сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)
- Это ты довёл маму Тургона, что он от тебя ушёл, - продолжал гнуть своё Эолин.
- Но от тебя же тоже моя мама ушла! – воскликнул Маэглин, со злостью отодвинув тарелку.
- Мне вообще не надо было приводить её в дом, - сказал Эолин. – Я бы лучше привёл какого-нибудь нолдорского лорда. Вот, например, Келегорм. Он красивее, ростом выше и готовит лучше. Тоже часто ездил на охоту мимо меня. Я честно говоря, уже подумывал… но вот захотелось на свою беду иметь наследника.
- Папа, - воскликнул Маэглин чуть ли не со слезами, - ты хочешь сказать, что мне вообще не надо было родиться? Ты надо мной издеваешься?!
- Да, я над тобой издеваюсь, - ответил Эолин.
- Нет, я совершенно серьёзно, - покачал головой Эолет.
Комментарий к Эпилог (к первой части)
Имя "Гилфанон" существовало в ранних вариантах толкиновского легендариума, и "правильного" объяснения, по-моему, не имеет.
Фраза, которая крутилась в голове у Тургона - тоже из одного из ранних вариантов эльфийского языка (думаю, может иметь право на существование, как некий очень провинциальный диалект синдарина - в фанфике, по крайней мере)).
"Гилфанон" в таком случае является синдаринским именем, которое состоит из этого самого giol 'зародыш, зачатие' + fân '(белое) облако, (белое) покрывало' + -on 'окончание мужского имени'.
========== Интермедия ==========
Кошмар внутри кошмара
Он был самым чёрствым.
Самым безжалостным.
Все это знали.
На самом деле он никого не любил.
Может быть, Мелькор решил, что они похожи?
— Я не знаю, зачем ты привёл меня сюда, — сказал он. Всё внутри него дрожало от холода; ему казалось, что он не переживёт этого, но он стоял неподвижно. — Я не сдамся. Я не сдамся тебе. Делай со мной, что хочешь.
— Ты думаешь, я буду делать с тобой то, что я хочу? — спросил Мелькор. Он откинулся назад, сначала положил ногу на подлокотник трона, а потом вдруг как-то переметнул ноги и встал в троне на колени, словно ребёнок, забравшийся в кресло отца. — Ты очень красивый, знаешь ли. Никто не ценит красоту больше меня. Я не мог бы сделать столько зла, как вы это называете, столькими разными путями, если бы не чувствовал красоты. Когда я смотрю на твою кожу, на твои ресницы, на твои лучистые глаза, на твои руки — я схожу с ума при мысли о том, что тебя создал не я. Мне хочется вырвать твои глаза и вставить вместо них эти два проклятых камня. — Мелькор снял корону, лишившуюся одного из своих украшений, и покрутил её на длинном пальце. — Ведь это было бы ещё красивее, правда? Они жгут, ты это знаешь?
— Это тебя они жгут, — сказал он, — потому что ты вор, лжец и убийца.
— А ты? Кто ты? — Мелькор рассмеялся. — Поверь, они выжгут тебе мозг. Но мне не хочется их доставать. Ведь Майрон так старался, вставляя их в этот венец. Ты не из трусливых, правда?
— Правда, — ответил он.
— Хочешь увидеть кое-что? — спросил Мелькор. — Кое-что… Правда, тебе это будет совершенно безразлично, я думаю. Я просто хочу знать, как тебе это понравится.
Он спустился с трона и протянул своему гостю руку в чёрной перчатке из странных, очень тонких, блестящих листов металла.
— Пойдём? — сказал он почти весело. Мелькор потянул его дальше в глубь зала, за свой трон; нажал на что-то, и сзади, в его подножии, открылась дверь. Корона странными, переливчатыми пятнами освещала лестницу с высокими каменными ступенями, которая вела круто вниз. Он не считал ступеней, но спуск был так долог! Ему казалось, что опустились они ниже дна рек, ниже расселин, ниже моря. А Мелькор всё смеялся; когда он спускался, его спутник видел только правую, неповреждённую часть его лица — белая кожа, смеющийся рот, яркий зелёный глаз. Мелькор тянул его вниз, улыбаясь, как будто гость был младшим братишкой, для которого был приготовлен чудесный сюрприз.
Наконец, лестница кончилась.
Мелькор щёлкнул пальцами, и наверху, по кругу загорелся огонь. Огненное кольцо осветило нечто вроде балкона, на котором стояли они; этот балкон опоясывал круглый зал с каменным полом. С балкона вниз вела железная кованая лестница. Балкон был не очень высоким: высокий эльда легко мог дотянуться рукой из зала до пола балкона, а, например, Тингол мог бы и заглянуть на него. Мелькор затянул гостя за одну из толстых каменных колонн, которые поддерживали потолок над балконом, и улыбнулся ещё лукавее и веселее.
— Смотри, — сказал он.
На полу посредине зала лежал труп эльфа-нолдо: на нём были нолдорские доспехи; его волосы были заплетены в две длинные, ниже пояса, чёрные косы. Тело высохло, но черты лица ещё можно было различить. Сколько он пролежал тут — сказать было трудно.
— Ты думаешь, я не видел трупов? — спросил он Мелькора.
Мелькор рассмеялся и наклонился к нему; ему показалось, что Мелькор хочет потереться целой, розовой щекой об его лицо или одежду, такой ласковый у него был вид.
