Текст книги "Равноценный обмен (СИ)"

Автор книги: Сын Дракона

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Вы еще что-нибудь помните, молодой господин Мо? – поинтересовался тем временем Лань Сичэнь.

Тот ответил ему мрачным взглядом.

– Я за Яо-гэ бежал! – заявил он воинственно. – И старался уберечь! Вы в это время вообще спали как бревно!

– А-Юй, тебя никто ни в чем не упрекает, – мягко вмешался Цзинь Гуанъяо. – И поверь, я очень тебе благодарен! Однако эргэ просто хочет узнать, не заметил ли ты в моем поведении еще хоть что-нибудь необычное?

Мо Сюаньюй задумчиво потер лоб.

– Не знаю… – протянул он растеряно. – Я так волновался, так беспокоился… Вот, походка у тебя была странной! Было такое впечатление, словно ты очень долго сидел, и теперь никак не можешь размять ноги. А еще…

Мо Сюаньюй помолчал немного, припоминая, а потом неуверенно добавил:

– Ты, когда на улицу вышел, руками вот так возле головы помахал. Потом замер, вроде как прислушался, а затем дальше пошел. Ну, а дальше там уже крыльцо было.

– Еще раз: как помахал руками? – переспросил Лань Сичэнь, вздрогнув всем телом и побледнев.

Мо Сюаньюй послушно изобразил, и Цзинь Гуанъяо почувствовал, как во рту у него пересохло.

– Это флейта… – потрясенно пробормотал он.

– Флейта? – нахмурился Мо Сюаньюй и кивнул в сторону Лань Сичэня. – Как у него?

– Дицзы… – покачав головой, непослушными губами произнес Лань Сичэнь. – А-Яо, ты не умеешь играть на дицзы.

Казалось, он отчаянно надеялся услышать опровержение, но Цзинь Гуанъяо порадовать его было нечем. Он действительно не умел играть ни на каких духовых инструментах.

Но был кое-кто, кто умел, и вполне виртуозно.

– Да причем тут флейта? – не выдержал их тяжелого молчания Мо Сюаньюй. – Что случилось с Яо-гэ?

– Это с нами со всеми случилось, – поежился уже совсем не от холода Цзинь Гуанъяо, а Лань Сичэнь, нахмурившись, добавил:

– Боюсь, молодой господин Мо, вы все же умудрились каким-то чудом призвать в свое тело одновременно с А-Яо еще и Старейшину Илина.

========== Глава 12 ==========

Догадки одна страшнее другой мелькали в голове Лань Сичэня. Со сном на сегодня совершенно точно было покончено, хотя до пяти еще оставалось время – а вот их собственное время, вполне возможно, уже поджимало.

Однако прежде, чем продолжить разговор, взгляд Лань Сичэня уткнулся в А-Яо. Мо Сюаньюй, отправляясь следить за братом, оделся и обулся. Сам Лань Сичэнь, перед тем как вылезти в окно, тоже натянул сапоги и накинул верхнее ханьфу. А-Яо же, вышедший из своей комнаты, не просыпаясь, стоял на земле босой и в одном исподнем. Сам он, похоже, не замечал этого, хотя по его худощавому телу то и дело пробегала дрожь.

– Давайте вернемся в дом и там все обсудим, – предложил Лань Сичэнь, скидывая с себя ханьфу и набрасывая его на плечи А-Яо.

Он взял названого брата под руку и повел обратно. Мо Сюаньюй тут же пристроился с другого бока, вцепившись во вторую руку А-Яо.

В комнате Лань Сичэнь усадил А-Яо на кровать и опустился рядом на колени. Усилием воли он прогнал из головы воспоминания, что совсем недавно он сидел в точно такой же позе – и чем это закончилось. Однако сейчас их было трое, а значит, все просто обязано было остаться в рамках благопристойности. Поэтому Лань Сичэнь ограничился тем, что взял оледеневшие ступни в свои ладони.

– Эргэ, зачем?.. – смутился А-Яо, попытавшись вырваться. Безуспешно: Лань Сичэнь держал его мягко, но крепко. – Они же грязные!

– Они замороженные, – возразил Лань Сичэнь. – Не хватало еще, чтобы ты простудился.

А-Яо явно собирался поспорить с этим заявлением, но тут вмешался Мо Сюаньюй, попытавшийся выдернуть одну ногу А-Яо из рук Лань Сичэня.

