Текст книги "Противостояние. Книга первая (СИ)"

Автор книги: Сан Тери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Глупец. Меня лихорадило от мысли, что я нежданно-негаданно приблизился к теням прошлого. Достаточно протянуть руку. Будь на моём месте Наргис или Анжей, они бы ни секунды не сомневались. Лория стоял на моём пути – ключ, открывающий заветные двери.

Много лет я жил в темнице безумия, отравленный ненавистью, бессильный утолить жажду мести. Мучился кошмарами. Не мог забыть и не собирался прощать. Призраки не верят в высшую справедливость и ничего не оставляют на волю случая, платят по счетам сами, в равной мере – и за доброе, и за худое.

Лишь когда пальцы мои обагрятся кровью выродка – я верил – обрету покой…

Покой – заманчивое слово. Я жаждал напиться крови своего врага, причинить боль, заставить страдать невыносимо. О… этот момент свершения акта мести. Я представлял его, знал, он покажется мне сладкой амброзией, а крики подонка усладят слух.

Можно ли представить себе апофеоз ненависти? Концентрацию такой черноты, когда мука врага воспринимается экстазом? А я мог. Я грезил об этом ночами. Мысленно убивал своего врага, снова и снова представлял всевозможные способы его казни, изобретал новые. Мог ли я отступить? Если бы Наргис увидел меня в тот момент, он бы плюнул мне в лицо.

Я смотрел на встревоженное лицо инквизитора, а перед глазами в единый миг проносилось тысячи картин, воспоминаний. Раньше, мне казалось, что я готов на всё. Не будет силы, способной меня остановить, когда наступит срок исполнить клятву. Но верно говорят: хочешь насмешить богов – расскажи им о своих планах. Как оказалось, в этом мире для меня существует то, через что невозможно переступить. Я не собирался отказываться от возмездия, но не такой ценой.

«Это не он, я в его власти, и о силе этих уз мой сумеречный рыцарь понятия не имеет»

Люблю – не просто слово. Знание. Безусловный рефлекс, древний инстинкт, идущий из глубины сердца. Отдать добровольно собственную плоть и кровь души? Мне легче себя убить.

Я трепетно коснулся загорелой скулы, маскируя грусть нежностью на кончиках пальцев. Иногда самое простое решение бывает правильным.

– Тогда давай представим, что этой встречи не было. Я в состоянии уважать твои причины, тем более, для нас обоих так будет проще.

– Проще... вот как… неужели тебя всё устроит?

Алиссин недоверчиво сощурился. Напряжение в голосе. Интересно, какого ответа он ждёт? Он сам-то понимает, что спросил? Нет, милый, Биара ничего не устроит.

Оказаться прихотью – невыносимо. Но кому нужны честные ответы? Искренность – сестра глупости и соседка эгоизма. Разочарование в людях открывает глаза и замутняет цинизмом стёкла души. Человеческой природе свойственно потреблять, ничего не отдавая взамен, заботясь о собственном удобстве.

А если бы Мишель не был Ремом и не пожелал приносить себя в жертву чужим амбициям? Какой бы ответ устроил лично тебя, Алиссин?

Давай будем вместе жить долго и счастливо и умрём в один день?

Смешно.

========== Тайна Лории (продолжение) ==========

Тикали часы. Изящные танцовщицы продолжали кружиться в обнимку с кавалерами в такт движениям ходиков. Кухарка за окном распекала молочника за опоздание, грозя пожаловаться его светлости. Обнаглевшие мухи, перестав жужжать, любились на позолоченном канделябре, украшающем каминную полку. Может, стоит последовать их примеру?

– Десять минут назад меня всё устраивало. Что изменилось сейчас? Ты не лезешь в мою жизнь, я не лезу в твою. Мне кажется, это один из наиболее ценных аспектов… в наших отношениях.

Грубый ход, лобовая атака. Надеюсь, сарказм в моём голосе не сильно заметен. Я отдаю отчёт смыслу этих слов, но у нас не может быть по-другому. Именно поэтому я представился эсметом – чтобы не оставить Лории ни одного шанса исправить неисправимое.

– По-твоему такие отношения правильны?

