Текст книги "Колибри (СИ)"

Автор книги: Росса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Колибри

Автор: Росса

Беты (редакторы): flash of rock

Фэндом: Ориджиналы

Персонажи: Люсьен/Алекс, Женька/Леон и т.д.

Рейтинг: NC-17

Жанры: Слэш (яой), Романтика, Флафф, Детектив, POV

Предупреждения: Нецензурная лексика, Underage

Посвящение:

Всем моим читателям!

Пролог

Как всегда, небольшое начало. Надеюсь, что понравится.

Алекс.

Завтра мне исполняется шестнадцать.

– Уже шестнадцать, – тихо вздыхают мама с папой.

– Ещё только шестнадцать, – с сожалением говорю я.

– Не торопись вырасти, сын, – папа с улыбкой ерошит мои волосы. – Детство – это прекрасно. Никаких забот и хлопот. Кстати, как ты думаешь его отмечать?

– Да, как всегда, у деда. Бабуля опять что-нибудь придумает. Её хлебом не корми, дай организовать шоу.

– Что тебе подарить? – мама смотрит на меня с нежной и немного робкой улыбкой. Её только недавно выпустили из заключения, и она ужасно боится, что мы будем её ненавидеть. Глупо. Что бы там ни было, но она наша мама. И если её простил Женька, то почему мы должны сердиться?

– Да мне всё равно, – пожимаю плечами, – пусть будет сюрприз.

Ну не говорить же мне им, что подарок, который я хочу получить, попросту невозможен. Это мечта, загнанная далеко на задворки моей души. Недосягаемая мечта.

– Хорошо, – папа смеётся, – сюрприз, так сюрприз.

Предки покидают мою комнату, тихонечко прикрывая за собой дверь. А я встаю около большого зеркала и начинаю себя внимательно рассматривать. Вот почему природа ко мне так несправедлива? Если ей хотелось отдохнуть, то почему обязательно на мне? Из всей семьи я самый маленький. Брату, Серёге, всего четырнадцать, а он на полголовы выше меня, даже двенадцатилетняя Алиска того и гляди меня догонит. А ещё я какой-то весь серый. Волосы пепельные, глаза серые, смахиваю на воробья–задохлика, который в детстве много болел, поэтому не смог стать орлом. Вон, Серёга яркий: русые волосы, голубые глаза. На папу похож невероятно, а я ни на кого.

– Сам на себя похож, – Женька всегда смеётся над моими причитаниями. – И поверь, ребёнок, это здорово быть похожим на самого себя.

Я ещё раз внимательно осматриваю себя в зеркале, но, к сожалению, за прошедшую минуту ничего не изменилось. Если честно, я до колик завидую Олегу. Создавая его, природа явно замыслила шедевр и сотворила совершенство. Когда я начинаю петь оду нашей ванильке, Люсьен, который частенько бывает у Женьки с Леоном, всегда морщится:

– Меня лично совершенство пугает. С ним очень тяжело жить, это только Родьке и под силу. Я бы за семь лет это его совершенство пришиб раз двести.

– Так его вроде не за что? – Женька усмехается. – Тихий домашний мальчик.

– Было бы за что, пришиб четыреста раз, – тут же взвивается Люсьен.

– Кровожадный ты, Люська, – Женька качает головой и переводит взгляд на меня. – А ты не нуди. Ты несовершенен, зато очарователен. Мне нравишься, – и эти его слова, как бальзам на душу, а загнанная на задворки мечта робко поднимает голову. А вдруг?

К деду я приехал с утра пораньше, это была уже маленькая традиция. Он встретил меня на пороге и, ласково обняв, поцеловал в макушку.

– С днём рождения, Алекс. У меня для тебя подарок.

– Я надеюсь, это не золотой унитаз? – я насмешливо смотрю на деда, с него станется подарить что-то подобное.

– Нет, а что хочешь себе такой? Могу пригласить мастера, облицуем твой.

– Да ну тебя, дед. Вечно ты прикалываешься. Так что за подарок? – ловлю себя на том, что мне любопытно. Блин! Ну, никак с детством не расстанусь. Интересно, оно в моей попе ещё долго играть будет?

– Держи, – дед кидает мне ключи.

– Мотоцикл, машина? – я чувствую, как от радости всё начинает петь.

– Ха, – дед улыбается, и от этого на его лице появляются новые морщинки, лучиками разбегающиеся от лукавых голубых глаз. – Квартира.

