Текст книги "Льются слова, утекая в песок...(СИ)"
Автор книги: Владислава
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
– Бейбарсов! – послышалось со стороны восклицание друга. – Бейбарсов, нет! Бейбарсов, нажми на…
И голос его друга растворился в темноте.
…Сначала было просто пусто. Он слышал, как падает сквозь пустоту, как пальцы тени сплетаются с его собственнми, и они всё проваливались и проваливались в далёкие неведомые глубины этого ледяного мира. Она знала, что не способна будет выбраться на свободу, но выбора не оставалось. Только холод, сплошное равнодушие – и ничего больше вокруг.
Она всё проваливалась и проваливалась в далёкое невидимое пространство, а он уже и добровольно не пожелал её отпустить. Браслет осыпался – но она увлекала его за собой в таинственные глубины портала, не отпускала ни на мгновение, пока наконец-то они не оказались среди огромного количества смешавшихся теней.
Они все уже были просто жалкими хвостами мрака. Тянулись полосами вокруг. Они рвались к далёкой щели, понимая, что вот-вот наступит конец их походам в реальный мир.
Щелей много. Но когда эту закроют, им не пробиться к следующей.
Из всех Теней только она оставалась человеком. Всё такая же рыженькая и зеленоглазая, всё такая же испуганная, она уткнулась ему носом в плечо и заплакала.
– Так тесно, – прошептала она. – Так холодно… Ты такой тёплый, а они…
Ему повезло. Его тени не вампирят. Это гадкое, скользкое чувство от их присутствия ушло ещё в детстве – он знал, что может согреть Тень.
Но никогда прежде ему не хотелось настолько сильно воспользоваться этим, немедленно нырнуть в глубины её пустоты – впиться в эти соблазнительные алые губы, вдыхать аромат рыжих волос.
Она была такой реальной! Тут вокруг даже и истинным зрением не приходилось смотреть – они отчаянно пытались вырваться, к щели, к щели, тёмные, мрачные, а он отчаянно рвался на свободу в свой мир.
– Единственное, что вытянет нас, – прошептала она ему на ухо тихим, с придыханием, голосом, – это то, что мы станем чем-то другим. Чем-то нейтральным. Чем-то прозрачным для этого мира. Мы сможем вырваться отсюда, мы сможем оказаться на свободе, ты понимаешь?
Он понимал. Он понимал, что может выпустить единственную тень – и потом портал закроется навсегда. И она будет становиться всё сильнее и сильнее, но зато он будет в своём мире.
А ещё он мог пожертвовать собой. Остаться тут, запертым вместе с нею, остаться навсегда – пусть только его раздерут в пустоте на мелкие кусочки скорее, чем он сойдёт с ума! И он больше не сумеет выбраться на свободу, у него больше не будет шанса.
Пожертвовать собой ради спокойствия. Пожертвовать спокойствием ради себя.
Она была такой красивой. Такой прекрасной. И он уже видел – мысленно, – как её тонкие, но крепкие цепи старательно окутывают его сердце, старательно разрывают на мелкие кусочки его прежнюю жизнь. Разве он может быть нормальным охотником? Он умудрился влюбиться в тень за несколько мгновений, находясь рядом с нею, а ведь он отчаянно верил в то, что его тени тронуть не способны.
– Помоги нам, – прошептала она. – Помоги нам, вытащи нас отсюда. Помоги выбраться! Я больше не хочу тут оказаться, я больше не хочу задерживаться в своём отвратительным, гадком мире, не хочу терпеть этот мир, не хочу…
Она хватала воздух ртом, она отчаянно пыталась вырваться, но не получалось. Она хотела на свободу.
Она была так прекрасна.
– Мы не сможем вырваться, – прошептала она. – Мы навсегда пропустили этот мир. Мы больше не сможем. Ты… Поцелуй меня.
От одного поцелуя не будет вреда. Ведь они и так тут застряли. Он понимал, что может рискнуть только собой – и собою и рисковал. Почему нет? Зачем отказывать себе в удовольствии быть с такой прекрасной, хорошенькой девушкой? Что ему мешает?
