Текст книги "Там, Где Садится Солнце (СИ)"

Автор книги: Nina16

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Куда-то, где я не увижу знакомое лицо.

Don’t need a drink don’t need a cig,

Мне не нужен алкоголь или сигарета,

Still gonna think of you

Все равно буду думать о тебе»*

Брайан на секунду затих и облегченно выдохнул, заметив, что состояние Роджера не ухудшилось. Тот сидел, как меленький ребенок, вцепившись в Мэя и боясь разжать пальцы.

– Я ее написал почти сразу после нашего разговора в Лондоне. Немного депрессивно, но веселые песни у меня как-то не пишутся, – сказал Брайан, хмыкнув.

– Это красиво, – сказал Роджер, чувствуя, как волнение постепенно уходило.

Он не знал, чем было вызвано такое внезапное прерывание панической атаки, которая обычно испытывала его намного дольше. Роджер, не отпуская Брайана, посмотрел на него задумчивым взглядом.

Свет в лифте стал мелькать, и Роджер, вскинув голову кверху, сказал:

– Кажется, нас скоро выпустят.

Он снова вернул свое внимание Брайану, упершись лбом об его голову. Роджер был патологическим обманщиком и в этот раз пытался обмануть самого себя: прекрасно он знал, что именно послужило причиной того, что впервые за долгое время Роджеру удалось «побороть» отца до того, как Тейлор окончательно потерял контроль, и отец избил его, и кто знает, через сколько смог бы он придти в себя.

– Спасибо.

Он хотел сказать что-то еще, но за лифтом послышались шаги, и прежде чем ремонтники открыли двери, Роджер отпрянул от Брайана, вытерев рукой слезы.

***

На крыше дома, где находился их отель, было тихо; приезжие из других городов разъехались по своим домам, так как близился понедельник, а на крышу так и вовсе никто не заходил, завидев табличку «служебный вход». Брайану не спалось, он несколько часов ворочался в постели, пытаясь избавиться от боли в плече, которая вспыхнула, как всегда, внезапно и без причины. Ему снова казалось, что в него стреляют, что он слышит звук взрывов и криков, что из него рекой хлыщет кровь, и никто не приходит на помощь.

Он резко вскочил, весь запутавшийся в простыне и потный, держась рукой за уже давно зажившее плечо. Он в ужасе всматривался в темноту гостиничного номера, ожидая увидеть там врагов. Но взрывов не было, не было и раны, и афганцев не было тоже. Справа от него, на самом краю кровати, мирно спал Роджер, уткнувшийся лицом в подушку и со свисающей почти до пола рукой. Мысли Брайана на половину были также заняты тем, что произошло с Тейлором вечером, и он печально оглянул силуэт Роджера, который, видимо, только в некоторые часы сна мог приобрести покой.

Он аккуратно поднялся с кровати, стараясь не шуметь и боясь, что она может скрипнуть; Брайан тихо подошел с другой стороны к Роджеру и положил его руку обратно на матрас; Тейлор недовольно дернулся во сне.

Он накинул на себя какую попало одежду и вышел из номера, намереваясь попасть на крышу – все равно в такое время там никто не было.

***

На улице все еще было темно и холодно, в отличии от той ночи, когда они сидели над озером. Небо уже начинало постепенно светлеть, меняя оттенки черного на синий и бледно-розовый, и Брайан в который раз подметил, какими чудесными были небесные краски в Париже, словно вышедшие из-под кисти художника. Ему безумно захотелось взять свою старую-добрую гитару и сидеть, тихо напевая мелодии песен, которые он сам когда-то сочинил.

– Как ты меня нашел? – удивленно спросил Мэй, повернувшись назад. Он сидел у ржавого ограждения, уперев ноги в деревянную балку и опираясь ладонями в грязное покрытие крыши.

– Ты очень тихо копошишься, пока собираешься, – сказал Роджер, присаживаясь около него. – И вообще, тебя невозможно распознать издалека. – Роджер сонно протер глаза, туманным взглядом смотря на Брайана.

