Текст книги "Грядет новый мир (СИ)"

Автор книги: Sgt. Muck

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Внутри меня что-то переключилось, когда я, переодеваясь, задел медальон Еноха. Я не должен был сдаваться так, перед самым походом в крепость. Никакого оружия, только беспорядки с помощью Шэрона, пальцы Матушки, огонь Эммы и моя вероломная способность заклинать пустоты. Но я должен был пройти этот путь напролом. Да, я устал, да, я ногами с трудом шевелил, да, я хотел покоя. Но я стал виной тому, что все странные оказались в заточении. Голан нашел их с моей помощью, и мне исправлять то, что я наделал против воли. Я вдруг нащупал в себе тонкую нить решимости, накручивая ее обещаниями свалить сразу же, как только я выполню свою миссию. Мне уже на было стыдно, имя Еноха не пульсировало в моей голове так сильно. Время лечило мою зависимость. Или отводило на второй план. Я не знал. Я просто готовился.

Появление птицы с посланием от мисс Сапсан повергло меня в смятение. Когда я услвшал имя Еноха, я лишь слабо вздрогнул, не более того. Это стало моей защитной реакцией на случай, если я не спасу его. Сообщение показалось мне подозрительным, но взрыв застал врасплох. Моя нервная система истощилась, и я едва не впал в истерику. Они считают меня каким-то библиотекарем? Ау, я странный парень из среднебогатой семьи, с кучей комплексов, проблем в жизни, сломленным дедом детством и не той ориентацией, какой я, нахрен, библиотекарь? Зачем я нужен Каулу?

Ну он хотя бы не станет приказывать меня убивать. Отличный шанс.

Я ступил в нужную дверь со смешанными чувствами. Я привык испытывать судьбу. Я поверил в свои силы и в свою удачу. Не было времени гадать, хорошо это или плохо. Холодная вода в петле перехода лишь помогла мне в моем желании мыслить холодно и ясно. Помню только, как перед дверью в логово тварей я подумал, что дед бы мной гордился.

Что я все равно собой горжусь.

Мы пробирались очень осторожно. Я мыслил просто, шаг, анализ, действие. Анализ, шаг, действие. Действие, анализ, шаг. Пальцы Матушки пригодились на первой же минуте. Вскоре сы добрались до второй партии охранников. Я мыслил быстро. Опять спать. Но снаружи Шэрон решил помочь нам именно в эту секунду, и порция горящего дерьма тут же выкурила всех охранников из их комнаты. Я в который раз – устал считать – был благодарен эксрементам. У нас было мало времени, и мы побежали, пользуясь отвлеченным вниманием охранников. Я ощущал себя, как на охоте. Хотя я никогда там не был, но точно должен был ощущать себя именно так. Я сузил свое мышление до самой простой мыслительной деятельности. Ненужные коридоры. Странные строения. Операционная. Мальчик. Жертвы. Я ничего уже не воспринимал, я должен был идти и идти, чтобы найти то, что я так сильно искал.

Того, ради которого я так изменился. Того, перед кем я виноват, того, кто уже никогда не станет для меня настолько важен, ведь я больше не нуждаюсь в защите. Я думал именно так.

Когда я спустился в люк, меня ослепила тьма. Абсолютная, дезориентирующая тьма. Затем мы, осторожно спускаясь, привыкли к слабому аварийному свету, что открыл для нашего взгляда клетки. Мое сердце бросилось вскачь. Я ничего не мог с собой поделать, и все мое прикрытие, вся моя адаптация полетели ко всем чертям. Нет, я не испытал беспомощность или неуверенность, меня вдруг потянуло, так сильно, что я бросился на охранника, не успев подумать. Я дрался, как лев. Ну, мне хотелось в это верить, на самом же деле я бестолково размахивал руками, изредка попадая по твари.

Если бы не руки Бронвин, он пристрелил бы меня в метре от моей цели. Я тяжело дышал от этой стычки. Я тяжело дышал от аритмии своего сердца, сошедшего с ума в один момент. Эмма заплакала, обнимая Бронвин через клетку. Я смотрел на остальные. Хью, Гораций, Оливия. И лишь в самой дальней от меня я увидел Еноха.

