Текст книги "Противостояние. Книга первая (СИ)"

Автор книги: Сан Тери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

***

У нас были свои особенности – разные, непохожие, личные; иногда они становились причиной недопонимания, а иногда откровенно выводили из равновесия. Лория пил из чашки и никогда не допивал до конца, еще он всегда оставлял на тарелке пищу. Меня это безумно раздражало. Вот посмотрел бы я на него во время голодовок, когда любой корешок в радость. Мне нравилось пить из его бокала и утаскивать кусочки из-под руки, за что я регулярно получал по ушам. Лория не мог понять: мне что, еды мало? А я не мог объяснить собственного стремления быть к нему ближе.

Застав меня разгуливающим в его рубахе, Лория закатил глаза, но ничего не сказал – только покачал головой. На следующий день меня ждало полдюжины новеньких костюмов, и я не смог ему объяснить, что не принадлежащее ему не имеет для меня никакой ценности.

Он разбрасывал вещи – я подбирал за ним и тихо стервенел, когда Алиссин скидывал грязные сапоги прямо у порога, а иногда и посреди комнаты. Чистота – залог здоровья; если в помещении будет грязно, заведутся духи болезни – об этом каждый ребёнок знает. В свою очередь Лория терпеть не мог моей привычки ходить в одном и том же, а я не понимал его манеры по нескольку раз на дню переодеваться. Зачем менять одежду, когда она чистая?

Лория не употреблял мяса и категорически запрещал мне покупать пирожки с уличных лотков. Мол, знает он, как их готовят, не хватало только отравиться кошатиной. Немыслимо было объяснить ему, что питаться крысами или личинками насекомых для меня вполне себе норма, а уж о такой роскоши, как кошка, и мечтать порой не приходилось.

Во время больших тренировок на выживание нас высаживали на скалистом острове и оставляли на пару месяцев. Лодка забирала уцелевших. Обычно – человек пять из десятка новичков. Я проходил это испытание несколько раз, пока наставник не счёл, что это бессмысленно. На острове я мог пребывать с одной целью – обучать остальных навыкам выживания. Поэтому многие претензии и беспокойства Лории на самом деле казались мне очень смешными, однако, не желая огорчать его, я соглашался и грустно употреблял пресную гадость, которую он именовал «здоровой и полезной пищей», уверенный, что расширяет мои вкусовые горизонты.

Мои вкусовые горизонты морщились, но терпели, понимая, что личинки насекомых или крысы – не самая худшая дрянь в сравнении со шпинатом или сельдереем. Я грустно грыз морковку – во имя любви, под покровительственным взглядом Алиссина, снисходительно объясняющего убогим, какую пользу содержат в себе чудодейственные корнеплоды. Не знаю, какую пользу они приносили лично Лории, – наверное приносили, раз он умудрился на них таким здоровым вымахать – но мне они причиняли сплошное расстройство.

В ордене наша диета была довольно скудной, и отлучки в город многие – да и я, чего греха таить – воспринимали как возможность пожрать. Алиссин, сам того не подозревая, лишал меня нормальной еды и одной из основных радостей жизни. В конце концов, подумав над проблемой, я тоже лишил его... основной радости. Без мяса я категорически отказался трахаться, решив, что раз я не ем, то и он тогда... не спит. Мясо вернулось в рацион, а секс вернулся только после того, как меня накормили.

Пирожки я тоже отстоял, рассудив, что недостаточно выиграть битву: надо не мелочиться и разобраться сразу со всей войной. Этим я покажу, что уважаю Лорию и воспринимаю его как серьёзного противника. После такого веского довода инквизитор безоговорочно капитулировал. Аргументов у Алиссина не нашлось, он хохотал, как припадочный, сообщая, что я могу делать что угодно – он простит мне всё на свете.

