Текст книги "Коридор (СИ)"

Автор книги: rakugan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

и так далее, и тому подобное.

Со своей работой Рита справилась блестяще. Фантазия у нее была буйная, статьи пестрели мелодраматическими подробностями и ссылками на “достоверные источники”. В итоге читателям так надоел этот бред, что, увидев очередную колдографию Гарри, они швыряли газету в камин. Издания одно за другим перестали размещать материалы о нас, чтобы не потерять подписчиков. Журналистам надоело крутиться возле нашего дома, а тут еще подоспел скандальный развод какой-то певички…

Министерские проверяющие тоже стали приходить реже, как только убедились, что взяток они здесь не дождутся. Так что нас с Гарри все оставили в покое, и мы очутились с ребенком один на один.

***

Тут-то и выяснилось, что раньше были цветочки. Басти не ошибся – мы не представляли себе, что значит быть родителями. Так стремились добиться своего и забрать Гарри у маглов, что совсем не подумали, как оно сложится дальше. В конце концов, тысячелетиями у людей рождались и росли дети. Ну, что здесь такого? Дурное дело нехитрое – так нам казалось…

Для начала пришлось освоить детскую колдомедицину – кто бы мог подумать, что у этих существ бывает столько болячек? Гарри весил фунтов на пятнадцать меньше, чем другие мальчишки его возраста, был весь покрыт расчесанными до крови ранками и коростой, а вдобавок почти ничего не видел. В клинику Святого Мунго мы не обращались, чтоб не давать пищи для газет, так что приходилось пользоваться услугами частного целителя, и деньги уходили, как вода.

Отчасти мне удавалось зарабатывать с помощью банального шантажа. Бывшие спонсоры организации, едва услышав, что я помню их имена и суммы взносов, сразу проявляли понимание и соглашались помочь, совершенно безвозмездно и исключительно по старой дружбе. Но в таких делах главное – не перегнуть палку, так что я осторожничал, брал понемногу и никогда не требовал повторной дани.

В остальном я крутился, как угорь на сковородке, чтобы найти подработки или заказы. Как правило, это были консультации по системам безопасности, но если таких не находилось, хватался за что придется. Временами мне делали заманчивые предложения – за приличную плату устроить маленький несчастный случай, чтобы убрать такого-то и такого-то. Но я всегда отказывался. За нами наблюдали слишком пристально, проколоться снова попасть в Азкабан было легче легкого, а когда у тебя ребенок, не хочется попусту рисковать…

Когда Гарри появился у нас, быстро выяснилось, что во сне его мучают кошмары. Он просыпался с криком, а потом долго не мог успокоиться, так что мы стали брать его по ночам к себе. В конце концов, нетрудно расширить кровать, чтобы на ней свободно умещались трое. Мне присутствие ребенка ничуть не мешало, даже наоборот. Раньше Красотка скандалила из-за того, что супружеский долг удавалось выполнять в лучшем случае раз в пару месяцев. Впрочем, чего она еще ждала после допросов и Азкабана? Она осыпала меня попреками и обвинениями, а от этого, ясное дело, все становилось только хуже. В ответ я из принципа отказывался пить зелья, которые она подсовывала, и огрызался: пусть наконец найдет себе любовника и оставит меня в покое!

Зато теперь, с появлением Гарри, проблема решилась сама собой. Белла отныне приходила в ярость, стоило заговорить о сексе: я, мол, думаю лишь о своей похоти, а не приведи Мерлин, ребенок проснется и увидит лишнее! Уходить в другую спальню она тоже опасалась – вдруг Гарри начнет ее звать? Так что с любыми попытками близости было покончено, а мне только того и надо было.

Гарри спал между нами, так было уютнее. Белла тогда носила смешные “приличные” рубашки до пят, каких не постыдилась бы даже ее прабабушка. Наша идиллия продолжалась пару месяцев, пока я случайно не рассказал об этом Рабастану. Брат назвал меня идиотом и пояснил, что мы с Беллой просто-таки нарываемся на обвинение в педофилии. Раньше мне это как-то не приходило в голову, но Басти был прав, для наших “доброжелателей” это был бы отличный козырь. С тех пор приходилось каждое утро подниматься ни свет ни заря, чтобы переносить сонного Гарри в его спальню, – на случай, если вдруг заявится проверка из Министерства.

