сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Гватрен подошёл к нему, зайдя в тёмную спальню; его чёрный силуэт на фоне светящейся двери показался Тургону жутким; лица он не видел, только смутные отблески жёлтого света в белокурых волосах.
— Не очень умно с твоей стороны, Тургон, злить того, кто никогда не проявлял к тебе нерасположения и никогда не делал тебе ничего плохого. Особенно если ты хочешь не так, а хоть как-то жить дальше.
— Я… Гватрен, я просто тебя не понимаю, — признался Тургон. — Ты сам говоришь, что Саурон ведёт себя рационально. Несмотря на то, что сказал Натрон, я не верю, что ты стал слугой Гортаура просто потому, что не выдержал мучений. Я очень хотел бы знать, как вы с ним договорились и что он тебе обещал. Тем более, что ты, опять же судя по словам Натрона, выдержал намного больше, чем Маэглин. Ну почему же ты сдался?
— Я могу тебе сказать одно. Я бы думал о тебе намного хуже, чем сейчас, если бы ты на моем месте не согласился.
Гватрен вышел, хлопнув дверью.
Тургон страшно разозлился на себя. Ведь Гватрен действительно, скорее всего, не хотел ничего плохого; он просто не знал, как себя повести, когда окажется, что его подопечный распорядился собой так, как не должен был.
***
На следующее утро Натрон приказал Пенлоду следовать за собой вниз, в темницы. Его замутило, когда он увидел в холодном подвале, где было намного холоднее, чем на улице, лежавшие на каменных столах трупы — в основном эльфов и двух-трёх людей.
Натрон достал небольшую металлическую коробочку. В ней были швейные принадлежности, но не совсем такие, как для шитья — здесь были странные иглы, крючки, и нити были не цветными и мягкими, а толстыми, жёсткими, белыми и чёрными.
— Будешь учиться сшивать раны. Мне помощники нужны. Садись, — и Натрон подвёл его к одному из умерших. — Смотри сюда…
— Мне… это надолго? — спросил Пенлод.
— Видимо, насовсем, — жёстко ответил Натрон. — А что, мёрзнешь? Вон возьми тёплое одеяло там, на полке.
…На третий день Тургон не выдержал, и к вечеру, перед ужином спросил Гватрена:
— А… Пенлод… его ещё пришлют сюда?
Гватрен молчал.
— Я его ещё увижу?..
— Скорее всего, нет, — ответил Гватрен.
— Ладно… — сказал Тургон. — Тогда… Тогда, Гватрен… можешь ты передать мне что-нибудь от него? Прядь волос или лоскуток от платья… Я понимаю, что это могут тоже у меня отнять, но… хоть ненадолго.
— Хорошо, — равнодушно сказал Гватрен, — я что-нибудь принесу.
******
На следующее утро Гватрен разбудил Тургона очень рано; было ещё совсем темно.
— Давай, быстро мойся и одевайся, уже утро.
— Так рано… Я и без тебя это мог бы сделать, ведь я уже не… Ты не обязан меня будить, в конце концов…
— Я сказал — немедленно.
Что-то в тоне голоса Гватрена вызвало в душе Тургона странные чувства; он оглядел комнату, окна, шкафчик с лекарствами; на полу снова валялся огрызок яблока — вчера к нему заходил Маэглин посмотреть на него и приносил с собой детей. Он послушно выполнил приказание Гватрена, надел то, что Гватрен дал ему, с трудом застёгивая незнакомые, большие чёрные агатовые пуговицы.
— А теперь, — сказал Гватрен, — пойдём со мной.
========== Глава 10. Кто-то смешивает карты ==========
Дитя мое, это очень плохо для женщины — познать самое страшное, потому что тогда она перестает вообще чего бы то ни было бояться.
Маргарет Митчелл
Гватрен вёл его за собой по тёмным коридорам; маленькая дверь сразу увела их внутрь толстой стены. Предусмотрительный помощник Гортаура заставил Тургона идти впереди себя. Потом были ещё лестницы, ещё несколько разветвлявшихся, уходивших то вверх, то вниз коридоров — вернуться назад самостоятельно Тургон вряд ли смог бы. Наконец, они оказались на маленькой площадке перед чёрной, окованной каким-то странным синеватым металлом дверью.
Гватрен подтолкнул его к двери и достал ключ.
— Тургон, — обратился он к нему, — я хочу спросить у тебя одну вещь. Ты действительно любишь Пенлода? И ты… — он не договорил, но Тургон понял, о чём он спрашивает.
— Я отвечу твоими словами: мой ответ как-нибудь изменит моё положение?