Он склонился к ней и впился в её губы поцелуем – страстным и требовательным. Завертелся вокруг него круговоротом мир, будто бы что-то втягивало в невидимую воронку.
Она была прекрасна. Идеальна. Совершенна.
Тень.
– Меня зовут Таня, – прошептала она ему на ухо, обвивая его шею руками. Его губы касались её щёк, лба, впивались в её уста – он не мог отпустить её даже под страхом собственной смерти, да и какая в этом мире может быть смерть?
Они навеки остались тут. Ей больше не было холодно, она больше не умирала, она пылала от жара его тела, от жара его души, и тонкие цепи сковывали его по рукам и ногам, и тянули на дно, и убивали постепенно, немилосердно, страшно.
Но он был тут один. Во всём этом мире ему нужен был хоть кто-то, за кого он мог бы зацепиться, за кого получалось бы держаться в кошмарном свете всего, что с ними случилось. Он знал, что он тут навеки – и знал, что тени слишком хитры.
И всё растворилось. Больше не было темноты. Сияние раздавалось со стороны его несчастного портала, и тот захлопывал свои врата навсегда прямо перед их носом. Но он об этом не думал. Ему не хотелось знать о том, что будет по ту сторону, не хотелось вспоминать о солнце.
Она – его солнце.
Она – его звёзды.
Она – его мир.
И он тонул в ней. Он растворялся в её тёплых прикосновениях, он чувствовал, как тень пролезала ему под кожу, в сердце, как прорезала свои тонкие дорожки, как пробивалась к его душе.
А потом всё засияло. Потом – они наконец-то стали единым целым…
И растворились в глубокой, необъятной пустоте. И он не мог пояснить всё это, не мог остановить, не мог выбраться из её объятий, потому что это потеряло всякий смысл.
А потом он понял.
Она ведь этого хотела. Не его силу. Не его душу. Не его тело.
Он тянул её на свободу – и явное, яркое сияние вышвырнуло их в его мир.
========== Чтение девятое. Истинная история ==========
Тёплые солнечные лучи касались кожи с какой-то дикой, неподдельной нежностью, неожиданной для этого злого и недовольного присутствием Теней мира. Он протянул руку – пальцы коснулись сочной зелёной травы и какого-то цветка, одуванчика, наверное.
– Бейбарсов! – послышалось совсем рядом громкое и возмущённое. – Где тебя носило?! Мы ведь закрывали границы!
– Ай, – отмахнулся он, поднимаясь. Рыжеволосой Тени нигде не было – она, вероятно, улепетнула прежде, чем Ловцы подошли на достаточное расстояние, и правильно сделала – Теням жить позволится вряд ли, так что лучше уж подальше… Безопаснее ей же и будет. – Будто бы этот портал единственный.
– Иномирье велико, – кивнул его коллега. – Но ты же знаешь, что каждая тень может существовать только в нашем мире и в своём родном.
– Они умирают, если их вбрасывать в другие?
– Они просто туда не попадают, – отмахнулся его друг. – Та рыжая, что ты последней вбросил, кажется, завершала их круг. В общем, то Иномирье мы закрыли, но ты не надейся, что у тебя будет ещё хотя бы один шанс улизнуть отработы!
Бейбарсов скривился, поднял голову и посмотрел на тучи, медленно подползавшие к сияющему солнцу. От привычной голубизны неба не осталось уже и следа, вот-вот начнётся сильная гроза. Глеб любил дождь, но сегодня, чувствуя себя до ужаса виноватым, не желал, пожалуй, видеть ни единой водной капельки.
Впрочем, это всего одна тень. Сколько может быть от неё вреда? Да, он поддался соблазну, да, поступил не по уставу, но сколько людей, кроме него, срывались? Вот только… Вот только лучше бы попрощаться со своей работой сейчас, чем тогда, когда они прознают. Ловцов, отпускающих Теней просто так, а тем более вытягивающих их из Иномирья, самих признают Тенями и возвращают в первый попавшийся портал. А Глеб ни за что не хотел вновь оказаться в том душном, отвратительном мирке, где тьма сползается мелкими струйками к даже маленькому проявлению теплоты.