Его волосы торчали в разные стороны, на теле все еще была розовато-пастельного цвета пижама, которую Тейлор забыл переодеть, и от этого он почему-то еще больше напоминал ребенка. Он недовольно косился на Мэя, и тот не смог сдержать улыбку от вида Тейлора.

– И после тебя очень «легко» заснуть опять, – закончил он, широко зевнув. – А тебе чего приспичило так рано подорваться?

Брайан помедлил с ответом, не зная, стоило ли ему говорить правду. У Роджера итак было море своих собственных проблем, и Мэй был более, чем уверен, что он не являлся единственным солдатом, страдающим от кошмаров и навязчивых воспоминаний.

– Извини, что разбудил, – Брайан виновато пожал плечами и едва заметно дернулся от ощутимой боли на месте былого ранения. Он продолжал смотреть в одну точку перед собой, думая о том, как же сильно ему не хватало сейчас сигарет, оставшихся в номере, или хотя бы какого-то алкоголя. От этой мысли он чуть не рассмеялся: надо же, Брайан еще и нотации Роджеру успевал читать. – Ты случайно сигареты с собой не взял? – спросил он устало.

– Нет, сигареты не взял, – ответил Роджер, внимательным взглядом смотря на Брайана: тот казался ему вымученным и расстроенным. Он похлопал рукой по пустым карманам домашних штанов, усмехнувшись тому, что он даже не переоделся. – Видишь, как бежал, даже в джинсы забыл влезть.

Брайан слабо засмеялся, снова умилившись такому растрепанному и домашнему виду Роджера, который всегда старался одеваться стильно и опрятно. Сейчас же он сидел в этих своих шелковых розовых штанишках на грязном полу и ковырял пальцем ноги мелкие камешки, оставшиеся здесь еще после стройки. Однако даже в этот момент Тейлор умудрялся выглядеть чертовски привлекательно, и почему-то таким он нравился Брайану даже больше.

– Тебе так лучше, чем в джинсах.

Роджер коротко улыбнулся, подмечая про себя то, что он невольно возвращался взглядом к лицу Брайана и мельком осматривал его. Мэй не казался ему красивым, да и черты его лица, в общем-то, были далеки от стандартной красоты, однако что-то внутри Мэя настолько притягивало Роджера, что сейчас, сидя около этого странного забора, Роджер думал о том, каким же все-таки симпатичным был Брайан, и как сильно ему хотелось поцеловать его.

– Так почему не спится? – вернулся к своему изначальному вопросу Роджер, поднимая глаза с губ Брайана.

– Слишком много думал о тебе, – соврал Брайан и, словив ехидную улыбочку Роджера, он добавил:

– А как тебя вообще в Париж занесло?

Роджер неловко поерзал на месте и уставился взглядом на покрытую ржавчиной перекладину, которая была ему выше головы. У Роджера за пару секунд пролетело около пяти вариантов лжи, которые он мог бы сказать, но опять-таки – тошно уже от самого себя было. Он поджал губы и помял пальцы Брайана, думая, как смягчить то, что, на самом деле, было правдой, и в итоге, когда Мэй уже собирался повторить свой вопрос, он сказал:

– Ну… ты наверняка помнишь, что Тим переехал в Париж еще до войны? – Роджер чуть наклонился вперед и заглянул Брайану в глаза, не отпуская его руки.

Брайан удивленно приподнял брови, чувствуя, как его тело сковывало напряжение. Он не понимал, к чему клонил Роджер; а тема Тима сама по себе «немного» ему не нравилась. Он спокойно ответил:

– Да. Я помню.

Роджер тяжело вздохнул и, не отрывая глаз от лица Брайана, сказал:

– Мне пришло письмо от его родителей, – он снова откашлялся, пытаясь прочистить горло, в котором застрял ком, – они… ну, мы с ними когда-то виделись, они знают меня, в общем. Они написали мне, что Тим пропал без вести.

Роджер остановился, переведя взгляд в сторону. Ему до смерти не хотелось говорить это Брайану, который не имел никакого отношения к Стаффелу и явно чувствовал себя хорошо без него, однако Тейлору не хотелось врать Мэю особенно сильно после того, что тот для него сделал.

