Текст книги "Лекарь-воин, или одна душа, два тела (СИ)"

Автор книги: Nicols Nicolson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

Затрудняюсь сказать, какой город был на месте этой крепости в моем мире. А была ли Аслан-крепость там вообще? Гадать не буду, все равно не узнаю. Вот самый первый основатель этого укрепления был отличным воякой, мыслил на перспективу. Крепость располагалась на небольшом полуострове, выпирающем в основное русло Днепра. Атаковать крепость можно с суши на одном участке, соединяющем полуостров с материком, а он не очень широкий. Как я заметил, пушки на стенах стоят очень густо, да и басурман, рассматривающих наше прибытие, и развертывание лагеря, на стенах слишком много.

Целый день до прибытия к крепости казаки сновали по степи и по прибрежным хащам, пытаясь найти местное население, чтобы использовать пленников на осадных работах. Успеха не имели, все стойбища, деревушки, и даже рыбацкие станы на две-три землянки были совершенно пусты, ушли люди. Как мне рассказывал Петр, они нашли одну единственную старуху, еле живую. Так она поведала, что еще две недели назад татары сгоняли народ в крепость, утверждая, что в скором времени здесь появятся казаки, которые никого щадить не станут. Что это значит? А то, что в штабе кошевого атамана информация о предстоящих действиях сплошным потоком утекает к противнику. И об этом наверняка сообщают не простые казаки, а кто-то из казацкой старшины, обличенной доверием кошевого атамана. Одним словом, предательство имеет место быть.

Тема предательства была актуальной во все времена и эпохи. Этот один из самых мерзких человеческих пороков живуч и силен, как бы с ним ни боролись, а искореняли его самыми жестокими методами. Не исключение и казачье войско, не гнушаются этим промыслом в Южном королевстве. Столкнулся с указанным подлым явлением я очень скоро и, как у меня повелось, не в результате методичной, планомерной оперативно-розыскной работы, а в результате случая. Хотя, если быть объективным на сто процентов, не совсем случайно.

Запыхавшись, ко мне в который раз прибежал посланец атамана Чуба, передав его приказ прибыть к нему с моим медицинским саквояжем – значит, опять буду кого-то лечить, а что иначе?

Я наскоро собрался, собственно, что мне собирать: ноги в руки, а в руки – саквояж с инструментами. И все. Вот я уже предстал пред ясны очи своего командира. Рана его уже почти не беспокоила. Ходил он, правда, чуть прихрамывая. Но это нормально. Я ежедневно менял повязку, тщательно осматривая и обрабатывая рану. При этом замечал быстрые, направленные на меня взгляды атамана и его окружения. В этих взглядах начало проблескивать что-то вроде уважения. Это тоже хорошо. Кому ж это не понравится.

В этот раз Чуб безмолвно кивнул в сторону лавки, на которой лицом вниз с закрытыми глазами лежал и слегка постанывал человек среднего роста, средней комплекции – если я правильно оценил габариты лежащего человека. Мне сразу стало ясна причина моего вызова в ставку командования – из плеча незнакомца торчало оперение вражеской стрелы, пробившей его тело насквозь под ключицей. Наконечник стрелы с зазубринами выглядывал в передней части туловища.

Все это я заметил еще на расстоянии. Попросив теплой воды и мыла, подготовил руки к осмотру раненого. Наклонившись над телом, стал внимательно изучать рану, вернее ее расположение на теле. Было понятно, что сначала требуется отделить от стрелы ее наконечник. Или оперение. Иначе выдернуть стрелу не получится. Я решил, что рациональнее все-таки отрезать наконечник – мне казалось, что в хвостовой части стрелы намного больше всякой болезнетворной заразы. Отрезав оперение, выдергивая стрелу за ее наконечник, я пропущу через толщу мышц пострадавшего и часть хвостовой части стрелы. При этом, естественно вся имеющаяся там зараза дополнительно вотрется в поверхность раны. Наконечник все равно уже окровавлен и, так сказать, омыт кровью, поэтому выдергивая стрелу за хвост, на раневую поверхность перейдет, как мне казалось, немного меньше болезнетворных бактерий. Хотя, по большому счету, хрен редьки не слаще. Однако я определился с методом извлечения стрелы. Решено.

