Текст книги "Грядет новый мир (СИ)"
Автор книги: Sgt. Muck
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
– Я полночи читал, отстань от меня, ради бога, – простонал Енох, переворачиваясь на спину. Затем он увидел часы и время на них. Он застонал второй раз и закрыл лицо подушкой. – Хочу в петлю, – послышалось оттуда.
Я неумолимо лез к нему, как надоедливое домашнее животное. Мне нравилось все еще ощущать его таким недоступным для остальных. Мои руки блуждали под его футболкой. Он снял подушку с лица и посмотрел на меня усталым взглядом. Я смирился с тем, что не смогу поднять его, как бы мне не хотелось. Но и я больше лежать не мог. Я хотел поцеловать его, но Енох увернулся от меня, повернувшись ко мне спиной. Я ничуть не был обескуражен и чмокнул его в место недавнего укуса. Я в самом деле жутко хотел есть.
Когда я вышел вниз, на кухню, я с удивлением обнаружил там девочек. Они уже дружно готовили завтрак, болтая и смеясь. Мне было грустно, когда я понял, что Фионы среди них все же не хватает. Эмма заплетала Оливию, а Клэр уже красовалась красивыми косами, уложенными вокруг головы. Я подумал о том, что даже если одену их в штаны, они все равно будут выделяться. Кто, черт возьми, ходит в наше время с убранными волосами? Я хотел рассказать им об этом, когда услышал голос мисс Перегрин. Я был приятно удивлен тем, что увидел ее в штанах, и хотя ее макияж все еще был хищным, она здорово походила на женщину моего времени.
– Джейкоб, можем ли мы рассчитывать на твою помощь в нашем путешествии? – спросила она меня, поздоровавшись. Я попросил возможности с ней поговорить наедине. Сперва я выложил ей свое намерение познакомить детей с торговым центром, чтобы они хотя бы привыкли к разношерстным людям, к еде, к популярной моде. Мисс Перегрин хотела возразить, но потом она согласилась, решив, что мне виднее, что интересно детям. Затем я осторожно намекнул на то, что хотел бы купить подарки на память. Мисс Перегрин напряглась, но попросила меня не быть опасно расточительным. Я решил, что ей не нужно знать цену того, что я уже запланировал купить.
Наконец я подошел к тому моменту, во время которого нужно было сказать мисс Перегрин о том, что я хотел бы сделать после. Я признался, что был бы не против путешествовать вместе с ними. Она кивнула, постучав пальцами по столу. Затем я сказал, что я не могу оставить Еноха одного. Мисс Перегрин подняла брови, прося меня безмолвно объяснить ей, что я имею в виду. У меня вдруг появилось пугающее чувство знакомства с родителями своего парня.
– Насколько серьезно ты воспринимаешь Еноха, Джейкоб? – мягко сказала она. – У Еноха большие проблемы не только с общением, но и с адаптацией. Он нетерпелив, горяч в своих решениях и иногда опасен. По-настоящему опасен. Я не могу позволить ему существовать без контроля. Но ты мало подходишь на эту роль, Джейкоб, даже если имеешь на Еноха некоторое влияние.
Я понимал. Мне было обидно это слышать, но я понимал, что она права.
– Я мог бы попытаться, – неуверенно произнес я. – Я не считаю это все… временным явлением. И, думаю, я готов, – про себя я подумал, что Енох вряд ли опаснее пустоты. Раз уж я умею заклинать их, то освою методы контроля и над ним.
– Ну что ж, у тебя много времени до конца нашего путешествия, – сообщила мне мисс Перегрин. – Но разве ты не хотел бы стать Библиотекарем? Так, как ты и должен?
– Я не… Что? – тупо переспросил я. Мисс Перегрин улыбнулась мне.
– Библиотека не уничтожена, Джейкоб, ее нужно лишь снова найти. Пока она будет в наших руках, мы можем быть спокойны, однако нам предстоит большая работа по переписи странных людей. Видишь ли, после того, как мы отстроим наш Акр, мы должны будем искать детей не только по всем городам, но и по всем временам. Мы не сможем сделать этого, не зная мощности Библиотеки, не зная того, как эволюционируют наши странности.
