Текст книги "Ледяная звезда (СИ)"

Автор книги: Санди ака Владлена

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

– Прости, я, кажется, чем-то огорчил тебя. Хотя и не понимаю, чем.

– Надеюсь, это не прозвучит грубо – такова реальность – но Вы не настолько значимая личность, милый маркиз, чтобы я стала огорчаться из-за Вас.

– Тогда в чем проблема?

– Проблема, – негромко повторила Диаспро. Хотела бы она сама знать, в чем эта проблема заключается! Проигнорировав предложенную руку Санни, принцесса обхватила себя за плечи, поплотнее запахивая невесомую белую шубку, хотя в Магиксе зима выдалась достаточно теплой, чтобы обойтись и вообще без мехов. Даже снег еще ни разу не выпал. – Санстар, скажите… я чем-то отличаюсь от большинства девушек? Вы никогда не пытались ухаживать за мной, хотя, только не обижайтесь, судя по слухам…

– Не стоит извинений. Мне эти «слухи» исключительно льстят. А Ваше Высочество… ты просто отказалась бы со мной общаться, стоило мне хоть раз позволить себе чрезмерную фамильярность, разве нет?

– Именно так. Но не похоже, чтобы Вас это обычно останавливало.

– Не понимаю, что тебя вообще навело на подобные мысли, золотко.

– Эта несуразная девица… она глупа, взбалмошна, вульгарна, она безвкусно одевается, у нее дурные манеры, да к тому же уродина, каких поискать! Я долго думала, что это я чего-то упускаю, чего-то не могу понять, увидеть. Но чем дальше – тем очевиднее: в ней нет абсолютно никаких достоинств, какие вообще можно было бы себе представить. Пустышка!

– Довольно-таки миленькая девушка, не без определенного ze ne sais guai, я бы сказал. Не стоит быть настолько категоричной. К тому же девочка совершенно не виновата в том, что ни принц Скай, ни ты сама – никогда друг к другу особенно сильных чувств не испытывали…

– Она виновата в том, что это стало проблемой! И я не согласна с твоим определением «особых чувств» исключительно как глупых сиюминутных желаний…

– Ваше Высочество…

– Я не понимаю ее логики, ее поступков, у меня так и не получилось ее просчитать! Либо она просто виртуозная лицемерка, либо вообще не думает по определению! Очевидно, что у нее нет совершенно никаких достоинств – логично предположить, что дело в каких-то моих собственных недостатках. Можешь ты, как мужчина, в конце концов, объяснить, что со мной не так?

– Нет, не могу. Ты просто идеальная принцесса.

– Бессовестный льстец! – устало отмахнулась Диаспро, смутившись уже своей вспышки. Он сказал «принцесса», а не «девушка» или не просто «идеал» – тоже еще мастер играть словами – но изначально глупой была попытка получить какие-то объяснения у Санстара. Для него все женщины старше тринадцати и моложе девяноста восьми – либо «прекрасны», либо «приятны и милы», либо, на совсем уж крайний случай, просто «интересны, с определенным шармом». Кажется, он даже не притворялся.

С кем она вообще пытается разговаривать серьезно? Ведь для кого-то вроде Санни только сиюминутные чувства и имеют в жизни значение. Но он был настолько далеко от ее собственного мировоззрения, что даже не вызывал противоречий – просто принадлежал совсем другой жизни. Паршиво, когда те, от кого ожидаешь вменяемости и чувства ответственности начинают вести себя так. Те, от кого что-то в собственной жизни зависит…

– Простите, что позволила себе эту сцену, маркиз.

– В чувствах нет ничего постыдного.

– Но я не вправе была им потакать. Забудьте.

Не зря Мельхиор так на нее злился. Вести себя, как самая обычная девчонка, позволять собственному уязвленному самолюбию испортить отношения между государствами – все это было не допустимо. И это мешало ей мыслить трезво, мешало правильно оценить ситуацию, а нет ничего хуже явного или неявного, но врага, чем тот, которого нельзя понять и просчитать. Но совершенно невыносимо бесконечно напоминать себе об этом, когда другие, даже те, кто ничуть не более вправе потакать своим эмоциям, поступают именно так. По веленью сердца, как говорят поэты.