***

За первые полгода, проведенные в Торнхолле, Гарри отъелся, подрос и стал хорошо видеть. Вдобавок оказалось, что у него на редкость сильная стихийная магия. Чего стоила, например, одна история с баком для воды. Этот бак, огромный, старый и заросший изнутри тиной, был вкопан в саду, чтобы Динки могла брать оттуда воду для полива. Сверху его закрывала тяжелая чугунная крышка, какую и взрослый-то с трудом сдвинет с места. Однажды, когда Гарри оставался дома с эльфиней, он захотел поиграть там в кораблики, но Динки не разрешила – боялась, что молодой хозяин свалится в воду и утонет. Но когда в саду раздался страшный грохот и перепуганная Динки выбежала посмотреть, что случилось, оказалось, что крышку бака сорвало с места, да еще и покорежило, как от взрыва. А Гарри преспокойно сидел рядом и пускал в баке свои кораблики.

Справляться со стихийной магией он не умел, что и неудивительно, – кто бы его учил? Но куда хуже было другое. Живя у маглов, Гарри привык, что никому не нужен и почти все время проводит в чулане. Теперь же, дорвавшись до всеобщего внимания и большого пространства, он первое время словно с ума сходил. Если днем все было более-менее, то ближе к вечеру он превращался в обезьяну. Мог носиться часами, ломая все, что попадалось под руку, смеялся бессмысленно и истерично, выводил из себя Динки и пса и, казалось, просто не слышал ни уговоров, ни попыток отвлечь. Заканчивалось тем, что кто-нибудь из нас запускал в него петрификус и относил в постель.

Со временем, правда, выяснилось, что у Гарри прекрасно работают причинно-следственные связи. Во всяком случае, с появлением розги в поле зрения он куда лучше начинал понимать, чего от него хотят. Процесс воспитания напоминал скорее дрессировку собак, с той разницей, что мне бы в жизни не пришло в голову ударить собаку.

Была какая-то злая ирония в том, что именно этого ребенка, который по интеллекту недалеко ушел от тролля, я когда-то считал новым воплощением Лорда. Какая наивность! Временами мне хотелось вернуть это существо маглам или тайком утопить в реке. Зато Беллу не смущало, что ни малейших признаков Лорда в Гарри не видно. С точки зрения ее вывернутой логики, здесь не было никакого противоречия.

– Мудрость Лорда безгранична! – втолковывала она мне. – Может, ему просто тяжело далось перевоплощение, он учится заново жить в чужом облике, вот и не считает пока нужным проявлять себя… А ты слишком много думаешь, вот что я скажу. Не сомневайся, просто верь!

Я даже не пытался с ней спорить – если Красотка что-то вбила себе в голову, переубеждать ее бесполезно.

Тем более что как раз ее Гарри полюбил безоговорочно и абсолютно. Рисовал ей кривоватые картинки с подписью “Мами”, притаскивал из леса подарки, которые считал исключительно ценными, – человечков из шишек или живого ежа. Ее мнение тогда еще имело для него силу безоговорочного закона. Как любой бывший боевик, Белла не переносила «распускания соплей». Если Гарри прибегал к ней с рыданиями, разбив коленку, она, вместо того, чтобы его обнять, мгновенно убирала руки за спину и строго спрашивала: «Это еще что?! Веди себя, как мужчина!». И Гарри на удивление быстро отучился плакать, во всяком случае, при свидетелях.

Белла тем временем незаметно убедила себя, что сама его вынашивала и рожала. Она то и дело говорила мимоходом: “Ну, помнишь, когда Гарри было два месяца…”, или: “До года он хорошо ел и был такой толстенький…”. Со временем я к этому привык и уже не удивлялся.

Когда Гарри был маленький, он говорил:

– Мама, сделай домик.

Белла распускала косы, брала его на руки, и ее длинные волосы закрывали их обоих тонкой, будто черный шелк, стеной.

