Текст книги "Льются слова, утекая в песок...(СИ)"
Автор книги: Владислава
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
– Ты мог бы справиться до вечера, мой мальчик.
– Разумеется, Ваше Величество.
Голос его – хрипловатый баритон, – звучал в полумраке коридора как-то гипнотически, завораживающе. А после он протянул руку и рванул на себя проклятую маску короля, обнажая его лицо.
Шрамы. Клыки. Узкие, прищуренные звериные глаза.
Это он укусил его. Это он – то самое чудовище.
И только исцелённые могут срывать с него эту жуткую маску. Только у них хватит сил для того, чтобы не бояться страшного чудовища, и только они не могут быть заражены снова – потому и рискуют.
Король ощерился и зарычал – кровь стекала по его смазанным чертам. Он рванулся на палача с диким ревом – и солдаты бросились в разные стороны, спасаясь от Его Величества.
Осталась стоять только Таня – и ружья валялись под её ногами. Она не могла уйти – она видела, кто на самом деле правит ими.
Палач сыпанул горсткой углей в лицо отвратительному существу, и чудовище зарычало, взвыло, отпрянуло в сторону. Он повторил попытку – жаркая пыль обожгла кожу, ослепила чудище, но не остановила.
Пальцы сжались вокруг ствола ружья. Таня никогда не стреляла – но она знала, что пламя действовало слишком медленно.
Палач оказался прижат к земле – чудище разинуло свою гадкую пасть, собираясь укусить его, но не успело и с громким, утробным рыком повалилось на пол.
Его сердце было насквозь прошито пулей.
Он смотрел на неё – истерзанное лицо, простреленная грудь, – и ухмылялся своими сожжёнными губами. Казалось, сейчас покажутся те самые клыки, что так напугали солдат в книге – но Безликий просто шипел что-то, протягивая свои отвратительные руки к ней.
Таня не могла подняться. Он нависал над нею – вот-вот и задушит, – и странно улыбался. Лицо его стало одной сплошной раной, тело – ошмётками прежнего мужчины, с рук и ног свисали куски мяса, но он будто не чувствовал боли. Гроттер хотелось верить, что это всего лишь мертвяк, но она уже отлично понимала – нет.
Она попыталась отползти, но он зарычал – чуточку громче, предупредительно, заставляя её замереть на месте и не делать никаких лишних движений.
Он уже оскалился и подался вперёд, собираясь прокусить ей горло, но вдруг отшатнулся – Таня только увидела, как в ране потерялась синяя искра.
– Беги! – услышала она громкое восклицание – Глеб.
Но просить во второй раз и не пришлось. Рыжеволосая вскочила на ноги – труп шипел где-то совсем рядом, – и помчалась по коридору, на звук голоса Бейбарсова. Некромаг, может быть, и пугал её, но он, по крайней мере, не собирался перегрызать девушке горло – она же рассматривала это как крайне значительный плюс.
Но труп оказался быстр – куда быстрее, чем она могла предполагать. Рычание раздалось уже совсем над ухом, а после Гроттер почувствовала, как вокруг её горла сжимаются гадкие, отвратительные, полусгнившие пальцы. Она могла только испуганно шипеть, отчаянно пытаться дышать – не получалось.
Ноги оторвались от земли – он держал её за горло и так крепко, что девушка уже почти потеряла сознание.
– Кто я? – он перевёл взгляд на Бейбарсова. Голос звучал сипло, будто бы из-под земли, так, словно труп находился не тут, а где-то далеко, а сюда только транслировал звуки.
Некромаг не стал отвечать на пустые, не нужные ему вопросы – только сделал какой-то странный, замысловатый жест в воздухе рукой – и искры посыпались на мертвеца.
Таня чувствовала, как сознание уплывало – она уже почти задыхалась. Искры не подействовали – они осыпались прахом ей под ноги.
– Кто я? – прошипел мертвец во второй раз – а после вдруг разжал пальцы, и она рухнула на землю, не в силах и пошевелиться. – Кто я, некромаг? Кто я?
Он отступил назад – к окну, – и улыбнулся. Казалось, на мёртвом изуродованном лице улыбка не могла выглядеть ещё более жутко, чем сейчас – раскрытый рот с огромными клыками больше всего походил на пасть книжного чудовища.