– Зашибись, – это всё, что я могу произнести в данную минуту. – И мне можно туда переехать?

– А это ты у родителей спроси. Может и отпустят.

Я, наконец, отмираю и кидаюсь деду на шею. Всё-таки он у меня очень классный. Самый классный!

До прибытия гостей закрываюсь в бывшей папиной комнате, там удобно мечтать. Тихо, спокойно. Уваливаюсь на кровать, закрываю глаза и засыпаю.

– Ребёнок, ребёнок, – меня легко трясут за плечо, – хватит дрыхнуть, весь праздник проспишь.

– Пофиг, – отмахиваюсь я от Женьки, которого видимо, отправили меня будить.

– Прости, Лекси, – притворно вздыхает эта рыжая бестия (так его дедушка зовёт), – но ты сам напросился.

Через секунду я, взвизгнув, слетаю с кровати и бешенными глазами смотрю на Женьку и на розовую лейку в его руках.

– Я тебе не бабушкины цветы, чтобы меня поливать! всю футболку залил! В чём я буду праздновать?

– Знаешь, – Женька, прищурившись, смотрит на меня, – после того, как ты в ней поспал, вода ей уже не повредит. На, держи, – он снимает со стола пакет и кидает мне. – Дарю.

– Футболочка эксклюзивная? – я вытаскиваю из пакета серебристую ткань.

– Нет, на рынке покупал, специально ездил, – я натянул подаренную вещицу, и Женька, внимательно осмотрев меня, хмыкнул. – Ну, вроде ничего, с размером угадал, хотя продавщица мне долго доказывала, что для воробьёв у них одежды нет.

– Я не воробей, я – орёл! – гордо вскидываю голову.

– Как скажешь, орёл, так орёл, – покладисто соглашается Женька, – мелкая разновидность.

Нет, почему он такой? Последнее слово всегда остаётся за ним. С ним даже дед не рискует вступать в словесные перепалки. Только Олег, но тому тоже палец в рот не клади, откусит вместе с рукой.

– Футболка – это подарок Кирилла, так что не переживай, в единичном экземпляре, – я только киваю, есть у меня маленький заскок, не люблю ширпотреб.

– А что подаришь мне ты, Белочка? – я очень редко пользуюсь этим Женькиным прозвищем, он его не очень любит.

– А чтобы ты хотел получить? Только учти, свой мотоцикл я тебе не отдам. Он мне дорог.

– Жмот, – смеюсь я.

– Так всё-таки, что бы ты хотел получить?

Я закрываю глаза и кидаюсь в омут с головой.

– Тебя!

Глава 1

Алекс.

Я испугался собственной смелости. Вот зачем я ему это сказал? Два года молчал и любил на расстоянии, и питал пусть крохотную, но надежду на то, что когда-нибудь он ответит мне взаимностью. А сейчас я, скорей всего, лишусь и этого крохотного лучика надежды. От страха зажмурил глаза и вцепился в медальон, висящий у меня на груди. Эта серебряная вещица была у меня с рождения, и я всегда считал её моим талисманом. Носил не снимая. Металл приятно холодил пальцы и успокаивал.

– Я даже не знаю, как на это реагировать, – услышал я тихий Женькин голос и распахнул глаза.

Он смотрел на меня с немым изумлением и ... жалостью. А вот это он зря! Меня жалеть не надо. Человек сам выбирает свою судьбу и должен уметь отвечать за свои поступки. Мне всегда казалось, что я умею.

– Лекси... – продолжил Женька, но я подошёл к нему и решительно закрыл его рот рукой.

– Помолчи, дай сначала мне сказать.

Он кивнул и, убрав мою руку, отошёл к окну, опустившись на подоконник, приготовился слушать. Я нервно прошёлся по комнате и остановился напротив него.

– Жень, я не прошу у тебя многого, потому что всё понимаю. Ты любишь Леона. Но именно потому что любишь, должен меня понять. Чувствам нельзя приказать. Я не могу заставить себя отказаться от своей любви. Она сильнее меня. А от осознания, что, как бы сильно я тебя не любил, ты не ответишь мне взаимностью, становится только хуже. Я уже два года пытаюсь жить с тем, что сжигает меня изнутри. Я люблю Леона, но когда вижу, как он обнимает тебя, мне хочется его убить. Жень, – я поднял голову и посмотрел в его глаза, – у меня сегодня день рождения, и я прошу, пожалуйста, подари мне всего одну ночь... Всего одну...