— Да, изменит, — ответил Гватрен.
— Да, — сказал Тургон. — И да.
Гватрен открыл дверь и пригласил его выйти.
Тургон зажмурил глаза, перешагнув через порог; он почувствовал влагу на лбу и руках, поднял голову — впервые за год с лишним он оказался под открытым небом, серым и мутным, но над ним было небо, с которого падал мелкий дождь. Он радовался слишком сильно, чтобы строить догадки о том, куда они идут.
Они долго шли по узкой расщелине, тропинке между серых скал, иногда тоже поднимаясь по вырезанным в камне ступенькам, чаще — спускаясь. «Может быть, Маэглин решил, что меня пора сбросить со скалы, как Эола? Пожалел?» — подумал Тургон.
Наконец, тропинка разошлась в узкую площадку в скалах; тут росло несколько полузасохших, почерневших елей и сосен, и стоял деревянный дом. Гватрен открыл ключом дверь туда и впустил Тургона. У двери на куче соломы спал юный черноволосый эльф; на его левой руке был стальной браслет, от которого уходила в стену длинная цепь. Гватрен толкнул короля вперёд. Тут Тургон понял, что это конюшня; перед ним был огромный чёрный конь. Животное наклонило шею и выгнуло голову под невозможным для коня углом, глядя на Тургона большими глазами с оранжевыми белками.
— Садись, — приказал ему Гватрен, и подал руку, помогая взобраться на спину огромного зверя, холка которого была почти вровень с глазами Тургона. Гватрен вскочил на коня у него за спиной, воспользовавшись для этого скамейкой.
Дверь хлопнула, и они выехали из конюшни. Конь полетел по засыпанной пеплом скалистой тропе.
— Что… что ты делаешь? — наконец, спросил Тургон.
— Я увожу тебя отсюда, если ты ещё не понял, — ответил Гватрен. — Спешу сообщить, что это идея Натрона, а не моя. Я многим рискую, но я согласился на его просьбу. К сожалению, без меня это сделать нельзя — ключ от выхода из башни, где расположены покои Маэглина, есть только у меня. Маэглин думает, что оттуда вообще нет выхода и что пройти туда можно только через другие покои замка. Поэтому, кстати, он и выбрал это место; он боится, что кто-то из эльфов попытается проникнуть в Ангбанд или уже будучи там, пробраться в его покои и убить его. И нагнись, пожалуйста, я из-за тебя совершенно не вижу дороги.
Перед Тургоном мелькали скалы и обугленные деревья; маленькие руки Гватрена крепко держали поводья.
— Зачем? — спросил Тургон. — Зачем? Зачем это вам? Зачем это Натрону?
— Я думаю, вскоре ты сможешь догадаться, зачем это Натрону, — ответил Гватрен. — У других тоже есть свои «зачем», о которых ты можешь никогда и не узнать.
Тургону очень хотелось попытаться вырваться, спрыгнуть с коня и бежать самому куда глаза глядят, а не ехать туда, куда его везут. Но он подавил это желание, понимая, что сам никуда не сможет добраться и, скорее всего, здесь, вблизи Ангбанда, его поймают и вернут назад. Конь уносил его прочь от Мелькора и Маэглина с нереальной, безумной скоростью, которой он даже представить себе не мог.
— Гватрен! Гватрен! … Подожди! … — Тургон дёрнулся, и сидевший сзади ткнул его кулаком в спину. — Гватрен! Но что же… как же Пенлод? Как же… мои дети? Что с ними будет? Мне, наверно, лучше…
— Тургон, в данном случае нужно выбирать. Ты можешь или остаться там с детьми, или уйти оттуда сам: бежать, забрав детей, ты не смог бы. Собственно, отдавшись Пенлоду, ты уже сделал выбор. Маэглина можно попробовать убедить в том, что ему лучше отпустить тебя, но он не сможет расстаться с Эолом. За них можно не бояться: Маэглин не способен причинить им вред и, кроме того, он и так предан Мелькору — тому не нужны дополнительные рычаги, чтобы давить на твоего племянника.
Тургон вспомнил недавние слова самого Гватрена о бессмысленной жесткости Мелькора; о том, что близнецы были ещё и его детьми, а не только детьми Маэглина.
Он несколько раз до крови прикусил губу, вонзил ногти на правой руке в ладонь. Сейчас главное было — выбраться. Не ради себя — ради них, тех, кого он был вынужден оставить там.
Понять, кому принадлежит какой замысел в этом водовороте чудовищных событий. Понять, с кем придётся бороться — с Сауроном или Мелькором.
Но вслух он только повторил свой вопрос:
— А… а как же Пенлод?