***

Почти сразу стало ясно, что мы для Гарри не только воспитатели, но и телохранители – уж слишком много было недовольных тем, что мы его взяли. Красотка решила, что спарринг три раза в неделю должен стать нерушимым правилом. И вправду, случись что – вряд ли к нам на помощь пришел бы отряд авроров…

Но тренировки жутко выматывали, а жизнь и без того была напряженная, да еще и приходилось терпеть Гарри, что временами было просто невозможно. Когда нервы совсем сдавали и я чувствовал, что сейчас прикончу этого ребенка, то уходил в лес и там отводил душу. Однажды со злости вскипятил ручей. Вареная форель всплыла кверху брюхом – ну и плевать!

Неудивительно, что через год такой жизни мы с Красоткой были на грани развода. Мне был очень нужен кто-нибудь, кому можно было бы все рассказать. Но после гибели Ивэна Розье не осталось человека, которого я мог бы назвать своим другом…

Или все же был такой?

Вся загвоздка в том, что – глупо, но правда, – я этого не знал, точнее, не помнил. После катастрофы, словно предчувствуя арест, я с таким рвением избавлялся от лишних воспоминаний, что моя память с тех пор напоминала решето с огромными дырами. Пускай даже есть такой человек – и что? Девять шансов из десяти, что я не узнаю его, если встречу на улице.

Часть воспоминаний хранилась в тайнике, который я лишний раз навещать опасался. Но все же сдался наконец и отправился там порыться. Так я узнал о существовании – черт побери, в моей собственной прошлой жизни! – “Ткача”, то есть Фреда Уигана.

Ткач, худой, светловолосый, спокойный и немногословный, был старше меня лет на пять. Мы познакомились в кафе, где он просиживал целыми днями от нечего делать, потому что поссорился со своим начальником в Министерстве и уволился, а с работой в семьдесят четвертом году было туго. Я отвел его в Ставку. В итоге Ткач стал ведущим аналитиком разведотдела, а заодно, судя по тому, что я увидел в воспоминаниях, – моим другом.

Как найти Уигана я не знал, но обнаружил в тайнике «левый» связной адрес. Написал туда, не особо надеясь на ответ, однако через две недели Ткач вышел на связь. Мы договорились о встрече в нейтральном месте, откуда аппарировали к нему домой.

Уиган, как и все бывшие сотрудники разведотдела, кроме меня, был полукровкой и после катастрофы, как выяснилось, поселился среди маглов, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. В свое время после Хогвартса он закончил колледж, так что сейчас спокойно работал специалистом по думающим машинам, или компьютерам, как их называют маглы. Жена у него была чистокровная, дети, уже взрослые, жили за границей.

В чистой и уютной кухоньке его дома нас ждал еще один гость – толстый усатый тип, который, посмеиваясь, протянул мне руку.

– Это «Джем», – сказал Уиган. – В смысле, Реннингс. Помнишь его?

– Уже да, – уверенно ответил я, потому что предварительно хорошенько изучил воспоминания.

– У него проблемы с памятью, – пояснил Ткач Реннингсу. – Он ее всю перековырял и порезал.

Джем воспринял это без тени удивления.

– И правильно сделал… Привет, Гадючка, – сказал он, обнимая меня и похлопывая по плечу.

Как я выяснил, перебирая воспоминания, прозвища в разведотделе выбирали, тыкая пальцем наугад в толковый словарь. Мне досталось ласково-ироничное “Гадючка”. Я, оказывается, даже одно время так подписывался – вместо росчерка рисовал на бумаге гадюку, свернувшуюся кольцами на камне. А еще были «Акушер» – Джим Причард, – «Гвоздик», то есть Марвин Уиллоуби и куча других….

И Ткач, и Джем были старше меня – в разведотделе почти все были старше меня, – и, кроме того, намного умнее. Именно Джем когда-то вдалбливал мне, двадцатилетнему, азы нашей профессии. Формально в последние годы существования организации я считался его начальником (потому что чистокровный). Но начальник из меня получился, судя по всему, хреновый, так что постфактум я был очень благодарен своим подчиненным за терпение…

Жены Уигана дома не было, поэтому огневиски мы закусывали разогретой в духовке пиццей из супермаркета. Естественно, я быстро нагрузился и стал вываливать на Ткача с Джемом все подряд: арест, допросы, Азкабан, проблемы с Гарри, и то, как мне тяжело, и что я уже больше не справляюсь – словом, все, что я не мог рассказать никому другому.

