Текст книги "Грядет новый мир (СИ)"

Автор книги: Sgt. Muck

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Только дурак не свяжет смерть Эйба и нашу петлю, – пожал плечами Енох. – Добро пожаловать на тонущий борт.

– Да, я только, – я дернулся в сторону двери, однако Енох поймал мою руку. И если до сих пор мне казалось, что он силен, то на этот раз от его хватки я едва ли чувствовал свою кисть.

– Куда? – прошипел он не хуже змеи. Я бормотал что-то об отце и опасливо поглядывал на его стол, где поднималась его немногочисленная верная армия. Не знаю, что я сказал такого, что убедило его, но вместо того, чтобы отпустить меня, он схватил свой плащ с крюка на стене.

– Да я быстро, – отнекивался я, но в то же время мне было дьявольски приятно не идти по темноте одному. Да что там врать, мне было приятно идти туда с Енохом. Я снова оказался в пределах правления моих вампирских потребностей, но гораздо больше меня заботило удовольствие от того, что кто-то берет за меня ответственность.

Я вдруг осознал, что Еноху больше семидесяти лет.

Из дома мисс Перегрин мы вылетели пулей, однако чем ближе был выход, тем медленнее мы шли. Молчание между нами было, готов спорить, похоже на отличный разговор. Он все еще держал меня за руку, и хотя она больше не немела от недостатка крови, силы Енох явно рилагал больше, чем нужно.

Испытав переход, я обернулся к нему лицом в полутьме туннеля.

– Я не вернулся бы туда, если бы ты остался со мной.

Я понимал, что несу полный бред, еще как. Но Енох не стал смеяться надо мной. Он присел и зачем-то взял песок в руку. Я зачарованно наблюдал за тем, как он снова высыпает его на землю. Часть песчинок унесло ветром.

– Вот что будет со мной через два дня в настоящем, – спокойно объяснил Енох. – Я буду ждать тебя в доме.

Если в мире существовало что-то более обнадеживающее, чем его слова, то я отказывался в это верить. Видимо, он и сам понял, как странно это прозвучало, потому что тут же уставился в покрытую трещинами стену. Я кивнул и поспешил к выходу, не сумев побороть желание обернуться. Я сделал это, в который раз изучая его силуэт и гадая, почему он так магнитит меня к себе.

Я бежал по размокшей грязи до самой деревне, подскользнувшись лишь пару раз. Сырой туман скрывал мои ноги, а сумерки лишали меня возможности нормально видеть. Я бежал со всех ног, понимая, что отец снова учинит мне допрос с пристрастием и начал фантазировать заранее. Возможно, я бы вышел сухим из воды, если бы не смерть Мартина. Мне было обидно осознавать, что погиб именно Мартин, ведь он был добр ко мне и помог разгадать, хоть и неосознанно, загадку деда. А теперь я стоял на пляже и смотрел на его распростертое тело, одетое самым неподобающим образом и старался не смотреть на его внутренности. Я отлично знал, чьих щупалец это дело. И сказать, что мне страшно – значило не сказать ничего. Я хотел бежать прямо с пляжа, но отец поволок меня в бар, заперев в комнате на ключ. Я терял драгоценное время.

Енох ждал меня. А я не мог выйти из четырех стен, пока мой отец предавался бесконтрольному пьянству внизу. Я смотрел на то, как медленно ползет секундная стрелка. Если бы у меня была сила Бронвин или Фионы или кого угодно. Но нет, я всего лишь вижу монстров, и ничто не мешает одному из них поймать меня прямо в клетке. Я хотел отвлечься, но меня тошнило с каждой секундой все больше. Меня едва не вырвало, когда я вдруг понял, что приступ повторяется. Голод оглушил меня, сводил с ума, и я больше не был Джейкобом Портманом, я был кем-то больше, сильнее, страшнее. Я хотел крови. Я упал на пол и царапал дерево, мечтая поесть или умереть. Кровь. Ее запах. Ее волшебная пульсация. Может быть, я кричал. Я больше не был собой. Я видел огонь маяка и слышал океан.

Я был пустотой и умирал от этого.

Я упал на спину. Мне казалось, что у меня нет живота, и мое туловище разорвано пополам. Я кричал так, что сорвал голос. Страх во мне, в той мизерной выжившей части меня лишь ухудшал все.