— Натрон увезёт его оттуда; это сделать гораздо проще. Собственно, он это уже сделал. Ты с ним встретишься сегодня вечером.
Тургон замолчал. Они ехали ещё очень долго; потом остановились, и Гватрен дал Тургону немного воды и хлеба; у него страшно болела спина от того, что приходилось всё время наклоняться.
— Раз мы стоим, я тебе кое-что покажу, — сказал Гватрен. — Тебе знакома эта вещь?
В руке Гватрена возникла подвеска. Золотая цепочка с маленьким сапфировым цветком.
— Откуда она у тебя? — спросил Тургон.
— Это было в вещах Келегорма. Точнее, так: это было под седлом лошади Маэдроса, которую взял Келегорм. Там был небольшой мешочек, в котором были и другие интересные вещи, но я хочу спросить тебя именно об этой.
— Да, — ответил Тургон. - Да. Я не должен… хотя какая теперь разница. Маэдрос носил это в знак любви к моему брату. У Фингона была такая же, только с алым цветком. Так Маэдрос… он даже не носил её, — сказал Тургон с горечью.
— Я думаю, — сказал Гватрен, — он скорее не хотел брать её с собой, отправляясь на такое сомнительное дело, как штурм Дориата и на самом деле эта вещь ему дорога. Когда-нибудь я попытаюсь это узнать: Саурон сказал, что хочет обменять это на ключ от ларца с Сильмариллами. По крайней мере, попробовать и посмотреть, что они на это скажут.
— Но тогда… — Тургон замолк. И в очередной раз спросил:
— Зачем?
— Гортаур хочет знать правду, — ответил Гватрен. — И он готов за это платить и идти на определённые жертвы. Ему пришлось на многое пойти в этой войне, многое сделать и многое перенести. А он не крал Сильмариллы и не убивал Финвэ. Но что, если этого не делал и Мелькор? Гортаур не любит играть вслепую. Очень не любит. Если бы Гортаур узнал, что Финвэ был убит собственным сыном, внуком или правнуком — или же женой, дочерью, внучкой, правнучкой и так далее, — он предпочёл бы стравить их между собой, а не вести бессмысленное противостояние десятилетиями.
Тургон задумался. Упоминания о «платить» и «идти на определённые жертвы» навели его на мысль, что его освобождение произошло не без участия Гортаура, или, по крайней мере, что идя на это, Гватрен и Натрон предполагали, что идея оставить Тургона на свободе ему придётся по душе. Ведь наверняка он, Тургон, поняв, что во всей истории с кражей Сильмариллов что-то не так, захочет выяснить, что же именно, и даже в том положении, в котором он сейчас оказался, возможностей у него для этого будет больше, чем у самого Гортаура.
— Скажи, пожалуйста, — продолжил Гватрен, — вот ты действительно веришь, что кто-то из твоих родных мог это сделать? Ты веришь, что Фингон, твой родной брат, принимал участие в убийстве твоего деда?
— Нет… Нет, — с горечью ответил Тургон. - Нет, конечно, я не верю. Я просто был очень зол тогда. Я всё время думал, что Маэдрос словно околдовал его, как Эол — нашу сестру; он не замечал никого вокруг. На самом деле… я думаю, что Маэдрос просто отдал ему эту вещь на хранение уже здесь, поскольку не хотел, чтобы его братья её видели; то есть он спрятал её сразу после прибытия в Белерианд. Это значит, что замок был у него или у Феанора, и Феанор поделился с ним своей тайной перед кончиной. Когда Фингон освободил его из плена, Маэдрос нашёл замок и передал его Фингону. Мне кажется, возможно даже, что Маэдрос каким-то образом получил его от Мелькора, пока был в плену или узнал, где Мелькор бросил его, когда бежал из Валинора с сокровищами. Фингон мог и не знать, что это такое — ведь никто из нашей семьи не видел этого ларца. Единственное, что невозможно — это чтобы он знал об этом ещё там, в Валиноре и тем более — чтобы он, даже по наущению Маэдроса или Феанора, мог бы это скрыть! Он сказал бы мне, сказал бы отцу; я не верю, чтобы Фингон… чтобы он заставил нас следовать за Феанором через льды, допустил бы гибель моей супруги, нашего младшего брата Аракано, ещё десятков, сотен нолдор, зная, что мы не преследуем убийцу Финвэ, что Мелькор не убивал его, что его убийца — один из нас! Если бы мы об этом знали, мы остались бы в Амане! Мы остались бы, если бы даже только подозревали это, Гватрен! Но ни у кого из нас не было никаких сомнений в том, что в этом виноват Мелькор. Мой отец бросился в поединок с убийцей Финвэ, с тем, кто истреблял и мучил его подданных, а не с похитителем Сильмариллов — они не нужны никому из нас!…
— Я отвечу, подобно своему хозяину, — сказал Гватрен, — что в твоих рассуждениях есть определённый пробел. Ты сказал, что Фингон не позволил бы вам следовать за Феанором и его спутниками, зная, что вы не преследуете убийцу Финвэ. Но что, если твой брат знал, что убийца вашего деда отплыл в Белерианд с Феанором на кораблях тэлери? Ты ведь сам сказал, что это мог сделать и сам Феанор. Если он просто не успел отомстить ему, поскольку Феанор погиб? Кстати в том разговоре Гортаур сказал, что убил Феанора, и даже, как мне показалось, выразил по этому поводу некое сожаление. Ты не знаешь, почему?
