Текст книги "Противостояние. Книга первая (СИ)"

Автор книги: Сан Тери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

   Лория не пожелает меня щадить, а я не приму пощады. До этого дня мы с ним дрались всерьёз, но ни разу он не бился со мной вот так, добавляя в наш поединок пряную ноту собственной ненависти и желания уничтожить. Раздавить гадину, положить конец всему.

  С радостью умру от твоей руки, сердце моё.

   За возможность быть с тобой это совершенно ничтожная плата. Видят мои проклятые боги, никакой жизни не жалко. Дай только наглядеться на тебя напоследок, сокровище моё. Налюбоваться тобою дай.

   Вспышка меча, не успеваю отбить. Короткая резь в плече. Кровь растекается алой розой, рана неглубокая, но в бою любая царапина – помеха.

   Светлыми васильками вспыхивают глаза.

   Помнишь, Лория: это оно, то самое чувство. Тебе тоже нравится вкус крови, любовь моя, я знаю. Ты сегодня много её получишь, моей и своей.

   Встречная атака. Блестящая комбинация, обманный манёвр.

   Лория ведётся. Попадается на эту уловку, непроизвольно опускает меч книзу, ожидая удара в ноги.

   Под чёрно-белой формой инквизитора прочная кольчуга, позволяющая быть беспечным, и я, как никто другой, знаю, что мечом не пробить. Впрочем, и не пытаюсь. Выпрямляюсь пружиной и молниеносно наношу ответную пощёчину удара в голову. Удерживаю клинок на выверте запястья, превращая атаку в унизительный, жалящий порез, очень точно рассчитав хирургию движения, до миллиметра. Ни больше ни меньше – ровно столько, сколько требуется.

   Не хочу, чтобы эта царапина зажила, и она не заживёт. На твоей щеке навсегда останется след, мой шрам на память, часть меня.

  Тебе пойдёт, не переживай, шрамы украшают лица мужчин.

   Моя первая победа за сегодня. Я мог убить тебя, сердце моё, но...

   Предпочитаю растянуть собственную рваную агонию.

   Жарким пульсом отдаётся в нас  неистовство пылающей страсти боя.

   Мы живём сражениями. Танцуем клинками, дышим движением и экстазом внутри. Два яростных демона войны.

   УДАР– УДАР – УДАР.

   Вспышка памяти на клинке.

Помнишь нашу встречу? Первый раз, без масок, в местечке, удивительно похожем на это селение, на городской площади в базарный день.

   Я шёл за покупками – убийцы тоже имеют привычку есть. Ты шёл за покупками – и инквизиторам она не чужда. Банальней не придумаешь. Пара кочанов капусты, пучок редиски в корзинке, соломенная шляпа, закрывающая лицо от палящего южного солнца.

   Но когда случилась эта встреча, столкновение двух человеческих центров, наш мир словно остановился, сошёл со своей орбиты, а потом начал крутиться заново, совершая причудливые и непонятные зигзаги. Он перестал понимать «в какую сторону». Перестал различать: верх или низ, чёрное или белое. Утратил представление о том, чего желает на самом деле.

   Всё наше стало принадлежать только нам двоим.

   Безразличным сделалось – кто из нас светлый, а кто тёмный, кто наёмный убийца храмовой гильдии, а кто сражается во славу богини-праматери и рыцарей храма. Мы с тобой оба – проклятые ангелы.

   Но когда мы принадлежим друг другу, становится неважно, что происходит вокруг, что творится в этом чёртовом мире, где такие, как я, объявлены выродками и тварями просто по факту рождения, а задача таких, как ты, – находить и убивать всех, кто похож на меня.

   Глупо, наивно с моей стороны оказалось поверить в твою любовь. Дать себе право на счастье, поставить тебя на вершину пирамидки душевного благородства, допустив, что так может быть. Что это действительно неважно для тебя, и ты поймёшь, что это неважно. Что я важнее, ты важнее, мы – важнее. Что, выбирая между миром и нашими отношениями, мы выберем нас.

