сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
— Бедный мальчик всё время нёс какой-то бред про грязное семя, про то, как чем-то там навеки запачкалась чья-то вагина. В итоге я внушил Тургону, что будет справедливо по отношению к бедному мальчику предоставить ему чистое и неиспользованное лоно. Можешь сам у Тургона поспрашивать, если он ещё способен говорить членораздельно — мне неохота всё это повторять, я боюсь безвозвратно испачкать свой рассудок. Ты не знаешь самого интересного, — Саурон довольно улыбался, — Маэглин ожидает повторного появления на свет своего батюшки. Или матушки. Или обоих.
— Но ты же не можешь контролировать это, — покачал головой Гватрен. — Ты его обманываешь или это Маэглин окончательно спятил?
— И то, и другое, — ответил Саурон. — И третье: теоретически это всё-таки возможно, по крайней мере, относительно Эола. Его дух не ушёл в чертоги Мандоса, и мне удалось с ним побеседовать. Я не очень верю, что он захочет вернуться к жизни, тем более таким образом, но, повторюсь, это возможно.
— Зачем ты сейчас держишь Маэглина на службе? — спросил Гватрен. — Всё это выглядит безумно.
— Ну, в общем, да, — с неохотой ответил Гортаур. — И после сегодняшнего разговора он совсем перестал мне нравиться. Но он сейчас пытается стать ближе к… моему повелителю. Мне приходится быть осторожным. Поэтому не думай, что я поручаю тебе нечто менее важное, чем раньше.
Гватрен молчал; он несколько раз легко постучал кончиком посоха по полу и спросил:
— Почему сейчас? Ты смог заставить его забеременеть только теперь? Что с ним было до того?
Гортаур опёрся локтями о стол, тяжело наклонившись вперёд, к Гватрену. Его жёлтые глаза сейчас были тусклыми.
— Нет, я думаю, это случилось недели через три после штурма города. Опять же — он тебе расскажет, если захочет, времени будет ещё предостаточно.
Гортаур замолчал, и потом добавил:
— Гватрен, я тебе благодарен за то, что ты привёз её… С ней ничего не случится, обещаю.
— Ты много чего обещаешь, — сказал Гватрен.
— Например?
— Ты обещал мне: когда всё кончится. Разве со взятием Гондолина всё не кончилось?
— Формально нет, — ответил Гортаур, — но по сути, да: все крупные эльфийские королевства пали; Нарготронд, Дориат и Гондолин лежат в руинах; верховным королём стал юный Гил-Галад, которого от нас отделяет только пролив и сила Ульмо и Оссэ.
Гортаур подошёл к окну; в этот день настала мягкая, мокрая зима и на витых переплётах рам оседали крупные снежинки.
— Почему же ты не пришёл ко мне тогда, летом? — спросил Гортаур, не глядя на своего помощника. — Ведь это было так просто: сначала ты пришёл бы ко мне, потом мы пришли бы к нему и ты сказал бы… а что бы ты ему сказал? Ведь по сути, ты сам не знаешь, чего хочешь. Нет, не перебивай меня. Ты просто хочешь, чтобы всё стало как раньше. Но этого не может быть, Гватрен. Этого не могу сделать я, и Мелькор тоже не сможет. Тебе хочется думать, что все муки, которые ты перенёс здесь, были не напрасны, и что когда ты согласился работать на меня, ты что-то приобрёл. Я ведь с самого начала был честен с тобой. Ты знал, что приобретаешь.
Гватрен молчал. Гортаур коснулся белокурых волос унизанной кольцами рукой.
— Подумай, что ты ему скажешь, Гватрен, — повторил Гортаур.
— Где мне найти Маэглина? — спросил Гватрен.
— Его покои — на третьем этаже Серой башни. Самого Маэглина я отослал. Там ты можешь делать всё, что хочешь, и вести себя с Тургоном, как хочешь. Но ты не должен его бить или каким-то другим образом причинять боль и не должен пытаться устроить выкидыш.
— Ты серьёзно?
— Кто тебя знает, — ответил Гортаур. — Я уже понял, что ты способен на что угодно.
***
— Тебе ещё раз повезло, — сказал Натрон. — Саурон отрядил Гватрена присматривать за твоим королём.
— Это… ему… ему не будет хуже? — спросил Пенлод.
— Нет, не будет. Гватрен строгий, но не злой. Так что я выполнил твою просьбу и хочу, чтобы сегодня ты был поласковее.
Пенлод послушно лёг на постель. Потом он подумал, что должен раздеться, привстал и стал расстёгивать рубашку.
Натрон протянул руку и погладил его по мягким чёрным волосам.
— Ладно, сынок, я пошутил, мне ничего не надо, — сказал он.
