Текст книги "Там, Где Садится Солнце (СИ)"

Автор книги: Nina16

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Еще тогда, в том подземелье, где их держали афганские солдаты и переводчик, Эндрю не выдержал. С рваным криком он поднялся на ноги и бросился к переводчику, даже успев зацепить того плечом, однако несколько пуль попали в его тело, и Эндрю замертво упал на пыльный холодный пол. Надо было отдать должное: солдаты стреляли метко – каждая пуля прилетела ему прямо в голову, и совсем скоро вокруг бездыханного тела образовалась лужа крови.

Брайан лежал на твердой кровати, и перед его глазами стояло мертвое туловище Эндрю, а в ушах звенел громкий крик Джеймса, чтобы они оставались на местах. Мелькали также картинки частей тела его сослуживцев, которые им так милостиво продемонстрировали. Брайан чувствовал, как боль с каждой секундой становилась все больше, и у него не было сил выдержать ее. В такие моменты ему по-настоящему не хотелось жить.

***

По всей видимости, кормить их не собирались. Рано утром – предположительно, рано утром, потому как окон нигде не было, и Брайан полагался на внутренние часы – их разбудили и повели в довольно просторный зал через множество темных коридоров и лестниц; каждый солдат, которого они встречали, ядовито усмехался и плевался какими-то шутками в их адрес.

Брайану было все равно. Все равно, пока он шел по всем этим проходам, пока ему объясняли, чем именно они будут заниматься, что с ними будет, если им вздумается сбежать или связаться с армией противников (так теперь они должны были называть британскую сторону), кто с ними будет работать. Все равно, пока они рисовали макет конструкции бомбы, описывали, по каким именно стратегиям раскладывала их армия противников, какое оружие они использовали, сколько танков имели и прочее.

Брайана здесь не было. Он методично выполнял работу, думая, как же вышло так, что, боясь за собственные жизни, они предавали свою страну и, можно сказать, изготавливали оружие против своих же солдат. От этого ему становилось так тошно и грустно, что иногда ему хотелось броситься на одного из военных, что пристально следил за их работой, чтобы тот пристрелил Брайана без мучений.

Хотя это и было неправдой – никто из них не боялся смерти, как таковой. Каждый из них знал, что их знания и мозги для Англии намного ценнее, чем их мертвые тела, и Брайан краем глаза замечал, как Джеймс с Мартином осторожно осматривали помещение, в котором они были, пока работали, и явно пытались построить хотя бы какую-то картинку плана здания.

Он не чувствовал голода и усталости. В это трудно было поверить, но Брайану казалось, что война превратила его в робота, и события, которые с каждым разом становились все хуже, негативно влияли на него. Он чувствовал, что менялся изнутри, и менялся в худшую сторону, и от этого он терял остатки надежды и веры в самого себя. Он думал – умрет, ну и ладно.

Однако он так только думал. Брайан совсем забыл за эти четыре месяца, что было обстоятельство, которое могло повлиять на него еще сильнее, чем сама война, и что ему, вообще-то, было, ради чего жить. Брайан уж никак не ожидал, что в этом месте могло быть что-то хорошее, но это хорошее случилось тем же вечером, когда после двенадцатичасовой работы и короткого ужина черствым хлебом и стаканом воды, их ровным строем повели обратно в «комнату отдыха». Брайан шел, опустив голову, и чувствовал, что усталость, наконец, полностью одолела его, и ему было трудно даже ногами шевелить. Куска хлеба оказалось тоже недопустимо мало, и живот неприятно скрутило.

И все же.

Брайан, чьи руки были связаны все время, пока они не работали, был последним в их строю, а позади него медленными шагами шел афганский солдат с ружьем на плече. Брайана из-под лба смотрел на все коридоры, которые они проходили, пытаясь составить карту здания в своей голове. Он знал, что остальные ребята его команды делали тоже самое, но для того, чтобы хотя бы запомнить расположение коридоров и кабинетов в той крохотной части лагеря, по которой их водили, понадобилось бы намного больше одного дня.

