Текст книги "Грядет новый мир (СИ)"
Автор книги: Sgt. Muck
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
А затем в один день письма перестали приходить. Я ждал, я стоял возле ящика, ожидая почтальона, но ничего. От волнения я вовсе перестал есть. Я всерьез думал о том, как сбежать.
Пока родители не отвезли меня к психиатру, предъявив пачку писем. Писем, которые я не получил. Они ставили мне шизофрению, учитывая разные почерка. Я кричал им о том, что не умею так, что это бред, что у меня правда друзья в Лондоне. Все было без толку. Они проверили всю мою комнату, забрали все средства связи, которые у меня были. Слава богу, что фотографии я всегда носил при себе, и хоть это осталось для них тайной. Они ждали места в дурдоме.
Места в дурдоме для меня, родного сына. Я был в ужасе. Я не мог даже сообщить мисс Перегрин и Еноху, что происходит. Мой обостренный голодом, отсутствием сна и стрессом мозг снова включил режим охоты. Я охотился на отцовский телефон. Только чудом я вытащил его в вечер, который отец посвятил алкоголю, и чудом засунул его обратно, прокравшись в спальню. Я написан письмо онлайн, надеясь, что этот бредовый способ сработает. Как им без интернета посмотреть мое письмо? Ночью я лежал в постели и думал, как наивен я был, когда решил, что можно совместить нормальную и странную жизни. Я лишился не просто Еноха, я лишился возможности стать самим собой навсегда. Я послушал их обоих, а ведь знал, как они относились к моему деду. Что менялось из-за того, что я был их сыном?
В последнюю ночь дома я предчувствовал этот звонок. Мои дяди немедленно примчались, чтобы скрутить меня, если что. Они попеременно бормотали, как им жаль, что я не получился, мои вещи мать уложила в чемодан. Я был приговорен к пожизненному заключению в четырех стенах на транквилизаторах, потому что был слаб принять свое собственное решение. В тот момент, когда меня посадили на заднее сидение машины, я окончательно пал духом.
Мисс Перегрин и странные дети никогда меня не найдут. Я сам виноват во всех своих бедах. Я винил дела за то, что он не предупредил меня как следует. Я винил себя за то, что бесхребетно позволил решать мою судьбу людям, которые перенесли предательство семьи раньше, чем я. Они поверили в мою семью. А она предала меня, признав сумасшедшим. Мне хотелось плакать от отчаяния. Я был брошен всеми, даже родными людьми. Я закрыл лицо ругами, когда услышал визг одного из своих дядей. Этот визг оглушил меня. Я в шоке заморгал, пытаясь понять, что происходит. И тут я заметил их.
Гомункулов, наставивших на каждого из моих сопровождающих сверкающие в полумраке гаража ножи. Гомункулов, которые принадлежали только одному человеку на свете. Я смотрел, как поднимается автоматическая дверь гаража. Мое сердце стучало, как ненормальное. И тут я увидел его, Еноха. В свете уличного фонаря я различил всю компанию странных детей за его спиной. Я подумал, что у меня галлюцинации. Енох стоял впереди всех, сложив руки на груди. За те два месяца, что я не видел его, он изменился. Волосы стали длиннее, щеки пропали, сделав его красивее, но каким-то незнакомым для меня. Наконец я понял, что это не призрак. Не иллюзия.
Это же Енох. Енох пришел за мной.
Я бросился по коленям бесчувственного дяди к двери. Я вывалился из машины, оббегая ее. Меня вообще не волновало присутствие других людей. Я бросился к Еноху, как жаждущий в пустыне к воде. Он поймал меня, лишь бы я не снес его. Хоть он и не улыбался, улыбались его глаза. Я обнял его с такой силой, что он застонал, моля его отпустить.
– Никогда, – прошептал я. – Никогда.
========== 12. В заключении ==========
Я обнимал его так, словно во всей вселенной существовал только Енох. Я даже не понял, что его одежда была вполне себе современной. Я держал его и пытался успокоиться, ведь все эти месяцы домашнего ареста я был уверен, что навсегда лишился Еноха. Я хотел высказать ему все, что думаю о его способности решать за меня, как он пробормотал мне едва различимое “Прости”. Я простил с первого звука. Два месяца я жил одними лишь фотографиями и короткими строчками от него. Еще минуту назад я был готов навсегда отпустить шанс на нормальную странную жизнь.