Он хохотал, всё шагая и шагая к окну, а после встал на подоконник, широко раскинув руки, и осмысленность в его зверином взгляде потерялась и вовсе.
– Вы умрёте, – прошипел он. – Вы умрёте, если не скажете мне, кто я…
***
Шипение давно уже растворилось в пустоте, а Таня всё ещё не могла прийти в себя. Он прыгнул из окна – должен был бы разбиться, превратиться на солнце в пепел, но лишь пропал – бесследно, словно мертвеца тут никогда и не было.
Гроттер не могла проронить ни единого слова – горло болело просто-таки до жути. Она и встать-то не могла – только дёрнулась, когда Глеб склонился над нею, бормоча себе под нос короткие формы целительских заклинаний.
– Ничего, кроме горла, не болит? Он не поцарапал тебя, не укусил? – Бейбарсов осмотрел её таким скептическим взглядом, каким Ягге обычно окидывала своих пациентов, поступающих к ней в магпункт. Таня отрицательно покачала головой – она лишь чувствовала, как чуждые ей, совершенно нежелательные слёзы стекают по лицу, оставляя тонкие солёные дорожки у неё на щеках.
Глеб оглянулся – окно уже затянулось тонкой некромагической пеленой, но всё равно Гроттер казалось, что из него вот-вот посыплются какие-то дикие существа.
– Это из книги, – промолвил он. – Из книги, в которой мы были. Расплата за наши жизни.
Она смотрела на него, не в силах добавить ещё хотя бы несколько слов. Если б Таня хоть понимала, о чём шла речь! Но вокруг неё только растянулась огромная страшная пелена собственного бессилия, и Гроттер слишком ярко осознавала потерянность всего случившегося.
– И, – продолжил Бейбарсов так равнодушно, будто бы не случилось совершенно ничего страшного, – ни одну из последних историй я ещё не читал в своей жизни.
Таня закрыла глаза. Лучше было бы ей умереть в той страшной сказке со змеем, чем оставаться тут – наивной, глупой девчонке, которая не способна сопротивляться окружившему её со всех сторон мраку.
– Встать сможешь?
Она так ничего и не ответила – вряд ли бы ноги сейчас держали её, – и даже не открыла глаза. В темноте собственного сознания было легче сражаться со сплошным холодом и бесконечным страхом, окружившим её одной тонкой линией боли.
Мужчина подхватил её на руки и уверенным, быстрым шагом направился куда-то по коридорам так и неизученного ею замка – и Гроттер чувствовала, как банально проваливается в сон, отмахиваясь от осколков реальности, что всё ещё тянули к ней свои лапы.
***
Она проснулась на кровати – в его спальне, где уже бывала прежде. Глеб сидел за столом – Таня никак не могла вспомнить, был ли он тут прежде, – и что-то читал.
Уже одно наличие книги в его руках вызывало странный приступ ужаса, но некромаг только досадливо захлопнул пухлый томик и отложил его в сторону.
– Нет, сейчас не действует, – пробормотал он себе под нос. – Но кто же ты?
– Кто?
Голос Гроттер прозвучал сдавленно и болезненно, словно она не говорила уже сотни лет, а сейчас внезапно заставила себя разлепить губы. Может, и не стоило выдавать какие-то лишние, и без того чрезмерно тихие звуки – но что поделать-то?
– Безликий, – Бейбарсов повернулся к ней и посмотрел, будто бы на изломанную куклу, что когда-то так сильно нравилась мальчищке. – Жаль, что он так сильно повредил тебе связки.
Гроттер коснулась шеи ладонью – никаких повязок, ничего. Горло саднило, но она была уверена, что это поправимо. Вот только Глеб смотрел, будто бы на жертву какого-то всемирного заговора – прямо дурно, и словами не опишешь!
– И чем, кроме голоса, мне это грозит? – она бросила на некромага подозрительный взгляд, отлично понимая, что так просто ничто не проходит. Если бы вся беда была в её временной немоте, Глеб, может быть, возблагодарил бы даже своего временного врага за прекрасную возможность хотя бы несколько дней побыть в тишине. Никто бы не требовал от него свободы, никто не выставлял бы сумасшедших требований и не хотел чёрт знает чего.