— Ну посмотри же на него повнимательнее, подумай, от чего он умер?
Тело было странно скорчено; пальцы наполовину лишились кожи и рассыпались, но он понял, что в последние минуты жизни эльф судорожно прижимал ладони к лицу. Умирая, он пытался не видеть.
— От страха, — ответил он Мелькору.
Мелькор чуть не запрыгал от радости.
— Вот-вот! А тебе всё равно, ты ничего не боишься, правда? Ты просто посмотришь, и всё.
Мелькор как-то вприпрыжку обошёл его и затолкал за колонну. Теперь он видел другую, искажённую и разорванную половину его лица, которая тоже улыбалась.
— Стой тут, — сказал Мелькор. Он поднял руку и ещё раз щёлкнул пальцами. Огонь стал тише и чуть розовее, мягче; он почти погас. Мелькор сделал ещё одно движение рукой, и в полу появилась трещина. Оказалось, что недалеко от трупа эльфа в полу есть крышка — круглая крышка размером с крышку от небольшой бочки. Она была недалеко от балкона, и он подумал, что если она поднимется, ему будет хорошо видно то, что под ней.
Крышка сдвинулась и поднялась. Оказалось, что под ней дыра, которая вела в какую-то светящуюся слабым, переливчатым зелёным светом бездну. Наверное, это была какая-то подземная река; может быть, пещера, полная алмазных и изумрудных кристаллов, может быть — и то, и другое. Свечение было красивым. Но колодец был частично закрыт. Примерно на расстояния локтя от пола зала в нём была решётка. А на ней…
…на ней…
Он смотрел. Он не знал, сколько прошло времени. Зелёного света снизу и алых всполохов с потолка хватало, чтобы он очень хорошо всё увидел.
Мелькор смотрел ему в лицо (он это чувствовал) и тихо подхихикивал.
Ему казалось, что всё, что он видит, — факелы, колонны, колодец, лестница — раздвоилось и поехало в разные стороны.
Раздваивалось и разъезжалось всё, что он видел в жизни до сих пор — лицо отца, кинжал в дрожащей руке, горы мёртвых тел — и из-за всего слышался смех Мелькора. Всё разбивалось. Разбивалось, приведя его к этому.
Наконец, Мелькор сделал так, чтобы крышка встала на место.
— Тебе понравилось, правда? — спросил он.
Он ничего не ответил.
— Ты меня разочаровываешь. Может, мне оставить тебя здесь?
Он стал молча подниматься по лестнице. В этот подъём он вложил последние силы своего измученного тела, надеясь, что это невыносимое усилие убьёт его где-то посредине, и он останется валяться на ступенях, пугая других гостей Мелькора. Если они будут.
Но он добрался до верха. Он лежал без сил на полу тронного зала и рядом с ним стоял Мелькор. Волосы падали Мелькору на лицо, и он опять видел красивую улыбку, белый лоб и розовый румянец.
— Ну как тебе, как? — спросил Мелькор требовательно.
— Я покоряюсь тебе, — хрипло ответил он. — Я тебе покоряюсь. Я сделаю всё. Всё, чего ты захочешь. Ты — Король Арды. Ты — Повелитель этого мира.
Мелькор серьёзно смотрел на него. Он больше не улыбался.
— Я признаю, что если в этом мире могут происходить такие вещи, то воистину его повелитель — ты.
— Хорошо, — сказал Мелькор.
— Но у меня есть одно условие.
— Разумеется, — ответил Мелькор. — Я понял. Это справедливо, и твоё согласие того стоит. Я сейчас позову Майрона. Лучше, если это будет он.
Сон внутри сна
Он спал.
Сон был лёгким, воздушным, как голубое небо, как белые облака, как лёгкие стебли высокой травы. Как последнее абсолютно счастливое утро в его жизни — давным-давно: только счастье, свет и родительская любовь.
Сон был абсолютно лишён боли, страха, отчаяния. Он был переполнен ощущением нежности, мягкости, он весь был как лёгкие объятия робкой, не сознающей себя, любви.
Ароматные, чудесные запахи менялись, как лёгкие порывы ветра — розы, яблоки, гвоздика, тяжёлые соцветия сирени, молодая листва. И запахи камней — о, камни же пахнут, если их потереть, если прижаться к ним, разве вы не знаете об этом? — янтарные, розовые, синие лучи пробегали по его покоящейся душе.
Всё было тёплым, уютным, красивым, заботливо подобранным, как…
…как…
...в шкатулке?
Но иногда в уютный сон врезалось острым ножом:
Расскажи мне…
Расскажи мне что-нибудь, что ещё никогда и никому не рассказывал…
Никогда и никому…
Что можно было бы рассказать? Тем более в такую минуту?
Невинную шалость? Маленький детский секрет? Любовную тайну? Скрытое от чужих глаз горе? Затаённую, многолетнюю обиду?
Что угодно.
Но не такое.
Расскажи мне…
Запах яблок. Яблоки, нарезанные дольками, тугие зелёные шкурки, коричневый срез яблочных ломтиков. Запах пирога из светлой кухни. Светлое утро.
Дождливое утро. Холодные капли дождя в волосах.
Шарф? Где же он?
…этот плащ…
...тёмное пятно на подоле…
...не такое…
И снова розовые, голубые, синие, лёгкие лучи сна.