Енох.

Мне кажется, я даже кричал и его имя. Я звал его, потому что никто больше в этом огромном мире не смог бы помочь мне. Когда кто-то потянул меня с пола, я прощался с сознанием. Я слышал, как кто-то бормочет мое имя, но я думал, что это враг, тварь. Я дрался. Меня снесло на пол. Я рычал. Я хотел крови. Я получил ее.

Моя рука сжала горячий упругий предмет. Я снова держал в руках горящее жизнью сердца. Меня вырвало второй раз, и тогда многократные провалы по первой помощи в средней школе помогли мне вспомнить, что нужно перевернуться на бок, чтобы не захлебнуться рвотой. Я жаждал потерять сознание, но не знал, как. В ушах звенело, а перед глазами все двоилось и крутилось. Первым вернулся запах. Я резко и глубоко вдохнул, с облегчением узнавая этот резкий запах Еноха, слегка перебитый чем-то влажным. Я был благодарен, как пес. Не в силах шевелиться, я мог только раскачиваться из стороны в сторону. Перед моими глазами мелькало что-то черное, и еще никогда этот цвет не ассоциировался у меня с горячей надеждой и благодарностью. Я всхлипнул, потому что не вспомнил слов. Со мной было что-то явно на так хорошо, как в прошлый раз. Страх вернулся. Что, если Енох опоздал?

Я еще раз глубоко вздохнул. Черт возьми, как же невероятно круто просто жить. Я обнаружил себя на кровати, хотя не помнил, как поднимался. По моим вискам стекало что-то холодное и остро пахнущее. Мое горло обожгло влитое зелье, не иначе, жидкий огонь, и я кашлял вечность. Я не знаю, через сколько я пришел в себя. Меня мутило, ноги дрожали мелкой дрожью, но в остальном я был самим собой. Я нашел Еноха взглядом. Он занимал кресло рядом с моей кроватью, сидя в странной и непривычно открытой позе. Я поймал себя на мысли, что в моем веке мало кому хватает смелости так сидеть. Его глаза были закрыты, а немногочисленная армия скромно сидела возле его ног на полу.

Я хотел позвать его, как вдруг услышал звук поворота ключа. Я похолодел. Это отец. Я не успел посмотреть на Еноха, даже не представляя, как заставить свой мозг работать, не то, что врать отцу. Выдать Еноха за девчонку было бы крайне проблематично и смешно. Я смотрел, как шатающийся отец ввалился в темную комнату и шумно рыгнул, моментально выдав порцию крепкого амбре. Он упал на кровать, удосужившись пройти лишь пару шагов до кровати. Кровать натужно скрипнула, после чего все стихло. Я наконец обернулся к креслу, но не увидел Еноха. Я что, уже вхожу в галлюцинаторный психоз?

Секундой спустя с пола поднялась темноволосая макушка. Енох с мастерством ниндзя подлез на мою кровать, после чего я захватил его в ловушку из себя. Нет, я не хотел выдавить ему легкие, я просто не знал, как выразить благодарность за свою жалкую жизнь.

– Мне иногда нравится дышать, – прохрипел он мне на ухо, и я ослабил хватку, глупо улыбаясь. Я забыл о трупах на острове, о новом человеке в очках, я забыл обо всей опасности, увидев Еноха в такой близи от себя. Я зависел от него больше, чем все дети странного дома от меня. Хотел бы я высказать все это горящее чувство внутри меня. Вдруг я разглядел темное пятно на его щеке. Это зверски походило на синяк. Протянув руку, я осторожно коснулся синяка – трудно было поверить, что я ударил его во время собственного спасения.

– Надо уходить, – произнес он, и я кивнул. Надо.

Я посмотрел на отца, храпящего целую ночную симфонию в трех ролях. Мне было грустно, но скучать я не обещал. Вскоре я уже скользил по трубе вниз, на землю. Я снова почувствовал головокружение и едва не грохнулся спиной назад, как вдруг руки Еноха затормозили меня и спустили на землю. Я бежал за ним так, словно нас догоняла смерть. Его верные гомункулы бросились врассыпную, как дозорные, и мы бежали по пустынным улицам, ощущая все предвестники начинающегося шторма. Петля встретила нас тихим вечером. Мы слегка замедлили шаг, и я снова попытался обратить его внимание на себя. Я твердил о своей благодарности, пока не достал его. Енох обещал заплатить мне, если я заткнусь. Я решил, что уже прилично замолчать.