–Почему вы здесь, вы же состаритесь, – бормотал я, когда смог нормально думать. – Вы же умрете здесь, – в панике шептал я, как одержимый. Я все никак не мог понять, почему волосы Еноха стали длиннее, ведь в петле нет времени, чтобы им расти.
– Я думаю, мы устроимся тут, а потом поговорим, – произнес Енох. Мисс Перегрин коснулась его плеча, прося отпустить меня.
– Джейкоб, дорогой, мы могли бы остановиться у тебя на пару дней? Мы собираемся посмотреть весь мир, – и она подмигнула мне так, что у меня перехватило дыхание. В этот момент мои родители вышли из машины, оправившись от потрясения гомункулами. Думаю, они сделали вид, что ничего не видели. Моя мать на этом собаку съела. Теперь она стояла, нахохлившись, и смотрела на меня так, словно это я укусил ее и заразил своими галлюцинациями.
Я вдруг понял, что боюсь их. Боюсь их невежества, которое едва не закончило мою жизнь. Я отступил назад, и Енох обнял меня, снова, так же, как и перед мисс Перегрин. Я боялся подумать о том, почему они все пришли за мной, как будто все это исчезнет, став эффектом нового антидепрессанта, оставив меня ни с чем. Но рука Еноха была вполне реально сильной.
–Добрый день, я мисс Перегрин, учительница друзей Джейкоба. Вы не против, если мы погостим у вас пару дней? – обезоруживающе улыбнулась мисс Перегрин моей матери. Та позеленела и не приняла руку дружбы. Она что-то пробормотала себе под нос, потом закричала, что с нее довольно психов, и она уезжает к матери. Она демонстративно села на переднее сидение, после чего зло постучала в окно моему отцу. Отец стоял растерянный, разглядывая всех странных детей. Он не был особо удивлен, так что я предположил, что дед пытался рассказывать и ему.
– Джейкоб, это если вдруг нужны будут деньги, – он сделал шаг вперед и протянул мне свою карточку. Я потерял дар речи. – И дом береги, все такое. Позвони, в общем, – он смущенно отступил, занимая место водителя. Дети послушно расступились, пропустив автомобиль моих родителей. Я и без суперспособностей знал, что этой ночью они напьются так, что позабудут большую часть моей истории и в конце концов решат, что все это время хотели исправить мне ориентацию.
А я себя и так отлично чувствовал, столбом с карточкой в руке. Я переваривал информацию.
–Джейкоб, мы могли бы пока приготовить ужин, – аккуратно помахала перед моим лицом рукой Эмма. Я закрыл наконец рот и потряс головой. Они все мне улыбались. Как возможно было родиться в одной семье, но сродниться с другой? Я просыпался от кошмара своего заточения. Я бросился в дом, помогая мисс Перегрин организовывать комнаты для детей. Я носился от шкафа к шкафу, подбирая постельное белье и полотенца, носился в кухню, рассказывая девочкам, как включать индукционную плиту и как ее контролировать, показывал, где продукты, где мусор. Я крутился, как белка в колесе, но я был счастлив больше, чем возможно было на этой планете. Я показал Хью и Милларду, как играть в приставку на огромном отцовском телевизоре, а Гораций рылся в гардеробе моего отца, где половина костюмов висела нетронутыми. Посреди всего этого вечернего хаоса я замечал на себе прямой взгляд Еноха и летал еще выше просто от того, что он был в моем доме, рядом со мной. Мы накрывали стол в пустой столовой, где я никогда не ел с родителями, и с кухни доносился чудесный аромат домашней еды, который эти стены почти не знали. Девочки гуськом носили посуду, приборы, салфетки, обживаясь с поразительной скоростью. Мисс Перегрин пропадала в туалетной комнате моей матери размером с маленькую спальню. Наконец я замер, прислонившись спиной к косяку двери между гостиной и столовой и испытал невероятное, нечеловеческое счастье. Мне нужно было остановить мгновение и подумать о своем везении. Моей руки кто-то коснулся, и я с удивлением обнаружил Эмму перед собой. Она позвала меня на пустую кухню.
