Текст книги "Противостояние. Книга первая (СИ)"

Автор книги: Сан Тери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

========== Пролог ==========

       

Пролог.

Дуэль.

«Дотянуться до тебя»

  Алиссин, наше противостояние похоже на бред.

   Но пусть так и будет. Я не знаю правды, и теперь мне не придется её узнать.

   

 – К барьеру!

   – Начнём!

Вспышка памяти.

   Лёгкий бег. Ноги едва касаются влажной травы. Совершая прыжок через костёр, мы держались за руки. Соймайн – праздник богов и влюблённых, самая короткая июньская ночь..."

  "Алиссин, помнишь?.." – «Нет».

   Мёртвая тишина в глазах: выжженная земля, бесплодная пустыня; а в моих – цветут незабудки, постепенно перерождаясь в мускари.

   Расходимся на позиции по всем правилам. Замираем, не в силах решиться. Зову тебя мысленно. Продолжаю звать снова и снова. Беззвучным аконитом взгляда всматриваюсь в тёмную даль зрачков чужой неумолимой безответности. Мне хочется зацепиться за тебя вьюнком и остаться, повиснув на краешке рукава.

  "Алиссин... Алиссин... Алиссин!"

   Ответа не будет. Мы молчим.  Бывают  такие вещи, о которых  оба не умеем говорить. Они важны, но язык наш нем. Мне хочется закричать:

  «Ты же умный, придумай что-нибудь!»  

   Только ты всё придумал и сказал, и я сказал.  Мужчины говорят один раз, споры решает оружие.

   Мне нелегко. Но от того, кто смеялся в пыточных застенках Илларии, бессмысленно ждать откровений. Моя распевающая на жёрдочке птичка не желает свистеть грустные песенки, предпочитает щёлкать анекдоты и травить байки, а тебе она споёт молчаливую трель любви.

   Я не умею по-другому, ты не умеешь. Мы не способны выражать чувства, утратили эту функцию, она атрофировалась давным-давно. На поверхности – простое стекло, а всё, что под ним, спрятано за десятью замками, и не надо о том знать. Держимся за свою территорию зубами, боимся утратить контроль над ситуацией.  Отсутствие опоры под ногами – мучительно.

   Стань некромантом, читающим знаки по внутренностям.  На срезе моего сердца ты сможешь найти все ответы.  Сердце не обманет. Не веришь мне – поверь ему. Я не лгал тебе, Алиссин, в самом главном никогда не лгал.

   Мы не строили с тобой дом, просто нарисовали линию стен. Ничего не предлагали друг другу, ничего не обещали и не брали, не связывали себя обязательствами и клятвами – оставляли за собой право уйти в любой момент или просто не вернуться однажды.

   Но оказалось, между людьми существуют невидимые узы, прорастают сами по себе, и ты не успеваешь глазом моргнуть, как  в них запутываешься.  Никакой домик не нужен...

   Мой домик стоит напротив, с ничего не выражающим лицом, и собирается меня убить. Он так решил. Мы на разных сторонах, а рыцари света всегда знают, как поступать правильно. Закон ордена суров. Существует целый кодекс чести, которому мой справедливый и благородный рыцарь Алиссин Лория истово следует.

   А у меня нет чести и гордости. Я ведьмаче – полевой вьюнок, сорная трава, не думаю о душе, выживаю любым способом.

   Мы – словно на арене для рыцарских турниров, выбрали пустырь за чередой разноцветных рыночных палаток. Не хватает только зрителей, скрещенных копий, стягов и звонкого рёва трубы. Впрочем, далёкое стаккато сочной мелодии быстро восполняет этот недостаток, заставляя нас обоих вздрогнуть, оживая прошлым.

   Гремит музыка. На дощатом полу сколоченной для выступления сцены босые ноги крестьянок отстукивают замысловатый мотив, создавая аккомпанемент для поединка. Театральное представление началось, и нам никто не помешает.

   Всё закончится здесь.

   Безумие. Бред.  

  Алиссин, смогу ли я достучаться до твоих небес?