Попросил прислать побыстрее казацкого кузнеца с кусачками – ну, в самом деле, не пилить же, тревожа при этом рану, древко стрелы! Кусачками – раз, и готово! Он появился очень скоро. Я прокалил режущие, «кусающие», части инструмента на открытом огне, продезинфицировал их, как мог – зачем добавлять заразу, ее уже и так в ране сверх нормы. Обратившись к кузнецу, спокойно сказал:

– Ты, дядька, подожди немного. Да не трогай грязными руками свои кусачки, те их части, что я обработал. Когда срежу с раненого рубаху, оботру со всех сторон рану целебными снадобьями и поставлю иглы в нужные места для обезболивания, ты аккуратно, одним движением, откусывай наконечник и спокойно иди подковывать лошадок. Далее мой черед врачевания начнется.

Но сначала я с помощью казака, находившегося рядом для выполнения всех моих возможных просьб, влил раненому моей волшебной микстуры на местной самогонке. В этот раз, учитывая характер ранения из-за формы наконечника, к обычной обезболивающей настойке добавил снотворный состав – пусть будет анестезия почти по земному варианту. Со спящим проще будет работать. Конечно, пришлось потревожить страдальца, немного повернуть его – пить лицом вниз человеку не очень удобно. Он, зажмурившись от боли, глотнул добрую порцию и мы его бережно опустили в прежнее положение – край плеча с торчащей стрелой чуток свисал на лавкой, а ладонь раненый казак подсунул под свой бок, так как держать руку на весу было болезненно.

Пока раненый потихоньку засыпал, я взял большие ножницы, которые всегда носил в своем саквояже именно для таких целей, и разрезал пропитавшуюся кровью рубаху на удобные куски, чтоб сильно не тревожить рану, и отбросил их в стороны. Когда начал смывать кровь, нашему взору, как на проявляемой фотобумаге, стал постепенно проявляться шрам довольно – таки любопытной формы. Оказалось, что в верхней части спины этот казак имеет шрам в форме чайки, как на эмблеме одного из театров, в который я любил ходить там, на далекой (или близкой?) Земле. Внимательно, но молча, наблюдавший за всеми нашими, и в особенности моими, действиями Чуб воскликнул:

– Вот так чайка, всем чайкам чайка! Где ж ты, Иван Панкратович, заработал такой знатный двойной удар в спину? Много ран я повидал на своем веку, сам множество шрамов имею, но такой вижу впервые. Ты, Василий, давай, старайся побыстрее поставить на ноги нашего гостя, примени все свое умение, надеюсь на тебя, казаче. Чем еще надо помочь – только скажи…

А я смотрел на шрам в оцепенении. Усилием воли заставил изобразить на своем лице мыслительный процесс, обозначавший размышления над тем, как лучше исполнить свою лекарскую работу. «Направьте казакам чайку…Направьте казакам чайку…» – в ритме колотящегося от волнения моего сердца в голове, не прекращая, звучала последняя фраза из тайного послания, о котором я в последнее время за всеми хлопотами врачевания казацких недугов и ран подзабыл. Да и зачем мне о том деле все время думать – ведь отец Павел заверил меня, что знает, как поступить и теперь этой проблемой займутся другие люди, которые для решения таких задач специально служат при нашем королевском дворе. Я поверил. И что теперь? Но может это простое совпадение? Интересное совпадение. Гость – так назвал раненого со шрамом – «чайкой» наш атаман. Учитывая оказываемое гостю внимание – он откуда-то «сверху». Слишком много мелочей, указывающих, что этому обстоятельству – шраму удивительной формы, и многому другому надобно уделить пристальное внимание. Может, все-таки, этот казак действительно заслуженный человек, старый доблестный вояка, а я вот так вот сразу с подозрением к нему отнесся из-за секретной депеши, прочитанной мной в тех непростых условиях?