Тени не умеют быть добрыми. Не умеют отпускать, не умеют любить, вообще не могут чувствовать ничего позитивного. Это их суть – выпивать из человечества радость, и Бейбарсов понимал, что он сам позволил очередной угрозе вырваться на свободу. И вряд ли эту угрозу уже можно как-нибудь остановить, кроме как просто забыть о ней.
Одна Тень – не так уж и много. Одна Тень – это, конечно, неприятно, но не катастрофически. Она не способна причинить до такой степени много вреда.
– Ну так что, мы идём? – нетерпеливо поинтересовался его коллега. – Нам пора идти на следующую точку, ещё там закрыть Портал – тоже вроде всех подчистили.
– У меня отпуск с завтрашнего дня, и я не желаю больше этим заниматься, – покачал головой он. – И вообще, наверное, уволюсь.
– Что?! – удивлённо переспросил мужчина. – Ты с ума сошёл? У тебя ведь такой послужный список, ты же…
– Я был там, – сухо ответил Бейбарсов. – Я видел это изнутри. Совсем немного, несколько минут, но мне с головой хватило этого, чтобы понять, что я больше не хочу иметь ничего общего ни с тенями, ни с нашим ведомством, ни с шефом.
– Да ты что! Это ведь… предательство? Ты ж не можешь просто так оставить нас на произвол судьбы и уйти, потому что тебе хочется. Это запрещено всеми правилами, которые только…
– Это я теней выпустить не могу. Пожалеть их. Полюбить. Потому что они – зло. Но устать от попыток поймать всё зло на свете я имею право. И отойти от дел тоже. И отдохнуть… Было бы очень неплохо не видеть тебя и шефа ещё как минимум лет десять.
Глеб покачал головой. Что-то гнало его с насиженного места, заставляло рваться вперёд – пока он наконец-то не оказался раскрытым.
– И, – продолжил он равнодушно и спокойно, – я больше не желаю тратить на это своё время.
– Куда ж ты пойдёшь? Ты ж можешь только это!
– Это вы можете только гоняться за тенями. А я ещё год назад был подающим надежды студентом. Знаешь, пусть ценой бессонных ночей, это не так уж и изменилось, – он покачал головой. – Так что мне пора вернуться в университет, найти работу и больше не играть во все эти ваши игры и борьбу между добром и злом.
Взгляд, которым его провожали, пожалуй, мог бы и убить, но Глеб оставался глубоко равнодушным. Иначе поступить он просто не мог – не хватало внутренней силы признаться в том, что он натворил, чему позволил случиться. Ведь он мог бы хоть попытаться помешать, а не сидеть сложа руки и смотреть, как весь мир постепенно обращается в жуткую, никому не нужную крошку. Но теперь это уже не имело значения. Тени просто некуда возвращаться, её Иномирье закрыто.
А значит, он сделает всё, что может, дабы о рыжеволосой девчонке никто никогда не узнал.
***
Во второй раз в своей жизни он увидел её уже спустя два года, когда, с дипломом магистра и прекрасным будущим впереди, покидал здание родного университета и был готов ступить в нормальную жизнь.
Наверное, он уже забыл, как на самом деле следует пользоваться собственным даром. Он не видел Теней уже много месяцев, с работы никто к нему не обращался, пусть этот дар и был довольно уникальным, ведь активность Теней падала. С той поры, как Ловцы научились закрывать Порталы, им всем стало намного легче. Легче жить, бороться, сражаться со странным правилом этой жизни.
Бороться с Тенями – вот цель тех, кто может стать Ловцом. Но Бейбарсов отрёкся от своего предназначения так же просто, как ребёнок отказывается от невкусного, пусть и полезного супа, не задумываясь о том, чем непослушание может обернуться через два, три года.
Она была и вправду красивой, как он её и запомнил, высокая, стройная, рыжеволосая, только с каким-то тонким шрамом, который пересекал её губу. Ему не хотелось думать о том, как она согревается, сколько сетей растянула по всему миру – и он уже почти прошёл мимо, но Тень догнала его очень и очень быстро.