«Он издевается?»

Изумление прорывается на поверхность, сбрасывая тщательно наигранное простодушие. Ощущаю себя озлобленным волчонком, и боюсь, что он увидит одну из личин, которые я не хотел бы ему показывать. Чего он добивается? Вариантов, как рыб в море, а напротив акула-Алиссин, и я – беспечный рыбак, а может глупая рыбка, запутавшаяся в чужих сетях… Когда он смотрит на меня, я собственное имя забываю.

– Ты сам в это веришь? Скажи, чего ты хочешь?

Второй вопрос похож на камень, падающий в глубинную муть. Иногда мне кажется, что Лорию невозможно обмануть. Взгляд как у хирурга с ланцетом – вспарывает самые потаённые уголки души, впивается и держит собой, и я не в состоянии отвести взор в противостоянии, которого не существует, потому что мы, как счастливые мухи на канделябре, любимся глазами, игнорируя расстояние и законы физических возможностей.

Чего я хочу? Осколки собственных мыслей ранят. Кажется, что со всех сторон звучит гулкий смех, а я – сломанный, жалкий паяц на дне бездонной бочки пустоты – протягиваю руки к лучику света и танцую с ним. Тонкая дрожащая ниточка прорезает темноту, а для меня в ней сосредоточены жизнь и смерть, иногда кажется, что если она погаснет, не останется ничего.

– Мне пора.

– Мишель...

Усталый вздох, говорящий о том, как иногда нам бывает сложно. Умиротворяющее прикосновение ладони к щеке. Загорелые пальцы зарываются в волосы, заставляя светлое серебро литься горстями. Мне хочется прижаться к нему и застыть, пропуская через себя секунды мироздания, волны солнечной тишины. Слабая тень улыбки тает шёпотом соприкасающихся губ. В эту секунду поцелуй кажется единственно правильной формулой понимания. Идеально выверенное волшебство.

– Мишель, ты мне веришь?

Чем различаются рационализм и малодушие? Благородный рыцарь ордена не способен на малодушие. Я способен. На малодушие, предательство, ложь... чем там измеряется список смертных грехов? А на досуге вонзаю ножи в спину. Становится горько от собственной мелочной подлости. Так хочется сделать Лории подножку, чтобы он упал, а я посмотрел. Стану ли я счастливым, когда пойму, что оказался прав? Каково это – отравиться собственной желчью? Понять, что твой кумир жалок?

– Я люблю тебя…

Лория не смеётся. Смотрит без тени юмора, и когда он так серьёзен, хочется оторвать самому себе голову и вышвырнуть в окно – глупый, бестолковый мяч, доставляющий ему одни расстройства.

– Что мне сказать? Я сожалею, что не открыл правды. Я поступил эгоистично, но я не знал, как ты воспримешь, не хотел, чтобы это встало между нами.

– Тебе не нужно оправдываться, Алисси. Ничего не изменилось.

Мне легко быть великодушным, у меня для этого много причин. А он бы меня простил в этой ситуации?

– Так ли это?

Лория замирает, пойманный вспышкой небесной лазури. В глазах ведьмаче колдовской огонь и гибельное золото – манит, завораживает, заставляет терять рассудок безвозвратно. Не знаю, обладаю ли я подобной силой? Наверное, обладаю. Зрачки инквизитора – две бездонные чёрные луны на небосклоне желания. Он дрожит огоньком свечи на ветру, отчаянно зажав в кулаке серебряную прядь, словно удерживая якорь готового уплыть корабля; и бессильно разжимает, понимая, что существуют корабли, которые невозможно удержать, но отпускать их… так больно.

– Мишель, чего ты хочешь?

«Тебя. Можно тебя забрать у тебя?»

Я знаю, чего хочу. НЕВОЗМОЖНОГО.

– Когда я был ребёнком, однажды луну доставал из лужи. Хотел в ведро засунуть.

Лория прыснул, воззрившись с умилением.

– Должно было получиться. Я ковшик взял. Большой.

Я сел, сложив ладони перед собой. Инквизитор закашлялся, маскируя одолевший смех.

