Текст книги "Второй шанс (СИ)"

Автор книги: SаDesa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Вот теперь мне точно пиздец.

Алые глаза становятся узкими щелочками. Кажется, что капилляры лопнули, и сейчас кровь переполнит веки и тонкими струйками будет стекать по резным скулам.

Пячусь против воли, медленно подходит. В спину больно врезается острый угол гребаного контейнера. Бля, знакомы пять минут, а я уже его ненавижу.

Замахивается, но так медленно, что я успеваю перехватить занесенный кулак. Сжать его своими пальцами, отвести от лица.

Вскидываю голову так, чтобы глаза в глаза. Ты никогда не узнаешь, что этот полный дерзости взгляд стоил мне всей оставшейся смелости.

Стон. Должно быть, Кеске приходит в себя.

А мы все играем в «гляделки». Я боюсь даже моргнуть и тем самым разорвать зрительный контакт.

Почему-то мне кажется, что сделай я это – и тут же упаду наземь, корчась под градом ударов.

К моему величайшему охуению, отводит глаза первым, не в сторону, нет… Переводит взгляд на мои разом пересохшие губы.

Выдыхаю и неосознанно прохожусь по ним языком, провоцируя еще больше, подталкивая, отвлекая…

– Ты – мой, – негромко, но с такой издевкой. Все в этой короткой фразе: ненависть, презрение, похоть…

Вместо ответа коротко касаюсь языком его губ. Как собака.

Ловит мой язык, сжимает сначала губами, а после острыми белыми зубами. Не отпуская, втягивает в свой рот, пресекая любую инициативу. И я подчиняюсь, просто разжимаю губы, позволяя вытворять все, что ему вздумается.

Лениво проходится по кончику языка своим, дразня и провоцируя на укус, очерчивает края зубов. И, наконец, самое мучительное – наглый язык собственнически толкается вперед, проводит широкую полосу по нёбу и дальше, до самой глотки.

Раз за разом, пока соблазн не становится непреодолимым, и я, не сдерживаясь, толкаюсь в его рот, с готовностью позволяет мне это, тут же лаская, неторопливо посасывая, облизывая и ответно толкаясь в мои губы.

Укус… особенно чувствительный на фоне недавней якобы нежности. Нижняя губа сладко ноет от тупой боли, как и низ живота, по которому разливается странное тепло. Место укуса окрашивается в красный, но я не успеваю слизать выступающие капли – ты делаешь это за меня.

И снова собственническое движение языком, не торопясь заполняешь собой весь мой рот.

Рука по-хозяйски обхватывает мою талию.

Все верно, всего лишь очередная демонстрация твоей власти надо мной.

Осознание этого придает поцелую горький привкус.

Уже не так вкусно…

Должно быть, и тебе.

Отпускаешь.

Плохо скрытое торжество во взгляде.

Конечно, указал псине на ее место – вон там, у миски, рядом с мусоркой.

Отступаешь назад, милостиво позволяя мне скатиться вниз, потому что ноги не держат. Все же нахожу силы придать телу вертикальное положение и доковылять до Кеске.

Ты даже не пытаешься остановить меня. А зачем… Ты уже получил свое и явно доволен этой демонстрацией власти.

Опускаюсь на колени и осторожно проверяю пульс.

Вот он, бьется под моими пальцами.

Фух…

Слава… мне, блять.

Шарить по телу друга и ощупывать на предмет переломов я не решусь, не настолько сильно головой ударился.

Шики сейчас как натянутая струна. Внешне спокоен, но… Не буди лихо. Ибо жестоко выебан буду именно я, и не факт, что только выебан…

Перевожу взгляд на предмет своих размышлений.

Стоит, привалившись к двери старого дома, и наблюдает за каждым моим движением, ехидно вскинув угольную бровь.

Что пялишься… Результаты твоих трудов разгребаю. Так и хочется выплюнуть тебе это прямо в самодовольную рожу, но не один я пострадаю, нельзя…

Внезапно Кеске резко распахивает глаза, дергается в мою сторону и тут же заходится в приступе. Все его тело скручивает судорога, а рот наполняется желтой пеной.

Блять, и когда я стал таким брезгливым…

ЧТО это за нахуй вообще?!

Вопросительно впиваюсь взглядом в невозмутимого Шики, который наблюдает за всем этим дерьмом, и кажется, что даже с интересом.

– Что за…?!

– Ломка.