   

   В посёлке праздник. Вечером грянет общее гулянье, а сейчас толпа пёстрого народа тянется на ярмарку смотреть представление и мир расцвечен яркими флажками и палатками. Синее небо режет глаза солнечной ясностью. От раскалённой жары воздух дрожит тяжёлым прозрачным маревом, заставляя нас обливаться потом ещё до начала поединка.

   Зелёная трава, наряженная синими бродиэями, пахнет хмелем и летним льняным дурманом.

   Мы стоим, сжигая глазами последние секунды времени и расстояния. Близко и далеко. Между нами – стена и песня, взлетевшая звучным, высоким голосом:

        Лай-лай-лай, ла-ла-ла-ла-ла.

        Ла-ла-ла, лай-лай-лай, ла-ла.

   Стремительная музыка, топот босых ног. Неистово летят крестьянки, вытанцовывая на траве ожившей памяти. Взлетают в воздух яркие красные бусы и ленты. Всё быстрее, быстрее...

   Алиссин медлит. Впервые я не могу прочитать его намерений, понять хоть одну причину. Дверь чужой души захлопнулась резко, едва не прищемив мне нос, чуть не разбив лицо. Я воочию вижу и ощущаю непроницаемую бронированную стену – на том месте, где раньше безмолвно пела разноцветная земля.

   Ни один из нас не хочет думать, понимать, что там, внутри другого.

   Мы просто выполняем свою работу. Без мыслей. Без чувств. Два убийцы.

   Цепкий взгляд привычно выхватывает информацию. Оценка дистанции, стойки противника, позиции.

   Мне хочется заорать от острого непонимания происходящего. Неверия в то, что это действительно происходит. Влюблённые бранятся – только тешатся, а моя любовь жаждет моей крови по-настоящему, и живым с пустыря уйдёт только один. Эмоции сменяют одна другую: от попытки образумить до сухого ледяного бешенства.

   Лория молчит. Я молчу. Дышу на раз-два, тщательно обдумывая, что делать в этой ситуации. Имеет ли смысл продолжать цедить боль через ситечко разорванной невозможности души? Изнутри скрученной пружиной поднимается чёрная обида. Усмиряю её, не позволяя  потерять самообладание. Лория – слишком серьёзный противник. Встретив инквизитора впервые, я влюбился именно в его мастерство.

   Оба готовимся, настраиваемся, прогоняем кровь по венам, разминая мышцы незаметными движениями.

   Лай-лай-лай, ла-ла-ла, ла.  

   Песня резко взлетает вверх, не успевая обрушиться вниз.

    НАЧАЛОСЬ.

   Сумасшедшее, резкое сближение.

   Со стороны, наверное, выглядит так, словно две молнии сорвались с места, сталкиваясь грозой и рождая гром.

    УДАР.

   Парирую атаку наперевес. Давлю клинком, застываю, удерживая чужую волю жгучим ядовито-синим жалом глаз.

   В этот раз всё по-другому: лишённое нежности, без права любви. Скрещиваются мечи, разрезая воздух собственным невидимым диалогом.

  Секунда – секунда – секунда...

   Острая синь, сумасшедшая бездонная чернота напротив. Кристально чёткое понимание.

   «Назад дороги нет!»

   Сердце стонет раненым зверем, а ум – подлая, совершенная, бездумная  машина – находит и просчитывает комбинации, ищет лазейки.

   Сухая пыль из-под ног, ветер с песком. В такие мгновения кажется, что время замедляется, отстукивая секунды вечности.

   Скользящий сталью крик клинка. Вспышка. Ещё одна.

   УДАР.

   Воспоминания приходят непроизвольно. Словно тающие искорки костра, или летящие светлыми крыльями мотыльки. Множество воспоминаний.

   Говорят, на пороге смерти перед глазами человека проносится вся  жизнь, а у меня – только осколки, связанные с Алисси.  Вспышки света, бликующие на лезвии.

 "... Солнечный зайчик медленно скользит по деревянной стене. Колышутся шёлковые занавески, пропуская майский сквозняк..."

   УДАР, снова УДАР.

Солнечный зайчик умер, разбитый танцем меча.

Искры летят от соприкосновения железа. УДАР, блок, толчок, УДАР, перекрестье, откат назад. Короткий полёт в атаке движений, следующих друг за другом.