   Однако у нас никогда не было отношений, просто несколько схематичных линий, нарисованных на песке, придуманный иллюзией домик. Стоило налететь первой волне, и не осталось ничего, ни следа... ни единой капельки тепла, ни малюсенькой крошечки слюды...

   Километры признаний, вычерчиваемых твоими пальцами на моей коже, – всё оказалось ложью. Я стал тебе ненужен. Дверь захлопнулась, перед носом стена. Ты за шкирку вышвырнул меня из своей жизни, даже не посчитав нужным отходить кочергой или вернуть сапоги. Ты был – тебя нет.

   Мне не осознать этой перемены, слишком непонятная математика, Алиссин. И я не хочу решать подобные задачки. Ведьмаче не умеют так считать; может, поэтому инквизиторы не считают нужным с ними считаться.

   Лория стоит напротив, но его нет; для меня больше нет. Это хуже, чем просто знание, от такого не хочется жить.

   А хочется – схватить его за плечи, начать трясти, этого ледяного, незнакомого мне чужака, и кричать, кричать:

   «Вспомни меня, вспомни, Алисси! Может, ты заколдован? Враги наложили на тебя чары забвения, мне их не преодолеть. Так помоги мне, слышишь, помоги мне расколдовать тебя! Один я не справлюсь. Я готов драться за тебя, Алисси. Скажи, и я буду за тебя драться. Отвоюю тебя у твоего господа бога, даже если сейчас не знаю способа, как расшифровать это заклинание, и мне приходится биться – с тобой и с собой. Но дай мне один крылатый шанс, и я придумаю. Успею что-то изобрести».

   УДАР.

   Я принимаюсь говорить. Трепать языком во время боя – безумие чистой воды. Потеря концентрации – моментальная смерть, но я заставляю себя прорвать плотину молчания и обиды. Проклятый тебя раздери, Алиссин, не будь сукой!

   УДАР.

   – Не поступай, так со мной, Алисси. Ты злишься сейчас, ты имеешь право...

    Лория в ответ взрывается такой яростной атакой, что мне приходится заткнуться, отступая и защищаясь, позволяя теснить себя в сторону деревьев и виднеющихся за ними палаток.

   Скоро представление закончится. Мы поступили опрометчиво, назначив этот день, выбрав этот пустырь – обычно безлюдный, но сегодня праздник. Просто в момент гнева голова не думает, а потом отступать стало поздно.

   Лория швырнул мне вызов, и любая надежда, что я позволю себе его не принять, тщетна.

   Мне казалось, это возможность поговорить, достучаться, расставить все точки, когда правда стала известна.

   Лория так быстро удрал от меня в прошлый раз, что я и глазом моргнуть не успел, растерялся совершенно, не понимая, что делать.

   Бежать за ним?

   О, проклятые боги, да куда бы я побежал? В Илларию, за своим инквизитором? Палачам в лапы? Может, это смогло бы утешить его ярость, а мою... Мою чем утешать?

   Узнать, что твой любимый пытал тебя собственными руками, а потом продолжить жить с этим...

   Понимает ли он, через что я прошёл? Понимаю ли я, через что заставил его пройти?

   Хочу вцепиться в свою обиду зубами, ехать за ней по полу и орать по-детски:

   «Мне хуже, чем тебе, больнее в миллионы раз, только я скорее сдохну, чем позволю тебе увидеть это, понять такую правду. Не могу рассказать её, понимаешь? О ней нельзя знать. Я не дам её тебе, Алиссин, люблю тебя, люблю, и поэтому не отдам. Запытай меня до смерти во второй раз, но я продолжу смеяться тебе в лицо... Ты же всё равно не вспомнишь... Но и простить тебе этого я не могу, не могу... Понимаешь?»

   Понимаю, что единственный способ заставить Алиссина слушать – выбить меч и победить.

   А что дальше? Что мне ему сказать, что сказать, когда слов нет? Неужели смерть – единственный выход?

   Воспаленные мысли скачут конями, бьют внутри черепа копытами, а тело действует бездумно, автоматически.

