Текст книги "Лесной глуши неведомые тропы (СИ)"

Автор книги: Ядовитая Змея

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Глава 16. Чужая жизнь

Измученная снами о кострах и попытками беззвучно кричать, я проснулась на рассвете в насквозь мокрой рубашке. Стало ясно: меня и впрямь лихорадит, отсюда и кошмары. В сухом горле саднило, пить хотелось невыносимо, и не только пить. Но я боялась шевельнуться: рядом мирно сопел Энги. Несмотря на боль, охватившую тело, было непривычно и очень приятно лежать вот так, тесно прижавшись к теплому боку Энги, положив голову ему на грудь. Постель была слишком узка для нас двоих, поэтому он ютился на самом краю, и чтобы не свалиться во сне, прижимал меня к себе кольцом сильных рук.

Я бы хотела лежать так вечно, слушая ровный стук его сердца и вдыхая родной запах, но упавшая на лицо прядь волос защекотала нос, и я чихнула. Энги вздрогнул и проснулся, разрушая наше сонное единение.

– Илва? – он заморгал глазами, приподнимаясь на локте. – Как ты?

Я что-то просипела в ответ, и он приложил ладонь к моему лбу.

– Тебя еще лихорадит. Хочешь пить?

Я благодарно кивнула. Напившись, смущенно призналась, что мучила меня не только жажда. Энги заставил меня переодеться в высохшую рубашку, которую накануне выстирали заботливые женщины, укутал в телогрейку и на руках отнес к отхожему месту. А после не отставал от меня, пока я не сказала, каким зельем себя лечить.

Через время, лежа в своей постели в сухой одежде, напоенная горячим отваром с толикой меда, я высунула нос из-под теплого одеяла и жалобно спросила:

– Ты еще злишься на меня?

Энги коснулся кончиками пальцев моего лба, поправляя волосы у повязки, и ответил:

– Злюсь. Но к этим стервятницам, которые тебя сжечь собирались, ты больше шагу не ступишь.

– Энги… а если они сами придут? И сожгут наш дом?

– Не сожгут, – он самоуверенно хмыкнул и ласково погладил меня по щеке, – наш дом стоит прямо у деревьев, его не сожжешь, не устроив пожара в лесу.

Мне захотелось прижать его ладонь к своим губам и не отпускать больше никогда. Я вздохнула.

– Мне надо уехать отсюда. Не дадут мне здесь житья.

– Тебе? – он насупился. – Значит, хочешь уехать одна, без меня?

– Здесь твой дом, я не могу заставлять тебя ехать со мной.

– Никуда ты не поедешь, – он еще строже насупил брови. – А если и придется, то мы будем вместе. Слышишь? Я никуда тебя одну не отпущу.

Я улыбнулась и закрыла глаза. Пытаясь лечь поудобнее, потревожила синяки на спине, и болезненно поморщилась.

– Больно? – он склонился надо мной, откинул одеяло. – Сейчас, погоди.

Я едва не ахнула, когда он уверенно распустил завязки на вороте моей рубашки и потянул ее через плечи вниз.

– Ты… что?

– Грислинда велела синяки смазывать, – серьезно, будто заправский лекарь, сказал Энги.

Он поставил на колени горшочек с мазью, и его пальцы заскользили по моим плечам и спине с такой нежностью, которой я от Энги не ожидала. Боль как будто растворялась под его осторожными, ласковыми прикосновениями; была бы кошкой – заурчала бы от удовольствия.

Я закрыла глаза и улыбнулась. Как хорошо, что он рядом. Как хорошо, что он любит меня, несмотря на то, что злится из-за волков. Как хорошо, что он… такой.

Мерное потрескивание дров в печи, успокаивающие прикосновения Энги к обнаженной коже и вновь разгорающаяся лихорадка сморили меня слишком быстро, и я сама не заметила, как снова уснула.

Почти две седмицы я только и делала, что лениво валялась в постели, бессовестно свалив на Энги всю работу. Лихорадка терзала меня долго, заставляя то проваливаться в жаркое забытье, то просыпаться в поту от озноба. Из-за саднящего горла не получалось толком поесть, и я спасалась только подслащенными медом ягодными отварами с добавлением трав, которые научился варить Энги.

