Текст книги "Принц и нищий (СИ)"
Автор книги: SmileGin
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
– Ты, вроде, не пил зеленый чай, – заметил Гокудера, наблюдая за ним.
– Мои вкусы изменились.
– Ты копируешь Хибари?
Мукуро рассмеялся.
– Вовсе нет. Просто… прочувствовал вкус.
Они замолкли. Им на самом деле не о чем было говорить, кроме как о Хибари или Тсуне, но эта тема была для них слишком болезненной, чтобы обсуждать ее сейчас.
– Как ты? – наконец спросил Мукуро. Гокудера удивленно на него посмотрел и неприязненно хмыкнул.
– Ты, наверное, слышал. На свободе недолго ходил. Но вот… недавно устроился на работу. Легально. Ну, знаешь… Ямамото меня нашел. Он же теперь важная птица, ресторан у него, все дела. Пытался заманить меня к себе работать, но сразу его послал к чертям. Итак постоянно торчит рядом, еще и на работе его терпеть, – его аж передернуло.
– Приятно видеть, что ты почти не изменился.
– Зато ты изменился, да? – Гокудера откинулся на спинку стула. – Посол доброй воли ООН, почетный донор крови, волонтер… ах, и благотворительный фонд. Много денег отмываешь через него?
– Представь себе – нисколько. У меня достаточно фирм, которые приносят мне доход.
– Жаль, Хибари этого не слышит. Он бы определенно обрадовался.
Мукуро схватил его за ворот, сдергивая со стула. Гокудера злобно смотрел на него, никак не отвечая.
– Ты все еще ждешь от меня извинений? – усмехнулся он.
– Я никогда их и не ждал. – Мукуро отпустил его и потер лоб. – Не одному тебе был дорог Хибари. Лишь поэтому я отказался от обвинения в суде. Никакие объяснения от тебя мне не нужны.
Гокудера сел и допил свой кофе.
– Ты не говоришь про Тсуну, – сказал ему Мукуро.
– Ничего не хочу о нем слышать! Если у Хибари не было шансов, то Тсуна пошел на это осознанно! – снова вышел из себя Хаято, стискивая кружку в руках. – Вот его-то… его я никогда не прощу.
В дверь снова постучались, но уже спокойно. Гокудера соскочил, но Мукуро успокоил его, объяснив, что это Дино.
Каваллоне вбежал в коридор и быстро захлопнул дверь. На нем была кепка, большие темные очки и несколько раз обмотанный вокруг шеи шарф.
– Бешеные фанатки меня чуть на лоскуты не порвали, – с облегчением выдохнул он, сдирая с себя маскировку. – Рад тебя видеть, Мукуро, – улыбнулся он и замер, увидев выходящего из кухни Гокудеру.
– Великие актеры пожа… – усмехнулся было тот, но Дино стиснул его в объятиях, оборвав на полуслове. – Дышать… нечем… тупой конь.
– Я никак не мог найти тебя. Ты постоянно находился либо в тюрьме, либо еще где-то, – виновато сказал Каваллоне, ероша его волосы. – Ты стал таким… эй, да ты же не изменился.
– А сам-то!..
Мукуро посмеялся. В этой помрачневшей квартире, в которой так и царило уныние, внезапно стало немного светлее.
– Я бухлишка принес, – поднял пакет Дино, в котором задребезжали бутылки. – Ямамото позовем? Я с ним виделся аж месяца три назад.
– Не-е-ет, – застонал Гокудера, а Дино уже набирал его номер телефона.
– Ой, – испугался он и положил трубку. – Ты не против, Мукуро? – беспокойно спросил он. – Ну, он же вроде как… знаешь.
– Звони, – кивнул Рокудо, глядя на часы. Уже пора бы домой.
Дино снова схватился за телефон.
– Придет, – радостно сообщил он. – Будем все в сборе. Ну, почти все… – Он запоздало огляделся и, вытащив из кармана куртки пачку стикеров и ручку, что-то быстро написал на бумажке и прилепил ее к зеркалу. – Вот так. Привычней как-то.
Мукуро глянул на запись: «Не уберете за собой – забью» и не смог сдержать улыбки. Ну да, Кея же всегда оставлял такие послания, когда намечались посиделки.
– Не смешно, – нахмурился Гокудера.