Глеб старался на неё не смотреть. Это всё равно обычно ничего не давало, кроме как странного ощущения, будто бы сердце кто-то пытается вырвать. Но она шла к нему так близко, так тянула свои тонкие руки, что попросту становилось дурно от одной мысли, что он её оставил.
И он знал – умел ведь смотреть на собственную ауру, – что эта проклятая Тень давно уже окрутила его самого своей цепью.
– Зачем ты пришла? – наконец-то спросил он. – Чего тебе надо? Ведь я никому о тебе не сказал, живи и радуйся.
– Я запомнила твой вкус, – покачала головой она. – Ты… Это прекрасно, знаешь. Ты яркий, будто пламя, у тебя всегда горячие руки – рядом с тобой, даже не питаясь специально, не замёрзнуть. Ты не ловить теней должен, ты должен их согревать.
Бейбарсов даже не посмотрел на неё. Он слышал уже это однажды – прекрасная приманка для того, чтобы заставить весь этот мир всколыхнуться и что-то сделать. Стоит итолько ему выпустить силы на свободу, как тени обступят его кругом и будут тянуть свои руки, надеясь урвать хоть несколько капелек силы. Жаль только, что он не слишком поддаётся, но ведь разве это всё не сущая ерунда?
– Ты думаешь, что это такая глупость, – прошептала она, – одна тень…
Они остановились под каким-то деревом, и то будто бы моментально увяло от присутствия Тени. Она обняла Глеба за плечи и улыбнулась ему, так искренне, что он почти понял, почему люди попадают в сети Теней.
– Знаешь, – продолжила она, – ты даже не представляешь, сколько человек теперь на моей совести. Мне постоянно холодно, когда тебя нет рядом. Но тебя-то можно пить бесконечно, а так и не выпьешь. В тебе очень много силы, и она никогда не закончится.
– С чего ты взяла? – устало спросил он, будто бы это имело какое-то значение.
– О! – она будто бы удивилась подобному его вопросу. – Ведь ты не знаешь, как же грустно… Я весьма сильна, мой милый. Но я не смогла выпить и тысячной доли, хотя провела рядом с тобой уже месяц – ты просто не видел меня.
– Ты недостаточно старалась.
– Попробуй спасти этот мир, – улыбнулась она. – Свяжись со мной вечными узами. Я стольких уже погубила, мне так не нравится, когда люди умирают. Подумай. Мы ведь были бы отличной парой, знаешь. Вечный холод, вечное тепло – провоположности притягиваются.
Он так ничего ей и не ответил – не потому, что не знал, что сказать, а потому, что и так было слишком дурно.
– Позови меня, когда решишь.
***
Он хотел отказаться, хотел прогнать её, но знал, чем всё это закончится. Знал, что она всегда будет искать всё болше и больше жертв, что однажды он останется если не последним, то одним из немногих, кого она не сможет допить окончательно.
В доме было тихо и пусто. Он пытался себя оправдать, пытался понять, как иначе модно справиться с Тенью, но ведь он сам привёл её в этот мир. Да и, пожалуй, это было невозможно – уничтожить то, что несёт смерть. Она как орудие убийства, только на самом деле всё время виновное. Будто бы руки того, кто удушил свою вторую половину.
И сколько человек она загубит? Сто? Тысячу?
Хоть миллиарды. Потому что это Тень, а тени постоянно надо питаться. Она будет ходить по пятам за ним, за его миром, убивать всё, что только ему дорого. А он либо проведёт жизнь в гордом одиночестве, либо согласится на её условия.
Он потянулся к телефону – тот звонил уже минуты две, – посмотрел на высветившееся фото – его якобы любимая девушка. Ему ведь и её жаль. И всех на свете, наверное, тоже жаль. Толку было запирать его в Иномирье, если он вот так оттуда выбрался?
Мужчина только покачал головой и уселся на край кровати. Посмотрел опять на белые стены и потолки собственного дома, недоверчиво покачал головой и криво улыбнулся собственным мыслям – а был ли у него когда-то выбор?
– Приходи, – прошептал он. – Слышишь, Тень? Приходи. Я согласен.
