сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
На пороге стояли две девушки, одетые в скромные длинные чёрные платья. Обе были очень хороши собой даже по эльфийским меркам: одна высокая, синеглазая, с чёрными, как у Пенлода и Тургона, волосами до плеч; голова её была обвязана кожаным ремешком. Другая была чуть пониже, с тёмно-каштановыми волнистыми локонами, заплетёнными в две огромные толстые косы. Черноволосая девушка носила алые гранатовые бусы, девушка с косами — бирюзовые.
— Проходите! Это и есть твой король? — спросила черноволосая эльфийка. — Натрон написал нам, но я ничего не поняла. Хотя я плохо знаю руны. Но вы ведь нам всё расскажете, правда?
Двор вокруг маленького дома был окружён высоким забором, который по большей части состоял не из досок, а из вросших друг в друга деревьев. Здесь было темновато, но Тургон почувствовал себя в безопасности. Их провели через дом, и вывели через заднюю дверь; здесь через небольшую галерею под навесом они прошли в другой домик, уже совсем крошечный.
— Постель одна, — хихикнула девушка у них за спиной (они не разобрали, какая), - но, надеюсь, вы поместитесь.
Ростом Натрон был почти с Тургона, и на кровати они оба должны были поместиться, хотя она и была чуть узковата. Оглядев комнату, Тургон догадался: здесь жил Натрон, хотя, видимо, и очень давно. Покрывало на постели было украшено характерной для него узорчатой вышивкой; на стенах висели несколько других. Один вышитый гобелен особенно привлёк внимание Тургона: в отличие от других работ Натрона, это было не переплетение узоров, а целая картина. Она изображала домик в лесу на берегу тёмного озера. Дом выглядел заброшенным: дверь покосилась, в воде гнила полузатопленная лодка, окно было чёрным и пустым. В вечернем небе над сплетением кружевных чёрных ветвей горел перламутром тонкий убывающий месяц. От всей картины веяло небывалой грустью; лёгкие серебряные нити переливались в небе и над водой — на картине шёл дождь, и всё, казалось, плакало вместе с кем-то, кого было не видно.
— Натрон дал мне с собой вещей для тебя… ну и для меня, — сказал Пенлод, указав на узелок на кровати. — Если хочешь, переоденься.
— Здесь очень холодно, — отозвался Тургон. Ему совсем не хотелось снимать тёплую дорожную одежду.
Пенлод сел рядом с ним и стал страстно целовать его руки.
— Я… я так тосковал по тебе… эти несколько дней… ты со мной… ты со мной! — Тургон сделал движение, чтобы выдернуть у него руку, но Пенлод не заметил этого, — он обхватил его шею и попытался поцеловать, и только тут понял, что Тургон не хочет этого, заметил, как жестки и напряжены его руки и тело.
Пенлод отстранился и отвернулся. Он подумал, что всё оказалось слишком хорошо, что он был слишком счастлив.
— Я… я всё понимаю, — сказал он. — Я понимаю. Я больше не буду.
— Что ты понимаешь? — ответил Тургон.
— Я… — Пенлоду хотелось сказать, — «ты меня совсем не любишь; я просто нужен был тебе для утешения», но как можно было сейчас ранить Тургона упрёками и грубостью? — Я буду просто твоим другом, как раньше. Буду для тебя всем, чем хочешь.
— Я не знаю. Просто не знаю, Пенлод. Прости меня. Я смог прийти в твои объятия там… поскольку я был в отчаянии, и я действительно тебя тоже люблю. Сейчас… Мне трудно сразу придти в себя.
Ему было трудно понять, что он испытывает сейчас; наверное, главным было то, что ветер, дождь, запах земли вернули его совсем не к мыслям о свободе, а к первым жутким неделям после плена, к боли и унижениям, которые ему пришлось пережить до того, как он попал в руки Саурона и Маэглина. Тургон подумал, что нужно время, чтобы эта беспомощность и страх прошли.
К беспомощности он успел привыкнуть. Это было плохо.
Тургон поцеловал Пенлода в лоб и сказал:
— Просто… не сейчас, хорошо?
— Да, конечно…
Пенлод продолжил распаковывать вещи.
— Здесь, кажется, есть печка, я затоплю её, а когда мы поедим, здесь уже будет теплее, — сказал он Тургону.
***
— Я Элринг, можно просто Эла, — сказала девушка с волнистыми косами. — А это Найнет.