Мысли роились в голове, а мне еще нужно и стрелу извлечь, и рану обработать. На удивление, операцию я провел что называется «на автомате», «на автопилоте» – сказался огромный практический хирургический опыт прошлой жизни.

Руки работали, делали свое лекарское дело, а мозг делал свою аналитическую работу. Я теоретически допускал факт измены со стороны отца Павла. Но через секунду отмел в сторону эту мысль. Решил, что так можно заподозрить всех. Надо же кому-то верить. Доверюсь своему жизненному опыту и знанию человеческой натуры – отца Павла от подозрений избавлю. Но что тогда получается? Кто-то перехватил сообщение священника в вышестоящие инстанции? Но он получил извещение о доставке пакета нужному адресату. Значит, прокол случился где-то выше.

Если посчитать лежащего сейчас на лавке казацкого высокопоставленного гостя «засланным казачком», о котором шла речь в секретном документе, то получается следующая картина маслом, как говорил один известный киногерой. А именно: срочная депеша отца Павла тем или иным путем попала, как не парадоксально это звучит, одновременно и в «те» руки, и не в «те» руки. Короче, попала к человеку, который должен в королевстве заниматься контрразведкой, а на самом деле работает против нас. Вот так поворот! Но поворот надо заметить логичный. Я вспомнил, о чем думал, сидя на пенечке, после первого прочтения шифровки – все, как говорится, в масть. Резидент вражеской, антиправославной коалиции окопался достаточно высоко, чтобы «направить казакам чайку», но недостаточно, чтобы поломать все планы наступления Южного королевства до его начала, в зародыше. Возможно, ценой устранения с престола нашего действующего монарха. Для этой миссии у резидентуры главного противника руки оказались, слава Богу, коротки. По крайней мере, по состоянию на этот момент времени. А вдруг завтра подрастет в должности, и Дмитрий V станет в пределах досягаемости? Как это упредить? Думай, Вася, думай! Как бы поступили твои книжные герои? Да что там книжные! Не до них сейчас. Ни до книг, ни до их героев. Все очень реально и опасно. Нельзя допустить ошибку. Моя душа хирурга, решительная душа, подсказала единственный верный в данной ситуации шаг: использовать тайный знак – перекрещенное двоеперстие, и все доложить атаману Чубу. Господи, хотя бы он был в курсе всей этой конспирации. Иначе все мои объяснения казаку Чубу могут, по моему малолетству, быть истолкованы как угодно. И в этом случае все будет зависеть от того, угодно кому? Как бы головы своей не лишиться. Что ж я все время попадаю в неоднозначные ситуации?… Господи, вразуми меня!!!

Операция закончилась, раненый лежал на животе, по – прежнему лицом вниз. Когда я его с помощью казака переворачивал для обработки раны на груди, то есть выходного отверстия, этот Иван Панкратович спал. Одним словом, мое обличье он толком и не видел, а я его рассмотрел хорошо, не забуду вовек.

Я решил после завершения работы повернуться лицом к атаману, а спиной – к остальным присутствующим, будто для итогового доклада по лечению важной персоны, и во время этого самого доклада незаметно показать условный знак, которому меня научил отец Павел. Вот и посмотрим, что этот знак значит, а вместе с ним и отец Павел, и казак Чуб, и вся эта конспирация. Как решил, так и сделал. И увидел. То есть ничего не увидел. Лицо атамана было неподвижным и безэмоциональным. Он поблагодарил меня, не обращая внимания на мою правую руку, пальцы которой, скрещенными, прижимались к области сердца.