Их вывели в очередной коридор с тусклым освещением, однако откуда-то справа Брайан заметил яркий белый свет и, повернув голову в сторону, он увидел открытые настежь двери какого-то помещения. Присмотревшись, он заметил медицинские приборы и край одной койки, так что стало очевидно, что это был лазарет.

В груди неприятно кольнуло, и Брайан потупил взгляд, чувствуя, как от навалившейся усталости, голода, боли и воспоминаний о Роджере, внутри все холодело. Он никогда бы в жизни не смог передать того ощущения, того страшного ощущения, когда война, что всегда была так далека от него, вдруг стала такой реальной, и когда каждый день казался бесконечностью, и он никогда не знал, чем он мог закончиться.

Коридор был длинным, и все это время они шли вдоль лазарета – предположительно, лазарета, так как это место также не имело окон, и была видна только одна открытая дверь, из которой исходил источник света. Брайан заметил чью-то тень в госпитале, а затем худая небольшая фигура качнулась чуть в сторону и остановилась в проеме двери.

Зрение Брайана стало паршивым. Он не знал точно, от чего это произошло – от того ли, что ему постоянно прилетало в голову, или же от царапин на роговице глаза, или от недостаточного количества сна, – но он точно подметил, что глаза его стали изрядно подводить.

И все же.

На близком расстоянии он видел хорошо. Ему показалось, что сердце как-то за секунду опустилось вниз, и чувство невероятной радости вперемешку с неверием и страхом буквально расперло ему грудь, и Брайан невольно притормозил на месте, остановив взгляд на человеке в белом халате. Ему хотелось закричать, но нужных слов не было, и только какое-то пьянящее ощущение реальности происходящего заставляло Брайана не потерять контроль над собой окончательно.

Человек в белом халате повернул голову, вначале без особых эмоций пробежав быстрым взглядом по конвою, а затем, когда уставшие покрасневшие глаза остановились на лице Брайана, человек дернулся и с нескрываемым испугом посмотрел на него.

Если раньше он думал, что ему показалось, то сейчас, когда ни с чем несравнимое лицо Роджера – Господи, его Роджера, – было в каких-то пятидесяти сантиметрах от него, Брайану захотелось разрыдаться впервые с того момента, как они разошлись, и за считанные секунды в нем снова ожило желание жить.

Для него все было, как в тумане, и прежде, чем он заметил, что Роджер с округленными глазами несколько раз отрицательно помотал головой, отвернувшись от Брайана, Мэй сделал шаг в сторону из строя. Он как-то совершенно забыл о военных, что вели их стройным рядом, и о том месте, в котором они находились, и пока Брайан удивленно моргал глазами, смотря на волосы Роджера, обладатель которых повернулся к нему спиной, его ударили тупым концом автомата по спине.

Он издал глухой вскрик, повалившись на ноги, и услышал грубый приказ вставать на английском. Для Брайана это уже вошло в привычку – лежать лицом на полу или земле, – так что в этот раз, когда ему, кажется, вывихнули плечо жестким ударом, он отчаянно рассмеялся, так больше и не увидев в этот день глаз Роджера. Ему стало необъяснимо неприятно от того, что, даже когда он свалился с ног, Роджер так и не обернулся.

***

В эту ночь им дали поспать всего пару часов, и почти все время они, склонившись над ухом друг друга, говорили и думали о том, что же делать дальше, и как отсюда выбираться. Они точно знали: если в течение пары дней они отсюда не выйдут, то либо больше не смогут работать против Англии, и их за это лишат жизни, либо их ложь откроется, и их убьют еще более зверским путем.

Брайан думал не только о плане. Вернее будет сказать, Брайан думал не только о Роджере, хотя, казалось, сконцентрировать свои мысли он мог только на нем.