– ?! – просто не могу найти слов.

– А ты думаешь, нарки во время приступов ромашками срут?

– Я… Я же могу помочь ему! Могу или нет?!

Холодное лицо искажает брезгливая гримаса. Что это, нежелание делиться с кем-то своей собственностью или же банальное отвращение?

– Ну?! Шики! – о, сколько мольбы в моем голосе… Я ни о чем так не просил. Да я вообще ни о чем у тебя не просил!

– Попытка не пытка. Хуже уже явно не станет.

– Но он не умрет?

– Пятьдесят на пятьдесять. Либо сдохнет, либо нет. Хотя лучше бы сдох, все погани меньше.

– Бездушная скотина…

Оставляет это без ответа, все также наблюдая с откровенной насмешкой и презрением. Выхватываю новоприобретенный нож и медленно провожу лезвием по ладони. Как в замедленной съемке наблюдаю за выступающей красной полосой, пока она не становится слишком широкой, медленно сочась между пальцами.

Сжимаю раненую конечность в кулак, а другой рукой запрокидываю голову друга, его рот и так широко открыт. Что ж, это облегчает мне задачу, не придется разжимать челюсти.

Подношу кровоточащую руку к его губам, старательно избегая соприкосновения – чертов собственник не позволит, оттащит буквально за волосы, даже сомневаться не приходится.

А красные капли уже прочертили дорожки по линиям на моей коже, огибают сжатый кулак и, собираясь, быстро капают прямо на лицо Кеске, в распахнутый рот, на язык и белые зубы.

Замирает и, в попытке отхватить кусок от моей ладони, дергается вверх. С трудом удерживаю, нажимая второй рукой на грудь.

Животный голод… Я уже видел подобное. От воспоминаний все тело опутывает липкая паутина ужаса.

Кровь все капает и капает… на вытянутый язык, которым обезумевший Кеске пытается дотянуться до моей ладони.

Еще жадный глоток, и по улице разносится истеричный нечеловеческий крик. Обхватывает голову руками и на мгновение его взгляд становится осмысленным, прежним. Глаза того самого доброго, наивного Кеске, который увязался за мной в Тошиму.

Не могу оторваться от этих карих глаз, полных муки.

Внезапно, на мгновение, черный тяжелый ботинок закрывает мне обзор, а после жестко врезается в подбородок лежащего парня. Лицо моего друга приобретает выражение блаженного дебилизма, забытья.

Закрывает глаза и затихает.

Злобно сверлю взглядом обладателя ботинка.

– Что? Я сделал ему одолжение – на его вопли все трупаки Тошимы сползутся.

– С чего это такая забота?

– Я же все еще тут. Пошли, клоун сегодня несмешной, наскучил.

Вот оно… Собираю последние остатки смелости.

– Я не могу оставить его здесь.

– Нет проблем. Выкинь в ближайший бак.

– Ты понял, о чем я… Я не оставлю его.

– У меня нет настроения для твоих капризов. Или пойдешь сам, или…

– Либо что?! Вырубишь и закинешь на плечо?

– Почему нет?

Мой последний… нет, единственный козырь.

– Ты забываешь… ты должен мне.

– Что же?

– Свою жизнь, придурок! Или ты уже забыл, как валялся беспомощным кулем? Уже забыл, кто все это время терпел твои заебоны и снова и снова перевязывал растравленные тобой же раны?

– Я об этом не просил.

– Неважно. Это было. А значит, не хочешь вернуть мне долг? Или предпочитаешь отработать задницей? И твоя ебаная гордость не позволит тебе, не позволит, слышишь, не позволит забыть, что ты что-то кому-то должен!

– Заткнись…

О… А я уже заскучал по этому шипению.

Только мне кажется, или в нем действительно отчетливо скользят нотки безысходности?

Так и есть…

Я поймал тебя.

Надавил на больное, но мне не стыдно, нет. Ты заслужил это, выставляя себя конченым мудаком. Теперь расплачивайся за все дерьмо, которое мне пришлось вытерпеть.

Теперь уже алые глаза избегают моего взгляда. Злится, но поделать ничего не может, даже уебать. Этим ты только докажешь мою правоту.

Как это, оказывается, сладко… загонять тебя в угол, такого сильного, независимого.

Едва ощутимый привкус власти.

– Шики?

– Сам потащишь этот мешок дерьма.