   Мы парим с тобой всего лишь секунду. Две птицы, висящие над миром, белые голубки, крылом к крылу на вершине бесконечности.

УДАР – УДАР – УДАР.

   Ходим по кругу, вытаптывая ногами редкую траву с песком.    Упрямо сжатая линия рта без надежды на перемирие.

УДАР.

   Страстно целуются мечи – словно неистовые любовники, впивающиеся друг в друга сталью, – жадно грызутся лезвиями.

   Вспышка. УДАР. Скользит железо. Бешеным лязгом гудят клинки, поют,  приветствуя битву песней смерти.

   Сможем ли мы насытиться этим? Остановиться? Безумие.

  УДАР. Снова УДАР.

Глаза в глаза, вцепляясь друг в друга бешеными зрачками.

  О да, Алиссин, ты помнишь эту кипящую страсть?

   Тяжёлое дыхание срывается с губ, обжигая лицо.

   Скользящий выпад. Уход в сторону. Шаг, разворот, атака по косой.

   Лория парирует мгновенно. Обводит, пытаясь использовать обманку и сделать подсечку, но приём не проходит. Бью в колено подкованным сапогом, заставляя утечь инерцией вслед за клинком, и почти бездумно принимаю кинжал наручем, скрытым  шёлковой манжетой запястья. Щёлчок пружины активирует когти. Провожу круазе, но Алиссин успевает сделать откат, прежде чем стальная лапа выбьет оружие и порвёт плоть.

   Я тоже подготовился, Алиссин, пришёл на эту битву не с пустыми руками.

   Синее небо над головой. Сумасшедшая драка. Песня, задающая ритм, танец крестьянок и отблеск костров в памяти...

   "Жаркая южная ночь. Мы, обнявшись за плечи, выплясываем под дудочки пастухов, выделываем ногами кренделя.

   Трам-па-па.

   Слетают тяжёлые ботинки. А ты хохочешь, словно сумасшедший, сверкая белыми зубами. Я впервые видел, чтобы ты смеялся так искренне, легко, по-настоящему. В тот день ты был живым, Алиссин. А потом я убил нас. Ты ещё не знал, что мы мертвы, а я – знал. Знал сразу после твоих слов. Признания, разодравшего пополам.

   Венок белых звездочеев на голове, прыжок через костёр. Травинка, волнительно зажатая твоими губами. Я не стал её отбирать, накрыл своими – попробовать... Забрать летний вкус на память."

 УДАР – УДАР – УДАР.

   Росчерк лезвия – вспышка памяти...

  .

========== Пролог (продолжение) ==========

        ..Май бессовестно выхолаживает комнату зелёным сквозняком, угрожает простудой, заглядывая солнцем через развевающиеся занавеси.

 Тёплые пальцы Алиссина безбрежной нежностью рисуют письмена на моей груди. Поразительный контраст между внешней отстранённостью и внутренним содержанием. В такие моменты мне всегда хочется спросить: о чём он мечтает, погружённый в собственную даль? Загадочный, холодный, далёкий, как синие звёзды в зимнюю ночь.

   Каждый день мы встречаемся здесь – в полутёмной комнате, выходящей окнами на восток, в сторону океана. Слушаем шум прибоя.

   Колышутся тонкие нежно-лиственные занавески, принося с собой запах моря и крики береговушек. На полукруглом балконе жаркое солнце вытапливает слюду из мозаичного пола, а здесь, в комнате, всегда царит полумрак и прохлада.

   Ты не любишь света, мой сумеречный Алиссин. А я люблю, очень люблю, но он не отвечает мне взаимностью.

Время.

   Лория  поднимается с кровати; стремительно, как суровая стальная стрела.  Накидывает одежду в молчании, изредка зыркая на меня полувопросительным взором.  Не понимает, глупый, что я любуюсь им: темноволосым, сильным, изящным, с тонкой талией и широкой линией плеч. Мышцы перекатываются и играют при каждом движении, инквизитор будто состоит только из мышц; но сам – худой, жилистый; на теле – ни грамма жира, один лишь сухой рельеф.

   Лория заканчивает одеваться: застёгивает рубаху, повязывает шейный платок.