Того, кого я так долго искал. Его лицо было еще хуже, чем приснилось Горацию. Фактически, оно красовалось всеми оттенками фиолетового. Всех странных детей было трудно узнать, но по ним было видно, что в этом месте их ждала только боль. Я стоял, как вкопанный. Мой взгляд настолько приклеился к Еноху, что в моих мыслях родился вакуум. Я впал в летаргию с открытыми глазами.

Я отматывал все, что сломалось во мне, потому что я снова ощутил это. Мою зависимость, хоть я и верил, что я потерял ее. Она была не такой, как я помнил, нет. Я смотрел на Еноха и пытался понять, что происходит.

Затем он поднял бровь.

–Почему так долго? – только и спросил он.

Внутри меня что-то явно оторвалось. Я был оглушен сногсшибательной радостью от того, что вижу его живым. Мне не нужно было никакого отдыха, я был просто придурком, который счел, что деформация моей личности после его спасения останется навсегда. Да я не хотел ее, не хотел оставаться новым Джейкобом. Я хотел быть собой, не стыдясь этого, и мог это сделать только рядом с ним. Кто-то пихнул мне ключ, и я открыл его камеру резкими движениями. Я не мог думать, потому что внутри меня заново загружалась моя сложная система эмоций и желаний по отношению к нему. Я был настолько ошарашен, настолько вымотан, что я мог лишь сделать шаг к нему и привлечь его к себе, прижимаясь лбом к его лбу.

Так, как это видел Гораций. Так, как он показал это нам. Так, как я и не верил.

–Не было подходящего автобуса, – пробормотал я в бреду своей возрождающейся лихорадки, от которой я ощущал себя всемогущим. Его усмешка превратилась в слабую улыбку. Я не видел его синяков, не видел травм, только его глаза. Он ведь действительно не верил, что я приду. Я и сам в это не верил. Этот момент был слишком силен, чтобы получилось быстро осознать его.

Я поймал лишь самую первую мысль, которая пришла мне в голову.

Как же сильно я люблю тебя, Енох.

========== 11. В конце ==========

– Ты в порядке?

– Да, а ты?

– Тоже, Енох, я был таким идиотом…

– Идиот никогда не добрался бы сюда.

– Нет, я наговорил не то, что думал, и я…

Я зажмурился. Ну почему, почему я даже сейчас не могу сказать ему, что происходит во мне рядом с ним? Да, я добрался сюда, но это нельзя было назвать моей заслугой. И я должен был выполнить свои обязанности перед Бентамом, открывшем мне последнюю, самую важную, дверь к Еноху.

–Не надо, Джейкоб, – его рука легла на мою щеку. Прекрати, что же ты делаешь со мной. Я против воли прижался к ней, потому что начал ломаться снова. Этого нельзя было допустить.

– Мне нужно идти, – с трудом произнес я, открывая наконец глаза. До скончвния веков я не смогу держать бой с его взглядом, я покоряюсь ему снова и снова, даже если в его отсутствие думаю, что могу уйти. Я смотрел на его разбитые губы. Ему досталось больше всех, и я допускал, что Каул в своем шпионском деле преуспел и знал о нашей связи.

– Мне подсунули не того Джейкоба, – с некоторым юмором ответил мне Енох, абсолютно не улыбаясь. Я думаю, что ему было трудно даже говорить. Я улыбнулся одними уголками губ, с каждой секундой приклеиваясь к нему сильнее. Он провел в камере около трех суток, его лицо настолько отекло и побагровело, что если бы не его неповторимые глаза, его было бы не узнать.

Несмотря на это, я все еще не находил в себе сил отпустить его.

–Не моего Джейкоба, – вдруг произнес он еще тише. Я понял, что этим он говорил мне о том, что не верил в меня. Его признание было хоть и прикрыто юмором, но на вкус было как полынь – горькое и неприятное.

