Текст книги "Колибри (СИ)"

Автор книги: Росса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Вот ещё, – я презрительно фыркнул, – что бы потерять в её глазах ореол волшебника? – Люсьен приподнял бровь, взглянув на меня с недоумением. – Твоя мама всегда поражается, как я могу получить места за столиком, не предупреждая о приходе и не бронируя эти места заранее.

– И что ты ей отвечаешь? – сын явно заинтересовался.

– Да ничего, напускаю на себя загадочный вид, он мне, кстати, идёт, и томно произношу: «Для тебя, дорогая, я готов на любой подвиг, а столик в ресторане – это такая мелочь».

– Ну, ты и махинатор, – расхохотался Люсьен. – Пойдём, а то они вперёд нас приедут. Мама будет недовольна.

К счастью, мы приехали первыми. Я внимательно наблюдал за входом и сразу заметил свою жену и … А вот тут я испытал шок. Рядом с моей Алей стояла… Фея. Нет, я не оговорился. Фея. Именно так и никак иначе. Увидев Алекса, я впервые был готов полностью примириться с ориентацией моего сына. Мальчик был чертовски мил. Люсьен проследил за моим ошарашенным взглядом и понимающе улыбнулся.

– Я сам обалдел, когда впервые разглядел его. Посмотрел не как на надоедливого племянника моих друзей, а как на возможного партнёра, – тихо прошептал мой сын.

Аля с Алексом, увидев нас, заулыбались и подошли.

– Добрый день, – фея вежливо поздоровалась.

Серебряные глазки, серебряные прядки в волосах и серебряный голос. Всё, пора открывать завод по выплавки драгоценных металлов, в нашем случае – серебра.

– Здравствуй, Алекс, – я улыбнулся мальчишке и пожал протянутую руку.

Он не спешил сесть, вместо этого галантно отодвинул для моей жены стул и помог ей устроиться. Ого, а нас манерам обучали. Аля села и, посмотрев на мою прибалдевшую физиономию, показала мне язык.

– Учитесь, невоспитанные нахалы. Спасибо, Александр.

– Александер. Извините, – мальчишка немного стушевался, – Меня зовут Александер, а не Александр. Видимо, когда я родился, у моих дражайших родственников случился очередной выверт. Ну, или служащая ЗАГСа неграмотная попалась. Кто ж теперь разберёт, – он беспечно пожал плечами.

У Люсьена зазвонил телефон и он, чертыхнувшись, выудил его из кармана. Посмотрел на дисплей, и, тяжело вздохнув, встал:

– Простите, но я должен ответить. Это ненадолго.

Сын отлучился, а я продолжил рассматривать сидящего напротив меня мальчишку. Он, сначала смущаясь, покраснел, а потом гордо вздёрнул нос:

– Я чувствую себя неизвестным видом животного, которое вы поймали, посадили в банку и теперь пытаетесь решить, ядовитое оно или нет. Так вот, я не ядовитый… Почти. Зато жутко кусачий.

– Спасибо за предупреждение, постараюсь понапрасну тебе пальцы в рот не совать. А вот я теперь могу точно сказать, кто тебя воспитывал.

– Правда, что ли? И кто?

– Женька, – это мы с женой сказали хором.

– И что? Вас это чем-то не устраивает? – он всё также сидел с гордо вздёрнутой головой.

– Упаси бог! – я замахал руками. – Если Женька передал тебе свою главную черту, то я буду только рад.

– И какую же? – было видно, что это Алекса явно заинтересовало.

– Верность. Он язвительный, циничный, нахальный, но до жути верный. Семье, друзьям. Всем, кто ему дорог. Его могут предать, он никогда. Это я оценил семь лет назад. – Я нахмурился и вцепился в вилку, покрутив её в руках.

– Мне было всего девять, – тихо сказал Алекс, – но я помню, что Женька пропадал у Люсьена целый месяц. Я тогда жутко ревновал. Это из-за Егора?

Мы с женой напряглись.

– Ты с ним знаком?

– Пришлось,– Алекс зло фыркнул. – Тот ещё мудак. Я ему чуть яйца не оторвал.

Я сложился пополам от смеха, а Алекс вдруг покраснел и залепетал:

– Ой, простите меня, Альбина Анатольевна. Я забыл, что среди нас дама.

– Ничего, маленький, – Аля сверкнула глазами, – я жалею, что только чуть. Сколько он нам крови попортил. Я из-за него почти потеряла сына.