– Я помню, как горько плакал от обиды, когда вычерпал лужу до дна. Мне было три года. Правда стала жестоким разочарованием.

Лория с улыбкой присел на край стола, сопротивляясь желанию затискать рассказчика.

– Забавная история. К чему она?

– Эта забавная история заставила меня задуматься о пределах собственных возможностей, о том, что некоторые желания… Они как луна в луже.

Ухмылку с лица Лории как ветром сдуло. Он помрачнел и выпрямился, запоздало начиная понимать:

– Мишель…

– Андре…

Мы поднялись одновременно.

– Я не настолько наивен, что бы не понимать очевидных вещей.

– Вот как? И что же вы понимаете, Мишель?

Инквизитор приблизился, рассматривая меня, будто впервые видел. Вежливость – плохой знак. Когда Алисси злился, всегда переходил на вы. Что его так заело? Истина? Каждый из нас в душе немного идеалист, но жизнь диктует свои правила, учит соразмерять свои действия и поступки с окружающими, и приходится поступаться собой, собственными принципами. Социум – тюрьма; люди, желающие жить среди других людей, становятся вечными узниками, жертвами себя и других. Быть взрослым противно. Я знаю. Мне проще, чем ему, у меня нет принципов, только меняющиеся обстоятельства.

– Аллисин, – я примирительно сжал его плечо, – У Мишеля Биара есть Алиссин Лория. Предлагаю не усложнять друг другу жизнь попытками это исправить.

Инквизитор от этой «новости» скривился, как от зубной боли. Вздохнул тоскливо, и аккуратно оцепил длань.

– Ваша искренность и непосредственность очаровательны, Мишель, – он поднёс трофей к губам и, не дав выдернуть руку, продолжил неумолимо, – Вы так бойко за нас двоих решили, что я не могу не восхититься вашим мастерством дипломатии. Оно вызывает у меня горячее желание…. вас выпороть.

Я растерялся, не зная проглотить или обидеться. Лория обнял и, развернув спиной, игриво толкнулся бёдрами:

– Может, стоит воспользоваться своим положением? – он шутливо куснул за ухо, вводя в заблуждение беспечным тоном.

– Не посмеешь.

– Боюсь, ты слишком плохо меня знаешь, но это устранимый недостаток.

Я замешкался, не в силах определить настрой:

– Ты... ты несерьёзно?

– Нет. А стоило бы разок... для вразумления, – Лория размахнулся, отвесив шлепок пониже спины, – Мишель, я люблю тебя. Какую часть в этой фразе ты не понимаешь?

– Я... но...

– Заткнись.

Жаркий поцелуй – властный и не терпящий возражений. Когда Алиссин сердится, это малозаметно внешне, выражается в мелочах, и от этих мелочей сейчас мне хочется взвыть в голос. Язык сладким ураганом врывается в рот, устраивая разнос и звенящую пустоту в голове, в то время как умелая ладонь, проворной рыбкой скользнув вниз, организует тесноту в штанах, заставляя задохнуться окончательно.

– Ааааааааа… лисссииииннн… стой…

Кто против? Я против? Совсем не против. Но мы должны поговорить, выяснить... он должен понять.

Маркиз Рейвентри ничего не желает выяснять. Наступает по всем фронтам, и отвоёвывать себя обратно получается с огромным трудом. Десять секунд, и оборона крепости готова бесславно пасть перед маршалом Фельчиоры. Мёртвой хваткой держусь за штаны и остатки трусливо ускользающего рассудка. Лория деловит и собран, вальсируя, перемещает к столу, отодвигает документы, чернильницу, расчищая поле предстоящего сражения. Действует методично и неторопливо. Деться от него мне всё равно некуда. Впереди противник, а позади…

Я оказываюсь сидящим на столешнице. Останавливать Алиссина в подобном перевозбуждённом состоянии – это как стоять на пути табуна взбесившихся коней. Я понимаю, что самое лучшее, что я сейчас могу сделать – расслабиться, и ближайшие часа два ни о чём не беспокоиться.

Размахнувшись, я несильно хлопнул любовника по ушам. Выражение лица Лории было незабываемым. Скажу больше – оно стоило того, чтобы перетерпеть стояк, особенно когда я, кувырком скатившись вниз, принялся одеваться, используя стол в качестве преграды.