Мысли то и дело возвращались к произошедшему на празднике Зимогона, и тогда я прятала лицо в подушку, плакала и снова хотела умереть. Обидно и больно было осознавать, что люди, которым я пыталась помочь, которым не сделала ничего дурного, так сильно ненавидят меня. Я и впрямь подумывала о том, чтобы уйти из деревни куда глаза глядят. Но разве в других деревнях люди сделаны из другого теста? Разве примут приблудную девушку, которая разбирается в лесных травах? Опять ведь нарекут ведьмой и забьют камнями… Вот разве если уйти вместе с Энги, как семья батраков Тулле…

Только для этого сначала надо пожениться. А куда уж мне в невесты, с такой-то спиной?

Однако время шло, и мало-помалу лихорадка отступила, боль притупилась, обида утратила острую горечь. Сквозь распахнутые окна все настойчивей врывалась весна, пробуждая к жизни звонкой капелью, озорными солнечными лучами и беззаботным щебетом птиц.

Когда силы ко мне вернулись, Энги снова стал пропадать днями в деревне, приходил вымотанный уже под вечер и не мог шевелить ни руками, ни ногами. Поэтому я потихоньку бралась за простую работу по дому, все чаще выходила во двор, устилала свежей соломой размокшую от талого снега грязь.

Кажется, миновала еще одна седмица, когда Энги вечером пришел уставший, но довольный, звякнул о стол россыпью монет и с гордостью объявил:

– Завтра едем на ярмарку, выбирать тебе ткань для платья. Некуда уж тянуть со свадьбой, весна на носу.

Мои губы растянулись в глупой улыбке, и в следующий миг я повисла у Энги на шее.

– Можно просто купить новое платье, и не тратить деньги на баловство, – проворковала я ему в ухо, будто случайно прикасаясь губами и носом к теплой шее.

– Нет уж. Ты должна быть самой красивой невестой. Или хочешь, чтобы меня люди засмеяли, что не сумел заработать жене на свадебный наряд?

– Глупый ты, – уже не таясь, я поцеловала его в шею, в щеку, в теплые мягкие губы.

– Может, и глупый, – пробормотал он ворчливо, не выпуская меня из объятий и подставляя лицо поцелуям, – но уж с таким тебе жить.

Поужинав, Энги вышел во двор, чтобы наносить воды из колодца в бочку, а я не утерпела и вытащила из-под кровати заветную коробочку, разложила на подушке свои сокровища: портрет старой Ульвы и рядом с ней свою подружку-куколку.

– Я выхожу замуж, – не в силах сдержать улыбку, прошептала я и провела пальцем по щеке Ульвы, – за твоего сына. Ты ведь благословишь нас?

Мне показалось, что Ульва тоже улыбнулась в ответ, ее слегка грустные глаза с нарисованного портрета лучились добром.

– И я буду даже красивей, чем ты, – обратилась я к куколке, расправив на ней складки платья из выцветшей голубой парчи. – Как думаешь, мне пойдет голубое?

Хлопнула наружная дверь, и тут же послышался грохот, громкий звон и подозрительный звук, напоминающий хлынувшую на пол воду.

– Дьявол бы побрал эти грабли! – заорал Энги из сеней. – Зачем ты их тут понаставила?

Я подскочила, словно меня стеганули веником, и бросилась на выручку. Энги стоял на коленях рядом с перевернутым ведром и пытался спасти из разлившейся по полу лужи мои сапоги и сухие вязанки с хворостом.

– Погоди, я сейчас все сделаю, – засуетилась я, подхватила тряпку и принялась вымакивать пол.

– Сделаю, сделаю, – ворчливо передразнил меня Энги, поднимаясь и отряхивая мокрые штаны. – Лучше бы грабли подальше убирала.

– Ступай в дом, переоденься, я здесь сама закончу, – миролюбиво сказала я, понимая, что ворчания теперь хватит на весь вечер.

Я вымыла пол, вымела наружу мокрую солому, поставила на место сапоги, вышла во двор и заново набрала в ведра воды, притащила их в горницу, опрокинула в бочку. Подошла к рукомойнику вымыть руки и уже тут поняла: что-то не так. Вместо того, чтобы бормотать ругательства себе под нос и громко топать по избе, Энги стоял как вкопанный над моей лежанкой.

Только тут меня осенило: Ульва! Он увидел портрет своей матери!