***

– М-м…

Жарко… Горячие губы терзают нежную кожу шеи, совсем не нежно, а властно, собственнически.

Нетерпеливые ладони пробираются под тонкий свитер, оглаживая выступающие ребра. Наступает, приходится пятиться назад. До тех пор, пока деревянная столешница не упирается в поясницу.

А руки не желают отпускать горячее тело того, чьи зубы беспощадно рисуют тонкий орнамент из едва ощутимых полуукусов и болезненных кровоточащих ранок. Физически чувствую, как краснеет кожа, а кровь все быстрее несется по тонким жилкам.

Подхватывает под бедро в попытке усадить на стол. Ха!

Быстро, пока алые глаза не успели окраситься удивлением, меняю положение. Рывок, и уже ты прижат к деревянному краю. Еще пара мгновений, и мне удается повалить тебя на стол, также быстро забраться сверху.

И плевать на надсадный треск старого дерева.

Не развалится же стол прямо под нами?

Хотя… Очень может быть.

– И что это было, мышка?

– Ты против? – полушепотом, с придыханием, едва раскачиваясь на твоих бедрах. Отчетливо чувствую задницей выпирающий бугор в твоих джинсах. Приятно, что ты хочешь меня так сильно.

– Когда это я был против?

Вместо ответа опираюсь ладонями о поверхность кухонного стола, по обе стороны от твоей головы. Пониже, не касаясь твоих губ своими, но так, чтобы чувствовать твое сбившееся дыхание.

– Вот и заткнись тогда…

И, не удержавшись, прикусываю за кончик носа.

Мелькнуло удивление в расширенных зрачках… на секунду. Но я же видел.

Улыбаюсь мягко, расслабленно… прямо в твои приоткрытые губы, улыбаюсь, а после сразу же накрываю их своими. Неторопливо, не так судорожно, как обычно.

Каждый наш поцелуй похож на схватку, борьбу за главенство. Хочу, чтобы этот стал исключением, пусть всего одним.

Поэтому только губы, без языка. Обхватываю нижнюю, чуть сжимаю, посасываю, очередь верхней… И все это в кольце обнимающих меня рук. Именно обнимающих, а не привычно стискивающих задницу. Что-то новое, такое непривычное, но приятное настолько, что мурашки маршируют по моей шее и скулам.

М-да, ненадолго тебя хватило.

Зубы требовательно кусают и без того припухшие губы, требуя приоткрыться, язык нагло толкается вперед, проводит по стиснутым зубам. Снова укус. Чуть сильнее.

Ладони на оголившейся пояснице. Пока медлят, решая, забраться под водолазку или же спуститься ниже и отвесить чувствительный шлепок.

И, разумеется, ты выбираешь второе.

Сука!

Ягодицу ощутимо прижигает, размыкаю челюсти для того, чтобы возмутиться, но тут же понимаю, что пойман. Еще бы… Горячий язык тут же затыкает собой мой рот. Толкается поглубже, дразнит мой, пытаясь вовлечь его в игру. Бездействую, не сопротивляюсь.

А так хочется… Кончиком языка подцепить твой и, дразня, тут же отпрянуть.

Что я и делаю. И тут же провал. Стоит только дернуться назад, как на затылок давит тяжелая ладонь, мешая отодвинуться хотя бы на миллиметр.

Приходится сдаться и покорно отвечать на все собственнические ласки.

О, да. А я так сопротивлялся… убегал и отмахивался сраным веником…

Стон.

Приглушенный. Не твой. Ты же не умеешь стонать другими частями тела, нет?

Тогда…

– Подожди.

Отмахиваюсь и приподнимаюсь, прислушиваясь. Еще один исполненный муки звук.

Из гостиной…

– Кеске!

Отпихиваю удерживающие меня руки и соскакиваю с надсадно скрипящего обеденного стола.

Почти не различаю приглушенных проклятий вслед. В пару прыжков преодолеваю расстояние, разделяющее меня и старый диван.

Замираю, не зная, что сказать. Или сделать. А что я должен…?

На меня смотрят огромные карие глаза, испуганные и совсем щенячьи.

Стискивает пальцами край покрывала и пытается сжаться в комок.

Осторожно, чтобы не напугать еще больше, присаживаюсь на край импровизированного ложа.

– А… АКИРА!

Блять. Тоже мне умирающий. Бросок вперед, и уже висит, стискивая мою шею, прижимаясь всем телом так сильно, что диванные пружины впиваются мне в спину.