– Мишель... ты... ума лишился?

Лория зол? Исключительно взбешен. Уламывать любовника раньше не приходилось, не говоря о том, чтобы получать по ушам.

– Алиссин, ты не понял, но я объясню, – я поспешно привёл одежду в порядок, – Я не против завершить начатое, но не в этом доме и не в этом качестве.

На лице Лории недоумение. Ещё бы. Отогнать кровь от паха и прилить её обратно к голове – занятие не из лёгких, по себе знаю. Однако ему предстоит понять, что сделав заявление, любовник не шутил. Слова Мишеля не бравада и не игра. Для Рема это вопрос выживания. О том, что Лория и маркиз Рейвентри – один человек, я честно предпочитал не знать.

«Вернуться назад, в домик без стен...»

– Для меня честь быть возлюбленным Алиссина Лории, но я никогда не стану подстилкой маркиза Рейвентри.

Лория окаменел. Признание прозвучало, как оскорбительная оплеуха. На мой взгляд, в нём не было ничего оскорбительного – просто попытка назвать вещи своими именами. Гораздо лучше, чем приукрашать действительность и удивляться, откуда берутся проблемы. Лория тоже это понял, потому что неожиданно успокоился. Посмотрел испытывающим взглядом и кивнул, принимая ответ:

– Достаточно прямолинейно. Я рад, что ты это сказал, Мишель. Наверное, моя очередь высказаться?

Алиссин взял колокольчик, вызванивая служанку. Я мысленно поставил себе галочку, сразу следом после подзатыльника. Как бы ни завершился этот разговор… впрочем, похоже, он завершился.

Знакомая девушка появилась, приседая в поклоне, ожидая распоряжений. Я не сдержал ухмылки, присмотревшись к её наряду и различив на рукафе герб Рейвентри.

Лория – жуткий формалист.

– Мари, приготовьте комнаты для моего друга, господина Биара. С этого момента он полноправный хозяин этого дома. Позже я соберу слуг и сделаю объявление.

Ошарашенные глаза служанки подсказали, что, возможно, распоряжение придётся повторить. Мне отдельно, пожалуйста. А то не могу определиться – то ли слух меня подводит, то ли у инквизитора мозг отказал.

Ладонь маркиза, не стесняясь, приласкала затылок, не позволяя ошибиться в трактовке понятия «друг». Я и опомниться не успел, как шею собственническим жестом обняла крепкая рука. Вторая ревностной змеёй обвилась вокруг талии, удерживая от возможного побега и не оставляя ни малейших сомнений относительно подоплёки наших отношений. Наверное, только поэтому я не рухнул, совершенно и не слегка обалдев от такого начала. Он издевается?

Девушка поклонилась. Её выдержка заслуживала уважения. Что бы она не подумала по поводу услышанного, на хорошеньком личике реакция не отразилась.

– Доведите до сведения остальных. Все распоряжения господина Биара следует неукоснительно исполнять. Можете идти.

– Будет исполнено, милорд.

Девушка не выкатилась – скорее пулей вылетела прочь. Новость стоила того, чтобы растрезвонить её по всему поместью. Хлопнула дверь, оставляя нас наедине. А у меня возникло подозрение, что меня оглушили. Может, это сон?

Маркиз заговорщически ухмыльнулся, не демонстрируя ни следа раскаяния:

– Полагаю, в игру под названием «я всё для себя решил», можно сыграть вдвоём. Вот только для меня, Мишель, это не игра. Будем знакомиться с домом, или продолжим на том месте, где остановились?

В голосе недобрый смешок. Сжалившись, Лория поправил мне челюсть, прихлопнув на место отвисший рот:

– Мишель, демон тебя задери, какого же ты мнения обо мне?

Резкий разворот, взгляд в глаза и попытка поймать губами воздух, потому что когда Лория настолько близко, мне каждый раз его не хватает. Голова начинает плыть, сердце бухает, и всё кружится перед глазами, утопая в тёмном омуте глаз напротив...

Он держит меня за плечи, обхватив ладонями.