Я слежу за уверенными движениями чужих пальцев, а изнутри – при воспоминании о том, как нежны и пронзительно чувственны они могут быть, – накатывает жаркая волна. Насколько трепетно способны вылепить лаской каждый сантиметр тела, насколько сладко и мучительно умеют истязать часами, заставляя гортанно всхлипывать. Инквизитор даже в постели остаётся ведьмачьим палачом, просто это слово приобретает совершенно иной смысл, чарующий оттенок острейшего, до крика, удовольствия.

   Лория накидывает колет, наводя последний штрих, перед тем как исчезнуть, раствориться в начинающемся вечере.

   Ни поцелуя, ни словечка напоследок.

   Словно два разных человека. Алиссин в постели – сверкающий ураган нежности и страсти, и Алиссин в жизни – каменная, некуртуазная бесцеремонность, под которой прячется мучительная неловкость, боящаяся собственной самости.

   За эти дикарские манеры временами хочется хорошенько отходить любовника кочергой по спине и выкинуть пинком за дверь, швырнув следом сапоги. Но бывают вещи, которые бесполезно объяснять. Приходится понимать и принимать их такими, какие есть, или учить – незаметно, постепенно, вдумчиво. Моя синяя снисходительность следует за Лорией по комнате движением глаз, жадно вбирающих в себя каждую мелочь, деталь, образ оставшегося перед разлукой послевкусия. Я не пытаюсь задержать его. Не пытаюсь говорить лишних слов. Перехватываю в дверях, резко развернув его к себе одним движением, и целую, вкладывая в эти незамысловатые действия всё, что следует вложить.

   Во взгляде Лории детской беспомощностью цветут стальные анемоны настороженности.  Провожу ладонью по небритой щеке, поправляю сбившуюся линию отложного воротника, стряхиваю с тёмных волос невидимую пылинку.

«Не прощай. До встречи».

   Улыбаюсь, когда Лория испуганно шарахается за дверь, спасаясь от проявлений чувств бегством – как рыбка, завидевшая сеть рыбака или удочку. Хочется верить, что приманка оказалась достаточно соблазнительной.

Мне становится весело. Позволяю нетерпению овладеть собой. Мальчишкой выбегаю на балкон, хватаюсь за перила, вытягиваю шею. Знаю, что не увижу его, но на самом выходе из ворот, на краешке цветущей диким виноградом и южным солнцем улицы, когда Лория будет сворачивать за угол, мне откроются короткие несколько шагов летящих мгновений.

   Вот ОН! ИДЁТ!

   Отдаю солнцу счастье понимания. Самое белозубое счастье в мире – выхватывая на аскетическом лице моего рыцаря совершенно фантастическую улыбку. Ошеломительную улыбку влюблённого, идущего со свидания.

   Мой милый, нежный, угрюм... Не будем признаваться.

   Отпускаю раскалённые прутья и обессиленно сползаю на разноцветный мозаичный пол. Выдыхаю, кусая губы. Прижимаюсь лбом и сижу так несколько секунд, блаженно щурясь, постигая тайну бытия в мгновении.

   Я словно кот, нализавшийся сливок,  бесстыдно влюблённый. Хочется нелепо хихикать, перебирать прошедшую ночь и день по секундам, обласкивая самое-самое. Позволяю себе целых пару минут понежиться в этом, позагорать на солнышке.

   Но затем улыбка стылым призраком улетает прочь, словно её никогда и не было. Становлюсь серьёзным, собранным, методичным. Поднимаюсь одним слитным движением, прохожусь по комнате, уничтожая каждую возможную улику, каждый нечаянный след – свой и непростительно беспечного Лории.

   Я оплачиваю хозяину простыни, всегда забирая их с собой. Он, наверное, не понимает этой придури, но на ткани остаются следы: сперма, пот, иногда кровь – всё, что может быть использовано магически.

   Не хочется об этом думать, не верится в то, что Лория догадается, обернется против меня, однако точно знаю: если сообразит и попытается – я в его полной власти. Мы оба балансируем на грани, просто я вижу пропасть, а он – нет.

