Текст книги "Дар (часть 2) (СИ)"

Автор книги: Radamanth

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Сейчас было легко перебить большую часть этого лагеря. Он шел между спящими солдатами. Старик был прав. Что по ту сторону фронта, что здесь – были одни и те же лица. Помоложе и постарше, мужские, женские. Только тут не было детей.

Он предпочел подавить свое здравомыслие, которое подсказывало, что на войне хороши любые методы. У него еще оставалась пусть и смешная, но честь.

Убил он только одного врага. Найдя человека, похожего телосложением на Милу, он остановился возле него.

Это была миниатюрная женщина. Она спала на чем-то тонком, напоминающем коврик, укрывшись своей шинелью. Под головой лежал небольшой рюкзак – видимо, с личными вещами и патронами, походные обычно больше, чтобы можно было взять дополнительный груз.

С едва слышным хрустом под его пальцами лопнули шейные позвонки. Она так и не проснулась. Только голова мотнулась в сторону, и из-под сбившегося головного убора высыпались неровно остриженные волосы. Они были такого же светлого цвета, что у Милы, только чистые и расчесанные.

Он быстро и тихо снял с женщины одежду и затолкал ее в рюкзак. Прихватив шинель, он выскользнул за дверь помещения. Возле входа в здание дремали трое солдат. Как только обнаружится, что произошло, они наверняка лишатся жизней, но иного выхода Сигурд не видел. Их он тоже не тронул.

Вернулся он быстро, хотя и не особенно торопился. Девочка все еще спала. Во сне она немного переползла от огня, и теперь лежала, обнимая упрятанный в ножны меч. Сигурд улыбнулся. Ребенок в мире войны даже во сне тянется к оружию.

Он не стал будить девочку и сел у огня, положив возле нее рюкзак и шинель.

Сидеть пришлось не долго. То ли почуяв его взгляд, то ли выспавшись, Мила шевельнулась. Точнее, шевельнулась куртка Сигурда, под которой тщедушное тело ребенка совершенно терялось.

Она как-то судорожно вздохнула и принялась выбираться из-под тяжелой ткани. Когда ей это удалось, Сигурд, сидевший рядом, еще ближе пододвинул к ней принесенные вещи.

– С добрым утром.

Она обернулась, с каким-то неверящим выражением лица.

– А мне снилось, что ты ушел.

На постоянно серьезном и слегка угрюмом лице Сигурда проступила улыбка. Только ради нее он научился улыбаться более-менее натурально. И так, чтобы окружающие не пугались. Он кивнул на предусмотрительно расстегнутый рюкзак.

– Примерь это.

Девочка неверяще уставилась на торчащую наружу теплую одежду. Тонкие руки протянулись, было, взять ее, но отдернулись.

– Это что, мне?

Сигурд вновь усмехнулся.

– Мне это не полезет. Одевайся.

Словно мелкий хищный зверек, она накинулась на вещи. Бросив взгляд из стороны в сторону, прижимая сверток к груди, ища, где можно переодеться, она смутилась, похоже, забыв, как ночью пыталась соблазнить молодого Волка. Поняв ее, Сигурд улыбнулся в очередной раз.

– Не бойся, я закрою глаза.

И он их действительно закрыл, оставшись сидеть неподвижно, прислонившись к куче пустых ящиков, хотя она и произнесла негромко: «Не обязательно».

Какое-то время был слышен шорох, потом он прекратился.

– Можешь смотреть.

Сигурд открыл глаза. Девочка вся сияла от счастья, словно сбылась ее давняя мечта.

– Тебе очень идет.

Мила вся зарделась от смущения.

– Правда? Ты так считаешь?

Он кивнул. Конечно, он не стал ей говорить, что форма на ней висит мешком, не смотря на туго подтянутые ремни и лямки. Вообще говоря, форма ей действительно шла. Даже слишком. Она была похожа на убитую женщину. Но, в конце концов, самое главное, что эта одежда была теплой. Обувь и вовсе пришлась впору. Девочка заправила штаны в голенища сапог с высокой шнуровкой, и стало не заметно, что они длинны ей.