– Джейк, слушай, я, может, и болтушка, но ты должен знать, что нас притащил сюда Енох. Эти два месяца дались ему так трудно, что ты себе представить не можешь, – быстро и полушепотом произнесла она. – Ты знаешь, мне кажется, мисс Перегрин пошла на это потому, что просто его пожалела. Мы не знали, в самом ли деле ты в опасности или нет. Так что если ты вдруг решишь забрать его прямо с ужина, никто не будет против, – она подмигнула мне. Я испытал горячую благодарность по отношению к ней. Я понимал, что в Енохе она видела себя. Мне хотелось извиниться перед ней за то, что мой дед не такой, как я. Какой такой? Влюбленный зависимый слабак? Конечно нет. Останься мой дед с ними, и меня никогда не существовало бы таким, какой я есть.
– Разве это не положено осуждать? – спросил я на всякий случай. Эмма фыркнула.
– Ну мы же странные, Джейк, нас и так слишком мало, чтобы мы ненавидели друг друга за нашу любовь, – она грустно улыбнулась. – Я так рада за вас. Время встало на вашу сторону.
– Эмма, – начал я. Прости, что я дефектен, прости, что не заменил тебе деда. Прости, что я влюбился в Еноха с первого взгляда. Ты все равно заслуживаешь лучшего. Но Эмма отскочила от меня, широко улыбаясь.
– Диверсия?
Я обернулся, увидев Еноха в дверях кухни. Эмма показала ему язык и побежала в столовую, куда созывала всех мисс Перегрин. Я стоял, как идиот, записывая в свою память то, что Эмма сказала мне.
–И что это было? – с явной угрозой спросил Енох. Я едва не рассмеялся от облегчения. Не мог же он всерьез ревновать меня к Эмме, после всего, что мы прошли вместе с ним. Я хотел подойти к нему, но он остановил меня, толкнув назад. Я стукнулся поясницей о выступающую столешницу. Я был слегка дезориентирован, но мне было все равно, что Енох хочет со мной сделать, ведь это же Енох, и даже если я произнесу это имя еще миллион раз, я все равно не выскажу всей лавины моего счастья, свободы и любви, санкционированной хотя бы одной моей семьей.
– Что? – как дебил переспросил я, разглядывая его капельку позврослевшее лицо. Когда я понял, что он станет взрослеть вместе со мной, я едва не свихнулся от счастья. Я сердцем знал, что рано или поздно красота Еноха, его уникальность, станут заметны всем окружающим. И боже, я ревновал его заранее к каждому столбу.
– Вот ты и скажи, – мрачно произнес он, впечатывая меня собой в злосчастную столешницу. О чем он, об Эмме? Да это же бред. Он зол на меня, а я радуюсь, как ребенок, даже этому. Его пальцы сильно сжимали мои запястья, распяв меня буквально на этой поверхности для готовки.
– Ну что, если ты про Эмму, то она, – Енох покачал головой, и я пожал плечами.
– Почему ты не написал раньше? – произнес он сквозь зубы. В его взгляде была что-то незнакомое. Я понял, что это забота, забота Еноха обо мне! Хорошо, что он меня так крепко держал. Я был близок к состоянию очень впечатлительной девицы, ведь Енох и забота – это почти антонимы.
– Ну о чем? – не понимал я. Его взгляд скользил по моему лицу, и я прямо видел, как ярость растет в нем черным цветком. Он хотел кого-нибудь убить за меня. Как же сложно мне было стоять и воспринимать реальность, не дрожа коленками.