– Не будь занудой, – отмахнулся Дино и, скинув ботинки, прошел в спальню Хибари. – Даже ноутбук все еще на кровати валяется! – воскликнул он. – Черт, будто не прошло столько лет. Можно я включу? – и, не дожидаясь ответа, нажал на копку питания. – Ого, работает.
– Здесь все работает. Даже этот дряхлый телевизор, – сказал Мукуро. – Я хотел… оставить все как было.
– А все как было и не будет, – фыркнул Гокудера. – Главного «предмета», который следовало хранить-то, нет. Короче, я пошел.
– Эй, Гокудера, – позвал его Дино, вскакивая. – Ну же, мужик, мы только встретились.
– А теперь прощаемся, забавно, да?
– Сбегаешь, как Тсуна? – схватил Дино его за плечо, разворачивая к себе.
– Что ты сказал?! Я не покончил с собой, как какой-то…
– Но ты постоянно обвиняешь его в том, что он нас бросил, а сам делаешь то же самое! Ты тоже убегаешь. Хватит. Ты всегда бежал от проблем, с самой школы. Никогда чужую помощь не принимал, хотя сам же и пенял за это Хибари. – Дино смягчился, заметив на его лице выражение беспомощности и растерянности. – Мы же друзья и быть ими не перестали. Да, нас стало меньше, но мы все же вместе. Мы же думали иногда, что не успеем помочь Хибари, и ты же говорил, что мы должны поддерживать друг друга. И пусть… с нами нет еще и Тсуны, зато вот с нами Мукуро.
– Какая радость, – буркнул Гокудера, стряхивая его руки. – Я… не думаю, что смогу пережить это… сейчас.
– Я тоже не думаю, что смогу, – влез Мукуро. – Но ты единственный, кто застрял в прошлом. Ты хотя бы попытайся. Ради дружбы ты когда-то зашел очень далеко, так почему сейчас все так легко отбрасываешь?
– Теперь мне нотации читает человек, которого я не переношу, – вздохнул Гокудера. – Черт с вами, останусь. Дай-ка выпивки.
Дино, просияв, вытащил из пакета пару банок и бросил их друзьям. Мукуро уставился на этикетку.
– Популярные актеры сейчас так мало зарабатывают? – иронично хмыкнул он, вскрывая банку.
– Это же то пиво, которое мы пили всегда раньше, – оскорбился Каваллоне. – Стоило больших трудом найти его – производители почти банкроты.
– Да потому что дерьмовое оно, – поморщился Хаято, отхлебнув глоток.
С улицы просигналил автомобиль, и они подошли к окну, прекрасно зная, что это Ямамото: дом под снос – никого больше не может быть.
Такеши вышел из машины и помахал, а потом пикнул сигнализацией и побежал по лестнице. Видно было даже отсюда, что он отнюдь не бедствует, да и Мукуро слышал о нем довольно неплохие вести: свой ресторан, приносящий немало дохода, маленькая сеть быстрого питания. Деньги, которые они копили на лечение Хибари, не вылетели в трубу все же: Дино нанял менеджера и стал популярным актером, а Ямамото раскрутил бизнес, один только Хаято либо не тронул еще свою часть, либо пропустил их сквозь пальцы, пока гулял с сомнительной компанией и нарушал законы.
– Рад видеть, – обнял он Каваллоне, войдя в дверь. – Ты уже тут, Гокудера. И… – Он улыбнулся, увидев Мукуро. – Ты тоже здесь… Мурико.
Мукуро усмехнулся. Ямамото нерешительно замер, не зная, как поступить. Они расстались не на хорошей ноте – уж точно, но… раньше они ведь действительно могли называться друзьями.
– Давай, обними уже меня, – хмыкнул Мукуро, и Ямамото тут же обхватил его руками. – Ух, какой у тебя костюмчик. С какой старухой на этот раз переспал?
– Боюсь, что я уже неинтересен им, сам уже старый, – посмеялся Ямамото. – О, пиво, – обрадовался он и прищурился, разглядывая банку. – Ты же от него блевал, Дино.
– Не от него, а от количества! Я больше так много не пью, ха-ха, – потер шею Каваллоне. – Когда я испортил любимый плед Кеи, он меня так отделал, что я даже кодироваться хотел.
– А я ничего ему не портил, но когда уронил пепел с сигареты на стол, он меня едва с окна не выкинул, – проворчал Гокудера.
