Текст книги "Второй шанс (СИ)"

Автор книги: SаDesa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Вот черт!

Оказывается, всего лишь Рин упорно тащит меня за тяжелую створку.

Пара широких выщербленных ступеней.

Стоит оказаться по ту сторону, как, навалившись, Шики с помощью Мотоми задвигает ту махину обратно. Щелкает механический замок, вентиль крутится с той стороны, замыкая устройство.

Вот теперь по-настоящему темно. Кажется, барахтаюсь в чане, наполненным черной краской. Тьма вокруг осязаемая, липкая. Слабый свет фонарей просто меркнет, тонет в ней.

– Это что было?! Что за… новые твари?! Старик?!

Где-то рядом Рин набрасывается на Мотоми. Глаза еще не привыкли, могу только слышать их.

– Ты думаешь, Арбитро лично докладывался мне о своих исследованиях?! Об этих существах мне известно столько же, сколько и тебе! Кстати, Акира, нашел, что искал? Как там папочка Битро?

– Спит, – вместо меня отвечает откуда-то справа равнодушный сухой голос.

Прикрываю глаза, моргаю несколько раз. Первыми начинают проявляться мутные, белые пятна детских силуэтов, после – мутное пятно футболки Кеске, рубашка Мотоми, светлая макушка Рина. Нервно кручу головой в поисках твоего бледного лица… Не вижу.

– Маленькая мышка потеряла что-то?

Горячее дыхание обжигает шею, касаясь линии роста волос.

Вот сука!

Пальцы непроизвольно сжимаются на гладкой рукояти. Вот же… За последние пару часов она находилась в моих руках куда больше, чем за прошедшие пару месяцев.

Собираюсь выдохнуть какую-нибудь гадость в ответ, как… низкий, протяжный гул наполняет помещение, должно быть, огромное, судя по резонансу звука.

Откуда-то сверху сыплются песок и мелкий гравий. Волна колебаний пробегает по стенам, словно что-то очень быстро пронеслось над поверхностью. Пролетело.

Вот оно. Началось.

– Поторапливайтесь, девочки.

– Не отставай, старик! – в тон Мотоми насмешливо бросает Рин. Вот только огрызается мальчишка нервно, или всему виной мерные, до зубной боли знакомые удары плоти о поверхность двери?

Ряд грубых, перекошенных ступеней, просторный, каменный и холодный холл вызывают у меня ассоциации лишь со склепом. И нисколько не легче от этого сравнения.

***

Все кажется каким-то… нереальным, затянутым черной пленкой. Лишь необыкновенно четкие, расчлененные жадным эхом звуки шагов.

У всех разные…

Я просто слышу их. Различаю.

Неуверенные, шаркающие из-за поврежденной ноги, – Кеске.

Тяжелая поступь Мотоми. Кажется, он и сейчас шагает вразвалочку, зажав в зубах измусоленную сигарету, словно на парковой прогулке.

Частые, словно короткие перебежки, суетливые, – Рин.

Но я почти не слышу твоих шагов – кажется, где-то впереди, но тут ты, словно невзначай, цепляешь меня плечом, выныривая из плотной темени.

Ощущение нереальности не дает мне покоя. Не верю. Не верю, что все это вот-вот кончится. Кончится, вместе с тёмным, мрачным коридором, если огромный тоннель, выдолбленный в каменной породе, можно так назвать.

Почему-то здесь молчание не кажется давящим. Отнюдь. Каждый вздох кажется не тише пушечного выстрела. Какие уж тут слова… Долбаная акустика… Слишком зловеще.

Шаг. Шаг. Шаг.

Налипшая темень скрадывает время. Сколько прошло? Сколько еще осталось? Веки слипаются, повинуясь атмосфере этого места.

Саи касаются бедра при каждом шаге, скользят по грубой ткани брюк.

То и дело стены вибрируют, а по помещению разлетается нарастающий рокот реактивных двигателей.

Неужели все будет вот так просто? Не верю, подозрение точит, сколько себя не убеждай, что вот оно… все осталось позади.

Но нет, долбаное предчувствие не дает мне покоя.

Словно что-то… жрет изнутри.