Я лично рассказал мисс Перегрин в черном халате с бигудями на волосах о произошедшем. Большинство детей уже спали, и только самые старшие были допущены на этот маленький совет. Мисс Перегрин выслушала нас достаточно внимательно. Глубокая складка залегла на ее лбу, после чего она велела всем закрыть окна и двери и идти спать. Я был возмущен ее приказом, однако Енох утащил меня быстрее, чем я начал возражать. Генералам не протестуют, прошипел он мне на ухо, втолкнув в свою комнату.

– Никогда не знаешь, когда удастся поспать, – резюмировал он. Я счел его доводы весомыми, уставившись в окно. В каждой тени мне мерещились какие-то люди и монстры, и я поспешил забраться на кровать Еноха, скромно ковыряя пододеяльник. Больше в этой комнате спать было негде. Я несколько взволновался, когда он наконец подошел к кровати. Но Енох не прогнал меня и ничего не сказал, молча устраиваясь на боку под одеялом спиной ко мне.

Но меня это абсолютно не устраивало.

Я туи же двинулся к нему, ведомый преданностью, похожей на щенячью. Был бы у меря хвост, я бы уже махал им вовсю. Мой восторг был обусловлен не только чудесным спасением, сколько сочетанием всех факторов, которые сложились в Енохе. Он пытался меня отпихнуть, но я был такой безнадежной прилипалой, обхватив его руками и ногами. Он ворчал, и мне было смешно. Я посмеивался, устроив голову на подушке рядом с ним.

– Енох, – позвал я его тихо, опасаясь в своем эйфоричном нервозе сломать все, что происходило. – Мне хорошо с тобой, – добавил я едва слышно, пряча слова в ткани его футболки. Мне было тепло, даже горячо рядом с ним, безопаснее, чем где либо еще и алогично приятно дышать его запахом. Я не знал, доставляет ли удовольствие лежать и обнимать кого-то, или все дело было только в Енохе.

– Простого «спасибо» хватило бы, – грубовато отрезал Енох.

– Я не о благодарности, – обиженно произнес я. Мои глаза закрывались от тепла и уюта, и я думал о том, что никогда, никогда больше не смогу заснуть в ином положении. Без него.

– Тогда я не понимаю, что происходит, – неожиданно тихо сказал он, даже не повернувшись ко мне. – И это пугает похуже пустоты, Джейкоб.

Я оставил его реплику без ответа, стараясь отогнать эти вопросы от себя. Как я мечтал стать взрослым и решительным, делать выбор, брать ответственность. Если бы я хоть на секунду задумался о происходящем, я бы запаниковал и остался бы в настоящем, никогда не узнав, что значит обнимать кого-то, с кем тебя связывает огромное общее дело, существующее априори.

– Не смей умирать, Джейкоб, или я воскрешу тебя и буду мстить всю жизнь, – угрожающе протянул он. Меня такое соглашение устраивало, и я лишь крепче сжал руку на его плече. Договорились.

========== 3. В начале ==========

Я не мог уснуть. Сначала я думал, что это связано с резким переворотом в моей жизни, переходом в сказку родом из моего детства, но затем я рискнул допустить, что это связано с Енохом. Я осмелился думать о том, что в нашем общении не так, ровно несколько секунд, после чего осознал, что мои щеки горят не хуже рук Эммы. Только тогда, в чужой постели, я открыл для себя все неприличие и абсурдность того, что происходило между мной и Енохом. Несколько минут я остывал, глубоко дыша. Я принялся рассуждать в сторону того, что мой век чертовски развращен, и я отвык воспринимать близкие отношения безо всяких намеков. Мне было хорошо здесь, рядом с ним, и мое настоящее упорно трактовало это как ненормальное общение. Только сейчас мое настоящее нагнало меня. Я посмотрел на спящего рядом Еноха. Узнать, что он думает, было радикально невозможно. Что я знал о времени, в котором он родился? Да ничего. Но если он до сих пор допускает меня в свое личное пространство, значит, он попросту не видит в этом ничего абсурдного. Я успокоился от этого заблуждения. Я закрыл глаза и пытался уснуть. Но, черт возьми, не получалось.