– Я тоже хочу заботиться о Яо-гэ! – заявил он в ответ на его удивленный взгляд. – Он мой братик! Настоящий, родной! В отличие от некоторых!..

Лань Сичэнь выразительно опустил взгляд на его ладони… и судорожно сглотнул. Он только сейчас осознал, что если бы он решился проделать все то же самое, когда А-Яо был в собственном теле, его ступни как раз бы поместились в ладонях Лань Сичэня. У тела Мо Сюаньюя ступни были длиннее. Узкие и изящные, с аккуратными пальцами, они выглядели утонченными и по-своему красивыми – но все же значительно превышали размером ступни А-Яо.

И, разумеется, они совершенно не помещались в ладонях его тела. Руки у А-Яо тоже были небольшими – даже, пожалуй, чуть меньше, чем у обычного мужчины его роста. Лань Сичэнь помнил каждый раз, когда касался этих тонких, обманчиво хрупких рук: кончики пальцев А-Яо едва достигали первой фаланги пальцев Лань Сичэня. Он знал, как сильны и умелы эти руки, но все равно его сердце каждый раз замирало, стоило им оказаться рядом.

– Молодой господин Мо… – начал было Лань Сичэнь, однако, встретившись с воинственным взглядом, вздохнул и произнес не то, что собирался изначально: – Давайте вы возьмете ноги А-Яо в свои ладони, а я уже ваши руки – в свои?

Мо Сюаньюй покосился на него с подозрением, однако с готовностью ухватился за ступни А-Яо. Тот сидел с порозовевшими щеками и, казалось, очень хотел подтянуть ноги под себя. Лань Сичэнь улыбнулся ему ободряюще и накрыл ладони Мо Сюаньюя своими, одновременно добавляя небольшой поток ци. Теплее сразу стало всем.

– Итак, Старейшина Илина, – явно изо все сил стараясь побороть смущение, первым вернулся к оставленной теме А-Яо.

– Вэй Усянь… – тут же нахмурился Лань Сичэнь. – Я бы очень хотел ошибиться, но опасаюсь, что ритуал все же был проведен правильно.

– Ну как же правильно, если мы с Яо-гэ поменялись местами? – возмутился Мо Сюаньюй. – Куда там Старейшина Илина мог поместиться?

Лань Сичэнь не знал ответа. А-Яо, скорее всего, тоже, поэтому оба они промолчали, что не помешало Мо Сюаньюю погрузиться в собственные размышления.

– Ну уж нетушки, я так не согласен! – бормотал он сердито. – Я же не просто так ему тело отдавал, а в оплату! Но этих ублюдков убила дурацкая рука, а ей я точно ничего дарить не собираюсь! Обойдется! У него свое тело есть!

– Еще и дагэ… – почти беззвучно простонал А-Яо. – И А-Су… Что ж все так одновременно-то?

Лань Сичэнь осторожно погладил его щиколотки – там, куда не доходили руки Мо Сюаньюя, – кончиками своих пальцев, и А-Яо судорожно вздохнул, уставившись на него широко распахнутыми глазами.

– Старейшина Илина, – повторил Лань Сичэнь с небольшим нажимом. – Давайте решать вопросы постепенно.

Он попросил Мо Сюаньюя еще раз максимально подробно поведать о проведенном ритуале. А-Яо, чья память была совершенной, начертил на листе бумаги магическое поле, в котором он очнулся. Лань Сичэнь, слушая рассказ и изучая чертеж, тревожно хмурился. Он помнил, как неохотно в свое время дядя давал ему доступ к запретным знаниям их семьи. Тогда еще совсем юный Сичэнь наивно спросил, зачем хранить всю эту мерзость, столь противоречащую и правилам, и самому духу их ордена. Лань Цижэнь на это ответил, что хуже знакомого зла может быть только зло, которое не удается распознать. Очень немногие способны ознакомиться с тьмой и не запятнать себя соблазнами, однако глава ордена просто обязан, невзирая на риски, быть готовым к встрече с подобным. Такую тяжесть следует брать на себя, не подвергая опасности рядовых адептов – и именно поэтому глава ордена должен особенно тщательно следить за своей собственной праведностью.