Женька отвернулся к окну и напряжённо стал вглядываться в глубину сада, он молчал. А я впервые почувствовал, что время осязаемо. Оно тянулось медленно-медленно, как густой сироп.

– Жень, – тихо позвал я, обняв его и уткнувшись лбом ему между лопаток, – Женечка...

Он резко повернулся, и я отшатнулся. В его глазах плескалась такая мешанина чувств: злость и жалость, нежность и какое-то глухое отчаянье. И боль...

– Сядь, – он кивнул на кровать, – сядь и послушай, что я тебе скажу, ребенок.

Я послушно опустился на кровать, и, прислонился спиной к стене, подтянув к себе коленки.

– Я мог бы пойти против себя и сказать тебе «да». Подумаешь, всего одна ночь. Мизер. Но ответь-ка мне, как бы мы жили дальше? – он смотрел на меня очень серьёзно и внимательно.

– Всё бы осталось по-старому. А мне бы было достаточно воспоминаний. Я бы их нежил и лелеял... – тихо пролепетал я.

– Чёрта с два! – Женька нагнулся ко мне и, схватив за плечо, тряхнул. – Чёрта с два бы всё осталось по-старому. Не надо себя обманывать. О да, сначала бы ты успокоился и на какое-то время отстал от меня, но потом... Мысль о том, что ты смог получить меня один раз, так почему не сможешь второй, третий стала бы тебя преследовать, переходя в разряд навязчивых. Робкое: а почему нет? С каждым разом набирало бы силу. Ничем хорошим это бы не закончилось.

– Откуда ты знаешь? – взвился я. – Ты вообще обо мне ничего не знаешь.

– Ты прав, тебя я не знаю, но я хорошо знаю себя, – Женька снова отошёл к окну. – Я не люблю врать. Умею, но не люблю. Ложь всегда выплывает наружу и причиняет боль, а самое главное, она разрушает доверие между людьми. А тут... Мне бы пришлось лгать человеку, которого я люблю больше жизни. Ты не понимаешь, Лекси... – Женька устало и как-то обреченно провёл рукой по лбу. – Мне неприятно причинять тебе боль. Я люблю тебя, как младшего брата, но я не могу ничего тебе дать. Если уступлю, причиню боль человеку, который мне дороже всего на свете. Я не могу...

– А мне ты, значит, причинить боль можешь? – произнося это, я прекрасно понимал, что использую запрещённый приём, но остановиться уже не мог.

– Ты уверен, что хочешь услышать ответ, Лекси? – Женька тяжело вздохнул и посмотрел мне в глаза.

– Хочу, – упрямо проговорил я.

– Могу, тебе могу. Всем могу, кроме него. И сделать с этим ничего уже нельзя. Прости, – он с жалостью посмотрел на меня и стремительно вышел из комнаты.

– А ты чего хотел, дурак? – обратился я к своему отражению в стекле, висящей напротив книжной полки. – Ведь прекрасно знал, что так будет.

Я уткнулся головой в колени, чувствуя, как горячие слёзы бегут по моим щекам. Я совершил большую глупость и теперь лишил себя даже призрачной надежды.

– Лекси, а ты что это сидишь один? Тебя там гости ждут, – с порога послышался весёлый голос.

– Сейчас иду, – буркнул я.

– Ты что, плачешь? – Люсьен, а это был именно он, стремительно подлетел ко мне и, подняв мою голову, заглянул в глаза. – Плачешь, глупый ребёнок. Что ты натворил? Хотя, не отвечай. Судя по тому, в каком состоянии отсюда вылетел Женька, ты сглупил и признался ему в любви.

– Откуда знаешь? – я потрясённо посмотрел на Люську.

– Ой, тоже мне секрет Полишинеля. Да о том, что ты в него влюблён, все догадались, кроме него. Впервые наш проницательный Женька не заметил того, что другим видно невооружённым глазом.

Люсьен вынул из кармана платок и начал вытирать мне слёзы.

– Значит, все знали и в душе смеялись надо мной. Как же, глупый Алекс. Разве меня можно полюбить? Кто я? Серая птичка, воробей. Кому такой нужен... – от жалости к самому себе я снова заплакал.