Я прислушался к себе, стараясь разложить все по полочкам. Наконец я добрался до латентного возмущения тактикой мисс Перегрин об изоляции. Мы не можем просто сидеть и ждать смерти, ведь мы в ловушке. Нужно было узнать врага в лицо, можно было подстеречь его в настоящем, чтобы не пускать в петлю вообще! Чем больше я думал об этом, тем больше загорался. Я сел на кровати, потирая запястья. Мне было не успокоится. Орнитолог или нет? Я не помню, был ли он в очках. Кто-то еще? А пустоты? Сколько их? Умер ли Мартин своей смертью или нет? Голова шла кругом. Чем больше я оценивал происходящее, тем больше убеждался, что необходима разведка. Наконец я дошел до нужной кондиции и принялся будить Еноха. Отчасти мне было стыдно, когда я увидел, с каким трудом ему удалось открыть глаза. Он посмотрел на меня с раздражением. Но я уже горел тактикой ведения предстоящего боя. Енох вздохнул и сел рядом со мной, потерев глаза.

– Что? – только и спросил он.

Я слегка замялся, потому что мой огонь был сбит ненадолго его изможденным видом. Что-то во мне требовало немедленно уложить его спать обратно, запереть его комнату и никого сюда не пускать. Но диссонанс был в том, что без него я был не в состоянии даже выйти из этой комнаты. Что, если меня накроет где-нибудь далеко от него? Да я же тупо и бесславно помру от этих пустотных припадков.

Я изложил ему свою точку зрения на происходящее. Он выслушал меня с неохотой, но как только я заикнулся о теле Мартина, его глаза нехорошо загорелись.

– Мы можем спросить прямо у него, – произнес он, и я не сразу понял, о чем он говорит. Затем я медленно догнал его мысль и подскочил на кровати. Енох усмехнулся и потянулся к ночнику. – Но я не думаю, что нам не стоит спросить мнения остальных ребят.

– Зачем? – тупо спросил я.

– Затем что ты недооцениваешь ужас присутствия тварей и пустот на этом острове.

Я натянул кофту. Обычно я не люблю признавать, что кто-то предусмотрительнее меня, но Еноху я был готов простить все. Я хотел извиниться за то, что не дал ему отдохнуть, но решил промолчать, ведь Енох не из тех, кто демонстрирует свою слабость. Я нетерпеливо переминался с ноги на ногу, полностью одетый, у дверей, не понимая, почему Енох не торопится выходить. Я наблюдал за тем, как он подошел к огромному сундуку. Енох махнул мне рукой, и мне пришлось подойти. Я тут же пожалел об этом, потому что сундук был полон формалина, в котором плавали сердца самых различных размеров. Тошнота становилась мне привычным спутником в этом странном мире, думал я, тем временем как Енох голыми руками доставал сердца, наиболее огромные из всех, заворачивая в несколько слоев ткани каждое из них. Я едва успел что-то вякнуть, прежде чем в мои руки шлепнулся такой сверток. Я был готов запищать, как девчонка, и я обязательно сделал бы это, если бы не хитрый взгляд Еноха. Только нежелание упасть в его глазах заставило меня молчать изо всех сил, подавляя нехорошие ощущения от чертового запаса Еноха. Он вытащил в общей сложности четыре, после чего захлопнул крышку. Мои глаза щипало. Нос отказывался вдыхать. Но я выдержал эту специфику дара Еноха.

И получил от него пару баллов на свой личный счет.

Мы стучались в комнаты ребят, стараясь двигаться как можно тише. Не сговариваясь, мы выбрали наиболее старших и сильных, и вскоре в комнате Еноха собрались Бронвин, Эмма, Хью и Миллард. Они слушали с энтузиазмом, которым недавно горел и я, но Бронвин пыталась достучаться до нас напоминанием о мисс Перегрин и жуткой, смертельной опасности за пределами петли. Мы были детьми, в конечном счете, так что мы игнорировали ее предупреждение. Несколькими минутами спустя мы разбрелись собираться и готовиться, и в час ночи с помощью малышки Оливии выбрались из дома. Наша процессия выглядела, наверное, более чем странно. Мы молчали и шли навстречу опасному настоящему. Моему настоящему.