– Хотел бы я им быть, – пробормотал я. Я не винил его. У меня были равные шансы уйти и остаться, и даже я сам не знал заранее, что я выберу. Нет, я не совестливый человек в глобальном смысле, моя совесть работает только на меня или иногда против меня, но спасение мира она мне в вину не ставила никогда. – Я шел за тобой, чтобы сказать, что я виноват. Я не сказал тебе всю правду, – я замолчал. Трудно говорить, когда тебе затыкают рот, в самом деле, это было его отвратительной привычкой.

– Вот выживем и скажешь, – хриплым шепотом сообщил он мне. Внутри меня рождались и умирали тайфуны, приливы сменяли отливы, я горел и холодел со скоростью света. Он был причиной моей трансформации, он был моей целью, моим вызовом, всем, что не поместилось во мне, но должно было, обязано. Однажды я расскажу ему все, что он заставляет меня испытывать, и если спустя эти живописные двенадцать часов откровений он назовет мне это чувство, я съем свои штаны. Никакая усталость не смогла победить это возродившееся чувство. Зависимость воспряла во мне, как феникс. Еще пару минут назад я был убежден, что Енох уже не имеет такой власти надо мной, и я так ошибся. Почему же я не могу допустить право этого чувства на существование?

– Енох, – промычал я в его ладонь, и он отпустил меня.

– Иди, Джейкоб, – велел он мне так, словно был хозяином ситуации. Краем глаза я заметил, что все странные дети стараются не смущать нас взглядами. Во мне бушевала радость, восторг, преданность, желание, все сразу. Я шагнул к нему и вжался губами в его губы, заставляя его зашипеть от боли. Я слизнул его кровь, пообещав себе убить любую тварь, которую увижу, за то, что они сделали с ним. Я. Убью. Не было никаких сомнений в том, что я сделаю это. Достаточно вспомнить, насколько изуродовано его лицо. Мои пальцы не хотели выпутываться из его волос. Как же мне было плевать на то, что стало с его телом за все это время заточения. Не было ничего в нем, что вызвало бы во мне отвращение.

Но мне нужно было спасти – или попытаться спасти – имбрин. Я отступил от Еноха, что было сравнимо с подвигом. Я держал его за руку и никак не мог расплести наши пальцы. Боялся ли я, что он исчезнет снова, если я отпущу его? Конечно, черт возьми. По ощущениям это было все равно, что снять пропитанный кровью и высохший бинт с открытой и обширной раны. Слишком больно, чтобы это было возможно описать. В моей голове эхом звучала мысль о том, что я люблю его, но нет, нет, это нельзя было назвать любовью. Это было самое неправильное, самое извращенное, самое сильное и самое изнуряющее чувство, которое отрезало меня от всего остального мира раз и навсегда. И, о боже, это того стоило. Я провел языком по губе, слизывая остатки соли и железа его крови, не в силах перестать на него смотреть. Но даже когда я отодрал от него взгляд и постарался понять, о чем говорит Гораций, внутри меня расцветало бешеное желание жить, причем вместе с Енохом. Я вдруг не к месту, по-идиотски вспомнил наш единственный момент подобия близости, который я разделил с ним так, словно кончил сам. Я должен жить, чтобы увидеть, как меняется его выражение лица в этот момент. Я хочу знать все о нем и о его теле. Хочу найти причину моей патологической слабости. В этом сногсшибательнр сильном состоянии я миновал дверь в конце коридора.

Моей самоуверенности немного поубавилось, когда я услышал голос Каула, который явно знал о нас. Вид имбрин подавил меня еще сильнее, но мне было, за что бороться. Я вдруг понял, что это моя борьба, ведь Каул считал меня каким-то там библиотекарем. Так и было, и когда он сказал о пипетке моей странной души, я расхохотался. Нет, это было смешно, ведь я семнадцать лет жил, никому не нужный, к чертовой матери, но стоило умереть деду, как я вляпался по уши, сперва влюбившись в парня из позапрошлого века, а теперь еще став самой ценной добычей психа всех времен и народов странного мира. Я делал определенные успехи в том, чтобы не жить скучной жизнью. Каул пел мне песни о прекрасной жизни странных, без петель и имбрин, забывая, что я никогда не жил в петле больше двух дней и она попросту не успела мне надоесть. Мисс Перегрин я едва ли успел узнать, так что против нее я тоже ничего не имел. Но вот Каул успел подгадить еще со смерти деда. А теперь он держал в плену и издевался над моими друзьями. Над человеком, которого я любил сердцем и двумя своими душами. Да я мечтал сломать Каулу шею.