Праведность Лань Сичэню давалась без труда. Ни темные ритуалы, ни запретные мелодии не возбудили в нем ни малейшего интереса. Он ознакомился с ними, принял к сведению – и с радостью затолкал воспоминания о них в самый отдаленный уголок своего разума. Было ли дело в наследственности или в дядином воспитании, однако Лань Сичэнь ни разу за всю свою жизнь не испытал желания применить на практике хоть что-то из того, что узнал из собраний Запретной секции.

Но это не мешало ему помнить. Лань Сичэнь не обладал феноменальной памятью А-Яо, который запоминал, казалось, все, что видел и слышал хоть когда-либо, однако раз выученное им однажды уже не забывалось.

В Запретной секции не имелось описания конкретно этого ритуала пожертвования тела, и тем не менее по косвенным признакам Лань Сичэнь мог сделать вывод. По всему выходило, что Мо Сюаньюй провел ритуал правильно. Все ключевые требования были соблюдены, все мало-мальски важные детали оговорены. Магическое поле тоже было расчерчено верно, в строгом соответствии с ритуальными канонами.

Именно это в результате Лань Сичэнь и озвучил для А-Яо и Мо Сюаньюя. А-Яо слушал внимательно, впитывая новые для себя сведения как губка. Мо Сюаньюй нетерпеливо хмурился, при этом поглядывая на брата с гордостью.

– Вот видишь, Яо-гэ! – не выдержал он наконец. – Я способный!

– Да, А-Юй, ты очень способный, – обреченно подтвердил А-Яо и добавил совсем тихо: – К сожалению…

Помолчав немного, он спросил:

– Эргэ, но как тогда получился обмен? Раз ритуал был проведен правильно и сработал, как планировалось?

Лань Сичэнь покачал головой.

– Я не могу утверждать ничего однозначно, А-Яо, – произнес он медленно. – Я знаком с темой темных ритуалов лишь в теории. Однако могу сделать предположение.

Две пары глаз уставились на него с напряженным ожиданием, и Лань Сичэнь, старательно подбирая слова, продолжил:

– Когда речь идет о Светлом пути, то на первый план выходит сила заклинателя. Уровень развития его золотого ядра, уровень самосовершенствования… Но не сама личность заклинателя. Все, что может сделать один, другой, обладающий такой же силой, способен повторить.

– Что же касается Темного пути, – развивал свою мысль Лань Сичэнь, – здесь все становится гораздо запутаннее. Насколько я сумел понять данный вопрос, Темный путь вообще сложно назвать единым путем. Он, скорее, похож на множество узеньких тропинок, каждая из которых предназначена только для одного. При темных ритуалах не задействуется сила ядра, вся их суть завязана исключительно на личности самого заклинателя.

– То есть ты хочешь сказать, – подхватил его мысль А-Яо, – что один и тот же ритуал у разных темных заклинателей может получиться по-разному?

– И это тоже, – с готовностью кивнул Лань Сичэнь. – Но еще и то, что у темных заклинателей очень большую роль играют их характер, мысли и чувства. Пожалуй, Светлый путь можно сравнить с крепким мастерством, а Темный – с интуитивным искусством…

Едва сказав это, Лань Сичэнь смутился и опустил голову, уткнувшись лбом в колени А-Яо.

– Слышал бы меня сейчас дядя! – выпалил он со стоном…

И замер, осознав, что на его голову легли мягкие ладони.

– Я тебя понял, эргэ, – ласково произнес А-Яо. – К тому же ничто, произнесенное в этой комнате, не выйдет за ее пределы.

– Так что с обменом? – вмешался Мо Сюаньюй, стараясь придвинуться поближе. – Пока вы все только языками чешете, а ничего толком не понятно!

– О, но это… очевидно, – усилием воли заставляя себя вернуться к изначальной теме, сказал Лань Сичэнь. – Вы, молодой господин Мо, по всей видимости, отвлекались во время проведения ритуала. Это в принципе очень опасно, а уж при проведении ритуала подобной сложности…

– Ты имеешь в виду, – вновь продолжил за него А-Яо, – что А-Юй, призывая Старейшину Илина, думал обо мне, и тем самым подкорректировал ритуал?

– Да, – кивнул Лань Сичэнь. – Я так понимаю, ненависть, из-за которой все и было затеяно, у молодого господина Мо была достаточно сильна – иначе темные ритуалы просто не срабатывают… Однако не менее сильна была и его любовь к тебе. Два желания, мести и… эм… обладания, были равновелики, и потому осуществились оба. Но при этом оба – криво, ибо они вступили в противоречие друг с другом.