– Это огромная работа, искать всех странных, – пробормотал я смущенно, понимая, что я в самом деле хочу заниматься этим. Я хочу пользоваться своей странностью во благо. – И опасно.
– Поэтому мы будем тренировать всех наших возможных путешественников во времени, – улыбнулась мне мисс Перегрин. – Ты мог бы здорово помочь им и с настоящим временем.
– Я был бы рад, – признался я. – Но не могу, – добавил я поспешно. Я не мог существовать отдельно от Еноха, не сейчас. Я чувствовал ответственность за его желание жить, как нормальный человек. Это не было выбором моей жизни, я вообще не расценивал это, как выбор.
– Что ж, время покажет, – согласилась мисс Перегрин. – Думаю, можно объявить о нашем маленьком походе за завтраком. Стоит ли нам ждать Еноха? – спросила она лукаво, и я почему-то сильно покраснел, хотя не делал ничего, чтобы способствовать его долгому сну. Разве что книгой.
– Понятия не имею, – честно признался я, и она рассмеялась.
– Вы всегда будете детьми для меня, даже если однажды выберете другой путь, – мягко ответила она мне. – Честно говоря, я рада, что у Еноха есть ты. Не позволяй трудностям помешать тебе.
Я остался без возможности оставить за собой последнее слово. Девочки объявили о завтраке, и я вскоре уплетал блинчики за обе щеки, рассказывая о том, что нам предстоит сделать в этот день. Дети пришли в настоящее восхищение от того, что я обещал им показать. К концу завтрака к нам присоединился заспанный и недовольный Енох, заявив, что мы слишком громко себя ведем. Эмма сказала ему, что посуду он будет мыть за собой сам. Вздохнув, я пошел показывать девочкам, что такое посудомоечная машина. Когда Эмма скептически заявила, что для стирки тогда тоже нужна такая машина, я повел их и в подвал, в нашу импровизированную прачечную.
– А для чего тогда заводят жен? – радостно спросила Оливия. Подвал ей понравился.
– Чтобы деньги тратили, не знаю я, зачем нужна жена, – отмахнулся я от них.
– Наши у кого спрашивать, – фыркнула Эмма так, чтобы только я слышал ее.
Я решил предупредить Эмму о нравах нынешних парней, пытаясь попросить ее не сжигать каждого, кто решит познакомиться с ней. Она не стала со мной спорить, и я вдруг понял, что на самом деле она очень, очень хочет познакомиться с кем-нибудь. К сожалению, цели знакомств могли не совпадать, и об этом я ее тоже предупредил.
– Грустно жить в таком времени, – отозвалась она. Мы вернулись в гостиную, где мисс Перегрин следила за тем, чтобы все готовились к выходу и выглядели достойно. Ее пиджак был настолько старомоден, что как раз подходил тому стилю, который выбрали на этот год. Я почему-то сразу решил, что она не будет выделяться. Но вот вся наша компания – даже очень. Наконец мы вышли из дома, направляясь к остановке автобуса. Я всегда ездил на нем в центр, чтобы не возвращаться домой и не сидеть в одиночестве. Обычно там я ел что-нибудь новое и вкусное, но на этот раз я просто обязан был показать, без чего не могут жить дети Америки. Мы шли громкой компанией, которую я до безумия хотел сфотографировать. Я побежал вперед, делая кадр за кадром, а потом битый час объяснял им, что я делал. Я видел, что им тоже хочется иметь подобную вещь, хоть в Акре она и не будет работать. Я решил, что куплю им пару телефонов на всех. Я впервые радовался тому, что имею возможность делать такие подарки. Мы оказались а центре через полчаса. Наша компания не привлекала ничьего внимания, потому что всем было все равно на то, как выглядят или ведут себя другие. Люди отстранялись друг от друга телефонами, сетями, не замечая того, что происходит вокруг. Я смотрел, с каким удивлением дети разглядывали огни, вывески, лифты и эскалаторы, они притихли, привыкая. Я вел их подобно полководцу, не позволяя тратить внимание на незначительные магазины. Я оставил младших на огромной площадке, полной батутов и игровых машин, показав мисс Перегрин, как заплатить за каждый аттракцион. Я знал, что недаром копил мелочь, ведь все эти детские забавы карточки не принимали. Я повел с собой Еноха, Эмму, Бронвин и Хью как самых старших в магазин одежды, подходящей нам по возрасту. У самого входа я оглянулся на радостный визг Оливии. Быть в ответе за такое счастье было очень приятно.