…Она появилась практически мгнвоенно и будто бы вынырнула из пустоты. Наклонилась к нему и осторожно поцеловала в губы – но он не ощутил ни холода, ни того, как его покидают жизненные силы. И вправду, для этого это пожизненный приговор. А для неё – вечный источник силы, пока наконец-то он не потеряет всё, что имел.
– Я так рада, – она устроилась рядом с ним, закрыла глаза и положила голову ему на плечо. – Я так рада, что мы всегда сможем быть вместе. Ведь ты тоже меня любишь, правда?
Тень невозможно полюбить. Тень – это тёмное, отвратительное существо, к которому даже прикоснуться противно. Но он не мог избавиться от дикого чувства привязанности к ней. Ведь он пустил её в этот мир, он сам приволок её в реальность, так или иначе…
– И что? Мне теперь просидеть с тобой на цепи всю свою жизнь? – наконец-от спросил он. – Чтобы ты могла питаться.
– Просто будь ночью дома, – заулыбалась она. – Найди себе работу. Развлекайся. Женись на мне, в конце концов. Знаешь, – она прильнула к нему, – какие у нас будут дети…
Глебу знать не хотелось. Рано или поздно Тень окончательно сведёт его с ума – но она не способна ничего породить. Она лишь сгусток тьмы, облечённый в человеческую форму, и выбора у неё тоже особого никогда не было, да и не будет. Она – страшное существо, но он сумеет победить то, что от неё осталось, если очень постарается. Наверное сможет – в этой жизни уже ничто нельзя утверждать, разве нет?
Сможет, если он хотя бы раз в жизни и вправду захочет её уничтожить.
Феофил вздохнул и протянул руку, будто бы пытаясь прикоснуться к внучке, но после поспешно её одёрнул – лучше не делать глупостей. Он и так уже почти растворился – не душа, но его смертная оболочка, которая никогда никому не будет по-настоящему нужна.
– Она умирает, – отметил Безликий, как всегда тихо возникая у него за спиной.
– Как только она умрёт, ты сможешь занять его место, я знаю, – проронил наконец-то Феофил, прерывая собственное молчание этими короткими, глупыми словами. – Ты хочешь этого. Но разве нельзя поискать какие-то другие способы, что не будут стоить жизни моей внучке?
Тот только рассмеялся. Феофил знал, что нельзя – это попросту невозможно, – но повторял вопрос раз за разом, потому что отчаянно жаждал свободы и спокойствия для своей бедной, маленькой Танечки. Она не виновата, что ей до такой степени не повезло с человеком, оставшимся рядом с нею. И с дедом тоже ей не повезло, впрочем, если он не может решиться.
– У некромага не хватает сил тянуть ещё одну историю. Они умирали там уже раз десять, наверное, – вздохнул Феофил. – И я могу поймать только клочки… А сколько всего попросту ускальзывает из моих рук! Ты даже не представляешь, право слово!
– Представляю, – Безликий улыбнулся. – Я собирал в себе множество чтецов. Но пока они не найдут свой мир…
Клеймо зажглось ярче. Феофил содрогнулся – он знал, что сил у некромага не осталось и на несколько слов.
– Ты можешь сделать сам то, что позволит им продержаться дольше, – прошептал Безликий. – Ты знаешь, как это делается. Просто позволь себе быть чуть менее совестливым, Гроттер.
– С каких пор я совестливый?
Феофил смотрел на Безликого, будто бы пытаясь понять, чьё лицо скрывалось за этой отвратительной маской. Что за глупости – он не мог ничего поделать, даже если знал имя, толку всматриваться в черты его лица?
– Ты хочешь им помочь, – кивнул Безликий. – Я знаю, как это сделать. Просто позволь мне подсказать тебе.
– Ведь ты желаешь его смерти.
Безликий рассмеялся. Его силы тоже были на исходе. Его тело почти что осыпалось прахом. И больше всего на свете, по правде, он желал свободы.
– Только в смерти можно обрести некоторые вещи, – вздохнул он. – А я так ни разу и не познал её. Вдруг наступило время попробовать?
– Так ты расскажешь?