А-Яо в задумчивости прикусил губу, а затем едва заметно покачал головой.

– Я – живой, при живом теле и живой ци, – произнес он медленно, старательно подбирая слова. – Я – на данный момент – сильнее Вэй Усяня, лишенного даже малейшей связи с его телом, которое было разорвано на мельчайшие части, и более тринадцати лет проведшего в небытии. Поэтому сознание и управление достались мне.

– Скорее всего, это именно так, – согласился Лань Сичэнь. – Однако…

Он сглотнул и невольно придвинулся ближе. Ему ужасно не хотелось произносить этих слов, но замалчиванием проблему было не решить.

– Однако А-Юй пожертвовал тело именно Вэй Усяню, – А-Яо оказался более решительным. – И даже условие контракта было соблюдено. Ритуал был проведен по всем правилам и завершился успешно.

– Нет! – подскочил на своем месте Мо Сюаньюй. – Я не согласен!

Лань Сичэнь переглянулся с А-Яо.

– Я не знаю, есть ли возможность обернуть все вспять, – признался он. – Я никогда не слышал, чтобы у темных ритуалов предусматривался такой шанс. Темный путь – кровавый и жестокий, на нем не бывает не смертельных ошибок…

Лань Сичэнь пожалел о своих словах в тот же миг, когда Мо Сюаньюй нервно сглотнул, а пульс А-Яо словно бы замер под его рукой. Лань Сичэнь уже начал в панике искать, чем бы смягчить высказанное, когда дверь распахнулась и в комнату влетела госпожа Цзинь.

– Я решила… – начала было она, однако замерла, успев сделать всего пару шагов, и уставилась на них в задумчивости. Покачав головой, госпожа Цзинь произнесла: – Нет, я всегда подозревала что-то в этом роде, но чтобы втроем…

Лань Сичэнь только сейчас осознал, что они с Мо Сюаньюем по-прежнему сидят на полу и обнимают ноги А-Яо. Кончики его ушей стремительно заполыхали, однако Мо Сюаньюй, не испытавший, казалось, ни малейшего смущения, заявил насмешливо:

– А тебе что же, завидно?

– Было бы чему завидовать, – фыркнула госпожа Цзинь и сложила руки на груди.

– За-а-авидно! – довольно протянул Мо Сюаньюй. – Пусть ты теперь и наша сестренка, но у нас все занято, мест больше нет!

– А-Юй, пожалуйста!.. – осадил его А-Яо, поспешно выдергивая свои ноги из ослабевших объятий отвлекшихся поклонников. – А-Су, ты что-то хотела?

– Я хотела… – госпожа Цзинь чуть нахмурилась, словно увиденная сцена сбила ее с толку. – Я хотела сказать о своем решении. Я остаюсь с А-Суном.

– Но, А-Су… – растерянно произнес А-Яо. – Это невозможно!

– Ты опять хочешь разлучить меня с сыном, которого я только-только обрела? – обманчиво мягким голосом поинтересовалась госпожа Цзинь.

– Я не хочу вас разлучать, – возразил А-Яо, сумев наконец сползти с кровати, обогнув при этом своих замерших на полу братьев, и накинув на плечи верхнюю одежду. – Но ты все еще моя жена.

– Я, как выяснилось, твоя сестра, – фыркнула госпожа Цзинь.

Теперь они стояли друг напротив друга, и Лань Сичэня посетила мысль, что, несмотря на несходство черт, вот так очень явственно становилось заметно их родство. Пожалуй, в отличие от Мо Сюаньюя и Цзинь Цзысюаня, Цинь Су имела с А-Яо немало общего. Внешне маленькая и изящная, безукоризненно вежливая и утонченная, обманчиво хрупкая – она обладала стальной волей, даром умело управлять ситуацией и несгибаемым упрямством.

– Да, – А-Яо чуть склонил голову. – Однако для всех окружающих – моя жена. Что будут говорить люди, когда ты просто пропадешь из Башни Золотого Карпа? Как я должен объяснять всем, куда делась моя супруга? Что я скажу твоему отцу?

– Моему… – начала было госпожа Цзинь, но А-Яо решительно перебил ее.

– А-Су, Цинь Цанье – твой отец, – заявил он твердо. – Он растил тебя как родную дочь, он любил и любит тебя. Ты – его единственное дитя, тебе он отдал всю свою сердечную привязанность. Неужели это стоит меньше брошенного однажды семени?