Было понятно: Брайану нельзя было показывать при всех, что он лично знал Тейлора, и тот явно дал ему это понять, однако Мэй слишком поздно об этом подумал. Как бы там ни было, плечо быстро восстановится, а желание прикоснуться к Роджеру не пройдет никогда.

Он уже и забыл, каково это – трогать сухие волосы Роджера, держать его за руку и целовать в сухие губы с привкусом сигарет и больницы.

Ему было интересно все: каким образом Роджер здесь оказался, что с ним происходило здесь, чем он тут занимался, и как с ним обращались.

Пока что был всего один ответ на эти вопросы: по всей видимости, Роджер не поменял своей деятельности врача, только сменил локацию. Брайан испытывал бурлящее чувство радости, что Роджер жив; горькое чувство, что у него не будет возможности поговорить с Роджером; и, наконец, отчаяние от того, что Тейлор был в плену и работал на врагов. Брайан понимал, что какой бы отличный план не созрел в головах Мартина и Джеймса – на что он все же мало надеялся, – в этот план никаким бы образом не вошел Роджер, потому что сбежать отсюда целым отрядом точно не представлялось возможным. И Брайан точно знал, хотя еще никому об этом не говорил, что без Роджера он отсюда уехать не сможет, как бы сильно Англия не нуждалась в его мозгах.

Слишком уж часто он жертвовал чужими жизнями ради Англии, хотя, признаться честно, ни один убитый им человек не стоил жизни Роджера.

Брайан не хотел об этом думать, но эта скользкая, противная даже ему самому мысль, все же залезла в его голову, когда тихие разговоры шепотом о плане невыполнимого побега закончились, и они легли спать.

Предал ли их Роджер?

***

Брайан не думал, что такое возможно, но он проснулся с грустным чувством радости внутри, и желание еще раз увидеть Роджера было сильнее любого вывихнутого плеча. К его облегчению, вели их по старому маршруту, так что Брайан, с каждым шагом приближавшийся к лазарету, старался скрыть на своем лице всю бурю чувств, что вызывала в нем одна только мысль о встрече с Роджером.

Однако, когда их доставили ранним утром в отсек, где они работали, Роджера в лазарете Брайан не заметил. Почему-то за эту ночь он ни разу не подумал о том, что, скорее всего, Роджер не всегда стоял в дверном проходе, и была вероятность не застать его на том же месте снова.

Его это ужасно огорчило, однако в Брайане теплела надежда, что этим вечером он снова встретится взглядом с Роджером хотя бы на пару секунд, и поймет по этому взгляду, что с ним все более-менее хорошо.

Однако и вечером Брайан его не увидел. И на следующее утро – тоже. И на следующий вечер – аналогично. И тогда в его голове закрался ряд всевозможных вариантов, что могли сделать с Роджером, узнай афганские солдаты, что он знаком с разработчиком мин и стратегом одного из ключевых отрядов английского войска.

Брайан думал, что страшнее, чем в день первой битвы, быть уже не могло, однако этой ночью он явственно ощутил скручивающее, обжигающее все изнутри чувство леденящего страха.

Он боялся, что Роджер мог пополнить список солдат, попавших в ту самую комнату афганского лагеря.

Комментарий к Часть 8. Ловушка

Вот такие вот дела у нас происходят в этой главе.

Была приятно удивлена количеством комментариев на прошлой главе, так что всем еще раз спасибо и приятного дня :)

========== Часть 9. Последний бой ==========

Комментарий к Часть 9. Последний бой

Дорогие читатели, публикация главы чуть затянулась, так что прошу прощения :) Удачного прочтения.

Брайана забрали утром. Больно ударив дулом ружья по спине и накинув на голову мешок из плотной ткани, через которую и дышать-то трудно было, его куда-то потащили по бесконечно длинным коридорам и крутым лестницам. Он сразу все понял, еще тогда, когда дверь в его комнату, а точнее сказать камеру, с грохотом открылась, и Брайан увидел в проеме перекошенное, изуродованное ожогами лицо афганского сержанта.

