Текст книги "Противостояние. Книга первая (СИ)"

Автор книги: Сан Тери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Неужели ты сейчас хочешь уйти, Мишель?

Вопрос – формальность, предоставляющий мне право выбрать: быть или не быть. Смуглые пальцы, помедлив, неохотно разжимаются.

Я машинально растираю плечо. Мы ведьмаче, любим свободу. Свободные, самостоятельные, независимые...

Остро хочется сказать: "Верни руку на место! Разотпускался он, понимаешь. Это ты отпустил, а я тебя не отпускал!"

Лория понимает, осторожно касается пальцем плеча – извиняясь и полувопросительно. Одновременно желает прочитать мысли...

Что выберешь, Мишель?

БЫТЬ.

Начинаю непроизвольно улыбаться. Не понимаю, отчего мне так хорошо, но изнутри распирает. Словно гора огромная с плеч упала, придавила собой все сомнения, страхи. Разумные доводы она тоже придавила. Плевать. Придёт время, я подниму гору и аккуратно извлеку их обратно, расставлю по местам, но сейчас – сейчас не желаю прерывать наш контакт, восхитительно пьяное сумасшествие.

Алиссин меня не узнал, не прогнал, не собирается никуда прогонять. Я не использовал магию, но он очарован, сам ничего не понимает. И я не понимаю. Однако читаю его эмоции, обрывки судорожных мыслей. От них меня бросает в кипяток плавящего возбуждения. Яростный жар внутри и грохот крови в ушах становятся совершенно непереносимыми.

– Ты что дрожишь? Боишься?

Очередной вопрос-формальность. В моих глазах можно читать как в открытой книге. Это не страх, абсолютно не страх. Лория это знает, видит, обмирает изнутри от волнения, но спрашивает – чтобы наверняка. Я знаю, что он задаст ещё много вопросов, педантично раскладывая всё по полочкам, чтобы уточнить и избежать неясностей между нами. Среди этих вопросов попадется немало идиотских и глупых. Они уравняют наши шансы.

Лория будет краснеть и подбирать слова, мысленно пытаясь дать себе по морде, ругая за то, что пасует перед каким-то мальчишкой, взволновавшим до глубины души. Он не сможет определить, что его зацепило, перетряхнуло всего. Я знаю. Чувствую. Понимаю. Ловушка обоюдная. Инквизитор теряется в сетях ведьмаче, а ведьмаче намертво запутывается в нём.

Я что-то отвечаю невпопад, почти не слушая чужой голос, затем киваю, соглашаясь «посидеть где-нибудь, пообщаться, познакомиться ближе». Лория определённо пытается меня склеить, или я его... Слишком быстро соглашаюсь склеиться.

В голове стелется пьяный туман. На ногах не держусь – переставляю их механически. Алиссин ведёт беседу, пытается разговорить, задавая стандартные вопросы. Спохватывается и обнимает за плечи, заботливо выводя из толпы. Забирает корзину, естественным жестом забрасывая туда свою краюху – всё так и должно быть.

Я готов практически на всё. Позволяю себе легкомысленно отправиться куда-то в компании совершенно незнакомого мужчины, гораздо старше меня. Это Лория так думает, с гордой снисходительностью предлагая мне свои двадцать шесть на разминку. Соглашаюсь ресницами, честно признавшись, что мне двадцать три. Алиссин хохочет, только что за живот не держится, считая меня забавным затейником. Не верит. По его мнению, я вру, желая казаться солиднее, а сам, наверное, и подбородок не брил ни разу.

Вопрос – исполнилось ли мне семнадцать – для Лории очень насущный. Не сомневаюсь. Лицо инквизитора непроницаемо, в отличие от моего. Понять, о чём он думает, – абсолютно невозможно, но для ведьмаче это не является проблемой. Мне не надо использовать магию, мой дар читать людей – врождённый, а сейчас и читать не нужно. Физическое желание висит в воздухе плотным осязаемым коконом.

Позволяю себя ненавязчиво лапать уже спустя пятнадцать минут знакомства. Спустя час позволяю не только лапать.

