Текст книги "Грядет новый мир (СИ)"

Автор книги: Sgt. Muck

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– Я хотел бы показать тебе свой мир, – пробормотал я Еноху, повернув голову. Он сидел на лошади позади меня, с идеально прямой от напряжения спиной. На поворотах он придерживал меня поперек пояса одной рукой как будто так и надо, и я разомлел от его внимания. Со стороны Еноха это было просто лавиной внимания, учитывая свет и наличие других людей.

– Да если бы меня не развеяло по ветру, в нем нет места для меня, – отрезал он, смотря на дорогу.

– Ты мог бы стать патологоанатомом, – брякнул я, даже не задумываясь.

– Кто это? – нахмурившись, спросил Енох.

– Ну врач, который вскрывает тела после смерти, – попробовал объяснить я. Звучало жутко.

– Зачем врачу вскрывать тела мертвых? Врачи лечат живых, – поправил меня Енох. Его рука в который раз легла мне на пояс. Я прибалдел.

– Они пишут заключение о смерти, выясняют причину смерти, в моргах вечно сидят, – тут я осознал, что это все, что я знаю о патологоанатомах. – Не знаю я, почему их называют врачами.

– Раз не знаешь, то и не говори, – порекомендовал мне Енох. Я уже был готов обидеться на него, когда буркнул:

– Если бы я знал, что у меня будет парень некромант, я обязательно бы выяснил.

И хотя повисло молчание, я прямо кожей почувствовал эффект бомбы внутри Еноха от моих слов. Его кисти побелели, так сильно он сжал вожжи. Я представил, что сейчас он скинет меня с лошади ко всем чертям, хотя как я должен его называть? Человеком для обнимашек? Да его вырвет от всех остальных вариаций. Я спал рядом с ним, я обнимал его, я целовал его и продолжал хотеть это делать – после всего этого я ему точно не кузен и не компаньон. Во мне это определение тоже кое-что изрядно перевернуло, ведь я раньше как-то не думал об этой стороне моей жизни, мне одинаково было плевать на всех, так что я тоже был удивлен тем, как это звучит. Я не готовился всю жизнь к тому, чтобы иметь парня, а не традиционную девушку. Но мне было несравнимо проще, ведь я из более прогрессивного времени. Когда я посмел обернуться на Еноха, его лицо покрылось нехорошими красными пятнами очень сильного гнева. Очень. Сильного.

– Лучше заткнись, – посоветовал он мне, и у меня не было причин протестовать. Я верил, что он привыкнет. Я вот уже привык. И хотя он меня, наверное, ненавидел, он продолжал меня придерживать.

Мы попрощались с цыганами прямо перед деревней не без происшествий. Этот странный сын вожака умолял нас взять собой. Я видел, как он разбивает сердце Милларду. Никому из нас было не понять, что значит быть невидимкой. Он даже среди своих был одинок, потому что невидим. И мы лишали его возможности приобрести настоящего друга. Я уже был готов взять мальчика с собой, но Енох прекратил все наши споры.

– Пошли, если не хочешь жить, – резко произнес он.

Миллард вздрогнул, точнее, его пиджак. Мне тоже стало невесело от реализма Еноха. Миллард поспешил обратить все это в семейную любовь и привязанность. Лицо Еноха выражало такую смесь отвращения и пренебрежения, что я благоразумно потащил его вперед, ожидая, что остальные догонят.

– Хорошие же ребята, а ты им не верил, – примирительно бормотал я.

– Я никогда не пойму девяносто процентов человечества. Если твое время полно таких, как ты – девяносто девять, – довольно грубо отозвался Енох. Я стерпел, хоть мне было еще обиднее, чем раньше, я то считал его уникальным и никогда бы не добавлял за него еще девять процентов. Потом я подумал, что он может завидовать такой любви отца и сына. – Нам нужно отловить жандарма или как их тут называют.

– Зачем? – хлопая глазами, спросил я.

– Мне нужен пистолет, да и форма охранника правопорядка, ведущего толпу так себе одетых детей без вещей, привлечет меньше внимания, – снисходительно объяснил он мне. Когда подошли остальные, он предъявил им свое требование. Все были, в общем-то, не против, да только время поджимало. Кроме того, как обезвредить полицейского так, чтобы он не растрезвонил о нас на всю округу?