Я кратко информировал старших о том, что им стоит выбрать себе все, что они считают нужным. Мы разбрелись сами собой по парам, и я вдруг обнаружил, как двигаются вешалки позади Хью. Очевидно, Миллард решил идти с нами. Девчонки моментально забыли о нашем существовании, и я лишь понадеялся, что их еще можно будет вытащить из этого магазина.
– Зачем мы здесь? – коротко спросил Енох, оглядывая бесконечные ряды вешалок.
– Нельзя ходить в одних джинсах месяцами, – откликнулся я, задумчиво обходя ряды. Новая мода на сильно драные вещи мне не нравилась, поэтому часть вещей отпадала сразу. – Выберем тебе что-нибудь крутое.
– Мне ничего не нужно, – моментально помрачнел Енох. Он развернулся, собираясь уйти, и мне ничего не оставалось, как попросить его примерить хоть что-то. Он отказался. Мне пришлось взять его на слабо. Наконец я одержал победу, которая далась мне некоторым трудом. Я потратил полчаса, пытаясь найти хоть что-нибудь, что напомнило бы мне Еноха, после чего я сел на мягкий диван рядом с примерочными, признавая поражение. Передо мной Миллард откровенно ржал над ковбойскими сапогами Хью, тогда как ему нравился собственный вид.
И тут я понял, в чем моя проблема. Я не должен искать вещь, которая олицетворяет Еноха. Я должен искать то, что не помешает ему и дальше выделяться. Спустя пару минут я затолкал его в примерочную, вручив ворох одежды и проскользнув за шторку сам. От волн недовольства Еноха мое настроение ничуть не испортилось. Я слышал, как Бронвин говорит Эмме о том, что платье неприличное, я выглянул: Бронвин называла неприличным платье с широкой юбкой чуть выше колена. Я фыркнул и скрылся в примерочной Еноха, заставляя его одевать обычную одежду. Я не прогадал. Ему шло то, что на первый взгляд казалось обычным, но имело одну неброскую, но очень важную деталь. Я смотрел на его отражение, пытаясь осознать, на что я согласился перед мисс Перегрин. Я должен буду отвечать за его поступки, которые непременно будут, потому что он асоциален, он не способен к общению и еще более неустойчив, чем я. Непривычное время, нравы и обстановка выбьют почву у него из-под ног, и я должен быть рядом, чтобы удержать его. Я и ответственность? Настало время попробовать.
– Ну и какая разница между всеми этими тряпками? – Енох ощутимо злился, и его гнев был похож на вибрации, задевающие мое тело. То, что я выбрал для него, было предельно простым. Но аккуратная белая шнуровка треугольного выреза на груди, косой вырез темного джемпера, красивые кожаные вставки возле карманов – это были детали, в которых я буквально видел Еноха. Я не представлял его в ином цвете, кроме черного.
И этот косой вырез что-то переключил во мне. Меня разозлило, что одежда открывает часть его плеча. Плеча, которое принадлежало только мне. Я сделал шаг к нему, обнимая со спины. Енох назвал меня сумасшедшим придурком.
– Это нормально, покупать одежду, – весьма убедительно произнес я, хотя, черт возьми, мне было плевать на чертову одежду. Я осознал, что не хочу проживать с ним каждый день, как старые супруги, не отдаваясь тому горячему и изнуряющему чувству, что связывало нас. Я прижался губами к открытому участку его плеча, прекрасно понимая, что этим вечером я не собираюсь просто лежать рядом с ним. Я собираюсь получить все, о чем только рискну помечтать, но для этого мне нужен крайне злой Енох. Я хотел его ярости, сделавшей бы его неуправляемым. Оставалось лишь аккуратно подбешивать его.