Джем и Ткач терпеливо слушали мою пьяную истерику. Потом Уиган сказал:

– Знаешь, с родными детьми тоже бывает так трудно, что хоть волком вой. Но с ними думаешь о том, что делать, а не куда отдать… Тебе надо забыть, что Гарри приемыш, понятно?

Реннингс в свою очередь помедитировал над стаканом и веско добавил:

– Рассказывай ему сказки.

– На кой черт? – спросил я, с трудом ворочая языком. – Ему Белла рассказывает.

– Причем тут Белла? Ты рассказывай. Каждый вечер, как будто это твоя работа.

– Он все равно дольше трех минут слушать не способен…

– А ты рассказывай.

– И что будет?

– Увидишь, – загадочно ответил Джем.

Он к тому времени уже был дедом, так что его опыту я решил поверить.

Наверное, в итоге это и был тот маленький камушек, что сдвинул лавину. Я честно выучил с десяток длинных сказок и принялся их рассказывать, по одной за вечер, даже если Гарри при этом прыгал по кровати и, казалось, не слышал ни слова. Мое дело было говорить, говорить и говорить, как радио.

Недели через две после начала сказочных “сеансов” (Гарри тогда еще ночевал с нами) я однажды проснулся от странных звуков и увидел, как он при свете ночника рассматривает свое отражение в зеркале, корчит сам себе рожи и рычит, как тигр. Затем, вытащив из халата Беллы носовой платок, Гарри сначала закрыл им себе лицо, как разбойник на картинке, а потом принялся размахивать платком, наблюдая, как дергается отражение.

Я следил за ним сквозь полуприкрытые веки. Когда Гарри намочил платок в чашке с водой, стоявшей у кровати, и стал выжимать воду на пол, я хотел было на него прикрикнуть. Но потом увидел, как он переливает воду из одной ладони в другую, внимательно следя за собой в зеркале, и мне вдруг стало грустно и так мучительно жалко его, будто это была изголодавшаяся бездомная собака.

Так что я и дальше делал вид, что сплю. А Гарри, поиграв еще с час и оставив на полу лужи воды и мокрый платок, наконец забрался в постель, сам весь мокрый, и прижался к теплому боку Беллы. Она сонно поморщилась, натянула на него одеяло, обняла, и через минуту оба крепко спали.

Я потом часто думал про этот случай, но так и не смог понять, почему он так запал мне в душу. Да и не очень пытался понять, если честно. Просто вспоминал отражение в зеркале и негромкий стук, с каким падали на пол капли воды.

***

С тех пор все стало как-то само собой меняться. Меня все чаще посещало странное чувство – будто я теряю собственность. С каждым днем я отдавал и отдавал Гарри что-то из своего детства. Цветы и птицы на обоях в гостиной, запах свежей краски от входной двери, выцветший рисунок на ковре в детской, заросшие тропинки в лесу, лужи с головастиками, клейкие тополиные веточки, нора ящерки в песчаной осыпи, одуванчики, свежеприготовленное варенье в розетке, кружащиеся над ним осы, качели в саду, осыпающаяся каменистая тропинка на плато, серо-стальная полоса Дервента в долине… Все это когда-то было моим, а теперь досталось Гарри – так же, как мои детские книжки и свитер в широкую полоску.

А потом однажды наступил день, когда Гарри стал для меня “своим”. Может, это случилось гораздо раньше, конечно. Просто я именно тогда это понял.

Гарри было уже шесть лет, когда он увидел свою вторую бабушку. Мою маму он знал давно, а вот мадам Блэк почтила нас своим присутствием впервые. Каждый раз, когда я видел тещу, начинал искренне сочувствовать Люциусу, вынужденному общаться с ней почти ежедневно. Сам-то я отделывался короткими встречами раз в год и открытками на Рождество.

Друэлла Блэк, урожденная Розье, в свои пятьдесят с лишним лет все еще прекрасно выглядела. Безупречная кожа, ни единого намека на морщины, ни единой седой нити в волосах, изящный макияж, элегантное черное платье и шляпка с вуалью – мадам Блэк успешно пережила второго мужа и с упоением играла роль печальной вдовы. С ее обликом светской леди не вязались только глаза – серые, холодные, опасно щурившиеся, когда она злилась. Все Розье склонны к вспышкам ярости ни с того ни с сего.