  УДАР – УДАР...

   Впервые мне не хочется прыгать для него щеглом на жёрдочке, не хочется быть ни одной из множества птиц.

  УДАР.

   Люблю – не значит прощаю всё.

  УДАР.

   Наша первая битва и первая встреча состоялись в храме Себастина. Первое свидание и признание одновременно.

  УДАР.

   Желаю приглашать тебя на свидания, Алиссин.

   Давай заведём роман с этим городом? Жить в столице – модно и познавательно. Будем, обнявшись, гулять ночами, встречать рассветы, завтракать в кондитерской дядюшки По напротив окон гостиной. Пить чёрный кофе со сливками, заедать пирожными и дурачиться, спасаясь детством.

   Хочу кормить тебя завтраками, будить по утрам жутко неприличным способом и вместе отправляться на утреннюю тренировку. После пробежки нырять в ледяную воду с моста за городом. Сражаться, а потом...

   Я придумаю бесчисленное множество наших «потом», ты придумаешь бесчисленное множество наших «потом», мы поделим их пополам и выберем самое лучшее для осуществления.

    « Давай поделим мир, Алисси?

   Солнце тебе, небо тебе, звёзды тебе. Всё тебе.

А тебя – мне...»

   Лория, раньше я просто жил, и меня всё устраивало. Возможно, в моей жизни не было каких-то вещей, но они мне и не требовались. Рядом с тобой я впервые задумался о том, что я их хочу. Они стали мне нужны. Ты стал мне нужен.

   Но, в отличие от тебя, мне плевать на долг, честь, гордость, цвет, на все знаки мира. Нет у меня там, внутри, ничего святого. Нет, не было никогда и не будет.

   Я просто выполняю работу, но вот впервые мне захотелось драться за то, что по-настоящему дорого, и я готов многим пожертвовать ради этого.

   Но сложно доказывать другому человеку очевидную необходимость очевидных вещей. А вдруг для него они неочевидны? Между «правильным» и «правильным» выбирать всегда сложно.

   У тебя честь, а у меня любовь. У тебя долг и блестящая карьера в ордене, а у меня – желание вместе свалить в другую страну и просто жить. Жить, как живут самые обычные люди. Мы – не обычные? Ну и что? Мы попробуем.

   У меня хватит способностей укрыть нас обоих, спрятать так, что ни мой храм, ни твой орден не дотянутся. Заляжем на дно. Потом про нас забудут, и постепенно всё наладится, но это будет новый шанс, абсолютно новый поворот нашей истории.

 Только тебе это всё не нужно. А что тебе нужно? Убить меня? Это тебя утешит? Сделает боль – меньше?

    Почему вы, рыцари света, такие упрямые, словно тупые зацикленные кабанчики? Не видите дальше собственного носа, упираетесь в какую-то одну идею единственной извилиной – и всё, выхода нет.

   Лория, я найду тебе выход. И выход, и вход, только перестань бросаться на меня, словно бык на красную тряпку. Прекрати рыть землю копытом, ничего, кроме отчаяния, ты там себе не нароешь. Вложи железо обратно в ножны и признай, что наша битва – безумие. Я люблю тебя. Ни твой орден, ни все твои отцы-настоятели, ни твои молитвы спасителю не заменят тебе меня. А я готов тебе заменить абсолютно всех. За одно твоё «ДА» луну с неба достану.

   Не надо этих разговоров – о том, что, предав себя, перестанешь быть собой.

   Себя люди не предают, предают они только окружающих, а душа человеческая собой никогда не поступится. Пока тлеет жизнь, не угаснет «искра создателя».

   Ты перестанешь служить инквизиции, изменишься – и в голове ломка произойдёт. Я понимаю, нелегко всё бросить и перевернуть разом все двадцать лет своего мировоззрения, поняв вдруг, что, помимо чёрного и белого, в природе существует множество других цветов и оттенков. Ты переломаешься, а я не дам тебе сломаться; ты станешь новым, другим, и я буду любить тебя этим новым.