– Вам именно поэтому так важна именно верность по отношению к Люське? – Алекс не поднимал на нас глаза. – Ведь так?

– Так, – я пристально разглядывал его, – может, это и ненормально – просить шестнадцатилетнего мальчишку быть осторожней, но я прошу… Не давай ему надежду, пока не будешь уверен.

Мальчик поднял на меня глаза и посмотрел чисто и открыто:

– Уж это я вам точно обещать могу. Это больно, когда предают те, кого любишь.

Не знаю, как Аля, но я ему поверил и от сердца чуть-чуть отлегло. В это время вернулся Люсьен, и наш разговор плавно перетёк на совсем другие темы.

Люсьен.

Обед вышел довольно весёлый, благодаря маме и Алексу, который, как я уже уяснил, мог болтать несколько часов кряду.

– Дюймовочка, – я, наконец, соизволил посмотреть на часы, – нам пора ехать, а то можем опоздать к адвокату. Прости, но это будет невежливо, назначить встречу и заставить ждать.

– Ха, – Алекс стрельнул в меня насмешливым взглядом, – он за это деньги получает. Так что подождёт, не переломится.

Но, тем не менее, поднялся из-за стола, поцеловал руку моей маме, попрощался с отцом. Я просто чувствовал, как предки хохочут в душе, глядя на это.

– Малыш, ты прямо ходячая книга по этикету, – засмеялся я, выйдя из ресторана. – Ты часом в лорды податься не собираешься?

– Неа, – он улыбнулся, – только в князья. Вяземские, между прочим, очень старинный род.

– Собираешься поменять фамилию? – я серьёзно посмотрел на него, почему-то стало неприятно.

– Ты что, сдурел? Я родился Ковровым, им и помру. Ну, если, конечно, ты меня замуж не возьмёшь, и я не сменю фамилию на твою. – Он бросил на меня лукавый взгляд. – Только учти, фамилию сменить могу, а вот пол ради тебя менять не намерен. Мне мальчиком больше нравится быть…

– Успокойся, маленький, мне ты тоже мальчиком больше нравишься.

Мы разместились на заднем сидение машины, и я назвал Тьерри нужный адрес. Машину нам одолжила мама, сказав, что вернётся домой с отцом.

Адвокат нас уже ждал.

– Добрый день, господа, – мэтр Дешан встал из-за стола и пожал нам руку, – Я рад, что вы приехали. Месье Ковров, я готов ознакомить вас с бумагами, которые оставил ваш отец.

– Благодарю, месье, – я заметил, что Алекс говорит почти без акцента, – хотелось бы сразу покончить с формальностями.

Где-то с час мы изучали предоставленные бумаги, ещё с час ушло на то, чтобы вступить в права наследования. Дом Алекса оказался не так далеко от Парижа – в предместье Фонтенбло. Узнав об этом, я присвистнул. Домик и участок там стоят бешеных денег.

– Ключ от дома вы можете получить у семейства Дюваль. Мадам Кати присматривает за домом с незапамятных времен. Она работала экономкой ещё у вашего дедушки, месье Алекс. Они живут в гостевом домике. – Дешан устало улыбнулся. – Надеюсь, вы их не будите выселять? Они беспокоятся.

В это время в дверь постучали и на пороге нарисовались две женщины. Одна была абсолютно невзрачной, этакая серая мышка. Зато другая… Дама была одета в облегающее чёрное платье, которое обтягивало все её прелести. На лице слой тонального крема сантиметровой толщины и ярко-алая помада на губах, предававшая ей хищный вид.

Мы с Алексом в эту минуту прощались с адвокатом, и когда открылась дверь уже стояли. Алекс повернулся и вдруг застыл, вцепившись мне в руку. С его лица исчезли все краски, сменившись болезненной бледностью.

– Госпожа Крейн, госпожа Милтон. Рад вас видеть. Проходите, присаживайтесь. Господа уже уходят.

Мы двинулись к выходу, но в это время роковая красотка в черном платье, что-то тихо прошипела, наклонившись к Алексу. Моя Дюймовочка нервно дёрнулась и потеряла сознание, свалившись мне на руки.

Глава 14

Люсьен.

Мне очень хотелось остаться и вытряхнуть из этой женщины то, что она сказала Алексу, но я понимал, что не могу. Алекс сломанной игрушкой обмяк в моих руках.

