Текст книги "Равноценный обмен (СИ)"

Автор книги: Сын Дракона

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Ты знаешь, что это не так! – возмутился А-Яо. – А-Лин лишился родителей… А орден он все равно когда-нибудь унаследует по праву.

– А у А-Суна были только мы… – глаза Цинь Су наполнились слезами, и губы ее задрожали. – Мы должны были его защищать!

– Я защитил, – А-Яо вновь закрыл глаза, то ли окончательно растеряв все свои силы, то ли не желая видеть ее слез. – Так, как мог. А-Суну не было бы жизни в Башне Золотого Карпа. Даже если бы – если бы! – никто не заподозрил в нем плод кровосмешения, его ждали бы ежедневные насмешки и унижения. Того же А-Лина никто не щадит, хотя он вполне способен дать сдачи, а что было бы с А-Суном? Ты не могла бы держать его вечно подле своей юбки, и он бы познал всю силу людской злобы!

– Ты его не убил? – тихонько спросила Цинь Су, не отводя от него пристального, почти зачарованного взгляда.

А-Яо поколебался немного, собираясь с духом.

– Я не смог, – признался он. – Хотел – да. Потому что не верил, что у А-Суна может быть нормальное будущее. Думал, что так будет милосерднее…

Цинь Су издала протестующий вопль, и А-Яо вскинул на нее больной взгляд.

– Но я не смог! – повторил он. – Это и мой сын тоже. Я просто хотел, чтобы его жизнь, какой бы она ни была, прошла спокойно и беспечально.

– Где он? – Цинь Су наклонилась к нему, ее глаза сияли почти безумным блеском. – Куда ты спрятал моего ребенка?

– Он в безопасном месте, – продолжал удерживать последние бастионы А-Яо. – В тихом и безмятежном. Таком, где его никто не побеспокоит.

Лань Сичэнь внезапно обнаружил, что взгляд Цинь Су уперся в него. Он недоуменно сморгнул, не сразу поняв, отчего она смотрит на него с такой укоризной. Однако А-Яо, проследив за взглядом жены, покачал головой.

– Нет, А-Сун не в Облачных Глубинах, – заявил он. – А-Су, ты же понимаешь, что я не мог попросить эргэ о подобном… Кроме того Облачные Глубины отнюдь не являются таким уж уединенным местом. Там много учеников, и своих, и приглашенных, и время от времени собираются конференции. К тому же…

Он слегка замялся, но потом все же закончил с едва заметной горечью в голосе:

– К тому же у ордена Гусу Лань жесткие требования к адептам. У них не должно быть ни физических, ни умственных недостатков.

Лань Сичэнь потупил взор. Все, что сказал А-Яо, было правдой, однако от осознания, что тот не доверил бы ему своего сына – не счел бы даже возможным попытаться доверить – стало неожиданно больно. А-Яо с отчаянностью укрывал от своего названого брата все, что могло бросить на него тень, так боялся малейшего пятна на себе, что не мог поделиться даже своим горем.

– Где бы он ни был, я хочу видеть моего сына! – отрезала Цинь Су, которой не было никакого дела до душевных метаний Лань Сичэня. – И ты немедленно отведешь меня к нему!

Цинь Су недаром вот уже почти десять лет была хозяйкой в Башне Золотого Карпа. С тех пор, как она взяла заботу о внутренних делах на себя, А-Яо смог полностью сосредоточиться на работе и с орденом, и со всеобщими вопросами. В управленческих талантах Цинь Су не уступала мужу… точнее, брату.

Именно она занялась организацией предстоящего путешествия. Ее совершенно не волновало, какие еще у них могут быть дела: с тех пор, как Цинь Су узнала о сыне, ее не интересовало даже то, что мужа у нее теперь получилось как бы два, и оба – не совсем настоящие. Про восстановление тела Не Минцзюэ не рискнул заикнуться даже Лань Сичэнь, не то что А-Яо. Им обоим, а с ними заодно и Мо Сюаньюю, пришлось просто принять как данность, что все их планы откладываются до лучших времен.

Правда, А-Яо все же попытался предложить подождать хотя бы до Совета кланов, чтобы потом полностью сосредоточиться на поездке, однако Цинь Су наградила его таким взглядом, что А-Яо счел за лучшее умолкнуть и больше никогда не произносить при ней вслух ничего подобного.