Он взял меня на слабо пустотами. Я не боялся. В ту секунду меня переполняло желание снова увидеть Еноха, отвести его к Матушке и вылечить так, чтобы я снова мог любоваться его надменным и скучающим выражением лица, которое по мне так было просто шедевром мимики. Я сам попросился в клетку с имбринами и пустотой. Я прекрасно чувствовал ее месторасположение. Все время, что она мчалась ко мне, я готовился. Моим новым источником силы стало возродившееся чувство к Еноху, которое разрывало меня изнутри. Я перекачивал энергию оттуда, готовясь произнести слова. Признаюсь, что когда я нашел ее срнди теней в этой пугающей комнате, я порядком спасовал, ведь она была просто гигантской. И конечно, конечно она меня не послушалась. Драться с ней было все равно, что с чемпионом мира по борьбе в тяжелом весе, да еще и без правил. Я делал все, чтобы пробиться к ее сознанию, но ее голод был попросту абсолютным. Ей незачем было меня слушать. Она схватила меня, несмотря на все мои попытки приказать ей, убежать от нее, несмотря на Эмму и Эддисона. Пустота пожирала меня, вонзив зубы в мое тело, и я кричал еще громче, чем прежде, от боли, что затуманила мое сознание. Я был не я, когда впихнул ей в горло палец Матушки. Последним, что я успел подумать, было сожаление перед Енохом.

Ну разве сложно было сказать ему, что я люблю его?

Мое сознание выключилось быстрее, чем боль прикончила бы меня.

Пожалуй, мое пробуждение было самым отвратительным за всю мою жизнь. Это было похоже на пробуждение посреди вонючей свалки, где тонна мусора, воняющего гнилью, придавила меня к полу. Я поднялся и, шатаясь, добрался до выхода из этой непонятной пещеры. Я чудом поднялся по скобам, которые вели наверх, делая это все на автомате. Я боролся со сном. Наконец я окащался в захламленной комнате, где с трудом дошел до выхода в комнату за стеклом. Я ничего не понимал до тех пор, пока не увидел Еноха.

Именно ему принадлежали слова, которые привели меня в чувство. Он назвал меня пустотой. И я проснулся во второй раз, изнывающий от многочисленных травм и стопроцентно инфицированных укусов. Самое отвратительное, что при этом я все еще видел Еноха за стеклом, который взирал на меня с отвращением через стекло. Другие в панике искали, чем бы меня убить. Я был собой и пустотой одновременно. Я был с ней на одной волне. С ними. Это не стало для меня каким-то жутким изумляющим фактом. Я как будто всю жизнь гттовился управлять пустотами, как оркестром. Это было сложно, трудно, но настройку этой интересной системы я все же выполнил в максимально короткие для меня сроки. Сам того не желая, Каул подарил мне армию. Когда я почувствовал себя уверенным лидером, я сел на спину самого сильного из пустот и повел из за собой наверх. Я заставил их всех ждать в опустевшей от имбрин кладовке, выходя вместе с носильщиком в комнату за стеклом.

Мне кажется, мои друзья, мягко говоря, потеряли челюсть. Миллион раз я просил Еноха показать мне, как круто я выглядел в тот момент, и только много лет спустя он показал мне, доверив и свой восторг, и теплое ощущение чего-то родного, что так не вязалось с Енохом. Я до сих пор помню его гордость за меня. Гордость. Мной надо было восхищаться, а он гордился. Чудак-человек. Он первым шагнул мне навстречу, и в его безмолвном доверии ко мне я нашел для себя самый важный ответ в моей жизни.

Что бы ни случилось, он всегда будет на моей стороне.

Я заставил пустоту склониться так низко, как она только была способна.

–Слишком много дыр, – резюмировал Енох, смотря на мою одежду. – И это весьма плохой факт для твоего здоровья.