Эмма горько вздохнула.

– Тогда нам нужен бар, пьяный придурок в форме и невидимый охранник моей благодетели, – произнесла она.

Мне стало в третий раз обидно. Все выглядели тут героями, а я был жалким довеском. Даже Эмма собиралась на миниатюрный, но подвиг. Я хотел возразить, что даже если Енох наденет форму, старше выглядеть он от этого не станет. Я вовремя прикусил язык, потому что мы шли по улице, случайно миновав бар, что было уже хорошим знаком. Во-вторых я, как и все, тут же заметил круглолицего раскрасневшегося полицейского, который спал на барной стойке этим ранним утром. Не знаю, о чем я думал в те полчаса, что Эмма очаровывала и уводила парня на второй этаж бара, наверное о том, что это гениально, но просто отвратительно. Мне не верилось, что есть парни, настолько теряющие бдительность в компании красотки. Когда Эмма вышла, как ни в чем не бывало, и завернула за угол, где дождалась нас, я был шокирован. Ей удалось. Она вытащила из-под свитера сложенную форму, а затем к нам по воздуху приплыл пухлый бумажник. Хотя Эмма шепотом орала на Милларда, я лично был рад его находчивости. Мы обсуждали план действий в Лондоне, пока Енох переодевался. Когда я наконец повернулся с внутренним страхом провальной нашей затеи, я обомлел. Форма полицейского была черной, довольно удобной, а потому хорошо подогнанной по фигуре, которой Енох лишь чудом угодил. Я вдруг осознал, что он выглядит невероятно круто. Форма подходит ему в высшей степени идеально, вкупе с его вечно презрительным выражением лица добавлявшая ему лет пять, не меньше. Он протянул руку Эмме, и она нехотя передала ему пистолет. Единственное, что недоставало Еноху – это котелка, но я надеялся, что в условиях войны они были в дефиците. Наконец мы вышли строем, понурив головы, тогда как Енох делал вид, что сопровождает нас и смертельно скучает из-за этого. Я жалел, что не могу идти так, чтобы видеть его. Для меня он, в общем-то был красив в чем угодно, но в этом случае мой восторг был сравним только с малолеткой за кулисами концерта любимого бойс-бэнда. Внутри меня случился какой-то коллапс между медленно взрослеющим Джейкобом и гормонально озабоченным подростком, и они столкнулись в восхищении, требующим смотреть на Еноха без перерыва. Он брал билеты до Лондона, и я видел, как желала выслужиться перед ним эта толстая немолодая женщина. Он очаровал ее за несколько секунд, хотя я не видел и не слышал того, о чем он говорит. Он выпрямился и отошел от кассы с пачкой билетов, не думая даже отдавать их нам. Это было деталью идеальной игры, о которой лично я бы даже не подумал. Пока он разговаривал с проводником, с деланной усталостью кивая на нашу разношерстную компанию, Эмма негромко вздохнула:

– Артист погорелого театра.

Мне так не казалось. Он был хорош, даже очень. Проводник сказал что-то, махнув в конец вагона, и Енох кивнул, не собираясь уходить. Похоже, что-то было не так. Или он просто нас бесил. Когда я увидел, как он принимает от проводника что-то вроде сигареты, я тут же взбесился не слабее Эммы. Бронвин держала меня за руку, потому что уже я хотел идти и предъявить все претензии Еноху. Все выглядело так, как будто он красовался перед нами. И еще я ненавидел этот запах сигарет. Он стойко ассоциировался у меня со школой, где так вонял каждый, кто решал погонять меня по двору в те времена, пока у меня не было Рики. Наконец Енох попрощался с проводником и махнул нам, идя вдоль поезда. Мы молча забрались в вагон, и я едва не удержался от гневного вопля.

– Остановите поезд! – кричал кто-то из-за толпы. – Остановите его немедленно!

Я замер в ужасе в тамбуре. Енох высунулся, чтобы посмотреть, кто кричит. А я и так знал, что это по нашу душу. Прогремел выстрел. Енох отдернулся за спасительную дверь. Я повис на его руке, мешая ему выстрелить в толпу.

