затылке чёрные шёлковые полумаски. Они покрывали головы, как пиратские косынки, скрывая кудри Жердина, седину Старика, прическу Смеи и прочие особые приметы. Смея, к тому же, натянула поверх трико легкие штаны и жилетку, условный мужской костюм. Новит не надевал даже маску. Смотрел, как Крас с преувеличено скучающим видом, считая ворон, отбивался сразу от четверых. Причем с каждым дрался по-разному. Все проявляли в драке свой характер. Трюки сыпались один за другим. Например, легкая Смея наскакивала на высокого герцога Красильона, прыгала ему на плечи с табурета, он рассчитано ловил ее, и бросал на руки Жердина и Папаши.

В этот момент появлялась Веричи. Она шла от левого края сцены, оглядываясь по сторонам, и лукаво прижимала пальчик к губам. Момент ее появления на сцене был для Новита сигналом бежать к драке и взбираться на табурет. Он это сделал. И все вдруг замерли. Оказывается, Крас жестом остановил актеров. И обратился к новичку.

– Теперь твоя очередь. Дубинку взял? Знаю, ты пока не можешь ударить. Но в нужный момент дотронься хоть пальцем. Чтобы я понял, что ты уловил ритм. Хотя лучше дубинкой. На замах тратятся лишние доли секунды. Запоминай, у нас много действий. Я бросаю Смею. Выходит Веричи. Ты подбегаешь, становишься на место, готов. Я левым локтем отбиваю нападение Старика. Вижу Веричи. Вслепую попадаю шпагой в Жердина, одновременно левой рукой снимаю шляпу. Как только приложу её к груди и чуть склоняю голову… тот самый момент. Именно в эту секунду должен быть удар, не позже.

– Я только дотронусь, – предупредил Новит.

– Давай.

Маски снова ожили, продолжили драку. Новит напряженно следил, чтобы успеть точно в нужную секунду, но постоянно попадал, то раньше, то позже. И слышал раздраженное: «Не то», – Краса. В силовых трюках главным был не Папаша. Только красавчик говорил всем, что и как делать, чтобы сценка работала как часы. Каждый был шестеренкой, которые вертелись друг за дружкой, цепляясь зубчиками. И только Новит чувствовал себя песчинкой в точном механизме. Специально для него актеры повторили сцену замедленно, как танец. И тогда он успел! Уловил момент. Раза с десятого безотказно научился касаться дубинкой макушки Краса.

– Нормально, – оценил тот, когда Новит уже запыхался, бегая с края сцены на табурет и обратно. – Будь это Смея в роли феи с волшебной палочкой, всё было бы отлично. Но нам нужен удар. И если ты не сможешь, чувствую, заменим тебя феей, будешь один из нападающих со шпагой. Это тебе легче?

– В сто раз!

– Если действительно не сможешь…

– Не смогу, – Новит поспешно спрыгнул с табурета и обежал постановщика сценки так, чтобы говорить с ним лицом к лицу.

– Пока не можешь, – холодно возразил Крас. – Нам не трудно перестроить всю драку, но всё-таки проще перестроить тебя. Пройдём всё сначала и…

– Да не смогу я! Хочу, честное слово, но не могу.

– Ну да, это не так работает, – примирительно вмешался Жердин. – С чего тебе нападать на него просто так? Пока ты ближе к публике, должен чувствовать как они. И когда пройдём сцену целиком, ты к нужному моменту разогреешься и всё сделаешь.

Новит упрямо покачал головой:

– У меня раньше были приятели, которые обожали быть в центре внимания, всё время шутили, что-то изображали. Думаю, вот они прирожденные артисты. Но это не моё.

– Сейчас речь не о твоём таланте, а только о положении на сцене. Над публикой, – строго сказал Папаша Баро, снимая маску. – Присядь, сынок. Вспомни, ведь были случаи, когда ты хотел сделать или сказать то, что нельзя себе позволить в обществе?

