Текст книги "Колибри (СИ)"

Автор книги: Росса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– Сева, – мой голос стал ещё нежнее, – ты ничего не хочешь мне рассказать?

– Женя, оставь свои голубые мысли при себе, – Сёмочка, видимо, отобрал у Севы трубку. – Я у него исключительно по делу. Мы такое на твоего папашку-мэра нарыли, закачаешься. Завтра жди, с подарком и идейкой.

– Жду. И найдите мне эту Ксюшу.

– Не волнуйся, будет тебе и Ксюша, и юбочка из плюша. Пока, – Севка отключился, а я позвал Антона, который работал в саду.

– Присмотри за хозяином, мне домой надо, – попросил я парня.

– Та, запросто, а чё это с ним?

– Птичья болезнь, перепил – называется.

Леон.

Дома Женька появился уже почти ночью. Я ждал его, закутавшись в халат, сидя на диване, пытаясь что–то читать. Правда, получалось это у меня плохо. Вроде бы букв знакомых в книге много, целых тридцать три, а смысл слов уловить не могу.

– Мучаешься? – Женька плюхнулся рядом со мной и потёрся щекой о моё плечо.

– Рассказывай, – не стал я ходить вокруг да около.

– Он говорит, что не виноват. И я ему верю, – он пересказал мне разговор с отцом, – завтра доставят эту Ксюшу, попытаюсь объяснить ей, что она была плохой девочкой и очень сильно неправа. Надеюсь, мама его простит, – Женька поморщился, а я разглядел круги под его глазами.

– Устал?

– Сам не знаю, – он на секунду замолчал, а потом выдал, – я испугался, Лёнька. Сильно. Я сам могу взрываться, гореть, выходить из себя, но мир вокруг меня должен быть статичен. Я не люблю перемены. Очень не люблю.

– А как же Лиза? Это тоже перемены, совсем новый ветер. – Я поцеловал его в макушку.

– Да, конечно, но они не несут разрушения. Наоборот. А тут… Ладно, не будем об этом, – он хитро прищурился, – представляешь, разговариваю с отцом, а сам всё про ролевые игры думаю. Даже халатик и белые чулочки на тебя мысленно нацепил.

– Ролевые игры, говоришь? Ну, давай немного поиграем, – я склонился к его уху, – побудь немного моим маленьким нежным мальчиком.

Я одним движением поднял его с дивана на руки, и он доверчиво прижался ко мне.

– Маленьким и нежным, – его изумрудные глаза лукаво блеснули, отразив приглушённый свет настольной лампы, – а ещё развратным и похотливым.

Он пробежался языком по моей ушной раковине и прикусил мочку, мне тут же стало жарко.

– Очень развратным, – горячо шептал он мне на ухо, пока я нёс его в спальню, – и очень похотливым.

Уложив его на кровать, навис над ним.

– Тебя раздеть или предпочитаешь сам? – я вглядывался в шальные глаза своего мужа и понимал, что тону в них.

Наверное, так будет всегда и неважно, сколько лет мы проживём вместе: семь, двадцать или сто. У меня всё равно будет кружиться голова от его запаха и от этих колдовских зелёных глаз. Ой, не зря всех ведьм в Средневековье молва наделяла именно зелёными глазами.

– Ну что ты, – Женька выдал самую похотливую улыбку из своего арсенала и облизал губы, они тут же влажно заблестели, и я, не удержавшись, поцеловал его, – маленькие нежные мальчики не раздеваются сами, они предпочитают, чтобы это делали другие.

– Почему? – я пробежался мелкими дразнящими поцелуями от его губ к белой нежной шее.

– Стесняются, наверное, – срывающимся голосом прошептал Женька, запрокинув голову, облегчая мне доступ к своей шее.

Я тут же воспользовался этим, впился в неё, как вампир. Оставляя засосы, словно метки. Моё! Не сметь трогать! Моё. Вкус его кожи и одуряющий запах корицы сыграли со мной злую шутку. Вдруг понял, что теряю контроль над собой. Издав низкое приглушённое рычание, рванул на нём рубашку с такой силой, что пуговицы разлетелись в разные стороны, а лёгкая ткань треснула под моим напором.

– О да! – Женькины глаза засияли невыносимым светом, и он выгнулся мне навстречу, развязывая пояс на моём халате и прижимаясь ко мне разгорячённой кожей.