   Выбери меня, Лория. Выбери меня, а не орден. Орден не умеет любить, и нет в мире собаки, более преданной, чем ведьмаче.

   Мы меняем партнёрш и партнёров, словно перчатки, по несколько пар за сезон, однако, в отличие от вас, людей, не сомневаемся, ибо точно знаем. А когда встречаем свою единственную пару, это навсегда. Других не будет.

   У меня есть ты, и нет места ни для кого другого, и я не желаю заключать рыжих компромиссов.

  УДАР – УДАР.

   Отчаянная ненависть в глазах Лории. Ни отзвука, ни отклика, не единого шанса переиграть.

   ... что мне сказать?..

   Синим мхом зацветёт печаль, фиолетовая вода слёз сердца ведьмаче, но ты её не увидишь. Глубоко она цветёт, аконитовой травой под грузом тяжёлой земли.

   Я отдаю правду проклятым богам и оставляю себе право в одиночку бродить между мирами. Всё своё заберу с собой и не выдам тебе ни крошечки, побуду жадным...

   Чтобы узнать эту истину, бесполезно прижимать меня к стенке. Следует придумать что-то посильнее пыточных застенков Илларии. Но и на дыбе, и на огне, и калёным железом раздираемые, отупевшие от боли, соглашающиеся на всё... ведьмаче открывают бездонные глаза и смеются, презрительно сплёвывая на пол.

   Они не рассказывают эту правду, уносят с собой секрет своего философского камня, прочим смертным неведомый и непонятный.

  «Ведьмаче лгут, и у них нет души. Это известно всем, даже детям».

    Часть меня навсегда осталась там, в душных застенках вашего святого господа; и чтобы увидеть правду, тебе придётся вытащить её оттуда, а это не под силу никому, даже проклятым богам.

   Что тебе с моих синих глаз, когда все слова – ровно об стенку горох. Нельзя спасти того, кто не желает быть спасённым. Тащить тебя упирающимся волком за загривок, уберегая от самого себя... я могу... А потом?

   В подвале тебя закрыть и держать, пока не сломаешься и не согласишься, что моя правда правильнее? Что я лучше знаю, что нужно нам обоим... Ты не сломаешься, да и я на такое не пойду. Ведьмаче отнимают жизнь, а не свободу выбора.

   Ты или придёшь ко мне сам, или не придёшь вовсе... Но ты не придёшь. Сегодня всё закончится, сегодня решится всё...

   Насмотрюсь на тебя, сердце моё ненаглядное, налюбуюсь тобой, до дна выпью в горе, и в радости.

  УДАР.

   – Остановись, Алиссин...

   Безнадёжное, напоследок. Я и сам не верю, что это возможно.

   – Умри, тварь.

   Да будет так.

  УДАР – УДАР – УДАР.

========== Глава 1. Артефакт Гунари ==========

        Часть  1.

Нападение на храм. Артефакт Гунари. Встреча.

Не знаю, когда я полюбил его. Откуда это чувство пришло, где возникло, на чём зародилось, и что сделалось для него основой. Одного боя в храме оказалось достаточно.

Алиссин Лория не украл моё сердце, просто оно признало равного и, признав, сложило оружие добровольно.

   В стылую октябрьскую ночь, когда небо трещало первыми морозами, а на улицах увядали жёлтые травы, мы напали на храм Вестайской богини по приказу магистра, решившего, что пора прижать спесивых церковников, слишком активно развернувших свою деятельность на востоке. Оставшиеся в живых кланы ведьмаче уходили в горы, некоторые объединялись и давали инквизиции отпор. В воздухе носилась угроза новой войны.

Королевство Фельчиора, утонувшее в крови и кострах, переживало смутное время. Время, когда любое проявление магии считалось смертельно опасным для жизни, а пропаганда и страх среди местного населения оказались настолько велики, что любая странность или инакомыслие немедленно карались смертью.  По городам и весям шныряли ищейки-инквизиторы – верные слуги церкви. В их задачу входило отыскивать людей, обладающих зачатками дара. Тех, кого не убивали, отвозили в северную крепость – зловещую цитадель Илларию. Что происходило там, за замками и запорами, оставалось скрытым за семью печатями.