И она уж точно не раскаивалась в том, что пошла на сделку с демоном, что бы ни орал ее венценосный братец. Он наверняка бы был куда менее возмущен, если бы затея не провалилась – так к чему изображать морализм сейчас? Можно сколько угодно болтать о правах личности, но Скай нуждался в ограничении личной свободы, нуждался, как все безумцы, свободу которых стоит уже потому ограничивать, чтобы они не могли навредить ни другим, ни себе. А то, что Скай не вполне вменяем, она начала понимать еще пару лет назад, во время войны с ведьмами. Единственный наследник престола не в праве был рисковать своей жизнью так бестолково – преимущество от всего лишь еще одного солдата в бою, сколь бы умелым воином он ни был, даже отчасти не стоило рисков. Каролина считала, что сыном движет обычное мальчишеское желание покрасоваться… но для юноши вполне уже взрослого это не оправдание!

«Для его же блага» – стискивая ладонью воротник шубы, мысленно повторила Диаспро.

– Я могу хоть что-нибудь сделать, чтобы заставить тебя улыбнуться? – заглядывая ей в лицо, поинтересовался Санстар. – Да-да, помню, я не из тех людей, от которых что-то в этом мире зависит… но я не привык, чтобы девушки уходили в столь мрачном настроении. Может, хотя бы согласишься взглянуть на скульптуру, которую я сделал для тебя?

– Думаю, немного времени у меня есть, – решив не огорчать юношу, который из кожи вон лез, чтобы всем-всем вокруг непременно нравиться, согласилась принцесса. Изготовление мраморного портрета должно было стоить ему времени и сил, сколько бы Санни не уверял, что воспроизводить прекрасные девичьи черты ему исключительно в удовольствие – а чужой труд следовало уважать. Не столь уж трудно сделать вид, будто какое-то мраморное изваяние сейчас способно заставить ее смотреть на жизнь оптимистичнее…

«Неужели он таскает свои незаконченные скульптуры с собой, путешествуя по разным королевствам?» – поразилась Диаспро, проходя в гостиную снятых маркизом апартаментов, в живописном беспорядке заставленную статуями – от невыразительных набросков до почти завершенных творений. Транспортировка хрупких скульптур не то, чтобы представляла проблему – но все же должна была обернуться изрядными расходами. В едином порыве вылепленные из глины и гипса неопределенные эскизы: рук, черт лица, миниатюрных очертаний всей фигуры целиком – вообще валялись едва ли не под ногами. Некоторые из статуй были накрыты яркими холстами размером со скатерть. Холсты, да и гостиничная мебель кое-где уже были залапаны подсохшей глиной и припудрены каменной крошкой.

– Так-так-так, – оглядываясь в собственном, пусть и временном, жилье с видом человека, впервые здесь оказавшегося, растерянно пробормотал Санстар. – посмотрим, что у нас тут…

Для портрета Диаспро он выбрал светло-бежевый мрамор с легким оттенком чайной желтизны. Даже она сама не сумела бы предложить ничего лучше – такое умение чувствовать «душу» камня даже среди народа королевства Джемелл встречалось не повсеместно. А еще соляриец обладал поразительным талантом воплощать неуловимую искру живости даже в неподвижных монументах. Окинув собственное изображение взглядом, леди Ди повертела головой, рассматривая другие его работы. В основном, стоило ли сомневаться, портреты разнообразных девушек, самых разных типажей, но преимущественно хорошеньких или просто ставших таковыми в его искренне восхищенном видении. Не то, чтобы все модели были такими уж красавицами… но совершенство исполнения заставляло скульптуры казаться по-настоящему живыми, словно лишь на мгновение замершими: одна с озорным кокетством поправляла слегка растрепавшиеся локоны, другая, другая, привстав на цыпочки, изящно изогнулась, закинув руки за голову, словно устала от долгого позирования и потягивалась, чтобы размять уставшие мышцы, третья стояла на коленях, с любопытством разглядывая что-то в своих ладонях… Не мог же он заставлять их позировать в таких причудливых позах?