– А если кто-нибудь умрет? – прокричал я, не имея времени говорить тихо.

– Лучше дать ему уйти и сообщить о нас, – не менее громко ответил Енох.

Я отпустил его. Черт возьми, он был прав. Енох снова высунулся из вагона. Я не знал, что там происходит, я смотрел только на него. Он высматривал кого-то. Прогремел выстрел в нашу сторону, и я вздрогнул. Но Енох даже не пошевелился. Наконец он вытянул руку, почти лениво, и выстрелил в ответ. По его лицу я даже не мог понять, попал он или нет. Поезд набирал скорость. Енох захлопнул дверь тамбура. Из другого вагона к нам уже бежал проводник. Я растерялся. Я перестал понимать, что произошло. Я слышал только, как Енох разговаривал спокойно о том, что я сын одного немецкого шпиона, и меня жаждут убить до возвращения в Лондон. Я вообще-то не очень походил на немца, но Енох говорил как-то очень естественно. В его речи вдруг появились военные обороты речи. Наконец проводник отстал от нас, оставив нас одних в темном тамбуре.

Вдруг Енох привалился у стене, сползая по ней и закрывая лицо руками. Ему было явно плохо. Я тут же сел на колени перед ним, боясь взбесить его лишним словом.

– Ненавижу людей, – произнес он наконец. – Вообще ненавижу с ними разговаривать.

И тут я, в общем-то, поспешно нагнал свою умственную отсталость, осознав, как тяжело Еноху было провести три прекрасные комбинации общения, от очарования до доверительности, которые он вызвал в людях. Я боялся позвонить кому-нибудь по телефону, записаться к дантисту или заказать корм псу, а он, будучи явным интровертом, совершил насилие над собой ради нас. Он зарычал вдруг, переживая это унизительное для каждого интроверта мучительное неудобство от общения с совершенно незнакомыми людьми. Мне хотелось отвлечь его от этого.

– Это было очень круто, – признался я, хотя у меня сердце еще из пяток не вернулось от стрельбы.

– Это было отвратительно, – не был согласен со мной Енох.

– Зато мы в безопасности, – убедительно пробормотал я. Он взъерошил свои волосы, затем потер глаза. – Нужно рассказать остальным, что все нормально, – с горечью пробормотал я, хотя мне очень хотелось остаться здесь с ним еще на пару минут. Енох кивнул, но даже не сделал попытки встать. Он выпрямил ноги и запрокинул голову, слегка стукнув ею о стену.

– Кошмар какой, – пробормотал он еще раз, уже тише. Я подполз к нему сбоку, шепотом сообщая, что форма делает его просто неприлично красивым. Он, как всегда, не воспринял мои слова всерьез. Енох как раз очень походил на героя какого-нибудь экшна, только вместо преданной безбашенной красотки ему достался так себе примечательный я. Но скромностью я не страдал и знал, что Еноху что-то нравится во мне, а потому не робел, как упомянутая фанатка. Я с чувством собственничества устроился на его бедрах, в красках интересуясь, зачем он курил.

– Потому что все парни в Британии курят с пятнадцати лет, а на войне – с тринадцати, – раздражаясь моей глупости, ответил Енох. Спрашивать, откуда он это знал, я не стал, ведь выглядел бы еще большим дураком. Я поцеловал его, игнорируя этот едкий вкус табака. Меня бы стошнило от первой затяжки, а ведь ее еще нужно правильно дозировать, чтобы не перебрать с никотином. Он пытался отпихнуть меня, сообщив, что здесь могут пройти в любой момент, но это ведь был последний вагон, да и мы выкупили большую часть мест в этом наверняка шикарном наборе купе. Я не отпихивался ни в какую, решив, что сцеловать весь этот ужасный привкус – это мое призвание на сегодня. Енох предъявил мне претензию на то, что я скрывал свою настоящую странность быть прилипалой и сдался, предоставив мне полный доступ на то, что я хотел сделать с ним. Я страдал неспособностью заглушить в себе восторг от новых способностей Еноха. Он становился для меня опасным идеалом, и чем больше я погружался в восхищение, тем больше боялся разочароваться.