Едва выйдя из камина, мадам Блэк первым делом скептически осмотрелась.

– О, у вас новая собака… Какая огромная!

Незадолго до того у нас появился Хаски, большой пес палевого окраса, похожий немного на волка. Он принадлежал к старинной магической породе, происходившей, по легенде, от огнедышащих псов фейри. Хаски было всего полгода, но он обещал вырасти отличным охранником и уже сейчас учился находить человека под разиллюзионным, уклоняться от летящего заклятия и бросаться на нападающего, блокируя палочковую руку.

Хаски пришел в гостиную вслед за Гарри и остановился, с подозрением разглядывая мадам Блэк.

– Хаски, это наша гостья, – сказал я. – Подойди, познакомься.

Теща содрогнулась, когда ее руки в перчатке коснулся холодный нос.

– Ты с ума сошел! Убери пса, знаешь ведь, как я их ненавижу! Руди, ты считаешь нормальным знакомить меня сначала с собакой, а потом с ребенком?

– Простите. Хаски знает, что его обязанность – охранять Гарри, – объяснял я, пытаясь изобразить на лице радушную улыбку. – Поэтому сначала он должен усвоить, что вы не опасны. Иначе он вас к Гарри не подпустит.

– Понятия не имею, зачем такие сложности! И если ребенку нужен фамилиар, почему не завести кошку или сову?!

– Гарри, поздоровайся с бабушкой, – решила сменить тему Белла.

Друэлла поморщилась – она терпеть не могла намеков на возраст и требовала, чтобы даже собственные дети называли ее по имени. Гарри посмотрел на нее исподлобья, но потом все же выдавил:

– Здрасте…

– Какой милый ребенок, – ответила Друэлла без тени улыбки.

Потом она вручила внуку подарок – большой и дорогой глобус звездного неба, – так что Гарри смог наконец сбежать. Хаски, цокая когтями по паркету, вышел вслед за ним.

Я тоже вскоре не выдержал и ретировался, сославшись на срочную работу. Белла осталась одна и мужественно выносила общение с матерью до самого вечера. За это время они успели дважды поссориться, и к ужину у Беллы от злости дрожали руки. Зато мадам Блэк была бодра и свежа, а пара рюмочек шерри придали ей сил для новой атаки.

– Вы не думаете переехать? – начала она, едва мы сели за стол. – У вас такой маленький дом…

– Мама, он нас вполне устраивает, – огрызнулась Белла.

– Но ведь он вам не принадлежит, правда, Руди? Или я ошибаюсь?

– Вы совершенно правы, – сказал я. – Он передается по майорату. Но пока мой старший племянник в нем не нуждается, так что…

– Мне кажется, нужно уже сейчас подумать о будущем, – возразила мадам Блэк. – Кстати, у нашего дорогого Люциуса есть на примете отличный дом в Девоне. Прекрасный вид, полная антимагловская защита, одиннадцать спален, огромный зал для приемов…

Вот уж не знал, что теща переквалифицировалась в агента по недвижимости!

– Замечательная мысль, – ответил я, чувствуя, как от улыбки сводит скулы. – Но нам не нужны одиннадцать спален. Мы же не гостиницу собираемся открывать. Да и зал, собственно говоря…

– Он вам понадобится, когда вы, наконец, перестанете прятаться от всего мира в этой глуши.

– Мама, – вклинилась в разговор Белла, – если ты думаешь, что мы будем устраивать приемы…

– А почему бы нет?! – мадам Блэк строго посмотрела на нее. – Например, Люциус и Нарцисса устраивают их постоянно. Между прочим, в прошлый раз миссис Паркинсон спрашивала меня: “Где же очаровательная Белла с супругом?”. Ты игнорируешь приглашение Цисс уже не первый раз. Могут пойти слухи, что вы не…

– Мама, я же написала Цисси! Мы не могли приехать, потому что у Гарри был тяжелый перелом. Я, конечно, залечила, но у него так болела рука, что…

– Ты могла оставить его на эльфов, – отрезала Друэлла. Потом обернулась к Гарри и спросила уже совсем другим, сюсюкающим тоном: – Бедный малыш, как же ты сломал руку?