Я не купил ничего из того, что заставил его померить, хотя треугольный вырез со шнуровкой понравился мне просто до сумасшествия. Это еще больше разозлило Еноха, и он заявил, что больше не собирается ничего мерить. К моему удивлению, все остальные скромно держали по одной вещи, наиболее пришедшей по сердцу. Когда мы закончили, мы повели малышей в огромный магазин игрушек, где были впечатлены даже взрослые. Мы потратили там около часа, разглядывая сенсорных кошек, пистолеты сложности Пентагона, самостоятельных кукол. Мы тестировали дорогущую систему бронежилетов и пистолетов, которая фиксировала каждый выстрел. Енох, демонстративно отказавшийся от нашей игры, комментировал происхождение наших рук, но мне, Хью и Милларду было вполне весело. Плывущий в воздухе пистолет вообще никого не удивлял здесь. Если я и думал, что решил неправильно, то сейчас я понимал, что им так проще. Странные дети были сбиты с толку, немного ошарашены, но были жадны до всего нового, особенно самые маленькие. Наконец мы выбрались и из этого магазина, усталые, но полные безобидно новых воспоминаний. Многие хотели есть, и я повел их в самое пагубное, самое вредное, но в то же время самое известное место по всему миру. Я знал, что это, возможно, единственный раз, когда они попробуют американский фаст-фуд, и мне было приятно, когда Клэр сказала, что бутерброд ей понравился, но гусь Эммы ей нравится больше. Пока они шумно разбирались, чей бургер чем отличается, я решил сходить за двумя смартфонами, что решил подарить детям: один для девочек, и другой – для мальчиков. Я уже расплачивался, когда мисс Перегрин неслышно подошла ко мне со спины.
– Джейкоб, как только мы вернемся в петлю, эти… аппараты перестанут действовать.
– Но они пригодятся тем, кто захочет из петли выйти, – парировал я. В душе я уже спланировал отличный вечер дома, выбрав самый безобидный фильм, как мне показалось, выбрав пиццы, которые я закажу, так что я был настроен воинственно.
– Если ты считаешь это необходимым, – признала она, но осталась недовольна моей упертостью. Я решил не отдавать телефоны детям до того момента, пока мы не вернемся домой. Мой инстаграм пополнялся дорогими моему сердцу кадрами, от Эммы в новом платье до смеющейся Оливии, выбравшей себе в подарок сенсорного котенка. Мы возвращались домой уже не такими шумными, усталыми и полными вопросов друг к другу. Младшим полагался тихий час, а старшие собрались вокруг меня в гостиной. Я потратил около трех часов на то, чтобы ответить на большую часть вопросов, в результате чего сам мечтал о тихом часе. Дети носились по дому, фотографируя друг друга, переписываясь из комнаты в комнату, звоня друг другу с этажа на этаж. Мне начинал все больше и больше нравится этот шумный бардак, который лишал меня гнетущего одиночества. Я почти не разговаривал с Енохом, избегая его, и по его взгляду я понял, что моя тактика верна. Енох закипал, медленно, но уверенно.
При просмотре фильма я сел на другой конец дивана, представив детям во внимание самый банальный «Один дома», простой, смешной и атмосферный. Даже мисс Перегрин иногда улыбалась. Пицца была съедена в рекордные сроки, а газировка не пережила середину фильма. Дети смеялись громко, от всей души, и мне было приятно разделить с ними этот момент. Однако все это время я ощущал на себя тяжелый взгляд Еноха. Мне стоило невероятных усилий не смотреть на него ответ. Для него мой игнор был одним из факторов, не подходящих под логику сегодняшнего дня, и его это раздражало. Он привык к тому, что я первым лезу к нему, каждый раз якобы вымаливая его внимание. Это спасало его от необходимости демонстрировать свою слабость – привязанность ко мне. Сегодня я перестал следовать своей обычной схеме, и Енох не смог справиться с этим. Я играл с огнем.
Огнем, который я любил.