Когда это я стал параноиком? Может, когда оказался за границей мертвого города? Или же много раньше?

Кажется, маленькая вечность уже прошла, как со спины услужливым эхом доносятся отголоски знакомого скрежета.

Позвоночник сковывает. Останавливаюсь. И не я один.

– Что за…

Ответом повторный лязг. Громче.

И снова тишина заложила уши холодными ладонями, как у мертвеца.

Пять минут проходит. Может, десять…

Не в силах сдвинуться с места. Желтые пятна света лихорадочно шарят по потолку и мокрым стенам, изредка выхватывают чье-нибудь лицо из темноты.

Твое бледное кажется особенно зловещим из-за игры теней, именно на нем замирает солнечный луч в руках у Рина.

Быстро прижимаешь подбородок к груди и кивком головы указываешь вперед.

Все пространство вокруг наполняется звуками, шорохами, шипением… Мороз по коже, но стада мурашек стали уже чем-то привычным, неотъемлемым спутником вездесущего страха.

– Долго еще? – полушепотом спрашивает Кеске.

Кожей чувствую, как дрожит его голос, как он весь дрожит.

– Нет, – как всегда коротко и равнодушно бросаешь в ответ ты.

И я снова тянусь поближе, чтобы уцепить и себе крупицу твоего спокойствия.

Звук. Необыкновенно четкий, близкий.

Прямо над головой.

С таким звуком пальцы царапают по камню, обдирая ногти…

Вопль Кеске.

Резво оборачиваюсь, вскидываясь.

Стоит у стены, направив на нее свет одного из двух фонарей, и над ним, метрах в двух, висит это… Не описать.

Длинные руки и тощее тело, до невозможности истощенное, и снова чертовы нити, выпирающие из растравленных грубых швов.

Гематомы… Слой слизи…

Кеске пятится, отступает, опираясь на поврежденную конечность. Не знаю, его крик или запах крови тому виной, но тварь живо отлипает от стены, падает прямо на него, валит, беззубым ртом впиваясь в окровавленную лодыжку.

Снова вопль. Ужаса и боли.

Сковавшего меня паралича как не бывало.

Пальцы запоздало вспоминают, что сжимают не что-нибудь, а рукоять острой катаны, которую ты не забрал у меня по какому-то странному недоразумению.

Выпад вперед, и отрезанная голова так и продолжает беззубыми челюстями удерживать добычу. Тело опадает, заваливаясь на бок.

Кеске, вздрагивая, с явным отвращением кроссовкой отпихивает в сторону череп, обтянутый кожей.

– Ты как?

Смотрит на меня, как будто видит впервые, до побелевших костяшек стискивая фонарь в ладонях.

Сам ничего не соображаю, кисти сводит. Дергаюсь, когда ты, не церемонясь, в очередной раз выхватываешь у меня оружие. Так колотит еще больше.

– Это что, блять, такое?! Что за новые твари?! Типа – «ха-ха, вы перешли на следующий уровень»?! – мой вопль разлетается по всему широкому коридору. Просто не в силах удержать его внутри, просто раздавит меня к чертям, разорвав легкие.

Черт… ЧЕРТ... ЧЕРТ. ЧЕРТ…

Успокоиться, взять себя в руки. Я же не гребаная истеричка!

– Шики…

– Молчи.

И верно… Все пространство вокруг наполняется новыми звуками, словно чертова тьма живая, шевелится. Тянется вперед сотнями маленьких лапок.

Мотоми помогает подняться Кеске, а того просто колотит, сотрясает в беззвучной истерике.

Оно, кажется, везде… Сверху, сбоку, даже под ногами, кажется, шевелится что-то!

Затихает так же внезапно, как и началось.

Пара секунд абсолютной тишины.

Высокий девчачий визг справа. Обрывается на самой высокой ноте. Хруст. Глухой удар. Мне не нужно видеть, чтобы знать, что это. ЧТО упало на пол, и ЧТО сейчас торопливо утаскивают назад… Рвут.

Хруст. Хрус. Хруст.

Не могу... Не могу больше!

Не хочу я слышать всего этого! Кончится ли оно когда-нибудь?!