Поспешно вытерев руки о передник, я подошла к Энги и положила руку ему на спину. Робко заглянув через плечо ему в лицо, увидела, что на нем застыла страдальческая гримаса.

– Прости, – шепнула я, ласково поглаживая его по спине, – я не хотела бередить твои воспоминания. Твою мать я нарисовала еще при жизни…

– Что это? – он ткнул пальцем в куколку.

– Э-э-э… просто кукла.

– Откуда она у тебя? – мне показалось, что я услышала скрежет его зубов.

– Не знаю. Всегда была у меня.

– Ты пришла сюда с этим?

– Меня привели волки. Ульва нашла меня в лесу…

Энги порывисто обернулся, схватил меня за плечи и встряхнул.

– Когда это было? Ты говоришь, пять лет назад?

– Может, чуть больше… Кажется, тогда было самое начало осени, – растерянно пробормотала я, не понимая, почему его лицо так болезненно исказилось.

Энги сорвал с моей головы платок, перекинул на грудь косу и, больно дергая меня за волосы, расплел их до самого верха.

– Что ты делаешь? – не решаясь перечить, удивленно спросила я.

Он молча растрепал волосы по плечам и отступил на шаг, оглядывая меня с ног до головы потрясенным взглядом.

– Проклятье. Ну почему это случилось со мной? – он застонал и закрыл лицо руками, грузно опустившись на лежанку.

– Да что случилось, ты можешь объяснить?! – от неосознанной тревоги сердце лихорадочно забилось в груди.

– А ты не понимаешь? – почти закричал он, отняв руки от лица; его губы вдруг стали жесткими и некрасиво искривились – таким он мне никогда не нравился.

– Не понимаю. Объясни.

– Мы все были слепы, – теперь он вцепился себе в волосы и, кажется, говорил сам с собой. – И моя мать. И все люди. И я, глупый осел.

– Энги, не мучай меня, скажи что случилось!

– Ты никакая не Илва, вот что случилось! – выкрикнул он с болью, полыхая зеленью глаз. – Ты пропавшая принцесса Ингрид. И почему, почему никто этого сразу не понял? Ведь все просто! Откуда только ты могла взяться в наших лесах?!

Потрясенная, я присела рядом с ним и уставилась на свою куколку. И правда… откуда у простой девушки в лесу могла появиться такая кукла? В парчовом платье, с короной на голове…

– Святые духи… Принцессу Ингрид должны были выдать замуж за Милдреда… Она ехала к нему по тракту через лес…

– Да, все слышали эту историю о разбойниках, о растерзанной волками страже и исчезнувшей невесте… платье принцессы нашли разорванным среди кустов, а туфли… Илва! Это ты и есть. Только волки не разорвали тебя, как считалось, а спасли!

– Я не помню, – шептала я, мотая головой из стороны в сторону, и распущенные волосы рассыпались по плечам, – ничего не помню! Я вообще смутно помню, что было тогда… просто была в лесу, и волки… а потом Ульва… Что же теперь будет?

Я с ужасом посмотрела на Энги, но увидела все то же страдание на его лице.

– Ничего, – помертвевшим голосом сказал он, – ничего не будет. Тебя надо вернуть во дворец.

– Нет, – я замотала головой еще отчаянней, – нет, я не хочу!

– Хочешь или нет – теперь ты над собой не властна. Ты принцесса, и король с королевой оплакивают тебя. Ты должна вернуться домой.

– Мой дом здесь! – выкрикнула я, изо всей силы цепляясь за привычную мне жизнь, за эту ставшую родной избу, за лес, за тех людей, которые прокляли меня, за моего Энги…

– Нет, Илва… То есть принцесса Ингрид, – он отвернулся и снова скрежетнул зубами. – Ваше высочество.

– Прекрати! – взвизгнула я, едва не плача.

– Считай, что тебе повезло… Что я понял это вовремя и не успел совершить непоправимое.

– Ты о свадьбе?! – теперь я почти кричала. – Теперь ты отказываешься от меня?!

– Илва, побойся Создателя! – Энги снова смотрел на меня, встряхнул меня за плечи. – Как я могу жениться на тебе, если ты принцесса? Предлагаешь спрятать тебя здесь навечно и надеяться, что никто больше не догадается?! А потом ждать, пока королевские гвардейцы приедут и снесут мне голову за подобную дерзость?!