Если бы у Цинь Су была такая возможность, она бы просто заставила А-Яо отвезти ее к сыну. Однако ситуация осложнялась тем, что в нынешних условиях А-Яо держаться на мече не мог. Сама Цинь Су достигла приличных результатов в самосовершенствовании и летала неплохо, но все же она никогда не путешествовала на дальние расстояния и уж тем более никогда не брала пассажиров.

– Мы возьмем паланкин, – заявила Цинь Су, когда А-Яо, смирившись с ее настойчивостью, осторожно указал ей на предстоящие сложности. – И долетим до Облачных Глубин.

У Лань Сичэня никто не спрашивал, согласен ли он принять у себя ланьлинскую «делегацию». Впрочем, протестовать он тоже не видел никаких резонов. Цинь Су была права: для всех визит Цзинь Гуанъяо в Облачные Глубины не станет ничем удивительным, а те, кто был в курсе «нездоровья», поймут как желание старшего названого брата помочь младшему, так и желание самой Цинь Су сопровождать мужа. Адепты, которым предстояло нести паланкин, наверняка не задержатся в Облачных Глубинах: Цзини неизменно там отчаянно скучали. Если А-Яо и приезжал в чьем-то сопровождении, то отпускал своих адептов развлекаться в Цайи.

Расчет был верным, и план разыгрался как по нотам. Единственной проблемой, как позже узнал Лань Сичэнь, стал Мо Сюаньюй, который всю дорогу норовил выглянуть из паланкина наружу, и А-Яо пришлось удерживать его силой.

В самих Облачных Глубинах все тоже сложилось как нельзя лучше: Ванцзи еще не вернулся, занятый курированием юных адептов, а все внимание дяди поглощал очередной поток приглашенных учеников. Сичэнь любил такие ситуации, когда объясняться надо было постфактум. Во-первых, до объяснения дело вообще могло не дойти – и это был наилучший вариант. Во-вторых, Сичэнь не сомневался в силе своей обезоруживающей улыбки, которая на подавляющее большинство людей действовала успокаивающе. И в-третьих, Лань Сичэнь с детства знал, что аргументированно доказать, что сделал что-то правильно, гораздо проще, чем заранее выпросить на это разрешение.

Например, дядя совершенно точно был бы не рад, если бы увидел, кто встречает их возле самых стен Облачных Глубин. Сам Лань Сичэнь достаточно спокойно отнесся к тому, что один из бывших учеников Гусу Лань организовал свой собственный орден. Ему было не слишком приятно, что многое в этом «новом ордене» было скопировано у Гусу Лань настолько, что доходило почти до нелепой пародии, но все же это не шло ни в какой сравнение с возмущением Лань Цижэня. Впрочем, дядю Лань Сичэнь тоже понимал: тот каждого неидеального ученика считал своим личным провалом, а Су Миншань по меркам Лань Цижэня идеальным считаться никак не мог.

Су Миншань радостно просиял при виде Мо Сюаньюя и поклонился ему так низко, словно не был главой пусть нового, но все же собственного ордена. Перед госпожой Цзинь он тоже склонился почтительно, выглядя при этом слегка растерянным. А-Яо достался удивленный взгляд, а Лань Сичэню – строго выверенный этикетом поклон.

Лань Сичэнь и сам не смог бы объяснить, откуда в его сердце взялась эта мелочная, недостойная благородного мужа радость, когда он отметил, что Су Миншань перепутал. Тот не догадался о подмене и был ошарашен, когда со знакомыми интонациями заговорил с ним «Мо Сюаньюй».

– Н-но… глава ордена Цзинь… – растерянно пробормотал Су Миншань, недоверчиво переводя взгляд с А-Яо на Мо Сюаньюя и обратно. – Как… как такое возможно?

– Мы и сами бьемся над разгадкой этого вопроса, – устало улыбнулся ему А-Яо. – Однако сейчас у нас возникла другая, более насущная проблема.

– Если я могу чем-то помочь… – тут же с готовностью кивнул Су Миншань, однако Цинь Су, не желая больше ждать, вмешалась в разговор:

– Мой муж сказал, что у вас наш ребенок. Это так?

Су Миншань встревоженно взглянул на А-Яо, и Лань Сичэнь ощутил, как сердце кольнуло некое неведомое ему ранее чувство. Столько в этом взгляде было доверия и неприкрытой готовности действовать во благо.

Однако А-Яо лишь легонько качнул головой.