Глаза госпожи Цзинь повлажнели, однако в них сверкнула ярость.

– Цзинь Гуанъяо, не вздумай играть со мною словами! – выпалила она, делая шаг навстречу ему. – Я получше тебя знаю, что было сделано для меня и моей матери, но как можно доверять мужчинам после всего, что вы вытворяете за нашими спинами?

– Не переноси свой гнев на невиновного, – не шелохнувшись, посоветовал А-Яо. – Твой отец не сделал ничего, что принесло бы тебе боль.

– Хорошо, – госпожа Цзинь прикрыла глаза, но стояла при этом твердо. – Однако мое решение неизменно. В Башне Золотого Карпа, здесь или где угодно еще – но я буду с моим сыном. Выбирай: либо мы забираем его с собой, либо я остаюсь здесь.

– Его нельзя забирать отсюда! – А-Яо даже вздрогнул, словно представив все последствия такого шага. – Ты же сама видела, как он реагирует на незнакомых людей, на шум, на все непривычное!

– Значит, я остаюсь здесь, – повторила госпожа Цзинь.

– И как прикажешь мне объяснять такой поступок с твоей стороны? – сузив глаза, поинтересовался А-Яо.

Однако госпожа Цзинь лишь пожала плечами.

– Придумай сам, – посоветовала она. – Ты умный, я верю, что ты справишься.

С этими словами она развернулась и вышла, а А-Яо остался стоять посреди комнаты, растерянно глядя ей вслед.

========== Глава 13 ==========

Цзинь Гуанъяо было не привыкать к ударам судьбы. Жизнь то и дело подкладывала ему свинью и подставляла подножку, а Цзинь Гуанъяо раз за разом преодолевал все преграды. Обходил, перелезал, подползал. Он любил жизнь, и даже если бы ему оторвали руки, он сумел бы зубами выгрызть себе право жить. И за место под солнцем он также всегда готов был бороться.

И все же последние годы заставили его расслабиться. Давно остались позади и борьба за внимание отца, и откровенное противостояние за право оставаться главой ордена. И уж тем более канули в далекое небытие военные годы и постоянная угроза для жизни. В последние несколько лет бытие Цзинь Гуанъяо было спокойным и размеренным, лишенным серьезных потрясений. Рядом с ним не осталось врагов, лишь несколько близких друзей и небольшая семья, а все, кто имел что-то против него, не обладали клыками, чтобы кусаться по-настоящему.

Так думал Цзинь Гуанъяо, рассчитывая провести еще несколько лет в блаженном спокойствии. Он не опасался даже, что Цзинь Лин вот-вот заявит о своих правах на пост главы ордена: непоседливый, мечтающий о подвигах и жадный до славы мальчик еще ох как не скоро должен был захотеть занять место в кабинете над стопками бесконечных документов. По прикидкам Цзинь Гуанъяо, лет десять-пятнадцать, а то и – почему бы и нет? – все двадцать у него в запасе имелось.

Однако по всему выходило, что где-то он ошибся. Какого-то врага он проглядел. Врага умного, изобретательного, неизменно оказывающегося на шаг впереди. Если раньше Цзинь Гуанъяо считал, что у него впереди еще много времени, то сейчас отчетливо понимал, что оно практически иссякает.

Несчастия, одно за другим обрушивающиеся на его голову, едва не вывели Цзинь Гуанъяо из привычного состояния равновесия. Он всегда гордился тем, что умеет держать лицо в самых невообразимых ситуациях, однако ему было уже не двадцать лет, а проблемы сыпались со всех сторон. Настолько разные, что казалось немыслимым связывать их друг с другом, они пришли одновременно, а Цзинь Гуанъяо не верил в подобные совпадения. Он едва не заработал нервный срыв, удержавшись на краю лишь чудом…

И имя у этого чуда было – Лань Сичэнь.

Лань Сичэнь, которому Цзинь Гуанъяо всегда опасался показать хотя бы краешек неидеального себя, лишь бы не отпугнуть, лишь бы не увидеть разочарования в этих добрых и ласковых глазах, – этот Лань Сичэнь раскрыл ему свое сердце, раз за разом принимая Цзинь Гуанъяо таким, каким тот был. Лань Сичэнь оказался еще лучше, чем Цзинь Гуанъяо о нем думал. Он умудрялся продолжать испытывать теплые чувства к человеку, который, казалось, нарушил все возможные правила его ордена – но при этом не потерял своей собственной чистоты. Для кого другого это стало бы невозможным, но только не для Лань Сичэня. Возможно, это был его природный дар: делать светлее и чище все, к чему он прикасался.