Выбравшись из плотной рыночной толпы, мы разъединяемся не сразу. Лория не любит демонстраций при посторонних, стесняется. Но сейчас готов поступиться своими принципами: боится, что уберёт руки – и магия исчезнет. Я деликатно отстраняюсь, коснувшись его ладони кончиком пальца. Ловлю немой благодарный взгляд – за понимание. В молчании бредём по улицам, слегка соприкасаясь рукавами.

Желание остаётся звенящим прозрачным шлейфом, мы словно находимся внутри него, трогаем руками, а между нами – полное единение и согласие.

Слова не требуются. Оказалось, они нам не нужны. Всё решают не слова, а жесты, касания, взгляды. Лёгкое пересечение улыбками. Со стороны Лории – подбадривающая, с моей – откровенно понимающая, что не в картишки мы идём перекинуться и не чайку вместе погонять. Гонять мы будем сегодня совершенно не чаёк. Но если это наивное инквизиторское дитя верует, что это он меня сегодня завалит... А он думает именно об этом...

Впрочем, этот факт не имеет значения, беспокоит другое. Как я буду с ним сражаться теперь?

В сердце вьюнком расцветает нежность, плещется океаном.

Убийца обнажает клинок только с намерением убить, а я не хочу убивать, впервые – убивать... не способен. Мой клинок безмолвствует, скрывая собственный страх.

Наши губы совершенно естественно сближаются, знакомятся, обретают друг друга, пока мы идем по улице. Руки соединяются и не могут оторваться от обретённой опоры чужого тела. Сплетаемся пальцами, держимся крепко-крепко. Посторонние исчезают, теряют значение. Мы не задаём вопросов, не ждём ответов... Пустая болтовня – не для нас. Всё, что скрывается за ней, за словами, – вот это и есть по-настоящему наше, на двоих, и мы находим именно эту волну. Волну без слов.

Втираемся друг в друга оголодавшими зверьками. Добраться до гостиницы становится проблемой. Желание достигает такого накала, что я готов затащить Лорию в переулок и засадить сходу, прежде чем он успеет вякнуть: «Мишель, что ты делаешь, помилосердствуй!»

Не помилосердствую. С ведьмаче – какой спрос?

Терпение напоминает горстку монеток, домиком выстроенных друг на друге: один щелчок – и они разлетелись. Алиссин находится в похожем лихорадочном состоянии. Чем ближе понимание, тем сильнее нетерпение, жажда, откровенный голод. Под конец нас просто колотит жаром, от острого вожделения трясутся рук.

Ещё хватает сил дотерпеть до гостиничного номера, на подгибающихся ногах подняться на второй этаж, а дальше – дверь захлопывается, все тормоза отказывают, слетают, не остаётся ничего. Желание – словно потерявшая управление карета, летящая по ухабам, влекомая взбесившимися лошадьми с двух сторон. Я тяну в одну сторону, Лория – в другую.

Пытаюсь вести, он пытается вести. Боремся за лидерство, стукаемся зубами, путаемся пальцами, вальсируя в танце судорожного обоюдного раздевания. Как-то добираемся до кровати, накидываемся ураганом. Терпения не хватает. Понимаю: всё будет потом – и нежность, и долгие ласки до исступления. Главное – пережить эту первую безумную волну, не сдохнуть сразу, выдержать. Я и предположить не мог, что у нас может быть так, что вообще с кем-то в мире может быть так. Остро. Пронзительно. Ярко. По-настоящему.

Успеваю выхватить только зелёные занавески, прохладный сквозняк полумрака комнаты, деревянные стены. Падаем вместе на заправленную постель, сбрасывая покрывало, – будто погружаемся в другую вселенную. Втираюсь в Алиссина, а он – в меня. Целую всюду, куда дотягиваюсь, припадаю к шее, впиваюсь жадно, прикусываю, терзая языком. Устраиваем шуточную борьбу в процессе разоблачения. Он побеждает меня, я – его. Раздеваем друг друга наперегонки. Лория справляется первым.

Последний рывок – шорты небрежно улетают через плечо. Нечестно. На мне одежды меньше и нет всех этих запутанных пряжек и крючков. Не успеваю додумать – Алиссин сгребает на себя, вжимается всем телом. Не могу выдохнуть, воздух выходит прерывистым стоном. Стонать начинаю раньше, чем дышать.