Допустим, ты видел прекрасную невесту рядом с таким неподходящим женихом! Глупым или старым или напыщенным маменькиным сынком. И сразу видно со стороны, что они никогда не будут счастливы, что этот брак – большая ошибка. Разве тебе не хотелось крикнуть: «Эй, болван, отойди от неё! Ты ей вообще не пара!» Но вмешиваться в чужую жизнь вот так… неприлично. Хотя все видят. И думают о том же, что и ты. Или видел на улице таких высокомерных господ под ручку с их подругами, в окружении самых раболепных слуг, что так и хочется дать в морду. Но нельзя же. Помнишь такие чувства? На сцене всё это можно.

Новит задумался. Актеры расселись кружком, отдыхая. Папаша продолжал наставлять новичка в актерской философии. Жердин, Смея и другие слушали с мечтательными улыбками, вспоминая, как каждый слышал от Папаши примерно то же, в своё время.

– В смешных сценках с масками мы заставляем зрителей переживать за других людей, вмешиваться в их жизнь, видеть обычные случаи изнутри. И зрители хотят участвовать. Но всё-таки не могут в полной мере, они только хлопают и кричат «браво», когда нравится, и свистят, когда злятся. А вот актеры могут действовать свободно, от души!

Если дать зрителям тот отклик, которого они хотят – о самом разном, – они будут в восторге. Мы не то что управляем их чувствами, мы выражаем их словами или действиями. Из публики мы слышим выкрики: «Да поцелуй её!» Или: «Так ему и надо!» Или: «Не верь ему, беги!» Это забавно. Но всё правильно, зрители для того и приходят на представление, чтобы мы действовали так, как они мечтают. Не все угадывают, это ещё смешнее. Тогда: «О, нет!» А потом снова: «Да!»

Мы голос и сердце той толпы, что собралась смотреть на представление. Только у нас есть власть что-нибудь изменить. Они – не могут, только смотрят. Смеются, плачут, и всем сердцем желают, чтобы влюбленные соединились, злодеев наказали, глупцов перехитрили, а слишком надменным всемогущим господам дали отпор. Когда эти желания совпадают у многих, а мы показываем именно это, тогда – успех.

– Сами по себе изящные движения, ловкость в трюках, острые словечки не интересны публике, – сухо добавил Крас. – Только если зрители сами хотят участвовать.

Их мысли – наши действия – общие чувства. Запомнил?

Когда чувствуешь то, что нужно, у тебя всё получается само собой. Ты – представитель толпы, как посол целой державы тут, на сцене.

– Я понял, – кивнул Новит. – Я должен быть внутри истории, как будто это происходит в жизни. Но эта яркая картинка, не сама жизнь. Это игра о том, какой она могла быть.

– Золотые слова, – одобрил Жердин. – Я бы сам так красиво не сказал!

Крас встал, считая, что всё улажено. Новит жалобно посмотрел на него снизу:

– Но меня всё равно смущает то, что ударить тебя должен именно я, своей рукой. Не важно, больно это или нет, но моё действие… Я должен это сделать, а не кто-то из толпы.

– Именно ты, – ровным тоном подтвердил Крас. – Смысл в том, что это – честь. К тому моменту, как придется стукнуть Красильона дубинкой, ты должен сам смертельно хотеть сделать это. Как и все зрители, даже вельможи. Это особенно забавно, когда бедняки и вельможи чувствуют одинаково. Они не могут, но мы можем проучить этого наглеца. Поверь, будет за что.

Я бы охотно его задушил своими руками. Ненавижу таких. Но, поскольку он живёт благодаря мне, и у нас на двоих одно тело и одно лицо, приходится проявлять изобретательность, чтобы добраться до него. Давайте всю сцену с самого начала, – скомандовал Крас.

– То есть, Красильон это не совсем ты, а герой сценки?

– Тебе это неважно. Главное помни, что пробковая дубинка очень легкая, и удар необходим для перехода к следующему шагу: чтобы Красильон мог смешно упасть. Без тебя действие остановится. Все по местам.