Подскочив к Сигурду, она бросилась ему на шею, обнимая. Он не успел отстраниться, когда уголка губ коснулись ее губы, но он не позволил ей большего, отодвинув ребенка. К тому же у него созрел коварный план.

– Давай договоримся. Одежду ты оставляешь себе, но за это будешь съедать весь свой рацион. А то форма свалится с тебя, а ты и не заметишь.

Девочка, даже не задумавшись, закивала головой. Ее переполняла щенячья радость. Потянувшись вперед, Сигурд дернул за рукав. В его ладони остался армейский знак различия. Он снова притянул к себе рюкзак и вытряхнул его содержимое на землю. Девочка стояла рядом. Она смотрела, как Волк сортирует выпавшие вещи. Патроны он сложил в одну кучку. У девочки не было оружия, но у убитой женщины оно было – он засунул пояс с кобурой и ножнами сюда же, хотя сейчас отложил в сторону. Зеркало, расческа, мыло – девочка отложила и это в сторону – пригодится. Швейные принадлежности – тоже. Из личных вещей у женщины было только три, завернутых в плотную бумагу, пикта. На них была она, мужчина и ребенок, совсем маленький. Все три были разные, но одного содержания. Это была мирная жизнь убитого им солдата.

Девочка с интересом взяла в руки небольшие снимки. Она долго их рассматривала.

– Кто она? Она похожа на мою маму. А он – на папу.

У Сигурда зашевелились волосы на загривке от страшной догадки. Он пожал плечами.

– Просто похожи. Люди бывают похожими.

Мила как-то рассеянно кивнула.

– Да, бывают.

Она кинула в костер и пикты, и бумагу, в которую те были завернуты, а Сигурд решил расспросить людей о родителях девочки. Неужели он убил ее мать?

Ему стало как-то нехорошо от осознания возможной ошибки. Он подтянул к себе ремень с оружием.

Вначале, он взял в руки нож и освободил клинок из ножен, грубых, кожаных, но отлично подогнанных. Сталь была великолепна, хотя рукоять можно было бы сделать получше, из более твердого дерева, с насечкой, чтобы рука никогда не соскользнула, но это оружие делалось в заводских условиях, массово, никто не вкладывал в него душу. Он решил, что, когда будет возможность, возьмется за него и переделает, чтобы девочка училась владеть по-настоящему хорошим оружием. О том, что им придется расстаться, он старался пока не думать.

К небольшому пистолету он даже примериваться не стал. Если это оружие поставляли в армию, значит, оно не плохое. Имперские силы уже очень редко пользовались подобным, заменив такие модели более мощными. Он проверил магазин – полон. Он дал его Миле. Та, благоговейно и осторожно взяла его в руки, но поморщилась – слишком тяжел еще для нее. Когда-нибудь потом…

Взвыли сирены, которые предупреждали о нападении. Сигурд спешно кинул все вещи в рюкзачок и, сунув его девочке, подхватил свое оружие. Она без слов поняла все и бросилась в укрытие, пока взрослые, которые могли держать оружие, спешно снаряжались.

Сигурд взбежал на холм, с которого открывался обзор на позиции врага. Там было пусто. Что-то было не так. Сбавив шаг и пригнувшись, короткими перебежками, он направился дальше, в поисках ответов. Над головой что-то тяжело прогудело. Не так, как обычно. Что-то большое, но не снаряд. Или снаряд, но не такой, как раньше. Не такой.

Он всмотрелся в то место, где обнаружилась вражеская позиция. Они продолжали стрелять. Внутри все похолодело. Проклятые способности Астартес. Он увидел, что они делают. Чем именно они стреляют.

Рев раненого зверя разодрал небеса, раскатившись, словно вой горна титана. Уже понимая, что ничего не сумеет изменить, он развернулся и, больше не таясь, побежал обратно. Плечо ожгло болью – он знал, что снайпер его заметил, но оставил эту рану без внимания. Очень скоро он будет вне зоны досягаемости его оружия. На холме его догнала вторая пуля, ударившая чуть ниже, но и ее он проигнорировал. Он замер, как вкопанный, став отличной мишенью, давая снайперу последний, зато отличный шанс.