Целуемся, кусаемся, гладим, изучая, скользим кожей, словно два обезумевших угря, переворачиваемся, заплетаемся руками, ногами.

Лория напрасно пытается меня удержать, придержать, подстроить под себя – это бесполезно сейчас. Желание стать ближе доводит до исступления. Пьём друг друга губами от макушки до пяток, но жажду утолить невозможно. Вычерчиваем лезвиями языков, но этого мало. Нас обоих просто подбрасывает: каждое прикосновение – как разряд молнии – прошивает насквозь.

Пытаюсь отвертеться от изучения своей задницы на предмет проникновения.

Стоп. Мы так не договари... Успеваю сказать: "Что ты делаешь, Алиссин, помилосердствуй!"

Помилосердствуй – вот, действительно, правда. Такой причудливой позы моё тело даже на самых жесточайших тренировках не знало. Лория – бесцеремонный, грубый подонок. Стремление к садизму у всех инквизиторов в крови. Разворачивает полубоком, подхватывая за ногу, заставляя прогнуться в пояснице. Засаживает так, что я только воздух успеваю выхрипеть...

Прихожу в себя, продышавшись и отплевавшись от слёз, и сообщаю, что он – больной на голову ублюдок – сгорит в аду, если посмеет мне отказать потом... после... Алиссин молча перехватывает за шею, притягивая к себе, и бесцеремонно затыкает языком, начиная бешено двигаться; и мой язык совершенно не против заткнуться.

Лория безжалостен, абсолютно беспощаден, словно в бою: превращает любовь в сражение, пытаясь пронзить душу до горла, подчинить своей власти.

Это не боль и не наслаждение, это – единение одного человека в другом, непрекращающийся экстаз. Больно мне или хорошо, нравится или не нравится... Само понимание происходящего, понимание, что это он – его руки, его губы, запах.

... Ту часть, что немилосердно таранит задницу, я пока не в состоянии оценить по достоинству. Понимаю, что из всех неопытных любовников мне достался самый грубый и неумелый. Приходится изгибаться, подстраиваться, учить и учиться получать удовольствие от всего.

... Всё, что он может дать... всё, что я могу дать... мы вычерпаем до дна.

Неистовство в крови, кипящее желанием пламя, сладкий сумасшедший дурман. Мы нуждаемся друг в друге, а мне страшно. Боюсь собственных чувств. Страшно понимать собственную любовь, понимать, насколько она может оказаться огромной. Лететь в бездну без опоры, в пропасть, заполненную нежностью. Задыхаюсь в ней, будто в вате. В ней, в Лории, в себе.

Слов нет, но ладони заменяют слова: успокаивают, уговаривают, шепчут по коже беззвучно-ласково, утешают и забирают боль, плавят экстазом и дарят благодарность.

Нам не нужны слова. Как хорошо, что они не нужны.

– Алиссин.

***

Ночь сменяется рассветом, переходит в день. А мы, вопреки всему, нарушая все правила и запреты, по-прежнему вместе, не в силах расстаться, разлепиться не можем.

Пытаюсь вспомнить, что мы делали. Понимаю: занимались сексом без остановки несколько часов подряд. Лория атаковал мой тыл раз пять, а свой так и не дал. Попытка настаивать наткнулась на стену угрюмого молчания и настороженности, вплоть до готовности встать и уйти.

Вот сволочь.

Всегда ненавидел подобных эгоистов и шантажистов. Чуть что не так – сразу пылят и валят с лодочки, вручая весло. Мол, или так, или греби дальше один. Никаких компромиссов не хотят признавать. Но ничего, с моей лодочки так просто не свалишь. Она проворная, способна плыть по любым течениям и волнам, обходя пороги, минуя подводные камни. У моей лодки много опыта. Выхлопов не осталось, все закончились, так что...

Потом до меня доходит причина отказа; топлю его в нежности.

Ничего с этим не могу поделать. Смотрю на Лорию... нет, не смотрю – любуюсь каждой чёрточкой. Он спит, утомлённый, раскинувшись свободно, просторно, совершенно доверчиво отдавая свою жизнь в мои руки. Не понимает, насколько безрассудно поступил, глупый мой инквизитор. Любимый мой инквизитор.