Если бы я мог останавливать эти мгновения, чтобы вместить их в себя... потому что то, что содержится в них – велико, а моя душа, моё тело и мой разум – слишком ничтожны, чтобы всё это постичь. Величину, что содержится в любимом человеке.

– Мишель, как могу я умалить человека которого люблю? Мы с тобой равны перед богом, станем ли оглядываться на людей? Мои чувства к тебе – не прихоть, не фарс. Не оскорбляй их недоверием. Я не открыл правду не потому, что усомнился – просто хотел уберечь. Всё не так просто, малыш. В мире, в котором я живу, существует своя оборотная сторона, и мне бы не хотелось, чтобы тебе пришлось столкнуться с её изнанкой, грязью, но для меня не подлежит сомнению, что я готов разделить с тобой всё, что имею. Любишь Лорию – люби Рейвентри. Он – основная часть моей жизни, а я не вижу своей жизни без тебя, и очень надеюсь, что наши чувства взаимны. Никто не говорит, что будет легко, но вместе мы справимся. Пожелаешь ли ты понять и простить меня?

Простить? Понять? Я отстранился. Маркиз Рейвентри помрачнел, позволяя освободиться, отступил на шаг.

– Мишель, бог свидетель, я не собирался ничего скрывать. Просто не знал, как рассказать; знал, что будет реакция, и мы оба видим – она есть…

Он вздохнул, обрывая поток объяснений:

– Это настолько тяжело?

Люблю Лорию. Люблю за то, что лишнее он отсекает. Впрочем, я тоже умею отсекать.

– Дело не в этом, Алиссин.

Прохожу по кабинету прогулочным шагом, намётанным глазом обозревая пространство. Стоит признать, у лорда Рейвентри отменный вкус.

– Ты знаешь о моих чувствах. Любишь Лорию – люби Рейвентри, – передразнил я, – Кем бы ты ни был, ты – это ты. Просто мне необходимо время. Понять, готов ли я принять то, что ты мне предлагаешь, не говоря о том, чтобы разделить. Сейчас я к этому не готов. Слишком резкие перемены. Мне надо подумать.

Я подчеркнул, зная, как это может быть воспринято, но следовало расставить все точки до того, как станет поздно:

– Ты мне сейчас практически предложение сделал.

– Не практически... – буркнул Лория мрачно. Провёл рукой по пересносице, успокаиваясь и пытаясь понять мотивы любовника. Привычка Биара артачиться на ровном месте Алиссина изрядно раздражала, особенно в свете того, что он откровенно не понимал причин.

– Мишель... Не хочу на тебя давить, но... о чём здесь думать? Это всё упростит.

– Для кого?

– Завязывай, а?

Маркиз Рейвентри шагнул навстречу и остановился, натолкнувшись на невидимую преграду. Лория не умел объяснять, но я читал его мысли. С плеч инквизитора целая гора свалилась. Оказывается, всё это время он безумно боялся, как я поведу себя, когда узнаю правду. Как выяснилось, сценарий не сильно расходился. Мой маниакальный страх утратить свободу в него входил, и казался Лории сложным, но преодолимым пунктом. А ещё, конечно, и кто бы сомневался – Лория опасался, что любить стану, соблазнившись деньгами и положением.

Меня всегда поражало лицемерие в людях. А что плохого в том, чтобы любить за деньги? Жалеть приходится не того, кто продаёт себя, но того, кто соглашается покупать имитацию. Но разве это не его право? Что плохого в этом? Кому-то дана красота, кому-то душа-алмаз, но любят всегда за что-то. Любят ум, таланты, достоинства, красоту, престиж, деньги, власть. Существуют десятки причин любить, потому что...

Только матери любят без причин. Матери и ведьмаче.

Лория искренне верит, что благосклонность великосветского маркиза Рейвентри для Биара – великолепное предложение. Он даже рад, что всё сложилось так, это всё упрощало. Оказывается, он продумывал этот план. Продумывал, как представить меня, ввести в свой круг. Целая стратегия в попытках невозможное сделать возможным.