   Церковь не афишировала свою  деятельность,  предпочитала действовать в тени,  загребая каштаны из огня чужими руками, но паутина тайного влияния инквизиции распространялась повсеместно, охватывая практически все сферы жизни королевства.

Одной из таких  тайн, об истинном предназначении которой знали лишь избранные, стало создание Ордена рыцарей богини-праматери.  Именно со дня основания этого оплота  веры  церковь превратилась в страшную, неумолимую силу. Из стен ордена выходили бойцы и гончие инквизиции. Они не знали жалости и пощады:    приученные убивать и владеющие магией слепые фанатики, выхолощенные пропагандой веры священники искореняли ересь во имя господа,  а сама идея религии позволяла  оправдать любые злодеяния.

 Инквизиторы старались не привлекать внимания,   однако – «ветер в кулаке не сожмёшь».   Слухи об Илларии распространялись, подобно лесному пожару: тёмные, противоречивые и откровенно пугающие.  Смею заверить, они не были беспочвенны.

Религия, призванная сеять любовь и смирение, вселяла ужас в сердца людей. Мало находилось безумцев,  способных открыто критиковать церковь.  Подобная  смелость запросто могла обернуться  обвинением в пособничестве колдовству, а  пособничество,  как известно, каралось смертной казнью через  утопление или сожжение на костре.  Огонь  считался лучшим способом очищения от заразы, и его величество король Эдуард Решительный  продемонстрировал,  насколько буквальным может быть это понимание.

После изгнания ведьмаче, испокон веков исполнявших обязанности врачевателей и целителей, в городах и сёлах Фельчиоры начались эпидемии, а власть и церковь повсеместно трубили о колдовстве, настраивая невежественных жителей против тех, кто мог бы им помочь.

Чтобы предотвратить распространение болезней, король приказывал войскам оцеплять заражённые территории и «предавать их огню».  Беспрецедентная жестокость, однако в те времена действовали именно так: быстро, бескомпромиссно, беспощадно.  Люди гибли тысячами, редко доживая до преклонного возраста,  и никого этим было не удивить. Естественное положение вещей и ход событий, против чего, используя своё влияние, когда-то пытались протестовать малочисленные кланы ведьмаче, не понимая, что роют себе могилу. Для объявления военных действий королю не нужен повод – достаточно  предлога. Истинной  же причиной – об этом многие переговаривались шёпотом, боясь озвучить вслух, – служил страх короля потерять корону.

Старший принц Эрдмунд, престолонаследник Фельчиоры, был ведьмаче. Он пропал без вести в битве при Халлии и с тех пор считался погибшим. Опасаясь его  возвращения (а факт смерти принца так и не был подтверждён), король сделал всё, чтобы оно стало невозможным. Фельчиора не приняла бы подобного правителя – самим законом объявленного вне закона. Ведьмаче записали во враги  рода человеческого.  Каждый, кто встречал «проклятого», имел право без размышлений и колебаний убить выродка на месте. Казна выплачивала за жизни ведьмаче вознаграждение. Любой, кто подозревал кого–либо в богомерзком колдовстве, мог сообщить об этом властям, и, если факт колдовства подтверждался, доносчик получал награду и льготы при выплате налогов.

Ради денег многие оговаривали соседей и просто своих врагов. В случае ошибки доносчик оставался безнаказанным: разве можно упрекнуть человека в том, что он проявляет бдительность? А вот жертвам доноса приходилось  несладко. Определить наличие дара способен был лишь специально обученный маг. Ищеек, работающих на орден,  не хватало.  Маги – товар штучный, и инквизиция не торопилась выдавать своих. Чтобы  официально заполучить дознавателя из Илларии, требовалось время – иногда до нескольких недель.