– Может быть, вызвать врача? – заволновался месье Дешан. – У меня есть знакомый доктор, очень хороший.

– Нет, спасибо, – отверг я предложение, – это всего лишь обморок. Мальчик просто переволновался. Я отвезу его домой, и им займётся наш семейный врач.

Всё время пока говорил, не спускал глаз с дамы в чёрном. Она ответила мне надменным взглядом и циничной улыбкой на губах. Очень хотелось подойти и вколотить ей эту улыбку в зубы, но, к сожалению, воспитание не позволяло поднимать руку на женщину. Ни при каких обстоятельствах.

С Алексом на руках я вышел из офиса адвоката и застыл перед машиной. Тьерри ни слова ни говоря, открыл передо мной дверцу, уселся на место водителя и, подождав когда я со своей драгоценной ношей устроюсь поудобнее, рванул в сторону дома.

Я наконец-то смог сосредоточить всё своё внимание на Дюймовочке, сопевшей мне в плечо. Слегка отстранив его от себя, похлопал по бледным щёчкам.

– Алекс, Алекс, очнись, малыш. Ну же… Приходи в себя. Алекс.

Минуты через две мои старания дали результат, мальчишка всхлипнул, и, открыв глаза, посмотрел на меня слегка мутным взглядом.

– Очнулся? Ты в порядке, маленький? – мой голос слегка срывался из-за волнения.

– Пить, – пересохшими губами пробормотал Алекс.

Тьерри достал из бардачка бутылку с минералкой и передал её мне. Я открыл её и через секунду смог наблюдать, как Алекс пьёт. Он делал это с такой жадностью, что не замечал, как несколько капелек воды потекли по его подбородку на гладкую шею. Я проследил путь блестящих жемчужинок и поймал себя на том, что мне хочется повторить их путь языком. Слизнуть эти прозрачные капли, почувствовать вкус его кожи под своими губами. Тряхнул головой, отгоняя наваждение. Ну что я за извращенец? Малышу плохо, а я тут со своими эротическими фантазиями.

– Напился, малыш?

Он выронил бутылку и поднял на меня глаза, в которых бушевал гнев.

– Никогда больше не называй меня так! Слышишь?! Можешь называть Дюймовочкой, маленьким, хоть скунсом, но никогда больше не называй меня малышом! Тебя ясно?

– Я понял, ангел мой, понял. Успокойся, – я крепко прижал его к себе, и Алекс, уткнувшись мне в плечо, слегка расслабился. Подождав, пока он успокоится, отважился задать мучавший меня вопрос. Если бы я знал, к чему это приведёт, то предпочёл бы откусить себе язык.

– Что она сказала тебе?

– Кто? – Алекс снова напрягся.

– Та женщина у адвоката…

Алекса словно вихрем сдуло с моих колен, он забился в угол сидения и сжался, притянув к себе колени. Люди, когда им плохо, и они пытаются защититься отчего-то страшного, всегда неосознанно выбирают позу эмбриона. Это как память об утробе матери, где было хорошо и спокойно, и где человек чувствовал себя защищённым.

– Я не помню… – буркнул Алекс, утыкаясь носом в колени.

– Алекс!

– Я не помню! – взорвался он. – Я не помню, не помню, не помню, не помню, не помню…

Его сотрясала мелкая дрожь, которая становилась всё сильнее и сильнее, а он все повторял своё: «Я не помню!» Я протянул руку, чтобы успокоить его, но он испуганно отшатнулся:

– Не трогай меня! – Алекс ещё сильнее вжался в угол. – Я не хотел… Я не плохой… Я не хотел… – Из его глаз потекли слёзы, они текли по его щекам и он не пытался остановить или стереть их. – Я хочу домой, я хочу к маме…

Передо мной сейчас сидел не уверенный в себе парень, каким Алекс был ещё вчера, а маленький испуганный мальчик.

– Конечно, маленький, – я, наконец, смог выудить его из угла, в который он забился, и снова усадил его к себе на колени. – Мы сейчас приедем к моим родителям, ты немного поспишь, и завтра я отвезу тебя к маме.

– Обещаешь? – он доверчиво прижался ко мне, словно и не просил минуту назад не трогать его.

– Конечно, обещаю.

Из машины я вынес его на руках. Это начинает входить у меня в привычку.

– Что случилось, Люсьен? – рядом со мной встал взволнованный отец.