Я вкратце рассказал ему о пыльце, что полностью обезболивала меня. Я неуклюже обнял его, подпитываясь его странной сместью гордости и счастья, которое было таким странным, таким тихим и скромным, что могло принадлежать только Еноху. Я ведь выбрался из Ада, не иначе, а эти идиотские избитые слова все равно не срывались с моих губ.

–Они думали, что ты умер, – тихо произнес он мне на ухо. Я сжал его сильнее, понимая, что посадив его на пустоту, я лишь сделаю его целью. Но мне так хотелось защитить его.

– А ты? – спросил я так же тихо, задевая губами пряди его черных волос. Они были влажными и пахли чем-то очень едким, но мне было плевать.

– Ты же знаешь, что это не проблема для меня, – усмехнулся он.

– Молодые люди, нам нужно серьезно поговорить, – прозвенел суровый голос мисс Перегрин, и я был так рад ее слышать, что даже не испугался того, что она, в отличие от странных детей, поняла все с первого раза. Я оставил пустот за стеклом, вставая на ноги. Я держался за Еноха, крепко сжимая его руку. Неважно, насколько сильно я пострадаю, но если Енох будет держать меня так, идя за моей спиной, то я сверну горы. Я велел пустотам сорвать динамики с доставшим меня голосом Каула. Странные дети обнимали меня все сразу, но мне было стыдно перед ними, ведь я шел только к Еноху. Но это было приятно, в самом деле. Я убедился, что на месте все, с кемя отправлялся в это путешествие, кроме, конечно, Фионы. Мне было бесконечно жаль Хью, но он держался молодцом, мечтая вступить в бой. Твари уже рвались к нам.

И тут я понял, что все, даже имбрины, эти замучанные женщины, ждут моих приказов. А ведь я не был талантливым главноеомандующим. Я посмотрел на Еноха, но он покачал головой. Я прошел часть сложнейшего пути без него, я сотворил невозможное, подчинив столько пустот, и я не имел права требовать помощи, кроме одной.

В ту секунду, когда все обсуждали мой план действий, я подошел к нему, примагничиваясь руками к его рукам.

–Мне нечем сражаться, – спокойно сказал он. – Только если отберу у какой-нибудь твари пистолет. Но это не гарантирует мне жизнь.

– Я поставлю к тебе одну из пустот, – непреклонно заявил я, понижая голос. Енох хотел отказаться, но я и не спрашивал его. Я только притянул его к себе, обняв за плечи. Странно, но я не помнил, почему именно в тот момент я оказался способен это сказать. Внутри меня бури и торнадо сменялись наконец блаженным спокойствием. Енох прижался носом к моей щеке, и я проиднес так тихо и четко, как только мог:

–Я так люблю тебя, Енох.

Он схватился за меня так, как будто собирался упасть. Он замотал головой, как будто хотел вытрясти мои слова из своих ушей. Мне пришлось аккуратно положить руки на его лицо, заставляя его смотреть на себя. Он был в таком ужасе, какой никогда не рождали в нем пустоты и твари.

–Я не вру. Я только боюсь, что я самый неподходящий для этого кандидат.

Мне казалось, что он укусит меня, лишь бы не смотреть мне в глаза. Его зрачки увеличились за несколько секунд, что вообще-то не подходило под страх. Он поджал отекшие губы, опуская взгляд на землю.

–Тогда никто в мире больше для этого не подойдет.

До меня долго доходило его завуалированное признание. Я расцвел широкой, неприлично детской улыбкой, прижимая его к себе всем пострадавшим телом, жалея, что я ничего от этой дурной пыльцы не чувствую. Я летал, стоя ногами на земле. Он хотел отпихнуть меня, бормоча об остальных, но я вообще не собирался стыдиться того, что я выбрал Еноха. Наконец он покорился, и я обнимал Еноха так сильно, что грозился сломать ему ребра, я не хотел причинять ему боль и не стпл целовать, но перестать нежно касаться кончиком носа его изуродованного лица я уже не мог.

–Как только мы выйдем отсюда, – начал я, желая сообщить ему о своих фантазиях, но он оборвал меня:

–То ты отправишься домой, Джейкоб.

