Текст книги "Близнецoвoе Пламя (СИ)"

Автор книги: Моона

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

========== Пролог ==========

Послеобеденное солнце заливало парящий в воздухе остров. Высокая трава шла волнами от малейшего ветерка. Разновозрастная компания херувимов металась в воздухе, как рой пчёл. Они играли в салки. Мэл вела в очередной раз. Лоб уже покрылся потом и волосинки неприятно липли к влажной коже. Мэл рванула в сторону. Не хватило буквально чуть-чуть, чтобы осалить мальчишку.

– Не догонишь, не догонишь! – дразнился тот с высока, переворачиваясь в воздухе на четырёх крыльях.

Обдало прохладой. Прозрачный океан окружал со всех сторон, заботливо поддерживая на поверхности. Оклик. Человекоподобное существо с малиновой кожей и округлым лицом тянуло навстречу перепончатые руки. Большие желтые глаза искрились озорством. Вдох. Вода загребалась с трудом, но затем выталкивала вперед, приближая к цели. Существо заливисто рассмеялось, обнажая острые зубы, и устремилось вниз. Всплеск. Малиновый хвост с раздвоенным плавником влажно бликанул на солнце и скрылся из виду. Брызги защипали глаза, во рту привкус соли.

– Эй, ты будешь водить? – раздражённый голос вернул обратно. – Если не хочешь салить – так и скажи, а не виси молча.

– Прости, я… только что видела…

– Что видела? – в детских голосах слышалось и недоверие, и интерес.

Все забыли про игру и подлетели ближе, желая узнать, что же такое произошло прямо у них перед носом, а они не заметили.

– Океан. Я плавала с какой-то девочкой, и у неё был рыбий хвост.

Секундная заминка. Детский смех мелкими камешками посыпался со всех сторон.

– Могла бы придумать что-то получше. – Ага, кое-кто перегрелся на солнце. – Ладно, давайте теперь в прятки.

Ребята отлетели в сторону и начали выбирать ведущего. «Почему надо мной смеялись? Это же правда, я же видела…»

– Как ты? – Омниа, одноклассник Мэл, осторожно взял её за локоть.

– Всё хорошо… наверно.

– Пойдем отсюда, – сказал он, наклонившись ближе, – пускай развлекаются без нас.

***

– Она выглядит слишком нормальной.

Любопытные носы детишек выглядывали из-за угла дома в белой штукатурке.

– А что ты ожидал от сумасшедшей?

Пальцы примяли рыхлый чернозём. «Растите большими и сильными, Легионеры Салаты» – рука схватила лейку, и крохотный дождик пролился в кадку. – «И почему мама не разрешает говорить с ними вслух?»

Дети вышли на солнечную мостовую. Девочка тащила за руку брата-двойняшку, тот дулся и поглядывал за плечо, а рядом семенил малыш с одуванчиковым пухом на голове. Они выстроились в линию перед входом в лавку на углу виллы, где был разбит огород. Мальчишка выпалил:

– Наша мама говорит, что ты всё выдумываешь и у тебя не бывает никаких видений.

– А ещё твоя мама говорит, что, если ты будешь глотать оливковые косточки – у тебя в животе вырастет дерево.

Пальцы ущипнули мягкий бочок. Мальчишка пискнул и подскочил, его сестра хихикнула, прикрыв рот ладошкой. Дальше он спорить не стал: видимо, в его животе и правда не досчитывалось пары деревьев.

– Мэл, – девочка перекатывалась с носков на пятки, – может, у тебя были новые видения?

– Нет, – соломенную прядь заправили за ухо, губы сошлись в прямую черту.

– Тогда просто расскажи, что ты уже видела.

– Хорошо. – Ребёнка-одуванчика оторвали от луковых перьев, он оказался не таким уж лёгким, – далеко-далеко, посреди океана…

– Вот вы где! – раздалось сверху.

Запыхавшаяся херувимка приземлилась на другой стороне улицы в белой штукатурке. Сияющие очертания четырёх крыльев у неё за спиной померкли. Она направлялась к ним. Сандалии хлёстко шлёпали по мощёной дороге. Малыш слез с рук и спрятался за друзьями.

– Мам, я…

– Молчи! – женщина вцепилась одногодкам в плечи и потащила их за собой, – Ладно вы двое, а мелкого зачем притащили к этой сумасшедшей?