Все эти проволочки создавали массу неудобств, поэтому зачастую дело решалось на месте, и в результате страдали невинные. От такого произвола ненависть к ведьмаче только росла. Народ видел в них корень своих бед, не желая понимать,  что колдуны – сами жертвы властей. Но король далеко, а гнев требует выхода прямо сейчас. Доходило до смешного, хотя, конечно, жившим в те времена было не до смеха. Пала скотина, захворал ребёнок, молоко прокисло, дождь покапал и бельё намочил –  без проклятия ведьмаче не обошлось.

Поначалу люди, с раннего детства росшие бок о бок с колдунами, негодовали, возмущаясь подобным к ним отношением. Однако годы шли. История пишется ложью и кровью, дети воспитываются на том, что говорят им взрослые, а взрослые верят в то, что слышат от власть предержащих. Никто не смотрит вглубь, взгляд скользит по поверхности, а поверхность меняется, покрывается рябью, полнится слухами, толками. Настроениями толпы так легко управлять...

Почти два десятилетия спустя мало кто помнил об исчезнувшем принце Эрдмунде Великом, мало кто знал, что случилось на самом деле. Ведьмаче стали олицетворением зла и пороков; правда оказалась искаженной, вывернутой наизнанку. Нападения на кланы ведьмаче провозглашались священными походами в защиту мирных граждан от выродков и нелюдей. Зверства, которые приписывали колдунам, смогла бы придумать только самая извращённая человеческая фантазия,  но, как оказалось, слухи и сплетни – весьма грозное оружие.

По дорогам бродили специально обученные агенты – «жертвы произвола ведьмаче», которые якобы «сами не видали, но слышали от...» – брата, свата, кума – в общем, человека, которому несомненно можно доверять.

Каким бы нелепым это ни казалось – оно работало. Люди проникались, впускали страх в свои сердца, им  начинало казаться, что всё именно так и происходит, чуть ли не на их глазах. Безобидный дедок-знахарь, живущий по соседству, помогавший всем и каждому, знавший селян по именам, начинал вдруг видеться чудовищем, которое нацепило человеческую личину с единственной целью – убивать.  Заручившись поддержкой короны, инквизиция не ограничивала себя в выборе средств.

Правду давно уже никто не помнил, но она продолжала существовать – скрытая в старых книгах, архивах. Пылилась на полках, никому не нужная и преданная забвению. Ее можно было доказать, но... История полнится примерами несправедливости, и исправлять их – некому.

Учёные предвзяты, потомки равнодушны, а бог... бог молчит.

Наверное, устал любить смертных, которые оказались столь бездарными, неблагодарными его творениями, что умудрились изничтожить и опошлить абсолютно всё, что он создал и в них вложил. Божественную искру души – любовь – предали и втоптали в грязь, голос совести сделался неслышим, заглушённый рыком жадности, гордыни и нетерпимости.

Мы, ведьмаче, заинтересованы в падении королевского дома, мы многое знаем о тайной деятельности религиозных общин, и о прогнившем дне Илларии – тоже знаем. Немало компрометирующих документов хранится в библиотеках нашего клана. Есть и такие, что, стоит показать их народу, нанесут серьезный удар по всей системе нынешней власти.

О, если бы только наследный принц был жив... Но теперь, спустя тридцать лет, даже самые преданные сторонники Эрдмунда потеряли веру в его чудесное возвращение. После смерти старого короля трон достался регенту Эдуарду Решительному, немедленно провозгласившему себя законным правителем Фельчиоры. Свой победный марш он начал с того, что аккуратно вырезал всех родственников, таким образом обезопасив себя от возможных претендентов на трон.

В списках претендентов оказалась и моя мать. Однако тогда никто не знал о существовании этих списков; более того, главе клана «Лунные призраки» магистру Гавейну даже в голову не пришло предположить, что один из самых простых ответов на его вопросы всё это время находился у него перед глазами.

========== Артефакт Гунари. Встреча ==========

       

***

   Нашей задачей в ту ночь было выкрасть священный артефакт. Книгу рун, известную в народе как «Писание святой пророчицы, благочестивой матери Гунари». О том, что блаженная была ведьмаче, церковь умалчивала – дабы не распространять ересь и не смущать чужие умы. А вот магистра Гавейна книга сильно интересовала.