— Меня обычно зовут Нан, — отозвалась строгая черноволосая красавица, ставя перед ними глиняные тарелки с мясом и чем-то вроде каши. - Вот, правда, немного; если кто-то из вас поможет, то к обеду сделаем побольше.
Тургон поблагодарил женщин и стал чинно есть кашу деревянной ложкой; Пенлод про себя удивлялся, как он может есть так тихо и медленно: он сам готов был целиком проглотить тарелку. Он заговорил с хозяйками, надеясь растянуть завтрак. Кроме того, ему всё-таки было любопытно, какое отношение имеют они к Натрону.
— Натрон раньше жил в этом доме, да? — спросил он.
— Да, он здесь долго у нас жил, больше двадцати лет, — вздохнула Нан. — Но это было уже очень давно. Тот домик теперь совсем старый.
— Вы его сестра? — спросил Пенлод.
Нан ничего не ответила, уставившись в свою тарелку. Эла взглянула на Тургона со странным любопытством и даже как будто с удивлением, как будто хотела что-то спросить у него, потом тоже отвела взгляд.
— Не совсем, — наконец, сказала Нан. — Не то, чтобы я его сестра. То есть, вроде как мы… мы родились вместе, но я…
— Но ведь если вы родились вместе — это значит, что ты его сестра? — недоуменно переспросил Тургон.
— Мы… мы пробудились вместе. Мы пробудились у озера Куивиэнен рядом, — я и Натрон. Это было очень, очень давно; тогда его и звали по-другому, — тихо ответила Нан.
— Не может быть, — Тургон похолодел. Он отложил ложку. — Натрону столько лет? Так почему же вы…
Элринг лукаво улыбнулась им.
— Когда ваши отцы рассказывали вам о Пробуждении эльфов, они, конечно, сказали, что для каждого Пробуждённого лик его супруги показался самым прекрасным и они долго не могли отвести друг от друга глаз. Конечно, это правда. Вот только для Нан самым красивым показалось моё лицо, а не Натрона, а для Натрона — не Нан, а Эол. В общем, получилось так, что мы поменялись.
Теперь и Пенлоду на мгновение расхотелось есть.
— Так… так значит, Эол все эти годы жил с Натроном? — наконец, спросил Тургон. — Всё это время? Так объясните мне, пожалуйста, зачем им была моя сестра?!
— Натрон не имеет никакого отношения к похищению твоей сестры! — воскликнула Эла. — Просто Эол его бросил. Бросил и ушёл. Натрон пришёл к нам, помнишь, Нан? Тогда ещё шёл дождь несколько недель подряд, но мне показалось, что у него вся одежда мокрая от слёз. Он много дней плакал не переставая, не выходил из того домика.
Пенлод вспомнил надпись на принадлежавшей Эолу книге: тающий месяц, восьмой день, месяц дождя, ливень, град… — и догадался, что Эол всё-таки отметил день своего расставания с тем, кто его так любил.
— Он всё сидел и вышивал картину с домом, где они жили. Очень долго. Потом, когда закончил, успокоился немного, — продолжила Эла, нервно дёргая себя за пушистую косу. — Но он всё равно тосковал. Потом мы узнали через гномов, что Эол завлёк к себе какую-то нолдорскую деву и у него родился сын. Для Натрона это была очень горькая весть. Он, в конце концов, решил, что нужно пойти к Эолу, помириться с ним, что ли, и подарить что-то его сыну и жене; хотел сшить для неё что-то красивое. Но тут случилось так, что Эол погиб. Мы говорили Натрону, что если всё было так, как рассказывают, то ни ты, ни твоя семья не виноваты — просто не надо было ему к вам лезть. Но он ожесточился и с тех пор только говорил о том, как ненавидит всех нолдор. Он, по крайней мере, согласился пойти к твоему, Турукано, брату, и спросить, как всё было, поскольку к тебе он, конечно, попасть не мог, да и не хотел.
— Его принял сам Финголфин, — поправила подругу Нан, — Фингон просто не захотел оставлять его наедине с Натом, ибо вид у него был недобрый. Нат им сказал, что он друг Эола и хочет знать, действительно ли тот погиб, и как именно. Они приняли его ласково, рассказали всё, что могли, и Финголфин даже предложил Натрону остаться при его дворе, как другу и родичу. Но Нат отказался. Потом он нам сказал, что идёт служить Гортауру — и нам не удалось его отговорить.
— Я не понимаю, — сказал Тургон, — как Эол мог так поступить. Всё равно не понимаю.