Ласки, прелюдия, к чёрту всё! Взять сразу! Прямо сейчас. Сдёрнул с него джинсы, нижнего белья под ними не оказалось.

– Развратный мальчишка! – прохрипел я. – Придётся тебя наказать.

Замутнённым сознанием сообразил, что всё-таки нужна смазка, не хочу причинять ему лишней боли. Женька, словно понял меня, и мне в руку легла знакомая баночка. Меня просто трясло от возбуждения, и я ничего не смог поделать с охватившим моё естество желанием. Обладать этим на диво стройным и гибким телом. Властвовать над ним. Не стал церемониться и вошёл в него сразу, одним движением. Вырвав из его уст стон боли и наслаждения одновременно. Время нежности придёт, но не сейчас. Сейчас только страсть, бушующая в нас обоих, как ураган. Неутолимая, неукротимая, выжигающая всё внутри, заставляющая плавится от нахлынувших эмоций. Единый ритм, единый порыв. Всё на грани: боль, наслаждение, чувства. Малая толика сумасшествия, но и оно иногда необходимо. Я врывался в него в бешеном ритме, чувствуя, как крепко его мышцы обхватывают мою плоть. Млея от ощущения жаркой тесноты и от чувства вседозволенности, и от покорности тела подо мной.

– Не могу больше, – его голос срывался, – сейчас сдохну от кайфа.

Он выгнулся мне навстречу и закричал, срывая голос, обильно кончая, только от ощущения меня внутри себя. И вслушиваясь в этот гортанный крик, я не выдержал и последовал за ним. Закрутился в водовороте эмоций, разделённых на двоих.

– Эх, и люблю я, когда тебе крышу сносит, – Женька расслабленно улыбнулся. – Ты таким необузданным становишься.

Я улыбнулся, нежно лаская его живот и грудь.

– Тебе не больно? – заботливо поцеловал в плечо.

– Как сказать… Думаю, в ближайшие два дня буду сидеть с трудом. Но оно того стоило. И да… – Женька хитро улыбнулся и оседлал мои бёдра. – Готовься к расплате, теперь моя очередь, – его руки заскользили по моему животу, спускаясь к паху. Член заинтересованно дёрнулся, но Женька оставил его без внимания, скользнув ниже, по внутренней стороне бёдер к коленям и назад.

– Но ты не бойся, – прошептал мой муж, нагнувшись к моему уху, – я буду иметь тебя медленно и печально, и очень долго…

– Что ж, – я притянул его к себе, – ловлю на слове.

Глава 26

Люсьен.

Алекс вёл себя на удивление тихо и мирно. Он не нарывался, сиял белозубой улыбкой и очень вежливо разговаривал с Мэтти. Моя интуиция просто изошлась криком. Алекс затевал какую-то пакость, и, судя по его поведению, эта пакость будет на редкость падлючая.

После обеда решил подняться к себе и потрясённо застыл на пороге. Вся моя кровать была усыпана ярко-красными розами.

– Нравится? – раздался за моей спиной довольный голос Алекса. – Их тут ровно сто двадцать штук.

– И что ты мне прикажешь с ними делать? – я старался не рассмеяться в голос, так за мной ещё никто не ухаживал.

– Ну, на них можно полежать,– неуверенно начал Алекс.

– Это на шипах-то? – скептически спросил я. – Зато теперь понятно, почему их сто двадцать. Ложе для покойника готовил? Скажи прямо, шипы смазаны ядом?

Алекс тут же надулся и с возмущением уставился на меня.

– Я, между прочим, тебе приятное хотел сделать. Мэтти рассказывал, что он так свою девушку добился. Красные розы, как объяснение в любви.

Мэтти, который крутился поблизости, услышав своё имя, заглянул ко мне в комнату.

– Охренеть, – его глаза стали напоминать плошки, – я своей девушке всего три цветочка подарил, а тут… Скажи, Люсьен, ты собираешься спать на этом Прокрустовом ложе? Если нет, то можно я цветочки себе заберу?

– Ну уж нет! – Я решительно помотал головой. – Лучше помогите мне собрать все ёмкости, в которые их поставить можно. Жалко ведь, завянут.