– Расскажу, – кивнул он. – Но ты должен понимать, сколько всего миру придётся пожертвовать, чтобы поддерживать жизнь всего одного чтеца. Столько магов умрут по этой связи, переливая в него собственные силы, чтобы они продолжили поиск… И я лично заберу одного из них, чтобы оказаться там. Чтобы дождаться того мига, пока они наконец-то столкнутся со мной в финальной битве… Ты согласен, Феофил?
– А разве я распоряжаюсь жизнями мира?
– Ты принимаешь решение за Чтеца. Имей же смелость отказаться или согласиться.
Феофил лишь коротко кивнул. Безликий мог и не задавать этот глупый вопрос. Сейчас старому Гроттеру было абсолютно наплевать на весь мир. Всё, что его волновало – собственная внучка и её счастье. А остальное отошло на задний план и потеряло своё значение ещё много-много лет назад.
Когда-то давным-давно жила могучая, всесильная тёмная ведьма. Было у неё всё, что только могла пожелать любая другая женщина – и деньги, и слава, и клиенты часто заходили за советом, и даже найти свою любовь она могла так быстро, как и щёлкнуть пальцами. Но шли годы, и ведьма начинала стареть, терять свою первозданную красоту, а за маской уже не могли спрятаться её злые-презлые глаза.
Долго думала ведьма, что же изменилось. Почему её вдруг стали так сильно бояться, хотя она внутренне и не изменилась, всё так же пылала ненавистью ко всему живому.
И поняла она, что беда в старости. Теперь за красотой уже не могла спрятаться ненависть к окружающим. Теперь её лицо обратилось в восковую, морщинистую маску, и всматриваться в его черты добровольно не возжелал бы ни один живой человек, разве что какой-то сумасшедший художник.
Жила же ведьма в одном огромном королевстве, где правили добрые и справедливые Король и Королева. И когда у них родилась дочь, ведьма сразу почувствовала, что в этом ребёнке таится то, чего ей природа не смогла дать. Она не знала, о вечности ли речь, о красоте ли, или, может быть, о способности любить, но страшно разозлилась, когда её не позвали на праздник в честь рождения девочки.
Разозлилась – и оплела всё королевство своими чарами, а девочку забрала, пока остальные спали, и заключила в огромной башне, высокой-высокой. Каждый раз, когда ведьма приходила к своей пленнице, она всё время казалась её огненных волос, что будто бы несли в этом свою потрясающую силу, и чувствовала, как на несколько мгновений силы к ней возвращаются.
Когда-то вокруг башни вечной принцессы рос огромный лес. Но людям было негде жить, и они всё пробивались и пробивались к красавице, прорезали свой путь через огромные, высоченные леса. И вот, уже к башне вплотную подступил город, но замер, будто бы отрезанный неведомой силой – только люди иногда, гуляя, подходили ближе и грустно вздыхали.
Принцесса никогда не подходила к окну. Могучие чары её пленительницы не позволяли вырваться на свободу или попросить о помощи. Единственное, что указывало на то, что она была там – длинные рыжие волосы, выглядывавшие из окна – конец длинной, толстой косы, заплетённой яркими лентами.
Люди проклинали Злую Ведьму, но ведьма знала, что поступила правильно. Прошли годы, и она поняла, что мир не дал ей не любовь, не волшебный дар этой девчонки, а несгораемое, истинное зло, пылавшее в ней, будто бы ясное пламя. И осознала ведьма, что не может выпускать страшную принцессу на свободу. Вот уж сотню лет как существовала её башня, и волосы принцессы становились всё длиннее и длиннее, и ведьма почти полностью растеряла собственную силу, но она всё так же не могла решиться на то, чтобы отпустить её. И принцесса не состарилась, не переменилась в лице. И была она так добра к ведьме, так чиста и невинна, что у той даже сомнений не возникало относительно того, что однажды она принесёт море зла в их бренный мир.
Шли годы. И ведьма понимала, что больше в ней нет ни капли силы, чтобы ограждать принцессу от использования её страшых чар. Чувствовала, что сила уже буквально кипит на пальцах молодой девушки, что она вот-вот осознает, что случилось, разорвёт цепи колдовства злой ведьмы и окажется на свободе.