Ее собственный портрет, к которому девушка в результате вернулась взглядом, выглядел… гораздо в большей степени, как именно портрет. Статичная поза, идеально прямая осанка, высоко поднятая голова в обрамлении безупречно уложенных локонов, сложенные руки… Санстар вложил в скульптуру ничуть не меньше вдохновения и труда, каждая черточка, локон, складка на платье была доведена до совершенства… но, наверное, в этом случае не оказалось того, что следовало воплотить.

Идеальная принцесса. И идеальный монумент – в самый раз для нее.

– О какой цене мы договорились? – через некоторое время спросила Диаспро. Санни возмущенно замахал руками и понес какую-то ахинею про то, чтобы кто-нибудь пристрелил его в тот же день, когда он решит брать с девушек плату за подарки. Подобным образом заканчивались и все предыдущие попытки обсудить цену. – Перестаньте идиотничать, маркиз. Любой труд должен быть оплачен, да и мрамор вы купили сам… как королевство Солярия еще по миру не пошло с таким деловым подходом?

У незаконнорожденного принца крови, конечно, не было права распоряжаться государственной казной, но Диаспро сильно сомневалась, что его отец и сестра обладают хоть немного большей финансовой аккуратностью. Паранормальный климат Солярии, конечно, давал ее жителям некоторые преимущества, вроде нескольких урожаев в год – но все выгоды необычного мира легкомысленно спускались сквозь пальцы. Наверное, именно потому, что выгоды эти давались людям слишком легко.

– Если тебе не понравилась скульптура, я сделаю другую…

– Понравилась, – Диаспро несколько мгновений подбирала слова. – образцовая работа. Лучше нельзя себе даже представить.

– Творчество – путь бесконечного совершенствования. Ну, хорошо. Тогда это подарок, и слышать не желаю ни о каких деньгах! Если ты опять заговоришь об оплате – обижусь! Я художник, а не рыночный ремесленник!

Ну как можно иметь дело с подобными людьми?

– А над чем ты сейчас работаешь? – решив отвлечь его от этой темы, полюбопытствовала Диаспро. – Или это тайна?

– Решил вернуться – буквально вчера – к одному давнему замыслу, – охотно поддержал поворот разговора Санстар и, неопределенно крутанувшись на месте, подошел к одной из накрытых полотнами скульптур. – просто беда с этими абстрактными образами и аллегориями, никогда не получается их конкретизировать, пока своими глазами не увижу подходящий типаж… но, знаешь, кажется, я нашел для нее просто идеальное личико, буквально на днях! Правда, пока еще даже не начал…

С гордым видом юноша жестом фокусника сдернул материю со статуи. Лица у нее пока действительно не было, только прямые волосы развевались на воображаемом ветру, словно шлейф, несуществующий ветер подхватил и ее одежды – что-то вроде широкого хитона – спереди обрисовав немного тонковатую хрупкую фигуру, а позади – превратившись в призрачные крылья. Обнаженные до локтей тонкие руки так же были раскинуты, подобно крыльям…

– Ты ведь слышала легенду о том, что на Солярии нет зимы, и не бывает плохой погоды потому, что именно там была побеждена старшая из Древних Ведьм. Очень красивая сказка… Я с самого детства мечтал когда-нибудь ее воплотить, но никак не мог увидеть этот образ целиком. Разве она не прекрасна? Эта царственная холодность, покой и созерцание, величие чистоты и гибельности! – золотистые глаза Санстара сияли, Диаспро даже показалось, что изваянная из чистейшего хрусталя скульптура древней ведьмы заискрилась в этом потоке восхищения.