Вот только радости в его взгляде не было и капли. И спокойствия – тоже, впервые в жизни Гроттер видела Глеба, переживающего о чём-то до такой степени сильно.
– Он заберёт тебя, рано или поздно, – проронил Глеб. – Вряд ли что-то может ранить некромага смертельно – если речь идёт о физической оболочке, – но вот тебя он убить вполне способен.
Это прозвучало так буднично, словно она уже была абсолютно готова к высказыванию о собственной смерти. Рыжеволосая лишь содрогнулась и подняла на Бейбарсов взгляд – пустой и лишённый надежды. Не стоит надеяться на то, что у него есть ответы на все вопросы, равно как и на то, что он действительно способен чем-то ей помочь.
– И какой у нас выход? – наконец-то спросила она, будто бы на самом деле из этой патовой ситуации вообще можно было выбраться.
– Назвать его имя, он ведь сказал, – передёрнул плечами Бейбарсов. – Имя имеет большую силу, особенно если применять его правильно и с нужными заклинаниями.
– И у тебя есть способы?
Он лишь обвёл рукой огромные горы книг – те, казалось, пленили всю спальню. Гроттер до этого и не замечала этих томиков – вокруг неё на кровати, на столе, на полу, на подоконнике, всюду, куда только можно было дотянуться.
– И это можно понять вот так из текста? Его имя?
Глеб только криво усмехнулся и перевернул ещё одну страницу.
– Не будь наивной, моя Белая Королева, – хмыкнул он. – Если бы всё было так просто, разве мы бы тут находились?
Она сорвала листок – наполовину чёрный, наполовину белый. Опять посадили растение на пересечении клеток, и как она может убедить их, что этого делать нельзя? Шахматы – это всего лишь игра для них. Но она столько раз повторяла своим глупым, пустым пешкам, что белые и чёрные одеяния – это не всё, что отличает их от прочих жителей Чаровничьих Миров!
Она одёрнула своё белое одеяние – какой к чёрту ферзь! Какая королева! Она даже не могла ходить свободно по клеткам, потому что её драгоценный Белый Король постоянно нуждался в защите, да и пешки мешались под ногами. Только короткие шажки по шахматной доске, да и те – в нужные стороны. И глупые правила, что на каждой клетке может стоять только кто-то один…
Ведь сейчас они не разыгрывают партию! Они просто стоят на своих клетках и отдыхают! И всё равно надо ждать, пока чёрные сделают ход.
– Здравствуйте.
Она подняла голову – у противоположного края клетки, чёрной, будто ночь, стоял мужчина. Он и сам словно сливался с фоном – и корона на голове с чёрными камнями, вероятно, обсидиан или агат, выдавала в нём Чёрного Короля.
Они редко виделись – только на игровом поле при пробных партиях. Главная ещё не случилась – и сколько Шахмат в очередной раз умрёт только потому, что так решили игроки? Может быть, и ею пожертвуют – ведь разве у Белого Ферзя могут быть такие издевательски рыжие волосы?
Но король – всегда жертва. Он и перемещаться может только на одну клетку, и если чёрный внезапно решил подойти к ней… Зачем? Трудно представить, сколько шагов ему пришлось сделать в этом странном шахматном мире, чтобы оказаться так близко.
– Здравствуйте, – отозвалась она. – Я…
– Белая Королева. Я знаю, – кивнул он. – Мне тоже, пожалуй, не стоит представляться. А где же ваш Король?
Она лишь устало покачала головой. Её Король никогда не бывал рядом, даже если ей это очень-очень нужно. Она так устала от его присутствия в собственной жизни, так устала защищать и вечно топтаться рядом.
– У него рокировка. А ведь рокировку можно провести только с ладьёй, пересечься, знаете? – она улыбнулась. – Знаете, ведь вы тоже король.
– Что за глупые правила, – вздохнул он. – Можно стоять на одной клетке с кем угодно, только не с собственной королевой. И пешки… Вас тоже раздражают пешки?
Она бросила взгляд на жалкие мелкие фигурки – дети, мечтающие вырасти. Кровожадные, перегрызающие друг другу горло за то, чтобы добраться до противоположного конца доски.
– Ненавижу их, – призналась Королева. – А вы?