Я чуть не выругался матом. Какое домой, если я не мог даже шага от него сделать? Он, должно быть, спятил. Я хотел спорить с ним, но меня позвали. Я собрал пустот возле двери, сев на самую большую. Внутри меня все пело от того, что я услышал от Еноха, и я слабо понимал, что происходит. Дети и имбрины смотрели на меня с одинаковым восхищением. Они просили меня что-то сказать, но я как онемел. Кто я был такой, чтобы вести из на смерть и вдохновлять на это? Да никто, слабак из Флориды, псих с нервным расстройством, влюбленный мальчишка со странным даром.

Я же не мой дед.

Я видел, как Енох что-то говорит Эмме. Это показалось мне странным. Потом Эмма передала что-то Бронвин, а та – дальше по цепочке. Я не мог родить ни единого слова, сбитый с толку и смущенный их вниманием и верой в меня. Я в себя верил, но явно не в том значении, в котором они видели меня. Я продолжал глупо сидеть на пустоте и молчать, пока не случилось то, что я не забуду никогда в своей жизни. И хотя я до сих пор горю огнем стыда за то, что я видел, я благодарен был за все, что эти дети помогли мне понять. Что я чего-то стою, что я спас им жизнь, и не раз, и не два, и я должен был поверить это.

Я почувствовал неладное, когда Енох вышел вперед всех. Когда я в ужасе увидел, что он делает, то я чуть не заорал в полный голос, чтобы он прекратил. Это было выше моих сил, видеть, как он опускается передо мной на одно колено, Енох, мой Енох, полный гордости, самоуверенности и эгоистической надменности. От неловкости я едва не свалился с пустоты. Зачем, почему, что это такое… Но затем они все сделали это, они все встали передо мной на одно колено, как если бы ч был божеством.

–Ты – наш единственный шанс, Джейкоб, – произнесла Эмма. – Хочешь ты этого или нет, но мы пойдем за тобой.

– Но я же не Эйб, – глухо простонал я, горя от макушки до пяток от стыда. Они наконец встали, и я выдохнул. Я чувствовал себя ужасно, но их выходка дала мне возможность открыть глаза на то, что я сделал. Я пробрался сюда, освободил друзей и имбрин, взял контроль над пустотами. Этого что, мало, чтобы я поверил, что могу вести их и стать лидером? Я глубоко вдохнул. Я ненавижу выступать на публике.

– Есть кое-что, что вы должны знать. Мне страшно, и даже очень. Но у меня нет и не было выбора, ведь я обязан был освободить вас, потому что вы приняли меня, как родного, – я уставился на Еноха. Его взгляд был настолько теплым, что я моментально согрелся изнутри. – Вы все стали для меня семьей, которая приняла меня со всеми странностями, и больше всего на свете я хочу отплатить вам, вернув спокойную и безопасную жизнь. Я немногое могу, но я сделаю все, чтобы вытащить нас отсюда. Без вашей помощи у меня не получиться даже выйти за порог. Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы остановить Каула, даже если это кадется невозможным. И если мы все равно проиграем, то я буду знать, что мы шли до конца, не сдаваясь и не отчаиваясь, – я смущенно замолчал, понимая, что это была очень дурацкая речь. Пафосная и слабая, но я был так себе воином. Хорошо, что все это понимали.

Я снова посмотрел на Еноха. Его усмешка грела меня сильнее любой одежды. Я приказал одной из последних пустот оберегать его, чего бы это ни стоило.

Потому что если я потеряю его, я потеряю все.

Мы двинулись вперед, когда твари взорвали дверь. Никакая компьютерная стратегия не готовила меня к тому, что мой разум будет поделен на тринадцать частей, включая мою собственную. Я был взволнован лишь темпом потерь среди моих пустот. Каждая смерть отнимала у меня часть моей души, по ощущениям оставляя лишь пустое место. Твари были умными, а я так себе, поэтому я терял своих пустот. Мы перегруппировались во дворе. Я ничего не понимал из того, что кричат мне дети. Я додумал, что они хотели в бой. Я видел, что Енох обзавелся парой окровавленных пистолетов. И я пустил их в бой, подняв даже Оливию в воздух, чтобы она стала нашей разведкой. Я совершил тактическую ошибку, когда влез в сарай всем своим резервом. Я потерял всех своих солдат, был оглушен их смертью, взрывом и едва соображал, где мое тело. Твари окружали нас. Странные ждали моего решения. Даже мисс Перегрин отдала право лидерства мне.