Следующий час мы дружно запихивали розы в вазы, и моя комната стала напоминать мавзолей. Настроение у меня было на редкость хорошим. Рот так и норовил расползтись в широкой улыбке. Нет, это же надо, Дюймовочка решила доказывать свою любовь всеми доступными способами. Что ни говори, а это льстило моему самолюбию. Наверное, его всё же надо поблагодарить за цветы. Парень так старался. Я поднялся к комнате Алекса и услышал, что он с кем-то разговаривает. Так как Мэтта я только что оставил в кабинете за какой-то книжкой, то всего вероятней, что Ал говорит по телефону. Я прислушался.

– Цветы не прокатили, плохая идея, – собеседник видимо что-то ответил. – Стихи написать? Можно попробовать, но из меня поэт хреновый. Ладно, потом позвоню, расскажу, что получилось.

Я метнулся в студию и затаился там, подождав, пока Алекс пройдёт мимо меня. Итак, что мы имеем? Парень начал кампанию для того, чтобы доказать серьёзность своих чувств. Мило. У него появился союзник, который меня неплохо знает. Интересно, кто? Любопытство было сильней меня. Я пробрался в спальню Дюймовочки и взял лежащий на кровати телефон. Последний номер, на который звонили, я знал наизусть. Это был… Номер моего отца.

Я нажал на вызов и стал ждать.

– Фея, ты ещё что-то хотел?

– Здравствуй, папа, – я вложил в голос весь сарказм, который у меня имелся.

– Люсьен, не ожидал. Ты что-то хотел, сынок? – мне показалось, или папа запаниковал?

– Да вот хотел поинтересоваться, как ты дошёл до жизни такой? Помогаешь шестнадцатилетнему пацану соблазнить собственного сына. Тебе не стыдно?

– Стыдно, – ответил отец, – но у меня есть смягчающие вину обстоятельства.

– Какие? – поинтересовался я.

– Мне нравится фея, – припечатал мой отец.

– Розы – это твой совет? – вздохнув, спросил я.

– Мой. И я никак не пойму, почему он не прокатил? Ты же всегда любил цветы.

– Пап, напряги две последние извилины, которые у тебя остались. Когда я их любил?

– Когда жил с Егором, точно любил, – выдал папа.

– И ты думаешь, для меня это приятные воспоминания? – грустно спросил я.

– Я – лопух, – отец всегда был самокритичен. – Но стихи этот Егор тебе точно не писал, – голос предка опять стал самодовольным. – Надеюсь, у феечки получится. Пока, милый.

Я больше ничего не успел сказать, в ухо понеслись короткие гудки. И вот что мне с этими заговорщиками делать? Только стихов мне и не хватало. Вот чёрт!

Стихи я обнаружил на ужине. В моей тарелке лежал листочек, перевязанный розовой ленточкой.

– Это тебе, – фея мило покраснела, – сам писал!

Кто бы сомневался. Мэтти как-то подозрительно хрюкнул, уставившись в тарелку, но тут же получил от Ала увесистый пинок локтем под рёбра.

– Сдурел? – парень потёр ушибленное место.

– Будешь надо мной смеяться, не дам поучаствовать в поиске сокровищ.

– Всё, – Мэтт развёл руками, – больше ни звука.

Я тем временем углубился в поэзию, стихи, кстати, были на французском. Постарался мальчик.

– Любимому Люсьену от меня! (Алекса) – прочитал я. – Ты самый лучший, самый нужный. Ты как пресветлый солнца луч!

– И как столетний дуб могуч! – не выдержал Мэтти.

Алекс выхватил у меня листок и умчался наверх, не сказав ни слова.

– Некрасиво получилось, – погрустнел Мэтт. – Он старался.

– Да уж, – мне было стыдно, – очень некрасиво. И чёрт меня дёрнул начать декламировать.

– А у тебя хорошо получилось, – снова хрюкнул Мэтт, – с выражением.

Поднялся к Алексу и нашёл его сидящим посреди кровати в окружении обрывков листа, ещё недавно бывшего стихами. Я подсел к нему и осторожно потянул за серебристую прядку в волосах.

– Фея, прости меня. Пожалуйста. Мне очень и очень стыдно. Я не хотел тебя обидеть.

– Ты и не обидел, – спокойно сказал он, – не прокатили цветы со стихами, попробуем что-нибудь ещё.

– Может, просто поцелуешь? – улыбнулся я, притягивая его к себе.

– Э, нет! – он вырвался. – Только после того, как ты действительно поверишь мне.

– А как ты узнаешь? – тихо спросил я.

Он нагнулся так, что наши глаза оказались напротив друг друга. Близко-близко.