– Пап, позвони Ивану Денисовичу, пусть придёт. Я сам плохо понял, но, кажется, у этого чуда нервный срыв.

– Ага! Понятно, – он погладил Алекса по всклокоченным волосам. – Держись, фея…

Алекс от прикосновения дёрнулся, а я с негодованием посмотрел на отца.

– Всё, понял, руки больше не распускаю и ретируюсь звонить Ивану.

Я уложил Алекса на кровать в его комнате и сел рядышком. Он лежал всё в той же позе эмбриона, вцепившись в мою руку. Словно боялся, что я уйду, и он останется один на один со своими страхами.

Иван Денисович пришёл довольно быстро, ввалился в комнату и ультрамариновым басом пробурчал:

– Ну те-с, что тут у нас такое? – Иван Денисович, друг отца и психиатр от бога, всегда напоминал мне доктора Айболита. Полненький, низенький и такой же добродушный.

– У нас вот, – я выразительно кивнул на скрючившегося Алекса.

– Так, – доктор нахмурился, но голос его по-прежнему сочился добродушием, – это до чего же вы себя довели, молодой человек?

Алекс не ответил, только всхлипнул.

– Люсьен, а ну выйди отсюда. Нам с молодым человеком нужно поговорить.

– Но…

– Ты со мной спорить надумал, Люся? – пророкотал дядя Иван. – Не советую.

Я послушно вышел, оставив их с Алексом наедине. Меня просто раздирало любопытство, очень хотелось подслушать то, о чём они разговаривают, но сдержался. Мама с папой учили меня уважать чужие секреты.

Спустился в кабинет к отцу. Он сидел за столом и цедил коньяк.

– Налить? – я кивнул, и он достал второй бокал. – Расскажешь, что произошло?

Я покрутил фужер в руках, на секунду задумался, а стоит ли? Но тут же откинул все свои сомнения и пересказал отцу всё, что произошло в офисе адвоката.

– Интересно, – отец сделал глоток благородного напитка. – Очень интересно. Что будешь делать?

– Если завтра Алекс всё так же будет рваться к маме, увезу домой. Если успокоится, то поедем в Фонтенбло смотреть его наследство.

– Я не об этом, – глаза отца лукаво блеснули. – Думаю, стоит выяснить, что собой представляют госпожа Крейн и госпожа Милтон. Не находишь?

– Нахожу, – я отсалютовал ему своим бокалом.

– Вот что… – он на секунду задумался. – В Фонтенбло возьмёте с собой Тьерри, он же займётся и сбором информации.

Я согласно кивнул. Тьерри был не просто шофёром, хотя и числился именно в этой должности.

Дверь кабинета открылась, и появился Иван Денисович, таким хмурым я, пожалуй, не видел его никогда.

– Мальчонка проспит до утра. Я накачал его лекарствами по самую макушку. И, Люсьен, приготовься к тому, что завтра он может ни о чём не вспомнить.

– Как это? – я ошарашено посмотрел на врача.

– А вот так. – Он взял бокал с коньяком протянутый отцом. – Человеческий мозг сложнейший инструмент. И то почему он защищает себя от повреждений именно так, а не как-то иначе даже мы – психиатры – не всегда можем ответить. А с мальчиком, я уверен, такое не впервые. Ведь так? У него уже были провалы в памяти?

– Были, – подтвердил я догадку врача, – в десять лет он пережил похищение. И он не помнит, что происходило, пока он был у похитителей.

– Именно, – доктор кивнул сам себе, – мозг счёл нужным заблокировать неприятные воспоминания. Я думаю, сейчас произойдёт тоже самое. И вот что тебе скажу, – доктор встал, подошёл ко мне и постучал пальцами по моей груди. – Не вздумай лезть с расспросами, понятно? Не спрашивай его вообще ни о чём, что связано с сегодняшним инцидентом. Да, он должен вспомнить… И я удивлён, что мальчика не показали врачу ещё тогда, после похищения…

– Показали, но врач сказала, что такое бывает…

– Шарлатанка, – фыркнул Иван Денисович, – я сам поработаю с мальчиком. Человек должен осознавать свои трудности и бороться с ними, а не отгораживаться. Если не принять то, что произошло, это может отразиться на всей оставшейся жизни. А он ещё очень молод, чтобы изображать страуса и прятаться в песок. Тем более у мальчишки очень сильный характер.