Целую невесомо. Безумно хочется забраться на него, обнять, тормошить, но так жалко будить. Смотрю на него и понимаю, что не могу ни налюбоваться, ни насытиться. Со вздохом провожу рукой по мускулистому предплечью, накрывая одеялом до самого подбородка, пряча искушение от собственных глаз.

Спи, радость моя, сердце моё, спи. Я посижу сегодня рядом с тобой, посторожу твои сны. Ведьмаче не требуется сон – хватает пары часов. Все свои часы готов тратить на тебя, да только мне не придётся их тратить. Эта встреча – первая и последняя. Проснувшись утром, Лория уйдёт. Растает бесследно светлым миражом, исчезнет...

***

Лория не уходит. Остаётся. Это понимание не сразу достигает моего сознания, а когда достигает... Должно быть, именно так выглядит счастье.

Озадачиваюсь завтраком. Озадачиваюсь обедом. Кто-то должен об этом позаботиться. Моему прекрасному темноволосому инквизитору и в голову не приходит, что я ему не повар и не слуга. Он привык, что завтраки, обеды и ужины приходят в комнату сами, живут на столе. Булки, наверное, тоже растут на деревьях.

Лория улыбается, смотрит на меня, тая иронию в глазах, пока я, весь такой деловой и сосредоточенный, занимаюсь едой.

На улице прошёл дождь, и, бегая к молочнице за молоком, пока кто-то по-свински дрых, я успел попасть под ливень. Мокрые волосы липнут ко лбу, завиваясь белыми кольцами.

По комнате гуляет сквозняк с запахом грозы, листьев и весны, наполненный нотами сладкого – запахом сдобных булочек с сыром из кондитерской напротив.

Лория улыбается. Я поворачиваюсь объявить, что завтрак готов и, если его высочество соизволит поднять свою царственную задницу и откушать...

Алиссин молча распахивает объятия, раскрываясь мне навстречу. Ничего не говорит. У меня все слова застревают в горле, падают к его ногам, ползут муравьями на подгибающихся коленках... Бросаю всё и запрыгиваю с разбега. Просто рыбкой, наперевес, точно зная, что он поймает, не уронит, удержит сейчас. Эти крепкие руки способны удержать мир. «Что им один белогривый ведьмаче?»

Мне кажется, я топлю его в нежности, но понимаю: это он топит меня в нежности, заставляет захлёбываться его грубой неумелой лаской. Зацеловывает от макушки до пяток. Не умеет, но быстро учится – настолько быстро, что сердце побивает все рекорды тахикардии.

***

Мне казалось, что станет легче. Когда мы пройдём через близость, успокоимся, надышимся, насытимся. Но нет, не легче. Стало только сильнее, глубже. Я влюбляюсь в Лорию. Все эти минуты и часы превращаются в сладкий тягучий мёд, и я влюбляюсь в него. Влюбляюсь сильнее и сильнее, тону в нём. Человека не очень уместно сравнивать с болотной трясиной, но всё именно так и происходит.

Когда Алиссин поднимается первым, собираясь уходить, я понимаю, абсолютно точно понимаю, что пропал. Увяз по самые уши. Меня засосала любовь. Я, ведьмаче, люблю инквизитора. Для меня это навсегда, на всю жизнь. Алиссин Лория – песня моего сердца. У меня только одно сердце, и оно принадлежит моему инквизитору. Второго, запасного, сердца у меня нет, поэтому и других не будет. Мне хочется верить, что чувство взаимно, мне кажется, что оно не в одну сторону, – может, и Лория утонул во мне не меньше... Глупая птаха надежда.

Инквизитор медлит, не в силах разжать руки, уйти и закрыть дверь. Оставить в этой комнате всё, произошедшее между нами  ночью. Тайную безголосую исповедь влюблённых, язык, на котором общались наши тела, безошибочно, инстинктивно переводя безмолвные знаки. Мы подходим друг другу, очень подходим, иначе и быть не могло. Своего любовника можно вычислить по слаженности действий, по умению подстраиваться, ловить волну... У нас с Лорией всё это было задолго до этой встречи.

«Будет ли вновь?»