– По глазам, они у тебя не умеют лгать.

Секунда, минута, час я не знаю, сколько мы просидели так, просто глядя друг другу в глаза. Алекс осторожно поднял руку и нежно коснулся моей щеки. Так хотелось поверить, рискнуть ещё раз, но страх родом из прошлого был намного сильней меня.

«Поверь, и тебя опять предадут», – нашёптывал он мне. Видимо это отразилось в моём взгляде, потому что Алекс тяжело вздохнул и разорвал зрительный контакт.

– Я подожду, – тихо сказал он мне, убирая руку от моей щеки.

Мы спустились вниз и застали Мэтти всё ещё за чтением.

– Что читаешь? – поинтересовался я, занимая единственное кресло.

-Сэра Артура Конан Дойля. Его книги по всему дому раскиданы. Одна даже в тайной комнате была. Я от нечего делать читал.

– Все одинаковые? – заинтересовался Алекс.

– Рассказы одни и те же, а вот издания разные, – ответил Мэтти, снова углубляясь в чтение. – Кстати, вы со своей любовью помните, что сегодня полнолуние? Когда клад искать будем?

– Наверное, когда взойдёт луна, – усмехнулся Алекс.

Глава 27

Алекс.

День медленно, но верно уступал свои права ночи. Она была благоухающая и на удивление звёздная. Романтично-красивая ночь. В такую только гулять под луной и признаваться в любви. Желание так и поступить, вытащить Люсьена гулять, было очень сильным, но я его подавил. Нам предстояло не менее романтичное времяпровождение – поиск сокровищ. Луна была достаточно яркой и освещала круглый холл призрачно-серебристым светом, вселяя жизнь в висящие на стенах портреты. Складывалась иллюзия, что они, затаившись, внимательно наблюдают за нами и ждут, что получится из нашей затеи.

– Ага! Луна как раз напротив витражного окна, – голос Мэтта в тишине был таким громким, что мы с Люськой невольно вздрогнули.

– Не ори ты! – нервно прошипел Люсьен.

– Я и не ору, – Мэтти пожал плечами, – я разговариваю вполне нормально и не понимаю, с чего это вы вздумали шептать. Мы что? Совершаем какое преступление?

– Он прав, – вздохнул я, – шептать в собственном доме верх глупости. Тем более, кроме нас троих, здесь всё равно больше никого нет.

– Ладно, – Люсьен неопределённо махнул рукой и улыбнулся, – уговорили. Итак, начнём. Свет, я думаю, включать не нужно, а то мы не увидим, на какой из медальонов указывает лунный луч. Занимай позицию, Алекс.

Я кивнул головой и встал в центре зала.

– Ну? – Мэтти аж подпрыгивал от нетерпения. – Почему ничего не происходит?

– Потерпи немного, и прекрати скакать, жутко раздражает, бери пример с Алекса, – Люська кивнул в мою сторону, – он спокоен, как удав.

– После пузырька валерьянки? – хмыкнул Мэтт. – И я бы был спокоен.

Он хотел сказать что-то ещё, но его прервал уже знакомый нам с Люськой щелчок. Металлические медальоны заняли своё место.

– Ух ты! – восторженно пропищал Мэтью. – Класс! А дальше что?

– По идее, – я почесал переносицу, – один из них должен засиять, но я что-то ничего подобного не наблюдаю.

Не успел проговорить, как ближайший к окну медальон слегка засветился, отражая холодный свет луны. Мы внимательно рассмотрели его, запоминая расположение лепестков пламени.

– Теперь нам нужно найти аналог на камине, – Люсьен переместился к выложенному из кирпичей очагу. – И думаю, что свет уже можно включить.

Мэтт щёлкнул включателем, а я подошёл к Люсьену, рассматривая двенадцать бронзовых кружков смутно напоминающих кнопки.

– Может нужный медальон нужно нажать? – я надавил на центр круга, но он не поддался. – Похоже, нет.

– Ребят, – Мэтти подошёл к нам, – деревянные рисунки отъезжали в сторону, может и здесь тот же принцип? А это бронзовое недоразумение просто как защитный кожух?

В его словах был смысл, я толкнул медальон вбок, и он на удивление легко сдвинулся с места. Под ним оказалась до банальности простая кнопка и больше ничего.

– Всё гениальное просто, – прокомментировал Люська и нажал на кнопку.