Я намеренно держался внизу, помогая убираться, вызвавшись прочитать Клэр сказку. Я шел к своей комнате с плохим предчувствием. Сегодня я должен был или начать свой путь по контролю Еноха, или отказаться от этой идеи до всегда. Я замер перед дверью, не зная, что ждет меня. Боялся ли я? Отчасти. Я ведь не знал, насколько опасен может быть злой Енох. Я хотел подтолкнуть его, в общем-то, просто к сексу, но я еще не знал градации его гнева. Я мог перегнуть палку. Енох был способен причинить мне вполне реальную боль, но я надеялся, что он ограничиться моим предложением. Наконец я открыл дверь в темноту. Поначалу я подумал, что Енох проигнорировал меня, уснув прежде, чем я приду. Но я жестоко ошибался. Меня круто развернуло в темноте, и мои руки оказались за мой спиной, заломленные в неподходящем положении, мне было, мягко скажем, неудобно. Моя щека была прижата к двери. Ладонь Еноха сильно давила на мой затылок.
Будь я проклят, если не испытал взрыв адреналина внутри себя. Я молчал. Я принимал его игру – или наказание – как он пожелает. Мне было жаль, что я не мог видеть его. Я бы ориентировался в степени его сумасшествия. Он был разозлен до предела. Я до последнего волоска на теле ощущал, что он считает нужным проучить меня. Я вздрогнул, когда что-то металлически холодное прижалось к моей шее. Я не знал, на что способен Енох. Он был зависим от крови, но я не хотел думать о том, что он хочет моей. Мне было страшно, ведь я допускал мысль о том, что он попросту порежет меня, раз и навсегда отбив желание бесить его. Вместе с тем мое тело принимало это за игру с высокими ставками, и я ничуть не жалел, что довел его до этого состояния. Я продолжал молчать, перенося боль от рук и холод близкого к моему горлу лезвия ножа. Я ждал. Был ли я готов к острой, жгучей боли? Настолько, что ощущал в реальности, как кровь стекает по моей коже.
– Мне не нравится, – произнес он сквозь зубы прямо мне на ухо. Мне не нужно было объяснять, что ему не понравилось мое откровенное непослушание, даже если внешне он ни о чем меня не просил. Я отступил от обычной схемы поведения, и Енох разозлился. Но он не понимал, для чего я сделал это. Страх был самым главным его помощником. И я вдруг перестал бояться. Я знал, что он не убьет меня, и что я значу для него чуть больше, чем остальные. Это представление – лишь повод показать, как он боится того, что я оставлю его. Мне нужно другое, совсем другое.
Енох отпустил мои руки, и я аккуратно развернулся к нему лицом, действуя лишь по наитию. Я хотел трансформировать его злость в желание, но как это сделать с тем, кто даже не знает, о чем я попрошу его? Мне так хотелось принадлежать ему и быть наказанным, но не ножом, нет. Я хотел знать с уверенностью, что он не тронет никого больше, кроме меня. Я положил руку поверх его руки, пропустив нож лезвием наружу между пальцев. Темнота мешала мне, но у меня не было времени воевать за свет. Злость Еноха была нужным мне ресурсом, и он слишком быстро остывал, а я не был на это согласен. Мне нужно было показать, что я такой же сумасшедший как и он, что я неадекватнее, нелогичнее, чем он, чтобы он воспринимал меня как равного. Я не был способен причинить себе боль, но все происходило, как в наркотическом сне. Я не владел ножом, но каким-то образом я умудрился сделать это аккуратно.
Боль была обжигающей, а кровь – горячей. Порез пульсировал, отправляя на волю новые порции крови. Я нашарил рукой выключатель, включив лишь половину света в комнате. Я следил за тем, как Енох смотрит на то, что я сделал с собой. Его пальцы размазали кровь по всей грудине, и я понял, что я сбил его с толку.