Шумно всхлипывая, дышит мне в шею.

Я же могу только закатить глаза и осторожно, одобряюще похлопать его по плечу.

Чтобы тут же получить порцию уничтожающих взглядов.

Их источник стоит, привалившись к дверному косяку, насмешливо вскинув бровь и сложив руки на груди. Обычно бледные губы опухли и покраснели, но это не мешает им сжиматься в ехидную тонкую линию.

Отлично смотрится, надо признать, в тандеме с красными глазами на фоне белой, алебастровой кожи.

Поэтому не могу удержаться от пошлой улыбки.

Мой лучший друг пришел в себя, смог пережить воздействие Райна, а после и болезненное исцеление, а я, блять, думаю только о том, что неплохо было бы потрахаться.

Охуеть.

Иди убейся, Аки.

Всхлипы становятся громче, а ворот водолазки намокает от соленых слез.

Сжимаю его плечо, привлекая внимание.

– Эй, ты как?

– Н-н… Нормально. Все тело только ломит, как будто били как минимум пару часов, и голова раскалывается.

Ну… почти так оно и было.

Шики все также не двигается с места, играя роль ироничного наблюдателя. Ну и на том спасибо, и за молчание отдельная благодарность.

– Я думал, ты умер. Никогда больше не бросай меня, Акира!

Ну нахрена так трясти-то… О, звездочки вперемешку с маленькими человечками с катанами.

Тьфу.

– Да не тряси ты так! Я не погремушка!

– Прости! – Тут же отпускает и забивается в противоположный угол дивана, повыше натягивая плед.

Как привычно-то. Горький привкус ностальгии.

Вот бы вернуть все назад. И не было бы ни Арбитро, ни Райна, ни Тошимы, ни…

Высокая фигура в черном отлипает от косяка и под полным ужаса взглядом Кеске пересекает комнату.

Теперь в кресле, позади меня.

Спина становится неестественно прямой, словно этот взгляд заставляет ее затвердеть.

Ну да, ну да… Давай, задави меня, ничтожного, силой своей личности.

Трепещу от страха, блять.

– А… Где ты был?

– Здесь и был. – Неопределенно пожимаю плечами, а взгляд Кеске скользит поверх моего плеча. Тут же краснеет и ежится.

– Понятно…

Да что?! Что, твою мать, тебе понятно?!

Что ты вообще знаешь?!

Громкое урчание живота друга служит отличным поводом, чтобы съебаться от прожигающего взгляда алых глаз и виновато-затравленного карих.

Кухня… Мельком брошенный взгляд на деревянную столешницу заставляет скулы окраситься в нежно-розовый.

Ну да, давай начнем краснеть, а после будем спать на коврике в коридоре, и то потому, что это едва ли не единственное место, где мы не трахались.

А туда уйду – и там выебут.

Что же у меня за жизнь-то такая… Дикая смесь ебли и мордобоя.

Будет ли в ней еще что-то?

Скрип старых дверок на не менее потрепанном шкафчике.

Присаживаюсь на корточки, заглядываю вовнутрь в поисках солида. И нахожу.

Вот блядство, две штуки осталось. Когда успел кончиться?

Тут же залежи были…

Ну и хрен с ними.

Поднимаюсь, заглядываю в холодильник в поисках бутылки с водой. Тоже пара-тройка штук.

Цепляю ближайшую и с чувством хлопаю дверцей. Чтобы после подпрыгнуть от неожиданности. Вот он, алоглазый придурок, стоит, насмешливо сощурившись.

Пытаюсь обойти. Хрен там. Просто выставляет руку и перехватывает меня поперек туловища, отталкивает назад, к конторке рядом с раковиной, нависает сверху.

Даже улыбается, но… улыбкой законченного психа, который только что расчленил любимую бабушку и сожрал всех ее котов.

– Шики?

– Что Шики?

– Что ты делаешь?

– Стою тут.

– А ты не мог бы встать где-то там? Ограничиваешь мое личное пространство.

– Ты нервничаешь. Боишься, что твой маленький друг увидит?

– Он здесь ни при чем.

– Да ну… – Рывком забирает у меня упаковку солида, задумчиво крутит ее в пальцах.

– Отдай. – Тянусь, чтобы забрать, но он отдергивает руку.

Мельком встречаюсь с его взглядом и тут же отвожу глаза.

Разве красный может быть таким холодным? Продирающим насквозь.