– Извините.

Херувимка остановилась и нехотя развернулась. На лбу у неё блестел золотой обруч из трёх ромбов: на боковых – вертикальные полосы, а внутри центрального дважды повторялся контур.

– Извините, Магистр, могу я задать вам вопрос?

Молчание.

– Почему Вы считаете меня сумасшедшей?

– Не я одна так думаю, – сказала дама, – у Вас случаются помутнения сознания, которые Вы выдаёте за действительность и навязываете достойным херувимам. Только никаких подтверждений Вашим словам нет! – выплюнула она.

Кровь прилила в голову, а ладони горячели.

– Скажите мне: Вы верите в Демиурга?

– Да, разумеется, – женщина была так удивлена, будто её спросили, верит ли она в то, что небо голубое. – Всем народам известно, что Демиург создал наш мир и всю жизнь в нём.

– Вы когда-либо видели Демиурга своими глазами?

– Нет, ведь он являлся нам много лет назад. Но… Пришествие Демиурга описано очевидцами в летописях. Это факт, – она кивнула, будто соглашаясь с тем, что сама сказала.

– Если я запишу свои видения в кодекс и проставлю даты – они тоже, получается, будут летописью. А раз Демиурга застали лишь наши далёкие предки и с тех пор он не появлялся – что, если это тоже было помутнение? Всеобщее.

Лицо соперницы наливалось румянцем, ноздри раздувались.

– Какая наглость! – взвилась она. – Демиург – помутнение. Ещё что скажи!

– Переход на личности в дискуссии равнозначен поражению.

Лейку подняли с каменного пола, и вода снова полилась на землю в горшках. Скандалистка стихла и удалялась, подталкивая детей в спины. Взгляд приковался к их спинам. Малыш-одуванчик обернулся и помахал пухлой ручкой. Рука в садовой перчатке помахала в ответ.

***

В столовой уже заждались: над котелком в белой нише не витал пар, только остатки каши скучали на дне. Отец водрузил на край стола работу одного из своих студентов и читал рукопись в свете от окна. Его золотой обруч сиял в лучах заката. «Даже триплет не снял». Третья низкая кушетка пустовала.

– Мэл, ты думала, что наденешь завтра? – спросила матушка.

Мурашки сбежали по спине.

– Голубое платье, на запАх.

Мать нахмурилась.

– Лучше надень новое, красное, которое я недавно закончила.

«Этот цвет делает из меня бледную мышь. Но личной швее Императрицы ведь всегда виднее».

– Хорошо, мам.

– Ты приняла лекарства? – вспомнила она.

Стакан так и не донесли до рта. «Врать уже слишком поздно, да и херувимы не врут». Голова качнулась из стороны в сторону.

– Почему?

– Потому что я от них сонная, – стакан крутили в руках, – и потому что я не больна.

– Мэл, – сказала мать снисходительным тоном, – если бы ты была здорова, тебя не настигали бы видения посреди дня. Это ненормально. У меня нет видений, у твоего отца нет видений – ни у кого больше во всём Теосе их нет.

– Это всё ещё не значит, что я полоумная.

Костяшки пальцев, стискивающих стакан, побелели.

– Послушай, – голос матери стал приторно-ласковым, – но они, – она указала пальцем в окно, – считают тебя такой. И пока они так думают – ты не поступишь в Академию, не найдёшь хорошую работу, никто не возьмёт тебя замуж. Ты будешь изгоем в обществе.

Глаза защипало.

– То есть их слова важнее, чем то, что я вам говорю? Я, ваша родная дочь.

Отец, откашливаясь, отложил свиток.

– Дорогая дочь, мы говорили тебе молчать о своих помутнениях – никто бы и не вспомнил об этом через год-другой. Но ты продолжала рассказывать о них первому встречному. Не находишь, что ты сама виновата в этом?

Горло сжалось.

– Я не виновата в том, что мне никто не верит. Зачем, – слёзы выступили на глаза, – зачем тогда вы учите нас говорить правду, если потом не верите в неё?

Послышались шаги служанки. Отец принялся сворачивать хрустящий свиток, мать – наполнять соком полупустой стакан.