Он закрыл глаза и провел ладонью по лбу, заметив, что его руки подрагивали. Он и сам не понимал, почему спустя столько времени тема Тима так сильно трогала его, и почему ему было так больно от всего этого; ему хотелось списать все это на то, что он попросту переживал за Тима, как за своего близкого человека, но Роджеру казалось, что причина была не только в этом.

– Я не знаю, зачем приехал сюда, – он отрешенно покачал головой. – Может быть, я надеялся, что увижу его здесь.

Роджер замолчал, думая о том, что вряд ли Брайан сможет его понять. Он заметил, что Мэй без слов кивнул.

По правде говоря, эти слова Брайану казались довольно неоднозначными. С одной с стороны, он прекрасно понимал, что отношения Роджера и Тима уже давно закончились, и Роджер доказал свои чувства к Брайану; и не было ничего плохого в том, что человек, который когда-то любил другого человека, беспокоился о нем – особенно в такой ситуации. С другой стороны, Мэй не был уверен, что Роджеру он сам и их собственные отношения – он еще не знал, можно ли было называть это «отношениями» – были дороже, чем Тим.

– Это ужасно, – наконец выдавил из себя Брайан, содрогнувшись от мысли о том, что и он, и Роджер могли бы тоже считаться пропавшими без вести или лежать трупами под слоями земли. – Мне очень жаль, что все так… закончилось. Я знаю, вы любили друг друга, – сказал Мэй самую банальную фразу в мире, но ничего лучшего он придумать не мог. Роджеру все равно было и будет больно, в независимости от того, что он скажет.

Роджер задумчиво смотрел в глаза Брайану. Он чувствовал, что все то состояние покоя, что окружало их еще минуту назад, растворилось. Роджеру было так чертовски больно, и мысли о том, где сейчас мог быть Тим, с такой скоростью завертелись у него в голове, с какой отбивало его сердце сумасшедший ритм.

Что, если его пытали? Или заставляли работать? Или он голодал, или скитался по пустыне? Господи, он же даже не в своей стране был. У него даже возможности вернуться не было.

– Да, любили, – ответил Роджер. В глазах у него защипало, и он прижал ладонь руки к веку. – Извини, – сказал он и поднялся на ноги. Ему нужно было время, чтобы подумать обо всем.

У Брайана ком в горле застрял, он будто бы чувствовал боль Роджера на себе, она пробуждала его собственную боль с новой силой. Мысли Мэя невольно вернулись в тот день, когда они со Скоттом виделись в последний раз. Ничем не примечательный день, обычная смена в пабе – они даже почти ни о чем и не поговорили. И вот, следующее утро решило все за них, и теперь его лучший друг – его самый близкий человек – был мертв, и его даже не смогли похоронить нормально.

– Я тоже очень скучаю по Скотту… – сказал Брайан тихо, обнимая себя руками. – Я бы, наверное, все отдал за встречу с ним.

Несколько минут они сидели в тишине. Мэй смотрел на небо, на тучи, которые медленно двигались и в их сторону, и думал о том, видел ли его Скотт «оттуда». Ему хотелось поблагодарить Скотта за все, что он для него сделал, и за то, какой прекрасной и чистой была их дружба, но этого шанса у Брайана уже не было. Он смахнул рукой наступающие слезы.

– Хочешь выйти в город? Мы только загоняем себя этими мыслями, – вдруг выпалил Брайан, вставая; его голос подрагивал.

Он посмотрел на сгорбленную спину Роджера и его отсутствующий взгляд, устремленный в никуда, и мягко добавил:

– Если хочешь побыть один, я пойду сам.

Роджер бросил тусклый взгляд на Брайана и ровно спросил:

– И что мы там будем делать?

– Пытаться жить, – просто сказал он, пожимая плечами. – Мы в Париже, тут много занятий, – ответил он и посмотрел на сотни крыш, что выглядели, как броские разноцветные пятна в блеклом свете восходящего солнца, которое иногда было загорожено тучами. – Родж, чем больше я думаю о войне, о Скотте, тем больше понимаю, что нужно делать все, чтобы не думать об этом: иначе и повеситься можно.