Сама принцесса не видела в трех жутких призраках ровным счетом ничего прекрасного, но сказать этого сейчас не решилась. К тому же скульптура действительно завораживала, даже незаконченная, лишенная лица, она казалась живой… Диаспро невольно представила себе, как ледяной призрак скользит в небе над бескрайними снежными просторами, сея вниз пляшущие на ветру снежинки… сея забытье и гибельное умиротворение…

Зябко передернувшись, девушка обхватила себя ладонями за плечи.

Санстар привстал на цыпочки и трепетно коснулся кончиками пальцев незавершенной головы статуи. Кажется, он уже видел внутренним взором «ее» лицо…

В очередной раз напомнив себе, что влюбленность, особенно у мужчин – тяжелое психическое заболевание, при котором взывать к рассудку и, тем более, адекватной оценке «объекта» – дело заведомо бесполезное, принцесса сокрушенно покачала головой.

– Раз уж так, – неопределенно заметила она, опасаясь говорить напрямую, дабы не вызвать у художника-«бессребреника» (которому высокомерное отношение к «презренному металлу» не мешало почему-то останавливаться в пафосном номере одного из самых шикарных отелей города!) новую вспышку оскорбленных воплей. – то я тоже сделаю Вам подарок к Зимнему Солнцевороту, надеюсь, здесь возражений не будет?

Чувствовать за собой неоплаченный долг еще неизвестно сколько времени было бы… некомфортно. А обмен приблизительно равноценными подарками – вполне себе честная сделка. Ювелирная фея щелкнула пальцами, призывая один из экспонатов своей коллекции.

– Раз уж у Вас такая тяга к ледышкам…

Бриллиант был слишком крупным, чтобы подходить для какого-нибудь украшения – смотрелся бы он там не как бриллиант, а как какая-нибудь подвеска для люстры. И к тому же с изъяном – узор мелких трещинок в глубине ярко вспыхивал, поймав любой лучик света, что смотрелось красиво, но стоимость камня изрядно принижало – в общем, его давно бы следовало распилить на несколько камушков помельче и найти хоть какое-нибудь применение… да только все руки не доходили. Да и жалко было уничтожать такую красивую безделушку: дефектный алмаз напоминал звездочку, скованную льдом, словно какое-то насекомое – янтарем.

– На корону Вашей ледяной королеве.

– Не то, чтобы я в этом разбирался, но этот камешек стоит больше, чем все мои скульптуры… если не все герцогское имение Бео!

– А Вы сам сказали, что лепить ценники на подарки – неприлично и некрасиво! – парировала Ди. – Да и не стала бы я швыряться чем-нибудь действительно очень дорогим, маркиз, Вы же меня знаете.

Поколебавшись, Санстар бережно принял камень из ее руки. Бриллианты довольно долго оставались холодными, это даже было одним из способов отличать их от моментально нагревающихся в человеческой ладони стекляшек – но этот не нагревался вообще, сжимай его в кулаке хоть часами. Возможно, из-за своих размеров.

– Ваше Высочество, Вы просто ангел! – воскликнул Санстар, смирившись с внезапно рухнувшим на его блондинистую голову счастьем. Хотя львиная доля восхищения адресовалась не ей лично, а окаменевшей льдинке, Диаспро улыбнулась. «Ледяная звезда» почти ничего не стоила – ну, конечно, с учетом средней нормы алмаза подобных размеров «почти ничего» – а радости почему-то принесла словно, как минимум, половина всех джимелийских сокровищ! Сразу видно, Санни ничего в бриллиантах не смыслит…

В последний момент вспомнив, о едва не пропущенной деловой встрече, принцесса поспешно распрощалась. Если брату доложат о том, что она себе позволяет – в родное королевство проще будет вообще не возвращаться!

Выходя, Диаспро в последний раз обернулась и скользнула взглядом по расставленным в комнате скульптурам. Что же все-таки вдыхало жизнь во все изображения… кроме ее собственного? Уж в древней ведьме зимы уж точно не могло быть больше пресловутых «души» и «чувства» – но та все равно казалась… настоящей. Жутковатой, но настоящей, а не равнодушным изваянием.

Или это и был ответ Санстара на ее недавний отдающий истеричностью вопрос?