– Не заслужил, – и в голосе не меньше холода. Как тонкая насыпь из колкого льда.

– Что ты сказал, прости?

– Не отработал. – Кивком головы указывает на стол.

Ну конечно. Я же бросил тебя ради какого-то там друга. Друга, который едва не сдох из-за меня.

Но кого это волнует? Явно не твою божественную задницу.

– И во сколько ты оцениваешь меня? В две пачки бичпакета?!!

– Ну что ты. Не так дешево. В три.

– Мразь! – С силой отталкиваю и вырываю упаковку из рук, не забыв ударить плечом. Совершенно случайно, конечно. Ледяной взгляд на выходе.

Но внутри все клокочет от ярости, а сверху намерзает тонкий слой разочарования, потом кусочек безысходности и снова ярость.

Почему тебе так нравится делать мне больно?!

Как пинцетом, раз за разом, отщипываешь кусочки моей и без того истерзанной души. И с интересом наблюдаешь: а что будет?

Что я сделаю на этот раз?!

Ненавижу!

Кидаю Кеске упаковку, следом тяжелую бутылку, которую он, разумеется, не поймал. Хорошо, что плюхнулась на плед, а не одарила эту бестолочь хорошей шишкой.

Бесит… Все бесит!

Ты в очередной раз перегнул палку, мудоеб!

Только в этот раз она с треском сломалась, не выдержав напора.

Куртка находится в узкой прихожей, на старой изодранной кушетке.

Ебаные шнурки… Дергаюсь, пальцы едва слушаются, поэтому вожусь с ними невообразимо долго.

– Далеко собрался?

Какого хуя ты выперся? Добить меня решил?!

– За бичпакетами.

– У тебя жетонов нет.

Вот оно. Мой шанс отыграться. Пусть тебе тоже будет больно, тварь! Даже если не больно, то покоробит уж точно. Ты же собственник…

– У меня есть отпадная задница! Сколько раз ты называл меня похотливой блядью? Думаешь, приглянется кому-нибудь?!

Удар, как всегда, точен. И такой силы, что разом вышибает весь воздух из легких. Складываюсь пополам от адской боли в животе.

Пару секунд просто пытаюсь сделать вдох… С трудом удается.

Как только глаза перестают слезиться, пячусь назад, не сводя взгляда с еще более бледного, чем обычно, лица, перекошенного яростью.

– И ротик тоже ничего, верно, Шики?!

В этот раз успеваю уклониться. Пригибаюсь и ухожу вбок, резко распахивая дверь. Кулак с громким звуком врезается в дерево, а я скрываюсь в темном подъезде и, не оглядываясь, несусь вниз по лестнице.

Вернусь.

У меня просто нет другого выбора. Но сначала заставлю тебя подергаться, сволочь!

***

Сумерки…

Ну почему мне всегда так ебически везет?

Тошима окрашивается в холодный синий. Матовый и зловещий.

Ну и куда я собрался?

До ближайшего обменника херова туча километров, да и менять, как заметил этот урод, мне нечего.

А значит, надо просто погулять… Просто пошариться где-то и остыть, а после вернуться и мужественно вытерпеть все тычки и затрещины, которые мне достанутся.

Будем воспринимать это как возможность обдумать все случившееся.

Анти-Николь…

Но именно он дал мне возможность вернуть Кеске, которого я бросил наедине с озлобленным психом.

Аплодисменты мне!

Звание «Мудак года» в кармане!

Снова эта ебаная безнадега накатывает. Как и всегда в последнее время, стоит мне только остаться одному.

Как противный кран, капающий на кухне в полной тишине – едва слышно, но раздражает все больше и больше с каждым разом, и под конец кажется, что там не капли воды вовсе, а как минимум тяжелые монеты падают и бьются о жестяное дно раковины.

Так и это. Все громче, отчетливее.

Я не знаю. Есть ли у меня будущее. Выберусь ли отсюда, а если и выберусь, то что дальше? Снова «Бластер»? Или же брошенный университет?

Что?!

Улицы сменяются одна за другой. Переулками, крадучись.

Боюсь встретить кого-либо.

Каратели, игроки… или еще кто похуже.

Почему-то ноги несут меня в ту самую подворотню, где я впервые убил человека. И ради кого? Неблагодарного куска дерьма, который не упускает случая уколоть меня побольнее, а после сам зализывает причиненные раны.