– А меня он бил… эй, меня он не бил! – изумился Ямамото.
– Потому что боялся тебе мозги последние выбить, вот почему, – пихнул его Гокудера плечом.
– Тсуна его всегда успокаивал, – сказал Дино, отпивая из банки. – «Хибари-сан, не надо!», и такая интонация… даже маньяк бы бить не стал.
– Я промолчу о том, сколько раз он бил меня, потому что подсчет займет слишком много времени, – покачал головой Мукуро.
– А помнишь, как он нас отделал, когда мы купили ему мороженое? – фыркнул Каваллоне.
Еще бы не помнить.
– Зачем мороженое делают в форме фаллоса? – жаловался Дино, когда они оба шли по улице и ели мороженое. – Мне его всегда так стыдно есть.
– Ну ты и заморачиваешься.
– Особенно когда оно тает и капает – вообще облизывать приходится! Это бесит.
– У кого что болит, конь. Найди уже себе мужика.
– Э, нет. Парень разбил мне сердце, так что с мужиками я завязал.
Мукуро смотрел на тающее мороженое в его руке и как он отчаянно пытается облизать его, и тут ему в голову пришла отличная мысль, которую он тут же озвучил Каваллоне. Стоит ли упоминать, что тот с огромным удовольствием согласился?
– Эй, Кея! Мы тебе фруктовый лед купили, – ввалились они в его комнату.
– Я не люблю сладкое, – лаконично ответил он, увлеченно играя в какую-то стрелялку.
– Еще как любишь! – возмутился Дино. – В школе ты постоянно отбирал у меня шоколад, который мне девчонки дарили!
Хибари хмыкнул и принял угощение. Мукуро сел напротив него, терпеливо ожидая, пока он снимет обертку. Дино примостился рядом.
– Он тает.
– Жарко на улице. Ты ешь-ешь, пока оно совсем не потекло.
Хибари с подозрением взглянул на них и облизал мороженое, которое уже капало на его пальцы. У Мукуро перехватило дух. Вот он обхватил его губами и скользнул вниз, всасывая. Дино рядом ощутимо напрягся.
А потом Хибари с хрустом откусил половину льда.
– Блять, – дернулся Каваллоне, несвойственно для него выругавшись. Мукуро скорчился, едва не вскрикнув. – Ты такой жестокий!
– Я ощутил эту адскую боль почти на физическом уровне, – простонал Мукуро, пока Кея угарал над ними, доедая мороженое. – Жестокий!
– Сопляки вы еще – на такое меня разводить, – презрительно хмыкнул он, вытирая руки об их одежду и хрустя кулаками. – Сейчас вас постигнет кара.
Да уж, побил он их тогда нехило.
– Я скучаю по ним, – сказал Гокудера внезапно. – По Хибари… и по Тсуне. Просто не могу смириться, что все закончилось так.
Ямамото пожал его плечо и шумно выдохнул.
– Может, съездим тогда на кладбище? Поздороваемся с ними, принесем цветов?
– Не думаю, что это хорошая идея, – покачал головой Мукуро. Этого он уже не сможет вытерпеть. На кладбище он был только на дважды: на похоронах Хибари и на похоронах Тсуны – и был рад этому.
– А я поеду, – решительно согласился Гокудера. – Хочу уже отпустить наконец.
Дино тоже согласился, и Мукуро, выпив еще пару банок пива, направился вместе с ними.
Они сели в машину Ямамото.
– Я ведь несильно пьян, от меня не пахнет? – спросил он, обдав Мукуро алкогольным смрадом.
– Будет не пахнуть, когда я одену противогаз.
И им пришлось сесть в такси.
– Слышал, у тебя семья, – сказал Ямамото, заметив, как Мукуро ставит телефон на беззвучный режим.
– Жена и две дочери. Кая и Цунаэ.
– Кая и Цунаэ… – усмехнулся Гокудера. – Символично.
Мукуро промолчал.
На кладбище их долго не пускал сторож, так что пришлось его банально подкупить.
– Ухоженные, – присвистнул Дино, присаживаясь на корточки перед могилами и укладывая свежие цветы.
– У меня договор с бюро, – кивнул Мукуро, чувствуя себя не в своей тарелке. С фотографий на могильных плитах на него смотрели лица дорогих ему людей, и это было еще то дерьмовое чувство.