========== Интермедия 2 ==========

А что там впереди, угадай, поди.

Пляска снежная.

Только слез серебро, только вера в добро

Неизбежная.

А злодейка-Метель все стелила постель,

Предлагала вздремнуть.

Но кто вошел к ней в дом, кто забылся сном,

Тех уж не вернуть.

(Денис Полковников aka Дэн Назгул)

За плотно закрытыми ставнями пела метель, пела и кружилась в небе, метя ледяной порошей, словно длинным шелковым подолом. Когда снегопад закончится, мир погрузится в странную тишину, но пока сам снег с тихим шелестом танцевал под напевы ветра. Где-то в лесу этой странной музыке вторили голоса волков.

Яр называл зимний солнцеворот днем ее рождения, хотя и честно признавался, что не знает, когда на самом деле девочка родилась. И о том, что ее родители погибли когда-то в зимнем лесу, рассказал, и о сгоревшей деревне… Он был честным, ее спаситель и наставник, и с девочкой, и с жителями этой, другой деревни, в которую почти десять лет назад вошел, неся на руках свою маленькую воспитанницу, их нового дома. Но о себе самом говорил с неохотой. Настоящего имени своего девочка тогда не помнила, поэтому Яр стал называть ее Авророй. В честь первого рассвета в году, он так говорил.

А девочка ненавидела зиму. Всей душой ненавидела – не только потому, что это было ужасное время, уносящее множество жизней, но и из-за того, как зиму любил сам Яр. Его завораживало пение метели. Когда все жители деревни сидели дома, заперев все двери на засов, забив все щели ставней старым тряпьем, сухим мхом и соломой, и только подбрасывали хвороста в огонь, чтобы пламя не гасло до самого рассвета, Яр готов был всю ночь простоять на крыльце, бездумно глядя в снежную мглу и подставляя лицо пощечинам ледяного ветра и колкой ледяной крошки – Авроре подолгу не удавалось уговорить его вернуться в дом, порой девочка начинала плакать от отчаяния – и только это отчасти выдергивало мужчину из пугающего забытья.

Много было сказок о том, что зима забирает у людей, осмелившихся встретить ночь не у очага, а в заснеженном лесу, души – но обычно такие люди всего лишь умирали. Сгорали в бреду всего за день или два или, наоборот, продолжали замерзать, даже вернувшись в тепло, словно холод пустил в них корни и не желал отпускать – пока даже в самой жарко натопленной комнате не превращались в стылое изваяние, словно бы несколько дней уже мертвыми пролежали на морозе. Когда-то Яр и Аврора пережили ночь в зимнем лесу. Пережили, избежав и отсроченного ледяного проклятья и обычной болезни – но, кажется, какую-то неизвестную цену зиме мужчина все-таки заплатил. С содроганием сердца девочка слушала другие сказки – о тех, кто сумел выжить после ледяного проклятья. Никто в их деревушке не сталкивался с подобным лично, но истории шепотом передавались из уст в уста, особенно когда девочки-подростки и молодые девушки собирались длинными вечерами, чтобы веселее было рукодельничать в свете лучин и недорогих свечей из жира, и болтали обо всем на свете от понравившихся мальчишек и своих трениях с родителями до таинственных древних легенд. Говорили, что люди, пережившие встречу с зимой в ее царстве, теряют в себе все человеческое, не могут больше любить, никого не способны жалеть, ничему не умеют радоваться. И, рано или поздно, бегут от других людей обратно в зимний лес, где не то погибают, не то превращаются в огромных белых волков – свиту зимней хозяйки – чтобы служить ей целую вечность. Такие рассказы пугали Аврору больше всего, но раз за разом она убеждалась в призрачности своих страхов. Разве был в деревне хоть один человек добрее ее наставника? Когда-то чужаку совсем не обрадовались в деревне, но мужчина оказался талантливым лекарем, смелым охотником, да и просто прекрасным человеком, готовым в любой момент придти на помощь кому угодно – со временем местные жители полюбили его. Аврора просто не представляла человека, который мог бы не полюбить…

И – в этом девочка убеждалась каждый раз, увидев теплую улыбку Яра или его взгляд, даже посреди зимы хранящий золото летнего солнца – в душе его не было мертвого холода. Просто не могло быть. Слишком сам Яр походил на солнце, решившее почему-то пожить среди людей.