— Видишь ли, Кано… можно я буду тебя так называть? — спросила Нан. — Я понимаю, ты обижен на Эола, — Нан взяла Тургона за руку, — но не думай о нём так плохо. Он просто такой… странный немножко. Очень ревнивый. Ко всему. Это странно, но это всегда было так. Он всегда бешено ревновал Натрона, почти не выпускал его из дома. Нат на самом деле не любит общества, а материалы для ткачества и швейной работы он всегда мог изготовить сам; самое сложное — это краски и бусы, но это всё делал для него Эол.
— Нат вообще замечательный, что придумал нити, иглы, шитьё, ткани и всё такое, — вмешалась Эла. — Если бы не он, мы бы все так и продолжали одеваться в то, что плели из сухой травы.
— Конечно, — подтвердила черноволосая Нан, — и он охотно делился со всеми своим мастерством, как бы это ни раздражало Эола. Помню, какие скандалы ему устраивал Эол, когда Нат учил шить и вышивать Мириэль Тэриндэ! Вот уж кого Эол ненавидел от души. Помнишь, однажды набросился на Ната на улице у своей кузни и чуть не стал у него выдирать волосы.
— Да-да, — рассмеялась Эла, — но тогда я первый раз видела, как они целуются в губы. Эол ревновал, конечно, но всегда быстро остывал. А Финвэ тогда ещё не обращал внимания на Мириэль, но очень хотел, чтобы Натрон ушёл с ними в Аман. Кузнецов среди его народа тогда уже было много, а вот такого, как Натрон, не было. Но Натрон никуда не хотел уходить. А вот когда часть эльдар ушла в Аман, Эолу действительно не стало равных в мастерстве.
Пенлод доел остывшую еду. Перед глазами у него стояли волшебные, удивительные вышивки Натрона, витые, мерцающие, словно звёзды в озёрных глубинах.
— Ты понимаешь, Кано, — вздохнула Нан, — и ты, Пенлод; природа Эола была такова, что он не терпел соперничества. Он всегда был один и не мог видеть, как кто-то работает рядом с ним. И когда вы, нолдор вернулись в Белерианд, это был для него удар.
— То есть ты хочешь сказать, — сказал Пенлод, — что Эол как бы завидовал всем нолдор и в то же время хотел стать одним из них? Он жалел, что не был в Валиноре?
— Натрон однажды говорил об этом с Тху… Гортауром уже после того, как Нат пришёл к нему; с тех пор мы с Натроном всё-таки виделись два или три раза, — сказала Эла. — Гортаур сказал вот что: вас, нолдор, называют ñgoldo, знающие, поскольку вы сознательно храните знания и учите друг друга. Все вы прошли определённое обучение, и получили одинаковые знания, узнали всякие… как это по-вашему? «Науки»?
— Да, «знание», ñgolmë, — подтвердил Пенлод.
— Но, сказал Гортаур, учение и всякие науки (он это называет gûlfân, «белые знания») всё равно не заменят природный дар, — продолжила Эла. — Все вы читаете книги, красиво пишете, делаете красивые вещи. Эола никто не учил, просто у него был дар. Он придумывал всё сам, он был одиночкой и он, конечно, не мог быть таким же, как эльф-нолдо. Среди нолдор было много таких, кто мог делать по крайней мере такие же вещи, как он; некоторые могли сделать и то, чего Эол сделать не мог. Но не было ни одного, кто мог делать всё, что умел Эол; я думаю, что и Феанору это было бы не под силу. Я видела доспехи, которые сделал Феанор для своих сыновей; по сравнению с тем, что создал Эол для Тингола за много лет до того, это было всё равно, что шкурка майского жука. Но Эол стал сходить с ума, когда нолдор поселились здесь, в Белерианде. Он то бранился, то восхищался ими; бывало, он добывал какую-нибудь вещь и целый день рассказывал, какие ошибки допустил мастер, как плохо подобрал цвета, или что доспех, дескать, не выдержит удара в таком-то месте; а потом он мог запереться с той же вещью в мастерской, и Нат слышал, как он плачет от того, что не может сделать так же. Иногда он сидел по нескольку месяцев, пытаясь повторить нолдорскую работу, бросал работы, которые заказывали ему гномы, даже с Натом не разговаривал целыми днями. Он иногда приходил на праздники в нолдорские земли — в Митрим, в Дор Карантир или к лорду Химринга и смотрел издалека на нолдорские одежды и украшения, а потом пытался, придя домой, зарисовать то, что видел, и сделать то же. Чем дальше, тем он больше становился одержим нолдор и нолдорскими князьями. И потому он постепенно охладел к Натрону, поскольку тот ничем не мог ему помочь. Эол, верно, подумал, что дитя от твоей сестры обязательно должно связать его с вами. Я думаю, Кано, что он не хотел никому зла, но он хотел и что-то забрать у вас, и стать одним из вас, и не просто одним из вас, а стать своим в вашем правящем доме, поскольку думал, что того заслуживает. Но когда появилась жена и ребёнок, появился и ещё один предмет для ревности. При этом он ревновал жену к тебе, её брату и ко всему твоему роду, не хотел отпускать к вам сына, не хотел остаться в твоём городе. Это не могло кончиться хорошо.