Я сижу на кровати, наблюдая за ним, любуясь чужими точными движениями. В отличие от Лории, мне не надо никуда торопиться, одеваться, уходить. Да я и не хочу. Понежусь в простынях после его ухода, запомню всё. Хочу подышать ещё немного его запахом, понырять в собственных чувствах. Потом придётся встать, убрать следы пребывания, улики. Можно позволить себе расслабиться, но никогда – проявлять беспечность, неосторожность. Жизнь научила, что любая ошибка может дорого обойтись.

Какой ценой мне обойдётся ошибка-Алиссин? Бессмысленно об этом думать. От себя не сбежишь. Я не бегаю.

Алиссин наклоняется взять куртку с кресла, смотрит на меня пристально, я смотрю на него. Куртка остаётся лежать. В два шага Лория возвращается обратно. Не успеваю сообразить. Что с ним?

Инквизитор сгребает меня, прижимает к себе,  утыкая лбом в плечо, зарывается пальцами в затылок, припадает губами к макушке.

– Алисси...

Знаю, что мой голос невнятен. Бубню ему почти в грудь – может, он меня и не услышит, и это даже к лучшему, но я должен сказать:

– Можешь не верить. Я тебя люблю.

Не знаю, зачем делаю это признание. Словно прыгаю с обрыва в стремнину. Может, потому что не увижу больше. Он не придёт. Я не приду. Мы оба не придём. Эта ночь будет просто сном, останется драгоценным кусочком памяти; это лучше, чем понять, что она оказалась ошибкой, что всё случившееся было ошибкой.

– Люблю, – тихо повторяю я со вздохом, рисуя пальцем завитушку на чужой груди, и прижимаюсь щекой – послушать, как стучит сердце.

Я не жду ответа, но слышу его. Странное и пугающее, гулкое эхо, заставляющее меня оцепенеть и разом вымерзнуть изнутри.

– Я тоже люблю тебя... Рем.

Нас неплохо тренировали все эти годы в храме. Меня неплохо тренировали, учили контролировать реакции, не выдавать себя дрожью или случайным промахом...

– Кто такой Рем?

Интересуюсь с идеальной смесью любопытства, напряжения и лёгкой ревности. Голос совершенно безмятежный, тело расслабленное, позволяю себе обиженно засопеть, завозиться.

Мышцы Лории расслабляются, и он порывисто прижимается ко мне. Заваливает на одеяло, начиная целовать, и торопливо раздевается снова, совершенно забыв, что собирался уходить. Оказывается, идеально вымуштрованные орденцы способны забить на дисциплину.

– Пусть так, – шепчет Алиссин, даря скользящее признание от виска до шеи. – Так будет лучше. Верно?

Десятки поцелуев-бабочек.

========== Глава 5. Маяк. Просьба ведьмаче ==========

        Когда мы снова встречаемся в бою, мысленно благодарю человека, придумавшего маски. Воспоминания о том, что мы вытворяли прошлой ночью, заставляют краснеть и невольно улыбаться до ушей. Мои ноги способны сделать шпагат из любого положения. Шпагат демонстрировать не пришлось, но гибкость любовника Алиссин сполна оценил.

Интересно, как он ходит после всего, что я с ним сделал? Впрочем, после всего, что он сделал со мной, вопрос: как хожу я? – хороший вопрос.

К счастью, смущение голосу не передалось. "Радость спишу на оптимизм. А вот едкой дерзости нашлось, хоть отбавляй. Откуда только взялась?"

– Привет, Алисси. Ты так настойчиво преследуешь меня, что это начинает наводить на подозрения. А может, это любовь?

Веселюсь, пританцовывая на скользких, покрытых мхом камнях, салютую мечом и вообще – позволяю себе совершенно неподобающее поведение.

Нет, ненавижу человека, придумавшего маски. Всё отдам ради возможности полюбоваться выражением лица Лории. Он осторожно приближается ко мне, не сводя глаз, нащупывая ногами опору, чтобы не свалиться на неровных, разбегающихся из-под ног, камнях. Скалы – не место для догонялок, но когда нас это останавливало?

Небо на горизонте начинает светлеть первыми серыми полосками далёкого пока утра, яркая луна выстилает серебристые дорожки на воде океана. Мы настолько проницаемы и освещены, что вздумай кто-нибудь пустить арбалетную стрелу, непременно попадёт.

Глаза моего противника вспыхивают опасным огнём, но вот только я совершенно не в состоянии остановиться и заткнуться. Несёт волной.