– О том, что происходит, – наконец выдавил он, и его пальцы коснулись моего лица. Я выглядел, в общем-то, еще хуже, чем он, демонстрируя хорошие такие фингалы вместо синяков от постоянного отсутствия сна, но не мог же я ему признаться, что сам вел себя, как анорексичка, и никто меня не пытал голодом и отсутствием сна? Это же забота Еноха, это как, не знаю, Стивен Хокинг – не веришь, что так можно существовать, а потом удивляешься, что ничего себе, как можно существовать. Надо быть отчаянным придурком, чтобы отказаться от Еноха.
– Я в порядке, теперь точно, – убедительно сказал я, занимаясь сбором своей личности в аккуратную коробочку, потому что тело было как нагретый пластилин и не хотело даже слушать приказы мозга.
– Как может быть в порядке мешок с костями? – довольно грубо произнес Енох, и я вздохнул. Пять потерянных килограммов в тощем моем теле, наверное, были видны. Мне стало грустно за какие-то мгновения, потому что я понял, что действительно не могу быть объектом ничего… такого, потому что выгляжу как узник концлагеря. – Пойдем, – он потащил меня в сторону столовой. Мы заняли последние пустующие места, и каждый раз, когда я задумывался и не отправлял ложку в рот, Енох пинал меня под столом, ничуть не церемонясь.
– Грядет новый мир, – говорила мисс Перегрин. – В нем нет тварей, нет пустот, но остались люди, которые специально или нет могут причинять зло странным детям. Мы обязаны собирать их в безопасные места, и остальные имбрины уже переделывают Акр Дьявола под огромную школу для странных детей. Мы должны учить их не только осваивать свои способности, но и выживать. Большинство из них может быть против жизни в петле, но я не могу говорить о будущем так уверенно, потому что нас слишком мало, и мы уже далеко не молоды. Нам нужны странные взрослые, чтобы уберечь новое поколение. То, что мы обнаружили способ стареть, как остальные, дает нам шанс.
Я ел нехотя, разучившись испытывать даже голод, и теперь меня тошнило. Енох продолжал мегя пинать, но я с мольбой посмотрел на него. Он сжалился надо мной, но при этом съел ровно столько же, сколько и я. Я вернулся к речи мисс Перегрин, не понимая, к чему она клонит.
–Прежде, чем вы станете наставниками, кто хочет, конечно, я хочу, чтобы каждый из вас был приспособлен к миру Джейкоба, – мисс Перегрин обвела каждого из детей взглядом и направленной вилкой. – После нашего путешествия я буду готова выслушать решение каждого из вас.
Я встрепенулся. Я уже понимал, что хочу принимать в этом новом мире непосредственное участие. Однако Енох слушал мисс Перегрин с безразличием.
–Всегда будут те, кто захочет уйти в нормальную жизнь, – произнес он тяжело, почти перебив мисс Перегрин. – И что им делать, становиться изгнанниками?
– Нет, конечно, – рассерженно отрезала мисс Перегрин. – Независимо от выбора, странные всегда остануться семьей. Мы не делим никого на последователей и предателей.
– Это пока, – Енох невесело усмехнулся и бросил вилку. Он вышел из кухни, оставив всех в недоумении.
– Что это с ним? – спросила Оливия, уплетая ужин за обе щеки.
– Енох хочет остаться в настоящем, – неестественно улыбнулась мисс Перегрин. – Он считает, что мы не простим его.
– Но это же глупо, – возразила Эмма. Я бросился за Енохом, не зная, где его искать. Я уже отчаялся найти его, когда толкнул дверь своей комнаты. Я обнаружил его на своем широком подоконнике мансардного окна, освещаемого только уличным фонарем.
– Енох, – позвал я тихо. – Никто тебя не осуждает.
– До поры, до времени, – ответил он с задержкой. – Я прожил в петлях больше, чем любой из них.
Я подошел к Еноху, садясь по другую сторону окна. Мне казалось, что в тот момент я был ближе к нему, чем когда-либо.
–Я останусь с тобой, – произнес я твердо, хотя еще минуту назад испытал трепет при мысли, что могу участвовать в новой истории странного мира. – Ты не один, Енох.
– Я не могу умереть в петле. Мой дар мешает мне сделать это. Я много раз пытался, но это все было бессмысленно. День за днем одно и то же, без шанса выбраться, без шанса жить, как нормальный человек. Из тюрьмы моего родного дома я попал в золотые клетки. Сто лет прошли зря.