– Скажи ей, Миншань, – велел он. – Она и так уже все знает…

– Да, госпожа Цзинь, – вновь почтительно поклонившись, подтвердил Су Миншань. – Он у нас в Молин Су.

Цинь Су шагнула к нему, и в ее взгляде полыхнула такая ярость, что Су Миншань невольно попятился от нее, глядя на ее гневное лицо широко распахнутыми глазами.

– А-Су! – поспешил вмешаться А-Яо. – Миншань действовал по моей просьбе! Он все эти годы заботился об А-Суне и желал ему только добра!

– Я хочу видеть моего сына! – решительно отчеканила Цинь Су, но все же остановилась.

Су Миншань вновь посмотрел на А-Яо, словно спрашивал у него совета. Тот лишь кивнул, и Су Миншань принял его выбор.

Орден Молин Су располагался совсем недалеко от Гусу Лань, и добраться туда не составляло труда. Лань Сичэнь ранее никогда не был здесь: орден был слишком маленьким, и ему не доводилось стать местом встречи заклинателей. Однако сейчас, поглядывая по сторонам, Лань Сичэнь мог убедиться, что даже в обстановке были почти полностью скопированы Облачные Глубины. Не хватало легкой туманной дымки, окутывающей горизонт – Молин Су находился не в горах, – да площадь была значительно меньше, но в архитектуре и в системе планировки все очень напоминало Лань Сичэню родной орден.

Из достоинств следовало отметить, что здесь было столь же тихо и спокойно, как и в Облачных Глубинах. Тренировочные площадки, несомненно, располагались в отдалении от большинства общих мест, и потому, идя по дорожкам, можно было слышать разве что пение птиц, но никак не крики и лязг мечей.

– Сюда, пожалуйста, – Су Миншань почтительно указал госпоже Цзинь путь. – Вот только…

Он в очередной раз покосился на А-Яо, словно прося у него совета или разрешения. Тот вздохнул и пояснил лично:

– А-Сун не любит посторонних…

– Я не посторонняя! – перебила его Цинь Су. – Я его мать!

– Да, но он не помнит этого, – терпеливо пояснил А-Яо. – Он не помнит также, что я – его отец, хотя меня он время от времени все же видит. А-Сун… вообще не очень хорошо запоминает людей.

– К сожалению, это так, – подтвердил Су Миншань и тут же торопливо добавил. – Это я к тому говорю, чтобы вы… не бросались к нему сразу. Он может… испугаться.

Госпожа Цзинь презрительно фыркнула, а Лань Сичэнь посмотрел на своего бывшего адепта с удивлением. Как могла маленькая хрупкая женщина напугать кого-либо?

По дороге они чуть не потеряли Мо Сюаньюя, который, заскучав и отстав от остальной компании, едва не свернул на другую дорожку, однако в конце концов достигли цели своего пути.

Это место выглядело как один из самых потаенных уголков Молин Су. Здесь царила поистине звенящая тишина, а цвета было всего три: зелень травы и кустарников, голубизна неба да белизна песчаных дорожек и небольшого аккуратного домика. На крыльце сидел маленький мальчик, а чуть поодаль пристроилась женщина средних лет, не сводившая с него глаз. Мальчик так сосредоточенно выкладывал на светлом, почти белесом дереве разноцветные камушки, что совершенно не заметил появления новых взрослых. Женщина привстала было им навстречу, однако Су Миншань махнул ей рукой, и она осталась на месте.

Они подошли ближе и остановились. Цинь Су попыталась сделать еще несколько шагов, однако А-Яо мягко перехватил ее за руку и что-то шепнул на ухо. Лань Сичэнь, почти против воли, внимательно присмотрелся к мальчику.

Лань Сичэнь знал, что А-Суну сейчас должен был идти одиннадцатый год, но ребенок на крыльце выглядел младше. Пожалуй, Лань Сичэнь не дал бы ему и восьми. Однако, тем не менее, сразу же бросалось в глаза, что это ребенок А-Яо. Черты лица имели поразительное сходство, такое, что у Лань Сичэня защемило в груди. Так вот, значит, как выглядел А-Яо в детстве? Такой маленький, такой невозможно хрупкий…

– А-Сун… – прошептала рядом госпожа Цзинь, прижимая свободную руку к губам. По щекам у нее потекли слезы. – А-Сун!..