Он ничего не ответил – внезапно только перехватил её запястье, сжал пальцы – будто бы пытался продемонстрировать своё согласие. На его губах заиграла кривоватая, дикая улыбка, и она склонила голову набок – в этом человеке играла жизнь.
– Если бы можно было оказаться на этой доске кем угодно, – вздохнул он, не отпуская её руки. – Хоть той же пешкой – у них есть перспективы. А эти прятки за женскими спинами – да, что может быть более классическим для современного архетипа мужчины?
Она улыбнулась.
– Неожиданно слышать от Чёрного Короля подобные рассуждения. Вы ведь тоже мужчина, а по правилам этой игры прячетесь за спинами женщин.
– А! Знаете, я изучал этот вопрос до того, как попал на доску. Предыдущему ведь вы объявили мат, правда? Короли часто меняются, чаще, чем другие фигуры, хотя… – он передёрнул плечами. – Ведь я не знаю, кто игрок, верно? Но это не имеет значения. Я прежде был учёным – сидел в такой милой лаборатории, занимался разработками…
– А я – была обыкновенной белошвейкой, – хмыкнула внезапно она. – Кроила-резала эти проклятые белые костюмы. Меня даже перекрасить ещё не успели – и я никак не привыкну к своему распрекрасному белому королю.
– Он тут долго продержался. Уже три игры подряд пат получается – живучий же! – он заулыбался. – Ваше Величество, а ведь нельзя покинуть эту доску, правда? Как грустно – быть пленником этого мира…
– Грустно, – кивнула она. Они замерли почти что на черте чёрно-белого мира – вечная трагедия шахматных фигур, ни капли света, цвета, радости в жизни. Только холод и холод; а ведь она так устала от всего, что окружает её вечными тяжёлыми цепями.
Он потянулся к чёрно-белому кустику. Розы – тоже бесцветные, окрашенные серыми тенями этого мира, с резкими переходами.
– Когда-то они тоже были алыми, – вздохнул мужчина. – Ведь знаете, какой кошмар? Они всё скоро выкрасят в чёрно-белый!
– Я думаю, что-то всё же останется, – покачала головой она. – Ведь я вот не вписываюсь в концепцию белого. Недостаточно блондинка, видите!
– Вы неправильная Белая Королева. Вы должны играть – переставлять фигуры. Не шагать по этой доске. Но вы слишком бледны – это белый так на вас влияет?
– Скорее усталость. Чтобы добраться до спален, надо выждать много ходов.
– Они вот ходят, видите.
– Но я-то стою.
Они смотрели друг на друга – долго и пристально, стоя на черте – слишком-слишком близко. Казалось, вот-вот чёрно-белый мир и вовсе сотрётся и превратится в прах. Она, казалось, была готова рухнуть – от того, как близко было его странное, дикое тепло. На губах у неё застыла едва-едва заметная улыбка – он понимал её и тоже хотел выбраться отсюда.
Он подался вперёд первым – и прильнул к её губам, так и оставаясь на черте. Это был не первый поцелуй в её жизни – но впервые что-то настолько острое, дикое, сжигающее изнутри чувство, что даже смерть, может быть, того стоит.
…Загремели фанфары.
– Партия, – прошептала она. – Боги, почему сейчас? Почему партия не может начаться позже, почему?!
Он покачал головой. Его чёрные глаза сияли как-то странно в полумраке, будто бы он собирался сказать что-то ещё. Вяла под его ногами чёрная трава – она посмотрела на неё устало, с нелепой мыслью о том, что вот-вот всё растворится и станет просто потоком холода, пустоты и идиотского сумасшествия. Она устала и больше не могла играть.
– Сегодня вы меня убьёте, – протянул наконец-то он. – Сегодня. Я чувствую.
– Почему? Нет. Это моего короля уничтожат, – прошептала она, отлично зная, что он прав. – Может быть, так и случится, и…
– Вы будете рада.
– Да. Говорят, сегодня партия, после которой каждый победивший будет свободным. Каждый, кто остался живым. Найдёте меня потом?
Он кивнул. Но в его движениях было столько обречённости, столько усталости – она и не сомневалась в том, что он ждал сегодня смерти! Может быть, надеялся на то, что это случится быстрее, чем он успеет что-либо понять!