На это заявление я только грустно улыбнулся. Если бы это было так! Наивный мой инквизитор, сам не понимающий, как важны порой бывают слова. Мы говорим их просто так, легковесно раздаём обещания, не задумываясь о том, что не сможем их выполнить. Слов, от которых потом приходится отказываться, лучше не произносить вообще, чем одаривать ложными надеждами.

Мы не ругались – нам не приходило в голову ссориться, да и при желании вряд ли получилось бы, с нашей-то интенсивностью общения, однако эти индивидуальные особенности и различия делали нас ближе. Заставляли родниться. Мы становились семьёй, не понимая, что это – самое страшное, самое худшее, что мы могли сделать – сойтись настолько тесно, что не могло существовать ни единой мысли о предательстве или недоверии.

И всё, что мы с Алисси создали, крепилось на фундаменте лжи. Осознавать это было чудовищно. Понимать, насколько всё далеко зашло... слишком далеко, чтобы пройти бесследно.

========== На поводу обмана ==========

        Мне приходилось мириться с необходимостью постоянно лгать Лории.

С чем мирился он? Что скрывал?

Несколько раз я пытался проследить за инквизитором. Не стану разыгрывать благородство: доверять ведьмаче в подобных вещах – дурость несусветная. Я перестраховывался, не преследуя цели навредить, – просто на случай опасности предпочитал, чтобы козырные тузы находились в моём рукаве, а не у противника. Однако вычислить инквизитора мне не удавалось. Лория не сбрасывал хвост – он спокойно заходил в орден и... обратно не выходил.

Устроить долговременную засаду под стенами ордена я не мог – из опасения быть замеченным. Инквизиция не из дураков состояла. Навыки у противника оказывались ничуть не хуже, тем более что многое они откровенно содрали с нас. Не могу уверенно утверждать, что Лория, со своей стороны, не преодолел искушения проделать аналогичный трюк в отношении Мишеля.

Слежка – это отсутствие доверия и уважения, а железный инквизитор у меня временами «скупую слезу» вышибал своей честностью, идеалами и принципиальностью. Впрочем, и при желании пойти против правил, добиться успеха в отношении Биара было бы затруднительно. Парнишка жил в доках, а затеряться в таком месте и непрофессиональному обывателю проще пареной репы. Множество закоулков, переходов, причудливых лабиринтов строений, переходящих одно в другое, когда дома лепятся друг на друга в лишённом логики хаотичном порядке и, зайдя в один вход, можно выйти с совершенно противоположной стороны.

Портовый район – самый злачный и неблагонадёжный район города. Охрана сюда предпочитала не соваться. Изредка король устраивал облавы, но это – как мутить воду верёвкой. В портовых трущобах в основном селился бедный люд и разный сброд – преимущественно матросы и прочая братия, живущая сдельными заработками и погрузками кораблей.

Что касается меня, привычка избавляться от слежки каждому призраку вживается с детства на уровне подкорки. Никогда я не ходил одним и тем же маршрутом, всегда петлял, даже когда откровенно не был скован заданием и мог свободно шататься, где вздумается. Умудрялся раз десять перестраховать самого себя, прежде чем выйти к намеченной цели. Делал это изящно, естественно, как бы невзначай, чтобы не вызвать подозрения ни у одного стороннего наблюдателя. Случайный прохожий – женщина, мужчина, ребёнок – мог оказаться врагом. Это не плодило паранойю, просто мы изначально жили и воспитывались в такой реальности, где приходится ждать угрозы абсолютно с любой стороны.

Засыпать и просыпаться с мыслью о том, что малейшая неосторожность, небрежность может стоить тебе жизни, а это утро – оказаться последним. Постоянная готовность к смерти накладывала свой отпечаток, делала нас людьми, ценящими каждое мгновение. вне зависимости от того, чем оно окрашено. Я умел получать наслаждение от жизни – так мне казалось до встречи с Алиссином Лорией.