От такого обращения Гарри чуть не подавился. Но когда вопрос повторили, он все же ответил, мрачно уставившись в свою тарелку:

– С дерева упал.

– Вы позволяете ему лазать по деревьям?!

– Что здесь такого? – спросил я. – Все мальчишки так делают.

– Вот Драко никогда бы не пришло в голову что-то подобное!

– Рада за него, – буркнула Белла.

Теща вернулась к потерянной было нити разговора.

– Рудольф, тебе все же стоит подумать о переезде. Люциус говорит, дом можно купить в рассрочку…

– Боюсь, я не могу позволить себе такой большой дом даже в кредит.

– Сколько же ты сейчас зарабатываешь?

– По-разному. Шесть-десять тысяч в год, но у нас большие расходы.

– А проценты с капитала?

– Мама, какие к черту проценты, мы же прошли через конфискацию имущества! – вмешалась Белла. – Скажи спасибо, хоть что-то осталось, а то сидели бы с голой задницей!

– Белла! – мадам Блэк выглядела возмущенной. – Как ты выражаешься?! Ты здесь совсем одичала. Но, Руди, то, что ты говоришь, – это же очень… Люциус считает, что сейчас прекрасные возможности для бизнеса, и можно делать двадцать тысяч в год, палец о палец не ударяя.

– Возможно, – согласился я, чтобы не спорить.

– Нужно ведь думать о семье, да и Белла, как бы она здесь ни опустилась, все же привыкла к иному образу жизни…

Я промолчал, хотя очень хотелось напомнить, что за Беллой я не получил приданого и на ломаный кнат. Все досталось дорогой Цисси. Не то чтобы я женился ради денег, конечно…

– Люциуса очень уважают в обществе, – тем временем вещала мадам Блэк. – В прошлую пятницу, например, у нас обедали Корнелиус Фадж с супругой. Фаджа прочат в министры, как только Миллисент Бэгнолд уйдет в отставку. Хотя он, конечно, вульгарный субъект. Этот его отвратительный котелок! А мантия в зеленую полоску! Апофеоз безвкусицы… Из нашего дорогого Люциуса вышел бы министр куда лучше. Конечно, его новая трость не совсем комильфо, но, по крайней мере, мантий в зеленую полоску он не носит. Люциус делает блестящую карьеру в политике, и я уверена, что лет через пять он уже сможет претендовать на высокий пост.

– Несомненно, – пробормотал я.

Друэлла скептически оглядела меня и отвернулась. С точки зрения тещи, я-то не мог претендовать и на должность дворника. Оставалось только радоваться, что я не ношу котелков.

– Еще у нас недавно был Руфус Скримджер, – Друэлла отпила глоток вина. – Мантия песочного цвета, французский крой… Не сказать, что этот стиль ему идеально подходит, но в целом смотрелось неплохо. И Руфус просто обожает Драко. Он считает, что это очень талантливый ребенок – впрочем, таково всеобщее мнение. Слышали бы вы, как Драко виртуозно играет на рояле… Когда три недели назад Цисси устраивала маленький камерный концерт, только для близких друзей семьи, миссис Макмиллан сказала, что это было божественно.

Я зажал себе рот салфеткой и сделал вид, что закашлялся.

– Через две недели Цисси с ребенком уезжает отдыхать в Ниццу. Заодно Драко сможет усовершенствовать свой французский. Хотя он уже сейчас прекрасно, бегло говорит. А как у Гарри успехи с французским?

– Э-э…

Белла запнулась. Не признаваться же, что у нас ребенок и на родном-то языке только-только научился читать! Пока он делал это очень медленно, так что я все еще читал ему вслух перед сном, по часу-полтора.

– Мы пока не учили Гарри французскому. Планируем начать немного позже.

– Ему ведь уже шесть лет!

– А куда торопиться?

– Белла, ты меня поражаешь. Не успеете оглянуться, как придет время ехать в Хогвартс, и что, ребенок будет совсем не готов? По крайней мере, латынь вы уже начали?