Воздуха катастрофически не хватает, легкие обжигает, а необходимый вздох так и не получается сделать. Ужас сковал.

Железные пальцы сжимают предплечье и упорно тащат вперед, не обращая внимания на то, что я еле-еле переставляю ноги.

Шлепок за спиной. Что-то «упало» сверху. Что-то, что вереницей тянется за спиной.

Звон маленьких кинжалов.

Лязг катаны совсем рядом. Слишком темно, не разобрать.

Лишь то и дело сбивающиеся торопливые шаги и короткие перебежки. Один из фонарей мигает и гаснет.

Разочарованный стон Рина. Бесполезный кусок пластика отлетает в сторону.

Треск плафона. Уже и его на зуб попробовали.

Пальцы отпускают мое плечо. Тут же надсадный задушенный хрип прямо за спиной. Тусклый отблеск стали… Еще один… Но сколько их всего?!

Не уйти, не убраться из мертвого города!

Уже даже не паника… обреченность.

– Иди вперед, – негромко, над самым ухом, и от звука этого голоса даже утробное урчание замолкает. Вакуум.

Киваю было, но…

– А… А ты?!

Ни звука. Все замерло. Ни единого испуганного детского всхлипа, ни тяжелого дыхания. Ни звука шагов.

Несколько секунд.

Хруст за спиной. Смазанный, какой-то унылый выдох. Зловонье.

Оно ждет. Повернись спиной и…

Пальцы перебираются на плечо, больно стискивая; кажется, пытаясь выломать ключицу. Боль отрезвляет совсем немного.

– Посмотри на них, Акира. Хорошенько посмотри… на эту стайку неудачников. Им придет конец куда раньше, чем ты думаешь.

К чему все это?!

Я… я не понимаю, к чему ты ведешь. Я отказываюсь понимать!

– Это же… не то, что я думаю, верно?! Скажи, что нет!

– Откуда я знаю, о чем ты думаешь, глупый ребенок? – Быстрый, горячий шепот обжигает мое лицо. Так близко… Слишком много гребаной нежности. Откуда она?! Ее не должно быть! Не сейчас!

– Ты же не собираешься…

– Просто забирай эту свору неудачников и иди вперед, нет времени на разговоры.

А… А… Горло перекрыло. Совсем.

Сказать… сказать что-то… Сказать то, что я не сказал бы даже под пытками.

– Я...

Ладонь с плеча резво перетекает и касается скулы, гладит.

Тянет ближе, послушно шагаю вперед, так, чтобы мой взмокший лоб коснулся прохладного твоего. Челюсть сводит.

Пытаюсь еще раз.

– Я…

– Молчи, маленькая дрянь. Я не хочу вытирать тебе сопли.

Я не разбираю смысла слов, но от интонации хочется взвыть и самому лезть на стену.

Каково это, когда без ножа режут? Голыми руками, раздирая душу на куски?

Один-единственный судорожный всхлип все-таки вырвался, оседает на твоих губах.

Усмешка.

Почему-то даже сейчас мне хочется за нее разбить тебе лицо.

– Ублюдок…

– И я люблю тебя, глупый мышонок.

И тут же, даже не дав мне опомниться, легонько отталкивает от себя.

– Иди, Акира.

Пытаюсь сказать что-то, но из горла вырывается лишь сдавленный стон. Негромкий, надсадный… больной.

– Не думай! Ни о чем сейчас не думай. Потом, после.

Киваю. Отрешенно наблюдаю, как ты уходишь, мельком касаясь макушки Рина. Уходишь, даже не вспомнив о ножнах, которые я продолжаю стискивать пальцами.

Только звук твоих шагов. Ничего больше.

– Иди уже! – раздраженный выкрик, всего пара метров, но… как через пропасть.

И я слушаюсь; должно быть, впервые за все это время делаю так, как ты хочешь.

Стремительно разворачиваюсь и, буквально оттолкнув Мотоми, закидываю руку Кеске себе на плечо.

Вперед. Уже не оборачиваясь.

Под четкий удаляющийся звук шагов и далекие вопли.

Один… Второй… Третий.

Полный боли нечеловеческий крик.