Гокудера потер глаза. Он тоже здесь не был – вообще никогда.
– Я так виноват, – выдавил он из себя. – Не помог Тсуне, связался не с теми людьми… я просто хотел забыть, но не получилось…
– Ты еще можешь, – сказал Ямамото. – Я сохранил твою часть денег. Необязательно забывать, нужно просто смириться.
– Как я, – отозвался Дино.
– Как я, – одновременно с ним ответил Мукуро. – Пойдем. Уже светает. Я хочу увидеть… как сносят дом.
Обратно они ехали в полном молчании. Гокудера всю дорогу шмыгал носом и мрачно пялился в окно.
Мукуро глянул на часы. Придется дома серьезно объясняться.
Когда они подъехали, снос уже начался.
– Я думал, что мы успеем зайти еще раз, – растерянно произнес Ямамото, глядя на тяжелую технику. – Я хотел… убраться. Мы оставили банки и окурки… Хибари не любил, когда мы разводили бардак.
Мукуро посмотрел на него. Он что, серьезно? Дино улыбнулся и что-то сказал, но его голос заглушил грохот заработавших машин.
Гокудера расплакался и что-то закричал. Ямамото, стоявший к нему ближе всех, тоже крикнул, ему вторил Дино.
– …вас! – услышал Мукуро заглушенный голос Хаято. – Так сильно!..
Ямамото тер рукавом глаза, но, несмотря на это, улыбался так счастливо. Дино тоже стоял, улыбаясь и наблюдая за рушащимся домом. Он еще пытался кричать, но, по-видимому, сорвал уже голос.
Мукуро тоже хотел сказать. Многое хотел. О снах, что ему снятся, о своих изменившихся привычках, о сожалении и о том, что на самом деле не хочет ничего забывать.
– Я люблю… – сказал он и закусил губу. Гокудера рядом заливался слезами так, что он невольно заразился его настроением. Кричать не получалось.
– Вот и все, да? – через силу прохрипел Дино. – Не хочу больше на это смотреть.
Ямамото тоже отвернулся, уводя поникшего Гокудеру.
Мукуро достал телефон и снял его с беззвучного режима. Двадцать восемь пропущенных. Пора домой.
Он взглянул на руины, некогда бывшие местом, где он чувствовал себя счастливым, и улыбнулся, бросая ключи в ближайшую мусорку.
Его больше здесь ничего не держало.
Он не будет забывать, но не позволит прошлому отнять будущее. Горечи и сожалений больше нет – лишь легкая грусть и умиротворение. Жаль, что понадобилось так много времени, чтобы окончательно понять очевидное.
– Люблю тебя, придурок, – улыбнулся Мукуро, щуря глаза от восходящего солнца. – Всегда буду…
========== Жизнь ==========
Комментарий к Жизнь
Вот и мой обещанный альтернативный конец. Маленькая фантазия на тему того, как все могло бы быть, если бы Кея все-таки выжил. Разумеется, это все слишком утопично, и это именно что альтернативная концовка, но… просто захотелось написать что-то такое.
Приятного прочтения!
Рождество обещало быть не таким уж и трагическим, как представлялось месяцем ранее.
Хибари к этому времени должен был вернуться, и Мукуро ждал, что они справят праздник в особняке, где появится надежда, что отец наконец-то смирится с тем, что его сын не желает дарить ему наследников в ближайшие лет —дцать. Хотелось, чтобы отец признал их отношения и дал добро, хотя даже и без его одобрения для Мукуро ничего бы не изменилось. Просто так будет легче и приятней.
Вообще, для начала неплохо было бы, чтобы сперва Кея признал их сложные отношения, а то у них по-прежнему все очень туманно. Пусть Мукуро и не претендовал на руку, сердце и прочие субпродукты его организма, но как-то не особо улыбалось быть пятой скрипкой в нехилом списке любимых инструментов Хибари Кеи.
Любят ли они друг друга? А хрен его знает. Да, наверное. Мукуро об этом не задумывался, и уверен, что Кея тоже не особо заморачивался по этому поводу. Да и какая разница, пока им вместе вполне неплохо?
Но не только возвращение Кеи в Японию приподнимало валяющееся уже довольно долгое время у самого плинтуса настроение.