– Мне нужно что-то посерьезнее, – усмехнулся я, хотя на самом деле я не хотел всех этих пугающих игр. Вид моей крови делал его каким-то отстраненным. Енох питал слабость к крови, а в сочетании со мной это должно было здорово подкосить его в уверенности во мне. Секундой спустя его язык прослеживал путь моей крови наоборот, поднимаясь с живота обратно на грудину. Его ненормальный, лихорадочный взгляд взбудоражил меня настолько, что я забыл о боли, что причинил себя. Я смотрел на него в немой просьбе сделать это. Принять право управлять мной, принять право на меня. Возможно, я хотел слишком многого и слишком рано.
Мы теряли время, давая возможность нашим сомнениям расти и развиваться. Я удивил его, и это было моей маленькой победой, но он даже не догадывался, какое применение его ярости я хотел испытать. Мне нужно было подавить свои фантазии, что расстроило меня на некоторое время. Нужно было сделать хоть что-то.
И я с головой окунулся в свое желание, позволив телу делать все, что оно хочет. Я сбил Еноха с толку, может быть, после игнора буквально прилипая к нему всем телом, но я решил, что рано или поздно озвучу ему причину. Если это не случится само собой. У меня было теперь достаточно времени, чтобы отточить любое наше взаимодействие. Я вдруг подумал, что если я изучу все его реакции на любой стресс, на любую ситуацию, я смогу его контролировать так, что он об этом даже не узнает. Мои губы скользили по его губам в привычном ритме, который почему-то казался изученным до последнего движения. Был ли поцелуй от этого менее возбуждающим? Нет, я так хорошо знал, как он ответит на мою просьбу углубить поцелуй, что я заводился от этого еще быстрее. Никогда прежде, ни в одной из петель, я не ощущал едва заметную щетину на его подбородке. Она царапала мою кожу, делая все происходящее гиперреалистичным. Он все еще злился на меня, и от этого его ответные движения были грубоватыми, укусы – более частыми, и хоть боль ощущалась весьма ярко, остановиться я не мог. Мои руки не просто потеряли всякую логику своих движений, я просто не знал, как именно я хочу касаться его. Мне было мало всего, мало самого Еноха, даже если я прикасался к нему всеми доступными мне частями тела. Я хотел стянуть с него футболку, но не мог, потому что, задыхаясь, не мог перестать целовать его. Мое нетерпение было зеркальным, и я видел, что он пытается бороться, пытается тормозить самого себя. Я был в этом абсолютно не заинтересован.
– Енох, – позвал я его, и Енох посмотрел на меня абсолютно почерневшими глазами, колеблясь в своем сражении с самим собой. – Я хочу этого, – я не стал уточнять, чего. Я признался ему хотя бы в этой слабой степени, не уточняя. Это было достаточно сложно, чтобы я занервничал, ожидая его ответа.
Он покорился мне. Я испытал облегчение от того, что он согласился на это, и причины меня не интересовали. Я был скромен в своих потребностях, не требуя от него никакого ответного чувства. Я не хотел знать, что правит им в близости со мной, потому что это угнетало его. Мне было достаточно того, что для него я чуть более уникальный, чем все остальные люди. Все, на что я мог рассчитывать – это мои просьбы, отчасти унизительные, но единственные, что могло помочь мне в близости с ним. Когда я обнимал его, мне казалось, что я знаком с ним, но стоило нам отстраниться, и Енох все еще казался мне чужим. Я подставил ему шею, зная, что боль от его зубов поможет мне собраться. Боль была одновременно отрезвляющим и возбуждающим фактором, и я путался в том, нравилось мне это или нет. Но я терпел, потому что только так я готовился к тому, чтобы пройти дальше. Пусть сейчас мне придется решиться на самостоятельность, черт с ним, лишь бы в следующий раз он сделал со мной то, чего я хочу, так, как я хочу. Он не скрывал, что ему нравится причинять мне боль. Я путался руками в его отросших волосах, то пытаясь оттянуть его от себя, то, наоборот, подталкивая. Мне казалось, что я сойду с ума в своем непонимании.
– Я останусь с тобой, – зачем-то произнес я, хоть это было лишним, но я думал, что мне хватит сил сказать ему правду, услышанную от Перегрин. Правду, в пределах которой я допускал его сумасшествие. Но я не смог. Это было предательством по отношению к нему, тем более что я ощущал его нормальным. Значило ли это, что я такой же сумасшедший, как и он? Я потерялся в границах нормальности.