Роджер бросил на Брайана тусклый взгляд и ровным голосом спросил:

– Ты сейчас серьезно?

Мэй отвернулся от города и вопросительно уставился на Тейлора. На лице Роджера появилась раздраженная гримаса, и он развел в стороны руками, громче проговорив:

– Господи, Брайан! Ты что, разницу не понимаешь? Твой Скотт мертв! Ты можешь ходить и думать о чем-то другом и пытаться все забыть. Мой Тим нихрена ни мертв, и я, блять, понятия не имею, в каком он состоянии и где! – Роджер внезапно перешел на крик, и его щеку разрезала одинокая слеза.

Он отошел от Брайана, зарываясь руками в волосы и застывая перед забором, что разделял их и землю внизу. Он обхватил руками поверхность железяки, отчетливо ощущая, как его грудную клетку словно тисками сжали.

Ему стало еще хуже, когда он снова взглянул на Брайана, который не был виноват в том, что произошло, и который выглядел таким опустошенным сейчас. Он молча стоял в стороне, думая о том, чем Скотт был хуже Тима, у которого еще был шанс на жизнь. В его взгляде читалась боль и непонимание по отношению к словам Роджера – как мог он ставить Тима выше остальных?

– Поверь, мне не легче от того факта, что Скотт мертв, – сказал он сухо, однако на последнем слове голос его все же дрогнул, и он отвернулся от Роджера. Его будто по груди ножом резанули, и от того факта, что эти слова были сказаны Тейлором, было еще больнее. – И я тоже без понятия, в каком он был состоянии, когда его убивали. Знаю только, что его семье хоронить было нечего, – сказал он без единой эмоции на лице, глубоким взглядом смотря на Роджера.

Роджер отвернулся от Брайана. Ему было слишком тяжело и стыдно смотреть на него.

Господи, сколько еще должно было все это длиться? Сколько еще времени должно было понадобиться, чтобы эта боль наконец ушла, и они могли стать счастливее хотя бы на немного? Роджер уже ни малейшего понятия не имел, какого это – хотя бы целый день пробыть счастливым, с улыбкой на лице, не думая о чужой, о своей смерти, не думая о проблемах, о войне.

– Не надо относиться к этому так, будто бы его жизнь ничего не стоит. И я бы что угодно отдал за толику надежды – Роджер! – за толику надежды на то, что я хотя бы раз снова его увижу! Но ее нет! Он умер четыре месяца назад, а я только узнал! И жить в неведении мне было легче, чем с этим блядским фактом! – Брайан хрипло выдохнул, чувствуя, как ярость охватывала его тело горячей волной. Он не был уверен, кому она была адресована: Роджеру, правительству Англии или солдатам Афганистана.

– Черт… – выругался Роджер, отходя от забора и виновато опуская глаза. – Прости. К тебе это не имело отношения, – сказал он низким голосом. Он медленно подошел к Брайану и взял того за руку, заглядывая в глаза. – Я не то хотел сказать, хорошо? Я понимаю твою боль.

Он готов был уже убить себя за те слова, что так неосторожно вырвались. У него была эта глупая привычка – полагать, что хуже всех было ему, и Роджеру плохо удавалось побороть ее.

– Я… мне жаль, что со Скоттом так вышло. Прости. Пожалуйста.

Больше всего на свете ему не хотелось нарушить их с Брайаном отношения из-за той глупости, что он сморозил, не задумываясь о том, что Мэй действительно больше никогда не сможет даже посмотреть на своего друга; не задумываясь о том, какого было родителям Скотта, которые даже на его могилу придти не могли.

– Забыли, – сказал Брайан сквозь зубы, чувствуя колющую боль в сердце. Ему было плохо: физически, морально. Его душу уже давно вырвали с известием о смерти Скотта, с его собственноручно выпущенной первой пулей. Ему было плохо так, как давно уже не было, и, Господи Боже, он так устал с этим бороться изо дня в день.

– Я не хочу с тобой ссориться, – прошептал он после долгого молчания, пока Роджер крепко сжимал его руку. – Ты – все, что у меня сейчас есть, и я не хочу выяснять отношения, – Брайан обхватил пальцами подбородок Роджера и оставил на его губах короткий быстрый поцелуй.