– Скажи какую-нибудь гадость, – попросил я его, чтобы перестать вырабатывать внутреннюю энергию влюбленности в него зря.

– Ты воняешь, – незамедлительно сообщил он мне. Я фыркнул – тоже мне новость. Я сообщил ему удивительный факт о том, что и он не так уж приятно пахнет после всего нашего путешествия, на что мне было фиолетово. Я никогда не подозревал о том, что можно быть рядом с человеком и целовать его, несмотря на антисанитарию и наши редкие и жалкие попытки привести себя в порядок. Это просто было как-то не важно.

Мне не нравилось, что эта форма пахнет не так, как я привык. Я тихо попросил Еноха переложить в нее пару каких-нибудь особо вонючих запасов, на что он назвал меня извращенцем. Я снова фыркнул. Я гадал, почему Енох вообще ответил мне. Поначалу, может быть, по ошибке приняв меня за копию моего дела, но сейчас не было никаких сомнений в том, что он относится так именно ко мне.

– Почему ты подпустил меня? – спросил я робко, хотя хотел превратить это в шутку. Я уткнулся ему в шею, ища спасительные нотки его собственного запаха.

– Ты как лавина, тебя нельзя остановить. Проще покориться, – ответил он неожиданно, и я удивленно уставился на него. Вежливое покашливание Эммы заставило нас нехотя подняться.

– Ну сейчас, – простонал я, удерживая Еноха за руку. Она ушла, возведя глаза к потолку. Енох посмотрел на меня вопросительно и утомленно, словно не понимал того, что мне еще от него нужно.

– То есть ты вроде как выжидаешь, пока у меня не перегорит? – спросил я раздраженно, не отпуская его в коридор вагона. Енох помолчал, затем покачал головой. – Тогда это не ответ, – уперто произнес я.

– Потому что хотел тебя подпустить, – наконец ответил Енох и вырвал свою руку, проходя в коридор.

Мы сгрудились в одном купе. Бронвин обнимала задремавшую Оливию, а Хью спал вдоль второй верхней полки, потеснив Горация. Внизу Эмма укачивала Клэр. Нам досталась последняя нижняя полка. Енох тут же растянулся на ней, не заботясь о моем удобстве, и я пересел на полку Эммы, обняв колени. Я подумал о том, что даже если тварь убита, слух о стрельбе все равно дойдет до остальных тварей, и наш поезд может просто не доехать. Я размышлял, как лучше сказать об этом, когда Енох вышел в коридор. Я не обратил на это особенного внимания, однако прошло несколько минут, а он не возвращался. Я тут же вышел, оглядывая пустой коридор. Туалетный отсек был открыт и пуст. Я запаниковал. У меня не было оружия. Я гадал, как правильнее поступить, и решил, что можно заглянуть в каждое купе. Я думал, наверное, не тем местом, когда в третьем от туалета заглянул прямо в дуло пистолета. Я прямо услышал, как Енох называет меня дебилом в моей голове, ну или мой внутренний голос вдруг зазвучал как он, но я поднял руки. Тварь, поймавшая нас, выглядела удивительно счастливой. Это был молодой холеный парень в очках и костюме. Не успел я и глазом моргнуть, как он привязал меня к поручню для полотенец. Он едва не пел от счастья, превращаясь в меня. Конечно, было странно смотреть на себя в костюме не по росту, но хитрая тварь разделась до майки. Напевая песенку, моя копия отправилась в купе к остальным.

– Ты идиот, Джейкоб, – предсказуемо произнес Енох. От досады я был с ним целиком и полностью согласен. Каким надо быть непредусмотрительным дебилом, чтобы искать пропавшего друга в одиночку? Енох был связан лучше меня. Очевидно, он был опаснее.

Я потрогал пальцами узел. Когда-то в детстве я играл в одну очень занимательную игру с дедом, которую не одобряли мои родители. Тогда я тоже считал это игрой, но только сейчас, тринадцать лет спустя, я понял, зачем дед связывал меня и учил выбираться. Узел оказался даже слишком прост. Я избавился от него за несколько секунд. Рефлекторно. Мои руки помнили все узлы, которыми мотал меня дед, а он, я полагаю, знал много узлов посерьезнее. Я бросился развязывать узлы, сковывающие Еноха. Но открывавшаяся дверь купе бросила меня обратно к моему месту заточения. Я схватил веревку и сложил руки за спиной. Тварь смотрела на нас и ржала, как ненормальная.