У Цзинь Гуанъяо тоже имелся природный дар. Это было умение думать, анализировать и управлять. Именно поэтому, усилием воли взяв себя в руки, он организовал небольшой совет в своих покоях.

Лань Сичэнь удивился, узнав, что Цзинь Гуанъяо хочет видеть на этом совещании Су Миншаня, и пришлось признаться:

– Эргэ, Миншань многое знает обо мне. Пожалуй, слишком многое. Если бы он захотел, то мог бы меня погубить, однако он по-своему честен и предан.

– Ты не думаешь… – тут же нахмурился Лань Сичэнь. – Что это он…

Он запнулся, едва заметно порозовев.

– Прости, – выпалил он смущенно. – Я не имею права высказывать подозрения. Ты доверяешь этому человеку…

– Доверяю, – задумчиво кивнул Цзинь Гуанъяо.

Слова Лань Сичэня взволновали его. Су Шэ действительно знал немало темных секретов Верховного Заклинателя. С того момента, как от Сюэ Яна пришлось избавиться, Цзинь Гуанъяо не раз прибегал к помощи Су Шэ. В последние годы, правда, от того ничего особенного не требовалось, напротив, это Цзинь Гуанъяо раз за разом оказывал поддержку ордену Молин Су, но знаний о старых грехах хватало.

Мог ли Су Шэ повернуться против своего благодетеля?

Конечно же, мог. Цзинь Гуанъяо воткнул меч в спину Вэнь Жоханя и довел до смерти собственного отца. Он не верил, что существуют неприкосновенные люди.

Кроме, разумеется, Лань Сичэня. Лань Сичэнь был неприкосновенен.

Скорее, вопрос следовало поставить по-другому: надо ли это было Су Шэ?

Цзинь Гуанъяо склонялся к мысли, что не надо. Орден Молин Су был небольшим и откровенно слабым. Цзинь Гуанъяо немало поддерживал как орден, так и его главу, выводя его на более выгодные позиции, нежели тот мог достичь самостоятельно. Никто, помимо Цзинь Гуанъяо, не будет продолжать помогать, и орден Молин Су скатится до позиции самого мелкого местечкового клана.

Правда, оставалась еще Цинь Су. Если она овдовеет, у Су Шэ появится шанс. Не то чтобы он выглядел человеком, который рискнет этот шанс использовать – но как знать? Быть может, не имея в соперниках Верховного Заклинателя, он и осмелеет.

Однако против подобного предположения имелся один весомый довод. Цзинь Гуанъяо считал, что неплохо разбирается в людях, и Су Шэ разглядел давно. Тот был человеком своих привязанностей, которые определял раз и навсегда. Если Су Шэ считал, что кто-то его обидел, – то обидчик заслуживал ненависти на всю оставшуюся жизнь. Если Су Шэ отдавал кому-то свою симпатию, то проявлял ее, несмотря ни на что. Су Шэ с благодарностью принимал помощь от Цзинь Гуанъяо, однако никогда не пытался переступить определенную черту. Он словно определил для себя их взаимное расположение и не собирался ничего менять. Верховный Заклинатель был для него примерно как Лань Сичэнь для самого Цзинь Гуанъяо – кроме разве что влюбленности.

– Доверяю, – уже тверже повторил Цзинь Гуанъяо. – Однако считаю, что наш разговор, помимо всего прочего, поможет убедиться. Если у Миншаня есть что-то против меня, он себя выдаст, даже если у него имеются задатки гениального актера. Но все же не думаю, что он играл какую-то роль во всей этой истории.

О том, что Су Шэ, возможно, придется в ней все-таки участвовать, Цзинь Гуанъяо пока умолчал.

Су Миншань несколько тушевался в присутствии Лань Сичэня, и Цзинь Гуанъяо первым делом постарался максимально разрядить обстановку. Впрочем, куда больше его стараний в этом деле помогло поведение Мо Сюаньюя: его непосредственность моментально сводила к нулю любой возможный пафос.