– Я сам справлюсь, – отрезал Енох, и от всплеска его гнева моя терзаемая кожа под его губами моментально покраснела. Я выдохнул, стараясь справиться с болью. Это было слишком. Еще немного, и он попросту прокусит меня до крови. Я не настолько псих. Не знаю, конечно, учитывая, что я себя только что резал, но вот на подобное я еще не готов.
– Я нет, – попробовал сказать я, но мне было все же очень больно. Я оттолкнул его, рефлекторно закрывая рукой укус. Заигрался ли я? Вероятно. Я шел по минному полю и мог нарваться в любой момент. Он предупреждал меня о том, что быть с ним больно. Я считал, что я это вынесу.
Каким дураком я был, если считал, что жизнь с Енохом может быть простой. Я недооценивал его необычность, считая, что априори готов ко всему, действительно влюбившись в него. В этот же момент я вдруг осознал, что не хочу пострадать во имя ничего. Я себя все же хоть немного ценил.
Я сел на кровать, понимая, что это нечто вроде конца. Он нравился мне, я был зависим от него, получал дозу адреналина от легкого сумасшествия рядом с ним, но боли я боялся в определенном количестве. Я больше не мог идти ему навстречу жертвой, не зная, ожидает ли меня хоть что-то в качестве награды. Он не умел быть с кем-то, и я не знал, способен ли он научиться этому. Я даже не мог объяснить ему, что не так. А он ждал.
Это было самым отвратительным моментом моей беспомощности из всех, что я пережил. Я понимал, что не готов к тому, чтобы пожертвовать собой ради благополучия Еноха. Если бы я знал хотя бы, что он допускает мою роль в этом, так нет. Я даже спросить его не мог.
– Прости, – пробормотал я, пряча взгляд. Я обманул его. Я не такой, не настолько сумасброден, я не лишен границ своего безумия. В этом новом мире странных, в котором я мог реализоваться, было больше возможностей, чем с Енохом. Словно рядом с ним моя жизнь перекрещивалась навсегда. Я обязан был сделать выбор, взглянув дальше, чем просто потребности моего тела и слабые порывы к нему души.
Все казалось очень простым и самым сложным одновременно.
Я хотел сказать ему о том, что я пытался и верил, что смогу вынести все, что нужно, чтобы быть рядом с ним. Хотел сдаться, пожалев себя. Плохо ли, что Енох не позволил мне сказать это? Хорошо? Я не знаю до сих пор.
Никто не знает, какая иная жизнь ждала бы его в ином выборе.
Я уже готов был выдать нужные слова, когда он сел передо мной на пол, опустившись на колени. Я ничего не мог прочитать по его лицу, и это заставило меня замолчать, несмотря на мое решение. Он опустил голову, устроив лоб на моем колени. Я был лишен дара речи его странным поведением.
– Я не умею, – наконец услышал я, с трудом разобрав его слова. Я был шокирован тем, что он сказал, не понимая еще, о чем он вообще говорит. Мне совсем не понравилось видеть его таким, и я тут же поднял его голову, соскользнув на пол рядом с ним. Его руки в моих руках были ледяными, и его мрачный взгляд меня волновал, я тут же забыл обо всем, что меня оттолкнуло от него.
– Я понимаю, – как можно более спокойнее сказал я. – Но я не все смогу выдержать, – тем же тоном продолжил я. Это было похоже на заключение договора, и Енох кивнул. Я подумал о том, что он чувствует себя виноватым. Как он может узнать, что я могу вынести, а что нет? – Я буду говорить, если… если что-то не так, – я осторожно перенес руку на его лицо, аккуратно касаясь его щеки. Я знал, что теоретически он стоил долгого и трудного пути, но практически я мог попросту не дойти, мне нужен был хоть редкий, хоть незначительный, но ответ. И я сказал ему об этом, рискуя, в общем-то, быть непонятым.