– Ты просто трус и предатель! – в сердцах выкрикнула я, подскочила с лежанки и топнула ногой. По щекам уже текли слезы, но мне было не до того, чтобы их утирать. – Тебе проще избавиться от меня, чем… чем… Ты вообще никогда меня не любил, раз теперь так легко отказываешься от меня!

– Я люблю тебя, Илва, – тихо сказал Энги, сцепив на коленях руки, – только ты не Илва, и я не могу этого изменить. Ты должна вернуться во дворец.

Со мной случилась настоящая истерика. Я уже сама не понимала, что кричала ему в ответ: во мне кричала боль – из-за разрушенной жизни, из-за внезапного откровения, из-за ужаса перед неизвестным. Я трясла его за ворот рубашки, вцеплялась ему в волосы, проклинала его на чем свет стоит, падала на колени и просила забыть все, о чем он только что догадался, но тщетно. Не говоря больше ни слова, Энги надел истертый подлатник и вышел вон.

Этой ночью он так и не вернулся домой, а я до рассвета прорыдала на постели, уткнувшись в подушку. Утром я несколько раз порывалась идти его искать, но каждый раз удерживала себя. По привычке прибралась в доме, покормила кур, натаскала воды, вот только к заветной коробке больше не притронулась – предательницу-куколку теперь ненавидела всей душой.

Энги появился во дворе лишь к обеду, с двумя оседланными лошадьми. Мое сердце упало: я все еще до конца не верила, что он и вправду повезет меня во дворец. Я все еще надеялась, что он вернется и только посмеется над вчерашней ночной догадкой, скажет, что сморозил глупость, что не может этого быть…

– Собирайся, – сказал он коротко, не глядя на меня. – Возьми вещи потеплее да еды побольше, путь неблизкий.

– Я не хочу, – захныкала я, чувствуя, как на глаза опять наворачиваются слезы.

– Хочешь, чтобы я это делал? – раздраженно буркнул он. – Я не знаю всех ваших бабских тряпок, что тебе нужно… не возьму чего, а ты хватишься – тебе же хуже будет. Лучше собирайся сама.

– Энги… А как же курочки? Как же я их брошу тут? – я в ужасе прикрыла рот руками.

– Я Ираха попросил, он к себе заберет, – отвел глаза Энги.

– В трактир?! Ты с ума сошел! Ведь Руна их первым делом в суп порежет!

– Он сказал, что к моему возвращению они будут целы и здоровы. Руну он после Зимогона выгнать хотел, да она упросила, теперь у него шелковая ходит, в рот ему смотрит.

Только теперь я поняла, что все потеряно бесповоротно. Энги уже все решил, а я очень хорошо знала этого упрямца. Ни за что не отступит, если что-то задумал…

С тяжелым сердцем я принялась собираться в дорогу. Взяла теплые вещи, как он и просил, собрала в дорогу еды, наполнила свежей водой походные мехи. Энги молча ушел во двор, и вскоре снаружи раздался противный звук: видимо, взялся точить свой меч.

Вскоре я была готова. Окинув взглядом в последний раз уютную избу и смахнув с ресниц слезы, я поставила собранные сумки на пороге и вышла во двор.

Энги одарил меня мрачным взглядом, вернулся в избу за сумками, запер дверь и принялся деловито крепить поклажу к седлам.

– На лошади-то удержишься? – спросил он чужим голосом. – Принцесса ведь, должна быть научена верхом ездить.

– Почем мне знать, – неприязненно буркнула я и подошла к меньшей лошади, – я даже не знаю, как на них садиться.

Но я ошибалась: когда Энги приподнял меня, нога сама нашла стремя, а другая привычным движением перемахнула через конскую спину. Я расправила под собой юбки и поняла, что держаться в седле умею: тело само знало, что делать.

Энги взлетел на своего коня так, словно в седле был рожден – несмотря на мою безмерную печаль, я невольно залюбовалась его ловкими движениями.

– Держись прямо за мной или рядом. Поедем по тракту через лес: так будет гораздо ближе, чем петлять деревнями.

– Как скажешь, – сухо ответила я и слегка ударила стременами по бокам коня.

– Ну, это ведь ты у нас принцесса, тебе и приказывать, – буркнул в ответ Энги, даже не глянув в мою сторону.