Казалось, худенькое тело весит непомерно много и придавливает к земле. Во рту пересохло, но рука была слишком тяжелой и слабой, чтобы поднять её и сделать глоток. Слова родителей ядовитым эхом продолжали звучать в голове, принося за собой другие – когда-то услышанные, ранившие и запомнившиеся. Этот поток затапливал сознание. Из него не выбраться, его не остановить.

Служанка забрала грязную посуду.

Слезливое настроение зашло так далеко, что пора было достать платок. Отец, буркнув «Я в кабинет», ушёл со свитком под мышкой. «Как и всегда».

Тело беззвучно вздрагивало, слёзы застилали глаза. Мать пила сок и увлечённо рассматривала, как свет от окна ложится на белую штукатурку. «Я не выбирала это. Я не выбирала это».

– Я не выбирала это.

Мать обернулась, поднялась со своей кушетки и подсела.

– Я знаю, – её пальцы казались холодными.

Тишина.

– Иногда, – слёзы размазывали по щекам, – я хочу быть как все. Не видеть странные вещи, не думать о том, существуют ли они на самом деле. Жить тут, на парящих островах, в безопасности, всю жизнь.

– Ты сможешь. Однажды ты обязательно выздоровеешь, и мы заживём нормально.

Кивок. Виноградный сок выпили до дна. Мать отошла и вернулась с пузырьком настойки в руках. Платок успел промокнуть насквозь, пока матушка отсчитывала капли лечебной жижи. Она поднесла ложку. На мгновение внутри зажегся протест, но тут же потух. Лекарство было горьким.

***

Пергамент переливался неровными отсветами от масляной лампы.

«Дорогие мама и папа,

Наверно, вы сейчас очень напуганы и взволнованы, но прошу дочитать это письмо до конца, прежде чем действовать.

Вы всегда говорили, что желаете мне быть счастливой. Но я не могу исполнить ваше желание, пока общество считает меня полоумной. И так же я не могу притворяться, что видения меня не беспокоят. Но пока я остаюсь в Теосе, ничего не изменится.

Единственным выходом для меня будет доказать существование всего, что я видела. А для этого мне придётся отправиться в путешествие. Я осознаю всю опасность моей затеи, поэтому хочу сказать ещё раз, что я вас люблю, даже если иногда вы в этом сомневаетесь. Приложу все усилия, чтобы вернуться невредимой»

Стилус снова коснулся бумаги, выводя чуть пониже основного текста: «Прошу поливать мои растения».

Из рукава достали обруч: три золотых ромба, центральный побольше, боковые – внахлёст. Этот триплет был пустым. Только отверстие посередине говорило о том, что владелец из Парящей Прерии. Получить триплет значило стать полноправным гражданином Теосийской Империи, по традиции обруч вручали родители на рассвете. «Но я не могу ждать до рассвета».

Часовой колокол звонил двенадцать.

– С Днём рождения, Мэл, – огонёк лампы задули.

***

В ушах свистел ветер, грифон послушно держал курс на портовый город Мерон, полумесяц Эфира наблюдал сверху. Пункта назначения не было ни на одной карте, но сердце тянуло на юго-запад. И, что бы ни говорили о ней в обществе, Мэл знала, что её компас прав. Она уже воображала, как кинет на стол кошели с золотом, арендует небольшой кораблик, наймёт такого же безумного боцмана и будет рассекать волны, загоняя воздушные потоки в паруса.

Холодных ветер пробрал до дрожи. Мэл обернулась. За спиной черным полотном тянулись грозовые тучи, они набухли от воды и выжидали момент, чтобы хлестнуть воздух молнией.

«Опять синоптики прогадали» – Мэл мысленно добавила пару совсем не достойных слов и наподдала Мышу по бокам. Они вступили в гонку с пасмурным небом.

Неизвестно, как долго они летели, когда за спиной ударила молния. «Один, два, три, четыре…». Мышь проехался по ушам писком, брыкался и тянул повод. Только Мэл вернула себе контроль – гром прокатился над головой и растаял впереди. В нос ударил запах озона. «Нужно срочно снижаться и искать укрытие».

Белые стрелы выпускали всё чаще и чаще, приводя грифона в истерику. Внутри клокотало глухое раздражение. Их снижение местами походило на падение, но всё ещё могло закончиться хорошо.

