сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
— Нет, — сказал Пенлод. Теперь он наконец, решился сказать то, что думал, и в волнении встал и подошёл к Тургону, наклонился к нему, опираясь о спинку кровати. — Послушай, ты же видел, что это хрустальный ларец, который запирается с помощью секретного механизма — сначала одно, потом четыре одновременных нажатия на крышку в определённом месте. Ларец с Сильмариллами запирался на ключ. На ключ, понимаешь? Этот ключ остался у Маэдроса и до самого последнего времени, насколько я знаю, он у него был.
Тургон в задумчивости свёл брови; затем посмотрел на Пенлода, и не только Пенлод, но и Натрон удивились тому, каким злым стало его лицо.
— Опиши этот ларец, — сказал Тургон. — Ларец с замком.
— А ты разве его не видел?
— Пенлод, если я спрашиваю — значит, я не видел этого ларца. Ты думаешь, что Феанор показывал сыновьям Нолофинвэ, где и как он хранит свою величайшую драгоценность?
— Он был вроде как деревянным; это было похоже на дерево, но я никогда не брал его в руки. Оно было зеленовато-коричневое, с разводами; ларец был окован серебром. Я знаю, что замок был очень сложным и вскрыть ларец без ключа было нельзя. Я не уверен, что изнутри он был тоже деревянным, — возможно, внутри был какой-то металл. По крайней мере, я видел, что Сильмариллы просвечивают через обычное дерево (это очень странно выглядело, я даже не могу это описать); через этот ларец их не было видно.
— А замок? — продолжал расспрашивать Тургон.
— Он был такой большой, серебряный, витой; на нём были изображены Деревья, сверху был герб Финвэ — звезда с шестнадцатью лучами, внизу — герб Феанора; под Деревьями стояли Тата и Татиэ, прародители нолдор…
— В алмазных венцах, — закончил Тургон. — Они сомкнули руки, и между их ладоней было отверстие для ключа.
— Ну вот видишь, ты же его видел, — сказал Пенлод, несколько успокоившись.
— Я видел замок, — процедил Тургон. — Замок, понимаешь?
— Замок без ларца? — спросил Гватрен.
— Да, я видел замок без ларца, и я видел его не в Амане, а здесь, в Белерианде, и я видел его отнюдь не в сокровищнице Моргота, — ответил Тургон.
— Ничего не понимаю, — растерянно сказал Пенлод. — Где ты мог его видеть?
— Нет, а я теперь как раз всё понял. Только теперь, — даже Натрона испугали холод и отвращение в его голосе. — Да и ты, Пенлод, мог его видеть. Такая… такая… Я не знаю, Пенголод называл их каким-то словом, я его забыл. Сумочка для письменных принадлежностей. Кожаная. В ней можно держать перо, чернильницу, таблички или пергамент для письма. Небольшая такая. Ты же её видел, Пенлод. Ты же видел, как мой брат Финдекано положил её в гроб моего отца.
— Ну ты же не хочешь сказать, что у Финдекано был замок от ларца с Сильмариллами? — спросил в недоумении Пенлод. — Ты точно видел его в этой сумке?
— Да, я видел её открытой задолго до этого. В ней был этот замок, именно этот замок и какие-то письма и бумаги.
— И как ты объясняешь, что у твоего брата был этот замок? — спросил Гватрен.
— Может быть, это было как-то подстроено, и… — начал Пенлод.
— Пенлод, да неужели ты не видишь, что всё было подстроено? — перебил его Тургон тихим, но звенящим от злости голосом. — Вообще всё? Просто-напросто Феанор убил своего отца, чтобы мы все переселились в Средиземье. Он никому не хотел подчиняться. Он с самого начала был заодно с Мелькором. Он сам отдал Мелькору камни.
Пенлод решил, что Тургон сошёл с ума от перенесённых страданий. Он, конечно, не мог ему этого сказать; ему надо было ответить что-то по существу выдвинутых Тургоном абсурдных обвинений, и он понял, что с ходу ответить ничего не может. Конечно, можно было ещё раз повторить то, что всем было известно: «Феанор любил отца больше жизни». Но сейчас, когда после убийства Финвэ прошло уже пятьсот лет, он понимал — создание Эру, будь то Перворожденный или человек, вполне может убить даже того, кого очень любит.
— Турукано, — наконец, выговорил Пенлод, — но ведь Моргот убил Феанора. Как же ты можешь говорить, что между ними был какой-то… заговор.
— А я откуда знаю, что между ними потом пошло не так, — спокойно ответил Тургон.