Наконец Енох пошевелился после нескольких минут молчания. Мне показалось, что он хочет уйти, но вместо этого он обнял меня, фактически скрывая меня в объятиях. Удивление внутри меня свернулось во что-то щекочущее и пушистое. Я обнял его в ответ, не зная, смогу ли что-то ему дать полезное для адаптации, кроме самого себя. Я вздрогнул, когда его губы коснулись темного пятна на моей шее. Но прикосновение было легким, извиняющимся, и я послушно расслабился. Волны приятных мурашек покрыли мою кожу одна за одной, когда его губы едва касались кожи. Он отвлекал меня, и я напрочь забыл о произошедшем, переживая легкие, слабые волны повторного возбуждения. С одной стороны моей шеи царили его губы, а с другой – кончики его пальцев, отчего я метался с одного ощущения на другое, подставляясь с большой готовностью. Я закрыл глаза, полностью переживая это умеренное нарастание своего желания. Я был уверен, что Енох не способен на подобное, но реальность говорила сама за себя. Он исследовал меня, запоминая мои реакции, мои самые чувствительные места. Енох желал контроля над всем, чем владеет, и я едва не сорвался с его пути. Я не знаю, действительно ли это испугало его. Результат был слишком приятным.
Я увлек его за собой на кровать, помогая снять с себя футболку. Его руки грелись о мою грудную клетку, поднимая темную ткань с голове. До сих пор я не требовал от него никаких прикосновений к себе, которые могли бы после отрицательно на него повлиять, но сегодня я поневоле потребовал у него выбора. Мои пальцы ухватились за край его футболки, и он поднялся надо мной, снимая ее через голову. Простой танец сокращения его мышц был приятен взгляду, но крайне краткосрочен. Енох снова вернулся ко мне, к моим губам, и я обнаружил медленный поцелуй гораздо более горячим, чем самый быстрый, самый жадный. Я пытался добраться до его ключиц, весьма соблазнительно выступающих под кожей, но Енох не разрешил мне касаться себя. Сегодня принимал я, и это здорово волновало меня. Он раздевал меня четкими. Экономными движениями, словно препарировал, и мне даже не оставалось возможности стесняться своего костлявого и тощего тела. К моему восторгу, он разделся и сам, но мой взгляд был против воли привязан к его глазам. Когда он лег прямо на меня, не оставляя места для секретов, я издал странный звук, связанный одновременно с его весом и в то же время удовлетворением от того, насколько я близок к нему. Я смог выдавить просьбу лечь хотя бы на бок, и он усмехнулся, назвав слабаком. Я не обиделся – до нормального тела мне оставалось еще где-то около пяти лет.
Вопреки всем предыдущим разам желание не толкало меня на безрассудства, оно скорее было мягким, тягучим и строго дозированным, позволявшим мне запечатлеть все, что я только хотел. Я все равно покраснел, прижимаясь бедрами к его бедрам, тогда как он оставался непробиваемо спокойным, как будто это не его член грел мою кожу огромным количеством прилившей внутри крови.
Я вдруг решил, что это наше первое, настоящее знакомство. Его руки скользили по моей спине, иногда останавливаясь на пояснице, иногда оказываясь на ягодицах, и мое возбуждение постоянно прикрывалось сеткой из неловкости, ведь я не считал себя таким уж сногсшибательно привлекательным. Мои губы жили где-то в основании его шеи, месте, которое почему-то мне казалось наиболее привлекательным, хотя еще пять минут назад я считал таковыми его губы. Мне становилось жарко, удерживаться от движений становилось все труднее, и мне ничего не оставалось, как опустить руку между нами. Мне казалось, что если я не подрочу хотя бы пару раз, я просто умру от переизбытка гормонов, требовавших секса. Моя рука встретилась с рукой Еноха, и я пропустил ее, моментально сжимаясь всеми доступными мышцами, как только он положил ее на мой возбужденный член. Его пальцы так стремительно обвили ствол, что я только и успел удивиться тому, как просто у него это выходит. После этой мысли я не помнил ничего, кроме нарастающей мечты о большем давлении и большей скорости. Я сжал его бедра руками, уткнувшись лбом в его грудь. В движении его руки было довольно много приятного, но я не хотел останавливаться на том, что мы уже прошли однажды.