– Глупый, – в голосе Люсьена звенела щемящая нежность, а может, мне это только показалось, – ты не серый, ты сам не знаешь насколько яркий. Не воробей, а...

– Хватит, – я решительно прервал его и вскочил с кровати. – Я не позволю тебе жалеть меня. Мне не нужна ничья жалость, ясно?

– Лекси...

– Не смей меня так называть. Меня зовут Алекс!

– Прости, – голос Люсьена вдруг стал злым, – это же Женькин эксклюзив. Как я мог забыть, что так тебя называет только он. Знаешь... Хотя, что я тут буду распинаться, ты сейчас никого слушать не будешь. Так что, приведи себя в порядок и иди к гостям. Они не виноваты в том, что ты страдаешь глупостью и не видишь дальше собственного носа.

Люська выскочил из комнаты и громко хлопнул дверью, а я потрясённо посмотрел ему вслед. Это что сейчас было? Он что, ревнует? Я тряхнул головой, отгоняя бред, лезущий в голову. В одном Люська прав, мои гости не виноваты...

Приведя себя в порядок, я отправился в холл, но по дороге увидел приоткрытую дверь дедова кабинета. Захотелось поговорить с ним, он умел успокаивать, как никто другой. Я уже взялся за ручку, когда услышал папин голос:

– Не представляю, что делать?

Я осторожно заглянул в щель, папа стоял посреди дедушкиного кабинета с большим белым конвертом в руках.

– Ты должен отдать это Алексу. Он вправе знать. Это, в конце концов, часть его наследия.

– Ты понимаешь, что нам придётся рассказать ему, что он не мой сын?

Папа, посмотрел на конверт таким взглядом, как будто держал в руках змею.

Я не слышал, что ответил дедушка, тихо сползая по стене.

«Не мой сын! Не мой сын!» – стучало у меня в голове.

– Алекс, – как сквозь вату я услышал испуганный вскрик Серёжки, поднял голову и понял, что он тоже это слышал. На его вскрик выбежали дед и папа. Хотя мог ли я теперь его так называть?

– Алекс... – отец протянул ко мне руки, но я, вскочив, отпихнул их.

– Скажите, что это неправда. Это шутка такая? – я с надеждой переводил взгляд от деда к отцу и назад. Они же только отводили глаза.

– Здорово, – горько рассмеялся я, – ненавижу свой день рождения.

– Алекс, – папа рванулся ко мне, но я, развернувшись, побежал к выходу, по дороге врезавшись в Люсьена. Видимо вид у меня был ещё тот, поскольку на лице Люськи отразился испуг.

– Малыш, что с тобой?

– Увези меня отсюда, – я крепко вцепился в парня. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...

Люсьен не стал ничего говорить, просто схватил меня в охапку и выволок из дома.

Глава 2

Люсьен.

Я всегда задумывался над тем, почему человек влюбляется? Нет, не так. Почему для любви выбирается именно этот человек, а ни какой-нибудь другой? С любовью с первого взгляда всё более-менее понятно. Увидел, получил поленом по голове в виртуальном смысле, искры из глаз посыпались, птички перед ними запорхали, сидишь, как дурак, пялишься и лыбишься во все тридцать два зуба. А как быть с любовью с двадцатого, тысячного или миллионного взгляда?

Был пацан, бегал перед носом, мельтешил и ничего, кроме раздражения, не вызывал. Лез с вопросами, причем всегда не вовремя, и очень хотелось схватить его и как следует отшлёпать, чтобы не встревал во взрослые разговоры. И казалось, что так будет всегда, но в один прекрасный момент я пришёл к другу в гости и застал там этого пацана. Он сидел на полу, по-турецки скрестив ноги и положив перед собой альбом, водил по нему карандашом. Солнце, заглядывающее в окно, путалось у него в волосах, а он, ничего не замечая вокруг, рисовал. Я, застыв на пороге, смотрел на открывшуюся передо мной картину и понимал, что прекраснее ничего в своей жизни не видел. Карандаш легко скользит по бумаге, ведомый рукой с изящными тонкими пальчиками, вторая рука потянулась к волосам и аккуратно заправила прядку за маленькое ушко, и от этого простого жеста у меня по телу побежали мурашки. Наконец, меня заметили и, подняв глаза, улыбнулись. В эту минуту я понял, что отдам всё на свете, лишь бы он улыбался так всегда.

– Привет, Люсьен! – проговорил Алекс, а улыбка стала ещё очаровательней. – А Женьки и Леона нет.