Их ложь раскрылась; и он, и Мартин с Джеймсом понимали, что этот момент рано или поздно наступит, и вот он пришел, и все равно было страшно так, словно они об этом и не догадывались.

Лишь однажды смерть дышала Брайану в затылок настолько близко. Тогда он каким-то чудом спасся, сейчас же, что-то внутри парня сжалось в тугой комок дурного предчувствия, что на этот раз ему повезет меньше, и смерть все же отхватит свое. Чудес не бывало.

Когда мешок с его головы наконец сняли, Брайан уже сидел, плотно привязанный к стулу в темном подвале, от сырости в котором ломило суставы и кружилась голова. Рядом, на точно таких же стульях, сидели Джонсон и Дэвис без возможности даже пошевелиться. Их глаза блестели от страха, хотя у второго губы были упрямо поджаты, а плечи расправлены, будто ему хотелось занять гордую, упрямую позу. Всем своим видом мужчина пытался показать, что ему не было страшно, и что плевал он на всех них, а такого вражеская сторона не терпела.

Брайан сглотнул, подумав, что скоро от этого упрямства не останется и следа, потому что всего в метре от них стоял стол. Такой деревянный, ничем не примечательный стол, разве что на нем организовано лежали различные металлические предметы: ножи разных форм и размеров, топоры, иголки и крюки, и еще множество всего, что Брайан видел в своей жизни впервые, и от чего осознание того, что с ними всеми сейчас произойдет, забилось у него в голову паническим страхом.

Через каких-то пару минут афганский лейтенант, ничего не сказав, смачно плюнул каждому из них в лицо. Он взял в руки остро заточенную секиру и, недолго покрутив ее в руках, обернулся к Мартину, сходу отсекая тому правое ухо. Только потом он начал задавать вопросы.

Джонсон заорал не своим голосом, а Брайан, дрожа всем телом, зажмурил глаза и отвернулся, подавляя в себе рвотные позывы. Но сержант, ворвавшийся в его комнату сегодня утром, схватил Мэя за волосы и, с силой дернув на себя, заставил смотреть на то, как его товарища миллиметр за миллиметром кромсали на кусочки. Брайану казалось, что все то, что делали с Мартином, делали и с ним – так невыносимо больно было ему наблюдать за тем, что происходило. Единственное, чего мог желать Мэй, – это скорейшей смерти Джонсона, чтобы эти мучения наконец прекратились.

Через час, казавшийся Брайану нескончаемым, крики Джонсона затихли окончательно, и Мэю показалось, что часть его навсегда ушла вместе с Мартином в могилу. Мужчину было почти невозможно узнать: его обнаженная плоть была покрыта ужаснейшими ранами и гематомами, кое-какие части тела теперь демонстративно, словно трофеи, валялись на полу недалеко от двух, пока еще невредимых британских солдат, а лишенное признаков жизни лицо так и застыло в каменной гримасе ужаса.

Вечность Брайан просидел с остекленевшими глазами, всеми силами стараясь не фокусировать резкость на этом леденящем душу кошмаре, что творился прямо перед ним. От ужаса, который повергнул его, Брайан даже не мог вскрикнуть; все внутри как будто бы онемело, и он сидел на стуле, привязанный, и не понимал, почему солдаты медлят с оставшимися двумя заключенными.

Мэя трясло так, будто бы кто-то пустил разряд электрического тока ему под кожу, в груди нестерпимо болело от бешенной скорости сердцебиения, и пару раз он закашлялся в приступах рвоты, после чего сразу же получил ногой по животу от лейтенанта; он тяжело отхаркнул сгустки крови, никогда прежде не чувствуя такого желания отомстить.

От пота волосы налипли ему на лоб, и Брайан жадно хватал ртом воздух, проглатывая самый настоящий вопль ужаса. Его охватила безумная паника, и он уже не понимал, где находился; все перед глазами плыло, и единственное, что мог уловить его слух, – это отчаянный стук собственного сердца, который так громко звучал в голове.