Когда мы пересеклись, мой мир раскололся. Оказалось, всё, что существует в нём, – убого. Я ощутил себя узником, запертым в душной коробке отчаяния; но вот впереди блеснул свет, и открылся новый мир – заполненный бурей чувств и эмоций. Душа моя тянулась к Алисси, жаждала его, желала видеть... Может ли быть, что мы живём ради любви? Живём, лишь когда любим, только тогда и живём по-настоящему?

Это – откровенно глупое заявление, но оно содержит в себе толику истины, даже если и найдутся мудрецы, которые примутся уверять, что человек должен быть счастлив с самим собой... Что я могу сказать? Я не достиг такого просветления, такой исключительной самодостаточности.

Мне казалось, я имею всё что нужно, чтобы не испытывать нужды, но только рядом с Лорией постиг, что возможно счастье – больше, эмоции – насыщенней и глубже, а любимый человек способен придать существованию смысл.

Он не станет смыслом жизни, но может вложить смысл абсолютно во все, что только в ней есть. В каждую мелочь.

***

Понимая это, лгать с каждым днём оказывалось всё сложнее и мучительнее. Изобретать предлоги, отговорки, убедительные причины для своего отсутствия. В желании усыпить чужую бдительность мне даже пришлось озадачиться поиском нормальной работы...

Следовало официально доказать, что Мишель Биар – городской житель – существует. Я не мог справить документы в городском магистрате, но обходными путями сумел запустить некую ниточку и сделать Биара более осязаемым. Дать Лории шанс и возможность поверить, что его любовник – отнюдь не тень, не призрак и не фантом.

Чтобы развеять подозрения по собственному поводу, требовалось приобрести социальный статус. Я принялся продумывать план и искать людей, которые будут меня знать и смогут подтвердить существование фальшивой личины. Для Алиссина это могло оказаться достаточным, а для меня – по-своему выгодным, но и опасным в случае разоблачения. Убийца не может иметь ни малейших привязок и зацепок, а у меня их образовалось непростительно много, и с каждым днем я обрастал ими всё больше.

Опасно было сходиться с Лорией. Хуже, чем отношения с инквизитором, я придумать не мог. Один пристальный взгляд со стороны его дружков-приятелей, одна попытка выяснить, кто такой Мишель, любое столкновение с ищейкой из Илларии... Я не просто прыгал на жёрдочке над пропастью – балансировал на тончайшей соломинке.

Судьба хранила меня, боги удачи оказались благосклонны, не позволяя упасть. Я соблюдал строжайшую осторожность, придумывал всяческие ухищрения, предпринимал всевозможные меры, чтобы не попасться.

***

После моего ухода и нашей невольной размолвки на этой почве Лория предпочёл замять инцидент. Откровенность предполагала ответную откровенность, а у инквизитора не хватило совести прижимать Мишеля к стенке, при этом ничего не рассказывая самому.

Он догадывался обо всём – я думаю, он догадывался. Лория не просил у меня никаких доказательств, не требовал правды, но то, что иногда читалось в его глазах... Собачья смертная тоска, тревога, мучительный страх заглянуть внутрь себя, понять, что он давно знает ответ... Лория подошёл к разгадке тайны настолько близко, что сам испугался.

Мне хотелось его утешить. Внутри себя я временами разрывался между желанием дать ему посмотреть призраку в глаза и тем, чтобы он никогда не узнал. Правда не позволит нам продолжать лгать друг другу, но разведёт по разные стороны, а так... Всегда существовал бледный шанс, что Мишель и Рем – разные люди. Проклятые боги, Лория действительно верил в это. Подходил к ответу, но снова закрывал дверь, убеждая самого себя, что это не может быть так... не может, совершенно точно.

Нежный и прекрасный Мишель с глазами, отражающими чистейшую небесную лазурь, ни малейшего отношения не имел к проклятому дерзкому ведьмаче, чей язык следовало давно отрезать и скормить собакам. Да и как... как такое возможно? Но обнимая по ночам, гуляя ладонями вдоль чужих железных мышц, инквизитор находил ответ. У приезжего мальчишки оказалось тело бойца, руки мечника, растяжка гимнаста. Слишком много неувязок для одного человека.