– Э-э… нет.

Теща даже не нашлась, что сказать.

Гарри ничего не ел и сидел, низко склонив голову. Ему было неприятно, что о нем так говорят. Белла посматривала на него тревожно.

Я уже собрался отправить Гарри наверх играть, раз не голоден, но теща не дала мне этого сделать.

– А Гарри занимается с гувернанткой или ходит в подготовительную школу?

– Ни то, ни другое. Я сама его учу, – ответила Белла.

– Да?! – брови мадам Блэк взлетели вверх. – Неудивительно, что он умеет только лазать по деревьям!

Гарри резко поднял голову и посмотрел на нее. Свет ламп дрогнул и на мгновение потемнел, а Друэлла вдруг замолчала и только изумленно открывала и закрывала рот.

Стихийное силенцио – ну, надо же…

– Finite incantatem! – бросила Белла, махнув палочкой в сторону матери.

Гарри вскочил и выбежал из столовой, хлопнув дверью. Только теперь теща наконец отдышалась.

– Какой кошмар! У него до сих пор выбросы стихийной магии?!

– А что тут такого? – огрызнулась Белла.

– Как что? Это ненормально! Это патология! Вы показывали его целителю?!

– Мама, ничего страшного, до Хогвартса пройдет.

– Даже ты в этом возрасте так себя не вела!

Какой сомнительный комплимент…

На самом деле у Гарри выбросы магии по-прежнему случались два-три раза в неделю, и это был наш страшный скелет в шкафу. Ни о какой подготовительной школе и речи быть не могло – сверстники бы над ним смеялись. Тем более что Гарри уже и сам понимал, что с ним что-то не так, и стеснялся. Поэтому до сих пор он играл либо с детьми Тима Эйвери, которые были младше и сами еще не умели сдерживать стихийную магию, либо с Ральфом, который промахов тактично не замечал.

– Друэлла, – вмешался я, – девочки вообще взрослеют раньше мальчиков, и…

– Драко уже в три года прекрасно себя контролировал!

– Мама, мы поняли, что это ангел, а не ребенок! – взорвалась Белла. – Может, хватит?!

– А вот тебе стоило бы поучиться у Цисс, как воспитывать детей! У вас растет какой-то дикарь. Это плохо кончится! Вспомни Сириуса – у того были выбросы стихийной магии чуть ли не до шестнадцати лет, и чем все закончилось?

– Мама, Сириуса посадили в Азкабан не за стихийную магию!..

Дальше я не стал слушать. Тем временем Динки принесла десерт. Наклонившись к ней, я шепотом спросил:

– Где молодой хозяин?

– Сидит на вишне в саду.

Это было одно из любимых мест Гарри. Летом он проводил там кучу времени. Разумеется, идеальный Драко скорее умер бы, чем стал есть немытые вишни прямо с дерева, но наш ребенок не видел в этом ничего страшного.

Извинившись – впрочем, ни Белла, ни мадам Блэк в пылу спора этого не заметили, – я вышел в сад. Было уже почти совсем темно, над головой носились летучие мыши. В кустах мелькал хвост Хаски – пес, должно быть, охотился на садовых гномов.

Остановившись под вишней, я посмотрел в темную перепутанную массу ветвей и спросил:

– Ты слезать будешь?

Сверху решительно ответили:

– Нет.

– Что, всю ночь станешь там сидеть?

– Угу.

– Да пожалуйста, – сказал я, пожимая плечами. – Только, если не возражаешь, я тебя приклею чарами. А то еще ненароком заснешь и свалишься во сне. Ну?

На дереве молчали. Потом Гарри сказал:

– Не надо. Я сейчас…

Ветки заскрипели. Я подошел ближе, и Гарри спрыгнул с дерева в мои протянутые руки. Я с трудом удержался на ногах, но все же сумел аккуратно поставить его на землю. Потом сел перед ним на корточки.

В темноте выражение лица Гарри было трудно различить, но красноречивое хлюпанье носом говорило само за себя.

– Ты ревешь, что ли?

– Нет, – быстро ответил он и вытер нос рукавом.