Одиннадцать… Двенадцать…

Просто продолжаю считать свои шаги, просто для того, чтобы не свихнуться, просто…

Две тысячи триста восемьдесят два шага.

Свет в конце туннеля, яркий, дневной, но почему-то мне хочется, чтобы он оказался электричкой.

Ближе и ближе. Воздух больше не кажется затхлым. Еще ближе. После серой Тошимы ярко-зеленый режет глаза.

Все ближе. Совсем светло.

Какая-то ебучая поляна с блядотравкой и жизнерадостно чирикающими птичками.

Отвратительно.

Все, блять, отвратительно! Выключите вы этот ебаный фонарь!

Стенки старого развалившегося бункера поросли кустарником. Оглядываюсь, выпустив из пальцев кисть скулящего Кеске.

Должно быть, тянул слишком больно или быстро… Не знаю. Не помню.

Что, вот и все? Закончилось... Только вот…

Снова апатия накрывает. Хочу поскорее спрятаться в свой кокон, где есть только восхитительное ничего.

Вот только жгучая пощечина не дает мне этого сделать, с треском разрывая плотные стенки защитной оболочки.

– Ты чего стоишь, дубина?!

Еще одна затрещина, сильнее первой, едва не валит меня с ног. Скулы пылают.

Рин.

Упорно продирается ко мне сквозь стену равнодушия, так тщательно мной возведенную.

Хватает за плечи и встряхивает так, словно не он, а я тщедушный подросток.

– Иди туда и притащи этого придурка назад! Или сдохни там вместе с ним!!! Не бросай! Слышишь?!!

Как заряд тока. Все мышцы сковало разом.

Взгляд с трудом фокусируется на лице мальчишки.

Шики… Твою мать! Ебаный ты благородный имбицил!!!

Фонарь находится у Мотоми. Не заморачиваясь, вырываю его чуть ли не с пальцами, равнодушно отшвырнув в сторону бесполезные ножны.

Ладонь стискивает один из маленьких кинжалов Рина.

Я никогда в жизни так не бегал, никогда не несся с таким энтузиазмом назад в черную, кишащую тварями дыру.

Дыхалки не хватает. Терплю боль в легких только для того, чтобы разбить чью-то наглую рожу. Воспользовался моим замешательством, ублюдок! Ни черта у тебя не выйдет! Подавись своим гребаным «люблю»! К чему мне оно, если ты будешь гнить где-то под завалами?!

Тусклое пятно света прыгает по стенам, и чтобы найти тебя, я снова начинаю считать, но не дохожу и до тысячи, выхватывая сгорбившуюся у стены фигуру.

Подбегаю, останавливаясь буквально в паре метров, судорожно хватая воздух, захлебываюсь им, а перед глазами алые круги пляшут.

Взгляд цепляет багровую полосу и расчлененное на куски тело рядом. Несколько поодаль.

И еще парочка…

Одно совсем рядом. В каком-то полуметре от тебя.

Глаза испуганно расширяются… твоя нога – правая штанина насквозь пропитана – сглатываю – кровью.

И только лишь?

Больше никаких повреждений?

– Я велел тебе уходить.

– Я не твоя псина. Встать сможешь?

– Нет.

– Идем, Шики…

– КУДА?! Мне нет места в твоем радужном мире с зеленой травкой, ярким солнышком и друзьями-идиотами! Убирайся.

Сука… Какая же ты ДРЯНЬ!

Подбегаю и все оставшиеся силы вкладываю в один единственный удар. Хруст челюсти, костяшки сводит болью, а ты неуклюже заваливаешься на бок.

– Слабак!

От следующего удара ты заходишься кашлем и хватаешься за поврежденные ребра. Не церемонясь, пинаю в живот и жалею лишь о том, что тусклый свет фонаря не позволяет мне разглядеть выражение твоего лица.

Кривишься, должно быть.

– Какое же ты дерьмо!

Еще удар. Хруст. Надеюсь, это были твои ребра.

– Трусливая беспозвоночная тварь! Чего стоит твое ебаное «люблю», если все, на что ты способен, это зазря сдохнуть, благородно бросив меня?!

В ответ лишь надсадный кашель. Молча сплевываешь кровью.