Мне приходилось следить за собой. За каждым жестом, движением. Временами удавалось развеять подозрения, но я блуждал по очень хрупкому льду. Он истончался с каждой секундой, делался прозрачнее, а я всё «кидал грязь на стену».

***

Один раз на меня напали на улице: затащили в переулок, вымогая деньги и угрожая ножом. Своевременное появление Алиссина оказалось случайностью, но спасло от расправы. Он появился как раз в тот момент, когда несколько подозрительных типов потянули его любовника за собой.

Разумеется, я распланировал все детали спектакля заранее. Но зрелище того, как трясущемуся от страха бедолаге Мишелю били морду, должно было запомниться.

Кроме Наргиса, у меня не было в храме друзей, но, пересекаясь постоянно, мы частенько сближались на уровне помощи в работе. А ещё Лунные призраки не задают вопросов.

Когда надо что-то сделать, берут и делают, если цена устраивает. Денег у меня водилось предостаточно, но в основном мне не приходилось платить. Услуга стоит гораздо дороже. В своё время я великолепно освоил это правило на себе и приложил все усилия к тому, чтобы в храме у меня всегда оставалось некоторое количество должников.

Ведьмаче редко спасают друг другу жизнь, ибо, когда спасают, становятся обязанными собственной жизнью, попадают в зависимость. Именно поэтому я долгое время отказывался признавать клятву Наргиса – этот хмет явно не понимал, на что себя обрекает. Спасший имел право затребовать полного подчинения. Это не практиковалось, но имело место быть. Например, в моём случае, никому в голову не приходило назвать меня рабом или обращаться со мной подобным образом, но это не отменяло того факта, что я принадлежал храму и являлся личной вещью магистра.

Так что нападение на меня получилось очень натуральным, живым, побои – настоящими. А когда они зажили, я две недели охал и жаловался на рёбра, сообщая, что болит, ещё как болит. Парни вовремя успели свалить. Озверевший Алиссин вполне серьёзно планировал нашинковать бандитов в капусту. Негодяи сбежали с перепуганными воплями. За вопли мне пришлось доплачивать отдельно. Орать призраки категорически отказывались: вот пару рёбер или руку сломать – запросто, а орать – никак. Еле уговорил, надавив на Наргиса.

Стоило ли говорить, что, узнав о происходящем, хмет впал в лёгкий ступор. Он никогда не ожидал от меня ничего подобного, просто представить не мог. Не вязалась со мной ни любовь, ни одержимость другим человеком. Мрачный, неразговорчивый, никогда не улыбающийся тип – в его представлении я был именно таким... и вдруг выкинул подобное. Такое даже в книгах нельзя выдумать. Неужели я не мог выбрать своим объектом кого попроще? Мало в ордене красивых девушек и парней, что меня непременно на инквизиторов потянуло? Может, я мазохист?

Наргис пытался образумить, остановить, а я был счастлив, что смог открыться ему. Словно груз упал с души. Наверное, Наргис жалел о моём откровении – я действительно выглядел сбрендившим, способным часами говорить об объекте своего обожания. Может быть, именно это заставило хмета передумать и согласится.

Слушая меня, он напоминал недовольного нахохлившегося сыча, но затем... кивнул и принялся обговаривать детали. Он никогда не видел меня таким живым, светящимся изнутри. Полагаю, для него это стало единственным доводом, который я мог привести. Других не требовалось. Однако глупо было рассчитывать, что Наргис позволит мне подвергать себя опасности – вот так бездарно, безрассудно, глупо.

***

Через пару дней я был вызван к магистру и получил от него пощёчину. Кто донёс на меня – не вызвало сомнений, как и то, что доносчик действовал из лучших побуждений. Говорить со мной было бессмысленно. Наргис сделал всё, что мог, но не добился успеха. Решил воздействовать более тяжёлыми средствами.