– Я подожду. Можно посмотреть, – протянул руку к альбому, Алекс на секунду замешкался, а потом выпустил его из рук.

Пейзажи. Некоторые нарисованы в цвете, другие же просто карандашом. Осенние, зимние, весенние. Красиво. Мальчик, оказывается, талантлив. Я любовался работами, перелистывая страницы. Чаще всего встречался один и тот же пейзаж. Озеро со склонившимися над ним деревьями, тонкие черные ветки почти касаются воды. Рядом с озером дом с колоннами и большой парадной лестницей, а где-то вдалеке старое кладбище. От этого рисунка веяло лёгкой грустью.

– Маме он не очень нравится, – Алекс увидел пейзаж, который я рассматривал. – Хотя и говорит, что красиво.

Я отдал ему альбом:

– Ты талантлив, Алекс!

– Спасибо, – и он снова улыбнулся, мягкой застенчивой улыбкой.

С тех пор я не переставал любоваться им и был готов на всё, только бы мой малыш был счастлив. Поэтому, когда он столкнулся со мной на лестнице и я увидел полные отчаянья глаза, я не стал раздумывать, а подхватив его на руки, отнёс к машине и, затолкав в неё, плюхнулся на водительское сидение.

– Куда тебя везти, маленький? – я повернулся к нему.

– Всё равно, только подальше отсюда, – по его напряжённой позе было видно, что он готов впасть в истерику.

– Всё равно, так всё равно, – я старался говорить спокойно. – Тогда поехали ко мне. Я тебя с Тутой познакомлю.

– С кем? – даже надвигающаяся истерика не могла помешать его природному любопытству.

– Увидишь, – загадочно проговорил я и рванул с места.

До моего дома мы добрались довольно быстро, поскольку жил я от деда Алекса недалеко. Остановился перед воротами, пришлось вылезать и открывать их самому. После того, как мама с папой уехали жить во Францию, я не держал охранников, которые раньше этим занимались. Из всей обслуги у меня были только домработница тётя Лика и садовник дядя Коля. Я бы вообще обошёлся только домработницей, но мама мне никогда не простила бы загубленных в её саду цветов.

– Выходи, Алекс, мы приехали, – я открыл дверцу машины. – Вот тут я и живу.

– Миленько, – парень попытался улыбнуться, но улыбка получилась довольно вымученной. – А где Тута?

– Потерпи, скоро увидишь, – я ухмыльнулся и провёл его в дом. – Располагайся, – кивнул на мягкий диван, стоящий в гостиной, а сам прошёл в свою комнату.

– А вот и Тута, – я вынес большую клетку и водрузил её на журнальный столик.

– Это что? Крыса? – Алекс потрясённо уставился на грызуна.

– Ага, – я вынул животное из клетки и посадил себе на плечо, – белая.

Парень подошёл ко мне и осторожно погладил нежную шёрстку.

– Люсьен, – раздался от двери разгневанный голос тёти Лики, – немедленно убери чудовище в клетку. Не дай бог покусает мальчика.

Женщина вошла в гостиную и улыбнулась Алексу. А я, чтобы не гневить свою домработницу, посадил Туту в клетку. Тётя Лика очень давно работает в нашем доме и поначалу была моей няней, так что до сих пор обращается со мной, как с несмышлёным ребёнком. Мне иногда кажется, что она начисто забывает, что мне двадцать четыре года.

– Теть Лик, приготовь, пожалуйста, гостевую спальню, Алекс останется у меня ночевать.

– Люсьен, ты докатился до педофилии? – женщина разгневанно упёрла руки в бока. – Он же ещё совсем ребёнок. Сколько ему? Двенадцать, тринадцать?

– Мне шестнадцать, – пискнул Алекс. – Сегодня исполнилось, – проговорил он ещё тише и вдруг заплакал.

Вот этого я никак не ожидал, глянул на Лику, она тут же ретировалась из комнаты, а я, сев на диван, притянул к себе на колени плачущего мальчишку.

– Рассказывай, что у тебя ещё случилось, недоразумение ты моё.

– Мне все врали, Люсь. Все. И мама с папой, и деда с бабушкой, и Женька с Леоном. А Женька ещё и рассуждал о том, что лгать это плохо, а сам… – Алекс подавил судорожный всхлип.

– И в чём же тебя так жестоко обманули?