Но ведьма не была вечна. Её заклинание замедлило их жизни, но не остановило, и она чувствовала, что конец уже близко. Ведьма знала, что должна убить принцессу, и три раза с ножом приходила к ней, склонялась, уже почти готовая вонзить это отвратительное жало ей в грудь, но не осмелилась ни разу на это отвратительное действие, потому что любовь к принцессе всё ещё жила в её душе.
Она и не думала, что может так привязаться к девушке, но выбора уже не оставалось. Ведьма знала, что совсем скоро наступит последний день её жизни, и опасалась, что силы заклятия и на три дня не хватит.
И тогда она приготовила сонное зелье, отдала ему все силы, что ещё у неё оставались, оставила только капельку – чтобы принцесса успела выпить у неё на глазах. И когда она наконец-то испила чашу до дна, ведьма почувствовала, как жизнь окончательно покидает её – и осыпалась прахом в пустоте, обратилась в пыль и порох. Вечность не оставила ей возможности сохранить даже кости, слишком уж долго прожила на этом свете старая ведьма, чтобы иметь шанс попасть в могилу.
Умирала ведьма спокойно, с чистым сердцем, ведь знала, что разбудит прекрасную принцессу только поцелуй истинной любви. Но кто ж может поцеловать её, если она находится так высоко, в неприступной башне?
Вот только слишком уж любила ведьма свою воспитанницу. Не коснулся нож драгоценных рыжих волос девушки, не посмела она задеть их хотя бы пальцем – так и оставила вечно расти. Даже косу расплела и расчесала, чтобы рыжие кудри не путались.
И, боясь, что её прелестница задохнётся, ведьма так и не решилась закрыть окно.
Шли годы. Не менялась принцесса, но её длинные рыжие волосы становились всё длинее и длинее, будто бы вся сила Татьяны уходила именно в них. Сначала они кругами ложились по комнате, но после случайно оказались на подоконнике, будто бы вырываясь на свободу – и теперь уже прекрасные длинные кудри тянулись к земле.
Рушились города. И город у башни сгинул, и лес вновь окутал её, огромную, возвышающуюся над зеленью деревьев, сплошной пеленой. Никто не приближался, не пытался спасти принцессу, ведь некому было приходить к страшной заброшенной башне. Да и все давно уже были убеждены в том, что принцесса мертва, ведь разве живое существо способно тысячи лет оставаться молодым и прекрасным?
Не думали о прекрасной принцессе ни благородные принцы, ни простолюдины. Только однажды сын воинственного герцога из соседнего государства заблудился в лесу – впервые бывал в этих местах, – и тогда-то узрел огромную, сохранившуюся доселе башню.
Увидел он и невообразимо длинные волосы принцессы, что до сих пор тянулись из окна. Отрезал прядь, будто реликвию, и закровоточила она – содрогнулся маркиз и подумал, что, наверное, обладательница этих волос ещё жива, если они отреагировали так на его нож.
Башня за годы перестала быть такой уж неприступной. Множество уступов стали подспорьем для вездесущего плюща, да и волосы указывали путь. И маркиз поднимался вверх – час, два, три, – пока не оказался наконец-то у окна комнаты, где спала принцесса.
И увидел он самую прекрасную девушку на свете из всех, что встречал когда-либо. Склонился над прекрасной принцессой и почувствовал, как в сердце его воспылала дикая любовь к ней. Негоже было так поступать, но ведь в его королевстве уже давно никто не придерживался строгих и, право слово, никому не нужных правил. Посему он коснулся губ принцессы и подарил ей поцелуй истинной любви.
Принцесса и вправду ожила, открыла глаза – но в сердце её не вспыхнуло любви ко всему миру, а вспыхнуло могучее зло. Не знала ведьма, что своим заточением она превратила бедную девушку в то, чем она была сейчас, не знала, что сама выстроила её дорогу ко мраку.