– Полагаю, ты понимаешь, что творишь, Рем, – сказал магистр, дав время осмыслить удар.

Потом вздохнул. Магистр редко спорил, возражал, ещё реже высказывал собственное мнение – думаю, он был очень мудрым человеком.

– Зримо мне, что смерть стоит у тебя за плечом. Тени прошлого подошли слишком близко. Я не знаю, что это значит. Не позволяй себе оказаться слабее. Я позволил тебе жить, и только я могу позволить тебе умереть. Помни об этом и о тех, кто отдал свою жизнь ради тебя. Не позволяй, чтобы эта жертва оказалась напрасной.

Больше он ничего не сказал, но больше ничего и не требовалось. Магистр знал, что мой долг храму будет оплачен, даже если сердце придётся собственноручно вырезать из груди.

Убийца не может иметь чувств, не имеет права ставить собственные интересы превыше интересов храма; нарушение этого закона каралось смертью. Я говорил, что магистр благоволил ко мне больше, чем к остальным; возможно, я тоже был его слабостью – совместные годы сплетают людей прочной нитью привязанностей. Мне позволили неслыханную дерзость – то, что не позволялось никому другому, – самому решать и принимать на себя ответственность за последствия.

========== Глава 10. Тайна Лории ==========

        После инцидента с нападением Алиссин расслабился и повеселел, уверовав, что подозрения в отношении Биара пусты и необоснованны. Более того, он педантично отчитал любовника за излишнюю беспечность, в качестве мер предложив преподать несколько уроков самообороны. Мишель отказался, застенчиво поведав, что душе его претит всяческое насилие. Стыдно признаться, но вид оружия вызывает панику.

Иногда самое сложное в общении с Алиссином было не переборщить. Проказливая натура подбивала на провокации. Хотелось подурить, но приходилось сдерживаться, наступая на горло собственной песне. Я скучал по нашим стычкам, в маске мне не приходилось играть роль. Только в бою Рем мог позволить себе стать собой, отпустить самость ведьмаче на свободу. Упоительное ощущение. Мне его не хватало.

Но в последние дни Лория не показывался на заданиях. Я пытался выяснить причины перемен, маскируя неожиданный интерес Мишеля к ордену беспокойством. Инквизитор уверил, что волноваться не о чем – наоборот, в скором времени он порадует нас добрыми вестями. Хотелось верить. Душу разъедала тоскливая тревога. Я не ждал от будущего ничего. Так смертник перед казнью мечтает протянуть подольше, в слабой надежде избежать приговора. Может, случится чудо и король помилует...

Может, случится чудо... любовь окажется сильнее всего. Сильнее нас.

***

Между тем, Алиссин стал исчезать и в обычной жизни. Отлучки сделались более частыми и продолжительными. Любовник отговаривался работой и делами, которые неожиданно навалились со всех сторон. Мне приходилось довольствоваться этим объяснением, принимать, но…

Мерзкое чувство подозрительности и утраты контроля над ситуацией, ревности, когда необходимо доверять, полагаться на чужие слова, а я ощущал себя зверем, загнанным в ловушку собственной зависимости от Алиссина. Любовь Лории не оставляла места сомнениям. Очевидность не нуждалась в доказательствах, но легче не становилось.

Единственное, что служило слабым утешением – с недавних пор инквизитор ставил в известность о своих планах. Предупреждал, когда задерживается, оставлял послания, отправлял посыльного. Безмолвное «я люблю тебя», выраженное в предупредительности и заботе, не позволяло Мишелю беспокоиться.

Инквизитор не умел говорить, но умел делать поступки, а я пытался делать поступки в ответ, с той разницей, что его поступки я мог видеть и оценить, а он мои – нет.

***

Я занялся поисками работы. Требовалось нечто заурядное, предсказуемое в понимании Алиссина, верящего, что знает робкого Мишеля, как свои пять пальцев. Я охотно поддерживал заблуждение, разрешая себе быть самым очевидным парнем на свете.