Брайану понадобилось немало времени, прежде чем он осознал, что лейтенанта в подвале больше не было. Кроме него и Дэвиса, здесь было двое сержантов и изуродованный труп их с Джеймсом общего друга, безжизненно распластавшийся на стуле.

***

Когда их вывели на улицу, Брайан чувствовал себя абсолютно и бесповоротно опустошенным. Его тело продолжало нещадно дрожать, а внутри будто бы ничего и не было. Он, словно во сне, шагал в сторону забора с колючей проволокой, что окружал базу, не понимая, зачем и куда его опять вели.

Подсознание Брайана то и дело возвращало его к тому, что произошло в том чертовом подвале, в голове одна за другой всплывали картинки того, как лейтенант снова и снова использовал орудия пыток, теперь уже на самом Брайане. Мир вокруг был словно в густом тумане, и Мэй все удивлялся – почему этого до сих пор не произошло? Почему он до сих пор не умер?

Время шло, а он все шел и шел, не в состоянии зацепиться за какую-то мысль, чтобы наконец задуматься о том, что же происходило, и к чему все это могло привести. Ноги будто бы потяжелели, и теперь передвигаться было затруднительно, будто его ботинки весили по десять килограмм каждый. Брайан не смог бы описать то, что было у него сейчас на душе – там будто бы зияла дыра, но в тоже время в нем с новой силой пробудилось желание жить. И это было единственным, на чем он мог сосредоточиться, помимо воспоминаний о мучительной смерти Джонсона, его засохшей крови на своем лице и отвратительного запаха железа и сырости, казалось, напрочь въевшегося в его кожу.

Разум прояснился лишь тогда, когда краем глаза он уловил силуэт человека, носившего форму его страны. Брайан не сразу осознал, что форма была британской, но когда он все же понял это, его будто холодной водой облили, и он неосознанно сделал шаг вперед, к этому человеку, тут же получив за это приложенное дуло ружья к своему затылку.

Брайан не знал, кого стоило благодарить: армию Соединенного Королевства или самого Бога, но их хотели спасти. До него доносились слова на знакомом языке, однако он стоял слишком далеко, чтобы расслышать все. Еще было рано чему-то радоваться, но никогда в жизни Мэй не чувствовал себя таким счастливым. Он был готов разрыдаться от приступа сумасшедшего счастья, вызванного проблеском надежды у него в груди. Теперь становилось ясно, почему вдруг, посреди тех пыток, солдаты, что были в той комнате, заперли их и убежали куда-то на долгое время. Теперь это имело смысл – их отозвали, потому что афганская сторона вела переговоры с британской.

Обстановка была напряженной, и ситуация могла накалиться в любую секунду: это чувствовалось в выпрямленных спинах афганцев, которые без приказа даже, казалось, пошевелиться не могли; в том, с какой готовностью лежали их пальцы на спусковом крючке, и с какой недоверчивостью и злостью пылали их глаза. Да и честно признаться, после всех этих месяцев, Брайан научился определять такое на уровне инстинктов, понимая, что сейчас решалось что-то крайне важное.

– Давай шевелись, – услышал он резкий приказ одного из афганцев у себя за спиной. Брайану пришлось приложить немалые усилия, чтобы не сорваться на бег. Его люди были так близко, но в тоже время так далеко, и ему казалось, что если он продолжит идти в том же темпе, то что-то непременно произойдет, и его снова заберут обратно в тот жуткий подвал, и сбежать оттуда ему уже точно не удастся.

– Это все? – услышал он голос британского командира всего в нескольких метрах от себя. Мужчина окинул внимательным взглядом Брайана и Джеймса, который стоял неподалеку от Мэя, такой же бледный и растерянный. Командир сурово смотрел на главнокомандующего афганской стороны, не выпуская из своих рук опущенного вниз ружья.