 Гунари многое вложила в свои труды. По словам учителя, кроме возможности шантажировать церковников и короля, книга содержала древние заклинания, способные потрясти самые глубинные основы мироздания. Я в этом мало смыслил. Дар я получил с рождения, однако никогда не учился по-настоящему и способностей не развивал. Всё своё носил с собой, а что не носил – приходило само. Может, со временем, при должной подготовке, я смог бы стать неплохим магом, но меня никто не спрашивал о выборе пути.

  Родители погибли от рук инквизиции в первую же зачистку. Клан ветви Сильвермэйн исчез с лица земли, я остался последним выжившим представителем. Спас меня один из домашних слуг, верно служивший отцу много лет и продолживший делать это после его смерти. Рискуя жизнью, он доставил младенца в заброшенный храм – особое место, где творились тайные дела.

   На древней могиле, без имени, без надписей, – каменная плита с изображением лунного цветка. Тут можно оставить свою просьбу или молитву богам. Говорят, что боги бывают добры. При наличии щедрой оплаты просьбы исполняются. Однако не каждый рискнет отправиться в храм призраков: чтобы войти сюда, нужно иметь изрядную смелость, а чтобы выйти – чистую совесть. Не все возвращались; бывало, что заказчиков и молельщиков находили мёртвыми, и при этом – без следов насильственной смерти. Лунный цветок – знак, который неизменно оказывался рядом с телом, – породил легенду о демонах – чёрных тенях, убийцах, живущих в ночи.

   Да, заброшенный храм был особым местом. Клан «Лунных» брал здесь заказы и принимал оплату. Иногда ею становился сам заказчик. Меня взяли в клан и вырастили наёмным убийцей. Платой стала моя жизнь. С рождения и до самой смерти я повязан с храмом нерасторжимым контрактом, и возможности рассчитаться по этому долгу не существует.

***

Ночь резни «серебряных» вошла в историю, стала вехой, ознаменовавшей переход от слова к делу. Объявление колдовства вне закона и натравливание жителей королевства на ведьмаче принесли свои первые кровавые плоды. Правитель официально развязал себе руки, отдав приказ начать открытые военные действия. Новый закон прошагал по стране железными сапогами паладинов, брошенных на зачистку мирных поселений от  проклятых тварей.

 Церковь щедро подготовила почву для нападения. Во время резни  многие выступили на стороне властей, искренне веря, что совершают богоугодное дело, и забыв о том, сколько хорошего видели люди от ведьмаче, пока те жили по соседству. Клан Сильвермэйн был не первым, кто  пострадал от рук церкви, но оказался первым, из-за преследования которого инквизиция получила наконец жесточайший отпор. Преступление не прошло бесследно. Началась негласная война между церковью и магами.

Истинной причины этой войны не знал никто. А ею – потянувшей за собой целую сумму других слагаемых – стала человеческая жизнь:  слуга, сумевший добраться до храма проклятых, и младенец, отданный в качестве оплаты. Заказ был принят.

После вмешательства нейтральных ранее «Лунных призраков» всякая надежда договориться о мире исчезла. Хотя, по словам главы клана – магистра Гавейна, надежды не существовало изначально. Король вёл войну на уничтожение.  Однако, как это часто случается с высокопоставленными особами, его величество, приступив к воплощению своего смелого замысла, не имел представления о реальных масштабах проблемы, не понимал, какое осиное гнездо затронул и какими междоусобицами это аукнется позже. Быстрые и решительные действия «Лунных», объединившихся с тремя другими кланами: «Чёрной розы», «Вепря», «Зелёной ивы», – помогли расставить нужные акценты и избежать новых жертв среди ведьмаче, которые были бы неизбежны, прояви союзники слабину или начни колебаться в выборе сторон.

 Ради спасения последнего из рода Сильвермэйн «Лунным» пришлось выйти из тени и столкнуться лбами с идущими по его следу гончими инквизиции, совершенно не ожидавшими получить отпор на ровном месте.