У Деймона внезапно появилось свободное время. Правда для этого ему приходилось отключать телефон или игнорировать бесконечные звонки, но и это уже можно было назвать большим прогрессом. Раньше он срывался на первый же вызов, чем неимоверно бесил Алауди и расстраивал Мукуро. Теперь все изменилось. Неизвестно на сколько, но все же. Они вместе, втроем, гуляли по городу, ели мороженое в минус пятнадцать, строили снеговиков и играли в снежки, наверстывая упущенное в детстве, а потом вваливались домой, промокшие и замерзшие, обсыхали на горе пледов у камина и порой прямо там же и засыпали, рискуя сгореть заживо от близости к открытому огню. Алауди даже усмирил свою язвительность, не колол словами, не распускал руки – в прямом и переносном смысле этого выражения, смеялся вместе с ними, отдыхал и наслаждался. И он даже согласился на предложение Деймона вместе нарядить елку к Рождеству, чем никогда прежде не занимался.
Впрочем, раньше в этом доме никто этим не занимался: для этого вызывались специальные люди во главе с дизайнером, которые и украшали к праздникам дом – елку в том числе.
И сейчас наверняка не только Мукуро испытывал неловкость и сожаление, что прежде они не собирались для таких вот теплых и ламповых мероприятий.
Деймон подавал игрушки и навешивал гирлянды, пока Мукуро балансировал на стремянке, нанизывая неудобные петельки на мягкие пушистые зеленые лапки, а Алауди стоял внизу: подразумевалось, что он будет подстраховывать, но на самом деле только делал хуже, трясся или толкая лестницу. То и дело Деймон шпынял его за это, а Мукуро, с трудом удерживая равновесие, тихо матерился себе под нос и пинался, напрашиваясь на взбучку.
Позолоченные пластиковые шишки переливались в зыбком свете, отбрасываемом пламенем из потрескивающего камина, терпко пахло свежестью и хвоей, и в глазах рябило от разноцветных огоньков разномастных гирлянд.
Наконец, когда с елкой было покончено, Алауди щедро осыпал ее искусственным снегом, а Деймон и Мукуро ликвидировали весь скопившийся мусор. После этого они отошли к дверям и замерли, откровенно любуясь на свою работу.
Деймон поднял с журнального столика новенький Полароид и запечатлел на фотоснимке ель, которую они несколько часов украшали гирляндами, сахарными ангелочками и старыми фотографиями. Получилось очень даже ничего – гораздо лучше, чем холодная красота, бездушно сделанная руками наемных работников. Так… по-домашнему. Уютно.
Мукуро с грустью вспомнил, что в последний раз елку он наряжал лет сто назад, вместе с отцом и матерью – настоящей – до того, как она заболела и умерла.
– Отнесем Тсуне, – вздохнул Деймон, тоскливо рассматривая проявившийся снимок. – Вряд ли в тюрьмах справляют Рождество.
– О, еще как справляют, – пренебрежительно фыркнул Алауди, предзнаменовывая бурю. – Двойная порция обеда, поздние подъем и отбой, время прогулки в общей зоне увеличивается, свидания даются даже тем, кому прежде запрещали… По-своему, но справляют. Мне кажется, это даже слишком щедро для таких отбросов общества.
– Подумай хорошенько, прежде чем продолжать эту тему, – резко ответил Деймон. Эта тема поднималась со дня судебного заседания каждый божий день и в итоге заканчивалась жуткими скандалами и порой даже драками. Мукуро, первое время активно принимающий участие в вакханалии, уже давно устал от бессмысленной ругани, обе стороны исчерпали все аргументы еще в первый день разборок, а сейчас просто все идет по кругу. – Он защищал свою семью.
– А мы кто? Просто так, какие-то левые ребятки? – холодно осведомился Алауди. – Снимите розовые очки и посмотрите объективно на его мелкую, гаденькую сущность. Он пробыл в этом доме очень долго, и все это время обманывал нас. Ты даже не знаешь, какой он настоящий.
– Я знаю, – вмешался Мукуро, устало вздохнув. Этих разговоров никак не избежать. – Тсуну унижали и били в детском доме старшие дети, а еще он видел и, возможно, подвергался с их стороны сексуальному насилию. Тут у любого шарики за ролики заедут. Хибари в его жизни стал… я не знаю, как ангел, что ли. – Тут он даже не кривил душой. Для Тсуны Кея и впрямь был едва ли не небожителем. – Из-за него его жизнь круто изменилась, он ему придавал сил. Тсуна любил тебя, пап, и ему не доставляло удовольствие претворять в жизнь план. – В памяти все всплывало заплаканное лицо Тсуны, когда пустили утку о смерти Деймона. -Тебя он тоже любил – уважал точно, меня – может быть. Просто Кею он любит больше. – Мукуро беспокойно взглянул на отца, прекрасно осознавая, как его ранят эти слова.