Он с самого начала подозревал, что эта позиция для лагеря – плохая идея. Но такого он даже не мог себе представить. Он не мог представить, что люди способны использовать такое оружие против себе подобных. Он знал, что в древности на Терре такое происходило, да и кое-где до сих пор, но не был готов к этому.

Он не был готов потерять людей, которых уже мог назвать своими. Только не вот так. Слишком жестоко. Слишком невероятно.

Вся долина была залита чуть светящейся зеленоватой дымкой. Ветра почти не было, и это вещество, смешавшись с водяной взвесью тумана, быстро опускалось на землю, отвратительно воняя химией. Он не брался предположить, что это за состав. Он смотрел, как умирают люди, едва успевшие проснуться и вскочить на ноги. Видел их лица, дикие от страха и боли. Они не могли кричать – яд, который они вдохнули, парализовал мышцы. То там, то здесь вспыхивал огонь – тела умирающих падали в костры, и на них загоралась одежда, причиняя еще больше боли.

Женщины, дети, старики, мужчины – они умирали все, умирали у него на глазах. Словно в насмешку – достаточно медленно, чтобы он видел всё. Они даже пытались выползти из ядовитого облака. Самым сильным и стойким это удавалось, но толку от этого не было – они все равно погибали, уже подвергшись воздействию этой отравы.

Они умирали в полной тишине. Словно уважая эту тишину – безмолвствовали и враги. Даже снайпер так и не сделал ни одного выстрела в столь удобно подставленную спину.

Дети. Мила. Он как во сне пошел вниз. Сначала медленно, потом быстрее, потом побежал. Он знал, что ее уже не спасти, и потом не мог объяснить, зачем он пошел туда, хотя все и так было ясно. Это был неоправданный риск, но он не задумывался.

Уже на полпути бешено колотящееся сердце начало сбиваться с ритма. Легкие сначала жгло, потом гортань онемела, и он больше не смог сделать ни одного вдоха. На краю лагеря он упал. Попытался встать, но уже не вышло. Ползти тоже не получалось, да он и не видел – куда. Он больше вообще ничего не видел. Руки подломились, и последним бесполезным усилием он перевернулся лицом вверх, чувствуя, что умирает.

Вюрд оказался жесток. Не только к этим людям, но и к самому Сигурду. Он так и не погиб. Его метаболизма хватило, чтобы выдержать воздействие яда. Он открыл глаза и увидел над собой ясное ночное небо, на котором блестели искры звезд и четыре огромных луны. Шары-спутники этой планеты.

Красноватая, покрытая словно морщинами, горными складками.

Желтая, как сыр, и такая же дырявая от сыплющихся на нее метеоритов.

Синяя – очень яркая, как драгоценный камень. Ледяная пустошь, лишенная атмосферы. Что именно там замерзло до состояния льда, он не знал, но это точно была не вода. Вода бы давно испарилась, оставив голый каменный шарик.

Четвертая луна, самая маленькая отсюда, но на деле – самая большая, но далекая, была белой. Настолько белой, что на нее было больно смотреть, почти как на звезду. На ней тоже не было даже следа от метеоритных кратеров, и поверхность была идеально ровной, что странно при ее размерах.

Первый же вздох ожег тело болью. Второй делать не хотелось, но он заставил себя. Примарх ждал от него результатов. Он затянул с выполнением задачи, и вот к чему это привело. Он провалил задание, но это не давало ему права сбегать от наказания.

С трудом перевернувшись лицом вниз, он закашлялся. На землю полетели сгустки крови. Он не удержался на коленях и упал на бок, сжимаясь от боли, словно плод в утробе матери. Он не боялся, что враги обнаружат его. Пожалуй, какая-то часть его была даже не против. Но и сейчас никто не пришел, чтобы оборвать никчемную жизнь. Он тянул слишком долго.

С рычанием, злой на самого себя, он поднялся на колени. Постояв так некоторое время, встал на ноги. Все вокруг плыло, но он тряхнул головой. Резкая боль в затылке и висках заставила зажмуриться. Когда всё прошло, мир вокруг больше не пытался перевернуться.