Я промолчала и отвернулась, чтобы скрыть от него вновь выступившие слезы.

До самого вечера мы ехали в тяжелом молчании; лошадиные копыта с хрустом прорезали слежавшуюся снежную корку, все еще покрывавшую лесную почву. Я думала свою горькую думу и время от времени поглядывала в спину Энги, укрытую дорожным плащом. Он не выглядел счастливым, сопровождая принцессу во дворец, и это доставляло мне болезненную, нездоровую радость. Вчера я кричала ему в припадке отчаяния, что он просто хочет продать меня подороже, просто хочет получить обещанную награду, как за спасенного принца, а он молчал в ответ, глядя на меня потемневшими болотными глазами. Сегодня я уже не была так уверена в том, что он хочет меня продать. Думаю, ему все же хотелось оставить меня себе. Но он не мог. В этом весь Энги.

Мой Энги, как я считала еще недавно.

– Где лошадей-то взял? – спросила я, чтобы хоть как-то развеять гнетущую тишину, нарушаемую лишь лошадиным фырканьем и скрипом снега под копытами.

– У Огнеда одолжил, – нехотя ответил он.

– Вот так прямо и одолжил? – удивилась я. – И он просто так, без вопросов, отдал тебе двух лошадей?

– Я сказал, что в столицу по делу съездить надо, – Энги покосился на меня из-за плеча, – ты не волнуйся за него, старый хрен содрал с меня за лошадей столько, будто я их купил, а не на время взял. Мне-то они зачем? Отвезу тебя, и… верну ему животинок.

Мне показалось, что Энги задохнулся на последней фразе, отворачиваясь от меня.

– Ты… сказал ему правду? – тихо спросила я.

– Нет.

Не знаю, почему, но я вздохнула с облегчением.

– А как ты объяснишь людям, куда я делась?

– Ты не можешь ехать молча и не доставать меня? – грубо рявкнул Энги, обернувшись на миг, и тут же пришпорил коня.

Пришлось умолкнуть, хотя не думать о будущем я не могла.

Темнота застала нас прямо на лесном тракте, и нам пришлось свернуть в сторону, чтобы поискать ночлег. Пока я разбирала сумки и раскладывала на попоне еду, Энги хмуро рубил еловые ветки, чтобы соорудить подобие ложа прямо на снегу. Сверху он покрыл ложе второй попоной, воткнул несколько веток густым веером вокруг ложа, защищая от ветра. Молча развел костер, поджарил наколотые на веточки кусочки вяленого мяса. Я без аппетита пожевала немного хлеба с кусочком козьего сыра.

– Ирах будет обо мне спрашивать, – снова завела я свое. – Что ты ему скажешь, когда вернешься?

На этот раз Энги ответил, угрюмо глядя в огонь:

– Скажу, что ты решила уехать. Из-за того… случая.

– Он не поверит, – я с сомнением качнула головой.

– Мне-то что? – раздраженно повел плечом Энги. – Я ему не сказочник, про принцесс байки рассказывать.

Я прикусила губу.

– Ты… и правда думаешь, что я – это Ингрид?

– Я думаю о том, как я мог быть таким слепым ослом, что не понял этого сразу. Там, во дворце, я видел тебя только на портрете. Но ты там на себя не слишком похожа. Волосы только… если сделать их… ну… волнами, что ли.

Я задумалась. Никогда не видела настоящего дворца, только на картинках в книжке старьевщика. А оказалось, я и сама жила в таком… Каково мне там будет?

Поев, Энги загасил костер снегом, укрыл попону своим плащом и хмуро велел:

– Ложись, отдыхать надо. Завтра на рассвете выдвигаться будем.

Я послушно улеглась на попону, он лег рядом, положив неподалеку меч. Весь напряженный, как тетива лука. Подумав, я отстегнула плащ у ворота и накрыла им нас обоих. Энги не шелохнулся, глядя прямо в звездное небо над головой. Выждав еще немного, я пододвинулась ближе, тесно прильнула к теплому боку и уложила голову ему на грудь. Как тогда, когда проснулась в поту и бреду в его постели.

Энги, кажется, на мгновение перестал дышать. А затем шевельнул рукой, обнял меня крепче и прижал к своей груди. Несколько одиноких слезинок скатились из моих глаз ему на подлатник, но он едва ли мог это заметить.