– Кому расскажу, не поверят же, – с непонятным умилением произнесла тварь. – Самое смешное, что я захватил только вас, а ваши милые детки спокойны, как танки, думая, что вы выясняете отношения. Мне ведь заплатят вдвое больше, если я не только отдам вас, но еще и расскажу о том, как разговорить каждого из вас. Ты ведь, – он ткнул пальцем в Еноха. – Первым расколешься, если этого вот, – он указал на меня, – пригрозить пытать. А ты, – продолжал он тыкать в меня, – трус, но тебе за это стыдно, расколешься только тогда, когда ему, – он снова тыкнул в Еноха, – сделают бо-бо.

Я с досадой подумал, что это не совсем так. Я заору все, что они только захотят, лишь бы твари не трогали Еноха. Но, что хуже, Енох не произнесет ни слова, даже если меня убьют, потому что никогда не подставит под угрозу свою семью и свою приемную мать мисс Перегрин. Я ждал, когда будет удобный момент, чтобы эта явно не военная тварь потеряла бдительность. Поезд продолжал свой ход, тварь размышляла о своем случайном успехе и записывала что-то в книжечку алого цвета, а я нервничал. День клонился к вечеру. Я потерял всякую надежду. Если я кинусь на тварь, я ничего не добьюсь. Я не боец. Я приметил нож на столе, но я не умею обращаться с ним так, чтобы воткнуть его в тварь куда нужно.

И тут я понял, что замолчавшая тварь задремала. Я посмотрел на Еноха. Он едва заметно кивнул, подтверждая мой план дождаться, пока тварь уснет. Я никогда еще не ждал с таким нетерпением, чтобы кто-то уснул. Я ждал сигнала от Еноха, смотря на него так внимательно, что у меня заболели глаза. Он сверлил взглядом тварь. Наконец Енох снова кивнул мне. Я пошевелился, но тварь не проснулась. Я протянул руку за ножом, а тварь дрыхла без задних ног. Я боялся, что стук моего испуганного сердца его разбудит. Моя мокрая от пота ладонь сжала нож. Я разрезал веревку на Енохе в считанные секунды – откуда у твари вообще столько веревки с собой? Енох протянул мне руку, и я с облегчением отдал ему нож. Он велел мне движением головы отвернуться, что я спешно сделал. Я услышал хруст, короткий вскрик, после чего наступила тишина. Я боялся обернуться и увидеть вместо сердца твари дыру. Поезд начал тормозить.

Я посмотрел на Еноха. Он выглянул за дверь и тут же дернулся обратно – значит, тварь была все же не одна и соврала зачем-то. Чтобы позлить нас, вероятно. Я в тот момент смотрел на тварь, которая словно дальше тихо спала. Ни единого пятна крови, но этот парень был, безусловно, мертв. Как так? Енох подергал окно. В моем настоящем нельзя было открыть все, только верхнюю часть, но здесь я как в чудесном сне увидел, как оно поддается. Я полез первым, хотя не знал, что страшнее – подставить голову или спину. Я спрыгнул и покатился прямо в кусты возле железной дороги. Енох спрыгнул тише и аккуратнее, что было для меня обиднее в какой там, четвертый раз? Ведь он весил больше меня. Потом я подумал, что из дома мисс Перегрин иногда тоже хотелось сбежать и решил, что у него просто было больше возможностей для тренировок. Мы замерли, смотря на поезд. Видно было только его обшивку. Мои ноги хлюпали по дну какой-то канавы, когда я переступил с ноги на ногу. Где-то рядом раздался похожий на наше приземление глухой удар, и я обмер. Неужели нас так быстро раскрыли? Но как? Я отмахнулся от пчелы. Пчелы?

– Хью, – прошептал восторженно я, узнавая лохматую макушку.

– Что за черт? – едва слышно откликнулся он, подходя к нам. Издалека послышался лай собак. – Надо сматываться.