Мне становится плохо. От понимания прошиб холодный пот. Неужели всё зашло настолько далеко? Дальше, чем просто далеко. Лория не видел меня любовником. Для него я – семья, человек, с которым он планировал связать судьбу. Это настолько явственно читалось в чужой энергетике, что вздумай он мне прямо сейчас сделать брачное предложение, я бы не удивился. Собственно, откидывая некоторые нюансы, он его практически сделал.

Захотелось выйти на воздух, проветриться, убедиться, что всё это не сон. Предложение жить под одной крышей. О таком счастье я и мечтать не смел... именно поэтому и не мечтал никогда.

Приходилось тщательно подбирать аргументы, обосновывая отказ страхом, сомнениями и прочей фигнёй которой могла быть забита голова Мишеля. Лория не мог понять. У него груз с души упал, столько проблем разом решалось, а я как баран упёртый. Не к алтарю же он меня ведёт?.. По крайней мере, не прямо сейчас. Этот вариант маркиз оставил на потом. Королевский маршал где стратегией не возьмёт, там тактикой задавит.

Святая простота.

– Хорошо, Мишель, не будем торопиться. Не хочешь жить здесь – куплю для нас дом. Выбери любой… – резонно предлагает Лория, не осознавая ещё, что поставил точку, и разговор плавно сводится к уговорам.

Это предложение имеет смысл для него, но инквизитор, естественно, не подозревает, что совместная жизнь свяжет меня по рукам и ногам. Как я смогу объяснять собственные отлучки? И это – самая малая часть готовых поднять гадючьи головы неприятностей.

Лория понимает ответ по одному выражению моего лица. Меня это не устраивает? Ладно, не устраивает, значит, не устраивает. А что тогда устраивает? Чего ты хочешь, Мишель. Чего ты хочешь?

Приходится разыгрывать из себя поруганное достоинство в стиле «бедный, но гордый», и «мне не нужны чужие подачки – я сам». Внутри от идиотизма хотелось убиться. Лория, похоже, тоже от Мишеля ничего подобного ожидал – опешил совершенно. Привык, что Биар парнишка рассудительный, с головой дружит. Видимо, ненадолго. Хотя, чему тут удивляться?

Пару часов назад мы и предположить не могли, что столкнёмся носами.

– Хорошо, раз настаиваешь… – со вздохом соглашается Алиссин, признавая поражение, – Вечером встретимся, обсудим.

Надежды переубедить Мишеля он не оставляет. А ещё впервые начинает задумываться на предмет, откуда в покладистом любовнике существует столько гордости?

– Пообедать останешься? Или разделить со мной трапезу – противоречит принципам?

У Мишеля нет причин отказывать. У Рема их тысяча и одна, но я соглашаюсь, с одним условием – никаких посторонних, никаких гостей, никаких слуг. Я стесняюсь и не собираюсь афишировать наши отношения.

Лория целует в знак перемирия, выдав со смешком, что я не устаю поражать. Подумать только, какая дивная скромность во мне скрывалась всё это время. А кто постоянно лезет целоваться посреди улицы, не смущаясь посторонних, и всячески подчёркивает любовную связь?..

Половина двора знает, что маркиз Рейвентри выдаёт себя за простого солдата и бегает на свиданки с мальчиком из порта. Да что двор, когда его величество, соизволив отпустить по этому поводу несколько острот, не шутя посоветовал маршалу представить своё ненаглядное сокровище ко двору. Раз я такой редкий бриллиант, что герцогиня Лаэнская ему все уши прожужжала, почему бы не придать мне соответствующую оправу?

Бедняга, знал бы он, с каким огнём шутит – не шутил бы. Я пообещал подумать. Подумать – не значит согласиться. Инквизитор, очевидно, считал иначе.

Наш совместный обед окончательно успокоил Лорию. Потерей адекватности любовник больше не страдал, рогом в землю не упирался, а значит, существовала надежда приручить со временем. К хорошей жизни быстро привыкают, к роскоши в том числе. Лория исповедовал принцип минимализма, но в случае Мишеля решил не мелочиться, надеясь, что проведя сравнительный анализ, парень в итоге сделает правильный выбор.

Я обещал, что «со временем, когда-нибудь...» и «я всё понимаю, конечно... а почему бы нет, просто пока...»