Второй раз она пусть несколько приглушенно, но все же выкрикнула имя, и ребенок на крыльце вдруг бросил свое занятие и сжался, прикрывая уши. Су Миншань белой тенью скользнул к нему и, присев рядом, тихонько заговорил:

– Все в порядке, А-Сун, все хорошо. Никто не шумит. Все спокойно.

Мальчик посидел еще немного, прижимая ладони к голове, но потом все же неохотно опустил их. Он вновь потянулся к камушкам, однако Су Миншань, улучив момент, подхватил его на руки и поднял вверх. Он повернулся к остальным, но сделал по направлению к ним лишь пару шагов, оставаясь на расстоянии. Сейчас появилась возможность хорошенько рассмотреть лицо ребенка, столь однозначно выдающее родство.

Вот только, осознал Лань Сичэнь с ужасом, если большие круглые глаза А-Яо сияли умом, то точно такие же глаза А-Суна выглядели тусклыми и пустыми. Казалось, ребенка совершенно не заинтересовали новые лица, он словно бы даже не видел их. Его взгляд рассеянно скользил по деталям пейзажа, пока не уткнулся в одну точку.

– Попробуйте подойти, – почти беззвучно, едва ли не одними губами предложил Су Миншань госпоже Цзинь.

Та послушалась и сделала несколько шагов по направлению к ним. Мальчик вздрогнул и уставился на нее. Цинь Су вспыхнула от радости, однако Лань Сичэнь почти одновременно с этим осознал, что А-Сун смотрит не на ее лицо, а на то, как солнечные лучи играют на драгоценных камнях изящной шпильки, скрепляющей ее прическу.

Госпожа Цзинь остановилась совсем рядом с ними. Су Миншань сильно уступал в росте Лань Сичэню, однако был значительно выше А-Яо и уж тем более Цинь Су. Когда он держал А-Суна на руках, лицо мальчика находилось примерно на уровне ее головы. А-Сун протянул руку и ткнул пальцем в замысловатую подвеску на шпильке. Та покачалась, снова засверкав. Он толкнул ее еще раз, затем еще, казалось, полностью сосредоточившись на своем занятии.

Цинь Су не удержалась и, перехватив тонкую детскую ручку, поднесла ее к своим губам и поцеловала. Лицо А-Суна сморщилось, и он тут же постарался вырвать свою руку. Освободившись, он вновь потянулся к шпильке.

– Красиво! – произнес он вдруг. – Хочу! Дай!

Цинь Су, недолго думая, собралась было вынуть шпильку из прически, но Су Миншань с тревогой на лице воспротивился.

– Госпожа Цзинь, не надо! – взволнованно попросил он, все же не повышая голоса. – Не давайте ему ничего острого!

– Дай! – повторил А-Сун тем временем настойчивее. – Хочу! Дай!

– Пока вы делите шпильку, можно я поиграю в камушки? – вдруг раздался голос Мо Сюаньюя.

Опомнившись от завораживающего в своем безумии зрелища, Лань Сичэнь перевел взгляд на крыльцо, где уже расположился Мо Сюаньюй. Он успел разрушить созданное А-Суном построение, и теперь подбрасывал каждой рукой по камушку.

А-Сун издал воинственный вопль и, извернувшись в руках Су Миншаня, умудрился соскользнуть вниз. Бросившись к своим сокровищам, он с неожиданной силой оттолкнул Мо Сюаньюя подальше от них, а затем вцепился в его руки, пытаясь забрать зажатые в них камушки.

Окажись Лань Сичэнь на месте Мо Сюаньюя, он, несомненно, тут же отдал бы ребенку его игрушки. Однако Мо Сюаньюй, как Лань Сичэнь успел уже осознать, и сам недалеко ушел в своем развитии. Он вцепился в свою добычу, и верещали они с А-Суном вскоре на пару.

Су Миншань тяжело вздохнул и достал гуцинь. Его игра даже столько лет спустя не стала столь же искусной, как у адептов Гусу Лань, однако успокоительную мелодию он все же сыграл достаточно чисто. Ее вполне хватило для того, чтобы женщина, все время так и просидевшая в отдалении, забрала у притихшего Мо Сюаньюя камушки и вручила их обратно А-Суну. Тот тоже унялся, на лицо его вернулось спокойное и равнодушное выражение, и он вновь принялся складывать одному ему понятную картинку, словно бы моментально позабыв о надоедливых взрослых.