С ужасным скрежетом, видимо, механизм не смазывали много-много лет, камин слегка отъехал в сторону, открывая нам вид на лестницу, ведущую вниз. Я подошёл поближе, но смог разглядеть только первые три ступеньки, дальше лестница терялась в темноте.

– Без фонарей нам там нечего делать, – глубокомысленно изрёк я, – ноги переломаем. Кто-нибудь видел фонари в доме?

– Подождите, – Мэтти шустро понёсся к лестнице, ведущей наверх, – у меня есть. Правда, там батарейки шалят.

Он вернулся довольно быстро, притащив карманный фонарик. Светил он тускло, но это всё-таки было лучше, чем ничего.

– Держи, – Мэтт сунул фонарик в руки Люсьену, – пойдёшь первым.

– С чего бы это? – возмутился Люська.

– Мы с Алом ещё молодые, а ты уже пожил на свете. А потом… Меня мама учила, что старшим нужно уступать.

– Согласен, – я улыбнулся, – мы тебе уступаем, Люська. Веди нас!

– Чёрт с вами! – Люсьен решительно ступил на первую ступеньку. – Лестница вроде крепкая. Пошли, что ли?

Спускались медленно и осторожно, к счастью, лестница оказалась не очень длинной. Правда, под конец спуска я всё-таки умудрился отличиться, и последние ступеньки преодолел, сидя на попе.

– Ты как? – метнулся ко мне обеспокоенный моим падением Люсьен. – Ничего себе не сломал?

– Да нет, – я беспечно махнул рукой, – всё обойдётся только синяками на заднице.

– Что ж ты так неосторожно? – тут же с притворным сочувствием встрял Мэтти. – Не дай бог она у тебя товарный вид потеряет, как Люсьена соблазнять будешь?

Я посмотрел на назойливого американца тяжёлым взглядом и прошипел:

– Люсь, когда мы отсюда выйдем, напомни мне сделать запись в ежедневнике: «Убить Мэтти!»

– Как скажешь, Дюймовочка, – Люсьен, произнося это, отошёл куда-то в сторону, и вдруг помещение, в котором мы оказались, залил яркий электрический свет. – Я нашёл включатель, – сообщил нам Люська.

– А то бы мы сами не догадались, – пробурчал Мэтью и принялся оглядываться вокруг.

Я присоединился к нему. Место, в которое мы попали, оказалось винным погребом. Специальные стеллажи для бутылок занимали почти всё пространство, но они были пусты. Только на столе, одиноко притулившимся у дальней стены, стояла одна единственная бутылка.

– Пустая, – констатировал Мэтти, который первый подбежал к столу, – но в ней, кажется, какая-то записка торчит.

– Вынимай, что ждёшь? – я с горящими от нетерпения глазами встал рядом с ним, через секунду ко мне присоединился Люсьен.

Митчелл очень осторожно вытащил листок бумаги, похожий на тот, что мы с Люськой нашли в медальоне, и, развернув его, прочитал:

– Любите ли вы Конан Дойля так же, как его люблю я?

– И что это всё? – я сунул нос в записку, которую Мэтти держал в руках.

– Ага, – отозвался он, – ешё цифры. – он передал мне бумажку и я, наконец, сам смог разглядеть, что там написано:

"Любите ли вы Конан Дойля так же, как люблю его я?

1 – 13, 17-27, 78-105, 95-45, 14-8, 103-123".

– И что бы это могло значить? – я отдал записку Люсьену.

Мэтти же в это время о чем-то усиленно размышлял, покусывая нижнюю губу.

– Парни, – наконец, обратился он к нам, – помните, я вам говорил, что в доме полно книг Конан Дойля? – мы согласно кивнули. – Мне кажется, ответ нужно искать в них. В принципе скорей всего цифры – это примитивный шифр. Первая цифра это номер страницы, а вторая, каким по счёту на этой странице будет нужное слово. Ну, или наоборот.

– Думаю, Мэтти прав, – Люсьен свернул бумажку и убрал в карман. – Пойдёмте наверх, нам нужно все книги собрать и просмотреть.

– Мэтт, ты ведь говорил, что у каждой книги свой год издания? – я задумчиво разглядывал парня.

– Ну? – ни он, ни Люська не понимали, к чему я клоню.

– Записка была в бутылке с вином. А у вина ведь тоже есть год выпуска или как он там правильно называется?