Поддеваю носком камень, скидывая в его направлении. Тец-тец-тец...

– Осторожнее, Лория, ты такой нетерпеливый. Не наступи на черепаху – дай ей возможность тебя обогнать.

Сегодня Лория в боевом облачении. Лицо закрыто, мне достаются только глаза. Совершенно фантастические глаза, отсвечивающие в темноте. Мы, ведьмаче, хорошо видим ночью; впрочем, на стороне инквизитора выступает луна. Лория приближается не спеша, следит за мной тигром, перед которым выделывается наглая косуля, не знающая, что хищник замышляет прыжок.

Мол, говори-говори, дай только подобраться поближе.

– Я слышал, что вы, инквизиторы – извращенцы, с парнями спите? Ты, наверное, тоже спишь – взгляд у тебя такой... нездоровый...

Петух во мне распускает хвост, выделывает кренделя ради одного-единственного, самого важного на свете зрителя. Кривляется и пританцовывает от нетерпения, не забывая жестикулировать в процессе, крутиться, показывать хвостик, клювик, бандитский разбитной гребешок.

А я и так могу, и ещё вот так умею, и через голову кувыркнусь. Ку-ка-ре-ку.

Дразнить Лорию – исключительное удовольствие. Тигр внутри него раздражённо лупит хвостом по бокам, прижимается к земле, мысленно шипит, а мне только на уши встать осталось. На ушах перед ним я ещё не стоял.

Задание сегодня не сложное. Нам поручено охранять и транспортировать на корабль контрабандный груз. Мир на том и держится: одной рукой нас гонят, другой – платят. Разумеется, орденцы тут как тут. Информаторам инквизиции стоило отдать должное, они своё дело знали. Но на этот раз мы оказались проворнее, а точнее – умней.

В скалах, на тропинке, ведущей в бухту, куда должна была причалить лодка с перекупщиками, завязалась потасовка. Первый отряд, возглавляемый мной, благополучно бил морды инквизиторам, защищая добычу, а второй проскользнул к кораблю напрямую. Обмен состоялся. Собственно, фикция с судном и с грузом оказалась раскрыта инквизицией слишком поздно.

В лодке сидели наши люди, которые с радостью встретили орденцев магией. Памятуя битву с вергильским послом, можно сказать, что «Лунные призраки» сполна отомстили за свое унижение и поражение в лесу. Хекасский фрегат, белея парусами в ночи, благополучно отчалил к дальним берегам, увозя с собой груз и секретные бумаги. Не последнюю роль в заказе играла политика.

Условный сигнал – ракета фейерверка – расчертил небо, возвестив о том, что задание выполнено, и мы, «проиграв» инквизиторам сундук, прыснули по сторонам.

Не ожидал, что напорюсь на Лорию. Где его только проклятые носили, спрашивается? Я всё время был тут, он всё время был тут, а мы не встретились. Между нами десяток трупов – своих, чужих – и разлучница-темнота. Только вот запоздал мой рыцарь. Делать мне здесь больше абсолютно нечего. Спешу откланяться до того, как прозвучит разочарованный вой ищеек, сообразивших, что их провели.

Лории сундук совершенно неинтересен. А кто ему интересен? Озирается по сторонам. Чутьё его тоже не подводит. Это не чутьё – это сердце, Лория. Сердце подсказывает, что мы рядом, просто надо найтись. Я могу уйти незамеченным, сбежать в темноту, но вместо этого наклоняюсь, хватая камень, и метко запускаю моему инквизитору промеж лопаток. Заставляя обернуться, увидеть себя, подбоченившись стоящего на скале.

Луна чертит чёрный силуэт. «Лунные призраки» остаются призраками, но один из них решил ожить и, издав ведьмин вопль, помахать ордену ручкой. Ору им, что пять инквизиторских скотов никогда не справятся с одним ведьмаче... Я спятил? Я спятил! Орденцы охреневают от такой наглости и, забыв о добыче, бросаются наверх.

– Не утруждайтесь, дамы!