– Да, это все, – раздался короткий ответ переводчика. Внутри Брайана все скрутило от неконтролируемого чувства ненависти, когда он увидел рядом с переводчиком мужчину, который их радужно «встретил» в тот день, когда они только сюда попали. Ему бы так хотелось убить их всех, причиняя при этом как можно больше боли.

– Мы знаем, что у вас больше наших людей. Неужели вы так низко оцениваете жизнь вашего Премьер Министра? – голос британца звучал жестко, в нем чувствовался напор опытного военного. В эту секунду солдат со стороны Англии грубо вытолкнул вперед себя низкорослого мужчину с огромным животом и маленькими, немигающими глазами. Почти все афганское войско в этот момент, кажется, еле сдержало напряженный вздох, однако все они дернулись вперед, но остались стоять на месте.

– Трое из ваших уже мертвы, капитан, – сквозь зубы процедил переводчик, внимательно слушая командира. – Было бы глупо ожидать чего-то другого, заявляясь на вражескую территорию.

И тут Брайана осенило. Его осенило так внезапно, что у него чуть ли ноги не подкосились от осознания того, что…

…Роджер.

Та мысль, что не давала спать по ночам, что засела где-то глубоко в его голове с тех самых пор, как они пересеклись в медицинском отсеке, сейчас как будто заново обрела жизнь: где Роджер?

Брайан заметался, оглядывался по сторонам, пытаясь отыскать среди сотен людей знакомое лицо, но глаза вокруг были преимущественно карими, а не голубыми, и нигде Тейлора видно не было. Его окружало афганское войско, и из пленников с их стороны был только он и Джеймс.

Жуткое чувство боли охватило Брайана, и его буквально разорвало на части от осознания того, что Роджер, скорее всего, был мертв. Из его людей было убито только двое, а переводчик заявил, что общее количество мертвых – трое.

Еще неделю назад это было всего лишь догадкой, сейчас же – самым вероятным исходом событий. Если Роджер был мертв, то…

Господи, блять.

Хотелось заорать во все горло от переполняющего его отчаяния, которое буквально вбило ноги Брайана к земле. Ему казалось, что он уже не сможет сдвинуться с места, даже если их действительно освободят.

Мэй стоял, белый, как стена, посреди этой огромной пустыни, со всех сторон окруженный врагами, однако боялся он лишь одного – никогда больше не увидеть Роджера. На протяжении всех этих месяцев Тейлор был для него кем-то, ради кого хотелось выжить, ради кого хотелось вернуться в Лондон, который теперь казался лишь воспоминанием из прошлой жизни. Ради Роджера ему самому действительно хотелось жить и победить этот чертов Афганистан.

– Отдайте нам всех, кто остался в живых, либо я отдаю приказ, и мои люди вышибут Премьеру Шаду мозги в течении минуты, – ровным голосом сказал командир, пальцы которого постучали по дулу ружья.

Переводчик что-то быстро зашептал на ухо своему главнокомандующему, лицо которого после этого изменилось на недовольную гримасу. Он переглянулся с кем-то еще, на что получил короткий кивок, и наконец мужчина, после минутной паузы, прошипел что-то на афганском, а затем переводчик затараторил:

– Еще два ваших медика, но придется подождать.

Британский командир заверил:

– Мы подождем.

Через минут десять, в течении которых обе стороны не произнесли ни слова, лишь пожирали друг друга ненавистными взглядами, главная дверь открылась. Впереди шел незнакомый Брайану коренастый мужчина лет сорока, младший лейтенант по званию, а за ним следовало всего двое человек: щуплый паренек лет двадцати и Роджер.

Матерь чертова, за ним шел Роджер, и Брайан еле сдержал радостный крик, который замер в районе глотки.