– Точно, – Люська сдёрнул бутылку со стола, – Ты гений, маленький! Тысяча девятьсот десятый год, – прочитал мой парень на этикетке.

– Конечно, – слегка обиделся Мэтти, – он гений, а я так, мимо пробегал. Книга с этим годом издания лежала в тайной комнате. Пошли, займёмся расшифровкой.

Мы поднялись наверх, Люсьен, снова нажав на кнопку, вернул камин на его законное место. Мэтти сходил за книгой и присоединился к нам в кабинете. По молчаливому соглашению заняться шифром доверили ему, как автору идеи. Он минут пятнадцать просидел над книжкой, а потом, вытерев несуществующий пот со лба, выдал:

– Готово, вот что получилось. На старом кладбище пожми крыло ангелочку.

Я вскочил с дивана:

– Пошли.

– Куда? – хором спросили Люська и Мэтт.

– На кладбище! Жать крыло ангелу!

– Дюймовочка, – Люсьен насмешливо посмотрел на меня, видимо мой энтузиазм в его глазах выглядел забавно, – ты, правда, хочешь побродить по кладбищу ночью? Может, всё же до утра потерпишь?

Весь мой энтузиазм тут же улетучился, а я загрустил.

– Люсьен прав, – Мэтти встал и потянулся, – пойдём, поспим, хотя бы остаток ночи. А завтра будет тебе и кладбище, и все ангелы, что там найдём.

Мы разошлись по комнатам, но мне не спалось. Промучившись где-то с полчаса, встал и отправился к Люсьену. Из-под его двери пробивался свет ночника. Значит, ещё не спит и это хорошо. Тихо постучал и распахнул дверь:

– Можно к тебе? – последнее слово произносил уже шёпотом, во все глаза, уставившись на Люську.

Он только что вышел из душа. На его теле в приглушённом свете бра загадочно мерцали капельки воды. Влажные волосы были откинуты назад, открывая высокий лоб. Пушистые ресницы слегка прикрывали глаза. Он был достоин кисти художника, пусть не Апполон, но что-то божественное в нём было.

– Опять боишься спать один? – улыбнулся Люсьен. – Или решил поболтать, на ночь глядя?

Я забрался на кровать и поджал под себя ноги, он устроился рядом со мной.

– Ты такой красивый, – с придыханием выдал я, – про тебя оды писать можно.

Люсьен рассмеялся:

– Жаль, что мы поняли, что стихи это не твой конёк.

– Можно подумать, что ты смог бы написать лучше? – слегка обиделся я.

– Может быть, и смог, – он взял в свои руки мои ладони и развернул меня так, чтобы видеть мои глаза, -

Скажи, что любишь, может, я поверю

В твои слова, что шепчешь ты в тиши.

И сердце успокоится на время.

Забудет, что не верит и болит.

Скажи о том, что ты со мною будешь.

На миг, на час, на день и навсегда.

Скажи… И, может, я поверю,

В твои такие нужные слова.

Хотя, молчи, не надо слов, не надо.

Пусть всё, что между нами суждено,

Идёт своим путём. Будь просто рядом.

И больше мне не надо ничего.*

Он читал, а я неотрывно смотрел в его глаза и вслушивался в чарующий мелодичный голос. Если бы я уже не любил его, то, наверное, полюбил бы сейчас. В эту минуту, когда он читал мне стихи. Свои… Только мне понятные…

И мне так неудержимо хотелось обнять его и прошептать: «Я буду рядом, всегда, пока нужен тебе…»

Последние слова давно смолкли, а мы продолжали сидеть, держась за руки. Я не выдержал первым.

– Не прогоняй меня… – тихо, почти неслышно, но он понял.

Забрался под одеяло и притянул меня к себе.

– Спи, моя маленькая фея. Сладких снов.

Я счастливо вздохнул и, устроившись поудобнее, прошептал:

– И тебе сладких снов, мой принц.

* Стихи мои. Вроде бы я их уже где-то использовала, но это не важно. Уж больно хорошо они сюда вписались.

Глава 28

Леон.

Я проснулся на удивление рано абсолютно выспавшимся, хотя мы с Женькой и прозанимались полночи чёрт знает чем. Солнце только-только встало, но уже было видно, что день будет жарким. Секунду подумал: поваляться ещё или всё же вытащить свою бренную тушку из кровати?