Су Миншань увел всех обратно и предложил гостям обед. Впрочем, должное ему сумел воздать только Мо Сюаньюй, с готовностью набрасывавшийся на любую еду. Лань Сичэню кусок не лез в горло, как и А-Яо, который сидел бледный и молчаливый. Су Миншань, то и дело краснея и заикаясь, рассказывал засыпавшей его вопросами Цинь Су о ее сыне. Глаза у госпожи Цзинь покраснели от то и дело проливающихся слез, однако слушала она внимательно.

Лань Сичэнь едва не упустил момент, когда А-Яо тихонько выскользнул из-за стола. Последовав за ним, Лань Сичэнь вскоре вышел на крытую галерею, огибающую дом. А-Яо стоял к нему спиной, судорожно сжимая руками перила.

– Ты думаешь, что я совсем дурной человек, эргэ? – спросил, не оборачиваясь, А-Яо. Походка Лань Сичэня была легкой и почти беззвучной, однако А-Яо слишком хорошо ее знал. – Я не могу любить своего сына… Я такой же, как и мой собственный отец!

– Нет! – Лань Сичэнь подался к нему и, не думая, положил руки на плечи. – А-Яо, как ты можешь сравнивать?

– Я избавился от него… убрал с глаз долой, – плечи А-Яо сжались под его ладонями. – Отдал чужим людям…

– Ты позаботился о нем, – уверенно произнес Лань Сичэнь. – Ты был прав: А-Суну не было бы жизни в Башне Золотого Карпа. Ты поступил так, как лучше для него. Ты не бросал его!

А-Яо покачал головой.

– Я так ненавижу… – прошептал вдруг он. – Я так ненавижу этого урода, который по прихоти судьбы стал моим отцом! Он наплодил больных ублюдков по всей стране, и мы буквально обречены наталкиваться друг на друга!

Лань Сичэнь коснулся губами макушки А-Яо, сдвигая ладони с плеч на грудь и прижимая худощавое, вздрагивающее от рваного дыхания тело поближе к себе.

– Если бы я мог, я бы с радостью убил бы его еще раз! – выпалил А-Яо, продолжая задыхаться. – Слышишь, эргэ? Я убил своего отца! Убил эту похотливую тварь, этого негодяя, который ни в грош не ставил мою мать, который признал меня только для того, чтобы унижать и поносить, который изнасиловал жену своего верного вассала, который самой жизнью своей допустил, чтобы я вступил в брак с единокровной сестрой и породил на свет ребенка, которому отказано даже в разуме!

Лань Сичэнь прижимал его к себе все сильнее и сильнее. Сердце А-Яо отчаянно колотилось об его руку, заходясь в немыслимом ритме. То, что говорил А-Яо, было невыносимо, но еще более невыносимым казалось то, что произошло.

– Я чудовище, эргэ, – на грани слышимости прошептал А-Яо. – Но я ни о чем не жалею, слышишь? Ни о чем! Только о том, что нельзя было убивать его снова и снова!

Умом Лань Сичэнь понимал, что ему следовало бы ужаснуться. Сыновняя почтительность – одна из высочайших добродетелей, и жалок тот человек, кто не питает уважения к предкам. Однако Цзинь Гуаншаня и правда было нелегко уважать, поэтому, если Лань Сичэнь чему и ужасался в данный момент, то только тому, сколько боли пришлось пережить, а затем скрывать в глубине души А-Яо.

========== Глава 11 ==========

В своей жизни Цзинь Гуанъяо больше всего ценил две вещи: свой разум и свою выдержку. Он мог любить или желать многое, но лишь на разум, данный ему от природы, и на выдержку, воспитанную в себе годами, он мог положиться однозначно, лишь они помогали ему продвигаться по жизни, то и дело норовящей вставить палки в колеса.

Цзинь Гуанъяо помнил, как однажды разум едва не изменил ему. В далеком детстве, когда он был еще совсем маленьким мальчиком, и не успел еще научиться ловко уходить от столкновений со сверстниками, его сильно поколотили. Не так страшны были многочисленные синяки и даже сломанная рука, сколько ушибленная голова. В память Цзинь Гуанъяо навечно врезался тот ужас, когда он осознал, что не может разобрать ни одного иероглифа. К тому времени он уже хорошо умел читать, однако после того удара долго еще не мог осознать содержание даже знакомых текстов. Мама не могла тогда сидеть с ним: ее ждала работа, даже более утомительная, чем обычно, ведь приходилось платить лекарю, – и маленький Мэн Яо лежал в одиночестве, дрожа от мысли, что он навечно останется идиотом, который совершенно точно не будет нужен отцу.