   Раздобыть что-то у любовника для другого любовника – дело нескольких минут. Воздействовать магически можно и с пустыми руками, сманипулировать через существующую энергетическую связь, но с предметами надёжнее: образ сильнее, магия ложится крепче. С этой целью я храню прядь его волос, и не только. Насколько я силён? Мне достаточно образа перед глазами. Я никогда не использую против Лории чары, но обязан подстраховаться на случай опасности. Попытайся Алиссин причинить мне вред, я неминуемо утяну его за собой, как акула – самонадеянного рыбака.

   Пока он моя рыбка, а я рыбак, но стоит зазеваться – мы поменяемся ролями.

   Не хочется доводить до такого. Я беспощаден к врагам; впрочем, и он тоже. Это и тянет нас друг к другу. Особая сила, адреналин.

   С одной стороны – сладкий союз, с другой – бесконечное соперничество и борьба.

   Обхожу комнату, сгребая вещи в сумку. Убираю со стола, тщательно отмываю в тазу бокалы. Когда заканчиваю – комната идеально чиста, в ней не существует ни единого следа присутствия. Можно уходить. Короткий взгляд в зеркало.

   Наивный восторженный мальчишка с яркими васильковыми глазами превращается в поджарого  мужчину  с непроницаемым, ко всему привычным, выражением лица.

   Умение работать с мимикой – основа основ. При желании я могу выдать себя за старика, не применяя магии; никто не разоблачит, пока не догадается присмотреться как следует.

   Охранка в столице работает зорко. В последнее время, в связи с объявленной охотой на ведьмаче, приходится действовать очень осторожно, сводя использование волшбы к минимуму. Алиссин Лория – мой безжалостный инквизитор – старается и свирепствует изо всех сил. Преданный делу орденский солдатик, не подозревающий, с кем делит ложе.

   Рубаха с длинным рукавом, парусиновые штаны и шлёпанцы на босу ногу. Застёгиваю пояс, заматываю зелёный шарф, надеваю шляпу.

   Я похож на рыбака с пристани, только рыбаки не бывают такими бледными, никогда не знающими солнца. Плотная сумка через плечо – последний штришок. Спускаюсь вниз, не забыв оставить на стойке щедрую плату и раздать мелочь горничным на чаевые. Не люблю вопросов. Нам их не задают. Очевидно, все считают, что платит Лория. Ну ещё бы. Элегантный, изысканно одетый – мой прекрасный сумеречный щёголь умеет произвести впечатление на окружающих. Аристократ от макушки до пяток, до самого кончика ухоженного ногтя, до последнего локона тёмных волос. Благородный лорд. Меня восхищает эта его черта. Вот как он умудряется так выглядеть? Волосок к волоску, прядка к прядке. У меня не получается; впрочем, я и не пытаюсь: меньше внимания – меньше хлопот.  Моя необычная внешность – сама по себе недостаток, при моей-то профессии.

   Надвинутая на глаза соломенная шляпа – неизменная деталь гардероба. Я объясняю её тем, что обгораю на солнце, да это и в действительности именно так. Лория не против. Между нами не существует ни слов, ни обязательств, хотя он определённо пытается «прибрать меня к рукам», это чувствуется, а я способен читать его эмоции, ревность в том числе. От одной мысли, что однажды мне надоест, Алиссина скручивает пружиной. Он ничего не может мне предложить, дать, а то, что сможет, я не приму. Лория понимает это и мучается внутри, страшась будущего, желая определённости – и зная, что в наших отношениях её никогда не будет.

   Он может не вернуться в любой момент, однажды он может просто не вернуться.

   Чего не понимает, не знает Лория: из нас двоих у меня гораздо больше шансов не прийти. У него своя тайна, у меня – своя. У каждого из нас – бесчисленное множество тайн, и мы не будем рассказывать их друг другу, рисуя на зыбком песке отношений домик без единой стены.