Двигаюсь проворным маятником, уворачиваясь от двух арбалетных болтов, и швыряю вниз энергию, изящным, полным превосходства, жестом. Аккумулирую поток энергии на образ шара внутри сундука, призывая стихию огня, раскрывая, удерживаю, позволяя пламени заняться, поджечь тряпки. Это отнимает время, но стоит затраченных усилий. Сундук начинает дымить, вспыхивает, до того как его удаётся вскрыть.

Орденцы отвлекаются, с проклятиями бросаются тушить. Ещё бы: по их мнению там ценные документы. Алиссин не бросается, узнавая меня, и стремительной молнией срывается наверх, крикнув остальным, что этого...

Вот прям так сразу и этого. А поцеловать?

... он возьмёт на себя.

Один инквизитор против одного ведьмаче. Конечно, это же просто долг святой – справиться со мной в одиночку, вместо того чтобы завалить скопом. Наивные орденцы – вечно они покупаются на провокации, прямо как детишки – на леденцы. Мы с Лорией скоро начнём вызывать пересуды. Наш обоюдный интерес не скрыть от глаз окружающих. Очень хочется верить, что его сочтут стратегическим.

Я заманиваю инквизитора в скалы, наверх по тропе, уводя прочь от чужих глаз. Понимаю, что в темноте Лория мне не противник, и не тороплюсь, играя в поддавки. Стоило бы преподать инквизитору жестокий урок за такую беспечность.

Он рискует, очень серьёзно подставляется, соглашаясь драться с ведьмаче в темноте. Но мне сегодня весело – решаю быть снисходительным и пощадить. Собственно, убивать я его в любом случае не собирался, так что можно и поиграть в своё удовольствие, наблюдая, как этот упрямый бычок охотится на меня, пылая праведным гневом.

Не споткнулся бы он там, любовь моя. Попытка поймать Алиссина, уберегая от перелома шеи, определённо будет воспринята очень странно. Идиот, беспечный идиот, сам не понимающий собственных мотивов. Для меня, ведьмаче, узоры чужих эмоций, рисунки мыслей – всё в пределах досягаемости. Не убивать меня он за мной гоняется. Определённо не убивать... А если я сдамся ему, позволю снять маску... Что ты будешь делать тогда, мой глупый рыцарь? Разрешишь ли мне и себе жить после этого?

Источник радости и любви превратится в отравленный колодец смерти.

Позволяю себе глумиться и сыпать остротами, пока Лория упорно лезет за мной. Демонстративно присаживаюсь на корточки и поджидаю ровно столько времени, сколько орденцу требуется, чтобы перебраться на более ровный уступ и наконец забраться на площадку. А вот теперь, пожалуй, и побегать можно...

Раз-два-три... Бегом! Следующим движением Лория прыжком залетает наверх и превращается в стремительную молнию. Клинок в ножнах за спиной. Мой мне тоже не мешает. Успеем ещё подраться. Если что – когтями отобьюсь.

Мы несёмся по пересечённой местности. Высокий скалистый холм почти гол и покрыт вереском, лишайниками, мхом и стелющимися по камням карликовыми кустами с жёлтыми съедобными ягодами. С обратной стороны – пологий спуск, через пещеры и валуны ведущий в долину; там деревья растут гуще и царит непроглядная тьма. На скале одинокой башней возвышается маяк, освещая путь кораблям.

Резко разворачиваюсь назад. Бегать, конечно, забавно, но совершенно бесполезно для того, кто вовсе не собирается удирать. Наши клинки сталкиваются. Заманиваю Лорию на себя. Вести переговоры рановато, но как это упоительно, когда мы вот так, вдвоём, наедине, общаемся сталью. Только он и я.

Огромная луна висит в небе: круглая, большая, словно жёлтый кружок сыра. Звёзд не видно, небо затянуто облаками. Шквальный ветер гонит волну к берегу. Погода ненастная, и фрегату, уплывающему в чужие края, сегодня придётся трудно; однако опытный штурман и привычные ко всему матросы справятся.

– Как поживает твоя рана, Лория? – Парирую чужой клинок.

– Передаёт приветы твоей. – Лория умудряется меня порезать – впрочем, не сильно. В прошлый раз ему сильнее досталось.

Разлетаемся. Залепляю ему по заднице клинком плашмя. Успеваю озвучить несколько фраз про легкомыслие инквизитора, решившего, что он справится с ведьмаче в темноте. Чувствую, зря я это. Взбешенный моим несерьёзным отношением рыцарь готов меня убить. По его мнению (ну кто бы говорил!), я оскорбляю его и унижаю само понятие поединка.