– Слава Богу, – прошептал Брайан одними губами, чувствуя, как глаза обжигают слезы облегчения. Он быстро смахнул их дрожащими пальцами, поднеся скованные в наручниках руки к лицу, не сумев сдержать неуместную в этой обстановке улыбку. Мэй, словно завороженный, смотрел на светлую макушку вдалеке; медиков поставили чуть поодаль от него и Джеймса. Он сгорал от желания подбежать к Роджеру прямо сейчас, наплевав на все остальное, такое чувство радости переполняло его.

Потом его снова толкнули вперед, и Брайан, не имея абсолютно ничего против побыстрее оказаться на британской стороне, быстрым шагом зашагал туда, где находилось его войско, а самое главное – куда вели Роджера. Он заметил, что Премьер Министра так же грубо подтолкнули в обратную сторону.

Вот он, его Роджер, стоял позади капитана, с опущенным взглядом и со сгорбленной спиной – тощий, как скелет, с побитым лицом и запекшейся кровью в светлых спутанных волосах.

Брайан встал слева от парня, не сводя с него глаз: с этих выгоревших длинных ресниц, впалых щек, усыпанных синяками, нахмуренных бровей, с этих тонких рук, что были безвольно опущены вниз. Роджер не пошевелился до тех самых пор, пока их не повели к грузовику. Он молча сел на сидение и даже не взглянул на Мэя. Казалось, что его не вызволили из плена во вражеском лагере, а напротив, вели прямиком на верную смерть, и Брайан не мог понять причину.

Брайан, убедившись, что остальные военные еще не зашли в машину, слабо улыбнулся и положил свою руку на небольшую ладонь Роджера, что выглядывала из-под свободной льняной рубашки. Тейлор дернулся и, бросив короткий испуганный взгляд на Мэя, отпрянул. Он отрицательно покачал головой, и глаза его стали пустыми и холодными. Брайан поежился и резко убрал руку, когда остальные солдаты зашли в грузовик, поздравляя их с освобождением. Это были не те глаза, которые он так жаждал увидеть.

***

Роджер считал, что удача давно повернулась к нему спиной, и все, чтобы он ни начинал делать, заканчивалось провалом. Он не знал, можно ли было назвать войну его личным «провалом», однако он варился в этом вот уже восемь месяцев, и каждый новый день создавал ему все больше проблем. И все же, в этот раз, ему повезло – по крайней мере, Роджер так думал до следующего собрания целого отряда, в котором им объявили, что английское войско потеряло слишком много людей, ресурсы для содержания армии заканчивались, экономика терпела крах, и они могли проиграть войну; однако во всем этом был и положительный момент – афганская сторона имела такие же пробоины, и, по правде говоря, была еще в худшем положении, чем Англия.

Как уже можно было догадаться, Роджера оправдали, и именно в этом Роджер увидел свою удачу. Однако, все на том же собрании, где все солдаты поняли, что мечты не всегда сбываются, и победы может и не быть, Тейлору как бы мельком заявили, что не все главнокомандующие поверили в его историю, когда он был в плену, и не до конца согласны с решением, что он не был предателем. И насчет удачи – теперь Роджер снова сомневался, что это была именно она, так как сегодня ночью, около трех часов, его отправляли на поле боя, как медика.

Слухи были не точными, но поговаривали, что завтрашняя битва должна была быть решающей. Ходили не только слухи: буквально за пол дня в самом большом английском лагере солдат прибавилось в раза два или три, прибыла помощь в виде людей из Франции, без остановки приезжали военные грузовики, выгружали оружие, складывали медикаменты по аптечкам, с которыми медики должны будут помогать солдатам во время боя, зашивалась форма, разрабатывалась стратегия, и витало общее ощущение эйфории.

Роджер эйфории не испытывал. После того, что случилось в афганском лагере, после стольких месяцев войны, боли и страданий, он уже не мог испытывать что-то подобное эйфории, однако мысль о том, что война может закончиться уже так скоро, и пугала, и радовала его одновременно. В войне всегда был один щепетильный момент – чья сторона победит.