По технике умения отмазываться от чего угодно я смело мог давать уроки. Во всём остальном, могу заверить, для меня в открытии тайны Лории существовала немалая выгода. Я получил не только информацию, но и возможность отыскать возлюбленного в любое время. Алиссин Лория мог затеряться в безызвестности, но маршал Фельчиоры – никогда.

========== Глава 11. Глупая ссора ==========

Наверное, с этого времени я стал замечать, что Лория преобразился. Исчезла плотина молчаливой сдержанности. Он раскрепостился, повеселел, сделался словоохотлив, словно, наконец, определившись для себя и придя к некоторому решению. Я пытался постичь происходящую перемену, и не мог. Неужели сокрытие правды настолько тяготило Лорию или, может, тяготил сам факт лжи?

Не могу сказать, что Алиссин блистал красноречием, но по сравнению с прежним молчанием это был заметный прогресс. Выяснилось, что я странный, непостижимый, и Алиссин совершено не знает способа приземлить меня на собственную орбиту, но ему бы этого очень хотелось – приземлить. Может пора определиться, Мишель?

Алиссин загонял меня в угол, терпеливо подводя к мысли о совместной жизни. Заводил разговоры, расписывал перспективы, приводя доводы, убеждая, и испытывая скрытую обиду потому, что не видел реакции.

А я с горечью констатировал, что мы пришли к логическому тупику. Лория пытался понять, но не мог. Неужели моя любовь – только слова, и я ничем и никак не желаю доказать её на деле? Отношения должны развиваться, а я тяну непонятную волынку, скрытничаю и упорно не желаю запускать его в собственную жизнь, поступая так, как ведут себя с посторонними, но никак не с близкими людьми.

Для Лории поинтересоваться, чем я занимался или как прошёл день – было проявлением внимания и заботы. Он не требовал у меня отчёта, но хотел знать элементарное, быть в курсе того, чем живёт и дышит любимый человек. А я... не мог же я ему сказать, что вчера, например, был занят несколько часов, расчленяя труп, а неделю назад, чтобы подобраться к клиенту, мне пришлось стать шлюхой в борделе. Нет, об издержках моей профессии Алиссину лучше не знать.

Поначалу ситуация меня смешила, потом начала приводить в отчаяние. Мой прекрасный рыцарь проявлял деспотичные замашки. Он вёл себя, как ребёнок, дорвавшийся до заветной игрушки. Мы не строили стен, Алиссин Лория ничего не мог обещать Мишелю, не существовало гарантии, что он вернётся с задания, но... Лорд Рейвентри определённо начал носить кирпичи и замешивать фундамент.

***

– Я собираюсь уйти с заданий.

Когда Лория сообщил мне эту новость, то, что я сидел, оказалось очень кстати.

– Покинешь орден? – я старался ничем не выдать реакции. Известие ошарашило, и это мягко сказано.

– Орден не покидают, Мишель, но я смогу немало пользы принести в другом качестве, просто мне больше не придётся рисковать собой, – Лория склонился, даря поцелуй, с удивлением всматриваясь в побледневшее лицо, – Что с тобой, ангел мой, ты не рад?

Лория ждал, что от счастья я начну прыгать до потолка...

Все признания лучше делать после секса, когда человек расслаблен. Своё он вывалил в спальне. Перед этим был романтический ужин при свечах и несколько часов любви, вогнавших нас обоих в состояние блаженной ленивой эйфории, когда так расслабленно хорошо, что лень шевелиться и открывать глаза. Хотелось спать и одновременно не хотелось тратить время на сон, ловя мгновения в полумраке спальни, любуясь огоньками свечей в шандалах. Сквозь приоткрытое окно тянуло ночной прохладой. Чистый, сладкий воздух сада вымывал чад и запах тающего воска. За окном в шелесте листы распевал соловей, выводя пронзительные трели признаний.