Порой он совершал настоящие чудеса. Неохотно, только в самых крайних случаях, как он часто говорил, чтобы люди не начали только и ждать чуда вместо того, чтобы рассчитывать на самих себя и добиваться чего-то. Он бы и вовсе не прибегал к этим своим необычным способностям, но люди – кто слезными мольбами, кто молчаливым страданием – каждый раз уговаривали. Уговаривали исцелить, защитить, помочь… И он помогал, хотя и все равно пытался не прибегать к волшебству, пока можно было без этого обойтись.

– Магия в окружающем мире, во всем вокруг! – терпеливо повторял Яр каждый раз, когда непоседливая ученица принималась жаловаться, что не хочет зубрить неприятное искусство лекарки или еще чему-то учиться, а в место этого требовала лучше научить ее заставлять все делаться самому, по взмаху руки и слову, как умел он сам. – Волшебство не принадлежит мне, я всего лишь заимствую его… если это необходимо. Чтобы помогать человеческому труду, а не чтобы заменять его!

Аврора не вполне понимала. Ей это казалось странностью вроде того, чтобы держать в стойле прекрасного коня, но ходить при этом исключительно пешком! Но спорить, глядя в теплые золотые глаза, не получалось, и девочка собирала в кулак всю свою прилежность и усидчивость. Редко ее хватало надолго, но Аврора искренне старалась. Она научится помогать людям, непременно будет, как и Яр, нести им свет… может, когда-нибудь наставник решит, что она способна научиться у него и большему?

– С днем рождения, солнышко.

Наверное, Яр сам придумал эту милую традицию – поздравлять детей с днем рождения и дарить подарки. До его прихода жители деревни и не слышали ни о чем таком. Утром, как вошло в обычай, она пригласит подружек, чтобы угостить их праздничным пирогом… но наставник почему-то предпочитал поздравлять ее заранее, накануне. И дарил не всякую чепуху, которой обменивались девочки, а по-настоящему удивительные и прекрасные вещи.

Восхищенно, хоть и с примесью легкого непонимания, Аврора приняла из его рук длинный посох из золотистого гладко отшлифованного ясеня, увенчанный металлическим кругом, похожим на тележное колесо, только в центре, там, где сходились «спицы» вместо дыры для оси красовался крупный медового цвета янтарь в форме гладкого кабошона.

– Ты говорила, что хочешь научиться волшебству… думаю, ты уже достаточно взрослая, чтобы начать наши уроки. Первое время этот жезл будет тебе помогать.

Девочка зажмурилась, не в силах поверить своему счастью. Она будет творить чудеса, совсем как Яр! Ее будут так же любить, будут обращаться к ним за помощью, а потом рассыпаться в благодарностях и дарить вкусности, красивую одежду, разные интересные и забавные штучки… Наставник никогда не брал платы за свою помощь, но подарки и благодарности, не желая обижать людей, иногда принимал. Издалека люди будут приходить за помощью… а может, они сами вдвоем пустятся в путешествие, чтобы по всему миру узнали об их великой силе. Потом они вернутся, выстроят вместо избы прекрасный терем из резного светлого дерева… интересно, магия и это может? Даже если и нет, люди в благодарность непременно помогут им! И даже длинными зимними ночами вместо чадящих лучин и брызгающихся жиром свечей комнаты будет освещать волшебство – их собственный кусочек солнца. И соседи будут собираться у них, сидеть за общим столом, есть пироги и бруснику с медом, будут устраивать танцы, потому что в солнечном тереме круглый год будет тепло и безопасно, а Аврора и Яр будут рады всем гостям…

– Но не забывай о том, что я говорил: волшебство не должно…

Договорить помешал яростный стук в дверь. Уже стемнело, а зимой, когда оголодавшие волки почти без страха приходили к человеческому жилью, большинство жителей деревни ни за что не покинули бы дом после наступления сумерек. Если только не случилось чего-то совсем уж… выходящего за рамки.