Вспыхнуло белым. В заложенных ушах звенела тишина. Чернота мигала перед глазами. Мир развернулся, потерял опору и медленно переворачивался с ног на голову. На лицо упали холодные капли дождя. «Лети!» – и четыре крыла засияли за спиной.

Перекрёстный ветер сдувал и закручивал так, что непонятно было, где верх, а где низ. Мэл боролась со стихией чуть больше, чем вечность, но не могла хотя бы выровняться в воздухе. Тяжесть за спиной исчезла. «Целый год переписывания книг, чтобы скопить всё это золото…» – а внутри не отозвалось ничего, кроме усталости.

Мэл просто отдалась на растерзание ветру. И когда он наигрался, то выкинул её, как надоевшую тряпичную куклу. Было больно.

Комментарий к Пролог

Потом вы поймёте, почему целые сцены в курсиве, и будете орать

========== Глава 1 ==========

Комментарий к Глава 1

TW: убийства, кровь, упоминание изнасилования

«Пожалуй, это мой худший день рождения из всех восемнадцати» – если бы левая рука не была сломана, Мэл бы себе поаплодировала. Вдобавок согнуть колени или пошевелить пальцами ног не выходило даже через боль.

В пустыне прохладное утро, подёрнутое сиреневой дымкой, заканчивалось очень быстро. Красные барханы нагревались, и Мэл чувствовала, как солнце ластится к триплету у неё на лбу. А раскалённый кусок металла на лице не сделает её день лучше.

Херувимка с трудом развязала узел в волосах и вытянула из косы ленты. «Лучше никому не знать, что я из Парящей Прерии» – она убрала обруч за пазуху. «Родители должны были уже спуститься за подарком» – Мэл прикусила губу. На грудь будто положили камень. Тягучее чувство изводило. «Знала бы, что всё так закончится – написала бы им что-нибудь другое» – Мэл зажмурилась. Никаких сомнений, что это конец, у неё не было.

Она повернула голову, затылок тут же взныл. В поле зрения было лишь море песка с волнами барханов. И не было её вещей. Херувимка уронила голову обратно и скривилась, не то от боли, не то от досады. Хотелось крикнуть или швырнуть что-нибудь. Мэл сделала глубокий вдох и выдох, горячий воздух обдал лицо.

«Остаётся только надеяться, что кто-то заметит меня и поможет. Ну или пожалеет и придушит на месте» – подумала она. Вокруг не было никаких признаков людей. – «Бедуинки едва ли тут появляются. Хотя, если уж выбирать, кого встретить в моём состоянии – они стали бы настоящим подарком».

За ближайшим барханом послышалось шебуршание. Песчинки уплотнялись, а потом скатывались по склону, уплотнялись и скатывались. Шаги остановились, идущий шумно втянул воздух. И это был не человек.

На границе рыжего и голубого показались два круглых уха, песочная шкура, лоб в пятнах. Львиная морда уставилась прямо на Мэл, ещё раз втянула воздух широким носом, выдохнула, лениво моргнула. Песчинки под полосатой лапой уплотнились и скатились на девушку. Лигр спустился к Мэл.

Сердце колотилось, как у загнанного кролика. Большая кошка водила носом по её волосам. Мэл зажмурилась. Дыхание лигра опаляло лицо, шею, кисти, у него неприятно пахло из пасти. Секунды растягивались в вечность.

Лигр отдалился, шаги посыпались обратно к подветренному склону. Когда херувимка открыла глаза, полосатый хвост скрылся за линией горизонта. В голове крутилась одна мысль: она осталась жива. Зверь её не съел. Мэл может дышать, думать и шевелить одной рукой. У неё есть фляга воды. Она может управлять ветрами. И она постарается выжить.

Тень от бархана укорачивалась, а припекало всё сильнее. «Нужно потерпеть, пока солнце не перевалит за середину» – настраивала себя Мэл, – «потом станет легче». Хотелось спрятать лицо от назойливых лучей, которые будто поджаривали его на кипящем масле. Песок оставался прохладным только под Мэл, и херувимка будто лежала среди миллиардов маленьких искр. Иногда пробегал заблудший ветерок, и Мэл ловила его за хвост. Поток воздуха обдувал тело, а затем жар снова ненасытно припадал к нему.

На висках скопился пот, и корни волос намокли. Мэл уже прокляла лётный костюм из плотной ткани и нижние одежды с длинными рукавами. Она ощущала себя невероятно грязной, липкой и вонючей.