А ещё я его люблю. Интересно, в кодексе инквизиторов существует пункт по этому поводу?

С неба обрушивается дождь. Две капли, три – и поток стеной. Словно водопад.

Смотрим друг на друга, а затем, не сговариваясь, одновременно бежим к маяку. Неудивительно, мы с ним постоянно на одной волне, схожими мыслями думаем.

Старик-смотритель безмятежно дрыхнет в сторожке, не боясь, что кто-то может покуситься на доверенную ему собственность. Выбиваю дверь ногой, первым врываясь внутрь. Лория влетает следом. Оба мокрые насквозь: за несколько секунд водой пропиталось всё. Дождь снаружи стоит стеной.

Алиссин чертыхается и, недолго думая, стягивает маску, вытирая тряпкой мокрое лицо. Тёмные волосы липнут к щекам, ресницы склеены дождём... Дождь не уродует инквизитора. А может, красота – в глазах смотрящего, и я любуюсь каждой чёрточкой совершенного лица.

Лории хорошо. Ему, в отличие от меня, прятать теперь нечего, да и сражаться без маски гораздо удобнее. Он вопросительно смотрит на меня, не забывая об опасности, а я торопливо отпрыгиваю по ступенькам наверх. Беспечный, слишком беспечный, позволяющий сам себя загнать в ловушку.

Внутри Алиссина явственно ведут борьбу противоречивые чувства. Он сомневается: продолжить или остановиться? Понимаю, что остро хочет продолжить: искушение воспользоваться ситуацией слишком велико. Загнать меня в угол и снять маску – второго такого шанса никогда не представится.

Но с площадки маяка есть второй выход – вряд ли Лория об этом знает, да и не поднимусь я выше, не настолько дурак. В узком коридорчике мечом не размахнешься, а на рукопашную с ним соглашусь только в крайнем случае. В драке Лория меня определённо способен уделать, так что пусть губу не раскатывает. Лория и не раскатывает, однако совершает пару пробных шагов, прикидывая расстояние. Медлит.

Настораживаюсь. Поведение инквизитора начинает нервировать. Слишком странно он на меня смотрит, слишком пристально. Не могу понять, чего он хочет от Рема, – возможно, потому что Лория и сам не понимает, а я всего лишь ловлю то, что выдаёт он.

Думай инквизитор о синих слонах – я увижу синих слонов. Собственно, некоторые маги вполне успешно используют такой защитный фантом, выставляя его впереди себя в качестве скана. Пока противник считывает фантом, веря, что это именно то, что ему нужно, его благополучно разделывают под орех.

Выхватываю меч, активируя когти:

– Чего уставился, кретин? Сражаться собираешься или будем в гляделки играть?

Лория понимает, что вопрос не праздный, но не двигается. Проклятые боги... То, что на мгновение вспыхивает в его энергетике, просто в голос вопит о том, что у Мишеля существует серьёзный повод для ревности к самому себе. Лорию тянет к Рему, безумно тянет – физически. Он сам в шоке от собственной реакции. Думает о Мишеле, в воспоминаниях мелькает раскаяние. Пытается наложить одну картинку на другую, но, к счастью, Мишель побеждает. Лория собирает себя в жёсткий блок. Содрать маску с Рема для него означает только одно: избавиться наконец от наваждения, от безумного пронзительного влечения к проклятому ведьмаче.

Хочется дико расхохотаться. Алиссин свято уверен, что я опять его чем-то околдовал. Проклятые боги, это действительно смешно. Так и хочется рыкнуть:

"Ты кому это глазки строишь, скот?"

И театральными жестами надавать инквизитору по морде.

Я, понимаешь, его дома жду, ночей не сплю, крестиком вышиваю, изображая робкого Мишеля. Проклятье, я согласился под него лечь, позволяя безвозмездно дрючить себя вдоль и поперёк, а он, подонок, понимаешь, собственный член в штаны запихать не в состоянии. Только попробуй пристань к Рему, скот. Дома устрою – мало не покажется. Отдеру так, что неделю на задницу не сядешь. Душу вытряхну!