***

  Сегодня ночью у меня немного работы – одно плёвое дельце за городом. По подсчётам, успею вернуться завтра после обеда. При условии, что повезёт, вечером встречусь с Лорией. Сходим поужинать в новый ресторанчик. Алиссин вторую неделю рвётся сводить меня в театр на очередную Диву, популярную в этом сезоне, а педантичные рыцари святого ордена всегда выполняют свои обещания. Мне стоит озадачиться и подумать: как я (парень из бедной семьи переселенцев – такова моя легенда) должен вести себя в приличном обществе? Что надеть, как разговаривать, чтобы не сильно опозорить своего покровителя, но и не вызвать подозрений. Алиссин позволяет мне соприкоснуться с первым кругом, но я понимаю, что существует и второй. Круг его личной жизни, куда мне вход строго заказан. В его мире нет места для мальчишки с васильковыми глазами...

   Мы выбрали странную форму отношений и обитаем в собственной плоскости – находящейся между двумя мирами, и это устраивает нас обоих, но меня устраивает гораздо больше. Всё устраивает, однако Лория за каким-то демоном начинает изобретать новые правила, решив, что мне скучно и следует разнообразить наше с ним происходящее.

   А я банально не понимаю, как и чем живут обычные люди. У меня нет их потребностей. Своими попытками сделать отношения насыщеннее и привнести в них нотку культуры Лория создаёт кучу дополнительных хлопот. Не понимает, что мне всё это не нужно.  С культурой у меня полный порядок, а что касается насыщенности – я вполне насыщаюсь им.

Зачем мне чужая Дива? Алиссин терпеть не может театр и совершенно не разбирается в музыке, но его попытки ухаживать настолько милы – я таю от одной мысли, что это для меня, ощущаю внутри особую теплоту.

   Самая лютая и озлобленная собака – и та ведётся на ласку. Убийце это тоже не чуждо, а может, ласка нужна даже больше. Нам обоим нужна. Мы изголодались по ней. Окунаем друг друга в заботу. Лория избегает поцелуев вне спальни, стесняется проявления своих чувств, а я люблю это занятие, целую за нас обоих. И регулярно дарю дешёвые букетики фиалок – исключительно ради возможности полюбоваться беспомощно детским выражением лица моего сурового рыцаря.

***

   Я загоняю Лорию в угол, и он теряется. Это не его поле боя, не его война. В таких битвах он раньше не участвовал, не знает, куда деть руки, ноги, как реагировать, что надо делать, чем отвечать, краснеет, словно девочка-гимназистка перед учителем-пошляком.

Когда Алиссин начал отвечать – неумелыми знаками внимания, – обитающий внутри меня кот танцевал на собственном хвосте, зажимая подлый рот лапами, чтобы не выдать себя.  Не испортить ничем, не заржать в самый неподходящий момент. Лория мне этого в жизни не простит. Нашинкует соломкой, обидится смертельно, сочтёт насмехательством, попытками поддразнить и задеть самолюбие...

   Молчу-молчу.

   Лукавым змеем подсовываюсь под его локоть, чувственно обнимаю за талию прямо посреди улицы или беру за руку, сжимая ладонь, не позволяя шарахнуться от себя в сторону.

Раз сиганёт, два сиганёт... Но я – ведьмаче, а мы парни оч-чень настойчивые.

   Алиссин багровеет, однако не вырывается, соглашаясь с тем, что – можно. В конце концов мучительно перебарывает себя, перехватывает инициативу, вспоминая, что он старше (наивный), мудрее (без комментариев), опытнее (ха-ха-ха), выше (повезло), мужественнее (хе-хе), состоятельнее (гы-гы-гы), очень опытный боец (муа-ха-ха), убийца (иииииииии *тихий всхлип).

***

   Инквизитор дарит мне розы... Огромную изящную корзину, перевитую лентами, наполненную десятками чайных роз. Я теряюсь, не зная как реагировать на подобный подарок.

   Зачем мне?.. Он идиот, что ли? Что он делает?

   Но посыльные с непроницаемыми лицами заносят в гостиницу корзины. Одну, вторую, третью...

Комната заставляется цветами, заполняется тонким, бережным ароматом.  Множеством нежных роз в десятикратном размере – против моих жалких фиалок и общих потуг постебаться по этому поводу.

   Лория сидит в кресле и очень внимательно наблюдает за моей обалдевшей физиономией... А затем начинает дико хохотать, стуча ладонью по деревянному подлокотнику. Шутка удалась. Мой перепуганный, шандарахнутый видок стоил затраченных усилий.