Теперь он стал простой и безыскусной братской могилой. На телах, как и на самом Сигурде, влажно поблескивала маслянистая пленка из осевшей и подсохшей отравы. Он с ненавистью провел по лицу ладонями – то ли стирая ее, то ли размазывая.

Он с силой сдавил мышцы шеи. Возле самой гортани был вшит вокс-передатчик. Через него Сигурд должен был сообщить на флагман о выполнении задачи. Не было сил на полагающийся отчет. Поэтому он просто негромко произнес.

– Я провалил задание. Они уничтожили повстанцев.

Он не ждал скорого ответа. Разжав пальцы, он пошел вперед, отыскивая того, ради кого он вернулся в этот ад. Девочку тринадцати лет, которая относилась к нему, как к брату.

Волк шел, очень осторожно, по ковру из человеческих тел. Он старался не наступать на них, но то и дело под сапогами похрустывали кости рук и ног. Здесь были даже младенцы. Сигурд с трудом справился с головокружением и тошнотой. Его обуревала ненависть, и он не сомневался, что после того, как найдет тело девочки, его уже ничто не удержит от бессмысленной самоубийственной резни.

Даже не пытаясь сопротивляться, он стал словно сторонним наблюдателем в собственном теле. Он совершил ошибку и поплатился за нее. Не стоило убивать ту женщину. Не стоило оставлять в живых остальных. Хотел порадовать ребенка? Порадовал.

Он со злостью ударил по одному из ящиков, отчего тот разлетелся на куски. Он отвернулся. Это не решит ничего.

Если бы Сигурд не принес девочке эту черную форму, он никогда бы не нашел ее среди тел людей, одетых в одинаковые обноски, бесцветные и бесформенные.

Волк опустился на колени возле тела ребенка и осторожно, словно боясь потревожить, перевернул его лицом вверх.

Он ожидал, что увидит застывшую посмертную маску ужаса и боли, но ее не было. Личико ребенка было светлым, словно девочка не умерла в мучениях, а всего лишь спит, только в уголках глаз застыли капельки крови, а от губ к подбородку протянулась красная дорожка. В руках она сжимала тот самый нож.

Сигурд не мог плакать. Как ни старался, он так и не сумел. Он прижал к себе маленькое тельце и завыл, уже не опасаясь показаться кому-то смешным, взяв фальшивую ноту. Здесь не было никого, кто смог бы это оценить. Не было собратьев по легиону. Не было брата, Антея, который мог бы решить любую проблему. И звук воя казался ему единственным, что было правдоподобно здесь и сейчас. Самым естественным, словно он никогда не был человеком, а всегда был зверем. Он не осознавал, что от этого воя кровь стынет в жилах у тех, кто устроил эту бойню. Если бы он знал – он бы злорадно усмехнулся.

Когда вой оборвался, истощив запасы воздуха в легких, он услышал шаги. Услышал задолго до того, как увидел своих врагов. Они шли к нему, держа его на прицеле, но почему-то не стреляли. Шли осторожно, как они думали, но под сапогами все равно хрустели осколки стеклянных корпусов смертоносных снарядов, выпущенных ими утром.

Он отпустил тело девочки, сложив ее руки на груди в знаке аквилы – тело не одеревенело после воздействия отравы. Нож он оставил ей, по обычаю распространенному во многих мирах. Она не достанется никому. Не достанется этим падальщикам. Остатки разума покинули его сознание, и Сигурд злобно усмехнулся, уступая свое тело рвущемуся наружу хищному зверю.

Мгновения ему хватило чтобы подхватить свой клинок. Темные фигуры врагов двигались слишком медленно. Они плохо видели в темноте и вспышках огня, Волком же двигало лишь одно – стремление убивать. У них не было ни малейшего шанса. Когда рядом вспыхивали глаза, отсвечивающие огнем, тела пронзала быстрая злая боль.

Сигурд больше не тянул время. Он дарил быструю и беспощадную смерть, разрубая и разрывая тела. Ни одна пуля не коснулась его – он двигался слишком быстро.

На какое-то время он остановился – когда кончились враги. Зверь был рад, но еще не удовлетворен, и он бросил взгляд туда, где окопались силы регулярной армии. Черная тень в темноте метнулась туда, где бились сердца ее добычи.