Я подался вперед, заставляя его выпрямить колени. Я подлез к нему, устраиваясь на его бедрах. Мне было больно, но необходимо слышать все, что он скажет.
–Без меня в их новом мире ничего не рухнет, я не могу снова запереть себя в семнадцатилетнем теле и потерять счет моим годам, – в отчаянии произнес он. Я читал беспомощность на его лице. Он был чужим в каждом из миров, слишком старым для своих странных детей и чужаком для моего мира, – Я хочу жить, Джейкоб. Хочу стареть. Однажды я хочу умереть.
– Я не считаю, что ты обязан и дальше их охранять. Есть Миллард, есть Хью – они справятся, – уверенно произнес я. Енох мотнул головой. – Тебе нужно снять с себя ответственность за них.
– А дальше что? – спросил он протестующе.
– И принять ее за меня, – тихо добавил я, положив руки на его плечи. – Я больше не стану тебя слушать, хватит, я останусь с тобой до тех пор, пока ты собственноручно меня не пристрелишь, – я пытался глупо шутить, и мне удалось вызвать легкую полуулыбку. – Нет ничего позорного в том, чтобы впервые в жизни жить так, как ты хочешь. Все понимают тебя. И все… ну, знают о нас. И никто не против.
– Они еще дети, и мы для них – плохой пример.
– Ты считаешь, что мы – плохой пример? – уточнил я, проводя ладонями по его рукам. Мы. Так долго мы не видели друг друга, но еще больше мы прошли вмесие. Благодаря друг другу. Он нахмурился.
– Нет, я не это имел в виду, – постарался оправдаться он.
– В моем мире человек имеет право любить того, кого хочет. А я люблю тебя, Енох, – упрямо заявил я. Он еще больше помрачнел. Я не ожидал от него никакого ответа, это было не в его стиле – говорить. Он делал и показывал. – И я не считаю это плохим примером.
– Ты прав, – с трудом признал Енох. – Но я могу не подойти твоему миру. Я могу быть не в состоянии осмыслить все это, – предупредил он меня.
– Я буду учить тебя каждый божий день, – поклялся я. Енох посмотрел на меня потеплевшим взглядом. – Ты имеешь право не только оставить их, но и сказать все, что о них думаешь. Рано или поздно кто-то из них захочет уйти в обычную жизнь так же, как и ты. Рано или поздно кто-то влюбиться и захочет семью. Просто ты старше, чем они.
– Я боюсь того, что, не справившись, не смогу вернуться, если что, – сосредоточенно произнес Енох, избегая моего взгляда. – Боюсь, что у меня не будет отходного пути.
– Я могу им стать? – набравшись храбрости, спросил я. За дверью моей комнаты кто-то пронесся с громким криком. Снизу кого-то звала мисс Перегрин. Почему-то все это, вместе с тишиной моей комнаты, с Енохом рядом со мной, заставило меня почувствовать себя самым счастливым человеком на свете. Я даже не рассчитывал на его ответ.
Про себя я давно решил, что однажды спрошу его серьезно.
– Можешь, – наконец с трудом признался он. Я устроился рядом с ним, положив голову на его плечо. Я смотрел на тьму за окном, виденную мною миллион раз, иначе, с надеждой на то, что случайно увижу в ней будущее. Забавно, но эти два месяца я думал, что если Енох каким-то чудом окажется рядом со мной, то последним, что я буду делать с ним, будут разговоры. И вдруг я сижу рядом с ним, и больше мне ничего не хотелось. Меня баюкал ритм его сердца, впервые нормальный, ритмичный и правильный. Я сложил руки поверх его рук. За стеной кто-то передвигал кровать в гостевой комнате, слышались споры возле ванной комнаты, но здесь, в своей комнате, я наконец-то по-настоящему захотел жить.