— Послушай, Пенлод, — сказал Натрон, — Феанор умер от ран, нанесённых балрогами. Это всем известно. А Мелькор в это время пытался прийти в себя после нападения Унголианты. Он мог и не приказывать убивать Феанора. И мы же знаем, что Мелькор всех обманывает, что скрывать. Он и Феанору мог наобещать всякого. Даже если бы сам Мелькор убил его, это не исключает заговора.
Пенлод в изнеможении опустился на стул. Зачем только он об этом заговорил? Он поглядел по сторонам: заинтересованный, но равнодушный зритель Натрон, непроницаемый Гватрен с его гладким личиком и стеклянными глазами, озлобленный, чужой Тургон. Как они все могут говорить такое — такое, что не просто причиняет боль, но отнимает веру и доверие к близким?!
— Тургон, подумай вот о чём: Феанора не было в Форменосе, когда погиб Финвэ. Даже если бы он о чём-то договорился с Мелькором, как бы он отдал ему Сильмариллы? Почему он не отдал ларец?
— И что? — ответил Тургон. — Он вполне мог приказать своим детям это сделать. Они все подчинялись ему беспрекословно и выполняли его самые безумные просьбы. Ты это знаешь лучше, чем я.
Пенлод подумал, что теперь он и сам сходит с ума.
— Послушай… я ведь сам видел, как сыновья Феанора принесли весть о гибели Финвэ. Я слышал их рассказ. Они все были вместе на охоте. Потом они приехали в Форменос и увидели, что Финвэ больше нет. Это невозможно…
— Я не слышал их рассказ, — с горечью ответил Тургон. — Я был дома. У меня недавно родилась дочь. Я был дома с семьёй. Я не сомневаюсь, что их рассказ был очень убедительным, но то, что их не было дома, и что всё время, пока их не было дома, они были вместе — это ты знаешь только с их слов.
— Хорошо, а как ты тогда объясняешь замок в вещах твоего брата? — спросил Гватрен.
— Очень просто — поскольку мой брат спал с ним… с Маэдросом, он попросил его их прикрыть. Я не знаю, как. Но без Маэдроса они не могли это сделать, они его всегда слушались и слушаются так же, как отца. Я всегда подозревал что-то подобное.
Пенлод не мог понять, как Тургон может так спокойно, мимоходом, при посторонних говорить такое о своём брате. Это, очевидно, смутило даже Натрона, поскольку тот тяжело наклонился к Тургону, надавив рукой на постель.
— Тургон, — обратился к нему Натрон, — у меня к тебе вопрос. Мне кажется, что ты считаешь, что уже в силу того, что один мужчина спит с другим мужчиной, они оба способны на убийство? Или на то, чтобы скрыть убийство? Только поэтому?
Тургон опустил голову. Он сплетал и расплетал пальцы, надавливая ими на руки так, что белели костяшки. Потом он сказал, ни к кому не обращаясь:
— Я считаю, что это безнравственно. Ужасно.
— И ты к этому никакого отношения не имеешь, не так ли? — спросил Натрон.
— Да, — ответил Тургон. — Когда я об этом узнал, я перестал с ним разговаривать.
— С кем? С Финдекано? — спросил Пенлод. — Когда? Но я же видел, как вы разговаривали у гробницы…
— Именно что — ты видел, — ответил Тургон. — Только при других. Наедине мы не говорили друг другу ни слова. Никогда. С того времени, как Маэдрос отдал нашему отцу корону. Примерно с тех пор я знаю. Отец считал, что он со временем опомнится и… ничего не сделал. Но я мог сделать хотя бы это. Может быть, он рассказал бы мне про… замок и всё остальное, если бы мы разговаривали. Но этого не было.
— Какая братская любовь, я просто таю, — сказал Натрон. — Вот было бы здорово для тебя, да и для всех нас, если бы вдобавок к этому твоя сестра любила женщин. Пусть бы её затащила в лес какая-нибудь девица, а не Эол.
Натрон и Гватрен рассмеялись; Пенлод почувствовал, что и его разбирает истерический смех.
— Финдекано сделал бы для Маэдроса всё, что угодно, — сказал Тургон.
— Это всё очень интересно, сын Нолофинвэ. — Они услышали звонкий, проникающий голос. — Но в твоих рассуждениях есть две заметные мне прорехи.
***
В дверях стоял Саурон; его рыжие волосы переливались отсветами пламени в камине и отблесками рубинов на его чёрной одежде.
— Во-первых, — продолжил он, — связь твоего брата с Маэдросом началась только здесь, в Белерианде, и даже если Фингон был влюблён в него до этого, он вряд ли пошёл бы для него на такие крайности, а Маэдрос вряд ли обратился к нему с такой просьбой. Во-вторых — и это существенно — Феанора убил не балрог, а я.