Голова зажила, способность читать вернулась, и даже феноменальная память никуда не делась. Однако остался и страх однажды их лишиться.

Выдержку же Цзинь Гуанъяо приходилось взращивать в себе тщательно. Повзрослев и познакомившись со своей семьей, он в полной мере осознал, что вполне мог бы вырасти похожим на надменного и вздорного Цзинь Цзысюаня. Суровая жизнь, вынуждавшая приспосабливаться ко всем, молчать, терпеть и выжидать, научила Цзинь Гуанъяо другому.

Однако сейчас, под влиянием навалившихся на него несчастий, сдерживаться не осталось уже никаких сил. Цзинь Гуанъяо было отнюдь не все равно, что подумает о нем Лань Сичэнь, однако Цзинь Гуанъяо в данный момент не управлял этим телом. В нем остался лишь тот, кто не отдавал себе отчета в своих действиях и готов был плакать, бежать или бить в зависимости от обстоятельств.

Краем сознания – тем, что еще хоть как-то воспринимал реальность, – Цзинь Гуанъяо понимал, что Лань Сичэнь должен был в нем окончательно разочароваться. Этим же краем он поражался, что тот по-прежнему продолжает сжимать его в объятиях, чуть потираясь носом о макушку.

– Он знал? – тихонько спросил Лань Сичэнь, и его теплое дыхание коснулось волос Цзинь Гуанъяо. – Твой отец знал о Цинь Су?

– Нет, – покачал головой Цзинь Гуанъяо. – Пожалуй, все-таки не знал. Возможно, он даже не помнил, что переспал с госпожой Цинь: как я понял с ее слов, это было лишь однажды. Эргэ, мне страшно подумать, сколько его сыновей и дочерей ходят по Поднебесной, даже не подозревая о своем родстве!

– У А-Суна… – Лань Сичэнь чуть запнулся, но все же рискнул задать вопрос. – Совсем нет никаких шансов?

Цзинь Гуанъяо устало вздохнул. Он сам думал об этом слишком часто.

– Вряд ли, – ответил он честно. – Мне удалось выяснить, что хорошо развитое золоте ядро смогло бы помочь в какой-то мере, но, к сожалению, А-Сун не способен сосредоточиться на медитациях. Какое-то подобие золотого ядра у него сформировалось, однако оно слабее, чем даже у А-Юя – так, одно название.

Он помедлил немного, а потом все же добавил:

– Миншань утверждает, что А-Суну нравятся звуки гуциня. Любой другой шум выводит его из себя, но такую музыку он слушает с удовольствием. Миншань пытается научить А-Суна играть, надеясь, что он сумеет хоть немного продвинуться в самосовершенствовании таким образом… Что-то у них даже получается.

Они помолчали немного вдвоем, погрузившись в звенящую тишину этого места, однако вскоре их уединение оказалось прервано.

– Вот вы где! – вылетел на галерею Мо Сюаньюй. – Я вас уже обыскался!

– Что, еда закончилась? – немного рассеянно спросил Цзинь Гуанъяо, и Мо Сюаньюй возмущенно фыркнул.

– И еда закончилась, и Мымра все там своими слезами залила! – выпалил он, поглядывая на чужие объятия с обидой. – И этот твой Су Миншань заикается как последний придурок! У него такой вид, словно он вот-вот в обморок хлопнется!

– Ему Цинь Су нравится, – равнодушно произнес Цзинь Гуанъяо. – Вот и переживает.

Лань Сичэнь замер за его спиной, а Мо Сюаньюй, ужом проскочив вперед, удивленно посмотрел в глаза.

– Серьезно? – переспросил он. – Мымра… нравится? Она же женщина!

Цзинь Гуанъяо не смог удержаться от короткого смешка.

– Видишь ли, А-Юй, – сказал он мягко, – большинству мужчин как раз женщины и нравятся. А Цинь Су еще и очень красивая, умная и вообще замечательная женщина.

Мо Сюаньюй выразительно скривился.

– Ну ты еще скажи, что она и тебе нравится! – фыркнул он.

– Нравится, – не стал спорить Цзинь Гуанъяо. – Иначе зачем бы я на ней женился?