========== Часть 13. Осколки ==========

Комментарий к Часть 13. Осколки

Дорогие читатели, приятного прочтения.

Хочу сказать, что следующая глава – последняя :)

Париж Брайану нравился по нескольким причинам. Первое – это нескончаемое количество музеев, парков, старинных домов, радушных людей, их красивый, льющийся французский язык, их тающие на языке круассаны с сыром, медом, вареньем и шоколадом, их утренний кофе с молоком на завтрак и настоящее вино на ужин. Второе – это лес за окном, озеро на заднем дворе, мягкая постель и, конечно же, изрисованное краской небо и звезды, которых словно из огромного ведра рассыпали по небосводу. И третье – пожалуй, самое важное, – горячие сладкие поцелуи, мягкие пшеничные волосы, небесные глаза, бесконечные ночные разговоры – по утрам он был слишком зол на весь мир и на Брайана, чтобы разговаривать, – теплые руки и нежные объятия на шелковых простынях. Третье – пожалуй, самое важное – был Роджер, и Брайану казалось, что Роджер и был ему Парижем, да и всем остальным – тоже.

И все же, иногда до Парижа ему было далеко – столица Франции была романтичная, веселая, вдохновляющая, пылающая энергией и улыбчивая. Роджер мог быть всем этим – даже лучше, – но когда этого хотел сам Роджер. Потому что чаще всего Брайан натыкался на крики, нервы, бросание одежды, закатывание глаз, дерганые движения, заявления, что он сейчас же поедет обратно в «свой Лондон» – «он» – это, имеется ввиду Брайан, – а затем истерика «куда это мы собрались». И всегда после этого, когда у Брайана уже голова кипела, а Франция больше не казалась такой радужной, Роджер появлялся словно из ниоткуда, обнимал его крепче прежнего, целовал – нежнее прежнего и шептал какие-то такие слова на ухо, что Мэй, подавляя в себе желание убить Тейлора, таял в его объятиях и пытался скрыть улыбку на лице, чтобы Роджер не знал, что ему все так просто сходило с рук.

Сегодня был как раз такой день. Причину ссоры уже никто не помнил, Роджер продолжал психовать вот уже второй час, вспоминая все, что было, и чего не было, а Брайан, скрестив руки на груди, думал, что он просто корабль, который плыл по Тихому океану – океан действительно был очень «Тихим», – и просто иногда, очень редко, попадал в шторм.

– Удачи, Господи, – прохрипел он, закатив глаза. Роджеру удалось нехило потрепать ему нервы, и Мэю уже начинало все это напоминать не просто шторм, а целый «Титаник», причем «Титаником» был, к сожалению, он сам. – Можешь закончить начатое. А я пока сумки упакую, чтобы тебя не бесить. Придурок.

– Закончу.

Сухо ответил Роджер.

Он встал и отдернул куртку.

– Я закончу.

Никто уже толком не понимал, о каком «закончу» и о каком «начатое» шла речь.

Его пальцы цепко обхватили ладонь Брайана, и он резко дернул парня на себя. Роджер стал толкать его спиной вперед, прямо к каменной стене отеля с внешней стороны, и на возмущенный взгляд Брайана с немым вопросом, а какого хера, собственно, происходит, Роджер не отвечал.

Пройдя мимо стойки рецепции, где Брайан уже шел самостоятельно, и девушка, что принимала гостей, удивленно посмотрела на его отрешенное, а Роджера – пылающее лицо, Тейлор буквально пролетел по холлу и зашел в лифт.

Подождал, пока двери закроются с характерным раздражающим звуком.

Брайан молчал. Роджер – нет.

– Как меня затрахала твоя ревность.

Сказал он

– ах вот, о чем шла речь. Брайану показалось странным, что Роджер направо и налево угощал девушек коктейлями, и теперь это, оказывается, называлось «затрахала твоя ревность» —

и одним резким движением стянул куртку Брайана вниз, скинув ее на пол и притягивая руками Мэя за бедра, и впиваясь сухими губами в губы Брайана, и чувствуя вкус коньяка и сигарет на языке.