Пенлод крайне удивился: если это так, почему Гортаур никогда не хвалился тем, что убил предводителя нолдор? Но Тургона, видимо, волновало совсем другое.
— Откуда ты можешь знать, когда у них началась связь? — спросил он.
— Ну, я знаю, и всё, — ответил Гортаур.
— Что значит — «и всё»? Ты просто пытаешься меня запутать. Может быть, я единственный, кто замечал, как они смотрят друг на друга, но я видел, что это… ненормально, и что это началось задолго до Исхода нолдор.
— Странная история с этим ларцом, — сказал Саурон. — Я хотел бы знать об этом больше, и меня, Тургон, интересует, что ты можешь мне сказать. Откровенность за откровенность: я точно знаю, что твой брат впервые переспал с Маэдросом только после того, как спас его — потому что твой брат сам мне сказал об этом.
— Он не стал бы с тобой разговаривать, — сказал Пенлод, набравшись мужества. Да, Тургон был его королём, его лордом, в конце концов — самым любимым существом на свете, но он не мог больше слышать, как порочат имя Фингона. — Никогда не стал бы. Не говоря уж о Маэдросе.
— Ой вы, наивные крошки, — отмахнулся со смехом Гортаур, — а как вы думаете, по чьей просьбе я стал выяснять, как добиться беременности в мужском теле? С кем у меня было такое взаимно интересное соглашение? Кто прямо никак не мог позволить себе переспать ни с кем, кроме очередного медноволосого, опять забыл номер, Финвэ? Да, Тургон, я поинтересовался у твоего брата, как давно он живёт с будущим отцом его ребёнка, и он мне ответил. Отважный маленький Финдекано очень отважно с моей помощью произвёл на свет наследника престола, но при этом он совершенно не подумал, что через подобные операции теперь придётся проходить не только ему, и что на этом примере…
— Аааа!..
Тургон вскочил с постели, и Пенлоду показалось, что от его крика сейчас выбьет рамы. Дальнейшее Пенлод помнил плохо: Тургон, кажется, швырнул в Гватрена и Натрона стул, потом ещё один; Гватрен упал на Натрона, потом в них полетел прикроватный столик, и обоих просто вынесло из комнаты. Сам Пенлод оказался на полу, на него рухнула кровать. Тургон выходил из себя исключительно редко; в присутствии Пенлода это случалось буквально один или два раза (Пенлоду показалось, что даже штурм города не то чтобы по-настоящему вывел его из равновесия), но когда это происходило, рядом никому было лучше не оказываться.
— Прекрати! Прекрати немедленно! — закричал Гортаур, и Пенлоду показалось, что его охватило волной жара. — Замолчи! Остановись! Так нельзя!
Пенлод вылез из-под кровати по осколкам посуды, обломкам мебели, и увидел, что Гортаур держит Тургона под руки; его голова беспомощно откинулась назад. Он с ужасом увидел, как по затоптанной простыне, на которой они стояли, расплывается кровавое пятно.
— Что ты стоишь! — закричал на него Гортаур. — Переверни кровать, помоги мне его уложить. Натрон! Немедленно принеси мне большой серебряный ларец из моих покоев! Немедленно, слышишь?
Пенлод в несколько мгновений перевернул кровать, вернул на неё матрас; вместе они уложили на неё Тургона. Пенлод почувствовал кровь на своих пальцах.
«Он сейчас погибнет… погибнет… он выкинет плод и погибнет… что же это…
Пожалуйста…»
Пенлод не знал, кого и о чём просит. Сейчас, наверное, помочь мог только Гортаур.
— Воды! — Гортаур открыл прибитый к стене у окна маленький шкафчик и достал из него флакон. — Ну хоть я догадался держать это здесь, и то хорошо…
«Он прав, — подумал Тургон. — Гортаур прав. Так нельзя. Что случилось, то случилось…».
Он глубоко вздохнул и попытался взять себя в руки — как морально, так и физически.
- Эол… — взмолился он мысленно, не будучи уверен, что его слышат. — Эол… пожалуйста, прости меня. Прости меня ещё раз. Не оставляй меня. Не надо. Я постараюсь быть тебе хорошим родителем… ну хотя бы просто родителем, я постараюсь дать тебе жизнь. Мне просто стало очень плохо… Я больше не буду, правда. Эол? …
Гортаур влил ему в рот чашку какой-то ядовитой жидкости.
- Ты меня ненавидишь, — наконец, отозвался тёмный эльф. — Ты меня ненавидишь, ты никогда не смог бы меня полюбить и при жизни, не смог бы стать моим другом, даже если бы я согласился остаться в твоём проклятом городе. Тургон, зачем мне жить… с тобой?