Послышался знакомый шум, но на этот раз будто преумноженный. «Лигр решил привести весь прайд? Им придется постараться, чтобы урвать кусочек: мяса тут не очень много». Но пальцы похолодели, а сердце стучало как часовой колокол.

От общего гула отделились три партии, одна явно солировала. От их резкой остановки шапка бархана поехала вниз, бросая в лицо красные песчинки. Мэл отвернулась. Она закашлялась, раздирая пересохшее горло.

– Живая! – крикнули низковатым женским голосом.

Нарастающий топот лигриных лап возобновился. «А нельзя было проверить это иначе?» – Мэл не сразу осознала, что всё это значило.

Она снова взглянула на рыхлую верхушку бархана. Над ним высились та самая песчано-пятнистая морда и две фигуры целиком в белом. Если бы не их открытые солнцу глаза и брови, херувимка решила бы, что видит мираж: таким невероятным казались ржавые пески, голубое небо, «привидения» из выбеленного хлопка и то, что её нашли.

– Ну извини – так вышло, – будто прочитав мысли Мэл, сказала другая бедуинка.

Она спешилась и спустилась к раненой. Лигр без амуниции коротко рыкнул, напоминая о себе.

– Да-да, ты молодец, что нашёл её, – без энтузиазма сказало второе приведение, порылось в седельных сумах и кинуло зверю лакомство.

– Если бы твоя м-м-м… торба не упала утром возле нашей стоянки, мы бы даже не знали, что кому-то нужна помощь в пустыне, – голос первой женщины был насыщенным и звонким, как хруст спелого яблока.

– Это теперь так называется? – спросила бедуинка на склоне. – Твой мешок свалился на наш шатёр с такой силой, что он аж повалился. Я ещё битый час искала под ним свои вещи.

К лицу прилила кровь, хотя Мэл и понимала, что это была просто случайность.

– Эйша, чего ты добиваешься? Чтобы девочка почувствовала себя виноватой и попросила оставить её здесь умирать? – женщина опустилась на колени и провела рукой вдоль корпуса херувимки, не касаясь.

Кивнув своим мыслям, она открыла бурдюк с водой и поднесла ко рту Мэл. После первого же глотка та готова была возвести ей памятник: это была самая вкусная вода в её жизни.

– Спасибо, – прохрипела она, – Позвольте узнать, как я могу к Вам обращаться?

Густые темные брови её спасительницы почти спрятались под краем ткани на лбу.

– Пф-ф, оставь эти херувимские манеры. Меня зовут Таяна, а ты ?.. – она не прекращала водить руками над её телом.

– Мэл.

Остальная часть бедуинского отряда подоспела к ним, встав полумесяцем: кто-то наблюдал сверху, а другие расположились на склоне бархана. Херувимка заметила родную вещь за спиной у одной из бедуинок и у неё отлегло от сердца.

– Подсобите кто-нибудь!

Самая миниатюрная фигура выскочила из седла и направилась к Таяне. Та объяснила ей характер травм и указала на места переломов. Её помощница кивнула, и пересела ближе к коленям Мэл. Бедуинки сложили ладони куполом над повреждениями. От их рук тело покалывало. Через некоторое время оно начало как будто чесаться изнутри, а по коже прошла волна мурашек.

– Итак, как ты оказалась здесь? – спросила Эйша и пустила своего лигра шагом по склону.

Зверь низко держал голову и хищно облизнулся, не сводя с Мэл желтых глаз.

– Я-я упала с неба, – сказала Мэл и поджала губы.

– Но ведь херувимы начинают летать ещё над собственной люлькой! – выкрикнули из линии наверху.

Из-под белых тканей раздались смешки: короткие и заливистые, сдавленные и громкие. Мэл на секунду зажмурила глаза: «Да уж, не думала, что могу стать посмешищем ещё и в Садиже».

– У меня короткие крылья.

Смешки превратились в недоумение.

– У меня слабый Источник, – пояснила Мэл.