– Знаешь ведь, что надо сдерживать стихийную магию! Когда хочется в туалет, ты же не делаешь свои дела прямо в штаны, правда? А тут что на тебя нашло?

– Ничего. Не знаю.

– Все, пойдем домой. Извинишься перед бабушкой, и спать.

– Не буду извиняться.

– Гарри, ты вел себя плохо.

– А чего она?!

– Ну… у нее такой характер. Мне вот тоже хочется запустить в нее ступефай, но я же держу себя в руках.

Гарри фыркнул – мысль об оглушенной мадам Блэк его насмешила.

– И маме будет приятно, если ты извинишься.

– Не хочу.

Я отвесил ему хороший шлепок, но это не помогло – дитятко только сильнее заупрямилось. Пришлось попробовать другую тактику.

– Раз так, делай, как знаешь. Но тогда я тоже обижусь и не буду тебе читать на ночь. Целую неделю.

Это уже была серьезная угроза. Сам Гарри пока одолевал страничку за полчаса, а у него лежала только-только начатая книжка про индейцев.

– Ладно, – сказал он, подумав.

– Вот и умница. Пойдем?

– Только ты понеси меня на плечах, хорошо?

Можно было, конечно, ответить, что это капризы, что Гарри не маленький и отлично дойдет сам. Но вместо этого я сказал:

– Залезай.

Гарри взобрался ко мне на плечи и уселся верхом. Я поднялся, касаясь дерева, чтобы не потерять равновесие, и медленно двинулся к дому. Гарри ужасно давил на плечи, а вдобавок я при каждом шаге увязал в земле. Но это ничуть не злило, наоборот – такая приятная тяжесть…

“Своя ноша не тянет”, мелькнула в голове невесть откуда взявшаяся поговорка.

Я подумал об этом и тут же забыл. Вспомнил лишь через полчаса, когда мыл руки в ванной и увидел в зеркале, что к волосам прилипла вишневая смола.

Своя ноша – ну надо же…

Глава 4

– Венди, ты ошибаешься насчет матерей…

Они все окружили его, страшно встревоженные его волнением, и он поведал им то, что до сих пор скрывал.

Что поговорить о Поттерах надо срочно, сомнений не оставалось. И так затянули до невозможности – то у Гарри день рождения, нельзя портить ему праздник; то свадьба Реджи, опять-таки время неподходящее… В середине августа мы решили, что вот он, предел. Осталось две недели до Хогвартса, дальше откладывать некуда.

Жара в те дни стояла такая, что обедали, а заодно и ужинали мы только в сумерках. Днем можно было только пить, кусок в горло не лез. Пятнадцатого августа Гарри допоздна пропадал на Дервенте, а мы с Беллой ждали его на веранде с западной стороны дома. Было уже почти совсем темно, вокруг фонаря, подвешенного к потолку, вились мошки. Через дикий виноград, которым заросла веранда, ничего нельзя было рассмотреть, но мы точно знали, что Гарри уже идет домой. На карте, разложенной на столе, была видна светлая точка “маячка”. Быстро идет, однако, – наверное, купался до последнего…

Я стоял на ступеньках с сигаретой в руке. Из сада пришел Спайк, поднялся на пару ступенек и улегся у моих ног, высунув язык и часто-часто дыша.

За спиной раздавался мерный скрип кресла-качалки, в котором устроилась Белла. Разговор, который мы вели, повторялся уже в сотый раз с вариациями:

– Может, все-таки в Сэйлем?..

– Нельзя в Сэйлем, Bellissima, я же тебе говорил.

– Да что этот Райкрофт может сделать?!

– Он много чего может.

– Руди, а давай рискнем?

– Нет. Ты же понимаешь – если Райкрофт начнет дергать за ниточки, всплывут какие-нибудь старые дела. Мы с тобой пикнуть не успеем, как окажемся в Азкабане, а Гарри – неизвестно где и с кем.

– А если вообще сбежать? В Австралию там, я не знаю…

– Красотка, нас сейчас очень плотно “пасут”. Давай пока не дергаться. Через полгода подумаем.

Дом не прослушивался – это я знал совершенно точно, потому что после истории с Райкрофтом проверял его ежедневно. Но вот любая попытка получить портключ или уехать могла сейчас обойтись очень дорого…