И я принял решение сражаться до последнего.

–Я с тобой до конца, – сказал Енох, вставая ко мне плечом к плечу. По другую сторону встала Эмма, и мы с трудом закрыли собой имбрин. Мы были готовы биться, как никогда. В моей крови гулял адреналин, и я дрожал от переизбытка стресса. Мы стартанули прямо навстречу тварям, сбивая их с толку. Пули свистели мимо нас, но мы врезались в их толпу с яростной решимостью забрать с собой как можно больше. Моя пустота рвала тварей на куски, Енох стрелял раз в секунду, Бронвин сносила тварей с ног и разбивала их головы о землю, а Эмма жгла их до костей. Но нас было катастрофически мало. У Еноха кончились патроны, и он вырубил близкого к нему ударом ствола. Твари теснили нас назад. Появление Бентама и его медведя открыло в нас второе дыхание, и мы ринулись вперед. Твари убегали к мосту, и я должен был успеть взять под контроль пустоту под мостом.

Мы с ней немного друг друга не поняли. Она уронила половину тварей в пропасть, а должна была бы всех.

Я почти прослушал разговор Бентама и мисс Сапсан, я волновался о сбежавших тварях и о Кауле, которого мы так и не нашли. К нашему счастью, Шэрон подоспел вовремя, прикончив убегающую компанию тварей. Однако пылевая буря заставила нас потерять контроль над ситуацией. И вскоре мы обнаружили мисс Сапсан в плену у Каула и, как ни странно, Бентама. Мы должны были сложить оружие.

Все внутри меня клокотало от ненависти. Ведь мы прошли так далеко. Мы почти победили. Это предательство Бентама перечеркнуло все наши старания. Вскоре нас конвоировали следом за Каулом, беспомощных, пышущих злобой. Он вел нас через места недавних боев, свидетелей наших побед, и что же теперь? Я даже не знал, все ли мои друзья живы. Я лишь краем глаза видел Эмму. Мы шли долго до нужной комнаты, которая перенесла нас в пустыню. Еще дольше мы шли по ней, спотыкаясь и иногда падая в горячий песок. У самого входа в таинственный грот Каул вдруг остановился:

–Дальше только те, кто действительно нужен. Я, ты, брат, этот мальчишка, девку с огнем, – тут он замер, посмотрев на мое лицо, а затем нехорошо усмехнулся. – И вот этого лохматого, – указал он вдруг на Еноха. – Если вздумаешь обмануть меня, мальчик, я убью его в ту же секунду, ты меня понял?

Я кивнул. В горле пересохло. Каул прекрасно знал о моем слабом месте. Вообще-то у меня их была целая коллекция, но Енох был просто дырой в моей внутренней защите. А что, если я никакой не библиотекарь? Мы спустились в темное и холодное помещение, полное пустых полок. Серьезно, пустых, я вглядывался как мог. Как только я сообщил об этом Каулу, Енох тут же получил прикладом ружья в живот. Я вздрогнул и повторил то, что ничего не вижу. Они снова ударили Еноха, он молчал и смотрел в пол. Я закричал о том, что это правда. Один из охранников поднял пистолет прямо на голову Еноха. Внутри меня все застыло. Я был парализован. Только чудом, краем глаза, я увидел одинокий сосуд на дальней стене. Я закричал об этом, как ненормальный, и Еноха тут же кинули на пол, я дрожал в страхе за него. Мы плелись по этому холодному лабиринту в самую глубь, туда, где от плотности умерших никто из нас не мог дышать. Каул безумно искал что-то, заставляя меня читать названия сосудов. Я замерзал, кровь стыла в моих жилах, и я едва шевелил губами. Я с трудом шел дальше. Все, даже охранники, ощущали себя здесь лишними, даже Бентам – и тот пытался отговорить Каула. Но тот как безумный, хотя почему как, несся вперед, ничего не замечая. Пользуясь отсутствием внимания ко мне, я посмотрел на Еноха. Я обнаружил его смотрящим сквозь пространство. Его пальцы странно дергались, словно он что-то перебирал.