– А что с остальными? – коротко спросил Енох.

– Отправлю пчелу, главное – самим не попасться, – решил он, и мы побежали в сторону от поезда. Однако чем дальше мы убегали, тем хуже нам становилось. Ведь мы оставляли дорогих нам людей в руках монстров. Я видел, как эта мысль давит на Еноха. Мы рассказали Хью, что произошло.

– Ради всего сущего, почему вы не заметили, что у Джейкоба чертовы белые глаза? – горячился Енох, когда мы добрались до каких-то темных дворов.

– Было темно, из коридора бил свет, да никто из нас и не приглядывался, – отговаривался Хью.

– А как ты ушел? – спросил я с подозрением.

– Как, как, живот заболел, вот и вышел, – отрезал Хью. Глаза у него были нормальными, да и пчелы на месте – я решил, что доверяю ему. – Нужно продумать…

Вспыхнул свет. Откуда-то появились еще люди, окружая нас. Я даже не успел удивиться. Меня схватили за шкирку сразу трое, как будто я был страшный и опасный преступник. Из-за яркого света я не понимал, где Енох, а где Хью. Меня тащили волоком, и я спотыкался через шаг, в результате чего меня тащили большую часть пути. Мои глаза смогли что-то увидеть только в комнате, где уже были пленены наши друзья и цыгане. Вид вожака цыган был наиболее плачевен, и я отвел взгляд, чтобы не испытывать вину за его боль. Секундами спустя в комнату втащили и Еноха. Не успел я свыкнуться с происходящим, как на свет вышел какой-то мистер Уайт. К моему ужасу, он читал алую книжечку твари из поезда.

– Видите ли, господа опоздавшие, мы задались вопросом местонахождения одной птички, – начал он отвратительным слащавым голосом. Он ткнул пальцем в книжечку. – Самое занятное, что тут написан способ выбить из вас ответ. Это потрясающее совпадение, не находите?

Сказать, что я похолодел, ничего не сказать. Температура моего тела упала до кельвиноского минуса. Вот тут мне действительно стало страшно, как никогда. Уайт кивнул на Еноха, и от ужаса я оцепенел. Одна из тварей в форме подошла к нему и врезала со всей дури в живот, пока двое других держали его.

Я не мог издать ни звука.

Потому что я был трусом.

Уайт кивнул на меня. Я посмотрел в лицо твари, которая с интересом рассматривала мою жалкую тушку. На этот раз она подготовила приклад ружья. Я старался быть готовым к боли. Я открылся для нее, собираясь терпеть так долго, как только смогу.

– Я скажу, где птица.

Нет. В моем сознании я кричал так отчаянно, как только мог. Они ведь даже не тронули меня, а Енох уже сдался, нет! Я хотел терпеть боль, лишь бы не выглядеть позорищем, слабаком, дезертиром. Я молил Еноха о том, чтобы он молчал, но он даже не стал на меня смотреть. Он вообще не считался со мной, желал ли он защитить меня или боялся, что под силовым воздействием я быстро расскажу. Я не знал ни его мотивов, ни своей выносливости.

Но мне не суждено было узнать.

Выстрел снаружи положил начало переполоху. Я заметил, что Хью с нами нет. Тут же за дверью раздался страшный крик, и все происходящее вдруг перешло в ускоренный режим. Один за другим твари выбегали, пока Уйат не приказал закрыть окно. Бахир разбил его, и буквально в течение нескольких минут жужжащая армия Хью уничтожила всех тварей.

Я был нечеловечески ему благодарен.