Но маркиз и не думал о том, что его идеальная возлюбленная может что-то замышлять. Он долго-долго расчёсывал её волосы, пока не сплёл с них длинную, прекрасную рыжую косу, и целовал каждую прядь – и плечи её, и шею, и губы. Принцесса не противилась – только просила, чтобы отвёл он её в реальный мир.
Маркиз не был самым могучим магом королевства, но и его сил хватило для того, чтобы обвязать принцессу длинной волшебной верёвкой и повести к плющу. Растение будто сопротивлялось и обрывалось под их ногами, но принцесса держалась крепко. Долго они спускались вниз – дольше, чем он забирался вверх, много дольше, – но наконец-то добрались-таки до земли.
Маркиз уселся на свою прекрасную лошадь, подсадил и возлюбленную, поддерживая её тяжёлую, прекрасную косу, и они ускакали в его королевство. Там он, не медля, представил девушку своему отцу и сказал, что желает на ней жениться.
Отец не возражал, сражённый красотою девушки. Да и больше войны волновали его, нежели то, на ком женится сын, посему решили свадьбу сыграть, как только будут произведены все подготовления.
И маркиз, и его отец, герцог, и матушка-герцогиня были очарованы прелестной принцессой. Разделяли этот восторг и другие. И принцесса оттаяла, пустила в своё сердце любовь и готовилась с удовольствием к свадьбе.
Но судьба всегда ходит окольными путями. Однажды, когда она примеряла свадебное платье, её случайно иголкой уколола швея – и даже забыла извиниться. Уснувшее было зло вспыхнуло в сердце прекрасной принцессы, и у швеи остановилось сердце – она даже не успела подумать о своих детях.
Никто и не заподозрил прекрасную девушку – и свадьба наступила в срок. Прибыли и дядя да тётя маркиза, король и королева, бездетные, но ещё совсем-совсем молодые, унаследовавшие эту страну богатой и прекрасной.
Но принцесса не желала ждать. Не желала надеяться, что детей у них так и не будет. И подсыпала страшный яд им в вино.
Король и королева, испившие из свадебных бокалов, умерли в страшных муках, но никому и в голову не пришло подозревать принцессу. Ведь разве столь чистая, прекрасная девушка могла причинить вред? Только все боялись, чтобы ей не стало плохо после пережитого ада, но девушка умело хваталась за свой рассудок и выжила, выдержала.
Её маркиз стал королём. И всё такой же слепой к преступлениям своей королевы, он продолжал безмерно любить её. Не замечал, как умирают ни с того ни с сего его подданные, не видел страха, что начинал блуждать по стране. Единственным, о чём он думал, была его молодая супруга, которую король обожал, будто бы его предшественник – хлато.
Но королева так и не выставила для себя никаких границ. И любви её короля было слишком мало, чтобы простить всё это. Она подсыпала яды, убивала, швыряла кинжалы в спину – и он терпел, прощал, потому что любил её безмерно. Но когда королева выжгла целую деревню вместе с детьми, женщинами, стариками – только за то, что ей отказались целовать сапоги…
Не удержался король. Знал он, что зло её и чары – это что-то связанное одной красной нитью. И в страшную, дикую ночь отрезал длинную косу любимой.
Когда утром проснулась проклятая, то поняла, что чар в ней больше нет. И наорд, эти жалкие, злобные существа, уже бросался на ворота дворца.
…Тогда отыскал король высокую башню, из которой когда-то спас свою принцессу. Колдовал он над нею долго-долго, очищал стены от плюща, делал их ровными и гладкими, чтобы никто не мог в неё забраться. Забросил в неё свою жену, спасая её от дикой толпы, поцеловал на прощание и ушёл навсегда.
Она смотрела на любимого из башни и плакала каждый раз. Он ненавидел свой народ, но продолжал жить ради него – пока болезнь не подкосила и не потушила его за считанные дни. Тогда-то она обрела моральную свободу.
Касаясь своих обожжённых пеплом рыжих волос, стёрла она себе память о прекрасном любимом короле, открыла портал и упала в него, рванулась в далёкое прошлое, забыв обо всём – только вырезав ножом на коже, что должна однажды выкрасть и спрятать от всего мира жуткую, ненавистную принцессу.