Деймон долго приходил в себя после судебного процесса. Дергал адвокатов, строчил жалобы и требовал пересмотра, несмотря на возмущение Алауди, который прощать и принимать Тсуну не хотел ни в какую. Кто-то откровенно посмеивался над желанием Деймона вытащить из тюрьмы собственного несостоявшегося убийцу, кто-то осуждал, но все, так или иначе, недоумевали. Только Мукуро, пожалуй, понимал его, потому что испытывал те же чувства: злость, растерянность, жалость, понимание, горечь. На самом деле, много какие эмоции вызывал Тсуна, но почему-то Мукуро никак не мог заставить себя его ненавидеть. Его и тех двух придурков, что составили ему компанию. Они хотели убить его, едва не убили отца, но…
Первую неделю было особенно больно. Он, даже можно сказать, их ненавидел, но сейчас, когда чувства более или менее пришли в норму, испытывал странную смесь из сожаления и желания вернуться в недалекое прошлое, когда они сидели в комнате Хибари и жрали чипсы, запивая дешевым алкоголем, а на стареньком ноутбуке на разные лады постанывали накачанные гомосеки. Как беззаботно, как весело было тогда! А ведь он все вздыхал о неустроенности своей жизни…
Маленькая квартирка в Намимори, где развернуться-то можно было с трудом, где балкон размером со спичечный коробок, стены словно сделаны из картона, а во дворе ошивался всякий сброд, казалась ему роднее, чем огромный особняк, стоимостью больше десяти миллионов йен. Он даже по работе скучал и бесхитростным девчонкам, неумело и стеснительно кокетничавшим с ним в клубе.
Кен вытаскивал его на вечеринки, в клубы, но желания там отираться больше не было. Нет, он рад был тем, кто выгораживал его, пока Сато распускал про него правдивые, но изложенные в отвратительном свете сплетни, но баловаться наркотиками ему уже совсем не хотелось, а без них дергаться на танцполе было не так уж и весело. Дни длились томительно, занятые ожиданием возвращения Хибари и попыткой выйти на связь с Тсуной, который упорно отказывался от всех свиданий. Деймон писал ему письма пачками, а получал в ответ один-два листка, заполненных самобичеванием, просьбами отказаться от него и вопросами про Хибари. Грустно было видеть отца таким разбитым. Отчасти, может, потому Алауди и злился на Тсуну. Он всегда слишком близко воспринимал все, что касалось Деймона, даже порывался уволиться и разбежаться после всего произошедшего, но общими усилиями его удалось уболтать. Он ведь, по сути, ни в чем не был виноват – по крайней мере, не настолько, чтобы корить себя за то, что случилось. Ни дня не проходило без его молчаливого самоуничижения – это отражалось в его глазах, движениях, голосе. Он не мог простить себе, что на эмоциях оставил Деймона одного, и тот едва не погиб; не мог понять, как не распознал угрозу в лице Тсуны, – и если бы Мукуро вовремя не скооперировался с отцом, то Алауди вполне мог бросить все и укатить в свою Францию, где его следы окончательно бы затерялись. А так, все заявления на увольнения отправлялись в топку или шредер, а Мукуро мотался за Алауди по пятам, опасаясь того, что он тупо по-английски сбежит.
Алауди недовольно засопел, и Деймон ободряюще потрепал его по плечу.
– Я не прошу тебя тот час же изменить свое мнение, просто… поразмысли на досуге о Тсуне. Начать с чистого листа никогда не поздно. Если бы Мукуро, не дай бог, оказался на месте Хибари, я бы сделал для него то же самое. И ты тоже.
– Нет.
– Матери, которые разбивают сердца детей, самые жестокие, – убитым голосом посетовал Мукуро и зевнул. – Ладно, оставляю вас наедине.