– Прощайте, – выдохнул наконец-то он. – Я надеюсь, там, на свободе, вы будете счастливы. Что больше никогда не вернётесь в шахматный мир.
– Постойте, но как вас зовут?
Он покачал головой.
– Я – Чёрный Король, и это единственное имя, которое вам следует знать, – и он двинулся назад по чёрным и белым клеткам, шагнул на одну клетку с пешкой, нарушая всякие правила, оттолкнул какого-то офицера со своего пути. Кто-то рухнул перед своим королём на колени, но он будто бы ничего не видел.
Она стояла у края доски. Ей не хотелось идти обратно, пусть неведомая сила Игрока и вела её – заставляла шагать медленно, осторожно, пусть даже не оборачиваясь. Но она не хотела возвращаться. Она не хотела играть.
Она больше ничего не хотела – но партию нельзя было отменить. Нельзя было попросить сделать кого-то победителем, чем-то пожертвовать и что-то получить. Они вновь были бездумными фигурами в руках какого-то глупого ребёнка или, может быть, умелого мастера. Гроссмейстер или начинающий – есть ли разница для тех, кому положено умереть?
Но мысли пропали, растворились в пустоте, как это обычно бывает. Каменные клетки под ногами стали такими ярко белыми и чёрными, что и не промахнёшься – она стояла на своём месте, вытянувшись идолом, и смотрела вперёд, упрямо дико, будто бы ждала того момента, когда ей позволят наконец-то сорваться с цепи и пойти вперёд. Это всё казалось слишком глупым и страшным; дышать вот тоже – трудно, но Гроттер уже давно не правила своими собственными действиями. Она растворилась в потоке чужой воли, чувствуя, как неведомые ей мысли текут под кожей заместо крови по венам.
Не дышать. Не жить. Не думать ни о чём, кроме цели – убить Чёрного Короля, отрубить ему голову, поломать, выбросить за край доски.
Она бездумно смотрела на пешек. Они всё делали свои шаги вперёд, душили кого-то – это у неё был меч, а у них только жалкие ручонки.
Но шахматы – трудная игра. И как бы противно ни было, чёрная королева упала на колени, когда эти пухлые маленькие пальчики сжались вокруг её горла, и умерла.
Она посмотрела под ноги на тонкую сияющую дорогу – к той клетке, на которой она должна была сейчас стоять. Смотрела и чувствовала, как по щекам стекали пустые, бездумные слёзы – она ж не имела сейчас ни шанса, ни дня, ни мгновения – ничего. И пустоты тоже.
Шах и мат.
Пальцы сжались вокруг рукояти её меча – тяжёлого и грозного, способного отрубить не одну голову. И она вновь упрямо пошла вперёд, не думая уже ни о чём, кроме дикого, бесполезного убийства. Дорога лежала ровной, прямой пеленой, и она смотрела на каменные сияющие плиты, чёрные и белые, смешавшиеся перед глазами. Она знала, кого должна была убить, знала, зачем – потому что таковы правила игры.
И не хотела этого делать.
Она подняла голову и посмотрела на Игрока – страшную громадину, склонившуюся над фигурой. И лицо его – маска, и глаза – пусты, будто бездонные колодцы, и холод пробегает по коже от одной мысли о том, что он должен выбирать.
Ладья или Ферзь?
Но ладья – та же бывшая пешка, а она – Королева. Королева, защищающая собственного короля. И смотрит на Безликого, понимая, что это его очередь – стоять тут, на доске, заместо Чёрного.
И нет ни красивых чёрных глаз, ни острых черт лица, ни смольных волос – ничего нет, кроме дикой боли и ненависти во взгляде, кроме этого проклятого холода чужих рук и взглядов. Она тоже одинока, только иначе. Но ему хуже, хуже – он там и тут, он развалился на две части, бесцельно блуждая по всему миру.
Это не могло быть правдой. И она вытаскивала меч из ножен на ходу, шагая в его сторону, сжимая рукоять крепче и крепче и зная, что её удар станет последним, что запомнит он в своей жизни.
Он смотрел на неё – такой, как тогда, во время поцелуя, и она занесла меч над его головой, когда он послушно опустился на колени.
Убить.
Они стояли на одной клетке – палач и его жертва. Чёрный Король и Белая Королева – друг напротив друга. И Безликий смотрел на них откуда-то с небес.