«Три извилины, инквизитор, и все на тебе замкнуты».

Естественно, делиться планами с Лорией мне не приходило в голову. «А стоило бы». Это стало единственной оставшейся мыслью после того, как следуя за молоденькой служанкой, объявившей, что хозяин – Его Светлость «… сер Андре-Ревьят, маркиз Рейтаро – Рейвентри, граф Валентайн … бла-бла-бла» готов меня принять, – я поднялся по лестнице в личный кабинет.

Лорд Рейвентри всегда беседует с прислугой лично и мне крупно повезло, раз удалось застать господина на месте. Служанка – миловидная дарнийка в строгом платье – оказалась словоохотливой особой. Мне и расспрашивать не пришлось. Болтушка охотно «слила» информацию, найдя в моём лице единственного заинтересованного слушателя.

Поместье располагалось за городом, в живописной тихой местности неподалёку от Хентонских озёр. Хозяин – нелюдимый, мрачный эксцентрик. Дома бывает крайне редко, большую часть времени проводит в разъездах по службе, что не удивительно для военного. Штат слуг минимален. Особняк неделями пустует, и в обязанность прислуги входит присматривать за домом, поддерживая жильё в надлежащем состоянии. Протапливать вовремя, убирать, бороться с пылью и сыростью, проветривать, что, конечно, несложно, но….

«… Тоскливо у нас здесь. Как в склепе живём. Никаких развлечений, балов… гостей практически не бывает...»

В общем, идеальный вариант. Меньше глаз – больше возможностей. На случай возникновения подозрений, факт нахождения на службе у маркиза Рейвентри служил отличным прикрытием. Одно дело – проверить дом обычных горожан, другое – втянуть в скандал именитую персону с кучей титулов. Лорд, военный дипломат, маршал Фельчиоры… более удачного варианта и представить было нельзя. Оставалось понравиться будущему господину. Пункт, в отношении которого не приходилось волноваться.

Я решительно прошёл в кабинет и...

Обычно в такие моменты у людей рушится мир, а у меня даже колени не подогнулись. Я совершенно спокойно, без тени эмоций, взирал на Алиссина Лорию, в то время как к горлу подкатывал нервный смех, заправленный горькой, как незрелый орех, иронией.

Наверное, при желании подумать в этом направлении я смог бы догадаться, предположить… Я и предполагал нечто подобное, но, столкнувшись с действительностью, оказался совершенно не готов.

За что нам это? Нелепая трагикомедия судьбы, волей которой мы играли роли и не властны отказаться. Две глупые мухи, увязнувшие в паутине собственного жизненного сценария.

***

Инквизитор сидел в кресле спиной к панорамному окну, и что-то писал, склонив голову к инкрустированной янтарём столешнице. Солнечные пылинки кружились в воздухе, подсвечивая тёмные короткие волосы; оседали на прихотливых портьерах, прятались в узорах паркета и мягком ворсе песочного ковра, встречающего гостей элегантной, неброской роскошью – той, что не бросается в глаза, но тонко сочетается с интерьером, придавая окружающей обстановке ноту гармонии, именуемую вкусом.

Старинную мебель дополняли измерительные приборы, стены украшала коллекция раритетного оружия. Среди причудливых клинков и пистолей невинно и безобидно красовалась рабочая пара Алиссина Лории – меч и кинжал, которыми он сражался против Рема. Руки чесались рассмотреть чудо вблизи, но я боялся разоблачения. Для одного дня потрясений было чересчур.

Алиссин отложил перо и потянулся, незаметно разминая мышцы шеи. До него не сразу дошла ситуация, в отличие от меня. Стоило служанке сообщить, что она привела соискателя, а мне услышать знакомый мягкий баритон, разрешающий проводить гостя… захотелось повернуться и удрать вниз по лестнице, рискуя вызвать косые взгляды прислуги. Я не удрал. Вошёл, движимый скорее холодным любопытством и азартом, чем реально отдавая отчёт собственный действиям. Игры в прятки закончились, я нашёл Алиссина Лорию, совершенно не подумав о том, что после того, как раскрою чужое инкогнито, наступит его очередь искать.