– Аллилуйя, – обрадовался Алауди и едва слышно охнул, когда Деймон невозмутимо и без лишних слов ударил его локтем в бок. Мукуро поспешил убраться куда подальше, пока не стал свидетелем брачных игр двух стариков. Нет, ему бы хотелось дожить до таких лет вместе с Кеей и сохранить такие же отношения, но представлять ему этого не особо хотелось – то еще отвратительное зрелище не для слабонервных.
Он закрылся в своей комнате и переоделся в пижаму.
Вот уже две недели, как он вернулся домой, но заново привыкать к огромной площади оказалось непросто, почти так же сложно, как и почти год назад он свыкался к десяти метрам своей маленькой комнатенки над магазином. Лестницы, длинные коридоры, темные углы и эхо в ванной комнате – словно в новинку.
Странно признавать, но квартирка Кеи в старом, стремном районе, заполненном странными людьми и хулиганами, казалось уютнее и роднее.
Удобно устроившись на кровати, чувствуя себя потерянным на слишком большой кровати, он открыл ноутбук и, сверившись по времени с Германией, позвонил Хибари.
Как же он скучал! Конечно, Кее об этом знать необязательно, но Мукуро бы многое отдал, лишь бы поскорее увидеть его высокомерную рожу и залезть к нему в штаны.
– Привет, полицейский, – доброжелательно поприветствовал он, увидев на экране сонное лицо Хибари. Где-то в верхнем углу экрана мерцал какой-то медицинский аппарат, к которому Кея был присоединен сеткой проводов и трубок. – Или лучше сказать: лежачий полицейский?
– Чего хотел, замухрышка? – весьма грубо поинтересовался Кея, широко зевнув. – Соскучился по мне?
– Целыми днями орошаю слезами подушку. Очень сильно скучаю. Но если быть честным, то лишь по некоторым частям твоего тела.
– Вау. По какой больше всего?
– Ммм… ты там один в палате? – на всякий случай спросил Мукуро, понимая, в какую сторону дует ветер. Кея, засранец, всегда выводит на такую ветвь разговора, о чем бы они ни болтали.
Хибари мотнул головой, стряхивая сон, и заинтересованно приподнялся на подушках, поправляя лежащий на коленях ноутбук.
– А что? Хочешь подрочить на меня, опутанного проводами? У тебя фетиш на лежачих больных?
– Вот по твоему грязному ротику я и соскучился, – восхитился Мукуро. Внизу живота даже сладко потянуло, едва он вспомнил минет в его исполнении, от которого и искры из глаз, и дрожь в коленях, и слюни до пола.
– У тебя такое лицо, будто ты уже кончил, – хрипло рассмеялся Кея и тихо шикнул сам на себя от неосторожного движения. – Кстати.
Он внезапно потянулся в сторону и взял в руки какую-то увесистую книгу. Мукуро попытался прочитать название, но наткнулся на немецкий язык, которого он, увы, не знал.
– Практическое пособие по БДСМ, – горделиво произнес Хибари, и Мукуро вздрогнул. Стоило быть настороже, учитывая тот факт, что Кея отличается своей злопамятностью и тем, что держит обещания. – Готовься, хохлатый. Зима близко.
– Как ты себя чувствуешь? – решил свернуть в другое русло Мукуро, пока не запахло жаренным. – Сексом заниматься можно будет?
– Шутишь, что ли? – хмыкнул Кея. – Даже если мне запретят, ты от меня так просто не отделаешься. Я уже нацелился на твою геморройную задницу.
– Черт. – Тема так и осталась прежней. Жаренным запахло куда раньше, чем он рассчитывал. – Тогда я просто пошутил. Тебе же все равно понравилось, не так ли?
– Я тебе так пошучу, ты только жди. Тебе тоже понравится.
Мукуро рассмеялся, и Кея по ту сторону экрана осторожно хохотнул и устало откинулся на подушки.
– Ладно, я позвонил, чтоб пожелать спокойной ночи, – тут же засуетился Мукуро, и Хибари нахмурил брови.
– Ты теперь тоже собрался меня опекать? Понимаешь теперь, почему я не хотел тебе рассказывать? Ты единственный не носился со мной как с тухлым яйцом.
– Ты бы лучше радовался моей заботе, придурок, а не нос воротил. Как только тебе поставят клеймо «Здоров», я тебя мигом с небес на землю спущу.