– Я думаю, это тебе понравиться, – сказал я, вдруг вспомнив о том, что давно хотел показать Еноху. Я протянул ему книгу, за которой мне пришлось сходить к своей книжной полке. Енох взял ее из моих рук с ехидным недоверием, прочитав название «История с кладбищем». Но мне нужно было подумать, с чего начать знакомство странных детей с моим миром, полным совершенно новых технологий, привычек, слов, моды… В моей голове царил настоящий бардак. Я решил отложить эти решения на утро, посвятив вечер Еноху целиком и полностью.
– Я надеюсь, эта комната тебя… устраивает? – спросил я с подозрением, понимая, что в бою я с ним уже бывал, а в быту – нет. Мой вопрос развеселил его, и я расслабился. Просто до сих пор я не представлял, что такое жить с Енохом, и мне только предстояло привыкнуть к его присутствию рядом.
– Мисс Перегрин решила, что нам стоит поменять одежду, чтобы не выглядеть подозрительными, – пояснил Енох, когда я спросил его про одежду. Мне патологически нравилась его новая одежда, делающая его еще выше за счет черного цвета. Мне даже нравилась его рубашка, хотя классику я до сих пор не любил. И хотя я был абсолютно не против того, чтобы Енох спал вообще без всего – и я был настолько одурманен предстоящим совместным вечером и ночью, что сообщил ему об этом – мне все же стоило найти ему какую-то одежду, чтобы он мог ходить по дому и не смущать остальных.
Половина моей одежды была ему мала, и я вскоре отчаялся найти хоть что-нибудь. Потом я вспомнил об одежде моих кузенов. Они росли миниатюрными слонами, и мои родственники считали, что я повторю их путь взросления и отдавали мне брендовые вещи, которые часто даже не были ни разу использованы. Естественно, из одежда оказалась Еноху великовата, но это было лучше, чем ничего.
Я вдруг отчаянно захотел купить ему что-то невероятно крутое. Отец вряд ли надеялся, что я буду экономен. Вообще-то я мог бы начать их знакомство с моим миром с похода в торговый центр, то место, где люди моего времени пропадали столько же времени, сколько на учебе или на работе. Я мог бы снарядить их всем, что обязан иметь при себе человек в моем времени.
Да только я не знал, позволит ли мисс Перегрин принять им мои подарки. Ведь она имела иное воспитание.
– И все же у меня были ужасные щеки, – услышал я Еноха, замершего возле моего стола. Я заглянул через его плечо, обнаруживая нашу фотографию.
– Ну не знаю, мне нравились, – фыркнул я и инстинктивно увернулся от его локтя, которым он хотел смущенно пихнуть меня в живот. – Ну классные щеки, – продолжил я, и Енох швырнул в меня первое, что нашел на столе. Мой школьный пенал. Я увернулся и показал ему язык. Енох искал новые предметы для обстрела моего несчастного тела, пока я пытался подобраться к нему. Я уворачивался от дисков, от больших наушников, от книжек и тетрадей, но я все же добрался до него, самодовольно улыбаясь. – Я не против их возвращения, – глубоко вдохнув, выпалил я. Енох закатил глаза и положил руки на мою шею, собираясь задушить. Мне было смешно, но он душил меня не так несерьезно, как мне казалось. – Ладно, сдаюсь, – наконец прохрипел я, и Енох победно отпустил меня. Я отбежал на безопасное расстояние, чтобы поиграть с огнем чуть дольше:
– И глаза у тебя крутые, – мне казалось, Енох просто убьет меня.
– Заткнись уже, – прорычал он, добегая до кровати и посылая в меня подушку. Ее я поймал и отправил обратно. Пользуясь тем, что Енох отвлекся, я бросился в атаку и сбил его на кровать, компенсируя отсутствие веса скоростью. – Ты невыносимый, – сообщил он мне, в любое мгновение имея возможность меня скинуть и не делая этого.
– Я в курсе, – признался я бесстыдно, ощущая, как веселье переходит в знакомое мне сумасшествие. Его близость всегда действовала на меня одинаково, как в первый день, так и много лет спустя. – Я счастлив, – признался я на волне начинающейся магии между нами. – И хочу так всегда, – в этом я был еще очень наивен, ведь я не знал, сможем ли мы поладить в отсутствие смертельной опасности, но я очень верил в это.