Я собрал инструменты и микстуры в саквояж, и в недоумении отправился в свое расположение. Шел, не разбирая дороги, кого – то задел плечом, услышав вдогонку грубые слова. Что же это получается? Атаман такого уровня, почти кошевой, ну заместитель кошевого, но однозначно выше по положению, чем куренной – и не знает никакого такого тайного жеста? А, может, все-таки, отец Павел не тот, за которого себя выдает? Наплел мне с три короба какой-то масонской мути, а я, развесив уши, принял все за чистую монету? Так-сяк пальцы складываю, выкручиваю, надеюсь решить серьезнейшие вопросы. Хорошо, хоть таким знаком не явилась наша земная, простая фига. Вот был бы я хорош, показав Чубу фигу, говоря, как я удачно провел операцию важному перцу из стольного града. Как минимум, получил бы хорошую взбучку, или по сопатке, или сабелькой вострой – вжик и ходи, лекарь Василий, куда хош, но, извини, уже без головы. А ее мы на кол посадим в назидание плохо воспитанным казакам, пусть там пока побудет, пока глазоньки вороны не выклюют. Фу, какие мрачные мысли крутятся в голове. А каким же им быть? Я в таких делах профан. Мне все эти манипуляции непривычны и съедают очень много моих нервных, тех самых серых клеточек. А они мне самому, край, как нужны сейчас для совершения очередного судьбоносного шага – но не знаю еще какого.

Задумавшись, сразу не понял, кто меня хлопает по плечу и что-то говорит об атамане Чубе. Ну что еще им от меня надо! Оказывается, опять, тот же посыльный, и опять передает приказ прибыть срочно к атаману. На мой вопрос, мол, опять кого-то подстрелили – подранили, что ли? – посыльный ответил, что атаман, учитывая мои таланты в лекарском деле, если посыльный правильно понял реплику атамана, хочет переговорить о создании в перспективе лекарского подразделения в казачьем войске, очень нужное это дело, раненых много, а умелых в лечении людей нет совсем, одни коновалы.

Пожав плечами, я, совсем расстроенный, поплелся вслед за казаком. Кругом казаки готовились к боям: кто тренировался, кто точил саблю и ножи, кто смазывал пистоль. Немногие громко смеялись над какими-то шутками своих друзей, хлопая их при этом по спине. Кто-то любовно чистил верного боевого друга – коня. Я же следовал за посыльным на непонятную беседу о новом лекарском казачьем подразделении – ну кем мы его наполним, если обученных кадров нет. Ладно, мое дело маленькое – выполнять приказы командиров.

На этот раз атаман был в своем шатре один. Прооперированного гостя, видимо, отнесли в другой шатер, ему сейчас не помешает покой и хороший уход. На мое искреннее удивление и радость атаман, молча и спокойно сделал ответный тайный жест и сразу пригласил вежливым движением той же руки присесть рядом с ним.

– Говори, Василий, но негромко – уши кругом быть могут – я тебя внимательно слушаю.

Я, преисполнившись важности, начал свой рассказ с цели обучения в монастыре и возвращения домой. Мне понравилось, что Чуб не стал задавать вопрос об источнике получения мной тайного знака, значит, серьезно воспринимает меня, а значит и мой доклад. Вполголоса я изложил все, с чем столкнулся в пути домой, а также дословно пересказал текст шифровки. Объяснил, что обратился к надежному человеку, направившему в тот же день срочное сообщение в опечатанном пакете на самый «верх», а также привел все свои умозаключения по обсуждаемой теме.

– Атаман, – продолжил я, – если я правильно понимаю обсуждаемую ситуацию и то, что вы с большим вниманием отнеслись к моему рассказу, то могу ли задать вопрос?

– Конечно, спрашивай, но знай: если интерес твой будет к делу, к которому ты не можешь иметь отношение, я твой ответ оставлю без ответа, и ты объяснишь мне причину проявленного интереса. А если касаемо нашей беседы, проясню тебе все, что знаю сам, – собеседник, внимательно глядя прямо в мои глаза, закончил спокойным тоном свой ответ.