– Представляешь, мой отец, оказывается мне и не отец вовсе. Может и мама у меня была другая? И я вообще приёмный ребёнок?

– Это так важно? – я уже второй раз за день принялся утирать его слёзы. – Родной ты или нет? Они же любят тебя.

– Тебе не понять, – Алекс слегка отстранился. – Такое чувство, будто мир вокруг меня рухнул. Вот представь себя на моём месте.

– А мне не надо представлять, – я тяжело вздохнул, – Меня усыновили, когда мне было шесть лет. И я хорошо помню детский дом, Алекс. Очень хорошо. Поэтому и говорю, что это не так важно, родные родители или нет. Важно другое: любят они тебя или нет? Подумай и ответь на этот вопрос.

Алекс действительно задумался, а потом улыбнулся сквозь слёзы.

– Конечно, любят. Только я всё равно на них зол. – Он постепенно успокаивался и затихал.

Странно, но он совсем не пытался слезть с моих рук, наоборот, чуть поёрзав, устроился поудобнее, и прислонился головой к моему плечу.

– Удобно? – слегка насмешливо спросил я.

– Очень, ты мягкий и тёплый. У меня в детстве мишка плюшевый был, ты на него похож. – Я засмеялся, ну вот что с ним прикажите делать?

Я нежно погладил мальчишку по спине и помолился всем богам, чтобы он не заметил, как возбуждает меня его близость. Алекс сидел тихо, как мышка, только теребил медальон, то сжимая его в руке, то поглаживая выпуклый рисунок.

– Интересная вещица, – я взял её в руки, – ты знаешь, что он открывается?

– Нет, – Алекс скатился с моих коленей и уселся на диване, притянув к себе ноги. – А как?

– Видишь жемчужину? – я обвёл её пальцем. – Если её надавить, то медальон откроется. Попробуешь?

Алекс осторожно нажал на белую маленькую бусинку и серебряная вещичка со щелчком открылась.

– А откуда ты знал? – Алекс удивлённо посмотрел на меня.

– Маленький, ты не забыл, что ювелирные украшения это мой бизнес? А если совсем честно, то я уже видел подобный медальон. Правда, никак не могу вспомнить у кого. Но как вспомню, скажу.

– Смотри, – Ал вытащил из медальона пожелтевшую бумажку и развернул её, – тут что-то похожее на стихи.

Мы оба склонились над клочком бумаги.

Когда придёшь ты в отчий дом,

А на дворе уж ночь настанет,

Минуту в центре ты постой

И лунный луч сквозь солнце глянет.

Найди огонь, что под лучом, как золото сияет.

– Интересно, что это? Стихи какие-то дурацкие, рифма хромает. – Алекс убрал бумажку назад в медальон и зевнул. – Спать хочу.

– Иди, отдохни, а потом мы всё же отметим твой день рождения. Тётя Лика, покажи Алексу его комнату. Беги, малыш. – Он не стал со мной спорить, видимо, сказалось нервное перенапряжение.

– Приготовишь, что-нибудь праздничное? – спросил я домработницу, когда она спустилась.

– Приготовлю. – Лика улыбнулась. – Милый мальчик, на воробушка похож.

– Не вздумай ему это сказать, – погрозил я женщине пальцем, – обидится на всю оставшуюся жизнь. А так как я собираюсь добиться, чтобы он провёл её со мной, сама понимаешь…– я многозначительно замолчал.

Лика лишь вздохнула, хотела что-то ответить, но ей помешал звонок в дверь.

– Проходите, Женя. Рада вас видеть. Люсьен в гостиной, – через минуту услышал я, и на пороге нарисовался мой друг.

– У тебя? – я только кивнул. – Слава богу! Злится?

– Уже не очень сильно. Счастье, что он у нас слегка инфантильный (знал бы я как ошибался, никогда бы этого не сказал). Это у тебя что? – я кивнул головой на белый конверт, который Женька держал в руках.

– А это то, из-за чего всё и случилось. – Женька вытащил из конверта с гербовыми печатями письма и фотографию. – Алексу его родной отец оставил наследство. Это дом во Франции. Адвокат прислал бумаги и фотографию этого дома.

Я взял снимок в руки и обомлел.

Озеро со склонившимися над ним деревьями, тонкие черные ветки почти касаются воды. Рядом с озером дом с колоннами и большой парадной лестницей, а где-то вдалеке старое кладбище. Именно этот пейзаж Алекс рисовал чаще всего.