Весь отряд затих, некоторые потупили взгляд. Лигры под всадницами переминались с лапы на лапу, помахивали хвостами да лениво щурили глаза. Источник служил запасом энергии для колдовства, а слабый Источник означал, что магией Мэл может лишь пощекотать у грифона под крылышком. Мэл выдохнула и прервала неловкую тишину:

– Я летела в Мерон на грифоне и не планировала пересекать границу. Но мы попали в бурю и сбились с курса, – она сглотнула, – грифон испугался и сбросил меня. Я… – дальнейшие события вспоминались отрывками, – я пыталась приземлиться, но не понимала, куда лечу.

Эйша хмыкнула, не найдя, к чему придраться: в пределах своей страны граждане могли перемещаться свободно, Мэл к тому же выглядела достаточно взрослой; граница между Теосийской империей и Садижей пролегала так, что чуть дальше начиналась пустыня. Да и очевидного мотива у девушки не было: её здоровье было испорчено лишь недавними травмами. Оставалось проверить одну деталь.

– Где твой триплет?

– Это допрос, старшая воительница? – Таяна посмотрела ей в глаза.

– Нет, – она ходила из стороны в сторону. – Но я считаю, мы должны следить за тем, кто вторгается в Садижу, а не тащить всех под своё крыло, как бездомных щенков, предводительница отряда, – вернула она официоз. – Кто знает, может, она опасна?

– О, эта девочка придушит тебя одной рукой, если ты будешь так добра и наклонишься к ней. Мэл не может двигаться, у неё нет ничего, чтобы выжить здесь, кроме нас, – казалось ещё чуть-чуть и Таяна зарычит. – Ты предлагаешь бросить её?

Женщины некоторое время играли в гляделки. Наконец, Эйша отвернулась и направилась к остальным: собирать подручные материалы для шин.

– Готово, – бедуинки, колдовавшие над Мэл, сложили руки.

– Вы срастили мне кости? – с надеждой спросила она.

– Не всё так быстро, птенчик. Мы подогнали осколки и суставы на место и вылечили некоторые надорванные связки. Вечером займёмся синяками: в такую жару сердце не выдержит.

Бедуинки накладывали шины слаженно и чётко, будто разбуди их среди ночи, и они так же, не проронив ни слова, примотают чьи-то ножны к голени. Можно даже не зажигать свет. Закончив, Таяна с помощницей поднялись на ноги и стряхнули песок с шаровар. С бархана две воительницы вели под уздцы каждая по лигру. Мэл вздрогнула, когда увидела носилки: ткань была натянута на древки, а вот те лежали в специальных креплениях амуниции на животных.

Оказавшись между песочных боков лигров, херувимка наконец осознала их настоящие размеры: стой она в полный рост, они дышали бы ей в лицо. Всадницы вернулись в сёдла и готовы были отъезжать. С первым шагом Мэл взвизгнула от боли. Вся колонна встала. Мэл закусила губу, слыша недовольные вздохи, цоканья и полушёпот.

– Всё в порядке, – Таяна подъехала к Мэл. – Сейчас ты уснёшь, – и надавила ей сбоку шеи.

Проваливаясь в темноту, Мэл уловила низковатое «Хорошо, если к ночи выйдем на дорогу».

***

Бедуинка ловко двигала по песку расставленные у костра джезвы: по одной на каждого члена отряда. От этого действа воздух наполнялся приятным горьковатым ароматом. Поодаль сыто облизывали красные морды лигры. Кто-то чесал своему зверю уши, и тот завалился на бок от удовольствия и дрыгал задней лапой. Солнце заходило так быстро, что Мэл не успела понять, когда от него осталась лишь оранжевая полоска на горизонте.

Джезва зашипела. Бедуинка успела выхватить её с песка, пока пена не выплеснулась через край, и передала Таяне. Та вернулась в пёстрый шатёр и плюхнулась возле Мэл, скрестив ноги. У херувимки давно живот прилип к спине – последний раз она ела сутки назад, а от аромата рот наполнялся слюной. Но она только гипнотизировала взглядом джезвы – за своё спасение она и так была у бедуинок в долгу.

– Можно попробовать? – пропищала Мэл, глядя на тёмно-коричневый напиток.

– Не стоит нагружать твоё сердце перед лечением, – Таяна порылась в сумке и протянула ей пузатую флягу, – держи лучше вот что.

Мэл сделала глоток и не смогла оторваться: жидкость внутри была прохладной и сладковатой, а иногда попадалась сочная мякоть.

– Что это? – спросила она, пытаясь приподняться.