   Бросаюсь на него, прежде чем сам успеваю понять: зачем-куда? Убить-любить? Чего хочу?

   Оказываюсь сидящим на чужих коленях. Это хорошо, что сижу. Когда Лория целует – с бесконечной глубинной нежностью, баюкая вдоль шеи пальцами, – у меня все мышцы принимаются мелко дрожать. Задыхаюсь в дурмане его рта, в движениях уверенных рук, дарящих состояние удивительной детской защищённости.

   В такие секунды мне хочется отдать ему весь мир. Ободрать самое лучшее – розами – и бросить под ноги. Но у меня нет ничего, только я сам, а это чересчур сомнительный цветок... Лория сметает все сомнения одним движением. Сгребает на себя, поднимается изящной чёрной скалой, могучей и несокрушимой, как грозная цитадель Илларии.

   ... Лечу на кровать, беспомощно теряя равновесие в поисках опоры.

   Мне страшно оказаться без неё, утратить контроль. Довериться другому – в любой ситуации – невыносимо мучительно. Понять, что существуют вещи, за которые я не отвечаю.   Сверху падают розы... десятки благоухающих чайных роз. Колются, падлы...

   Пусть...

   Алиссин нависает надо мной, удерживая себя на вытянутых руках, смотрит несколько долгих насмешливых секунд, заставляя плавиться, задыхаться от поднимающегося изнутри жара.  А затем, не отводя глаз, начинает медленно скользить вниз вдоль тела соблазнительным, искушающим змеем желания.

   Выдёргивает завязки рубахи зубами, расправляясь со шнуровкой без помощи пальцев.

   Зачем ему слова? Он способен выражать собой весь мир. Самое лучшее в мире – заполнено Лорией.

   Чужие губы ловко разделываются с поясом,  уверенно тянут материю вниз и возвращаются наверх – получить приз.

   Я краснею, дрожу, соглашаюсь на всё... абсолютно на всё. Соблюдать внешние приличия, слушать чужую Диву, не обещать и не обещаться. Рисовать домик на песке...

***

 Иногда мы не видимся по нескольку дней. Ни разу это ограничение не превышало недели, но всё может измениться в любой момент. У инквизиции дел по горло. Естественно. Мы стараемся, подкидываем.

   Временами Лории бывает совершенно не до меня, а временами его дела напрямую пересекаются с моими. На поле битвы мы враги, стоящие по разные стороны баррикад. Лория не знает, кто я, зато я знаю, кто он, и это знание–незнание не мешает нам сражаться, ловить неистовые удары друг друга.

   Наш бой красив и сложен настолько, насколько возможно сделать прекрасным искусство поединка, превратив драку в составление икебаны. Мы не просто фехтуем – получаем истинное, ни с чем не сравнимое удовольствие двух мастеров, эстетствующих в любимом деле.

   Адреналиновый экстаз, единение чувств и мыслей, игра острого ума. Только с единомышленником возможно поделиться собственным знанием, разобрать по частям основы техники, поговорить о приёмах, похвастаться творчеством, изобрести новые способы и подсказки.

   У нас с Лорией всё присутствует по умолчанию. Мы – особое драгоценное знание, разделённое на двоих. Тайное понимание, негласное соглашение... невидимая влюблённость, не озвученная вслух, но явственно проскальзывающая в воздухе жарким волнением, нетерпеливым ожиданием, стеснением воздуха в груди.

   Мы – враги без ненависти и желания убить; слишком жалко потерять подобного партнёра; но когда придёт время выполнить работу, каждый из нас сделает то, что должен.

   Может быть, именно поэтому, настраиваясь на результат, мы всегда подсознательно оттягиваем фатальную развязку, но... мы действительно не знаем, кто из нас сильнее. Выяснить никак не получается.

   Победит случайность, везение, удача – те составляющие элементы, в которых заключены внимательность, собранность, готовность разума к бою; или совпадение ряда несчастливых компонентов: неловкость, досадная оплошность. Даже мастера иногда ошибаются. Для одного из нас ошибка будет роковой.

   Мне никогда не приходилось сожалеть о чьей-либо смерти, Лория станет единственным исключением в этом правиле. Я стану единственным исключением в его правиле.