Настоящее встретило нас дождем и штормом. Даже если мы и боялись встретить кого-то, это было напрасно в такую погоду. Я поежился и поплотнее укутался в выданный мне Бронвин плащ. Мы быстро добрались до рыбной лавки, которая, как оказалось, в обоих временах существовала на одном месте. Ледник был нами обнаружен также в короткие сроки.

Я был несколько удивлен тем, что труп нашел не Енох. Не знаю, что за детская убежденность в том, что Енох должен чувствовать их, как я – неприятности, но я правда был удивлен тем, что первой воскликнула Бронвин. Мы собрались возле одной из ванн, с ужасом взирая на остатки Мартина. Я пребывал в странном оцепенении, из-за чего забыл об отвращении. Ведь этот человек совсем недавно ходил и разговаривал со мной! Могло ли что-то потрясти меня больше смерти дела? Нет, но смерть Мартина стояла на втором месте.

– Он в отвратительном состоянии, – заметил очевидное Енох. – Не думаю, что он скажет нам что-нибудь полезное, если вообще скажет. Ему не понравится здесь, так что шаг назад.

Мы послушались без повторной просьбы, отступив на метр сразу. Я следил за Енохом, как заколдованный. Он опустился на колени рядом с ванной, сняв капюшон. Только лишь следя за его размеренными действиями, я задался вопросом, как Енох обнаружил в себе эти способности, еще более странные на фоне других странных. Он вытащил одно из четырех сердец, бережно разматывая ткань. В который раз мой взгляд прилип к его рукам. Я подумал вдруг о том, что он был достоин большей силы, как тут же возразил себе – разве это так слабо, управлять жизнью и смертью? Да, он не боец, как Эмма или Бронвин, но его искусство выходит за пределы понимания даже странных людей. Все смотрели за ним, задержав дыхания.

Енох запустил руку в ледяную ванну. Моя богатая фантазия тут же представила ощущение ледяных кишок Мартина. Да как вообще можно копаться в чьих-то внутренностях с таким выражением лица, как у Еноха? Наконец он что-то нашел. Эту руку он оставил в ванне, тогда как другой сжал освобожденное от ткани животное сердце. Он смотрел в пространство, и поначалу я думал, что ничего не получается. Но затем сердце в его руке начало рассыпаться в пыль на глазах. Он покачал головой и протянул руку ко мне. Я тут же с облегчением вытащил хлюпающий и воняющий сверток из кармана и развернул его. Если бы по его рукам еще и кровь текла, я бы хлопнулся в обморок. Меня спасало только восхищение его спокойствием. Я держался только за его уверенность в своих силах.

Со вторым сердцем произошло то же самое, но тело не шевелилось. На лбу Еноха проступил пот, блестевший в свете огонька Эммы. Этой ночью я впервые благодарен за то, что она с нами. Она, казалось, воодушевилась от моего взгляда, и я поспешно отвернулся. Я начинал переживать за Еноха. Его руки дрожали мелкой дрожью, и он, казалось, начинал злиться. Ему передали последнее, четвертое сердце.

И Мартин пошевелился.

Я помню то, что он говорил мне, как во сне. Скажи мне кто еще раз потом, что я добровольно склонился к остаткам человека, чтобы услышать его слова, я бы не поверил. Но я в самом деле сделал это, больше всего из опасения, что старания Еноха окажутся напрасными. Среди его слов про старика и болото я с ужасом осознал, что он не знает, кто убил его.

– Джейкоб, – позвал Енох, но я и так знал, что времени нет.

Я спросил про человека с белыми глазами, но Мартин ушел быстрее, чем смог ответить. Енох вытащил руку из льда, пряча ее под кофту. Столько стараний зря, столько риска. Я опустил руки, сев на колени по другую сторону ванны. Я хотел сказать что-то, но треск двери ледника заставил нас подскочить.

Человек в шляпе и очках слепил нас фонарем. Я узнал орнитолога со второго взгляда, но он вел себя странно.