– Кто таков Иван Панкратович, каковы его обязанности в казачьем войске, всегда ли человек с подобными его функциями находится рядом с вами во всех походах?

– В корень зришь, Василь, с тобой приятно вести беседу – не по годам ты умен. Именно такие вопросы и я себе задавал, когда кошевому атаману навязали этого Ивана Панкратовича. Навязали из самого Киева, поэтому, сам понимаешь, вопросы мы задавать могли только сами себе. Нам было сказано: в связи с тем, что в этот раз военные действия против коалиционных войск будут вестись по двум направлениям, необходимо четко координировать наши действия. На мой взгляд, объяснение имеет смысл, поэтому мы смирились с присутствием на всех советах руководства войском представителя короля, который выступал как своеобразный координатор. При изменениях обстановки он использует своих почтовых голубей, формально докладывает, что он в зашифрованном виде направляет по такой-то теме сообщение в ставку его величества, для учета в планировании действий по обеим направлениям в наиболее эффективном виде. Мы, конечно, не возражаем. Он отправляет своей почтой сообщение. Вот вкратце и все его обязанности. Но нам не представлены права по контролю за его действиями.

После твоего доклада я несколько по иному смотрю на его периодические выходы будто бы в тыл врага для каких-то секретных встреч или для встреч с нашими разведчиками, которые с его слов добывают важную информацию о противнике. Он куда-то тайно выходил, вернее, он официально ставил меня в известность, чтобы я обеспечивал ему скрытое сопровождение до определенных рубежей. Далее он следовал в одиночку, вот и последний раз где-то схлопотал стрелу. Мы его хвалим за храбрость, но, честно говоря, никаких полезных нам сведений Иван Панкратович до сих пор не сообщал. Теперь у меня закрались большие сомнения относительно этого казака. Но, тем не менее, эти сомнения ни о чем не говорят. Никаких фактов его работы на неприятеля мы не имеем. И вообще с такой точки зрения на представителя Киева никто не смотрел, все видели только его отважные действия, а со стороны это именно так и выглядит. Сейчас я могу оценивать его поступки несколько иначе, но, повторюсь, никаких доказательств предательства нет. Что делать – пока не знаю, надо крепко подумать, причем, как говорят, семь раз, прежде чем один раз отрезать. Голову.

– Можно ли мне высказать некоторые мысли, ведь я имел больше времени, чтобы обмозговать ситуацию. Честно говоря, я, когда увидел этот его шрам, да услышал ваши удивленные слова о чайке, был весьма поражен и меня как гром ударил. Операцию-то по извлечению стрелы и обработке раны я провел хорошо, он жить будет, но руки мои делали привычную работу, а голова думала только об одном: как вам донести известную лишь мне информацию, поверите ли мне, как получить изобличающие данные, а вдруг дикое совпадение? А тут еще вы сразу не ответили мне знаком – теперь-то я понимаю, вы дожидались, когда мы сможем наедине решить все наши вопросы. А тогда я был просто в смятении чувств и страшно растерян. Мне тут одна придумка пришла в голову, сейчас расскажу в подробностях. Если мы ошибемся – просто извинимся, мол ошибочка вышла случайно, с кем ни бывает, одно дело делаем, супротив одного врага бьемся, не щадя живота своего. Ну, он исправит ситуацию быстро, а если мы правы, а я не сомневаюсь почему-то что мы правы – у нас будет железное доказательство предательства и право поговорить с пациентом по закону военного времени и по казачьим обычаям, правильно?

– Согласен, говори, что удумал. Не бойся, если что не так – поправлю. Нам с тобой вдвоем эту задачку решать в полном объеме – больше никого привлечь нельзя, разве только к небольшим отдельным действиям. Всю операцию держим пока только в своих головах. Итак, излагай!