========== Глава 6. Фанты ==========
— Я знаю: бедная девушка, любящая своего короля и признающаяся ему в этом, совершает оскорбление величества. Накажите меня за эту дерзость, презирайте за безрассудство, но никогда не говорите, никогда не думайте, что я посмеялась над вами, что я предала вас! Во мне течет кровь, верная королям, государь; и я люблю… люблю моего короля!..
— Послушайте, сударыня! Успокойтесь! Король вам верит, король вас прощает. Да очнитесь же! Вы можете очень сильно разволновать короля, сударыня; его величество чувствительны, у его величества ведь тоже есть сердце.
А. Дюма. Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя
После странного визита Гортаура Тургон забылся тяжёлым, мучительным сном. Сквозь сон он слышал голос Маэглина, который что-то говорил, но он не смог и не захотел проснуться — пока Маэглин его не трогал, можно было не обращать внимания на то, что он несёт. Он видел кошмары; один был особенно отвратительным — как будто бы его утонувшая жена вцепилась ему в плечи и тянула с собой под воду; он понимал, что это совсем не она, или она — мёртвая, что было то же самое; какое-то страшное, бледное, маленькое, старое лицо с почерневшими глазницами. Она что-то говорила ему — что он нужен ей, что ей нужны его силы, что она всегда спала с ним, даже когда её не стало…
— Вставай, — сказал высокий, хрипловатый голос на синдарине.
Тургон открыл глаза и увидел белокурого и хрупкого на вид эльфа с тяжёлой тростью в руках.
— Ты кто? — спросил Тургон.
— Можешь звать меня Гватрен. Меня прислал Гортаур. Я должен следить за тобой и заботиться о тебе, пока ты… в положении.
Тургону трудно было сначала отделить реальность от приснившегося ужаса. Незнакомый синда с белым личиком и детскими золотистыми локонами, казалось, был продолжением страшного сна.
— Не бойся меня, — сказал Гватрен. — Я не причиню тебе боли и не заставлю делать ничего, что могло бы тебе повредить. А теперь вставай.
— Зачем?
— Здесь грязно. — Гватрен с неприязнью оглядел комнату. — Здесь очень грязно. Нужно перестелить постель, — он показал на пачку белья, которую принёс с собой. — И ты должен помыться.
— Н-не надо… Я не…
— Вставай и пойдём со мной.
После жизни в Гондолине Маэглин привык к некоторому комфорту; поэтому по его настоянию в его покоях была устроена ванная с проточной водой. Там было тоже не особенно чисто, но всё-таки ею можно было воспользоваться. Своими маленькими, но сильными руками Гватрен даже не то чтобы помог ему забраться в ванну, но почти перенёс его туда.
— Послушай… Гватрен? — спросил Тургон. — Пожалуйста… можно… можно не снимать рубашку?
— Ну, ладно, на первый раз можешь не снимать, — со вздохом согласился тот. — Давай я тебе помогу.
Тургон вспомнил, что когда Натрон тогда лечил его руку, он заодно коротко обрезал ему волосы — они превратились в какой-то спутанный комок. Но сейчас волосы опять отросли; Гватрен старательно их разобрал и промыл; после ванны всё-таки заставил его переодеться в чистую рубашку и халат и перестелил постель.
— Ложись, больше не буду тебя мучить, — сказал Гватрен. — Ты есть хочешь?
— Не знаю… наверное. Можно мне лечь?..
— Конюшня, — повторил Гватрен слова Саурона, оглядев комнату. — Тогда я сначала уберусь.
Гватрен принялся убираться; в это время Тургон снова заснул, проснувшись на мгновение только когда Гватрен с каким-то печальным вздохом, почти всхлипом, выметал из-под постели огрызки яблок.
— Ешь давай, — Гватрен его разбудил. За это время он успел вымыть полы и протереть часть мебели, вымыть и убрать грязную посуду и выбросить не только огрызки яблок, но и многое другое, в том числе какие-то валявшиеся на полу предметы одежды и металлические заготовки, принадлежавшие Маэглину. Гватрен поставил перед Тургоном тарелку с тушёными овощами и мясом.
Тургон попробовал, и на глазах у него выступили слёзы.
— Ты что? — спросил Гватрен. — Слишком горячо?
— Нет… нет… просто это… это как…
Дальше он не смог говорить.
— Ох, ну конечно же, я ведь кормлю тебя, наконец, нормальной едой, а не гадостью, которую варят люди в грязных горшках, а у Маэглина, судя по всему, только такое и было. Почему отец не научил его готовить, не понимаю.
— Не умел, наверное, — сказал от двери Натрон.