Мы могли бы лежать в обнимку много ночей после нашей свадьбы.

Но теперь свадьбы не будет. И эта ночь была одной из последних, когда мы еще могли спать вместе.

***

Весь следующий день мы ехали через лес. Столь ранней весной на приграничном отрезке тракта мы не встретили ни единого встречного путника, следы наших лошадей были первыми в неглубоком, пропитанном влагой снегу.

Чем дальше мы отъезжали от дома и Трех Холмов, тем больше крутилось в моей голове мыслей. Чтобы не горевать о том, что я оставляю позади, я задумалась над тем, что ждет меня впереди. Что будет, если король с королевой не узнают во мне дочь? Накажут ли Энги, если решат, что он предъявил им подложную принцессу?

А если все-таки узнают, как примут меня после стольких лет?

Что будет, если я так и не вспомню их? Как я буду жить во дворце, если никого там не знаю, и вообще ничего не знаю из жизни благородных людей?

И что будет с Энги, если он признается, что жил со мною в одной избе как с невестой? Не велит ли злой король его казнить?

– Энги, – решилась я спросить во время обеденного привала, – ты ведь служил в королевской гвардии?

– Служил, – нехотя ответил он, вертя в руках веточку с насаженным на ней ломтем поджаренного мяса.

– И как там?

– Где?

– Да во дворце же, где еще.

– Нормально, – он пожал плечами.

Я досадливо нахмурилась. Рассказчик из Энги тот еще.

– А какие они – король с королевой? Только не говори, что нормальные.

Энги ненадолго замялся, но все же ответил:

– С королевой я нечасто общался. Вроде спокойная. Благородная леди. Посмотрит, бывало, и уже чувствуешь себя под ее взглядом… козявкой, – Энги покосился на меня, но тут же отвел глаза. – А король… ну, король как король. Всякое бывало.

– Расскажи, – попросила я, придвинувшись ближе.

– Сама скоро узнаешь.

Я надула губы, а Энги воспользовался паузой, чтобы собрать вещи и заново оседлать лошадей.

– Энги, – снова пристала я к нему, – а что ты им скажешь, когда они спросят обо мне?

Он долго в задумчивости глядел перед собой, а потом повернулся ко мне:

– А что ты хочешь, чтобы я сказал?

– Я думаю, если ты признаешься, что жил с их дочерью в одном доме, они не порадуются. Не накажут ли тебя вместо награды?

Он раздраженно пожал плечами и слишком сильно натянул поводья: лошадь под ним недовольно фыркнула.

– Не знаю. Мне все равно.

– Если тебе все равно, зачем ты везешь меня туда? – сделала я еще одну попытку уцепиться за привычное прошлое.

– Потому что должен. Ты принцесса, и твое место во дворце. А я – холоп, ублюдок, безотцовщина. Мое место там, где мне укажут.

– Не говори так.

– Тогда не говори со мной вообще, – отрезал он и снова замолчал до самого вечера.

К ночи он устроил такое же ложе из веток, как вчера, только намеренно повернулся ко мне спиной. Мне было обидно: ведь это не я его решила бросить, а он меня! Но тратить одну из последних ночей вместе на ссоры я не хотела, поэтому просто обняла его со спины, уткнулась лицом между лопаток и заснула.

Этой ночью нас разбудил волчий вой и громкое ржание лошадей. Энги вскочил, спросонья схватившись за меч:

– Илва! Лезь на дерево!

– Что? – я села на ложе, протирая сонные глаза. – Что случилось?

– Волки повсюду! Лезь на дерево, я подсажу!

– Постой, – я поднялась и придержала его руку, напряженную, как камень, – это мои братья.

– Какие братья, Илва, ты о чем?

– Замолчи-ка и не мешай, – сказала я ему, а потом обратилась к волкам, в которых действительно узнала свою стаю:

– Почему вы вернулись?

Мы шли за тобой, двуногая сестра. Отдай нам своего человека.

Стреноженные лошади бесновались у дерева, мешая слышать голоса в злобном рычании.

– Не отдам. Вы не смеете его трогать. Уходите.

Он убил нашего. Мы не забыли. Теперь он в нашем лесу, не в жилище людей – мы отплатим.

– Вы не смеете! – зашипела я, схватив ощерившегося вожака за загривок.