– Пожалуйста, помогите! – соседка Сурья – жена одного из местных охотников, прямо с порога бухнулась на колени, обхватив ноги Яра и судорожно к нему прижавшись. Сурья была милой приветливой, частенько угощала соседскую детвору пряниками и сладкими пирогами – Аврора хорошо относилась к ней… но сейчас причитающая женщина, прервавшая ее разговор с Яром, вызвала глухое раздражение. Поймав себя на этом чувстве девочка смутилась – ведь она прекрасно понимала, что без серьезной причины женщина не пришла бы.

Охотники были единственными, кто порой рисковал ночевать не у домашнего очага. Правда, в лесу у них были выстроенные за теплое время года времянки, где тоже можно было скоротать ночь под крышей и у огня, но эта защита была куда более хрупкой, и иногда зима все же добиралась до смельчаков.

Так случилось и с мужем тетушки Сурьи. Это Аврора поняла еще раньше, чем, вслед за не тратящим время на расспросы Яром, прихватив мешок с лекарскими принадлежностями, вошла в соседнюю избу – вошла, чтобы увидеть, но не сразу даже узнать соседа. Не различить знакомое с детства лицо в этом: с заиндевевшими бровями и превратившимися в сосульки волосами, с неподвижными, словно бы уже не живыми, глазами, на ресницах которых не таяли снежинки. В избе было жарко натоплено, но холод, сковавший охотника, не собирался его отпускать.

Таким не помогало уже и волшебство. Бесполезно было лечить тело, если душа навеки осталась в краю метели и снегов – даже Яр не был всемогущим.

Это знала Аврора, хоть и не могла принять всем сердцем. Знала и тетка Сурья, но гнала от себя это знание, убившее бы последнюю надежду. Поэтому и продолжала причитать, умолять, говорить о своих детях, о том, что не вытянет их одна, продолжала плакать…

Девочка понимала, что это не притворство, но сквозь сочувствие все выше поднималась волна раздражения. На прекрасном лице Яра, каждое слово, каждая слезинка отзывалась почти физической болью, он же хотел помочь, всей душой хотел, а уговоры только увеличивали горечь бессилия. Неужели эта глупая женщина не понимала, что он никогда бы не отказал в помощи, если бы мог что-то изменить? Неужели сотрясает воздух своими рыданиями нарочно, чтобы уязвить побольнее?! Авроре захотелось как следует встряхнуть Сурью за плечи, надавать ей пощечин, закричать на нее, как-нибудь заткнуть!

– Я попытаюсь, – пытаясь выгнать из своего голоса отчаяние и сожаление, пообещал Яр. – сделаю все, что могу…

Женщина ненадолго притихла, сменив завывания приглушенными всхлипами. К удивлению ученицы, лекарь отложил в сторону сумку с инструментами и травами, с пустыми руками встав у изголовья холодеющего охотника, и, положив ладонь на лоб пациента, замер. А потом…

Теплое золотое сияние, не уступающее полуденному солнцу во время летних покосов, разлилось по избе, озарив деревянные стены, домашнюю утварь, пухшее от слез лицо тетки Сурьи и неподвижное иссиня-бледное – ее мужа. Когда глаза Авроры привыкли к поначалу ослепляющей яркости, девочка различила, что за спиной Яра лучи складываются в огромные призрачно-золотые крылья, и ахнула от восхищения. Залюбовавшись солнечным ангелом, она даже не сразу заметила, как покрывающая охотника ледяная корка истончилась, как дрогнули веки, осыпая капельки талых слез, как дрогнули пальцы на закоченевшей руке…

– Опять пытаешься вырвать буквально из рук мою добычу, Ярис?

Резкий насмешливый голос заставил девочку, только что в эйфории нежащуюся в волшебных лучах, съежиться от ужаса. Дверь и все ставни распахнулись в резком порыве ветра, разом выдув из дома весь жар, огонь в печи, словно тоже испугавшись, уменьшился до едва различимого мерцания на углях.