В три часа утра, как и было задумано, каждый солдат, каждый медик, каждый главнокомандующий был готов, и каждый из них делал то, что ему было сказано. Сейчас уже ни у кого не оставалось сомнений – этот бой будет последним. Это было видно по количеству людей, всеобщей готовности, по десяткам грузовиков, что везли людей на поле боя, по горе оружия и сотням бинтов, лекарств, носилок. Роджер стоял во всем этом потоке людей и думал о том, где же сейчас был Брайан.

Их распределили в разные отряды: солдаты ехали и шли не вместе с медиками, потому что было предположение, что афганская сторона может напасть раньше на пехоту, которая вышла на поле еще около часа ночи, либо же на машины, в которых кучей ехали солдаты. Медиков терять нельзя было, какой бы цены им это не стоило, и было принято решение повести их совершенно другой, обходной дорогой. Тейлор стоял, среди людей с беретами и красным крестом на нем, и держал в руках базовый пакет первой помощи. Это было странно, но он как будто бы ничего не чувствовал, и тот страх, что обычно накрывал его с головой еще с первых дней войны, вдруг и вовсе пропал. Ему хотелось, чтобы Англия выиграла, но ему было все равно, что случится с ним на этой битве.

***

Брайан спрыгнул с грузовика с перевешанной через левое плечо винтовкой; на поясе у него висел небольших размеров револьвер. Брайан знал немного больше, чем рядовые солдаты, и, по правде говоря, надеялся на то, что именно это поможет им в битве даже больше, чем обычные пули, удачно выпущенные военными. Огромная надежда главнокомандующих, шпионов и разработчиков возлагалась на бомбы цепного действия. Стратегия заключалась в том, что несколько солдат будут как можно ближе подбегать к афганскому войску и кидать специальные бомбы, которые во время полета раскрывались и отлетали в разные стороны, имея при этом еще одну особенность: если две бомбы ударялись друг о друга, начиналась цепная реакция, и вместо десяти человек могло умереть около двадцати.

Брайан Роджера не искал: он знал, что Роджера привезут сюда только к четырем часам утра, что, по неточным данным, было примерно за два часа до начала боя. Брайан не был в пехоте, однако оказался здесь одним из первых: кто-то из солдат следил за тем, не приближается ли афганское войско раньше времени; кто-то проверял сохранность мин; кто-то расставлял гранатометы и торпеды.

Брайан не знал всего, так как это было не в его компетентности, но он очень хорошо понимал, какие силы возлагались на бомбы, к изобретению которых он был причастен. Было их у британского войска более, чем достаточно: авиабомбы (цель которых была попасть в афганский лагерь), дымовые, осколочные, фугасные, бронебойные разрывные, ядерные и многие другие.

Конечно, не стоило забывать и о пулемете – прекрасном скорострельным оружии; о реактивных установках, в разработках которых Брайану не удалось принять участие, но он точно знал и уже не раз видел, как они имели способность выжигания гектаров земли; и, что было, пожалуй, самым ужасным способом для убийства врагов – это использование танков, которые без особого труда могли растоптать целый окоп с живыми людьми.

Брайан смотрел на то, как солдаты готовились к бою, надеясь использовать лучшее оружие, которое, кстати, заканчивалось, и если эту битву им не выиграть, им нечем будет защищаться.

***

Впервые за несколько недель на сухую землю Афганистана полился дождь. Быть может, это было не просто случайностью – буквально через полчаса, как началась атака, пошел крупный ливень из капель, больше походивших на мелкие градины, гремела гроза, которая вместе с выстрелами, криками солдат и работающими пулеметами, создавала особенно ужасное ощущение. Иногда у Роджера, когда он стоял посреди заполненного людьми поля, полностью мокрый от дождя, пытавшийся найти раненого солдата, иногда у него кровь стыла от того, что он видел, и от того, как оглушительно громко гремела эта гроза.