Глава 3

Люсьен.

Я поражённо пялился на фотографию, сходство было просто поразительным.

– Алекс у нас экстрасенс, – протянул я, – знакомый пейзаж.

Женька скептически фыркнул:

– Прежде чем признать у него наличие экстрасенсорных способностей, я бы поговорил с Машей и спросил, не возила ли она Лекси в дом своего бывшего бойфренда. Ведь откуда-то он узнал, что у него есть сын?

– Женьк, – я тяжело вздохнул, – и почему ты такой прагматичный? Мог бы и поверить в чудо.

– Ну, уж прости, – мой друг пожал плечами, – с чудесами – это не ко мне. Я – реалист. А вот откуда у тебя эта детская вера в сказку? Вроде бы руководишь огромной компанией, давно должен разучиться в них верить.

Я только пожал плечами. Да, я верю в сказки, с той поры, как мне исполнилось шесть лет. Именно тогда, за маленьким мальчиком, воспитывающимся в детском доме, пришли мужчина и женщина, которые решили стать его родителями. И стали. Самыми любящими и преданными. Самыми лучшими.

– Я так понял, что Маша всё же мать мальчика?

– Правильно понял, – кивнул мне Женька. – Как она рассказала, у неё случилась страстная ночь любви. А позже она поняла, что беременна. Вот только кавалер успел уехать к себе во Францию, а её пригласить забыл. К её счастью, рядом был влюблённый лопух Тимур, на которого и повесили чужого ребёнка. О том, что Алекс ему неродной, он узнал от меня, семь лет назад. Если честно я очень боялся, что он изменит к мальчишке отношение. Но это же Тимка… Да и вообще, как оказалось, у нас лучшая семья на свете.

– С этим я спорить не буду. У вас уникальная семья, – улыбнулся я. – Алекс сегодня останется у меня, – поменял я тему разговора, – а там посмотрим.

– Я на семейном совете вынес предложение и после уговоров с ним согласились. Съезди с ним во Францию, посмотрите наследство. Заодно родителей проведаешь. – Женька с надеждой посмотрел на меня. – А ещё у тебя будет шанс заполучить парня себе. Правда, со мной, конечно, бороться трудно, – рыжее чудовище самонадеянно ухмыльнулось.

– Вот это самомнение! – взвился я. – И почему ты так думаешь?

– Во-первых – я умный. Во-вторых – красивый. В-третьих… Что в-третьих я ещё не придумал… – засмеялся Женька. – И не говори, что это не так. Или напомнить, как в одиннадцатом классе сам на меня повёлся? Целоваться лез.

– Слава богу, я с того времени повзрослел. Надеюсь, и Алекс повзрослеет.

– Я тоже надеюсь, – Женька стал серьёзным, – я бы хотел, чтобы у тебя получилось завоевать его. Он достоин счастья. Кстати, Тимур даёт тебе своё благословление. Правда, просил передать, что если ты обидишь его мальчика, он тебя кастрирует. Захар Петрович выразился мягче, но смысл, в общем, тот же. Вот тебе банковская карточка Алекса. Это его вещи, – Женька кивнул на большую сумку, стоящую около дивана.

– Стоп! – Осадил я его. – С чего ты уверен, что я куда-то поеду? У меня, между прочим, дела.

– Какие дела? Ты мне сам сказал, что спихнул их на заместителя и взял две недели отпуска. Так проведи их с любимым человеком. Дай себе шанс, – немного пафосно изрёк Женька.

– Чёрт с тобой. Оставляй бумаги, я изучу.

– Вот, и стоило ломаться… Дела у него, видите ли… – фыркнул Женька.

– Белочка, изыди, – я посмотрел на него тяжёлым взглядом, – не буди во мне зверя. Я превращаюсь в очень большого хомячка, могу ненароком и задавить.

– Ладно, о, хомячок-переросток, я удаляюсь, – Женька подошёл ко мне и сжал плечо, вернувшись к серьёзному тону. – Алекс вряд ли в ближайшее время захочет видеть кого-либо из нас. Так что позаботься о нём. И не забывай звонить. Всё, я ушёл. Удачи!

Я проводил друга и, закрыв за ним дверь, усмехнулся. Они посоветовались и решили… Глупцы. А что хочет Алекс, спросить никому в голову не пришло? В кармане тонких льняных брюк завибрировал телефон…

– Да, – рявкнул я, увидев Женькин номер.