– Отвечай мне!

Откинув бесполезный фонарь, нагибаюсь и рывком ставлю тебя на ноги.

Даже сейчас прячешь лицо за прилипшей челкой.

Неужели боишься?

Пощечина.

На ладони остаются следы крови из разбитых губ.

– Не они мусор… – Взгляд касается покореженного тела рядом. – А ты.

– Пусть так.

– Так?! Тогда скажи, почему я должен помнить, что подобное дерьмо вообще было в моей жизни?! Может, и не было тебя вовсе? Как там твое имя?

Отпускаю, позволяя безвольным мешком стечь вниз по стенке.

Пальцы ныряют в карман, легко находят пару заржавевших железок, которые тут же падают на пол. Прямо рядом с твоими ногами.

– Передай Казуи, как сдохнешь.

Не спеша нагибаюсь, поднимаю отброшенный фонарь. Не оборачиваясь, нарочито медленно ухожу, а челюсти сжаты так, что, кажется, сейчас кость треснет.

И снова – шаг… два… три… четыре… пять…

Лязг катаны.

Острое лезвие впивается в рыхлые от повышенной влажности плитки.

Замираю.

Скрип кожаной куртки. Шатаешься. Шаг вперед. Едва не падаешь.

Бросаюсь назад и как раз вовремя, чтобы обхватить тебя поперек торса и не дать позорно плюхнуться на задницу.

И тут же носом утыкаюсь в твою шею, плотно зажмурив глаза.

– Я надеялся… Нет… Знал, что прокатит.

Теперь уже не чувствую себя таким смелым, чувствую себя опустошенным недавним приступом ярости, – даже не ярости, а показной злости, рассчитанной на то, чтобы расшевелить тебя.

– Сломать бы и тебе пару ребер за такую провокацию…

– Когда выберемся, – почти не слушая, киваю я.

Вот все и на своих местах. Ты снова ранен, а я, матерясь сквозь зубы, пру на себе твою покоцанную тушку. Наверное, так оно и должно быть.

– Слушай… А тухляки где? Неужели кончились?

– Не знаю, – выдыхает поверх моей макушки. – Шум реактивных двигателей напугал их, должно быть.

Ага… Он и меня сейчас пугает. Просто дебильнее кончины придумать нельзя: выбраться из кишащего зомби мертвого города и сдохнуть под бомбежкой.

Вот и плечи ноют, поясницу давно свело.

Нет ответа. Мы соизволили вырубиться. Просто отлично.

Останавливаюсь, чтобы взвалить твою тушку на плечо. Уж что-что, а на руках тебя носить я не собираюсь. Не заслужил.

Все также сжимаешь пальцами катану – забираю ее, поудобнее перехватывая фонарь.

С тебя станется. Еще отправишь меня расчищать завалы в поисках этой железки.

Выход совсем близко. Светло. А ноги подкашиваются.

Проклятье… Последние сто метров.

Громкий, нарастающий сзади гул. Еще и еще. Усиливается раз за разом. Не увидеть мне праздничного «салюта»…

Вот и все.

Та же блядско-зеленая травка.

Еще несколько метров. Почти падаю, предварительно скинув твою бесчувственную тушку на землю.

Опускаюсь рядом, прижимая тебя к себе, ладонями бесконечно знакомо отыскивая повреждения на твоем теле.

Пальцы неосознанно зарываются в темные спутанные волосы.

Только сейчас я замечаю, насколько голубое это чертово небо – ни серое, ни алое, извечно затянутое тучами и сгустившимся смогом небо Тошимы.

От дикого грохота закладывает уши.

А я продолжаю лыбиться, безумно радуясь, что ты не видишь, как слезятся мои глаза.

Ни одной чертовой тучки… Должно быть, кто-то там, наверху, решил дать нам второй шанс.

Вместо эпилога

А знаете, после того как побываешь одним из главных героев второсортного ужастика, поневоле начнешь ценить обыденную повседневность как высшее благо.

Ни тебе гниющих трупов, ни придурков, алчущих крови и блестящих жетонов…

Даже восстановиться в университете оказалось плевым делом – всего-то пришлось побегать с парой сотен бумажек по разным инстанциям, премило улыбаясь мрачным барышням постбальзаковского возраста.