– Да? А мне сказали, что он из тех, кто на ветру не гнётся, а ломается… – протянул я, вспомнив слова садовника дяди Коли.

– Одно другому не мешает, – поставил в разговоре точку дядя Иван. – Вот тебе моя визитка, чтобы через неделю был с ним у меня в кабинете. Не пойдёт сам, притащишь. Но чтобы были… Пока, Денис. Мне уже пора. Попрощайся за меня с супругой. Люсьен, ты всё уяснил?

– Так точно, товарищ главнокомандующий, – я приложил руку к голове.

– Паяц, – в очередной раз фыркнул мужчина и ушёл.

Иван Денисович был прав. На следующий день Алекс был почти в прекрасном настроении и весь светился, предвкушая поездку в дом своего отца. О вчерашнем случае он не заикнулся ни разу. Спрашивать, понятное дело, я не стал. У Ивана Денисовича тяжёлая рука, это я помнил с детства.

– Месье Люсьен, месье Алекс, – в холл вошёл Тьерри, – машина ожидает вас у подъезда. Мы можем отправляться.

– Ну что, Дюймовочка? Поехали?

Дорога заняла около двух часов. Алекс всё это время, не переставая, щебетал. Если честно у меня от его болтовни начала болеть голова, поэтому я был несказанно рад, когда мы приехали.

У ворот нас ожидала пожилая женщина. Видимо, это и была мадам Кати Дюваль.

– Рада видеть вас, господа, – дама говорила на русском, правда с сильным акцентом.

– Добрый день! – вежливо поздоровался я. – Вы можете говорить на французском.

Женщина облегчённо вздохнула и перешла на родной язык.

– Мы рады вашему приезду. Месье Дешан предупредил меня, и я подготовила вам комнаты. Мои дочери убрали в доме. Надеюсь, вам там будет удобно. Вы можете называть меня мадам Кати. – Женщина выпалила всё это на одном дыхании, было видно, что она очень волнуется. – К сожалению, мы не можем сразу оставить гостевой домик, но…

– А вам разве не нравится здесь жить и работать? – удивлённо протянул Алекс. – Мэтр Дешан говорил, что вы служили ещё при дедушке.

– О да! А моя мать при вашем прадедушке. И мы бы очень хотели остаться, но… Новый хозяин, новые порядки.

– Предполагается, что я начну с того, что вышвырну вас на улицу? – У Алекса сузились глаза от сдерживаемого гнева. – Можете продолжать жить и работать. Я не собираюсь ничего менять. И приготовьте ещё одну комнату в доме. Для Тьерри.

– Как скажите, месье Алекс.

За разговорами мы, минуя уже знакомое по рисункам озеро, подошли к дому.

– Добро пожаловать в дом предков, месье Алекс, – произнесла мадам Кати торжественным тоном и открыла перед нами дверь…

Мы очутились в абсолютно круглой комнате. Скорее всего, она играла роль холла. Здесь не было мебели. Комнату украшали только портреты на стенах и оружие, висящие там же. Напротив входной двери располагался огромный камин, по бокам от него две двери, видимо, ведущие в правое и левое крылья особняка. Именно так, это скорее был особняк, а не просто дом.

– Чудно, – хмыкнул Алекс.

Он смотрел на паркет, выстланный на полу. В центре комнаты был круг, вокруг него словно располагались небольшие медальоны с изображением пламени. В каждом медальоне пламя было нарисовано по своему, не было ни одного одинакового. Всего этих медальонов было двенадцать.

– Интересный рисунок, – протянул Тьерри. – А на камине точно такие же.

Мы подошли поближе и поняли, что он прав. Так же двенадцать кругов, а в них тщательно прорисованное пламя.

Алекс провел по медальонам на камине рукой. А затем отошёл к самому большому окну. Оно представляло собой витраж. Ангел с пылающим мечом, а над ним такое же пылающее ярко жёлтое солнце с маленьким вкраплением обычного стекла посередине.

Глава 15

Алекс.

Особняк оказался необыкновенным и до жути загадочным. Круглый холл с медальонами на полу и камине и с огромным витражным окном просто поражал воображение. Оставив чемоданы в холле, мы решили продолжить исследования. Дом делился на два крыла: Западное и Восточное. На первом этаже восточного крыла располагались гостиная, библиотека и кабинет, в западном крыле находились кухня и столовая. На втором этаже спальни для гостей, хозяйская спальня и студия, где обнаружилась лестница, ведущая на чердак. Более-менее осмотревшись, мы заняли понравившиеся спальни. Меня, не слушая возражений, разместили в хозяйской. Люсьен выбрал комнату, отделанную в бежевых тонах, Тьерри досталась зелёная спальня.