– Мы просто очень голодные, сэр, очень, – заныла Эмма тонким, заунывным голосом. Я бы поверил ей. Но орнитолог вдруг заорал имя и факты о каждом из нас, и я похолодел. Инстинктивно мы сгрудились в одну кучу. Внутри меня тихая паника стремительно закручивалась в уже знакомое мне чувство голода. Нет же, только не сейчас. Но голод не превратился в черную дыру. Новое ощущение в животе, тянущее, ноющее, мешающее мне адекватно воспринимать реальность, заставило меня пасть духом. Да этот орнитолог к черту перестреляет нас всех!

Я думал, что хуже быть не может. Но когда я увидел в нем водителя моего школьного автобуса, затем садовника, а после – доктора Голана, я по-настоящему запаниковал. Не было и речи, чтобы я думал над его предложением, нет.

Я безмолвно смотрел на него, мысль за мыслью догоняя то, что я и только я виноват в том, что эта тварь нашла петлю. Я не только умру сам, но и подставлю всех, кто готов был принять меня в семью. Я просто стоял столбом и смотрел на Голана, рефлексируя. Я бы так и превратился в статую, если бы не Енох. Он толкнул меня в бок, и тут я понял, что он имел в виду. Он видел это по неверным теням, я же видел пустоту впервые в таких деталях. Она стояла в углу, молча ожидая, пока Голан закончит свой монолог. Ее поблескивающие воспаленные глаза смотрели на каждого из нас. Ее рот был закрыт, но я прекрасно знал, что прячется внутри. Я медленно кивнул Еноху. Страх нарастал, как снежный ком. Душа ушла в пятки, потеснив странную душу, не иначе. Мои колени дрожали, потому что я сравнил силы. Их даже нельзя было сравнивать.

Голан возвестил, что ему, к сожалению, не до нас, после чего оставил нас одних против пустоты. Девочки отступили за мою спину, как будто моя способность видеть уже обеспечивала защиту. Я нервно сглотнул. Мои пальцы онемели. Внутри я мечтал встать за чью-то спину, но умом понимал, что не смогу никогда поставить вперед себя кого-то еще. Енох наблюдал за тенями. Его способности были бесполезны. Я кратко кивнул Бронвин и Эмме в сторону пустоты. Нужно было взять себя в руки. Но что мог сделать я?

Пустота играла с нами, с нашим страхом. Мой живот крутило, но я не обращал на это внимание. Наконец пустота открыла свой поганый рот, и три щупальца метнулись к каждому из нас, стоящих более ли менее впереди. Эмма мгновенно пальнула огнем по языку, но мы с Енохом могли лишь отталкивать свои, что щупальцам было по барабану. Мы отступили. Нужен был план.

– Бронвин, нужно, – начал я, как вдруг услышал звук, от которого мое сердце провалилось еще ниже, чем в пятки. В деморализующем ужасе я смотрел, как щупальце пустоты обвилось вокруг пояса Еноха. Он настолько выбился из сил, что оказался не в состоянии сопротивляться. Я не знаю, почему мое тело бросилось вперед, к телу пустоты. Мое тело хотело совершить самоубийство, а мозг никак не мог его остановить. Я врезался в мускулистое тело пустоты, не имея никакого другого оружия, кроме кулаков. Но нужного эффекта я добился, и все три щупальца ринулись ко мне. Енох мешком упал на пол с приличной высоты, однако я уже не имел времени удостовериться в его состоянии. Щупальца обожгли меня жгутом вокруг моей груди и пояса. Я с трудом дышал, задыхаясь еще и от трупного смрада из рта пустоты.

– Говори с ней, Джейкоб!

Говорить с ней? Он что, шутит? От недоумения моя паника отступила. Я смотрел в глаза пустоты и ощущал похожий голод внутри себя. Голод, что связывал нас. Воздуха становилось все меньше. Я задыхался. Мне было не разжать ни одно из щупалец, мои ноги дергались в воздухе. Я понятия не имел, как говорить с монстром как из самых страшных галлюцинаторных снов. В данный момент я был озабочен лишь спасением своей жизни.

Стой.