Так как я упорно отказывался жить в особняке, Лория пошёл на хитрость и купил небольшой домик в удалённой части пригорода. Двухэтажный коттедж, окружённый забором и живой изгородью, был тщательно укрыт от любопытных глаз. Пара слуг, отсутствие внимания. Это сработало. Я приходил переночевать, не изменяя привычке оседать в гостинице. Прикипел. По моей просьбе, Рейвентри арендовал её, оплатив на год вперёд, что избавляло от необходимости общаться с хозяином и переживать о некоторых мелочах. Перетащив в комнату часть пожиток, и раздобыв некоторое количество мебели, я сделал из неё вполне приличное жилище, к явному неудовольствию Лории, который никак не мог понять, чем убогая комнатушка лучше роскошной спальни в особняке.

Почему это так важно для меня, когда я сам настаиваю на том, что мне ничего не важно. Как я мог ему объяснить? Наверное, в этой комнате жили воспоминания. Здесь у нас всё началось, она была связующим звеном, и это было важно. В общем, я настоял. Лория смирился, особенно и не пытаясь возражать. За полгода отношений маршал начинал привыкать к причудам Мишеля, воспринимая их как некую данность. Я и сам порой удивлялся – сколь естественно Лория вписался в мою жизнь, став важной её составляющей. Если бы нам не приходилось скрываться, сколько драгоценных часов, дней и ночей мы могли подарить друг другу – целый мир.

***

Эту ночь мы провели в домике Рейвентри, предаваясь страсти на шёлковых простынях в окружении зеркал. Не добившись от Мишеля ничего внятного по поводу обстановки и предпочтений, Алиссин обставил дом на собственное усмотрение. Вкус у маршала был безупречный и мы оба остались довольны.

Мне нравилось возвращаться домой и отдыхать от жизни, расслабляясь на диванчике в библиотеке с книгой в руках. Об этой части Лория позаботился в первую очередь, твёрдо вознамерившись поднять культурную планку Мишеля на некоторую высоту. Распознав в энергетике желание нанять для любовника парочку учителей, Мишель предупредительно выдал, что терпеть не может школ. Батюшка, когда был жив, заставлял его учиться и драл нещадно. С тех пор у Биара хроническое отвращение к учёбе и любому принуждению. Непереносимость настолько острая, что он готов рискнуть всем, даже отношениями, которые важны, но свобода важнее.

От этих разговоров Лория мрачнел лицом. Я кожей ощущал его физическое желание последовать примеру покойного батюшки и всыпать любовнику по первое число. По мнению деятельного и энергичного Лории, хроническое отвращение именовалось ленью и ничем другим не объяснялось. Но он боялся, что с Мишеля станется психануть. В тонких материях инквизитор не разбирался и боялся «наломать дров». Но о какой потере свободы можно заводить речь, когда любовь и дружба это добровольно взятые на себя обязательства; и чем сильнее любовь, тем больше обязанностей она налагает. Мишель первым признался в чувствах. Неужели он осмелится уверять, что всё, что их связывает – только голый секс?

Алиссин терзался изнутри, и нередко отыгрывался в спальне, за страстью пряча страх и собственную неуверенность. Суметь утомить ведьмаче в постели – занятие сложное. Лория неплохо справлялся, но не настолько, чтобы я лишился последних мозгов, даже если соображать в расслабленной неге определённо не хотелось.

Признание об отставке обожгло плетью.

Он что собирается сделать?.. Что?..

– Рад, – отозвался я прежде, чем до меня дошёл смысл слов, и понимание обрушилось плитой.

Хотелось подскочить, действовать, услышать опровержение... Я не двинулся, демонстрируя полнейшую безмятежность, улыбнулся и потянулся за поцелуем, скрывая истинное состояние. Соответствовать оказалось тяжелее, чем сказать.

– Мне больше не придётся опасаться за твою жизнь... Я всегда так переживаю, а когда тебя ранили в прошлый раз…

Я смял одеяло. Впервые в жизни мне было противно слушать свой собственный фальшивый голос. Рем внутри меня обмер от злости. Просто убился. Значит, вот как? Лория бросает меня. Решил прекратить наши поединки, а я всё гадал – почему никак не могу найти его в боях? А он просто перестал брать задания. Конечно, он больше не мог рисковать собой – слишком честный и ответственный, чтобы наплевать на узы собственных обязательств перед Мишелем.