– Значит так, – наш шофёр улыбнулся, – пока я вам здесь не нужен, поэтому вернусь в Париж. Приеду послезавтра. Осваивайтесь.

Приняв душ и переодевшись, мы с Люсьеном спустились в столовую на обед. Я так понял, что одна из дочерей Кати работала кухаркой.

– Охренеть, – застыл я, войдя в столовую. Стол был сервирован на две персоны. Я посмотрел на огромное количество бокалов, вилок и ложек, лежащих около тончайших фарфоровых тарелок с фамильными гербами, и погрустнел. Правила поведения за столом всегда были моим самым слабым местом.

– Да не переживай ты так, – Люська подтолкнул меня к столу, – твой позор увижу только я.

– Ну, спасибо, – я зло зыркнул на него, – утешил. Что будем делать после обеда?

– Ты, не знаю, а мне нужно немного поработать. Если не возражаешь, я займу кабинет? – Люсьен подцепил с тарелки что-то подозрительно напоминающее лягушачьи лапки. Я с отвращением посмотрел ему в рот. -Успокойся, это всего лишь курица, – добродушно усмехнулся мой визави.

– Да, а ты откуда знаешь?

– Я поинтересовался у Сюзи, что будет на обед. Сюзи – это наша кухарка.

– Понял, я всё-таки не слабоумный идиот. Знаешь, пожалуй, пока ты работаешь, я обследую чердак. И ещё… – я на секунду запнулся. – Странно, что здесь нет подвала или как их там… Погребов. Я думал, во Франции все свихнуты на винах. Но лестниц, ведущих вниз, так и не нашёл.

– Это действительно странно, но может быть, твои предки были заядлыми трезвенниками?

– Это с русскими-то корнями и живя во Франции? Не смеши меня. – Я отбросил салфетку и поднялся из-за стола. – Спасибо, Сюзи. Всё было вкусно.

– Я рада, что молодому месье понравилась моя стряпня, – улыбнулась мне женщина. – Может быть, хотите мороженого? Мои дети очень любят домашнее мороженое, я могу сделать для вас.

– Нет, спасибо, я не очень люблю сладкое. Вы Люсьену сделайте, он точно не откажется, – я кивнул в сторону моего гостя, и Сюзи перевела взгляд на него.

– Не откажусь. И заранее спасибо, Сюзи.

Мы с Люсьеном расстались около лестницы. Он пошёл в кабинет, а я поднялся в студию, а оттуда на чердак. Дома мы с Серёгой часто играли именно на чердаке. Там была наша штаб квартира. Я грустно осмотрелся вокруг. Всё покрывал толстый слой пыли, нестерпимо захотелось чихать, но я сдержался. Слава Богу, на пыль у меня аллергии нет. Хотя кто знает, об аллергии на клубнику я же не знал.

На чердаке было немного вещей. Старый платяной шкаф, какие-то картонки, скорее всего со шляпками и большой кованый сундук с фамильным гербом на крышке. Похоже, у моих предков была мания всё клеймить.

Я расположился около сундука и откинул тяжёлую крышку. Старые письма, бумаги, альбомы с фотографиями. Какие-то счета, перебирая всё это, я наткнулся на книжицу в чёрном кожаном переплёте с тиснённым фамильным гербом, кто бы сомневался, я бы удивился, если бы не увидел его.

Открыл маленький золотой замочек, благо ключ был вставлен в него и пролистал пожелтевшие страницы. Это оказался дневник моего прадеда. Я открыл наугад и попал на дату:

1 сентября 1939 год

Немцы вторглись в Польшу, не удивлюсь, если потом Гитлер двинет свою армию на Францию. Всё это печально. Война страшная штука.

Правда, твоя, дед, война страшная штука. Я пролистал несколько страниц.

30 октября 1939 года.