— Нет, — покачал головой Тургон. — Я просто уверен в том, что Фингон не причастен ни к чему из этого, и пока у меня есть время, я хочу тебе об этом сказать. И вообще — как мог один из нолдор по своей воле причинить Финвэ хоть какое-то зло? Даже если это не сделал сам Мелькор, такое можно было сотворить только по его приказу. Ты не знал Финвэ. Он был самым безобидным созданием на свете, наивным, как дитя; он казался таким юным — его и внешне было трудно отличить от нас, внуков; Феанор выглядел гораздо старше, да и мой отец, пожалуй, тоже. Я иногда думаю, что единственное, что я по-настоящему сделал хорошего в своей жизни — это порадовал его, став отцом его правнучки, пока он был ещё жив. Он просто очень любил детей, хотел, чтобы их было больше…
— Ну хоть кого-то вы с Маэглином порадовали посмертно, — фыркнул Гватрен. — В радости Эола по поводу его возрождения я что-то не очень уверен. Поехали дальше.
***
Когда они въехали в лес, было уже почти темно.
— Я оставлю тебя в условленном месте, — сказал Гватрен. — Пенлод найдёт тебя сам. Возьми нож на всякий случай. Надеюсь, у тебя хватит ума не пытаться причинить мне вред. Там есть дерево, на которое можно забраться.
В неверном вечернем свете, в смутных тенях ветвей Тургон увидел что-то странное, какое-то скопление фиолетовых и лиловых искр; это был ещё один обрывок завесы Мелиан.
— Закрой глаза, — велел Гватрен.
Тургон опустил голову и прикрыл глаза. «Как же этот приспешник Саурона может проезжать даже через то, что осталось от Завесы?» — подумал он. Невольно он приоткрыл один глаз; быть может, ему показалось, но в переливах странного, мигающего света, когда они проезжали через волны светящихся полос воздуха, он увидел, что на изящных руках Гватрена вспыхивают тени чудовищных шрамов.
— Спускайся, — сказал тот через несколько минут, остановив коня у огромного развесистого дуба. — Здесь Пенлод найдёт тебя. Прощай, Тургон. И не оглядывайся.
Гватрен поскакал прочь. Но Тургон всё же оглянулся; Гватрен не видел его.
***
Тургон открыл глаза и увидел розовые рассветные лучи на пожухлой траве; Пенлод осторожно тряс его за плечо.
— Тургон… Туринкэ… ты меня слышишь?
— Да… да, да, — ответил он, приподнимаясь; Пенлод со сдавленным криком заключил его в объятия и долго не отпускал; он сам, дрожа, вытирал заплаканное лицо об его плечо, вцепившись в куртку Пенлода, в его пояс; потом, вырвавшись из его судорожно сжатых рук, Тургон сам отчаянно обнял его.
— Я… я думал, что я заблудился. Они вроде бы мне всё объяснили, но мы же с тобой не лесные эльфы. Я тут метался всю ночь. Надеюсь, обратно дорогу найду, я хоть сейчас примерно представляю себе, где нахожусь.
— А куда мы пойдём? — спросил Тургон, вытирая слёзы. — И кто такие они?
— Натрон привёз меня туда. Я тоже не очень понял, кто они. Ну, ты увидишь.
========== Глава 11. Избирательное сродство ==========
Вот — мои воспоминанья:
Прядь волос, письмо, платок,
Два обрывка вышиванья,
Два кольца и образок...
К. Случевский
Пенлод попросил Тургона наклониться. Они прошли под переплетением густых ветвей незаметной тропкой, ещё несколько раз повернули и оказались у маленькой деревянной калитки, увитой ещё зелёными плетьми вьющихся растений. Пенлод постучал, и им открыли.