– Ты не можешь так со мной поступить, – прошептала она, поднимая голову и всматриваясь в пустую, безо всяких очертаний маску.
Губы маски искривились в улыбке. Её руки поднялись против её воли над головой Чёрного Короля, готовясь отрубить её – покатиться по чёрным плитам, по белым пятнам…
– Ты не можешь так со мной поступить… Глеб, – имя приходит в её воспоминания за секунду до удара; она смотрит на Безликого, на Чёрного Короля, и мир смешивается в одно сплошное пятно.
Гром.
Земля под ногами дрогнула, уплыла куда-то, будто растворяясь в отчаянной пустоте, рванулась – замерла на месте. Клеток больше не было, только с небес белым и чёрным дождём сыпались камни прямо на их окаянные головы, словно в наказание за каждое деяние, которое кто-либо из них посмел когда-либо в своей жизни совершить.
Это было страшно, больно и до ужаса справедливо, но у неё не осталось больше сил хвататься за усталую, болезненную реальность – Белая Королева чувствовала, как её платье окрашивается кровью, и смотрела только на пустую чёрную маску, упавшую ей под ноги.
Он был мёртвым и живым одновременно; опустевший взгляд чёрных глаз казался самым страшным на свете. И она смотрела на своего Чёрного Короля, вспоминая его имя, и знала, что и он, и безликий, и она сама – это всё част одной головоломки, загадки, которую никому не суждено разгадать.
И тяжёлый, грузный меч с силой опустился на его шею – кровь брызнула в стороны, окрашивая белую клетку, на которой он стоял.
И она тоже упала на колени, оплакивая неродившуюся любовь, прежде чем град из камней навеки похоронил её под завалами.
========== Чтение восьмое. Тень ==========
Всё её тело было покрыто синяками – мелкими или крупными, болезнеными или незначительными, прямо-таки палитра. И пошевелиться тоже было больно – Гроттер казалось, что сейчас она попросту потеряет сознание от боли прямо тут, дабы больше никогда-никогда на ноги не подняться.
И дышать оказалось тяжело, даже слишком – она хватала ртом воздух, пытаясь выкарабкаться на свободу из пучины диких фантазий, но и туда её что-то упрямо не отпускало, возвращало обратно в холодный, дикий, непонятный мир прошлого – и книг.
Она всё ещё видела, как меч опускается на голову Безликого – или Чёрного, – Короля. И видела, как кровь лилась реками, затапливая чёрное и белое своей сплошной волной. А сейчас осталась только боль да холодный страх, заставляющий её содрогаться от каждой кривой мысли, посторонней и глупой.
Она с трудом повернула голову набок – и едва не закричала.
Бейбарсов, казалось, был бледнее самого настоящего мертвеца. Холодные руки, посиневшие губы, неживой взгляд, только грудь едва-едва вздымалась от тяжёлого, утруднённого дыхания.
– Живой, – с облегчением выдохнула Гроттер.
Она давно уже забыла думать о нём, как о враге – получалось плохо. В конце концов, Бейбарсов настолько замучил её этими глупыми скачками по книгам, что она забыла о том, как отличать реальность от того, что творится в её голове, и потому с каждым мгновением её всё дальше и дальше утягивала странная пучина забвения. Забвения, у которого никогда не будет достойного логичного конца, и свободы дальше тоже никогда не будет.
Девушка зажмурилась и шумно вдохнула носом воздух – вдруг станет легче? Но Глеб был всё таким же бледным – и кровь текла из невидимых ран, лужей разливаясь под ним.
Он с трудом сел – всё так же молчал, будто бы не мог разлепить синюшные губы, – и сжал свой чёрный, средневековый плащ, оставшийся от Короля. Закрыл глаза – словно пытался осмыслить всё, что произошло, а после повернулся к ней и слабо как-то, неуверенно улыбнулся, будто бы отчаянно пытался понять, что происходило на самом деле.
– А что мне станется? – тихо спросил он. – Ведь я Чтец, а Чтецы редко умирают в собственных книгах, ты знаешь. Даже когда их два раза подряд пытаются убить.
– Прости.
– Неискренне звучит, – хмыкнул он. – В следующий раз попытайся сыграть получше, моя дорогая.