Обратил всю наличность в драгоценные камни. Нужно спрятать, но так чтобы никто не знал. Займусь этим сам. Вспомнил, что в юности писал стихи… Это заманчиво. Стихи, медальоны… Все готовятся к войне, а я перестилаю паркет в холле. Старший сын считает, что я окончательно двинулся. Всё может быть…

А луна в июне в полнолуние находится в правильном месте…

Перевернул ещё пару страниц, короткие записи и почти на каждой странице надписи зелёными чернилами: луна в июне в полнолуние, находится в правильном месте…

Прадед свихнулся на луне, наверное, был оборотнем. Ура! Я не первый псих в семье. До меня у предков тоже ехала крыша.

Я захлопнул дневник и, взяв его с собой, отправился на поиски Люсьена. Надеюсь, он свою работу закончил?

Тихо приоткрыл дверь кабинета и проскользнул внутрь. Люська что-то усердно печатал. Я посмотрел на его сосредоточенное лицо и вздохнул. Мне нравится, когда он улыбается. Очень нравится. Я прислушался к себе и попытался разложить всё по полочкам. Пока я с Люсьеном о Женьке практически не вспоминаю. Зато это чудо с янтарными глазами занимает все мои мысли. Он, паразит, даже в сны вторгаться начал. Люська почувствовав, что я его пристально изучаю, поднял голову.

– Ты что-то хотел?

– Ага, – я наглым образом уселся к нему на колени и поцеловал.

– И зачем ты это сделал? – Люсьен закрыл ноут и ссадил меня на диван.

– Просто… Захотелось, – я пожал плечами.

– Видимо, спрашивать о том, а хочу ли этого я, ты не намерен?

– А я и так знаю, что хочешь. Так зачем спрашивать? – пожал плечами и развалился на диване.

– Дюймовочка, мир не игрушка. С живыми людьми играть нельзя. У них чувства есть, им больно бывает. Да и потом, быть заменой Женьке я не намерен. – Он отошёл к окну и прислонившись к косяку, уставился вдаль. Из окна хорошо просматривалось старое кладбище.

– А кто тебе сказал, что ты чья-то замена? Всё это глупости. И чувства к Женьке глупость. Детская одержимость ярким мужем своего дяди. Нет, он мне нравится, но я, знаешь ли, слегка повзрослел. И почти уверен в том, что чувствую к тебе…

– Вот когда будешь уверен не почти, а полностью, тогда мы с тобой и поговорим. – Люсьен произнёс это, не поворачиваясь ко мне.

– А пошли вы все. И ты и Женька. Я ему себя на блюдечке предложил, а он нос воротит. Вот и Женька тоже… Ненавижу вас… – я соскочил с дивана и убежал в спальню. Упал на кровать и обнялся с подушкой.

Достали моралисты хреновы… Мне шестнадцать, у меня гормоны… Вот найду кого-нибудь на стороне, вам назло. Будете локти кусать, а поздно…

С час утешал себя такими мыслями, а потом понял, что ни с кем другим кроме Люськи просто себя не представляю. Даже с Женькой. Опа, приплыли…

Дверь в спальню открылась:

– Ребёнок, ужинать будешь? – Люська смотрел на меня с лёгкой иронией и нежностью.

– Не буду. Я в печали. Спать буду.

– Ну спи. Спокойной ночи.

Самое странное, что я действительно почти сразу заснул, как был в одежде. Что меня разбудило, не понял. Было достаточно темно. Я сел и прислушался. Мне показалось, что рядом с дверью кто-то прошёл. Я поднялся и выглянул в коридор. Тишина. Уже собирался вернуться, но опять услышал приглушённый звук шагов. Стало страшно. Собрав всю волю в кулак спустился вниз и увидел, как закрылась дверь, ведущая в холл. Я подскочил к ней и открыл, с опаской выглянул наружу. Никого, только предки с портретов таращатся. Ну вот, мало мне провалов в памяти, так у меня ещё и эти… Слуховые галлюцинации. Вспомнив закрывшуюся дверь, я вздохнул – и зрительные тоже. Видимо, крыша решила съехать окончательно. Закрыл дверь и только развернулся в сторону лестницы, как снова услышал шаги.

Ну, уж к чёрту. Проверять не буду.

Я взлетел вверх и ворвался в спальню Люсьена. Он лежал в кровати и читал.

– Ты что? – он удивлённо посмотрел на мою бледную физиономию.

– Ты как хочешь, – я быстро стащил с себя джинсы и футболку, оставшись в одних боксёрах, – но я буду спать с тобой.

Юркнул под одеяло и выключил свет, услышал, как захлопнулась книга и Люська с тихим смешком произнёс.