Брайан хотел оттолкнуть Роджера от себя, потому что ему, блин, осточертела эта смена настроения Тейлора, эти постоянные психи и, порой, полный без контроль; он даже попытался сделать это, отпрянув от Роджера и чуть сдвинув его в сторону, но Роджер, который облизнул языком губы и который смахнул челку, и который смотрел на него так вожделенно и насмешливо, и который был в любимой соломенной шляпе Брайана, и который был самым сексуальным человеком на земле, имел над Брайаном столько контроля, что…

Да Господи.

Брайан лихорадочно зарылся пальцами в волосы Роджера, углубляя жесткий поцелуй, после которого губы гореть будут. С Мэя полетела футболка, и он толкнулся бедрами ближе к Роджеру, чувствуя возбуждение, которое волной пробежало по низу живота и заставило издать тихий стон.

– А меня затрахало то, – хрипел Брайан на ухо Роджеру, спускаясь ниже по длинной шее и оставляя мокрые следы на ней, – что ты не можешь и дня какой-то херни не творить, – с силой кусая нежную кожу Роджера и с удовольствием замечая, как изгибались спина Тейлора, продолжал он, – и не злить меня, – Брайан резко потянул волосы парня на себя.

– Ага, – выдавил Роджер в ответ, когда Брайан, что-то там говоря, целовал Тейлора, не останавливаясь ни на секунду.

У Роджера уже все горело внутри и ломало спину от пылающего желания взять Брайана, что он забыл о том, что они находились в отеле, и когда двери лифта медленно отворились, и люди, что стояли на пятом этаже, удивленно посмотрели на них, поднимая солнцезащитные очки, он несколько раз хлопнул ресницами.

Роджер оттолкнул Брайана и провел пальцами по своим губам как раз в тот момент, когда брови молодой девушки почти окончательно сбежали с лица, поднимаясь все выше, и как раз тогда, когда рука Брайана застыла на его ширинке, начиная выделывать круговые движения.

Он бросил короткий взгляд на растерянного и смущенно Мэя.

– Это закрытая вечеринка, – сказал вдруг Роджер, переступая через курточку Брайана на полу и обходя по левой стороне девушку, что с ужасом таращилась на него во все глаза, и мужчину лет сорока, что смотрел на них из-под газетной статьи. Затем он улыбнулся широкой улыбкой и смахнул длинные волосы назад. – Но, если что, я – Марта, я из номера 507. Заходите.

Брайан едва не прыснул от смеха, услышав последнюю фразу Роджера, и он рассмеялся-таки, когда увидел выражение лица девушки, которая с приоткрытым ртом смотрела на удаляющуюся по коридору фигуру Тейлора, который даже не попытался скрыть стояк. Мэй и представить себе не мог, как они выглядели: красные, пьяные, растрепанные, с валяющейся на полу курткой, да еще и, вроде как, два мужика.

Он спешно подхватил свою куртку с пола лифта и зашагал за Тейлором, пытаясь того догнать и игнорируя при этом взгляды, направленные им вслед. Ноги совершенно его не слушались, в штанах уже буквально пылало, воображение рисовало всевозможные вариации, как именно его руки будут опускаться Тейлору в джинсы, и какие именно засосы он оставит на коже парня; Брайан был готов наброситься на Роджера, так и не дойдя до номера.

Когда Тейлор безуспешно захлопал по карманам, видимо, пытаясь найти ключи, Брайан крикнул почти что на весь коридор, убедившись, что люди в холле его услышат:

– Марта, душенька! Ключи у меня.

Он продолжал смеяться от всей этой сумасшедшей ситуации, думая, действительно ли их соседи поверили, что Роджер был Мартой из 507, и что у «Март» бывают округления в штанах.

Брайан не с первого раза попал ключом в разъем, и уже начал было чертыхаться про себя, но, наконец, открыв двери, он толкнул Роджера внутрь, набрасываясь на него с поцелуями и толкая ногой полузакрытую дверь. Он бросил ключи и швырнул куртку куда-то в сторону, и каким-то немыслимым образом уже через секунду сидел на Роджере, дрожащими пальцами поднимая его руки вверх и целуя того в губы.