***

Несколько недель назад лорд Рейвентри подал объявление о работе в местную газету. Предположить, что любовник покупает и читает газеты, ему в голову не пришло.

«Правильно. С чего бы?»

Он планировал нанять помощника старику-садовнику, жалующемуся, что не справляется, и пара крепких рук в хозяйстве совершенно не помешает.

Собеседование у садовника я прошёл, а пока распивал чаи на кухне, наплёл убедительную историю о том, что ухаживаю за больной бабушкой.

Основной стержень вранья заключается в том, что когда истории накладываются, они не должны друг другу противоречить. Разжалобить сердобольного садовника не составило труда. Мне разрешили уходить и приходить в удобное время, конечно, при условии, что я стану справляться с работой. Физически я крепок, умственно здоров. Осталось получить одобрение хозяина. Маркиз – человек вдумчивый, ко всему подходит тщательно, слуг проверяет лично. Нисколько в этом не сомневаюсь.

Меня всегда поражало самообладание Алиссина Лории. Инквизитор ничем не выдал реакции, когда поднял голову от писем и заметил растерянного любовника, сиротливо мнущегося в дверях за спиной служанки.

Полагаю, смех в данной ситуации будет не уместен. Изобразив испуг, я шмыгнул обратно, но было поздно – меня заметили.

– Господин Биар…гхм. Весьма неожиданный сюрприз.

«Ну, ещё бы, а я-то как счастлив!»

– Мари, оставьте нас.

Маркиз царственно кивнул, делая мне знак проходить и присаживаться, а служанке удалиться. Невозмутимый и отрешённый, словно происходящее – часть задуманного сценария, а не следствие досадной случайности. Девушка поклонилась и вышла, прикрыв дверь и не осмелившись подслушивать, хотя любопытство её так и распирало. Маркиз, приветствующий слугу на равных – это что-то новенькое.

Лория отодвинул бумаги, отложил перо и неторопливо закрыл чернильницу. Молчал, утопив подбородок в кружеве манжет, рассматривал меня – спокойный, понимающий, что секрет раскрыт. Мучительно гадая, как отреагирую, что не проявлялось внешне. Ждал. В его понимании, я имел право на реакцию. Биар – наивный, доверчивый пацанчик, встречается с именитой персоной, а персона стыдится этой связи. Эта связь нормальна для орденца, приемлема для Алиссина Лории, но критически невозможна для лорда Райвентри – не самая известная при дворе фигура, но рыбка крупная. «И кто бы мог подумать?»

Пробили настенные часы, разрушая повисшую в кабинете тишину, в которой стало слышно жужжание мух и звуки, доносящиеся со двора.

«Интересно, почему Валентайн стал простым бойцом ордена? С его-то деньгами и связями? При его положении?» Совершенно не укладывалось в голове.

– Я искал работу. Услышал на улице, что в этот дом требуется слуга и решил попробовать, – пробубнил я, неловко помявшись. Помолчал. «Что говорить?» – А тут ты…. Откуда мне было знать, Алиссин?

Актёр из меня – никудышный. На сцене. А вот в жизни мне мастерства не занимать. Лория вышел из-за стола столь стремительно, что чуть не опрокинул. Как всегда безумно элегантный, стройный. С чеканным профилем, способным украсить любую камею, и военной выправкой, подчёркнутой строгим покроем чёрного камзола. Родной и непривычный в роскошном великолепии драгоценностей. Лория в жизни не носил украшений, но маркиза Райвентри обязывал долг. Фамильный перстень с печаткой, выделяющейся на фоне обилия колец, и миниатюрная серьга в ухе – ониксовый ворон – символ статуса и главы дома. Магистр Гавейн носил лунный цветок, Анжей – синюю змею. Главы редко показываются на людях – всё сходилось один в один.