– Маленький наглец!

– Согласен, но давай ты об этом мне расскажешь завтра? – прибалдевший Люсьен ничего не ответил.

Попытался устроиться поудобнее, но у меня ничего не получилось. Раз двадцать повернувшись вокруг собственной оси, печально вздохнул. Люська не выдержал, и притянул меня к себе, обняв.

– Не крутись, Дюймовочка, спи.

Я из духа противоречия поёрзал ещё немного и действительно крепко заснул.

Люсьен.

Проснулся я довольно рано, с ощущением приятной тяжести. Причина этой тяжести выяснилась сразу. Алекс спал, практически забравшись на меня. Крепко обнимая меня рукой и закинув ногу мне на бедро. Я попытался осторожно, чтобы не разбудить его, выбраться из кровати. Не удалось. Как только я завозился, Алекс тут же открыл глаза.

– Доброе утро! – он сморщил носик и вдруг потёрся об меня. Ага! У Дюймовочки явный утренний сюрприз в виде нехилого возбуждения. – И что мы с этим будем делать?

– Мы? – от такой наглости я потерял дар речи. – А я тут причём?

– Неужели жестоко откажешь в помощи бедному подростку, у которого бушуют гормоны? Как ты жесток. – Алекс картинно закатил глаза.

– С огнём играешь, ребёнок, – я попытался спихнуть его с себя, но не тут-то было.

– Игра с огнём – моё любимое занятие, – он уселся на меня сверху и полез целоваться.

У него мягкие нежные губы и целоваться он умеет. Мало того, он полностью забрал инициативу на себя. Дожил, меня совращает шестнадцатилетний мальчишка, а я сделать ничего не могу.

Прижал его к себе покрепче и, наконец, перехватил первенство. Провёл по его губам языком и улыбнулся, он, оказывается, пользуется вишнёвой гигиенической помадой. Прикусил пухлую нижнюю губу, слегка пососал и услышал лёгкий стон. Этого хватило, я впился в него жадным, жарким поцелуем. Заставил приоткрыть рот и пропустить мой язык внутрь. Алекс с охотой подчинился и даже замурчал от удовольствия. Его шустрый язычок переплёлся с моим. А я впервые понял, почему поцелуи иногда называют пьянящими. Этот был именно таким. Я ласкал его язык, нёбо, а он не оставался в долгу, отвечая мне тем же. Голова начала кружится, а разум постепенно отказывать. Кажется, где-то там последние его остатки пытались меня остановить, но…

Оторваться от нежных губ со вкусом вишни было выше моих сил.

Всё-таки это пришлось сделать, нам элементарно не стало хватать воздуха.

– Ну что, я нарвался? – Алекс посмотрел на меня расфокусированым взглядом и провёл языком по распухшим губам.

– Нарвался, – рыкнул я и стремительно перевернулся, подминая его под себя.

И снова поцелуй. Мои руки заскользили по его телу, ощущая нежность кожи и нестерпимый жар, идущий от моей Дюймовочки. Желанный… Самый желанный на свете. Я скользнул губами ниже, прикусывая золотистую кожу на шее. Мальчишка снова застонал и слегка прогнулся. Нестерпимо захотелось пометить его, я прикусил кожу сильнее, а затем поцеловал место укуса. Невесомо провёл языком по венке, бьющийся в такт пульсу, спустился к груди, туда, где уже набухли от желания два маленьких розовых соска. Втянул один в себя, а другой погладил пальцами и получил ещё более пошлый стон, чем предыдущие.

Маленький, сладкий и сейчас полностью в моей власти. От ощущения того, что я могу сделать с ним всё, что захочу, сносило крышу. Я продолжал ласкать его, целовать и вылизывать, как кошка своего котёнка. Он открывался мне навстречу, без всякого смущения предлагая себя. Его руки ласкали мою спину, поселяя ощущения жара, кожа плавилась под этими прикосновениями. Прошёлся языком по упругому плоскому животику и начал выписывать узоры вокруг пупка. Чуть приподнял глаза, чтобы посмотреть на него. Он лежал, запрокинув голову, раскрасневшийся, с приоткрытыми, зацелованными губами. Ангел во время грехопадения. Я освободил его от боксёров, в которые он был одет. Выпуская наружу возбуждённую плоть. Красиво. В нём нет ни одного изъяна. Я восхищённо смотрел на его член, не решаясь дотронуться.