— Привет ещё раз, — сказал Гватрен. — Это тебя я должен благодарить за это поручение? Заплёванные полы, огрызки под кроватью, грязные рубашки под столом и рыдающий беременный нолдо. Здравствуйте, очень приятно, будьте как дома!
— Слушай, правда, тебе, наверное, тяжело всё было это делать, — сказал с искренним сочувствием Натрон, подбирая упавшую на пол трость приятеля. — Почему бы не привести сюда слуг или рабов?
— Ты забыл, что у меня нет своих слуг, — пожал плечами Гватрен. — А Маэглин закатит скандал, если сюда привести ещё кого-то. Ты же видишь, что он никого сюда не пускал. Я, как видишь, мою полы несколько лучше, чем король Гондолина, но согласен, это не очень весело.
— Давай я пришлю тебе своего раба, — сказал Натрон. — Он сильный и крепкий, и, может быть, твоему королю будет приятно поболтать с бывшим гондолинским лордом.
— Он мне не король, — фыркнул Гватрен. — А кто он, твой слуга?
Тургон едва не уронил тарелку с остатками еды. У него потемнело в глазах; в его душе боролись отчаянное желание увидеть хоть на минуту хоть кого-то, кого он знал и любил — и стыд, сознание того, что увидев его в таком состоянии, близкие могут испытывать в лучшем случае — жалость, в худшем — разочарование и презрение.
— Пенлод его зовут, — ответил Натрон. — Он один из лордов двенадцати Домов Гондолина. Был.
— Хм, — ответил Гватрен. - Ну, если это твой личный слуга, думаю, можно.
— Хочешь, я тебе его передарю, чтобы не было никаких вопросов? — спросил Натрон.
— Нет, не надо. Ты же знаешь, что это то, чего я не могу принять. Я соглашался на что угодно, только не на то, чтобы покупать и продавать детей Илуватара. И потом, зачем ты мне его предлагаешь, если ты сам с ним развлекаешься?
— Да мне, в общем, уже надоело, — сказал Натрон.
— Ну ладно, приводи его, — махнул рукой Гватрен.
***
«Пенлод… — думал Тургон. — Пенлод… самый милый, самый безобидный, самый скромный и ответственный из всех… самый давний, добрый друг… что с ним сделали… неужели его, как и меня…»
Вспомнилось самое глупое, что он только мог в такой момент вспомнить: он, король, измученный, уставший и промокший после неудачной охоты, буквально падает на скамейку у ручья, и Пенлод стаскивает с него мокрые охотничьи сапоги и, несмотря на протесты, вытирает ему ноги своим плащом. Сразу становится тепло, и он мгновенно засыпает…
Тургон спрятал лицо в подушку, свежую, пахнувшую мылом и чистой тканью; Гватрен и её поменял.
— Ты хотел бы видеть здесь этого самого Пенлода? — спросил неожиданно Гватрен. — Или он тебе почему-либо неприятен?
Тургон молчал. Наконец, он спросил:
— Зачем это вам? Он… — бывший король замолчал.
— Я должен за тобой присматривать, но я не могу прислуживать тебе, тем более с утра до вечера: мне это действительно тяжело. Хорошо, если бы здесь был тот, кто к тебе расположен и не вызывает у тебя страха.
— Да… да, но… можно… можно мне его не видеть? — спросил Тургон. — То есть… я не хочу, чтобы он видел меня. Чтобы я мог с ним поговорить… из-за двери… чтобы он не входил сюда. Я не могу ему показываться… не хочу. Пожалуйста.
— Можно.
***
Тургон не мог поверить, что снова встретится с ним, пока не услышал голос Пенлода из-за двери.
— Тургон?.. Это я, — Пенлод обнаружил, что не может выговорить собственного имени. — Ты меня слышишь?
— Да…
— Как ты? — спросил Пенлод.
— Я… я сегодня… ничего. Как обычно, — тихо ответил Тургон. — Спасибо.
— Тебе нужно одеть что-нибудь потеплее, нельзя ходить в такой рваной рубашке, — сказал Пенлод. — У тебя есть? Если надо, я сшить могу…
— Ты видел…? — У Тургона внутри всё болезненно сжалось. — Ты меня видел?..
— Натрон показал мне, я… мне пришлось смотреть. Если ты не хочешь, я не буду больше смотреть на тебя, обещаю.
Тургона стало мутить; он весь согнулся, и его вырвало на пол; он невольно почувствовал слёзы у себя на глазах. Звуки рвоты нельзя было не услышать. Больше всего он хотел, чтобы Пенлод сейчас ушёл, или скорее — чтобы он ушёл несколько минут назад.
Гватрен вошёл в покои Магэлина, пройдя мимо Пенлода, посмотрел на Тургона и сказал:
— Ну что? Пусть он уберёт, или что будем делать?