Словно два разных человека…

Мудак… и еще мудак. Только характером чуть помягче.

Ну на хер…

Ты даже мыслей моих не достоин!

А ну пшел вон из моей головы!

Бля…

Чувствую себя сопливой истеричкой.

Тряпка. Амеба беспозвоночная.

Раздраженно накидываю капюшон на голову, ускоряя шаг.

Поворот. И вот оно, то самое место. С багровыми высохшими лужами. Но тел нет, ни одного – ни трупов, ни псевдо Иль-Ре. Передергивает от воспоминаний.

Ищу взглядом катану – и ее нет, должно быть, забрали вместе с телом.

Озираясь, захожу чуть дальше, и тут же что-то звякает под ногами.

Наклоняюсь и отчего-то неверными пальцами пытаюсь поднять с асфальта один из твоих крестов.

Покалывает кисть, когда я наконец-то соскребаю его с грязного пола. Заляпан засохшей кровью.

Ползаю на карачках в поисках второго, того, который побольше.

Нахожу чуть правее.

У этого обломана одна из сторон.

Оба с рыжим налетом ржавчины на разорванных тонких цепочках.

Внутри все замирает так, словно я держу на ладони не жалкие металлические цацки, а осколки чужой души.

Прикрываю глаза и прячу находку в карман джинсов.

Стоит ли вернуть их тебе?

В любом случае надо поскорее убраться отсюда, а уже потом решу. Поднимаюсь на ноги и, почти прижимаясь спиной к стене, выхожу на главную улицу. При мысли, что особняк Арбитро всего-то за двумя многоэтажками, передергивает.

Разворачиваюсь и бреду в противоположную сторону. Руки ощутимо мерзнут, пытаюсь согреть их, сжимая и разжимая кулаки. Тщетно. Цепляюсь за края рукавов и натягиваю их по самые кончики пальцев. Никакого толку.

Сколько я уже шарюсь? Час? Два? Или же всего двадцать минут…

Сворачиваю с главной улицы и, кажется, иду по направлению к нейтральной зоне. Черт, не заблудиться бы еще среди этих каменных нагромождений.

Останавливаюсь у большого плаката некогда популярной певицы. Хотя кто знает, может, и сейчас популярной. Все равно мне нехуй делать, так почему бы не убить пару минут, пялясь на маленькую дамочку на изорванном полотнище?

Только, видимо, не один я выбрался на позднюю прогулку. Какое-то движение вниз по улице. Черт. Спрятаться даже некуда, дома плотняком стоят. Ни подворотен, ни темных арок… Ладонь тянется к ножнам… которых нет!!!

Прикрываю глаза и шепчу беззвучные ругательства, проклиная собственную вспыльчивость и неосмотрительность.

Бля… Куда… Куда же…

О! Мусорный бак!

Вполне можно укрыться за его металлическим боком. Что я и делаю. Укрытие, конечно, так себе, но все лучше, чем торчать посреди пустынного проспекта.

Топот ног становится все отчетливее, эхом разносится по ночному городу, и какой-то странный, шаркающий звук, словно кто-то тащит шмат мяса по выщербленной дороге.

Совсем близко, так что приходится спрятать голову, чтобы не палиться. Проносится мимо. Запоздало узнал черно-красную клетку на шортах и тяжелые ботинки.

– Рин!

Мальчишка останавливается и тяжело дышит, затравленно озирается. Наконец-то находит меня взглядом, бросается и сильно дергает за рукав.

– Да что же ты! Не тормози!

Вскакиваю на ноги и позволяю тащить себя за руку.

– Эй, да что… – Рефлекторно оборачиваюсь. – Твою мать!!!

Буквально в двух метрах источник этого противного шмякающего звука. Отвратительного вида орда недотрупов, весьма и весьма прытких для мертвых.

Сжимаю тонкие пальцы мальчика и бегу, уже не оглядываясь. Слишком сильно смердит, чтобы сомневаться: они не собираются останавливаться.

Рин тащит меня вверх по улице и после дворами, все также надеясь оторваться. Мальчишка тяжело дышит, а пальцы, судорожно сжимающие мои, ощутимо дрожат.

– Где ты нашел столько новых друзей?!

– Ха-ха, Акира! Заткнись и шевели задницей!