– Там будет видно, – неопределенно отозвался Енох. – Слезь с меня.
– Волшебное слово? – возвестил я торжественно.
– Быстро, – приказал он мне, и я решил, что это тоже подойдет. Я лежал рядом с ним и смотрел на потолок. Мне было так уютно с ним молчать, но мне уже не терпелось показать ему, кто такой Джейкоб в двадцать первом веке. Что я мог предложить ему, не шокируя? Все было так или иначе для него инопланетной технологии, но с радио он был знаком, так что мне оставалось только чуть-чуть подготовить его. После того, как я потратил минут пятнадцать на объяснение, я наконец-то решился включить Еноху одну из тех песен, на которые откликалась моя душа. В том, что я делился с ним близкими мне вещами, теми, из которых состояла вся моя жизнь, было что-то интимное, более значимое, чем все наши попытки узнать тела друг друга. Я смотрел на него, пытаясь угадать, нравится ли ему. Я давал ему те песни, от которых дрожал внутри, которые перемещали меня в моей внутренний мир, показывая мне, каков он на самом деле. Я боялся, что он поймет этого.
Он понял.
Енох склонил голову к плечу, смотря на меня. Я дрожал не только от музыки, которая имела надо мной власть всю сознательную жизнь, но и от того, как он смотрел на меня. Мы могли иметь разные увлечения, разные особенности, но что-то внутри нас было одинаковым. Что-то идентичным для нас обоих. Он нашел мою руку, и у меня было ощущение, что никакой секс не сделает меня ближе к нему, чем сейчас. Музыка помогала нам звучать на одной волне. Время перестало существовать, комната заменила мне весь мир, и я ощущал лишь бесконечное единение с Енохом. Без единого слова.
Когда миниатюрный плейлист моей души закончился, я забрал у него наушник. Я даже не стал спрашивать, нравится ли ему, потому что это был бы глупый вопрос. Я отпустил его руку, сохраняя наше уютное молчание. Часть моих вещей все еще была внизу, в чемодане, и я долго искал хоть какую-нибудь приличную одежду для сна. Вообще-то я спал в одних трусах, но теперь в туалет просто так, сверкая боксерами, не выйдешь. Когда я нашел наконец футболку и подходящие мягкие штаны, я обнаружил, что Енох перебрался к спинке кровати и открыл книгу. Я вдруг заметил, что он держит книгу ближе, чем нужно. Он плохо видел.
Но как же он так хорошо стрелял?
Я подошел к его стороне кровати, удивляясь тому, как быстро у него появилась своя сторона кровати. Я хотел спросить, действительно ли ему сложно читать, но решил, что спрошу об этом завтра, чтобы не портить удивительно легкое начало нашей совместной жизни. Завтра, решил я, я куплю ему вообще все, что только захочу на нем видеть. И даже очки, пусть он меня хоть режет, но я уверен, что они пойдут ему. Нет ничего, что не пошло бы Еноху, учитывая мой субъективный влюбленный взгляд. Я не знал, чего я хочу делать, пока он читает. Получалось, что вообще ничего. Я забрался на кровать, ковыряясь в своем отвоеванном смартфоне.
И вдруг я осознал, что хочу оставить хоть где-то, кроме своей памяти, отпечатки моей и Еноха истории. Я создал инстаграм, закрыв его от любопытных глаз. Моей первой публикацией стала та самая фотография из полицейского участка. Я смотрел на нее, понимая, что часть нашей истории все же все равно останется только в моей памяти. Я закрыл эту фотографию, решив, что когда-нибудь я буду благодарен себе за это воспоминание, выраженное в кратких квадратных картинок наших дней. Мне хотелось спать, но не то, чтобы сильно. Я сполз на подушку, но мне было абсолютно неудобно на ней, что было странно, ведь я спал на ней всю жизнь совершенно нормально. Я поддался своей слабости и уставился на Еноха, не имея наглости спросить, но и без разрешения я не мог вторгаться в его личное пространство. Наконец он устал от моего прямого взгляда и посмотрел на меня:
– Ну что?