Мертвые. Здесь же коллекция мертвых. И Енох искал к ним подход, как я к пустотам.

Я должен был прочитать Каулу все названия. Я хотел бы соврать, но я не говорил на языке странных. Я вообще не очень дружил с языками. Поэтому я смирился с тем, что ничем не могу помешать этому психу. Я все чаще смотрел на Еноха. Ослепительный голубой свет местного фонтана позволял всем не видеть того, что тут же заметил я. Еноха окружало плотное белое кольцо. Он продолжал говорить с закрытыми глазами, беззвучно, едва ли шевеля губами. Его пальцы двигались так, словно он играл на пианино.

Один из сосудов безуспешно попробовали на охраннике, и он разбился, замерзнув заживо. Если бы не купель душ, мы потеряли бы Эмму. Как только Каул понял принцип действия купели, он велел мне вылить в воду самый большой сосуд. Как только голубая жидкость потекла по желобу, я понял, что мы окончательно проиграли. Братья спорили между собой, и я даже не понял, почему в мою грудь врезалось что-то огромное. Я упал навзничь, не ощущая биения своего сердца вовсе. Картинка перед моими глазами замерла. Время словно остановилось. А затем я вдруг увидел, как растет Каул, как убегают Эмма и мисс Сапсан. У них не было времени и возможности забрать меня. Я почти ничего не понимал. Сознание угасало, пульс был слишком редким. Я вдруг увидел Бентама, разглядывающего сосуды. Значит, он все же действительно забрал душу деда. Мои друзья пытались сопротивляться Каулу, но как можно сражаться с горой? Мы должны были погибнуть здесь.

Как вдруг слабое пение этих пещер усилилось до невозможности. Я поднялся в воздухе абсолютно противоестественно, и полетел к выходу, успев заметить, как Бентам увеличивается в оазмерах. Я летел лежа. Затем я сел. Меня несло какое-то сплетенное кольцо, в котором я с ужасом различил сотни рук. Я оглянулся и увидел, как такое же кольцо выносит Эмму и мисс Сапсан. Остальные наши ребята бежали впереди. Енох. Здесь не было Еноха.

Я оглянулся. Я увидел его сосредоточенное лицо. Он догонял меня с закрытыми глазами, и кольцо вокруг него было в тысячу раз плотнее моего. Он был напряжен до предела, разведя руки в стороны так, словно это он держал наши кольца. Его слушались. Духи странных выносили нас на поверхность, но не так быстро, чтобы спасти нас от Каула.

Но где же Каул? Я услышал рев Бентама. Братья дрались между собой. Я даже не подумал, почему я, собственно, живой. Меня выбросило прямо в песок, рядом с Эммой, и я с трудом поднялся на ноги. Что-то звякнуло, упав к моим ногам. Это была пуля, и она застряла в шарфе Горация. Я не успел обрадоваться. Я заметил, как Енох сунул что-то в руки мисс Сапсан. Она закричала, требуя от нас отойти как можно дальше. Ритуал имбрин требовал минуты.

И Енох обещал ее предоставить. Я смотрел, как каждое из наших колец улетает обратно в грот. Я не знал, как именно духи остановят этих великанов, однако что бы они ни делали, это работало. Я видел, как Енох упал на колени. Я бросился к нему, нарушая приказ мисс Перегрин. Я обнял его за спины, схватившись за его руки. Я предлагал ему себя, лишь бы ему хватило сил.

И он забирал ее. Я видел, как души вытаскивают одного из своих прямо из гигантского тела Каула. Он орал так, что содрогалась земля. Вместе этим духам удавалось сделать невозможное, и они тащили украденную душу товарища с огромной силой. Силой Еноха. Каул то уменьшался, то увеличивался в размерах. Я терял всю свою силу. Мне было трудно сидеть на месте. Я опустошался быстрее, чем предполагал. Енох забирал все, лишь бы удержать великанов внутри.