– Но это было бы под силу разве что самому Дракону. Ты просто продлишь его страдания.

Женщина, перешагнувшая порог, была не моложе тетки Сурьи – струящиеся поверх пушистого белого меха роскошной шубы блестящие черные волосы были, словно инеем, припорошены сединой – но поражала какой-то нечеловеческой, колючей, жуткой красотой. Глаза от этого зрелища слепли и слезились, как от искрящегося снега в морозные солнечные дни.

– Давно мы не виделись, Зимушка, – оборачиваясь, поздоровался Ярис с улыбкой, которой, несмотря на свою обычную приветливость, не дарил еще на памяти Авроры никому. И которой уж точно не заслуживала эта… это существо!

– Отнюдь. Я довольно часто за тобой наблюдала, – равнодушно ответила хозяйка зимы. Ну почему она не оказалась той отвратительной всклокоченной старухой-людоедкой, как описывали детские сказки?! Ведь это было бы честно – злое и отвратительное существо и выглядеть должно отвратительно!

– А я мог только мечтать о том, чтобы встретиться снова, – понизив голос, признался ангел. Ведьма промолчала. – Зимерзла, если я попрошу тебя отпустить этого человека…

– Стоило исполнить хотя бы одну просьбу, как ты начал наглеть, ангел. Ты сам – иллюстрация того, как, не смея отказать, сажаешь на свою шею всех жалких людишек, которые выразят такое желание. Но ты не можешь помочь всем. Если этот мужчина останется жить, кто-нибудь вместо него расплатится со мной своей смертью. Мне безразлично, кто именно. Как вместо нее, – тонкая рука, вынырнув из широкого пушистого рукава шубы, указала на Аврору. – когда-то умер кое-кто другой. Но ты не виделся с ним лично, надеюсь, это тебя утешает. Да, я могу отпустить жизнь этого человека, но в оплату возьму чью-нибудь еще. Это твоя справедливость? Один человек более достоин жить, чем другой?

– Я могу предложить тебе другую оплату.

– Ты? – сквозь равнодушие ведьмы на миг проступило любопытство. – Предложить что-то более ценное, чем человеческая жизнь? Разве ты сам не говорил, будто она и вовсе бесценна?

– В бессмертии больше силы, которую ты черпаешь из смертей. Тебе больше не нужно будет собирать эту жатву каждую зиму… ты согласна отпустить людей, которые еще остались живы?

Зимерзла помолчала, с явным интересом обдумывая услышанное.

– Нет никакой гарантии, что этот человек, освободившись от моего проклятия, не умрет от воспаления легких или гангрены после переохлаждения. Без твоих крыльев ты даже не сможешь больше исцелять их. По-твоему, это будет разумная сделка?

– Волшебство всего лишь помогает, не заменяет. Есть много способов лечить болезни, хотя, может, и менее эффективных.

– Ну что же, – неопределенно поведя плечами, ведьма сделала еще шаг и, заставив Аврору задохнуться от бешенства, притянула Яра за воротник, прижавшись к его губам в поцелуе. Вторая ее рука с тонкими пальцами и острыми серебристыми когтями вместо ногтей, легла на его спину, прямо между прекрасных призрачных крыльев.

Крыльев, начавших тускнеть и съеживаться, покрываясь утолщающейся ледяной коркой. Пораженная, девочка даже не могла заставить себя закричать, броситься вперед, найти в себе силы оттолкнуть Яра от колдуньи… но странное, явно неестественное оцепенение охватило ее, позволяя лишь смотреть. Смотреть, как наставник, словно бы и не чувствуя боли от потери крыльев, поглаживает белый мех снежной шубки, пропускает сквозь пальцы скользкие жестковатые пряди черных с проседью волос, как прижимает к себе невесомую фигуру Зимерзлы… благодарение судьбе хоть за то, что Аврора не могла видеть его лица. Она была уверена, что не выдержала бы…