Он поднялся с огромным трудом – и двигался, словно заколдованный или, может быть, обращённый в какую-то живую деревяшку. Таня не узнавала в этом человеке своего прежнего некромага, человека, к которому она так сильно привыкла – не было ни быстроты движений, ни каких-то рваных эмоций, ни нормальных, адекватных действий. Он только с трудом дошёл до стула и опустился на него, закрыл вновь глаза, словно пытаясь раствориться в каком-то странном оттенке подсознания, и заулыбался, словно узрел что-то хорошее.
– Ты меня удивляешь, – наконец-то промолвил Глеб. – Ведь ты уже дважды убийца, Гроттер, и это только мои смерти я считаю! Сколько ещё душ окажется на твоих руках, прежде чем ты признаешь себя опасной и не светленькой да добренькой, а более-менее реальной? Это начинает становиться противным.
Она скривилась и посмотрела на него, словно на какое-то чудовище.
– Это ты делаешь меня такой.
Её белое одеяние – Королева ведь, – теперь было всё залито чужой – его, – кровью. Она с трудом поднялась на ноги, попыталась отряхнуться и вновь воззрилась на него, словно пытаясь добиться хоть какого-то более-менее адекватого ответа на очередной свой вопрос.
– Я? – усмехнулся Бейбарсов. – Я уже давно ничего не делаю. Эти книги играют собственные роли так, как им хочется, и у меня нет ни единой возможности перекрутить их так, как хочется мне, знаешь. Борись, не будь такой дрянью – и хороший конец тебе обеспечен.
Он говорил очень беспечно, но Таня знала, что сил в некромаге осталось совсем мало. Это было видно по каждому его движению – Бейбарсов поднялся с таким трудом, будто бы ему было уже сто лет, и захромал к двери.
– Ты меня оставляешь? – тихо спросила она.
Глеб услышал, обернулся и воззрился на неё, будто бы только что услышал какое-то дикое, безумное предположение, а после устало и равнодушно покачал головой.
– Знаешь, милая, это ты меня оставляешь. А я просто предпочитаю побыть наедине пару часов, прежде чем вновь подставлю под ваши мечи свою бедную голову.
***
Гроттер понимала, что она, конечно, неправа, но ей так хотелось сказать Глебу, что всё уже закончилось! Ведь Безликий – будь он хоть просто тенью некромага, – давно уже растворился в пустоте. Таня была уверена в том, что это просто глупость, то, что он так отчаянно не желает её видеть. То, что скоро пройдёт – он простит, разумеется. Это всё было для дела.
Она остановилась на пороге его спальни – Глеб даже не обернулся, может, не услышал, что она вошла. Он стоял у окна – без рубашки, с полотенцем в руках, вероятно, только что из ванной. На теле больше не было ран и порезов, ни единого следа того, что она отрубила ему голову, и Гроттер была почти спокойна.
Сначала сойдёт физическое влияние, после – моральное. Она не знала, дорог ли Глеб ей самой, или, может быть, это лишь фантомные чувства, оставшиеся после множества прочитанных им книг, но теперь это почти не имело никакого значения – Таня почти смирилась с тем, что он ей важен. Действительно важен – слишком, чтобы это было легко и просто отрицать.
Она подошла ближе – и отпрянула, стоило только посмотреть на его плечо.
Клеймо было не таким уж и заметным – но будто бы доселе сочилось кровью. Тане хотелось отвести взгляд – не смотреть на него, не видеть, не слышать, не знать, – но выбросить из памяти уже увиденное оказалось просто невыполнимой задачей.
– Что это? – прошептала она, глядя на него. Хотелось, чтобы Глеб повернулся и посмотрел ей в глаза, вот только он даже не содрогнулся.
– Ничего.
– Ничего? До сих пор кровоточит, и это на плече-то у некромага? – недовольно спросила она. – Ты с ума сошёл? Почему ты мне не сказал?
– О чём? – он повернулся к ней, всматриваясь в изумрудные, цвета весенней травы глаза. На губах его застыла какая-то странная усмешка, будто бы исполненая боли и отчаянного раздражения. Глеб словно пытался оттолкнуть от себя любые предположения о том, что делать дальше, о том, как жить – в его сознании осталось только что-то дико-пустое и никому уже не нужное.