Цзинь Гуанъяо кратко ввел Су Миншаня в курс дела, а заодно еще раз проговорил для всех присутствующих, в том числе для себя самого, все детали. Картина вырисовывалась следующая:

Мо Сюаньюй решился провести ритуал и пожертвовать свое тело Старейшине Илина. Практически добившись успеха, он в последний момент умудрился обменяться телами с Цзинь Гуанъяо, чем спас жизнь себе, но поставил всех троих в сложное положение. С какой бы стороны ни поглядеть на это событие, по всему выходило, что решение Мо Сюаньюем было принято самостоятельно. Цзинь Гуанъяо еще раз, в присутствии Лань Сичэня и Су Миншаня попытался аккуратно расспросить своего брата, но тот продолжал стоять на своем.

Отложив пока этот вопрос, перешли к следующему: к телу покойного Не Минцзюэ. Су Шэ даже глазом не моргнул, узнав, что от того Цзинь Гуанъяо избавился лично, напротив, бросил уважительный взгляд. Впрочем, иного от него Цзинь Гуанъяо и не ожидал. Су Шэ приговорил Цзинь Цзысюня к пытке и последующей смерти от страшного проклятия и, пожалуй, проклял бы и Лань Ванцзи, если бы Цзинь Гуанъяо прямым текстом не попросил этого не делать. Жизнь и смерть Второго Нефрита Гусу Лань его совершенно не беспокоили, однако он не сомневался, что они весьма беспокоят Первого Нефрита. За спокойствие Лань Сичэня Цзинь Гуанъяо был способен удавить кого угодно, но с Су Миншанем он предпочел действовать подарками, благоволением и лестью. Смерть слишком быстра, а унизить Лань Ванцзи будет куда проще, став главой сильного и процветающего клана. Второй господин Лань так и останется «запасным», в то время как Су Миншань имеет все шансы возвыситься. Играя на этих честолюбивых планах, Цзинь Гуанъяо сумел выиграть жизнь и здоровье для брата Лань Сичэня.

А вот тому, что Не Минцзюэ умудрился восстать лютым мертвецом, Су Шэ удивился.

– Он точно поднялся сам? – спросил он, встревоженно хмурясь. – Потому что если это так… то всем заклинателям надо что-то делать с успокаивающими ритуалами.

Лань Сичэнь задумчиво кивнул.

– Глава Су прав, – произнес он медленно. – Я, признаться, об этом не подумал. Если дагэ поднялся сам, невзирая на ритуалы, то это значит, что они не имеют достаточной силы. Следовательно, каждый заклинатель рискует повторить его путь. А ведь чем сильнее заклинатель, тем сильнее будет лютый мертвец…

– Он просто был злой и вредный, – авторитетно заявил Мо Сюаньюй. – И очень хотел продолжать обижать Яо-гэ!

– Нет, молодой господин Мо, это не так работает, – возразил ему Су Шэ, хотя видно было, что ему неловко спорить с человеком, обладающим лицом Цзинь Гуанъяо. – Эти ритуалы проводятся в детстве, родителями. Никто не пожелает своему ребенку такого, и потому все соблюдается до мельчайших деталей. Могу предположить, что в ордене Не и вовсе должны с особым вниманием относиться к ритуалам, ведь дух их сабель сам по себе уже является огромным риском. Поэтому я все же предположу, что причина не может быть ни в силе заклинателя, ни в неправильном ритуале. Кто-то поднял тело Не Минцзюэ.

– Кто-то поднял… – эхом отозвался Цзинь Гуанъяо, тихонько постукивая пальцами по столу. – Кто-то, кто имеет доступ в семейный склеп. Кто-то достаточно талантливый, чтобы помочь подняться заклинателю. Кто-то настолько умный и ловкий, что сумел не стать его первой жертвой…

– Почему ты думаешь, что он не стал? – удивился Мо Сюаньюй. – Может, его бренные останки до сих пор валяются в склепе.

Он хихикнул, но Цзинь Гуанъяо было не до смеха.

– Не Хуайсан очень любил своего брата, – покачал он головой. – Он любит его и скорбит по нему до сих пор. Он часто навещает его могилу и совершенно точно заметил бы, если бы на ней лежали останки чьего-то тела.

– Ну так может, это он его и поднял? – легкомысленно хмыкнул Мо Сюаньюй, и Цзинь Гуанъяо устало вздохнул.