– Мы не настолько дурные, Люська. Я прекрасно знаю, что прежде чем тащить мальчишку в Европу, ты поинтересуешься, а хочет ли он ехать.

– Ты мысли научился читать? – потрясённо спросил я.

– Просто я хорошо знаю тебя, ты меня об этом не спросил, но подумал точно. Передай Алексу, что мы все его любим, и я давно уступил ему место солнышка в нашей семье. – Я улыбнулся, нежность, обращённая не на Леона – в Женькином голосе довольно редкое явление.

– Передам, – уверил я друга.

– И ещё… – протянул Женька, – ты, Люська, тоже умный и красивый, а ещё в отличие от меня умеешь быть добрым – ко всем. Я этому так научиться и не смог.

Он не дал мне ответить, отключив телефон.

Алекс проснулся часа через два и показался на лестнице, ведущий из спален на первый этаж.

– Скажи, что мне всё приснилось? – попросил он и, сбежав вниз, примостился на диване под моим боком.

– Рад бы, маленький. Но не могу, – я обнял его и поцеловал в макушку.

– А это что? – Он ткнул пальцем в конверт с бумагами и письмом его настоящего отца.

– Посмотри, это касается непосредственно тебя. Только прошу, не надо больше плакать.

– Я за сегодня наплакался на год вперед, – пробурчал Алекс. – Не волнуйся, больше не буду. Я, в конце концов, парень, а не кисейная барышня. А что за сумка? – он кивнул головой на баул, стоящий у дивана, и потянулся за конвертом.

– Это твои вещи. Женька привёз.

– Так… – протянул он. – Меня уже выперли из дома и лишили наследства?

– Нет, конечно. Просто мы с тобой едем во Францию. Как раз ради наследства, – я указал на конверт, из которого Алекс уже успел вытащить бумаги. – Читай, я тебя пока оставлю, пойду проверю, как там праздничный ужин.

Вернувшись, я застал мальчишку в состоянии ступора. Он поднял на меня глаза и прошептал:

– Вот ведь засада. Оказывается, в семь лет, когда был с мамой во Франции, я имел счастье познакомиться с родным отцом. Именно из-за него я и начал рисовать. Он был художником и произвёл на меня неизгладимое впечатление. А во Францию… Поедем. Мне интересно посмотреть на дом предков ещё раз, – Алекс взял со стола фотографию и нежно погладил глянцевую бумагу. – Заказывай билеты.

– Завтра, – улыбнулся я, – а сейчас всё же отметим твои шестнадцать лет. Лика приготовила сногсшибательный ужин.

– Надеюсь, в меню лягушачьих лапок нет? – настороженно посмотрел на меня Алекс.

– Успокойся, только местная кухня.

Остаток вечера прошёл даже весело. Алекс был очень лёгким в общении и, как оказалось, не умел копить обиды.

– Женька прав, видеть их мне не очень хочется, но и зла я на них не держу. У меня, не смотря ни на что, самая лучшая семья на свете. – Он улыбнулся нежной солнечной улыбкой, и я по традиции залюбовался им. В этот раз в открытую, не украдкой. Щёки Алекса под моим восторженным взглядом окрасились в нежно-розовый цвет.

– Ты так смотришь, – он смущённо схватился за медальон, – как будто сокровище увидел.

– Можно сказать и так, – улыбнулся я и поднял бокал шампанского, – За твои шестнадцать лет. Будь счастлив, маленький.

Мы только успели поставить бокалы на стол, как раздался второй за сегодня звонок в дверь. Лика уже спала, и я потащился открывать сам, ругая ночного визитёра, на чём свет стоит.

– Олег? – моему изумлению не было предела.

– Ванилька, – заорал Алекс и повис у парня на шее.

Олег слегка покружил мальчишку и чмокнул в лоб.

– С днём рождения!

– Какими судьбами? – поинтересовался у него я. Вместо ответа Олег отстранил меня от двери и прошёл в гостиную. Бросил свою сумку рядом с баулом Алекса, она у Олега тоже оказалась немаленькая.

– Я еду с вами во Францию, – парень плюхнулся на диван.

– Что, без Родьки? – мы с Алексом прокричали это хором.

– Угу, без него, – Олег уткнулся взглядом в стол и накрутил на палец смоляной локон.