   Я не желаю знать ответ на вопрос: что случится, когда мой инквизитор узнает правду? Поймёт, что всё это время любил не парнишку из городских трущоб, а ненавистного ведьмаче, умело водящего его за нос? Пожелает ли он убить меня? Боюсь ответа. Заглядывать в знание боюсь...

   Рисую домик на песке – без стен...

 "Алиссин, скажи:   почему любовь похожа на сон?

 Неистовый сон, полный страха и страсти."

  УДАР – УДАР – УДАР.

   Сплетаются тела.

Как робок я, и как необуздан ты.  Ругаются и спорят клинки, выясняя между собой отношения – за нас.

   УДАР.

   Мой меч оправдывается, молит о прощении, тянется за тобою следом, закрываясь от беспощадных атак; а твой – гневно крушит всё вокруг. Ярится неслышимой клинковой болью, требует, стегает обвинениями, нападает снова и снова, мечтая уничтожить, размазать по траве, вбить в пол за то, что не признался.

   А то ты не знал! Хочешь сказать, что ни разу не догадался, не понял происходящего?.. Избирательно слепой слепец.

  Лай-ла-лай.

  Песня взлетает на одной высокой ноте, разбивается звуком.

  Ла-ла-лай–ла.  

   Нам нет пути назад. Мы оба знали, любовь моя. Не могу лгать, что я не знал. Ведьмаче многое ведомо, просто я не хотел ведать... Такой правды – не хотел.

   Кого винить?

   Ночь костров оказалась ко мне неумолима, сожгла дотла ответами.

   На что я надеялся? Что смогу обмануть время, перехитрить жизнь, разрушить всё, во что ты веришь, и предложить тебе свою отравленную, проклятую любовь.

   Кто я тебе, Лория? Кто я для тебя?

   Думал ли ты об этом, Алисси? Когда-нибудь ты думал об этом? Люди грязны, помыслы их корыстны, а любовь чиста как слеза младенца. Незапятнанная, выше всего на свете, выше любых пониманий. Очищает, благословляет, делает нас людьми и даёт даже такой твари, как я, право иметь душу. Вот только ты мне в этом праве отказываешь.

Благородный воин господа, где твоё милосердие?

   Глаза в глаза на пересечении стали.

   Я не боюсь умирать, но мне страшно уйти и оставить тебя одного, без меня. Кто станет петь тебе песни и щёлкать на жёрдочке? Я не верю в собственную значимость, просто не могу доверить другим людям право подать тебе чашку чая утром, когда ты просыпаешься и смотришь на меня, моргая сонно. Когда ты...

Они не подадут её так, как я. Не сделают это с такой любовью, понимаешь?

   Я не прошу у тебя права быть твоим миром, я просто прошу у тебя право позволить мне в твоём мире остаться. Разрешить быть рядом с тобой.

   Но ты счёл мою любовь предательством, захлопнул дверь; и оказалось, что моя магия – ничто перед силой твоего безразличного равнодушия.

  УДАР – УДАР – УДАР.

   Пытаюсь пробиться к Лории через сетку боя, дотянуться, дотронуться. Никогда не использовал магию против любовника, никогда не был так нечестен, но сегодня – пытаюсь завладеть им, заворожить по-настоящему, вовлечь в собственные чары, одурманить разум. Колдую почти непрестанно, не боясь привлечь стражей, но натыкаюсь на стену. Ментальный щуп отшвыривает назад, хорошо, что не разрубает пополам.

Алиссин замечает мои потуги, улыбается стылой злорадной улыбкой. Он прекрасен. Уродливая ненависть, искажающая точёные черты, не оставляет на лице следов. Но душа Лории поражена, изъедена страшной чернотой. Это я сделал его таким. Любовь к ведьмаче уничтожила тебя, рыцарь мой.

   Ты подготовился к этому бою. Ваши маги из ордена здорово постарались, инквизитор. Впервые ты пришёл полностью защищённым от ведьм. И ведьмаче оказался перед тобой бессилен.

  УДАР.

   Атаки становятся чаще, а я слабею: слишком безрассудно использовал магический резерв. В этот раз бой на пределе.