Я решил, что брежу от недостатка кислорода. Пустота зависла, продолжая удерживать меня на высоте. Она что, послушалась? Ее глаза смотрели на меня с недоумением. Затем я понял, что пустота оправилась от растерянности. Я приготовился провалиться в воняющую темноту ее рта. Но я выиграл несколько секунд, и эти секунды позволили Бронвин метнуть целую ванную в пустоту. Она заверещала и выпустила меня. От падения заныли колени и локти, а из легких выбило весь воздух немногочисленный. Я не мог сделать вдох. Меня подняла Бронвин, буквально за шкирку выкидывая в щель в стене, прямо под дождь, лицом в грязь.

Но, черт возьми, я был еще жив.

Я бросился бежать вслед за Хью и Миллардом, боясь оглядываться. Я не успел испугаться, как обнаружил Еноха рядом с собой. Тяжелый бег Бронвин я слышал. Это было чудо. Мы бежали. Бронвин обрушила весь ледник на пустоту, и Хью не сдержал восторженный клич, но всем было ясно, что пара досок не задержат пустоту слишком долго. Я бежал так, как никогда в жизни. Дождь хлестал меня по лицу и жег холодом глаза, но как только я закрывал их, я тут же соскальзывал в лужи и болотную грязь. Страх внутри меня нарастал. Я понял.

Это пустота. Она нагоняет.

Мы поднимались в гору как только могли. Поочередно каждый из нас соскальзывал, и мы тащили друг друга вопреки всему: грязи, усталости, дождю и ветру. Мы бежали ценой жизни, но время все равно было не на нашей стороне. Мы не успели бы до петли. Я слышал, как несется пустота по нашим следам в два раза быстрее нас, цепляясь всем, чем только можно. Нужен был план, и срочно.

– Нужно разделиться, – проорал я сквозь ветер и дождь. Я лихорадочно думал. Мне хотелось бы не быть отвлекающим звеном, но только я способен видеть ее. Я мог выжить. Должен выжить. Кричала Эмма. Кричала Бронвин. Я уступил страху.

Я попросил его пойти со мной и рискнуть жизнью. Я хотел это сделать, но Енох предугадал мой вопрос. Он потянул меня в сторону. Девочки направились в другую, хоть Эмма и кричала о том, что она будет драться.

– Мы можем умереть, – произнес я, не зная, услышит ли Енох меня.

– О, мы просто обязаны умереть, – усмехнулся он, перебираясь вместе со мной через канаву. Плащ промокал. Мои руки были в грязи, вся одежда была в склизкой, вязкой грязи, но я пытался бежать. Я бежал, хватая ртом воздух. Я знал внутренним компасом, что пустота повелась.

Мы спасли остальных.

Но шансов для нас не оставалось.

Передо мной вырос тот самый домик, полный овец и дерьма. По иронии судьбы, только это могло стать нашим спасением. Я ворвался в дом первым, погружаясь в мягкий настил овечьего дерьма. Домик был полон мокрых, жалко блеющих овец, но только их ужасный, попросту отвратительный запах мог стать нашим спасением. Я привалился к дальней стене первым, тяжело дыша и не обращая уже внимания на вонь. Енох остановился рядом секундой спустя, опершись руками о стену и склоняясь вниз.

– Ты не обязан был, – пробормотал я, прекрасно понимая, что мы в ловушке.

– Не тебе судить о том, кому и что я обязан, – прорычал Енох, снова скидывая капюшон. Я сделал шаг навстречу к нему, потому что подумал, что он сейчас упадет. Но он оттолкнул мои руки, оглядывая помещение. Я последовал его примеру и обнаружил ножницы. Хоть что-то, черт возьми, хоть что-то.

– Если…

– Никаких если в дерьмовом доме, в буквальном смысле! – прошипел Енох. Я видел его страх. Не было никаких сомнений в том, что он в еще большем ужасе, чем я. Это поменяло нас местами. Я должен вести. Я должен защищать. – Я не хочу умирать здесь, – произнес он весьма четко.

– Я тоже, – согласно пробормотал я и приложил палец к губам, забыв о грязи. Пустота шла мимо дома. Я осознавал это так, словно видел. Енох закрыл глаза, будучи белее снега. Вряд ли я был розовее. Каждая секунда растянулась с вечность.

Стой.