Я почему-то подумал, что это сойдет за разрешение. Я устроил голову на его коленях, как много времени назад, в саду дома странных детей. Енох был этим демонстративно не доволен, но это не вязалось с тем, что он начал чесать меня так, словно я был котом. Если я еще не был абсолютно счастлив к тому моменту, то окончательно расплылся только после того, как его рука провела по моим волосам. Я никогда не узнаю логику и частоту его нежности, но каждый раз, когда мне доставались ее драгоценные крохи, я возносился до небес. Я лежал на его коленях, словно теряя время зря, как будто бы, но на деле у меня было стойкое ощущение, что это все равно очень важный момент. Важнее, чем поцелуи, чем все, о чем я, скажем так, иногда мечтал. Мне было хорошо, от пережитого волнения я никак не мог перейти в свое бешеное неудовлетворенное состояние, так что мне светила скорее спокойная, чем бурная, ночь. От мягких движений его пальцев кожа моей головы покрывалась мурашками. Я закрыл глаза, переносясь в состояние дремы. Я сам не заметил, как крепко уснул.
Я столько раз представлял себе такое утро. Иногда я просто спасался в подобных фантазиях, ведь фантазии зачастую здорово помогают не сойти с ума. Удивительно, насколько много раз я обдумывал этот момент. Когда я открыл глаза, первой моей мыслью был ужас от того, что все это могло мне присниться. Но нет, мне никак не мог присниться человек, что спал рядом со мной. Мне очень хотелось как следует запомнить каждый миг, но нет, мой организм решил, что встать надо прямо сейчас. Волновался ли я, не исчезнет ли Енох? Еще как. Я умывался, с каким-то радостным удивлением обнаруживая сумочку с кучей резинок и заколочек, оставленную на моей полочке. Я выходил из ванной, столкнувшись с Миллардом, сонно приказавшим мне убраться с его великого пути. Я фыркнул, возвращаясь в свою комнату. В ней было душновато, и я решил открыть окно, прежде чем вернуться в постель. Я с облегчением обнаружил Еноха там, где ему положено было быть в то утро и каждый день после. Я был уверен в том, что больше я не совершу подобной ошибки и не потеряю его. Я залез под одеяло, возвращаясь на свое райское место, воспринимая сонное тепло Еноха. Он был настолько приятным, настолько расслабленным, что я никак не мог перестать украдкой поглаживать его кожу. Я был похож на преступника, с осторожностью прижимаясь губами к его плечу. Мне до безумия захотелось укусить его, насколько притягательным он был этим утром. Лишенный защиты ехидства, ворчания, вредности, он доверчиво спал в моих руках. Я мог бы последовать своему странному желанию, но я не хотел его будить. Мои руки переплелись с его руками, и он позволил мне это даже во сне. Одной рукой я держал его поперек живота, а другую подпихнул под подушку, находя вторую его руку. Я не хотел больше спать, но и добровольно уйти от него, перестав красть его тепло, я не мог. Я уткнулся носом в его шею, улавливая любимый мною запах. Сколько бы раз я не просыпался рядом с ним много позже, каждый раз я не мог первым встать с постели, нарушая это потрясающее воспоминание. Я все равно хотел обнимать его, неважно, сколько лет я делал и еще буду это делать. Сейчас я думаю, что отсутствие истощаемости удовольствия от присутствия рядом с человеком – это один из самых важных критериев важного чувства, которое нельзя игнорировать.
Мой живот протестующе заурчал. Вместе с Енохом ко мне вернулось чувство голода. Я проигнорировал его, продолжая дремать. Но я был так голоден, как будто я либо становился пустотой, либо решил нагнать все предыдущие месяцы голода. Живот подал звук умирающего животного.
– Поешь уже, – произнес Енох сквозь сон. Я улыбнулся, пряча улыбку в его плече. Я никак не мог отстраниться и встать. Зато теперь можно было с чистой совестью укусить его ровно так, как мне и хотелось. Енох отпихнул меня, яростно рыча, что больше никогда не станет со мной спать. Я изображал магнит, возвращаясь к нему, несмотря на его протесты.