Таяна улыбнулась – и кивнула на колючее растение с мясистыми листьями. Мэл облизнулась, представляя, как это диковинное растение будет смотреться в её огороде.

– Завтра прибудем в Зуслан. Там о твоих костях позаботятся, и через месяц уже будешь как новенькая, – Таяна чуть было не похлопала херувимку по ноге.

От спины до самых ног пробежал холодок.

– Вы там не останетесь?

Её голос потонул в дружном «нет» и обсуждениях, кто куда отправится. Бедуинки называли места, о которых Мэл не слышала, и людей, которых Мэл не знала. Все они собирались домой после трёх месяцев службы на границе с горцами.

– Всего три месяца? Почему так мало? – сказала Мэл громче.

– Потому что после службы у нас прибавляются не только шрамы, но и седые волосы. У тех, кто остался в живых, – бросила Эйша, выглядывая свою лежанку с джезвой в руке.

Все вопросы застыли комом в горле. Мэл бегала взглядом от Таяны к Эйше и выжидала подходящий момент, чтобы не напороться на грубость последней.

– Ты уверена, что хочешь знать? – почти шёпотом спросила предводительница.

Мэл закивала.

– Нас было в два раза больше, когда мы прибыли к границе. Одну, правда, убили ещё в Тенистом Перешейке. За эти месяцы горцы пытались напасть на каждую деревню в округе, – Таяна рассматривала узоры ковров, но видела там что-то совсем другое. – Да, они крадут скот и зерно. Но это мелочи по сравнению с тем, сколько людей они тащат в рабство. Им нужна наша магия жизни. И наши сёстры.

На горном хребте Джиё вечно холодно, и вечно одно королевство пытается завоевать другое. А на это нужны здоровые взрослые мужчины, – она подтянула колени к себе, её густые брови съехались к переносице. – Теперь подумай, какая участь ждёт любую девочку, которая рождается там. Быть курицей-несушкой, которая выдаёт по будущему воину в год. А мы нужны им, чтобы их дойные коровы не умирали при родах, и чтобы убийцы наших людей не дохли, как мухи, – Таяна заламывала пальцы до хруста. – Они презирают нас как женщин. Мы ведь не миниатюрные, не хрупкие, у нас загорелая кожа… Но они точно нами не брезгуют, если ты понимаешь, о чём я. Это не про желание, а про власть, – Таяна обняла колени и еле заметно покачивалась. – Мы догоняли их отряды и вырезали захватчиков, но месть не успокаивала наших сестёр. Они больше не хотели жить. Мы и сами предпочитаем убить себя, чем служить им, потому что из гор нет выхода. За всё время вернулась только Верховная Воительница. Но и она об этом предпочитает молчать.

Рука сама собой сжималась в кулак так сильно, что ногти впивались в ладонь. Мэл слышала рассказы о войне херувимов с горцами, которая закончилась ещё до её рождения. Но сейчас в Теосе можно было обсудить разве что сплетни. Хотелось кричать. Кричать так, чтобы слышно было в Императорском дворце – может, тогда херувимы посмотрят, что их давние враги творят в Садиже. «Но кто я такая, чтобы на меня обратили внимание?» – пальцы разжались – только краснели следы-полумесяцы, – «Я же просто сумасшедшая Мэл».

– Но Верховная Воительница ведь обращалась к нашим Высочествам, да? У нас же вроде хорошие отношения…

– С каких пор отсутствие отношений – это хорошие отношения? – отрезала Эйша.

Мэл хватила ртом воздух, но не нашлась с ответом.

Таяна и младшая целительница проводили вечернюю процедуру. На этот раз бедуинки будто рисовали овал над её телом. Мэл стало жарко, вены на кистях вздулись и просвечивали фиолетовым. Сердце колотилось всё сильнее и быстрее, а тепло ощущалось даже в пальцах ног. Когда бедуинки закончили, она чувствовала себя так, будто только что пробежала до границы и обратно.

В шатёр занесли казан с ужином, и всё пространство наполнилось ароматом пряностей. Мэл стеснялась попросить порцию. Её желудок напомнил о себе сам.

– Прости, но тебе нельзя много есть, пока мы не прибудем в Зуслан, – Таяна протянула ей косичку копчёного сыра и мешочек: внутри были разные орешки, семечки и сухофрукты.