– Я ошибаюсь или нет, мне показалось в нашем войске есть казак-сокольничий?

– Нет, не ошибся. Есть два казака: Федот Караваев и Федот Птицелов, их в шутку кличут все: «оба-двое два Федота», так как они все время держатся вдвоем, особняком, считают себя непревзойденными мастерами соколиной охоты, не чета остальным казакам. Конечно же они охотой занимаются для тренировки своих птиц. А на самом деле они большие мастера своего дела, а их птицы изловили множество голубей турецких и прочих других, с донесениями. Эти ребята очень хорошо маскируются, им обеспечивают надежные условия выполнения ими заданий по перехвату османской почты. Они сидят в засаде со своими питомцами и только из вражеского стана голубь – тут как тут и соколы наши. Это так вкратце.

– Понял, понял я, атаман. Это очень хорошо. Буду краток. Замысел таков. Через пару дней наш Иван Панкратович почувствует себя немного лучше, я приложу к этому максимум усилий, буду за ним как за ребенком ухаживать, микстурами целебными поить. Вы соберете срочное секретное совещание, в узком кругу своих куренных атаманов и этого гостя, и сто раз предупредите всех о соблюдении тайны.

Сообщите, что как оказалось, а от подробностей уйдите под предлогом секретности – понимать, паны атаманы, мол надо, в крепости у нас имеется свой человек, готовый за большое вознаграждение ночью такого-то дня открыть ворота, перебив их стражей. Поэтому, давайте, организуем штурм крепости на день-два раньше. Конкретно решите сами, дядька Тихон, какие даты указать на этом совещании, я же не знаю всех планов по осаде и штурме крепости. Предполагаю, что во время своих вылазок, будто в тыл врага, Иван Панкратович получил от османов своих голубей, которые прилетят не в Киев, а в Аслан. Получив от вас такую важную информацию, он должен будет сообщить в крепость. Сам пойти в очередную вылазку он не сможет – сил еще не будет, да и я могу ему слегка снотворное средство скормить, чтобы вялым и сонным был – в таком состоянии не до опасных рейдов, да и вы, если что запретите – мол, я обещал начальству из Киева вас беречь, дорогой вы наш Иван Панкратович, и так не углядели, головой за вас отвечу, не пущу в таком состоянии и тому подобное. Итак, он отправит голубя с сообщением. «Оба-двое два Федота» действительно оба, для надежности, так как второго такого случая нам не представится, сидят в засаде в районе крепости и добывают нам голубя. По направлению в Киев, в королевскую службу, путь почтового голубя должен быть направлен на север. А в крепость – на юг. Правильно? Читаем сообщение. Все становится ясным. Вы задаете ему вопросы, не сомневаюсь, в такой форме, что он не сможет отмолчаться. Вот, примерно, и вся моя незатейливая задумка. Как вам, пан атаман? Что скажете?

– Скажу тебе: ох и хитер ты, Василь, не по годам хитер, я ж говорю. Теперь совсем убедился, что правильно тебе доверили тайный знак. Оправдал ты доверие серьезных людей, доложу о тебе, кому следует, не забудут там о твоих заслугах перед Отечеством. Но сначала давай ворога изобличим и надежные доказательства получим. План твой принимаю. Покумекаю ночь, подробности додумаю. Так и поступим. Если будут к тебе дополнительные вопросы – пришлю посыльного с требованием якобы ответ держать по лекарскому подразделению. Сообщу на какой день все запланирую, чтобы снодейную микстуру подсыпать вовремя – но это я еще не решил, скорее всего не будем мудрить, запрещу его выход по причине ранения и вся недолга. Сейчас иди отдыхай. Заслужил ты сон свой спокойный добросовестным исполнением долга своего. Ты свою часть работы сделал, теперь мой черед да некоторых других людей. Удачи тебе, сынок.

– Спасибо вам, батька атаман, на добром слове. Вы не представляете, как камень с души упал, аж дышать свободнее стало!