– Ну-ну, – усмехнулся Хибари и снова зевнул. Мукуро не сдержался и тоже потянулся. Вроде бы уже совсем скоро они наконец-то встретятся, а кажется, будто время вовсе остановилось. – Эй… Как там идиоты эти?
Ох, давненько он о них не спрашивал. После десятого «они не хотят говорить» как-то эта тема и не поднималась в разговорах.
– Все еще… нет связи с ними. Но я тебя уверяю, что с ними все в порядке. Мы с отцом подавали апелляцию – не раз, и это дало плоды. Будет пересмотр дела. Может быть, срок скосят им или даже условным отделаются. По крайней мере, они и сами что-то делают для своего освобождения. Усердно работают, ведут себя смирно – даже Гокудера. Вот только встретиться бы с ними еще, чтобы пинка дать, а то они сами не хотят прошения писать, Тсуна вообще такую речь об искуплении толкнул в последнем письме, что ему сразу же можно церковный сан дать.
– Я им сам пинка дам, когда вернусь. Такой пендаль получат, что вся дурь из башки выветрится, – пробубнил Хибари, поправляя удобнее ноутбук на затекших коленях. – Скорее бы вернуться, мне не нравится здесь… Я надеюсь, моя квартира еще не взлетела на воздух?
Мукуро чуть не расхохотался, прекрасно помня вчерашний вечер, который они с Дино провели в квартире Хибари, и какой разнос там устроили, будучи в состоянии жуткого алкогольного опьянения. Мукуро наконец-то накупил дорогих напитков, чтобы угостить бедолагу из бедного квартала, но в итоге они, распробовав совсем немного, сгоняли в ближайший супермаркет и накупили дешевого плебейского пива, которым упились до чертиков.
– Что-то не слышу ответа, заморыш.
– Все нормально. Там девственно чисто.
– Так же девственно, как образ, который создал твой отец относительно тебя? – съязвил Кея. – Лишился девственности он со мной, нежный цветок душистых прерий.
– Ты был у меня первым!
– Первым мужчиной – еще поверю.
– Первой люб… – Мукуро предусмотрительно прикусил язык, но Кея уже навострил уши.
– Что ты там вякнул?
– Ладно, закругляться пора, – широко зевнул Мукуро, чувствуя, как бешено бьется сердце в груди. – Ночь на дворе, тебе завтра на процедуры, мне – в университет, так что спокойной ночи.
– Стой, я не услышал…
Мукуро быстро захлопнул крышку ноутбука и откинул его в сторону. Черт… чуть не спалился.
Хотя, собственно, в чем палево? Кея не скрывает того, что у них отношения, стало быть, все по-прежнему. Тогда, в гостинице, он сказал, что стоит попробовать, а потом уже, после их первого секса отказал лишь потому, что смерть в спину дышала. Конечно, Кея «слегка» ветреный и вообще очень непредсказуемый, но это ведь не отменяет того факта, что в тяжелую минуту он попросил именно его, Мукуро, быть рядом? Стало быть, и он тоже… любит.
Мукуро нырнул под одеяло и закрыл глаза.
Вот уж никогда не думал, что станет жертвой самого непривлекательного ему чувства. Удел сентиментальных дураков и клинических идиотов коснулся и его. Дурачком он и впрямь стал, раз уж при одной только мысли о Кее у него заходится сердце как у старика, выпившего десять банок энергетика подряд.
– Мукуро! – затарабанил вдруг в дверь отец. – Ты же не спишь? Выходи!
Перепугавшись не на шутку, Мукуро в одно мгновение вылетел в коридор и оказался в самых, что ни на есть, смертельных объятиях. Алауди, закатив глаза, стоял у лестницы.
– Тсуна согласился на свидание! – радостно сообщил Деймон, отпуская задыхающегося сына. – Мне позвонили и сказали, что можем прийти хоть завтра.
– Это отличная новость! – даже не отдышавшись, вскинул руки Мукуро, и закружился в обнимку с отцом.
– Мда, вы и впрямь взрослые адекватные люди? – протянул Алауди, пресекая попытки затянуть себя в их «хоровод». – Ладно, Мукуро – психически неуравновешенный подросток, но ты-то?..
Деймон даже не взвился в ответ на такую грубость по отношению к сыну, настолько был счастлив – это видно было по его восторженным глазам и широкой улыбке. Алауди сам невольно заулыбался, наблюдая за его сияющим лицом, и Мукуро в порыве чувств обнял и его.