Вот только новый куратор меня «любит» особенно сильно.

Ни дня не обходится без очередной едкой насмешки или подкола. И совсем неудивительно, что именно меня, как новенького, спихнули этому демону в качестве старосты.

О, да… Наша совместная работа напоминает скорее оргии с повсеместным моральным изнасилованием меня любимого.

Разумеется, предмет этого изверга, гребаная «этика», был моим любимым. А уж зачеты – так это отдельная песня. Я бы даже назвал ее арией кошки, которой только что отрубили хвост.

Третья подряд пересдача в кругу таких же везунчиков-раздолбаев стала если не радостной, то привычной закономерностью. Будь то лабораторные, контрольные… Я неизменно входил в десятку «призеров».

Вот и сейчас, изучая поверхность своего излюбленного стола на первом ряду, я даже не тружусь заглядывать в конспекты. А зачем?

Все равно же «завалишь». Как и во-о-он того прыщавого блондинчика, только что пулей вылетевшего из аудитории.

Еще четверо, включая меня.

Ну, что же… Покорнейше ждем-с своей очереди, лениво развалившись на столешнице.

Пш… И еще один пассажир за бортом, ну, то есть вне аудитории. Двое где-то на «камчатке».

– Акира-кун, прошу. – Взглядом указывает на только что освободившееся перед собой место.

Молча поднимаюсь и плюхаюсь на свободный стул.

– Что вы готовы мне рассказать?

– А что конкретно вы хотите от меня услышать?

– Снова не готовы, я полагаю?

– Вы задаете не те вопросы.

Откидывается назад, опираясь на спинку стула. Глаза насмешливо щурятся, и я почти физически чувствую, как теплеют скулы от его взгляда.

– Расскажете мне о морали? Основные постулаты?

Уголки губ невольно ползут вверх, изгибаясь в сардонической ухмылке. Так и тянет мельком показать кончик языка.

– Мораль… М-м-м… Знаете, что-то знакомое. Слышал где-то раньше. Вот только не припомню, один путаный бред.

– Свободен. У меня не так много времени, чтобы тратить его на этот бред. Следующий.

Скрип стула – должно быть, один из робких неудачников нерешительно поднялся со своего места.

Но вместо того, чтобы встать, я нагибаюсь вперед и локтями опираюсь на стол.

– Но вы не можете меня выгнать. – Надо же… с таким придыханием. Звучит слишком уж пошло, но… игра явно стоит свеч.

– Это почему же?

– Кое-кто, оплачивающий мое обучение, очень расстроится и накажет меня, если я не получу зачет.

Отлипает от стула, подается вперед, нависая над столом. В каких-то двадцати сантиметрах от моего лица.

– Вы надеетесь разжалобить меня на отметку?

Просто восхитительно, насколько небрежно звучит этот голос. Он может быть совсем другим, уж я-то знаю.

Тянусь еще ближе, завешиваясь челкой так, чтобы не было видно глаз, только искаженные улыбкой губы.

– Ну что вы… Я надеюсь на нее насосать. – Слишком громко звучит в пустой аудитории.

Грохот за спиной. Эй, моя дерзость стала причиной чьего-то инфаркта?

– Пошел вон.

М-да… Вот только не посылают таким тоном, со сладенькой ужимочкой в конце, на выдохе.

Не спеша поднимаюсь со стула и пока небрежно скидываю в рюкзак свои вещи, мимо пробегают два красных перепуганных паренька. Неудивительно. Кто же захочет оставаться с тобой наедине? Конченый псих, разве что.

Ой, как нелестно.

От одного только прожигающего взгляда алых глаз первокурсницы едва ли не в обморок падают и начинают заикаться.

Застегнув молнию, не торопясь направляюсь к двери. Стул скользит по линолеуму, отъезжая от стола.

На моих губах появляется улыбка. Секунда, и я буквально распластан по двери, прижат весом твоего тела.

Негромко щелкает ключ в замке.

Моя сумка падает на пол.

Клацает выключатель… Темно.

– Так ты поставишь мне зачет?