Рев огромного хищника заставил встрепенуться дозорных, но они лишь крутили головами из стороны в сторону. Звук был такой силы, что, казалось, будто он шел отовсюду сразу. Не нужен был даже сигнал тревоги, чтобы поднять солдат на ноги. Они спали после тяжелого дня. После того, как одним движением уничтожили лагерь повстанцев. Спали со спокойной совестью.

Сигурд дал им шанс умереть не как трусы. Не в постелях с разорванным горлом, как мог убить еще тогда… Он дал им шанс погибнуть с оружием в руках, как подобает солдатам.

Волк скривился, стоя в тени колонны. Его упорно не замечали, хотя он стоял на самом виду. Люди метались, словно вспугнутое стадо, не соображая оглядеться. Это были не солдаты. Это была всего лишь добыча. Он ошибался в них. Они не достойны звания воинов. Они способны лишь бесчестно расправляться со спящими. Что ж. Раз они стадо, а он хищник, то эта добыча принадлежит ему и только ему. И он ее возьмет.

Он вышел из тени, держа меч острием вниз. Он стоял в самой середине двора, но люди по-прежнему пробегали мимо, куда-то торопясь.

Волк поднял взгляд, полный ненависти, и его глаза уперлись в лицо внезапно обернувшегося человека. Вопль ужаса перекрыл даже шум этого человеческого стада. Хищник плотоядно улыбнулся. Все вокруг замерло. Почти что слышно было, как бьются их трусливые сердца. Волчье сердце билось мерно и уверенно.

Человечек попятился. Очень медленно, словно это могло его спасти. Кто-то так же медленно поднимал оружие. Слишком медленно, чтобы убить зверя, или, хотя бы причинить вред.

Сигурд больше не медлил. Пальцы на рукояти расслабились, чтобы лучше контролировать движение, и он бросился вперед, тихо рыча.

========== Глава 19 – Неудача ==========

Прямо в глаза блеснул яркий белый свет и Сигурд отдернулся, зажмурившись. Не рассчитав, он звучно ударился головой о металл стены – из глаз брызнули невольные слезы от боли в затылке и рези в глаза. Он долго моргал, не понимая, в чем дело.

То, что ослепило его, пропало. Рядом раздался знакомый раскатистый голос Волчьего Жреца.

– Он в порядке.

В конце концов, зрение сумело сфокусироваться. Он был на корабле. При попытке резко встать, голова закружилась, и чьи-то руки удержали его. Память отказывалась давать ответы на вопросы «что произошло» и «как я оказался здесь». Жрец отошел. Его место заняла иная фигура. Сам Повелитель Зимы стоял перед ним, скрестив руки на груди, и оценивающе глядел на молодого Волка.

Звон и скрежет в черепе постепенно затихали, но Сигурд видел лишь, как шевелятся губы примарха, не слыша ни единого слова. Видимо, Русс заметил, что воин сидит с отсутствующим видом, потому отдал какой-то приказ Жрецу. Тот снова появился в поле зрения с иньектором. Сигурд равнодушно проследил, как толстая игла безошибочно ткнулась в вену, и по телу расползся жидкий холод. Он поднимался по руке, охватывая все тело, словно смывая усталость и боль.

Когда вещество, наконец, достигло мозга, все посторонние звуки пропали, и отрывки фраз разговора между примархом и Жрецом теперь слились в нормальную речь. Сигурд не любил стимуляторы, едва не убившие его на родной планете, но сейчас воспринял как величайшее благо цивилизации, иначе он еще долго пытался бы прийти в себя неизвестно от чего. Впрочем, радость была преждевременной.

С трудом ворочая языком, он просипел пересохшим горлом:

– Я в порядке.

Он снова попытался спуститься с металлического стола, на котором сидел. Ноги скользнули по холодному полу, и он едва не упал, но удержался за край металлической столешницы. Примарх с усмешкой посмотрел, наконец, на него.

– Сиди лучше. Выполни хотя бы этот приказ.