От пережитого стресса все молчали. Мы едва перекинулись парой слов. Кто-то вспомнил следующую остановку поезда с оставленным в нем чемоданом Бронвин. Идея взять военный джип тоже пришла почти сразу. Вести джип, однако, не умел никто. Единственным, кто хоть раз водил автомобиль, среди нас всех, был я. Я не стал рассказывать, как сдал назад прямо в дверь гаража в свой первый раз. К тому же я ездил на машине с автоматической коробкой передач, а в этой машине была механика, неподдатливая, грубая и жесткая. У руля не было, естественно, никакого гидроусилителя, и я смог повернуть с большим трудом. Однако я смог тронуться с места и поехать, благодаря создателей игры “Need for speed” за мое продвинутое детство. Клянусь, я играл в нее с рулем и коробкой, подаренными мне пару лет назад на Рождество. Кто бы знал, что это окажеться полезным умением! Мы доехали до станции до полчаса. Наш проводник узнал нас и громко спросил Еноха, что случилось. Мне было видно, как трудно Еноху было взять себя в руки. Его форма превратилась во что-то непотребное, а под глазом краснел рождающийся синяк. И все же у него получилось убедить проводника в том, что именно он спас детей от нападения и похищения. Вероятно, на проводника действовал наш удручающий вид, либо он не имел привычки связываться с парнями в полицейской форме. Вскоре мы разбрелись по купе, не беспокоясь больше о том, чтобы держаться вместе. Думаю, что я не совру, если скажу, что каждому из нас настолько хотелось спать, что нам было бы наплевать даже на конец света. Не знаю даже, с кем из ребят я спал в одном купе. Я выключился, как компьютер без сети, как планшет без зарядки. Резко, в одну секунду.

Мое пробуждение скорее было похоже на выныривание, я сел на своей полке и резко вздохнул. Вокруг было все еще темно, так что, похоже, я проспал совсем чуть-чуть. Я уже перевернулся на другой бок, как неожиданно взволновался. Я не сразу понял, что причиной моего волнения стало отсутствие ботинок Еноха на полу перед моей нижней полкой. Я испытал это дежа-вю во всей красе. Помню, как подумал нечто вроде “только не опять”, вылетев в коридор буквально босиком. Я был испуган, короткий сон совсем мне не помог, так что мне было думать? Мысль о том, что Енох мог просто пойти в туалет, мне просто не пришла в голову. Я как безумный бегал по коридору, и мягкая ковровая дорожка скрывала мои шаги. Наконец я догадался выглянуть в тамбур. Меня обдало холодным воздухом открытой двери. Не скажу, что я сразу успокоился, обнаружив Еноха. Наоборот, от ощущения предстоящего разговора мне было еще хуже, чем от нападения тварей.

–У меня будет шанс отдохнуть от тебя? – спросил меня Енох. Я пожал плечами.

– На том свете, – рефлекторно отозвался я.

– Мне категорически нравится твоя привычка загробно шутить в моем присутствии.

– Я стараюсь.

Я не знал, как начать. Извиниться за мое поведение было бы глупо, потому что не существует такого кодекса, по которому я обязан был поступить иначе. Но мне нужно было что-то сделать, чтобы перестать ощущать себя таким жалким и бесполезным. Я не герой. И более того, Енох тоже был далек от этой должности, но разница между нами была колоссальна в какой-то внутренней силе. Я не обладал ею, потому что за свои семнадцать лет попросту не смог определиться с тем, кто я есть и в чем мои личностные особенности, какими я могу гордиться, а какие обязан скрывать. У Еноха же на это была жизнь размером с типичную человеческую. С этой точки зрения я не мог чувствовать себя виноватым.

И все равно чувствовал.

Люди взрослеют, переживая с каждым днем все больше новых трудных жизненных ситуаций, модель успешного поведения в которых считается опытом. У кого из нас их было больше, у Еноха в вакууме его петли или у меня в моей богатой клетке? Мне казалось, что за время жизни в петле Енох не смог бы так повзрослеть, потому что в этом не было потребности. Значит, он уже был таким, какой он есть сейчас, в мои же семнадцать, еще до петли? Вот от этой теории я обязан был стыдиться своего совсем не геройского поведения.

Ведь я позволил его ударить. Я не произнес ни звука, чтобы уберечь его от боли. Думал ли я, что рад избежать ударов за его счет? Нет. Я вообще не думал. И ставлю это себе в вину.

–Считаешь меня полным моральным ублюдком? – поинтересовался Енох. Неизвестно откуда он достал одинокую сигарету и коробок спичек, почти пустой. Я возмущенно смотрел, как он зажигает сигарету. Я вообще не понимал курящих людей. И я знал, что до сих пор он не курил при мне. При мне – момент ключевой, ведь он не кашлял, как реагируют обычно новички.