Спать больше не хотелось, поэтому тихо, чтобы не разбудить мирно сопящего Женьку, встал. На секунду задержал взгляд на своём муже и улыбнулся. Будет скандал. Я оставил на его белой шейке кучу алеющих засосов, а он этого страсть как не любит.

– Пусть завидуют, – всегда говорю ему я в ответ на гневные крики.

– Ага! Конечно! Все завидуют и на совещании вместо того чтобы слушать, что я скажу, пялятся на мою шею и гадают, чем мы ночью занимались. Хотя чего гадать, – он пожимает плечами, – на мне и так всё написано. Роспись, блин, под хохлому.

Вот и сейчас эта пресловутая роспись была в наличии. Улыбаясь непонятно чему, я поплотнее задёрнул шторы, чтобы солнце не мешало бельчонку спать и, приняв душ, спустился вниз. Мама уже встала и хозяйничала на кухне.

– Сынок, ты встал? – лёгкий поцелуй. – А я завтрак приготовила. Садись, поешь.

Спорить не стал, есть хотелось немилосердно. Мама, забегав от плиты к столу, поставила передо мной яичницу с беконом.

– Прости, дорогой, но с продуктами у вас в доме напряжёнка. Придётся идти в магазин.

Я усмехнулся, пробуя горячую и до одурения вкусную яичницу. Если мама останется у нас жить, то Екатерине придётся несладко. Две хозяйки на одной кухне сродни катастрофе. Причём наша домработница Катя за пять лет привыкла считать кухню своей вотчиной и не подпускает к ней даже нас с Женькой, хотя мы и неплохо готовим.

– Екатерина будет недовольна, – глядя в тарелку, произнёс я, мама тут же вскинулась:

– И что? Я, между прочим, забочусь о здоровье своих сыновей, а правильное питание одна из главных его составляющих.

– Особенно тортики, которыми ты пичкаешь Женьку. Шибко правильное питание, – в моём голосе скептицизм забил все остальные интонации.

– Ребёнок любит сладкое, и я не намерена ему в этом отказывать, – голос моей мамы стал стальным. – Женечка, – интонации приняли медовый оттенок, – солнышко моё ненаглядное, ты уже проснулся?

Мама нежно обняла рыжеволосое чудо, вышедшее на кухню, а он потёрся щекой об её плечо.

– Мамулечка, я тебя люблю, – вот ведь подлиза.

– Я тебя тоже, белочка. Садись кушать, – перед Женькой тоже появилась тарелка.

– Ты чего вскочил? Рано ещё.

– Телефон разбудил, через час Сева с Сёмочкой явятся. Они нашли эту Ксюшу. – Женька поковырял в тарелке. Я усмехнулся, ему очень не хотелось обижать маму, которая старалась и готовила завтрак, но дело в том, что по утрам он не мог заставить себя ничего съесть, только кофе.

– Что за Ксюша? – мама напряглась. – Эта та, о которой я думаю?

– Мам, – голос Женьки стал тихим и вкрадчивым, – ты только не злись, но я вчера был у отца.

– Как он там? – тут же вскинулась мама и через секунду, опомнившись. – Хотя, мне-то какое дело.

– Плохо ему. Страдает. – Женька заискивающе посмотрел ей в глаза. – Клянётся, что не виноват. Я ему верю. Мамочка, ну послушай, что эта Ксюша скажет. А? Уйти от папы насовсем ты всегда успеешь.

Мама нахмурилась и закусила губу, раздумывая.

– Ладно, – согласилась она, наконец, – но только ради тебя, Женечка.

– А зачем к нам едет Сёмочка? – задал я интересующий меня вопрос. – Сева, понятно, а твой зам что, начал в службе безопасности подрабатывать? Денег не хватает?

– Да нет, у нас с ним тут одно дело нарисовалось. Так, ничего серьёзного, – Женька стрельнул в меня глазами и принялся давиться яичницей.

Ага, дорогой! Так я тебе и поверил! Ничего серьёзного. Насколько помню, ваша последняя с Сёмочкой афера чуть не стоила последнему руки. Вслух я это озвучивать не стал, сделав вид, что мне совсем не интересно. Попытался, так сказать, усыпить бдительность.

– Спасибо, мам, пойду, телек посмотрю, а ты, солнце, доедай, – я погладил Женьку по голове и получил недовольный взгляд. – Не расстраивай маму.