Мэл и этому была очень рада.

Ложки стучали о тарелки, бедуинки сёрбали горячий напиток и перебрасывались фразами. Отряд окончательно перебрался в шатёр, и опустился занавес: снаружи всё тепло уже взвилось к звёздам. Все размотали платки, открыв лица и волосы. Мэл с удивлением отметила, что весь отряд состоит из женщин.

– Извините, а у вас на службу берут мужчин?

Бедуинки повернулись к ней, застыв кто с полными щеками плова, кто на полпути ложки ко рту.

– Ну, вообще у нас есть мужчины-воительницы, – ответила Эйша. – Но их гораздо меньше. Может, дерутся они почти так же хорошо, как мы, но только уметь махать саблей мало: нужно ещё знать, как подлатать себя и раненых сестёр. А колдуют они лучше над растениями. Да и не мужское это дело. Им бы вот детей воспитывать или торговать. Магия жизни это тебе не ветер, который дует для всех одинаково.

– Почему Вы так уверены? В Садиже есть херувимы?

– Есть, но доходят до нас лишь единицы. Большинство сбивается с пути из-за миражей, или попадает в песчаные бури, или на них нападают джинны…

– Да-да, так что как вернёшься – не забудь рассказать об этом своим землякам, чтобы они к нам не совались, – перебила Эйша. – Ты же вернёшься в Теосийскую Империю, верно? – она подмигнула Мэл и отвернулась.

– Не бери в голову – у неё просто особая неприязнь к чужеземцам, – сказала Таяна и улыбнулась, накрывая Мэл шерстяной накидкой, – лучше постарайся уснуть – мы отправимся в Зуслан ещё до рассвета.

***

Мэл лежала на скамье в столовой глиняного дома. Через окно была видна шарообразная печь, в которой готовили лепёшки. Юноша прилеплял кругляши из теста к стенкам, и ловил их лопаткой, когда они, пропёкшись, летели прямо в огонь. От печи шёл жар, и его голая спина блестела от пота. Он был хорош собой, но Мэл старалась не смотреть – у херувимов показывать так много кожи считалось неприличным.

– Ну скажи – хорошенький? – бедуинка, не отрываясь, глядела в окно, подперев подбородок рукой.

– Ага, ещё и хозяйственный.

Седая хозяйка дома принесла уже готовые лепёшки, и все принялись за поздний завтрак. Все, кроме Мэл.

– Ну, что с ней будете делать, целительница? – спросила Таяна, бросив взгляд на херувимку.

Целительница повернулась к раненой и прищурилась. Кроме волос и ослабшего зрения, мало что выдавало её возраст: паутинки морщин почти не смяли кожу, и держалась она с военной выправкой.

– Что-что… Гипс наложу, и будет лежать, пока хотя бы лопатка и рука не срастутся. А потом и на кресло можно будет посадить, и костыли выдать. Но для начала тебе бы помыться и переодеться, птенчик.

Мэл нервно улыбнулась, вжимаясь в скамью. Её триплет всё ещё был за пазухой. «Вот теперь точно конец. Всё раскроется. И что я летела в Мерон не из соседнего села, и что мне едва исполнилось восемнадцать. Потом меня передадут теосийским стражам, и я проведу остаток дней запертая в собственном доме. Отлично, Мэл» – она рассматривала потолок, наверно, надеясь увидеть там решение её проблемы. – «Нет, но ведь можно придумать ложь, в которую наверняка поверят? И я херувим, в конце концов: мы известны своей честностью».

Взгляд бесцельно блуждал туда-сюда, Мэл закусила губу и трепала длинную манжету. Желудок сжался от того, насколько в нём пусто. «Ну зачем эти женщины так добры ко мне?» – Мэл готова была захныкать, как маленький ребёнок. – «Будто, обращайся они со мной хуже, мне было бы легче им соврать. Ты даже себя не можешь обмануть, Мэл».

Баню натопили ближе к обеду. Как только Мэл занесли в раздевалку, ей сразу же стало душно. Влажный тёплый воздух напомнил о месте из видений – дышать было так же тяжело. На пол уже нанесли воды из парилки, на скамье случайно оказалась варежка, которой тёрли спину, а стопка банных полотенец походила на башенку из кубиков, построенную младенцем.