Еще одна темная арка, и мы рядом с заброшенной стройкой, должно быть, очередной небоскреб не доклепали. Сетчатая дверь легко вылетает после удара ноги, толкаю ее назад и бросаюсь за мальчишкой. Рин уже около огромных контейнеров – нетерпеливо прыгает на месте и ждет меня. Когда равняемся, тут же бросается вокруг здания, ищет что-то. И точно! Старый склад, как написано на полустертой вывеске, более похожий на большой гараж с зарешеченными окнами.

Тяжелая цепь намотана на массивную створку двери.

– Помогай давай!

Желания спорить не возникает. Как только могу, сильными рывками, быстро стягиваю цепь. И, надо сказать, звонкий скрип хлипкого забора очень вдохновляет.

Наконец-то преграда устранена, и с характерным скрипом проржавевших петель дверь распахивается.

Толчок в спину – и я внутри, Рин следом. Вырывает цепь у меня из рук и быстро наматывает на длинные поручни, которые, должно быть, использовались вместо ручек.

– Фух…

Заперлись…

– И дальше что?

– Ну, они же уйдут когда-нибудь…

– Очень мудро, Рин!

– Заткнись! Раз такой умный, сам бы что-нибудь придумал! Не тебя гнали через всю Тошиму!

Гневную тираду блондина прерывает глухой удар о дверь. Потом еще и еще. Неосознанно отступаем назад, к задней стенке.

Маленький блондин все никак не может отдышаться, его ощутимо потряхивает. Придвигаюсь ближе и ободряюще сжимаю худое плечо.

Я сам, на удивление, спокоен, должно быть, не дошло до меня еще, в какой жопе мы оказались.

Оглядываюсь. Взгляд натыкается на ящики у стены.

Мерные, повторяющиеся удары тел о твердые металлические створки кажутся фоновым шумом.

Не страшно, нет…

Только пальцы начинают ощутимо дрожать, когда я направляюсь к окнам, чтобы подтащить к задней стенке один из ящиков.

– Акира… – хриплый шепот, в котором с трудом угадывается голос вечно веселого мальчишки.

– Что? – Оборачиваюсь, чтобы наткнуться на взгляд голубых глаз, округлившихся от ужаса.

С трудом сглатывает и кивает на окно за моей спиной.

Треск буквально режет гнетущую тишину.

Я… Я не могу обернуться…

Еще один звук – с таким обычно расползается сетка трещин по стеклянной поверхности.

Медленно, очень медленно разворачиваюсь всем корпусом, чтобы увидеть изуродованные, опухшие лица по ту сторону окна. С белыми, словно вываренными, белками глаз.

А трещин все больше, и от каждого удара раздувшихся пальцев они ползут все дальше.

– Акира…

Не могу сделать даже шага, ноги приросли к полу, отказываются слушаться.

Звон стекла. Пронзительный и, кажется, такой громкий. Мелкие осколки летят вперед, свободно проходя сквозь узкие просветы решетки, и сталкиваются с тканью моей куртки.

Падают на пол.

Щеку царапает что-то…

Еще один осколок.

Тепло… Стекает по скуле.

И тут ОНО дергается, вздрагивает, впивается в меня невидящим взглядом. Размыкает потрескавшиеся губы, и подбородок тут же заливает зеленоватая жидкость.

Сине-серые десна… С покореженными зубами, словно выкорчеванными…

Изучает меня.

– Акира!!! – Теплые руки обхватывают меня и дергают назад.

Хруст, и обломанные ногти царапают мои скулы. Едва задевают. Тут же обдает волной отвратительной скверны, гниющей плоти.

Я слышал хруст… И сейчас понял, что это было – сломанные пальцы, которые болтаются на толстой задеревеневшей коже.

Сломало их, чтобы протиснуть кисть через решетку.

Один за другим… Впиваются пальцами в прутья, грызут их, выкорчевывая зубы вместе с кусками десен. Я вижу, как эти разлагающиеся ошметки падают на пол… прямо к моим ногам.

Рин тянет меня назад, к противоположной стене, но и там надсадный треск стекла.

Пятится, буквально насильно усаживает меня около двери. Постоянный гул от монотонных ударов по тяжелым створкам, они словно толкаются мне в спину.

Кажется, что кто-то швыряет куски разделанных туш, и мясо с чавканьем, на долю секунды, прилипает к двери. Падает, и по новой…

Теплый взъерошенный мальчишка устраивается на моих ногах, просто виснет на мне и прячет лицо за полами куртки. Ему страшно, я чувствую дрожь под окоченевшими пальцами, когда касаюсь тонкого плеча.