Руки Лань Сичэня совершенно окаменели, и Цзинь Гуанъяо легонько качнул головой.

– Но тогда я был слишком юным, – признался он. – Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что полюбил Цинь Су как друга. Как человека, увидевшего во мне такого же человека, а не мальчика для битья или орудие. Как приятного собеседника и надежного товарища. Как… сестру.

Помолчав еще немного, он добавил:

– А вот несчастный Миншань, судя по всему, любит ее совсем по-другому. Однако он верный друг и питает ко мне глубокое уважение. Бедняга всегда опасался даже лишний раз увидеться с Цинь Су, лишь бы не нанести мне оскорбления.

– Так давай ему ее подарим! – Мо Сюаньюй, оживившись, даже подпрыгнул на месте.

На это Цзинь Гуанъяо даже отвечать не стал.

На ночь они остались в Молин Су.

Цинь Су удалось еще увидеться с А-Суном. Она посидела с ним за ужином и помогла уложить его спать. Снова плакала, но уже не горько, а как-то тихо и словно бы примирившись с чем-то.

– Тебе стоит вернуться домой, – мягко обратился к ней Цзинь Гуанъяо, перехватив ее перед отходом ко сну. – Ты же видишь, с ним все в порядке… насколько это возможно.

– Скажи, – не глядя на него, спросила Цинь Су, – ты ведь бываешь здесь?

Цзинь Гуанъяо поколебался немного, но все же ответил честно:

– Да. Каждый раз, когда я приезжаю в Облачные Глубины, я перед отлетом домой захожу сюда. Я…

Он хотел сказать, что ему раз за разом требовалось подтверждение, что он не ошибся, не допустил ужасной несправедливости по отношению к своему сыну – и не смог произнести этих слов.

– А я не видела, как он рос, – тихонько прошептала Цинь Су. – Его детство прошло без меня…

– Оно так и так прошло бы без тебя… – начал было утешать ее Цзинь Гуанъяо, но Цинь Су резко оборвала его.

– Нет! – выпалила она. – Я же видела! Он привязан к своей няньке и к главе Су! Я видела, как тот учит моего мальчика играть, видела их рядом! Почему рядом с ним чужой человек, а не я и не ты?

– Потому что тебя я обманул, а во мне слишком мало доброты, – сомкнув веки, произнес Цзинь Гуанъяо. – Такой ответ тебя устроит?

Его щеки коснулась теплая ладонь: как ни странно, не ударяя, а нежно поглаживая. Цзинь Гуанъяо распахнул глаза как раз вовремя, чтобы увидеть горькую усмешку, скользнувшую по губам жены.

Она ушла, а он еще долго смотрел ей вслед, пока на него не налетел Мо Сюаньюй, жалуясь, что им всем отвели разные комнаты, и этой ночью у них опять не выйдет попробовать заняться сексом на троих. Цзинь Гуанъяо поспешил заткнуть ему рот и уволочь в сторону предоставленных им покоев, пока столь специфическим времяпрепровождением не заинтересовались посторонние люди.

Практически оттащив Мо Сюаньюя в его комнату, Цзинь Гуанъяо взял с него обещание, что тот не будет лазить по чужим кроватям. В понятие «чужие» – это он уточнил отдельно – входили кровати Лань Сичэня и самого Цзинь Гуанъяо. Мо Сюаньюй обиженно надулся, так что пришлось постараться донести до него мысль, что они в гостях у приличных людей, а Цзинь Гуанъяо для всех прочих тут еще и с женой. На братца это особого впечатления не произвело, однако обещание он, пусть и крайне неохотно, все же дал.

В своих покоях Цзинь Гуанъяо обнаружил успокаивающий чай, а в воздухе уже витали любимые ароматы. Су Миншань действительно хорошо его знал и старался всячески угодить. Цзинь Гуанъяо редко оставался ночевать в Молин Су, стараясь не привлекать к этому месту лишнего внимания, однако сам Миншань, казалось, всегда радовался этим нечастым оказиям.

Несмотря на все пережитое сегодня днем напряжение, Цзинь Гуанъяо, налив себе чашечку чая, осознал, что с его души словно упала часть груза. Цинь Су восприняла все лучше, чем он мог надеяться, и Лань Сичэнь не отвернулся от него, узнав об еще одной грязной тайне.