Тургон не мог говорить, — только молча, беспомощно кивнул.
— Убери это, — крикнул Гватрен Пенлоду.
— Я не смотрю, — тихо сказал Пенлод.
Тургон не мог не смотреть, — он видел его затылок, свёрнутые в узел волосы, шею и плечи в вырезе широкого ворота рубашки. Он с мучительным чувством искал на его теле следы насилия и дурного обращения, но увидел только ошейник и знакомый, старый шрам на ключице.
— Ты вроде предлагал сшить ему новую одежду; ты умеешь? — спросил Гватрен.
— Я немного умею шить, — ответил Пенлод, — но вряд ли смогу раскроить.
— Ничего, этим займётся Натрон, пусть снимет с него мерку.
***
Натрон действительно сделал несколько выкроек рубашек и халатов, и Пенлода посадили их шить; в перерывах ему приходилось мыть пол и стирать бельё. Тургон разговаривал с ним мало; он был благодарен ему за заботу, но каждый раз, надевая рубашку, специально скроенную для того, чтобы облегать его искажённое тело, он мучился и злился — в том числе и на Пенлода за то, что эта вещь вышла из его рук.
Пенлод изо всех сил старался не смотреть на Тургона; лишь несколько раз, мимоходом, случайно его взгляд падал на постель, в основном тогда, когда король спал, и он видел его лицо — сонное, бледное, непривычно робкое и растерянное.
Так прошла неделя или больше.
***
Пенлод в очередной раз вымыл пол и посуду; в это время Гватрен перестелил постель. Гватрен поглядел в окно, прищурившись, и сказал:
— Мне надо выйти. Ведите себя хорошо, — он улыбнулся Пенлоду и бросил на Тургона странный взгляд своих стеклянных глаз.
Пенлод сел шить рубашку для Тургона рядом с его постелью; он по-прежнему старался не смотреть на короля, хотя конечно, хоть мельком, но видел его, и Тургон об этом знал. Тургон накрылся с головой одеялом, и ему были видны только тонкие пальцы Пенлода, ловко управлявшиеся с иголкой и перекладывавшие ткань. Пенлод закончил шов, наклонился, чтобы перекусить нитку и они увидели друг друга лицом к лицу.
— Прости, — он отвёл глаза и уставился в шитьё.
— Но ты же всё равно меня видел — смотри, — Тургон откинул одеяло.
— Если тебе неприятно — я не буду, — повторил в очередной раз Пенлод.
— Сюда что, всех водят на такое смотреть? — продолжил Тургон. — Скажи.
— Нет… не всех. Я же тебе говорил, это Натрон привёл меня сюда.
— Ты просил? — Тургон сам не мог понять, отчего у него так сжалось сердце. — Ты хотел меня видеть?
— Нет… Он хотел меня испугать, мол, вот что бывает… Я даже не знал, что ты жив. Я всё это время горевал по тебе… очень сильно, правда… — Пенлод замолк.
Тургона совсем не утешило то, что Пенлод по нему горевал: он подумал, что Пенлод горевал по своему королю, а не по тому, во что он сейчас превратился.
— И чего он от тебя хотел? — спросил Тургон.
— Хотел, чтобы… чтобы я лёг с ним. По доброй воле.
Пенлоду страшно хотелось посмотреть на Тургона, но сейчас он мог только краем глаза видеть его слегка опухшие руки.
— Неужели? Меня вот никто не спрашивал.
Пенлод почувствовал, что ему трудно дышать. Пальцы перестали слушаться; он слегка оцарапал иглой ладонь. Он сказал, совсем невпопад, совсем не то, — да и что можно было сказать «то»?
— Тебе сразу сказали, зачем ты им нужен? Как ты вообще… — голос Пенлода потух; он хотел спросить «как ты остался в живых» или «как тебя захватили в плен», но осёкся. Он подумал, что надо попытаться заговорить о чём-нибудь другом, но Тургон заговорил:
— Не сразу… Первые дни… недели… там какие-то… какие-то… просто брали меня насильно… Много раз. Я перестал считать. Потом Саурон отобрал меня у них и привёл к Маэглину… и потом он…
Тургон хотел сказать что-то ещё, но тут Пенлод не выдержал: он поднялся и молча выбежал из комнаты.
***
Он бежал куда-то, не разбирая дороги по лестницам, коридорам, натыкаясь какие-то фигуры — наверное, людей, эльфов, орков — он не видел; наконец, его схватили у какой-то большой двери, ударили, сбили на пол, ещё раз ударили.
— Ты куда бежишь, дрянь? Бежать вздумал? Ты чей?