Не понимая, что Русс имел в виду, Сигурд влез обратно. Потом он вспомнил.

– Мне нужно идти.

Не сказав больше ничего, он снова сполз со стола, и уже вознамерился уйти, не обращая внимания на собственную наготу. Примарх и Жрец переглянулись. Оба подошли к волчонку и силой вернули на место. Тяжелая рука примарха надавила на плечо вырывающемуся Сигурду, но обратился он, вначале, к Жрецу.

– Ты уверен, что он в норме?

Тот, глядя на барахтающегося пациента, неуверенно кивнул.

– Физически да. Организм восстановился после воздействия яда, но…

Он промолчал, пытаясь подавить усмешку, но не преуспел.

– У Ульфрига тяжелая рука.

Примарх кивнул и, встряхнув Сигурда, привлек его внимание к себе.

– Куда ты собрался?

Тот перевел недоумевающий взгляд на своего господина.

– Там… Я должен закончить дело.

Русс снова обернулся к Волчьему Жрецу.

– Давай еще. И покрепче.

Очередная волна холода обрушилась на контуженого волчонка, как тяжелая волна в океане Фенриса. Этот удар по сознанию окончательно вернул его в реальность. Он с опаской покосился на примарха, все еще держащего его, и, наконец, ощутил царивший здесь холод, заметный, потому что он голышом сидел на металле. Подняв руку, он провел по лицу, очнувшись окончательно.

Переведя взгляд с одного Астартес на другого, он уже осознанно спросил:

– Что произошло? Почему я здесь?

Возле него легла стопка одежды, и трэлл удалился. Примарх кивнул на нее.

– Оденься и иди за мной.

Быстро справившись с порученным, Сигурд отправился следом за Волчьим Королем. Он ожидал, что их путь окончится где-то в общей зале, но они миновали ее и добрались до обзорной палубы.

Внизу полыхала планета. Полыхала в прямом смысле. Множество огней разной величины пылало на ее поверхности. Там делал свою неблагодарную работу легион палачей Императора Человечества.

Волк сжал челюсти, едва не ломая зубы.

– Я подвел вас. И их.

Он не отводил глаз от планеты, поэтому не видел очень внимательного взгляда Русса.

– И чем же?

Сигурд растерянно обернулся, но примарх не насмехался.

– Я спровоцировал их…

Примарх отрицательно мотнул головой.

– Ты слишком много на себя берешь. Ты даже близко не был к тому месту, с которого всё началось. Они начали эти обстрелы с другого конца планеты. Ваши позиции были атакованы одними из последних. Ты тут ни при чем. Возможно, стоило действовать сразу – все равно пролилась кровь. Я пытался действовать мягко, как учил меня отец, но не вышло. А у тебя будет еще шанс.

Он положил ладонь на плечо Сигурда, ободряя его.

– Расскажи, как там всё было.

Рассказ не занял много времени – дни и месяцы были разнообразны лишь количеством убитых с той или иной стороны, и это уже не имело значения. Русс время от времени кивал, соглашаясь с какими-то выкладками молодого Волка, который, увлекшись, говорил с ним, как со старым другом, а не своим повелителем. Рассказал он и о маленькой подружке. Русс сочувствующе кивнул.

– Жаль её.

Когда Сигурд замолчал, рассказав обо всем, примарх грустно усмехнулся.

– Теперь я понимаю, почему ты не отвечал.

На лице Волка был написан немой вопрос, и он продолжил, теперь уже рассказывая сам.

– Мы до последнего не верили, что они используют ядовитый газ. Мы знали, что он у них есть, но то, что они не применяли его, заставляло задуматься. Когда они решились – мы пытались связаться с тобой – ты, все-таки, не Астартес, и неизвестно было, выживешь ли. Связи не было. Я отдал приказ на высадку десанта, но они не успели. Потом мы получили твой сигнал. Связь была, но ты снова не отвечал. Искать тебя пошли несколько десятков Волков с Ульфригом во главе. Не только, конечно, за тобой – основной план приведения к Согласию вступил в силу. Тебе было приказано оставаться на месте, но ты не послушался, и искать тебя пришлось долго, хотя находили они лишь трупы и лужи крови. Они поняли, что идут по твоему следу. Когда тебя нашли, ты продолжал убивать, не реагируя ни на что. Твоему наставнику пришлось…

Он улыбнулся.