С таким же успехом он чуть ли не слетел с той самой кровати, когда зазвенел будильник на столе, а Тейлор, подрагивающий и хватающий Брайана за воротник футболки, испуганно дернулся, оглядываясь по сторонам.

– Мэй, ты издеваешься? – спросил он, таращась на трясущийся будильник квадратной формы, стрелка которого указывала на три часа дня. – Нахрена?..

– Нам просто… я нас записал на экскурсию. А туда очередь занимают за неде…

И в него полетела подушка с непонятным длинным словом «СукаблятьБрайанчертовМэйкакогохрена», а затем – «Ктопридумалэтиэкскурсии» и в конце – «СамвалинаэтодерьмоМэй».

***

Он молча сидел за длинным деревянным столом с лакированной покраской и смотрел на декор, над которым так сильно трудились местные дизайнеры. Его мать, которая во время войны не выдержала быть одной в Англии и перебралась к мужу во Францию, так сильно ждала его с фронта, что еще заранее все продумала.

Дом был украшен нежно-белыми и тускло-розовыми цветами, в комнате, что была отведена для Тима еще до войны, покоилось несколько томов любимых книг Стаффела; на столе стояла немыслимая разновидность блюд, начиная от зажаренной утки в винном соусе и заканчивая редкими видами сыра с идеально приготовленными тортами и пирожными, по вкусу которых сразу угадывался Париж; вся веранда была освещена ярким светом, исходившим от многочисленных лампочек, что были прикреплены к перилам.

Родственников в столице у них было немного, только сестра по линии отца и ее ребенок; еще была парочка родственников в других городах, далеких от Парижа, но даже они приехали в тот день, когда – как говорила его мать – «должен вернуться мой Тимочка!».

Тимочка вернулся, и Тимочка без особого энтузиазма присутствовал на этом празднике жизни. Уже некоторые из родственников собрались, и они все были так безумно рады его видеть, что становилось не по себе: до того, как он ушел на войну, они виделись, от силы, раза два, а сейчас эти люди пели ему дифирамбы о его храбрости и мужестве и рассказывали, что он – гордость семьи. Тим думал, с каких пор убийцы были гордостью, но молчал и только кивал головой в знак согласия на весь тот бред, что говорили «эти люди» из его «семьи».

В принципе, все это он мог бы легко пережить, продолжая втыкать в камин напротив себя и кое-когда запихивая утиную ножку или залитый бальзамическим соусом салат в рот, однако был один сюрприз, который приготовила для него мать. Она сказала: «Я знаю, ты очень любил своих друзей! Один из них тут, я решила его позвать!». Она также попросила его угадать, кто же это был, и Тим перебрал человек десять, засовывая кусок желтого сыра в рот и ломая голову над тем, кто в Париже мог считаться его другом, пока она не выпалила: «Да Роджер же это!», и у Тима пропало желание и на утиную ножку.

Как оказалось пятью минутами позднее, когда к Тиму подсел отец и прояснил ситуацию, то сюрприз с появлением Роджера был в какой-то степени сюрпризом и для самого Роджера. Мать Тима, Кейтлин, пригласила Роджера на ужин, так и не сказав, что Тим вернулся, и по всей видимости, Тейлор прямо сейчас думал, что шел он исключительно к родителям младшего Стаффела.

Тима эта ситуация вдруг рассмешила, и он даже глупо улыбнулся, постукивая костяшками пальцев по столу. И кто из них, интересно, будет теперь в худшем положении?

Когда уже все приглашенные собрались за столом, и Тим успел понадеяться, что Роджер не зайдет к ним, в дверь позвонили, и Кейтлин, бросив многозначительные взгляды на Тима, полетела встречать последнего гостя.

– Как мы рады! Как мы рады! – вскрикнула Кейтлин, когда перед ней встал Роджер, весь в белом и скромно улыбаясь; исключением разве что была желтого цвета соломенная шляпка, что кренилась вбок, и ужасно умилила Кейтлин.

Он поздоровался и, прежде чем переступить порог дома, покосился в сторону гостиной, которая ужасно манила своим теплым сиянием и духмяным запахом еды.