Энги дернулся, пытаясь меня оттащить, но я лишь прикрикнула на него, не оборачиваясь.

– Я запрещаю вам убивать его! Он – как я, слышишь? Со мной, или без меня, вы не смеете его трогать!

Волк зарычал, страшно недовольный моим приказом, и вывернул шею из моей руки.

Тогда мы заберем лошадей.

– Нет! – воскликнула я, хотя и с некоторым облегчением: похоже, об убийстве Энги больше речь не шла. – Это наши лошади.

Вожак отпрыгнул и некоторое время кружил вокруг нас вместе со стаей. В конце концов волк бросил мне напоследок:

Одну лошадь. Большую. Только посмей нам помешать.

Он так грозно оскалился и клацнул зубами в мою сторону, что я в страхе отшатнулась: а вдруг правда укусит?

– Нет! Лошади наши! Мы на них едем! – в подступающем отчаянии воскликнула я.

Волк грозно зарычал и пребольно ткнул меня мордой в живот:

Мои братья и сестры голодны. Или ты отдаешь нам лошадь. Или мы возьмем твоего человека, когда поймаем в следующий раз.

– Маленькую! – почти рыдая, воскликнула я, пытаясь закрыть спиной ошалевшего от страха коня Энги. – Большую оставь нам!

Как ни странно, но волк не стал спорить, всем своим видом показывая, что готов отужинать моей лошадью прямо сейчас.

– Только не здесь, – утирая слезы, прошептала я и дрожащими пальцами принялась отвязывать несчастное животное, принесенное в жертву. – Пусть убежит подальше.

– Илва, что ты делаешь? – крикнул Энги, пытаясь мне помешать.

– Замолчи, прошу тебя, – заплакала я еще горше. – Я покупаю наше спасение.

Бедная лошадь, с которой сняли подпругу и уздечку, тут же пустилась вскачь, гонимая страхом смерти, за ней незамедлительно пустились волки.

Все, кроме вожака. Я утерла слезы и опустилась перед ним на колени, взяла оскаленную морду в свои руки и посмотрела в янтарные глаза.

– Не смей. Трогать. Моего. Человека. Никогда. Запомнил?

Никогда. Запомнил.

Он отпрыгнул, показывая бок, но затем оглянулся и прорычал:

Но если убьет одного из наших – убьем его.

Волк умчался вслед за стаей, будто его и не было. Потрясенный Энги только развел руками:

– Что это было?

– Я не знаю, что это было, Энги. Но я говорю тебе в последний раз: если ты тронешь хоть одного из них, они найдут тебя и загрызут. И меня не будет рядом, чтобы помочь тебе. Отныне забудь об охоте волках, слышишь?

– Слышу, – буркнул он недовольно. – Зачем ты отдала им лошадь? Как нам теперь ехать?

– Зачем я отдала лошадь?! – я готова была накинуться на него с кулаками. – Разве ты не понимаешь? Они могли убить нас всех! Они могли разорвать тебя и обеих лошадей! Я должна была дать им хоть что-то! Взамен на твою жизнь.

– Ведьма, – Энги сердито сплюнул себе под ноги.

– А еще недавно называл высочеством, – с обидой огрызнулась я и утерла рукавом хлюпающий нос. – Ложись спать, завтра снова долгий путь.

Энги тяжело вздохнул, но делать было нечего. Успокоив оставшегося коня, он улегся на еловое ложе рядом со мной.

– Что я теперь скажу Огнеду? – он горестно покачал головой.

– Если король наградит тебя золотом, купишь Огнеду хоть двух лошадей вместо пропавшей.

Мне тоже было нелегко, я не могла не думать о несчастной лошади, которая служила мне верой и правдой целых два дня и которую я сама отдала на растерзание волкам. Сегодня я впервые по-настоящему рассердилась на своих мохнатых братьев.

– От господ мне чаще доставались плети, чем золото, – пробурчал Энги и уткнулся лицом мне в затылок.

Мое сердце сжалось. Но я твердо пообещала себе, что на этот раз все будет не так. Без золота я его не отпущу, и уж пусть король раскошеливается, если хочет получить свою принцессу.

Впрочем… перед тем, как заснуть, я поймала себя на совсем другой мысли. И эта мысль немного меня обнадежила.