– В общем, у него тяжелая рука. Ты долго был без сознания, и некоторые уже, было, решили, что он тебя убил, но ты, к счастью, очнулся. Ты можешь отдохнуть. Тебе нет нужды возвращаться на планету.

Сигурд кивнул. Что бы ни говорил примарх, он собирался отправиться вниз. Отомстить.

– Есть новости от моего брата?

Примарх пождал плечами.

– И да, и нет. Им не удалось привести планету к Согласию.

– Что-то случилось?

– Их застали врасплох. Армию сильно потрепали. Влка Фенрика тоже, но у них большей частью пострадала гордость, хотя они и отомстили – планета уничтожена. Несколько Волков погибло. Твой брат жив, он в порядке. Даже обзавелся новыми друзьями. Через пару недель они присоединятся к нам и расскажут все сами. А сейчас – ступай, отдохни.

Сигурд кивнул и, развернувшись, пошел к выходу с палубы. Двух недель ему хватит.

Для начала, он, как и велел примарх, отправился отдыхать. Их с Антеем места не были заняты, но он не обратил на это особого внимания. Заботливые трэллы принесли ему пищу и воду. Он хотел, было, потребовать чего-то покрепче, но потом передумал. Напиваться он будет потом. Когда утолит совсем другую жажду.

У Вюрда, однако, были совсем иные планы на его жизнь. Отдохнувший, немного усмиривший злобу, Сигурд не собирался дожидаться, пока легион найдет себе новую работу – у него еще оставалось, чем заняться на этой планете. И сердце, и разум жаждали мести. Он отправился в армориум, где сервиторы быстро облачили его в броню.

Казалось, даже системы доспехов чувствовали нетерпение своего владельца: ему как никогда легко было сегодня готовиться к бою – неравному, ведь там, внизу, всего лишь люди – слабая плоть, слабая броня, слабый дух. Ему было плевать, кто он для легиона. Для тех червей он станет последним, что они увидят. Кровожадным богом войны и смерти. Судьей и палачом. Поборником справедливости. Бронированное керамитом чудовище с волчьей головой и клинком, горящим яростным синим пламенем. Болтер он брать не стал – ему хотелось разрывать живую плоть металлом и руками. Были бы у него клыки, как у собратьев по легиону, он бы не стал брать и меч.

Он мимоходом увидел свое отражение в полированной поверхности стены. В памяти всплыло имя древнего божества древней Терры.

Анубис. Судья мертвых. Раз такова воля Вюрда – он им станет. Они все мертвецы. Все.

Он чувствовал давно забытую легкость и странную радость, забывая, куда и зачем направляется.

На посадочной палубе все пребывало в движении. Транспорт постоянно сновал между планетой и флотом, зависшим на орбите, перевозя легионеров и людей, оружие и добычу.

Присмотрев еще не до конца загруженную Астартес «Птицу», он направился к ней. Уже подходя к рампе, он почувствовал, как со стуком керамита на плечо легла тяжелая рука, а знакомый голос прорычал совсем рядом:

– Куда это ты направляешься?

Это был Ульфриг. Он был без шлема, потому выражение его лица Сигурд видел, а вот наставник – его – нет. Не видел почти волчьего оскала.

– На планету.

Ветеран фыркнул.

– Зачем?

Возле него неспеша встали еще два Волка. Положение стало недвусмысленным.

– Я должен отомстить.

Волк мотнул головой, и двое легионеров подошли ближе к Сигурду.

– Там и без тебя есть, кому мстить. Примарх приказал тебе оставаться на корабле, и ты останешься, даже если придется держать тебя взаперти.

Он сделал понятный Волкам жест, и каждый из них цепко ухватил молодого Волка за руки, но он, поняв, что ему не дадут уйти, не пытался сопротивляться. Он не делал попыток вырваться и тогда, когда Ульфриг забрал его оружие.

– В карцер его. До распоряжения примарха.