Цзинь Гуанъяо запретил себе думать о том, что, возможно, в его жизни все не так уж и плохо, ибо после таких мыслей обычно и начиналось все самое худшее, однако спать он лег не в самом дурном расположении духа.

А проснулся, неожиданно для себя, посреди двора с Мо Сюаньюем, сидящем у него на груди и рыдающим в три ручья.

На востоке розовела тоненькая полоска, намекая на приближение утра, однако пока вокруг царила глухая ночь. Земля под спиной была твердой, и в легких спальных одеяниях лежать на ней было достаточно прохладно.

– А-Юй, – попросил Цзинь Гуанъяо, постаравшись придать своему голосу как можно больше спокойствия. – Слезь с меня, пожалуйста.

– Ты меня узнаешь? – похлопал Мо Сюаньюй ресницами. – Наконец-то узнаешь?

– Ну конечно, я тебя узнаю! – удивился Цзинь Гуанъяо. – Если ты только не успел еще с кем-нибудь телами поменяться…

– Не успел! – просиял Мо Сюаньюй и, подпрыгнув на нем, прижался уже всем телом. – Яо-гэ, миленький, я так перепугался!

Он не успел объяснить, что именно его испугало, ибо из ближайшего окна вдруг высунулся Лань Сичэнь и встревоженно спросил:

– А-Яо, у тебя все в порядке?

– Нет, – честно ответил Цзинь Гуанъяо. – Я почему-то лежу на земле вместо своей кровати, и на мне сидит А-Юй. Определенно, со мною не все в порядке.

Он запоздало подумал, что не стоило вот так сходу выдавать свои ощущения, однако его не отпускала мысль, что все происходящее – лишь сон. Ибо только во сне может приключиться подобная околесица.

Цзинь Гуанъяо убедился в своих предположениях, когда Лань Сичэнь, глава праведного ордена Гусу Лань, Первый Нефрит и просто преисполненный всяческих достоинств муж, по-мальчишески вылез во двор через окно. Подойдя, Лань Сичэнь немного поколебался, но все же сперва снял Мо Сюаньюя с груди Цзинь Гуанъяо и лишь после этого поинтересовался:

– Что у вас тут произошло?

Слушать пришлось Мо Сюаньюя, ибо сам Цзинь Гуанъяо помнил лишь, как лег в постель и провалился в сон.

Мо Сюаньюй рассказал, что он тоже заснул, а потом проснулся среди ночи в тревоге. Он с чего-то решил, что Яо-гэ без него очень одиноко, что он сидит в тоске и печали, не спит и очень страдает. Помня обещание «не лезть в чужие кровати», Мо Сюаньюй решил сперва заглянуть в окно. Может, Яо-гэ и не на кровати сидит, тогда к нему вполне можно будет присоединиться. Увиденное превзошло ожидания: Яо-гэ некоторое время бродил по комнате, после чего, случайно наткнувшись на дверь, вышел наружу.

Мо Сюаньюй забеспокоился. Он почти не сомневался, что справедливость взяла свое, и тело ведет Яо-гэ в его, Мо Сюаньюя, объятия. И поэтому следовало как можно скорее вернуться в свою комнату, чтобы не разочаровать любимого старшего брата. Еще, правда, оставалась небольшая возможность, что Яо-гэ направился к главе Лань – но тогда требовалось спешить еще сильнее, чтобы не позволить случиться страшной измене.

Однако Яо-гэ никуда не пошел, а просто вывалился наружу. Вывалился в буквальном смысле: с трудом вписавшись в дверной проем и едва не полетев с невысокого крыльца. В стремительном броске Мо Сюаньюй успел его перехватить, но вместе благодарности заполучил лишь рассеянный взгляд. Мо Сюаньюй звал брата, умолял ответить, но тот лишь смотрел куда-то сквозь него и, казалось, вовсе ничего не слышал.

Последние слова Мо Сюаньюй договаривал, уже вновь хлюпая носом и заливаясь слезами.

– Я так обрадовался, когда ты на меня по-нормальному посмотрел! – всхлипнул под конец Мо Сюаньюй. – Когда заговорил со мною!..

Цзинь Гуанъяо и Лань Сичэнь встревоженно переглянулись. Цзинь Гуанъяо отродясь не ходил во сне – по крайней мере, никто никогда не рассказывал ему о подобном. Мо Сюаньюй, насколько он знал, тоже всегда спал как убитый, так что дело не могло быть в его теле.