Рин прячется, а я не могу оторвать взгляда от тянущихся рук – некоторые совсем изуродованные, даже без пальцев, просто раздувшиеся культи, а некоторые совсем свежие, должно быть, имеют синеватый оттенок и только лишь.

Еще одно окно, широкое, на задней стенке склада. Как раз напротив меня, и там я вижу покореженные лица. Стеклянную преграду устраняют довольно быстро, просто выдавливают растрескавшееся стекло, оставив кинжально-острые осколки по бокам.

Я вижу, как темная мертвая кровь пачкает прутья, как лохмотьями свисает срезанная кожа. Они даже не замечают этого, продолжают упорно тянуться к своей цели. Толкаются, но как-то грубо, скорее рефлекторно, отпихивая друг друга, впиваются обезображенными ртами в чугунные прутья решетки, рвут губы об ее рифленую поверхность.

И запах… гнили… испорченного, много дней пролежавшего на жаре мяса.

Кажется, все вокруг пропиталось им.

Хотел бы я просто закрыть глаза, но не могу, не могу, не могу сомкнуть веки и остаться в темноте, слушая их утробные завывания.

Мне… Мне страшно?!

Или как еще назвать этот ступор?! От которого в горле пересохло и отнялись ноги?!

Кажется, что к животу приложили толстый пласт льда, и ледяной ужас сковывает меня, лишая остатков самообладания.

Нет… Нельзя…

«Соберись, ничего не стоящий кусок дерьма!»

Странно, знакомый голос в моей голове. Или же я сам произнес эту фразу?

Сразу стало как-то легче, ступор отступил, но спокойнее не стало.

Наоборот, из-за накатившей апатии я словно ушел в себя, а сейчас в полной мере осознал, ГДЕ я нахожусь и ЧТО мне угрожает.

А еще тут страшно холодно. И меня неслабо колотит.

Обхватываю сжавшегося в комок мальчишку, прижимая поближе к себе. Даже не поднимает голову, сидит, все также плотно зажмурив глаза и побелевшими пальцами стискивая тонкую водолазку. Осторожно кладу ладонь на его макушку и перебираю светлые пряди. Меня всегда это успокаивало…

Металлический скрежет.

Судорожно вскидываю голову и пытаюсь определить источник звука. Что же…

– Ебаный…!!!

Рин тоже оборачивается, и наши взгляды сходятся на окне справа, там, наверху, поддавшись напору, выпирает металлический штырь.

Миллиметр за миллиметром он выходит из бетонной стены.

Выпадет, а там и второй, третий…

Отталкиваю блондина в сторону и вскакиваю на ноги. Надо что-то… Что-то… Что?!!

Взгляд натыкается на все те же ящики у окон. И их достаточно много.

Вот только…

По позвоночнику пробегает судорога, все тело начинает ломить разом, а желудок сводит от рвотного позыва. Оглядываюсь на Рина…

Пытается забиться в угол подальше и смотрит на меня огромными и, кажется, мокрыми глазами.

И тут я понял – я не имею права быть слабым. Только не с Рином и Кеске.

А значит…

Выдох…

Осторожно, стараясь держаться в центре, продвигаюсь к поврежденной решетке. Завывания тут же стали громче, а конечности тянутся вперед с куда большим энтузиазмом.

Черт.

Пинком загоняю первый ящик под окно. Почти одного размера. Смогу ли я поднять еще два таких, чтобы нагромоздить их сверху?

Бля, ну какого хера… Какого хера меня так понесло, какого хера ТЫ ревнивый идиот, какого хера я вообще родился…

Всхлип.

Мельком оборачиваюсь на блондина и тут же перестаю себя жалеть. Потом, если… Нет, не если. Когда мы отсюда выберемся, забьюсь в угол и буду рыдать, тиская любимого плюшевого мишку.

Бля, у меня нет мишки. Сука, такой план провалился.

Второй ящик… Чтобы достать его, придется подползти ближе.

Полшага вперед, пинок по деревянному боку и тут же назад, оставив в разлагающихся пальцах клок волос.

С трудом поднимаю контейнер – тяжеленный, зараза. И осторожно, прикрываясь им, как щитом, ставлю его на нижний ящик, к окну подгоняю все также ногой.

Лязг становится громче, штырь почти вылетел.

Обхожу нагромождение боком и резким ударом кулака вгоняю его назад.