А я... идиот. Абсолютный кретин. Хоть волком вой, но волк – не мой символ. Обозначением клана Сильвермайн служил Алмазный единорог. Уникальнейшая драгоценность и своего рода реликвия. Жаль, не довелось увидеть. Знак главы передают от отца к сыну, или от старшего к младшему. Если сыновья в роду не рождались, знак передавался дочери. Мой исчез, что очень символично отражало действительность.

Интересно, маркиз Валентайн мне изменяет? Смешной вопрос. Слуги вовсю судачат о возможной помолвке. «Герцогиня Лаэнская последние пару месяцев заезжает в поместье без приглашения. Имеет виды. Выгодный союз и пара красивая. Маркиз, конечно, не герцог, но заслуги маршала перед отечеством велики, репутация безупречна, денег полно, в то время, как принцесса с трудом сводит концы с концами, постоянно одалживаясь у великосветского брата. Король может одобрить брак с правом сохранения и наследования титула старшим сыном».

«Породниться с королём – величайшая честь...»

Всё это я услышал на кухне, пока налегал на пирожки без единой мысли, что это может иметь отношение ко мне.

Герцогиня, стало быть. Понятно, почему Лория занят. Обхаживать титулованную гусыню требует времени, сил и вложения средств. А что я, собственно говоря, ожидал? Любовь любовью, но для Алиссина наши отношения никогда не поднимутся выше разряда мелкой интрижки. А будь это не так, кроме боли и разбитого сердца они ничего не принесут.

«Проклятые боги, о чём я вообще думаю?»

Стало смешно от самого себя. Обратная сторона любви – утрата рассудка. Мой хвалёный самоконтроль разбивался вдребезги, не выдерживая наплыва незнакомых эмоций, чувств.

– Мишель, прости.

Лория перехватил за запястья, затолкав в кресло практически силой. Присел на корточки напротив. Выдохнул неслышно, готовясь к нелёгкому разговору, но, не придумав ничего, прижался губами к костяшкам пальцев, словно пытаясь искупить вину.

– Мне следовало рассказать раньше.

«А чего не рассказал?» – чуть было не съязвил Рем, но Мишель вовремя прикусил язык и не отдёрнул ладони, выдав растерянное:

– Наверное… Но раз не рассказал, значит, были причины.

Алиссин оценил. Посмотрел бесконечно любящим взором, не оставляя сомнений в том, что это не так. Я и не сомневался.

«Какая, к демонам, герцогиня? Здесь нет места ни для кого, кроме меня…»

«Проклятые боги, я совершенно безнадёжен». Болею им и не знаю, существует ли лекарство от этой болезни, потому что я совершенно не желаю выздоравливать».

ЛЮБЛЮ...

До боли.

***

Как выразить десять триллионов признаний, светящихся на небосклоне глаз любимого человека?

Когда мы с Лорией смотрим друг на друга, две вселенные обмениваются звёздами, и на фоне этого огромного всё остальное кажется таким незначительным.

– Причины были, но больше их нет, – слабая улыбка, полная скрытой вины и еле заметного облегчения, – Как поступишь?

«Начну искать другую работу...» – я промолчал.

– Алиссин, я не готов реагировать. Это всё... слишком неожиданно.

– Могу представить.

Нервный смешок со стороны Лории характерно обрисовал ситуацию. Вот только не отражал и десятой доли происходящего. Предоставь я информацию храму, мы смогли бы здорово прижать инквизицию. Через Рейвентри реально выйти на многих других. Стоило потянуть за ниточку, и могла нападать о-го-го, какая добыча. Использовать маршала в своих целях – заманчивая перспектива. Он в полной моей власти. У Алиссина Лории могло не быть доступа, но у Андре Рейвентри…

Нет, я нисколько не сомневался, что он из числа посвящённых. От открывающихся возможностей пальцы дрогнули. Алиссин заволновался, справедливо подозревая, что для нежной психики Биара правда оказалась слишком большим потрясением.