Итак, разговаривать эта троица скорее всего будет в кабинете, так что нужно подготовиться. Мой кореш Витька до сих пор прозябал на ниве детективного бизнеса и неделю назад подарил мне жучок. Пришло время его опробовать. Я быстренько метнулся в кабинет и установил там микрофон, а после этого с абсолютно невинным видом устроился в гостиной перед телевизором.

Сева с Сёмочкой явились, как и обещали, ровно через час.

– Принимай гостью, шеф, – Сева подтолкнул дрожащую от страха девушку на середину комнаты, – прости, подарочных бантиков не было.

Женька появился из кухни, и Ксюша сразу подобралась, выпустив все флюиды, на какие была способна. Мой ненаглядный выглядел бесподобно, начиная от причёски а’ля художественный беспорядок, стоящей бешеных денег и заканчивая лёгким летним костюмом, подобранным в тон глазам, а если ещё добавить что с возрастом Женькина походка не стала менее грациозной, то я в какой-то мере девчонку понимал. Правда, она была не в курсе, что все её флюиды разбиваются на подлёте, мой муж был стопроцентным геем, и девушки его в плане секса не интересовали совсем. Ксюша этого не знала и продолжала нагло строить глазки.

Женька понимающе улыбнулся и, обойдя диван, на котором я сидел, обнял меня за шею, устроив голову у меня на макушке.

– Рыба моя, – голос бельчонка был нежен и певуч, – скажи-ка мне, почто ты папеньку нашего подставила?

Сева невольно хрюкнул, услышав витиеватую речь шефа, но тут же, схлопотав грозный взгляд, извинился.

– Прости, шеф. Молчу аки камень придорожный, – теперь уже захрюкал Сёмочка.

– Чо? – девица переводила взгляд с одного парня на другого.

– На кой хер ты Захара Петровича соблазняла, курва крашеная? – перешёл Женька на более доступный для мозгов стоящей перед нами девицы язык.

– Так я ж решила место старухи занять. А чё? Она пожила в роскоши, пусть другим уступит.

– Что? Это кто это тут старуха? – гневно метающая из глаз молнии мама, стояла на пороге комнаты с половником в руках. – Ах, ты фря малолетняя, ну держись у меня.

– Тихо, – гаркнул Женька, – мамочка, успокойся, половник в твоих руках это оружие массового поражения, боюсь, и нас зацепит ненароком. А ты, – он кивнул Ксюше, – давай рассказывай по порядку. И учти, соврёшь, хуже будет.

Ксения печально вздохнула и поведала о том, что попав впервые в такой огромный и богатый дом, чуть не умерла от зависти и решила там задержаться, вот только статус горничной её не устраивал. Она хотела быть хозяйкой. Захар Петрович к глубокому разочарованию девицы, на короткие юбки не вёлся и жену бросать не хотел. Тогда девушка решила нашего отца подставить. Сказала маме, что он просит принести кофе, а сама понеслась в кабинет, целовать ничего не подозревающего олигарха. В итоге жена ушла, громко хлопнув дверью, а Ксения уже предвкушала, как она обработает престарелого дебила. Вот только выше названный дебил обрабатываться не хотел, и выставил её из дома с громким треском.

– И чё вы теперь со мной сделаете? – Ксения опустила голову.

– Чё, чё, – Женька плотоядно улыбнулся, – надо бы тебя конечно в асфальт закатать, – девица испуганно вскинулась, а я усмехнулся. Она ведь верит, что действительно могут закатать. Стереотипы, мать их. – Но так и быть. Вали отсюда и чтобы больше тебя никто не видел.

Ксения ретировалась быстро, а мама, вернувшая половник на его законное место, уже тащила не разобранный вчера чемодан.

– Мальчики, спасибо за гостеприимство, но я домой. Захар, там без меня, наверное, весь извёлся.

– Ага! Если проснулся, – буркнул куда-то в сторону Женька. – Сев, отвези, пожалуйста, маму и возвращайся, а мы пока с Сёмочкой пойдём, потолкуем, – мама с начальником отдела безопасности вышли на улицу, а парни скрылись в кабинете.

Я же, не испытывая ни малейших угрызений совести, активировал прослушку.

Глава 29

Сёмочка.

На пороге тридцатилетия мне бы очень хотелось, чтобы меня звали Семёном Сергеевичем, но, видно, судьба уготовала мне другую участь. Сёмочка, иначе меня не называют. Вернее так: Сёмочка – ходячая катастрофа. Мне иногда кажется, что все неприятности в мире придуманы специально для меня.