— Интересно, что он сейчас об этом думает, — вздохнул Тургон.
— Так Эол действительно возродился? — спросила с любопытством Нан.
— В общем, да, — ответил Тургон. — Пенлод, расскажи им, пожалуйста — боюсь, что меня сейчас на это не хватит.
Пенлод покраснел до ушей; он не представлял, как расскажет эту странную историю двум женщинам, которые к тому же, как оказалось, были настолько его старше. Кое-как он с этим всё же справился.
— Ну и в общем, их родилось двое, — закончил он.
— Это правильно, — неожиданно сказала Нан. — Эол никогда сам не знал, чего хочет. Может быть, часть его хотела остаться с Натом, а часть — найти себе подругу или просто поискать счастья в другом месте.
— Почему Маэглин вырос таким? — Эла с осуждением посмотрела на Тургона. — Какой эльда захочет насильно взять женщину и насильно сделать её беременной?
— Его воспитывал Эол, — возразила ей Нан. — Эол передал ему свои чувства. Но у самого Эола был талант и он долгие годы был способен на любовь. Маэглину он успел передать только злость и зависть ко всем; просто Маэглин оказался рядом с ним не в лучший момент…
— Да, ты права, — согласилась Эла. Девушка печально посмотрела на Тургона и ласково коснулась рукой его волос. — Забудь о нём, Кано. Живи у нас, мы тебя не отдадим ему. Если сможешь, то лучше тебе родить другого ребёнка, чтобы не думать обо всём этом и не горевать о Маэглине и его детях, — и она подмигнула Пенлоду.
— Конечно! Отец, дед или там дядя могут быть какими угодно хорошими и поселиться в каком угодно хорошем месте, — с жаром сказала Нан, — но если что взойдёт мальчишке в голову, то они ничего не смогут сделать. Ну возьми, например, Финвэ и его внуков… — она замолчала и, закусив палец, смущённо глянула на Тургона.
— А что Финвэ? — спросил Тургон.
— Да я ничего… — сказала Нан, — просто… ну ведь ты же знаешь, конечно, что его кто-то убил до того, как Мелькор забрал Сильмариллы, а кто это мог быть, если не кто-то из внуков? Я ничего плохого не имею в виду, — отозвалась Нан на упрекающий взгляд Элы. — Нашего Кано, — тут она посмотрела на Тургона с почти материнской гордостью, — ведь тогда не могло быть в доме Финвэ, это все знают, даже такие лесные авари, как мы.
— Подожди минутку, — Тургон постарался сдержать волнение, — но как же вы, будучи лесными авари, узнали, что Финвэ был убит до того, как в Форменосе появился Мелькор? Нельзя сказать, что среди нолдор об этом знают все, и мы с Пенлодом говорили на эту тему в присутствии Натрона — для него это была новость.
— Ну не совсем до того, как появился Мелькор, — поправилась Нан, — но всё-таки Мелькор его не убивал.
— Откуда Натрону-то об этом знать, — отмахнулась Эла, — это же ты всё узнала, Нан! Расскажи!
— Да, расскажи нам, пожалуйста, — сказал Тургон, — боюсь, что мне известно далеко не всё.
И Найнет рассказала удивительную историю, которая произошла с ней чуть больше сотни лет назад.
Комментарий к Глава 11. Избирательное сродство
Nathron на синдарине означает "ткач": это его прозвище, а не имя.
Образы Элы и Нан отчасти вдохновлены рисунками замечательной jugfeelll, в том числе вот этими: http://vk.com/public69199110?z=photo-69199110_390833535%2Fwall-69199110_2082
========== Глава 12. Девичьи секреты ==========
Браните мужчин вообще, разбирайте все их пороки, ни один не подумает заступиться. Но дотроньтесь сатирически до прекрасного пола — все женщины восстанут на вас единодушно — они составляют один народ, одну секту.
А.С. Пушкин