– С чего вдруг, – отозвался я мрачно, садясь на железный пол тамбура рядом с Енохом. Все случившееся отдалило меня от него, а злился я почему-то на чертовы сигареты.

– По-твоему, я должен был наслаждаться тем, как тебя бьют? – снова спросил он, и тут я догадался, о чем он. О моем полном разочарования взгляде. – Не знаю как ты, Джейкоб, но я не имею привычки позволять кому-то трогать людей, которыми я дорожу.

Которыми он дорожит, это что, про меня? И ведь выпад в мою сторону. Что я мог сказать а свое оправдание?

–Я трус, – пробормотал я себе под нос. Должно было быть легче от моего признания, но как-то не стало. Енох держал сигарету на вытянутых пальцах, и это выдавало в нем отсутствие привычки. Он курил не потому, что хотел. Он курил, потому что нужно. Я считал курение слабостью, но обвинять Еноха в слабости сейчас – верх идиотизма.

– Легче всего сказать так, да? – Он усмехнулся. Дым танцевал возле его губ, а затем уносился ветром. – Думаешь, я герой? В своих мечтах я тысячу раз бросал вас на произвол судьбы. Я сражаюсь не с тварями, я сражаюсь с собой.

– Ты умеешь стрелять, умеешь убивать, тебе есть, чем сражаться, – возмутился я. – А я что, глазастый только, вот и все. Я не смогу убить, не смогу…

– Я знаю. И я не хочу, чтобы ты это делал, – оборвал он меня резко. – Что было бы, если бы ты не развязал руки?

– Хью спас нас все равно, – проворчал я. Становилось, пожалуй, даже слишком холодно.

– Думаешь, кто-то из нас смог бы вынести пытки тварей столько времени, сколько они нас искали и тащили? Ты выиграл время первый раз. Когда мы сели в джип, ты выиграл его второй раз. С оружием в руках без головы на плечах войну не выиграть.

Я хотел, тщеславно хотел верить его словам. Он доверял мне. Считал полезным. Но только что мне его мнение, если я не в ладах сам с собой?

–Хочешь домой? – спросил он вдруг слишком мягко. Меня не доставал этот отвратительный запах сигарет, и я мог смотреть на то, как спокойно он прислоняет сигарету к губам. В его длинных пальцах она выглядела по-своему красивой, а дым добавлял ему загадочности что ли. Я любил того, кто был недостижим для меня. Влюбился. Или любил? Где грань? Я терял надежду узнать ее,

– Да.

Я не хотел ему врать. Я часто думал о своей комнате, плакатах, мягкой кровати, безопасности закрытой двери, вкусной еды – я этого не ценил, как не ценил своего богатства. Но мне хватало ума понять, что сделай я другой выбор, я уже никогда не простил бы себя. Что было бы, если бы запавший мне в душу Енох рано или поздно вызвал бы во мне влюбленность даже дистанционно, просто потому, что я не смог бы перестать думать о нем? Я никогда бы больше не смог найти замену. Я вообще не найду ее, до или после. Я скучал по самому факту спокойной жизни, где меня снова потянуло бы на приключения, ведь я не познал бы смертельной опасности.

–Мы отправим тебя при любой возможности, – почти деловито пообещал он.

– Да хрен я соглашусь, – наконец взорвался я. – Думаешь, мне легко, когда я не понимаю, что я такое среди вас? Думаешь, мне легко осознавать, что я не приспособлен к такой жизни, не подготовлен, что я могу быть просто китайской подделкой своего деда? Думаешь, мне так легко принять то, что я выбрал тебя, а не девушку, как думал всю жизнь? Думаешь, легко любить тебя, если ты обращаешься со мной так?

– Как? – отозвался Енох.

– Как с надоедливой собачкой, которой легче дать себя облизать, чем отшвырнуть, потому что она придет снова? – Мне не хотелось так открыто себя жалеть, но я ляпнул, черт возьми, ляпнул про любить. И что мне теперь делать? Хочу я или не хочу, а я вездеходом пру прямо в его сердце. И ведь сломаю. Я безнадежный, эгоистичный кретин.