Нет, не работает. В чем, черт возьми, дело? Мне не хватает сил? Пустота не была глупа. Она обходила нас со спины. Думать, мне нужно было думать. Я знал слово. Одно. Но не мог снова его произнести, не разбирался в себе. Моя странность еще была не управляема.

Овцы толклись рядом с нами, пребывая в животном ужасе. Я мало чем отличался от этих овец.

– Мне нужна помощь, – пробормотал я, не веря, что вообще произношу это. Силы. Мне нужны силы. Помощь, которая подскажет мне, как вытащить из себя слова, которые управляют пустотами.

Я не переношу вид крови. Не переносил. Я упал бы в обморок от вида переломанной кости. Раньше. Если бы дома я увидел вырезанное сердце, я бы убежал. С тех пор многое изменилось, и прежде всего прогноз моей жизни. Я никогда никого не ранил и не убивал, но сейчас передо мной стоял выбор, который нужно было сделать. Нужно.

– Ты можешь перекачать из них в меня? – произнес я с трудом, не ожидая, что Енох поймет меня. Не было больше никаких шансов. Я не верил в себя и в свои далеко не тренированные умения.

– Я не знаю. Зачем? – спросил Енох, и его голос даже не изменился под треск сломанной двери в задней части домика.

– Я попробую поговорить с ней, – а вот мой голос срывался на шепот, потому что большего напряжения я не испытывал никогда. Мой стресс превысил все пороги выносливости. Я смотрел на овец и не видел их. Пустота шарила языками в задней комнате. Времени не оставалось.

Енох опустился на одно колено. Он погладил овцу, после чего буквально погрузил руку внутрь овцы. Она страшно заблеяла. Я не мог слышать ее крик, но и стрекот пустоты нельзя было игнорировать. Я балансировал на грани отвращения, ужаса и паники. Енох взял меня за руку. Меня успокоило его прикосновение, но я не ждал, что овечья энергия будет настолько трудно переносимой. Мне было попросту больно. Но я старался. Я впускал ее в себя. Я не видел, как упала овца, а за ней следующая. Я искал. Искал в себе тот язык пустот, который спас бы нам жизнь. Мне не хватало опыта использовать правильно овечью энергию. Я видел пустоту в нескольких метрах от меня. Енох качал в меня все, что только мог достать. Но это, похоже, было бесполезно. Я отнял руку. Он отступил к стене, улавливая появление в комнате пустоты.

Я стоял на месте, переполненный до краев, готовый лопнуть от энергии, что Енох перекачал в меня. Не было места для страха, паники. Все внутри меня занимала энергия, но как, как ее использовать? Я был так занят, что позволил себя схватить. Я не чувствовал боли. Ничего. Только энергию.

Глаза пустоты были напротив моих. Я видел в них обещание смерти. Не только себе, но и Еноху.

Это переключило во мне тумблер языка, который я так усиленно искал.

Стой. Отпусти.

Пустота поставила меня на ноги и отступила. Ее глаза были полны непонимания и обиды. Но тело ее было подчинено мне. Власть я ощущал как тонкую нить, которая была готова порваться в любую секунду. И тут я выпустил внутрь нее всю чуждую мне овечью силу. Это было похоже на взрыв внутри меня. Я бесславно шлепнулся на пол. Внутри меня больше ничего не было. Я пребывал в прострации. Ни боли, ни тела. Ни мыслей. Ничего.

– Джейкоб! – Я услышал крик Еноха сквозь вату. Мутный мой взгляд уставился на Еноха в путах бешено визжащей пустоты. Она наносила удары направо и налево, словно ничего не соображала. Я приказывал ей выйти, но, похоже, сила овечьих жизней взорвала ей мыслительную часть мозга. Овцы спасали нас от случайных ударов.

Нужно было прикончить ее.

Агестезия огромного количества энергии стремительно таяла. Я лишался сил с огромной скоростью. У меня не было никакого другого оружия, кроме ножниц, тупых, почти бесполезных. Шатаясь, я подошел к ней, и от ее визга мои перепонки могли лопнуть в любую секунду. Она не понимала, что видят ее глаза. С каким-то хладнокровным сожалением я всадил ей чертовы ножницы прямо в глазницы, вздрагивая от боли, что причинил ей. Я убивал во спасение, но убийство всегда останется убийством.