- Эол… — подумал Тургон. — Эол… Правда в том, что я ненавижу всех. С тех пор, как я оказался здесь, как потерял семью, родину, всё, что было мне дорого. Ты, наверное, думаешь, что я очень плохой, если ты слышал и чувствовал, что я думаю о своём брате… Я знаю, это всё звучит… некрасиво. Но Эол, пойми: для меня то, что сделал брат тогда… связаться с одним из сыновей Феанора… было как бы… как будто ещё один способ отнять у меня семью и дом. Поэтому мне захотелось забрать сестру — она была последним, что осталось у меня… забрать сестру и бежать… Не уходи…
— Сорок два, сорок три, сорок четыре, — отсчитывал вслух Гортаур. — Шестьдесят пять, шестьдесят шесть… — Досчитав до ста, он заставил Тургона выпить ещё одну порцию горького питья.
- Ты правда готов меня потерпеть пока? — спросил Эол. — Ты больше не сердишься?
- Конечно, — подумал Тургон. — Конечно. Я не могу сказать, что я тебя люблю, но я очень хочу, чтобы ты остался частью моей семьи. Пожалуйста, Эол…
- А вот я тебя немного люблю, — сказал ему почти ласково Эол. — Только никому не говори. Некоторые умрут от ревности.
Тургон слабо улыбнулся.
— А, принёс, — обратился Гортаур к Натрону. — Нужно ещё принять вот это…
Натрон вышел за дверь. Он помог подняться Гватрену, который сидел на полу, сжав руками голову.
— Гвай, ты что?
— Стулом по голове попало… ох…
— Сказать Гортауру?
— Да ладно… хотя я подожду, пока он выйдет, мне правда что-то нехорошо.
Натрон подобрал его трость и дал ему, затем усадил в кресло.
В коридор вышел Пенлод — бледный, с мокрыми от пота волосами; он выбросил в угол, куда выносили мусор из покоев Маэглина, узел с окровавленным бельём.
— Что там? — спросил Натрон.
— Сейчас… сейчас вроде опасности уже нет, — ответил Пенлод дрогнувшим голосом.
— Гортаур, видно, не ожидал, что он закатит такую истерику, — покачал головой Натрон. — И как это только можно было…
— Натрон, поставь себя на его место. Вот если бы ты узнал, что всё это, все эти муки, боль, стыд, все эти недели и месяцы беременности — всего этого вполне могло бы не быть, если бы не твой родной брат? — с горечью сказал Пенлод. — И всё остальное… вся эта история с ларцом… Я не верю в то, что говорит Тургон, но… но мне тоже не по себе.
— Я вообще не понял, о чём речь, — сказал Натрон. — Бред какой-то. Ларцы, замки, письма…
— Ох, нет, Нат, это не бред, — вздохнул Гватрен, — и я готов поспорить, что Гортаур теперь захочет побеседовать об этом с Маэдросом.
========== Глава 8. Поздравляем, вы выиграли! ==========
Мы выиграли, проиграли,
Я у него, он у меня:
Он выиграл, играя, даму,
Я только выиграл коня.
Кальдерон, «Врач своей чести»
Именно в этот момент вернулся Маэглин. Он захотел пройти в свои покои, но Натрон удержал его.
— Подожди, сынок; ему плохо, туда нельзя.
— Какой я тебе сынок; я князь нолдор и принц Гондолина! — воскликнул Маэглин, вырываясь.
— Повезло мне, что ты мне не сынок, — мрачно ответил Натрон, — да может, и Эолу так же повезло, а то ведь неизвестно, от кого там твоя мать тебя по лесам нагуляла. Небось, от такого, что стыдно было братьям признаться, в кого ты, такой урод, пошёл.
— Принц чего-чего? — презрительно сказал Гватрен. — Гробницы Финголфина и горелых кирпичей? Вот счастье привалило!
Реакция Магэлина на эти слова, пожалуй, подтвердила плохое о нём мнение Натрона, поскольку набросился он не на него — Натрон был значительно выше и явно сильнее — а на Гватрена, попытавшись швырнуть его на пол вместе с креслом. Но Гватрен с неожиданной силой встретил его сильным ударом своей трости в грудь, отчего Маэглин отлетел назад и собирался снова броситься на Гватрена, когда из дверей появился Гортаур.
— Что тут случилось? — спросил Маэглин.
— Угроза выкидыша, — ответил Гортаур. — Сейчас, пожалуй, уже нет, но я, конечно, такого ждал рано или поздно.
— А почему ты заранее не принял меры?