– О том, что… – она запнулась. – Нет, всё же, я не понимаю. Это ведь…
– Клеймо Безликого, – хмыкнул он. – Ты помнишь его по гербам из истории с палачом, – он отвернулся от неё. – Ты многое помнишь, Гроттер, но ничего не хочешь понимать.
Может быть, когда-то он её и любил – но теперь Таня видела во взгляде некромага только голодную, злобную одержимость. Он словно собирался прямо сейчас броситься на неё, душить – убить за то, что она посмела жить на этом свете.
– Я не желаю ни о чём говорить, – промолвил он наконец. – Может быть, когда-то мы сможем это убрать, а сейчас сие не имеет значения. У нас всё равно гости.
– Гости?
– Знаешь, – Глеб покачал головой, – если б я читал о них книгу, то выбрал бы историю о секте. Странную, интересную историю – о парне, который внезапно решил выдернуть верующую из их лап…
Она рванулась к окну, желая увидеть тех, кто прибыл, но Бейбарсов коротким, рваным жестом остановил её, сжал плечи.
– Прекрати, – выдохнула она – слышать не хотелось совершенно. – Может быть, ты в очередной раз втянешь меня в книгу и дополнительную дозу проблем?
– О… – он покачал головой. – Ведь это так глупо. Нет, конечно же. Но ты послушай… Знаешь, такая себе милая сектантка, вроде бы и не фанатичка, но её заталкивают всё глубже и глубже. Все. Друзья – им так удобно. Родня – абы избавиться. Даже те, кого она любила, кому она верила – всё дальше в жертовность. Милая хорошенькая девушка внезапно начинает думать, что она ничего не значит в этом мире, кирпичик мироздания, зачем отличаться? Она выбрасывает все свои платья…
– Прекрати!
– Выбрасывает все свои платья – нет, не так, она отдаёт их бедным! Она натягивает на себя мешковатые джинсы и старые футболки, она отчаянно пытается казаться бледнее, незаметнее, но секте этого мало. Секта пьёт не кровь, но молодость и силу. И им надо, чтобы она стала серым пятном! Это невозможно сделать в городе, представляешь?
Она отвернулась. Не слушать, не слышать – это так просто!
Но Бейбарсов не принимал поражений. Он вновь схватил её за плечи – девушка вскрикнула от боли, ведь синяки никуда не пропали, – и продолжил, монотонно и уверенно:
– И тогда он её встречает. Он – просто не верующий, знаешь. С определённым своим мнением, с какими-то представлениями о жизни – никого не убил, ничего не украл, но и кланяться вере не желает. Церковь – просто не его. Но секта неумолима! Они сразу понимают, что затянуть его не получится, потому что слишком упрям и уверен в своих силах, значит, надо переубедить её. И они грызут её, мучают, толкают на какие-то странные действия. У них есть идеальная кандидатура, белобрысое Дитя Света – почему бы и нет?! Они говорят – плохой, плохой, не живёт по нашим правилам!
Она всхлипнула – но Бейбарсов будто бы и не желал слышать ни единого слова, ни единого звука. Голос его звучал, будто бы у безумца – холодно, звонко, страшно.
– И она ломается. Она была такая сильная, такая красивая, такая цветущая – но они уволакивают её в какой-то деревенский домик, где можно молиться и творить добро. Запирают с праведником – и он вешает лапшу ей на уши, повторяет раз за разом одни и те же слова. Тот, второй, ищет её – но не находит. Секта довольно сильная, у них получается оттолкнуть его, пусть и не сломать. Они вообще многое получают… И она гаснет! Гаснет, потому что жизнь эта не для неё – лечит страждущих, рождает детей и горшки моет. Чем плохо? И нет у неё ни амбиций, ни мыслей в голове, потому что эта секта вымела всё, что могла. И знаешь что, Гроттер? Я б это зачитал, но смысл? Мы и так в этом живём. Ты и так почти эта безвольная амёба, скатившаяся на самое дно – и сколько тебя ни выдёргивай, стоит только настоятелю оказаться на пороге, как ты мчишься к нему. Ты ничего не хочешь, теперь тебе надо только в маленький домик посреди тайги, постепенно гаснуть и гаснуть. Да, Гроттер?