Инквизиторы не вернулись обратно. «Лунные призраки», подчиняясь решению совета  кланов, выплатили висевший на ребёнке долг мести за родных, рассчитались сполна за уничтожение Сильвермэйна. Им предлагали компенсацию деньгами, намереваясь взамен получить младенца. Имя «Сильвермэйн» считалось неплохой разменной монетой, и породниться с «серебряными» жаждали многие. Но магистр отказался от денег. Странную позицию занял Гавейн по этому вопросу. По его мнению, равноценной оплаты не было. В ходе войны «Лунные» понесли невосполнимые потери, и платой должно было стать моё существование во благо клана. Что именно подразумевала под собой эта формулировка и на что рассчитывал Гавейн в будущем, осталось загадкой. Я воспитывался наравне с другими, но мне никогда не позволяли забыть о том, что фактически я – бесправная собственность, личная вещь без имени. Рем – «раб» в переводе с древнего языка.

Кем я считался раньше, мой род и звание «в миру», моя короткая прежняя жизнь – утратили значение. Последний из рода Сильвермэйн выжил, однако клан «серебряных» оборвался именно на мне. Жестокая ирония судьбы, шутка, достойная юмора «Лунных призраков» – и магистра в частности. Но выкуп уплачен.

    Из уст в уста передавались страшные рассказы о том, как в одну ночь клан Сильвермэйн восстал из могил. Мертвецы ожили и отомстили своим мучителям. Церковники, солдаты, бойцы инквизиторы –  все, кто принимал участие в резне, от простого рядового до высших сановников, были уничтожены. Оставалось загадкой, как Ночные убийцы раздобыли  хранящиеся в Илларии тайные списки сопричастных. Заполучить эту информацию – невозможно, однако легенды не вырастают на пустом месте. Семьи церковников, их родственники, дети, дети их детей... «Лунные призраки» не пощадили даже младенцев.

Это стало не просто объявлением войны в ответ, это было вызовом, просигналившим королю: за смерть каждого ведьмаче Фельчиора трижды умоется кровью, в десять раз дороже расплатится. Король принял вызов, и началась разоряющая страну междоусобица. Гонения на ведьмаче приобрели масштабный и совершенно открытый характер. Уничтожали проклятых, но страдали и гибли невинные люди. Запылали пожары,  затягивая небо чёрным дымом. По дорогам бродили отряды наёмников, занимающихся разбоем и грабежами, по округе колесили мрачные чёрные телеги с железными клетками, а среди церковников попадалось немало мошенников. Следом за войной пришёл голод, ибо некому стало сеять пшеницу и собирать урожай с полей. Всюду царила разруха, запустение, скалила чёрные зубы нищета, выплёвывая мор.

Ужас липкой заразой полз во все стороны, невидимая угроза смерти висела в воздухе. Многие стали заложниками страха, а когда в умах и душах живёт страх, с ним рядом поселяется безумие. Инквизиция умело пользовалась этим оружием, извлекала из него выгоду в свою пользу.

   Впоследствии, став взрослее, я пытался разузнать о судьбе того слуги, но ничего не смог найти – он словно в воду канул, а скорее всего, погиб. «Лунные призраки» взяли только ребёнка, участь простой прислуги их нисколько не волновала; сострадание, милосердие, жалость ночным призракам неведомы. Они помогают людям – это правда, однако действуют исключительно в собственных интересах и никогда не станут вмешиваться, если умоляющему о помощи нечего предложить взамен.

   Лишь один раз возникло исключение из этого правила. Женщина, обратившаяся за помощью, получила отказ. Главу клана не заинтересовало дело, он счёл вмешательств невыгодным и оставил просьбу без внимания. Но один из призраков, соблазнившись поразительной красотой молельщицы, выполнил задание на свой страх и риск. Взамен, используя угрозы и шантаж, он принудил несчастную вступить с ним в связь, а чтобы женщина не сбежала и не проболталась, держал её взаперти неподалёку от храма.