– А-Юй, пожалуйста, это не смешно, – произнес он, постаравшись придать голосу строгость. – Во-первых, Хуайсан слишком слабый заклинатель и… не самый умный человек. Во-вторых, даже если бы он умудрился поднять дагэ, тот разорвал бы его в тот же момент…

– Но они же братья! – возмущенно перебил его Мо Сюаньюй. – Вот я бы, если бы вдруг стал лютым мертвецом, ни за что бы на тебя не напал! На кого другого – пожалуйста, но только не на тебя!

– А в-третьих, – с мягкой настойчивостью продолжил Цзинь Гуанъяо, – все упирается именно в то, что они братья. Душа не может уйти на перерождение, пока ее тело бродит лютым мертвецом. Только злейшему врагу можно пожелать подобного посмертия, но не родному любимому брату!

– Значит, тот, кто поднял Не Минцзюэ, был его врагом? – задумчиво протянул Су Шэ. – Обречь на страдания того, кто уже умер, – это надо очень сильно ненавидеть…

О ненависти Су Миншань знал многое и, как Цзинь Гуанъяо считал, способен был оценить такой поступок. Однако…

– Не представляю, кто мог его настолько ненавидеть, – признался он, подумав. На него уставились три пары глаз, и Цзинь Гуанъяо, невольно поерзав на своем месте, воскликнул: – Даже я! Я вообще его не ненавидел! Он часто выводил меня из себя, пугал, держал в напряжении… Я был обижен тем, как он со мною обращался! Но… но ведь было и хорошее. Дагэ когда-то был добр ко мне, и я не забыл этого. Быть может, если бы не ярость, сжигающая его, и не мой отец, так желавший нашей ссоры, у нас рано или поздно бы все наладилось! И я… я хотел обезопасить себя, защитить – но не обречь дагэ на вечные муки! Напротив, я надеялся, что хотя бы в следующий раз он возродится кем-нибудь более спокойным и проживет новую жизнь счастливо…

Цзинь Гуанъяо почти не лукавил, и слезы на его глаза навернулись настоящие. Иногда – иногда – ему действительно не хватало того Не Минцзюэ, которого он узнал когда-то. Цзинь Гуанъяо было шестнадцать, когда в его жизни появился суровый великан, который одним движением руки открыл ему путь наверх, одним взглядом заткнул чужие грязные рты… ну, или хотя бы заставил их притихнуть. Цзинь Гуанъяо помнил и презрение, которым окатил его Не Минцзюэ, осознав, как сильно отличается от него юный протеже, и горькие слова, брошенные ему в лицо, и унизительный пинок, отправивший в очередной полет с лестницы… Но помнил он и человека – второго человека в своей жизни, – которому было не все равно. Таких людей у Цзинь Гуанъяо было очень немного, он мог пересчитать их по пальцам одной руки. Лишиться каждого из них было… больно.

– Да при чем тут враги этого урода? – разбивая повисшую было неловкую паузу, встрял Мо Сюаньюй. – По-моему, во всем замешаны враги Яо-гэ! Ведь именно к нему пришел лютый мертвец, а потом эта мертвецовая рука напала на мою деревню!

– Вот, кстати, тоже вопрос, – доселе молчавший Лань Сичэнь, казалось, обрадовался возможности хоть немного сменить тему. – Откуда взялась рука?

– Руку прятал я… – все еще хрипловатым голосом произнес Цзинь Гуанъяо. – Поэтому я бы лучше спросил, кто ее нашел, освободил и доставил к деревне Мо.

– Доставил? – переспросил Лань Сичэнь, и Цзинь Гуанъяо кивнул.

– Да, – подтвердил он. – Место упокоения было далековато от деревни Мо. Если бы рука дагэ каким-то образом освободилась сама и передвигалась в произвольном порядке, то мы бы наверняка услышали о ней раньше. Монстр подобной силы – о нем очень скоро прознали многие ордена и кланы.

– Тогда я склонен согласиться с молодым господином Мо, – в задумчивости кивнул Су Шэ. – Пусть он и настаивает, что провел ритуал по доброй воле, но появление столь темной и однозначно враждебной сущности одновременно с возвращением Старейшины Илина не может не быть подозрительным.

– Дополнительная жертва? – неуверенно пробормотал Мо Сюаньюй, почесав переносицу. – Но зачем? Ритуала было вполне достаточно… Яо-гэ, ты же сам видел, я все правильно сделал!