Сигурд подавил тихий рык, но пошел сам. Конвоиры лишь направляли его движения. Возле камеры его уже ждали два сервитора, которые быстро сняли и забрали с собой доспех. Под бдительным взором Волков он сам вошел внутрь, лишь искоса взглянув на них. На его лице было написано достаточно.

За спиной захлопнулась тяжелая дверь и громыхнул механический замок. В помещении было темно. Только в узкую прорезь в двери падал очень слабый лучик очень рассеянного света. Его лишили возможности отомстить. Его лишили последней чести. Его лишили развлечения. Его посадили в клетку, словно провинившегося пса.

Бешеного пса. Оставили одного, в темноте, наедине с собственными страхами и собственной болью. Осознанием ошибок. Это было ошибкой. Их ошибкой.

Сначала, он просто ходил вдоль стен или по диагонали помещения – простого металлического полого куба в консервной банке, названном кораблем. Ходил до тех пор, пока разум не начало разрывать от боли и ярости. Он начал бросаться на стены, бить по ним кулаками, пытался царапать их ногтями. Тогда же хриплое загнанное дыхание сменилось низким гортанным рычанием.

Никто не видел заключенного. Никто не видел, как от боли и бешенства его глаза из темно-карих, почти черных, стали сначала светлеть, а потом и вовсе пожелтели.

Сквозь гул крови в ушах он стал чувствовать, как по коридорам корабля движутся живые существа. Он чувствовал, как бьются их сердца, перекачивая горячую ароматную кровь.

Это сводило с ума, и он, прижавшись к холодной стене спиной, сполз на пол, сильно зажмурившись, будто это могло чем-то ему помочь.

Решетка пола через поддоспешник казалась ледяной, но и это не помогало. Он слышал перестук четырех сердец конвоиров, оставшихся за дверью, и это сводило с ума куда сильнее, чем память об неотомщенных смертях на планете. Оставалось последнее средство, чтобы не сойти с ума от черного отчаяния и сумасшествия, разом навалившихся на него.

Он завыл. Не стыдясь никого и ничего, вкладывая в этот тоскливый звук всю свою душу, всё то, что ее терзало. Забывая о том, кто он и где находится. Это было какое-то рудиментарное стремление его сущности, давно погребенное под культурными наслоениями эволюции. На мгновения он стал кем-то иным. Кем-то, кто не знает мук совести, метаний разума, кому чужды человеческие страхи и проблемы.

Он стал зверем. Простым, бесхитростным, честным. Честным в первую очередь перед самим собой. Способным принять истины мира такими, какие они есть. Без красивого самообмана.

Было ли это принесено в него с не прижившимся толком геносеменем или жило в нем с самого начала – не важно. Важным было то, что это помогло. Что-то сломалось в нем, какая-то стена, ограждавшая разум от внешнего мира. Что-то, сдерживающее его, сковывающее, причиняющее боль – жестокую, незаслуженную, словно строгий ошейник.

Потом все погрузилось в темноту – древнюю, как само время. Настоящую, где нет ничего, что может испугать или причинить боль, никого, кто может осудить или похвалить. Простое и бесхитростное забытьё, настоящее спасение от всего.

Остановившийся взгляд уперся в невидимый потолок. Золото глаз потемнело, потухло и скрылось под веками, сразу ставшими такими тяжелыми, что проще было закрыть глаза и не сопротивляться.

И все же, о нем, ничтожном, вспомнили, если и забывали. Звуки шагов, уверенных и тяжелых, замерли именно возле этой двери, и дверь открылась, впуская внутрь камеры сильно рассеянный свет. К тому времени он уже пришел в себя – уже давно, скорее всего несколько дней назад…или вечность, и сидел у противоположной стены. Сколько прошло дней или месяцев – он не знал, да и не хотел знать. Куда важнее было другое.

Смирение. Он сумел совладать с собой. Сам. Конечно, прочные стены, устоявшие перед буйством зверя, тоже помогли, но одержать над ним верх человек все же смог, и теперь этот зверь смирно гнездился в самом отдаленном уголке разума, до поры, пока он не понадобится, но и тогда он должен будет подчиниться воле высшего существа. Его, Сигурда, воле.