Тейлор так и застыл на ступеньках, сжимая в руках коробку шоколадных конфет и выдавливая из себя такую себе улыбочку, когда его глаза заметили знакомый силуэт. Он сощурился, пытаясь понять, как спина этого человека, плечи и руки могли быть так похожи на тело Тима, пока Кейтлин, чья улыбка была куда получше его собственной, не проговорила:

– Чего ты стоишь, Роджер? Смотри, кто вернулся.

Вопрос матери Тима он услышал раза с четвертого, растеряно моргая. Если это был новый вид панической атаки или галлюцинации, то ему явно становилось хуже.

От волнения его начало мутить, и Роджер, чьи пальцы вцепились в коробку еще сильнее, порвав край пластиковой обертки, а ноги приросли к последней ступеньке у самого входа в дом, Роджер захотел выбежать за дверь и никогда больше сюда не возвращаться. Быть может, он бы так и сделал – а потом жалел всю жизнь, – однако все его тело словно разом онемело, и он не мог сделать ни шагу – ни назад, ни вперед.

А еще ему захотелось подбежать к Стаффелу и почувствовать его тело в своих руках, его запах на своей футболке, и удостовериться, что с ним все было в порядке. У Тейлора голова кружилась от осознания того, как сильно ему нужно было увидеть Тима, и как сильно он скучал.

Роджер еще больше побледнел, облокачиваясь спиной о каменную стену дома. Он стоял, совершенно не соображая, что делать, и как будто ждал, что произойдет дальше. Он так сильно хотел, чтобы с Тимом все было хорошо, и чтобы он вернулся, что сам даже не понимал, что будет делать дальше – если это, наконец, произойдет.

Кейтлин смотрела на Тейлора с широкой улыбкой и искрящимися от счастья глазами, а он из себя и слова выдавить не мог, и она удивленно смотрела то на него, то на спину Тима. Роджеру вдруг стало интересно, сколько еще Тим собирался вот так вот гостеприимно сидеть, не оборачиваясь.

Стаффел тяжело вздохнул, прикрыл глаза, встал из-за стола, придвинул стул и посмотрел на Роджера цепким взглядом. Он не говорил ни слова.

– Да что с вами такое? Поверить не можете, что, наконец, встретились? – мягким, льющимся голосом щебетала его мама, пока Тим стоял на месте, не зная, что, в общем-то, делать дальше.

Пока что он понимал только одно: эту комедию все еще нужно было разыгрывать, потому что никто из его родственников, что сейчас с такими же улыбками, как его мать, смотрели на них двоих, не переговариваясь, никто из них не поймет, если Тим продолжит так стоять, спрятав руки в карманах темных военных штанов.

Он, быстрым шагом и почти не дыша, пересек кусок гостиной и длинный коридор, что вел в большой зал. Тим хромал на левую ногу, и ему было трудно идти, но вот уже через пару секунд его сильные руки притянули не дышавшего Роджера к себе, и он улыбался, смотря на свою мать, что стояла к нему лицом позади Тейлора. Ему было так трудно это делать – корчить эту сраную улыбку, снова играя в кого-то, что взгляд его казался ядовитым. На лице матери появились слезы, и Кейтлин, расторгнутая такой долгожданной встречей, охая и ахая, пошла рассказывать отцу и всем гостям о том, какими «дружными были ребята до войны» и как «наверное, сейчас они рады встрече».

Офигеть, как Тим был рад встречи.

Стаффел так ничего и не сказал, на доли секунды вдохнув стойкий одеколон Роджера и почувствовав холод в районе живота, и тут же отпустил парня, отвернувшись. Улыбка уже давно слезла с его лица, и выглядел он, прямо скажем, мрачно.

– Проходи, – на выдохе сказал он и, махнув рукой в сторону холла, пошел туда первым, не дожидаясь Роджера и краем глаза замечая, что рука Тейлора странно двигалась. – Ранение? – спросил он, не смотря на Роджера и проведя рукой по своему лицу.

– Тебе, я вижу, тоже досталось, – сказал Роджер, и Тим выдавил сухое: