Текст книги "Кукловод (СИ)"

Автор книги: Mia_Levis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

***

США, Нью-Йорк, 2016 год, июнь

– Мы здесь всего лишь до завтрашнего вечера. Так что не разбирай багаж, будь добра, – произносишь ты, когда мы переступаем порог гостиничного номера. Я бегло осматриваю обстановку, проходя внутрь. Ничем не заинтересовавшись, присаживаюсь на краешек кровати, застеленной бежевым покрывалом.

– Что будем делать? – интересуюсь я.

– Делать? – ты недоуменно смотришь на меня, а потом пожимаешь плечами и произносишь: – Будем спать. Мы же с дороги. Ты не голодна?

– Нет, не голодна. Но и спать я не хочу. Кол советовал не упустить возможности и хорошенько повеселиться, пока мы в Нью-Йорке, – я невинно улыбаюсь, игнорируя вопрос в твоем взгляде. Да, Клаус, я и правда уже многие месяцы не выбирались куда-либо, где слишком большое скопище людей, но это не значит, что теперь я хочу провести вечность в четырех стенах. – Так ты со мной или нет?

– Я не думаю, что нам стоит куда-то идти, – ты стискиваешь зубы, недовольно хмуришься. Хочется подойти и разгладить складочку на твоей переносице, но вместо этого я демонстративно, не произнеся ни слова начинаю собираться – медленно перебираю вещи, извлекая их из чемодана, прикладываю к себе, задумчиво кусаю губы. Чувствую твой взгляд, он как будто, выжигает кожу до черноты, почти до физической боли, но вместе с тем я переполняюсь какой-то волнительной эйфории. Возможно, ты не разрешишь мне уйти, но тебе придется приложить усилия, чтобы удержать меня. Нам и правда не обойтись без эмоциональных встрясок, если мы планируем сохранить наши отношения. – Кэролайн, я не разрешил тебе идти!

– Клаус, я не спрашивала. Я знаю, ты волнуешься за меня после того случая. Но я не могу постоянно прятаться. Я пойду. Я должна, – несколько долгих мгновений мы смотрим друг друга просто глаза в глаза. Знаю, тебе легко читать меня. Я для тебя словно открытая книга. И, наверное, ты догадываешься, что не только желание избавиться от страха – моя цель, но и что-то иное. Впрочем, через мгновение ты коротко киваешь, подходишь ко мне, двумя пальцами обхватываешь подбородок, вынуждая сильно задрать голову.

– Ладно, пойдем вместе. Собирайся.

***

Музыка оглушает, яркий свет больно бьет по глазам, но это не портит настроения. Я чувствую странный душевный подъем, немного смешанный с волнением. Мы с тобой не стали долго искать место, просто зашли в ближайший ночной клуб, потому что смысл не в том, куда мы пойдем. Главное – изменить привычное времяпровождение, внести в отношения, ставшие слишком обыденными, что-то новое. Конечно, я не хочу возвращаться в прошлое, никогда не откажусь от счастливых минут единения и спокойствия. Но постоянный мир – не для нас. Не для тебя, Клаус. Тебе нужна острота в отношениях, вызов и страстность, и я надеюсь, что смогу тебе это дать.

Не знаю, сколько я сижу вот так, прислонившись спиной к барной стойке и потягивая виски. Алкоголь туманит сознание, я чувствую, как расслабляются мышцы, а все страхи уходят. Сейчас я с интересом наблюдаю за людьми, вслушиваюсь в биение десятков сердец, наблюдаю за фигурами, скрытыми в темных углах. Они прячутся там от чужих глаз, но и мне, и тебе легко различить каждое движение. Одна из пар особенно привлекает мое внимание – они целуются жадно, почти прокусывая губы до крови. Я провожаю взглядом руку парня, которой он скользит все ниже и ниже, по телу своей пассии: вот он погладил грудь, спустился до живота и немного приподнял футболку, царапая ногтями нежную кожу. Девушка выгнулась в пояснице, еще сильнее увеличивая контакт с ладонью, толкнулась бедрами вперед…

– Не знал, что ты любишь подсматривать, – шепчешь просто на ухо, щекоча дыханием чувствительную кожу. Я улыбаюсь – впервые за весь вечер ты обращаешься ко мне. Неопределенно пожимаю плечами, делаю большой глоток жгучего виски и только потом произношу:

– Я тоже не думала. Но они очень даже ничего, да? Чем-то напоминают те парочки, которых ты водил домой в Лондоне. Помнишь? – я поворачиваю голову к тебе, медленно облизываю губы. Я и забыла, как приятно дразнить тебя. Рискованно, конечно, но зашкаливающий в крови адреналин того стоит. – Они тоже были влюблены, у них даже кровь была слаще. Я ведь целовала окровавленные губы. Тебе нравилось наблюдать за этим? Ты хочешь этого снова, Клаус? Ты скучаешь по куколке, своей покорной игрушке?

– Ты забываешь, что я до сих пор могу внушать тебе, – ты хмыкаешь, но взгляд в это время прикован к моим губам. Жаждущий, ласкающий, голодный. И это, черт возьми, невероятно льстит мне. Сейчас твое молчание в ответ на мое признание не ранит так. Я научусь любить тишину. Буду делать выводы, наблюдая за действиями, а не слушая пустые слова.

– Можешь. Знаю, – я улыбаюсь, легко касаюсь твоих губ своими, а потом быстро отстраняюсь, не давая увлечь меня в долгий поцелуй. Ставлю стакан на барную стойку и произношу: – Пойду-ка я потанцую. Сто лет этого не делала.

– Не думаю, что это хорошая идея, Кэролайн, – успеваешь поймать меня за локоть, крепко сжимаешь и дергаешь на себя. В этот момент я понимаю, что опьянела сильнее, чем думала, потому что мне не удается сохранить равновесие – я оказываюсь в твоих объятиях, жадно вдыхаю знакомый запах. Ощущаю, как кружится голова и колет сотнями иголок кожу на ладонях, которые я прижимаю к твоей груди. В этот момент для меня не существует десятка людей, и громкой музыки, и пьяного смеха, и ярких всполохов. Есть только ты и я. – Ты чертовски пьяна, куколка, – шепчешь мне куда-то в висок, лениво перебирая пряди.

– А ты чертовски прав, Клаус, – хмыкаю, удобнее устраиваясь на твоих коленях. Трусь о тебя всем телом, провожу языком по шее, по контуру подбородка. А потом целую – жадно, горячо, так, как целовал ты меня в начале нашего пути. До нехватки воздуха, до головокружения, до кровавого привкуса во рту, до белых пятен перед закрытыми веками.

– Что ты делаешь, Кэролайн? – немного отстранившись, удивленно спрашиваешь ты. Но я-то вижу выражение твоих глаз, отмечаю тяжелое дыхание. Тебе нравится это, хотя ты и поражен моим поведением. Слишком долго я была сдержанной и пассивной. Сломанной и истерзанной тяжелыми испытаниями, которые предусмотрела нам судьба.

– Ничего особенного. Просто хочу тебя. Сейчас. Немедленно.

– Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя прямо здесь? – с иронией приподнимаешь бровь, тыльной стороной ладони гладишь по щеке. Рука как будто нечаянно соскальзывает вниз, ласкает кожу на шее, а потом ты начинаешь медленно, одна за другой, расстегивать пуговки на джинсовой куртке. Смотришь просто в глаза, как будто гипнотизируешь, не давая ни единой возможности отвести взгляд, и я сглатываю вязкий ком, образовавшийся в горле.

– А если да? Просто на барной стойке, – я медленно провожу языком по губам, ты же следишь за этим движением, и с каждой секундой твои глаза все темнее и темнее. Я с непередаваемым удовольствием наблюдаю, как расширяются твои зрачки, как сильно ты стискиваешь зубы. Я и забыла, какое это блаженство – хотя бы мимолетно иметь над тобою власть. – Хотя ты не сделаешь этого, Клаус.

– Не сделаю? Ты так уверена? – ты справляешься с последней пуговкой и стягиваешь куртку с моих плеч. Под ней лишь тонкая белая майка, и я чувствую, что на нас уже косятся, наблюдают голодными взглядами, как несколько минут назад я наблюдала за парочкой. Наверное, должно быть неловко или даже стыдно, но я, черт возьми, испытываю эйфорию. Мне нравится быть порочной с тобой.

– Да. Тут слишком много людей, Клаус. Они все будут на меня смотреть, а ты слишком ревнив, чтобы допустить подобное, – ты улыбаешься. Ласково, тепло… и уже через мгновение размытым движением опрокидываешь меня на барную стойку. Где-то у меня под спиной трескается стакан, и острые осколки больно впиваются в поясницу. Я лишь приглушенно охаю, ощутив, как жутко жгут рану остатки алкоголя, растекшиеся подо мной, но ты не даешь мне концентрироваться на боли. Склоняешься низко, уперев руки по бокам от моей головы, и нежно шепчешь в приоткрытые, дрожащие губы:

– Я просто потом убью их всех, – ты переплетаешь наши пальцы, вынуждая меня поднять руки над головой, выгнуться в пояснице и обхватить тебя ногами. Жутко неудобно, стойка не слишком широкая, но разве это имеет значение сейчас? Адреналин выплескивается из каждой поры, и мне хочется закричать от восторга, от счастья, от всего на свете. Только сейчас я понимаю, что компромисс – это не только размеренная жизнь, но и вот такие безумные выходки. Без этого мы не можем существовать. Правильно говорит твоя сестра… мы же не люди.

Словно сквозь слой ваты я слышу свист и одобрительные возгласы каких-то мужчин, но эти посторонние звуки быстро покидают сознание. Все мои ощущения концентрируются на твоих губах, на поцелуях-укусах, оставляющих на бледной коже алые метки.

– Идем отсюда, – сипло выдыхаю, когда твой язык прочерчивает влажную дорожку к ямке между ключиц.

– Уже наигралась? – усмехаешься, больно кусая плечо.

– Просто хочу, чтобы ты наконец-то меня трахнул. Сам реши, где, – кажется, я никогда не позволяла себе таких выражений. А сейчас хочу. Могу позволить. Ребекка ведь сказала, что я могу позволить себе все. И я верю, что это и правда так.

– Где ты набралась этого, моя испорченная куколка? – прихватываешь мою нижнюю губу зубами, оттягиваешь немного и слизываешь алую капельку крови. За эти годы наша кровь настолько смешалась, что даже боль от твоих укусов почти не ощущается. Да и позволить себе проявить сущность здесь ты не можешь.

– У меня был лучший учитель, Клаус. Самый лучший.

***

Добираться до гостиничного номера нет никаких сил. У меня подкашиваются ноги, а внизу живота скручивается такое острое напряжение, что даже подташнивает. Кто бы мог подумать, что когда-то я решусь затянуть тебя в ближайший переулок, словно несдержанный подросток? Но в тот момент я поступаю именно так – и плевать, что нас могут увидеть, что каменная кладка влажная от недавно прошедшего дождя, что воздух пропах дымом. Ты нужен мне.

– Детка, ты подмешала себе что-то в виски? – ты смеешься, но не останавливаешь меня. Я слышу удивление в твоих интонациях, и это подстегивает еще больше.

– Нет. Я просто хочу тебя в себе. Сейчас, Клаус, – с твоих губ срывается почти животный рык, я чувствую, как резкими рывками ты расправляешься с ширинкой и пуговицей на джинсах, как стягиваешь их вместе с бельем куда-то до уровня колен. А потом еще одна секунда, и ты разворачиваешь меня к стене, вжимая в нее, вынуждая прижаться разгоряченной щекой к холодному камню.

– Шире ноги, куколка, – я послушно пытаюсь стать так, как ты велел, немного прогибаюсь в пояснице, потираясь ягодицами о твой пах. Сегодня мне не хочется прелюдий. За последние месяцы нежности было более, чем достаточно Сейчас я хочу, чтобы ты трахнул меня, не церемонился, а показал на деле, что я твоя. Только твоя. И ты никогда не отпустишь меня. Не отпустишь ведь, Клаус?

Одной рукой ты перехватываешь меня поперек живота, забираясь под майку, жадно проводя по коже, сжимая груди, лаская затвердевшие соски. Вторая же пробирается между ног, пальцами ты раздвигаешь складки и плавно погружаешь в меня сразу два. Я отчаянно кусаю губы, толкаясь назад, насаживаясь сильнее, рвано выдыхая какие-то несвязные мольбы и просьбы. Ты же наоборот дразнишь меня: медленно поглаживаешь стенки, то почти выходишь из меня, то снова погружаешь пальцы в жаркую глубину.

– Кла-а-аус, прекрати! Не могу больше! – всхлипываю, судорожно хватаю воздух, царапаю ногтями каменную стену. И кричу, – громко, надрывно – когда ты наконец-то входишь меня. Сразу полностью, до основания, прижимаясь бедрами к обнаженным ягодицам.

– Тшшш, не так громко, Кэролайн, – шепчешь на ухо, подносишь к моему рту свою ладонь, проводишь пальцами по губам, оставляя на них влажные мазки моей смазки. Толкаешься в рот указательным пальцем, и я покорно облизываю его, ощущая на языке свой собственный пряно-соленый вкус. А потом делаешь первый толчок… и еще один… и еще… и еще… Наращивая скорость, растягивая лоно до предела, по-хозяйски исследуя каждый дюйм моего тела, повторяя такие же толчки пальцами во рту. Взмокшие пряди липнут ко лбу, по коже стекает пот и струйки алой крови. Господи, я ведь даже не заметила, когда ты меня укусил. Но сейчас это все неважно… неважно… неважно… В животе пружиной скручивается напряжение, и вскоре меня накрывает волной, и я больше не соображаю, где аспидно-черное небо, а где грязно-серое полотно асфальта. Я висну на тебе марионеткой, не в силах стоять на ватных ногах, и только отдаленно ощущаю, как ты содрогаешься в последнем толчке и наконец-то наполняешь меня обжигающе-горячей спермой. Потом я позволяю тебе приводить в порядок мою истерзанную одежду, вижу, как шевелятся твои губы, но не слышу абсолютно ничего. Но это нестрашно. Я и так счастлива. В тишине порой больше смысла, чем в миллионе красивых слов.

========== Глава 52. Прости. Прощай ==========

Мои любимые, это планировалось как последняя глава. Но, увы, я просто не могу вписать все необходимое. В итоге, данная глава – предпоследняя.

Еще хочу предупредить, что в этой главе некоторые персонажи умрут. Я очень прошу не обвинять меня в предвзятости и несправедливости, но “Кукловод” никогда не подразумевал счастья для всех. Мне искренне жаль, что некоторые персонажи до конца не дошли.

И еще – это уже энный вариант главы. Окончательный вариант родился после прослушивания песни группы Би-2 “Где-то ангелы кричат”. Слушать не обязательно, так как музыка такая, думаю, не всем по душе, а вот текст прочитать не помешало бы. Мне кажется, что слова данной песни очень хорошо передают ощущения Клауса, которые, увы, я не могу осветить из-за того, что повествование идет от лица Кэролайн.

Люблю вас!

И пусть в ее словах ни капли правды,

Она божественно права… (с)

Япония, Токио, 2020 год, январь

Я счастлива. Почти четыре года длится светлая полоса в наших жизнях. Иногда, конечно, на пути встречаются преграды, но их преодоление – всего лишь игра. Тактика, стратегия, удачная комбинация – и все решено. Знаешь, Клаус, такое всепоглощающее счастье – это неприлично. Вызывающе и слишком заметно. Счастье – не для нас. Оно для тех, кто заслуживает его благими поступками и правильным образом жизни. А для нас судьба должна припасти страдания и адские муки, но почему-то плохое обходит нас стороной. И меня, суеверную дурочку, это пугает. Ты часто смеешься над моими страхами и говоришь, что все это нелепо. Что я заслуживаю быть счастливой. Хочу верить. И не могу. Я знаю, что сама привлекаю беду, сгущаю тучи над нашими головами и жду, когда на нас обрушится расплата. За украденное, чье-то чужое, счастье.

Звонок раздается ранним утром. Прорезает вязкую тишину пронзительной трелью, и я, сонно потирая глаза, быстро выскальзываю из-под одеяла. На носочках подхожу к телефону, бросаю на тебя последний взгляд – ты спишь, подложив ладонь под щеку. Кажешься таким умиротворенным, что мне страшно тревожить твой сон, именно поэтому я выскальзываю в гостиную, тихо прикрыв дверь.

– Алло, – произношу шепотом, садясь на диван и поджимая под себя ноги.

– Кэролайн, – слышится на другом конце провода, и я улыбаюсь. Ребекка. Снова спутала часовые пояса и позвонила в такую рань. Впрочем, я не злюсь. Твоя семья – и моя тоже. Они основа нашего счастья.

– У нас еще нет и шести. Ты всегда выбираешь самое подходящее время, чтобы поболта…

– Кол умер, – несколько секунд я еще улыбаюсь по инерции. А потом становится холодно: сначала леденеет мертвое сердце, а потом сковывает все тело, словно превращая меня в гранитное изваяние. Не знаю, как мне удается пошевелить губами и невнятно пробормотать:

– Этого не может быть, – не может, ведь так? Я ведь лично уничтожила флакон с единственным средством, которое могло повредить им. Кому это могло понадобиться? За что?

– Это уже есть, – Ребекка говорит тихо, абсолютно безэмоционально, но я-то знаю, какая буря сейчас скрывается за этим деланным спокойствием. Вот так вот – я боялась счастья, оно и рассыпалось на миллионы осколков. Как я скажу тебе об этом, Клаус? Как смогу произнести слова, которые ранят тебя так глубоко? Ты, конечно, не покажешь этого, но я-то знаю, что тебе не все равно, что ты любишь свою семью. – Ник рядом?

– Спит, – я понимаю, что мне нужно узнать подробности, понять, что произошло, но сейчас я не в силах думать об этом. Все мысли о нашей с тобой потере. – Я сейчас разбужу его.

– Нет. Кэролайн, скажи ему сама. Я именно поэтому хотела поговорить с тобой. Не позволяй ему приехать сюда, слышишь? Или вообще не говори, если не уверена, что сможешь удержать его в Токио. Ты поняла меня? – в голосе твоей сестры слышатся рыдания, и у меня кровью обливается сердце. Клянусь Господом, я готова голыми руками разорвать всякого, кто повинен в этой трагедии. Знать бы еще, кто именно несет за это ответственность.

– Почему? Ребекка, расскажи, что произошло! Как это вообще возможно? – горло перехватывает, слова получаются рваные, разрозненные. Я просто не знаю, что делать.

– У меня нет времени. Кэролайн, просто берегите себя. Это единственное, что действительно важно, – в трубке слышится посторонний шум, мне все сложнее разбирать смысл произнесенных фраз сквозь помехи. – Кроме того… нельзя в Мистик Фолс… это уже не наш дом… люблю его… Прощай, Кэролайн.

– Ребекка, подожди! – в ответ я слышу лишь короткие гудки. Несколько минут еще смотрю на трубку, не в силах осмыслить произошедшее. Может, я сплю? Да, это должен быть кошмар. Нужно проснуться и окажется, что я все еще в твоих объятиях – в нашем мире, где больше нет страданий, боли и страхов. Где все хорошо, где безопасно и спокойно.

Я слышу, как часы отсчитывают секунды. Десять… Двадцать… А сон все не заканчивается, он тягучий, болезненный, словно вязкая, лихорадочная дрема. Сколько бы я не стискивала зубы, сколько бы не жмурилась и не кусала губы – реальность не меняется. Сегодня ясно, солнечный свет мягко льется в окно, искрится на моих волосах, а в душе – темнота. И осознание, что лучше не станет, давит на меня, как могильная плита. Позже, когда первичное оцепенение спадает, я судорожно набираю номер Ребекки. Черт возьми, мне нужно знать правду! Обрести хоть какую-то почву под ногами, иначе я просто свихнусь – от недомолвок, от горечи, от всего на свете.

Ребекка не берет трубку. У меня дрожат руки, когда я набираю заветный номер вновь и вновь. Вскоре меня так колотит, что я слышу стук собственных зубов. Несколько минут вышагиваю по комнате из угла в угол, кусая губы. Как же поступить правильно? Ну, почему я вынуждена сама принимать решение и в очередной раз взваливать ответственность на свои плечи? Я не знаю, как поступить! С одной стороны я обязана сказать тебе и просто смиренно молить небеса, чтобы с тобой ничего не случилось, когда ты поедешь в Мистик Фолс. А ты поедешь, и никакие уговоры и просьбы не удержат тебя здесь, уж я-то знаю… А с другой – мне отчаянно хочется промолчать. Да, я понимаю, что скрыть от тебя смерть брата – величайшая подлость, и никогда ты мне этого не простишь. Ну и пусть! Я смогу сказать потом, когда свяжусь с Ребеккой и выясню наконец-то, с чем связана ее просьба всеми правдами и неправдами удержать тебя здесь. Впрочем, эти слова твоей сестры ведь развязывают мне руки, правда? Я могу не говорить. Могу… Но имею ли я право? Оправдано ли мое молчание в такой ситуации? Клаус, я просто не знаю, как поступить… Прости меня.

В конце концов, я просто обессиленно сажусь на пол, прижавшись затылком к стене. В соседней комнате ты спишь – умиротворенный и счастливый. Видит Бог, мне жаль, что я своими сомнениями накликала беду, Клаус. Я так хочу тебя уберечь, ведь твоих страданий хватит на тысячи жизней. Я постараюсь сохранить наш крошечный мирок целым, потому что построить его было совсем не просто. Дальнейшие полчаса я периодически звоню то Ребекке, то Элайдже, но первая не берет трубку, второй – и вовсе недоступен. Попытка узнать что-то у Финна тоже не принесла никакого результата: он ответил, но сообщить что-либо полезное не смог. Неудивительно, он слишком долго был заточен в гробу и так и не смог окончательно вернуться в семью. Теперь он живет в Бостоне, вместе с Сейдж и, кажется, абсолютно счастлив. Мне больше не у кого узнать правду. Я ничего не могу поделать. Если только…

Не даю себе времени засомневаться, пальцы быстро порхают над кнопками, удивительно легко вспоминая номер, по которому я так давно не звонила. Мне остается только надеяться, что за столько лет он не изменился…

– Алло, – Деймон отвечает после третьего гудка. Господи, если ты, Клаус, когда-то узнаешь обо всех моих договорах со старшим Сальваторе – просто убьешь, наверное.

– Здравствуй, Деймон. Это…

– Кэролайн? – он перебивает меня, я же на носочках перебираюсь в ванную, запирая дверь на щеколду. Знаю, что боятся лишь того, чего стоит стыдиться, и мне и правда стыдно, что я звоню Деймону, скрывая этот факт от тебя. Но, в конце концов, в данном случае цель оправдывает средства. – Хм, не думал, что тебе когда-то позволят прикасаться к телефону. А вдруг мы с тобой начнем строить планы побега и дальнейшей совместной жизни?

– Не смешно, – яростно шиплю в трубку. – Какого черта происходит в Мистик Фолс?

– Ясно… Ты уже знаешь? Да, одного из братцев твоего рабовладельца… ой, прости, твоего… кхм… Слушай, как мне его вообще называть?

– Мать твою, Деймон, перестань придуриваться! – мое терпение лопается, словно болезненный нарыв, и я вымещаю в этом восклицании всю адскую смесь боли, отчаянья и едкого страха, которые испытываю.

– Ладно, прости. Да, его убили. Я здесь не причем, если ты об этом хотела спросить.

– А кто причем? Кто?! – я с трудом подавляю нервный смешок. Только истерики мне сейчас не хватало. – Ты же обещал, что впредь никто не будет пытаться убить их! Почти четыре года прошло с нашей последней встречи! Неужели вы все не успокоитесь?

– Кэролайн, выслушай меня! – Деймон перебивает, я же открываю кран и подставляю одну руку под холодную воду. Все тело, кажется, пылает от ужаса и душевной боли, и я прижимаю тыльную сторону ладони ко лбу. Только бы пережить это! Господь, дай мне увидеть выход! – Мы с Еленой в таком же плачевном положении, как и семья… Клауса. Нам даже пришлось уехать из города, потому что чокнутая Беннет устроила крестовый поход на вампиров.

– Почему? Что они ей сделали? – я недоуменно хмурюсь, пытаясь не запутаться окончательно во всей информации, свалившейся на меня за последний час.

– Несколько месяцев назад убили Джереми. Да, это однозначно работа вампира, причем кого-то наподобие моего кровожадного младшего братца. Ну, то есть, нам пришлось его по частям собирать. Вот с того дня Бонни просто съехала с катушек, начала искать способы, как изжить со света всех вампиров в Мистик Фолс. Я еще, конечно, понимаю ее ярость по отношению к твоим подопечным, потому что они наверняка могли быть замешаны в этом. Но она пошла еще дальше, чуть не убила Елену в ту же ночь, что и Кола. Мы уехали.

– Елену? – у меня кружится голова. Как же всех нас потрепала судьба: я полюбила тебя – злейшего врага, Елена все-таки выбрала “плохого” брата, а Бонни и вовсе забыла, что когда-то мы были друзьями…

– Да, я обратил ее еще два года назад. Я больше ничего не знаю, Кэролайн. Моя воля – я бы просто оторвал голову этой бешеной суке, но Елена ее оправдывает. Говорит, что после потери ей тяжело. Как будто Елене было легко потерять брата, – я отчетливо слышу горечь в голосе Деймона. Знаю, что ему тоже больно. Он тоже борется за любимых людей. И Бонни тоже… И я… Просто каждый делает это, как умеет. Могу ли я осуждать кого-то? Нет, конечно, но и простить смерть Кола не могу. – И еще, Кэролайн, ты бы уговорила остальных уехать из Мистик Фолс. Я не знаю, с кем связалась Бонни, где она вообще нашла его, но он, кажется, имеет личные счеты с твоей любимой семейкой. Боюсь, что Кол не последний.

– Они не уедут, – мой голос тихий и обреченный. Сейчас все потихоньку становится на свои места: кто-то, кого ты знаешь и кому, наверняка, успел хорошенько насолить, убил твоего брата с помощью Бонни. И он убьет остальных, зная, что ты приедешь просто в руки. Все опять на круги своя… Я вновь задыхаюсь от ужаса за твою судьбу. Когда же мы искупим свою вину и сможем спокойно жить? Сколько боли еще нужно изведать, чтобы смыть с себя чужую кровь?

– Тогда ты приезжай. В Чикаго. Елена будет рада. Продумаем все и, возможно, совместными усилиями наконец-то установим настоящий мир. Мы поможем тебе, а ты нам. В конце концов, я не планирую прятаться до конца жизни, я хочу вернуться в свой дом.

– Но… – а как же ты? Я не расскажу тебе о смерти Кола. Не расскажу, что, возможно, сейчас уже нет в живых и Элайджи, и Ребекки. В конце концов, иногда вы месяцами не созваниваетесь – когда за плечами столетия, это кажется ничтожно малым сроком. Значит у тебя не вызовет никаких подозрений, если они не будут отвечать на звонки. А за то время я смогу что-нибудь придумать, быть может даже спасу их всех и, вместе с тем, не буду подвергать тебя риску. План кажется таким простым. Если, конечно, забыть о десятках трудностей, которые наверняка возникнут. Впрочем, плевать. Я ставлю на кон все. Пришла пора сыграть по крупному, правда? Дай Бог, чтобы я не просчиталась… – Я приеду. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Мы должны.

Я не дожидаюсь ответа, отключаясь. Наверное, я полнейшая дура, если думаю, что смогу все решить сама и уберечь тебя от опасности. Кто я такая? По сравнению с тобой я еще совсем ребенок и, конечно, не в силах справиться с теми угрозами, которые наверняка будут поджидать меня в Мистик Фолс. Но любовь оправдывает любую глупость, даже самый нелепый риск. Если нам суждено погибнуть, я хочу быть первой. Только бы не видеть твою смерть. Я не могу иначе, Клаус. Прости.

***

– Ты давно проснулась? – легко целуешь меня в висок, заключая в кольцо рук. Ты все еще сонный, теплый и растрепаный, сейчас легко представить, что ты живой человек, и в твоей груди размеренно бьется сердце.

– Несколько часов назад, – я улыбаюсь. Старательно так, чтобы не вызвать ни единого подозрения. Я уже позвонила в аэропорт и заказала билет на ночной рейс. У нас с тобой еще день впереди, и я не омрачу его кислой физиономией. – Я жутко волнуюсь.

– Это я должен волноваться, но никак не ты, – короткий поцелуй в губы, а потом хриплым, соблазнительным шепотом куда-то в изгиб плеча: – Может, ну ее, эту выставку? Я могу придумать для нас куда более интересное занятие, – ты проводишь языком по ключице, и мне даже удается совершенно искренне рассмеяться.

– Даже не пытайся! Я два месяца к ней готовилась! Я выучила все имена самых известных японских художников, я разослала приглашения, я арендовала зал, я вчера весь день лично следила за тем, чтобы все выглядело гармонично! А ты хочешь, чтобы мои старания пошли насмарку?

– Напомни, зачем тебе это надо? – ты морщишь нос и тяжело вздыхаешь, но я-то знаю, что тебе приятно мое внимание к твоему творчеству.

– Потому что ты талантливый. Потому что достоин этого. Потому что мне приятно делать это для тебя. Потому что я знаю, что твои картины значат для тебя и хочу, чтобы ты не боялся показывать кусочек души людям. Не все, Клаус, хотят причинить боль. Не все, – я ощущаю, что зря затеяла этот разговор. Это ведь такое лукавство – улыбаться, когда хочется рыдать. Но я улыбаюсь. Широко, наигранно. Больно. Улыбка сквозь слезы – она всегда такая тяжелая, как будто задыхаешься, как будто все силы ушли на это притворство. Но я потерплю. Ради тебя – все что угодно.

– Ладно-ладно. Вижу, что в красноречии ты практиковалась. Ну, тогда поспеши, если не хочешь опоздать. Куда же я без своей музы? – я согласно киваю и быстро направляюсь к комнате. Но возле двери замираю, а потом резко разворачиваюсь на носочках и уже через секунду оказываюсь в твоих объятиях. Прячу лицо у тебя на груди, отчаянно сжимаю пальцы на плечах и запоминаю… Запах, ритм дыхания, теплоту и ощущение безопасности… Как же мне будет этого не хватать!

– Я так тебя люблю, – одними губами произношу, без звука. Но ты, кажется, даже так способен услышать. Просто почувствовать.

– Эй, куколка, все хорошо? – ты ласково гладишь меня по волосам и спине. Я же отчаянно заставляю себя держаться. Плакать можно будет потом. Не сейчас.

– Да, все хорошо, – поднимаю голову, улыбаюсь. Ты веришь мне, Клаус? Веришь… – Я пойду собираться. Я хочу, чтобы этот день был особенным.

Я съезжаю по двери на пол сразу же, как только захожу в комнату. Горло перехватывает спазмами, и я знаю, что если позволю себе хотя бы одну слезинку, то уже не смогу остановить рыданий. Нельзя! Я должна обмануть тебя. Прости, Клаус. Прости…

***

Выставка превосходит все мои ожидания. Я испытываю настоящую эйфорию, наблюдая за тем, как ты разговариваешь с гостями, иногда находя меня взглядом. В ответ лишь ободряюще киваю, давая понять, что я рядом, что все хорошо и не обязательно внушать кому-то для того, чтобы твой талант оценили. Мне приятно осознавать, что ты потихоньку начинаешь доверять людям, иногда позволяя себе снять маску и показать истинное лицо. Хочется верить, что в этих метаморфозах, произошедших с тобой, я играю не последнюю роль.

– О чем думаешь? – я даже не вздрагиваю, ощутив невесомое прикосновение к пояснице. Привыкла, наверное, что ты в любой момент можешь оказаться поблизости.

– О том, что я потрясающий организатор.

– С этим не поспоришь, – ты улыбаешься и целуешь меня в щеку. – Я уже со всеми поздоровался и поговорил. Думаю, нам можно незаметно ускользнуть. Это, конечно, все прекрасно, ну уж очень утомительно.

– Да, через минуту, – согласно киваю, переводя взгляд на свой собственный портрет. Один из многих, конечно. Но именно его я решила вывесить. Не знаю почему, это было интуитивное решение. Быть может он единственный, где я не выгляжу семнадцатилетней девчонкой, где видно, сколько всего мы пережили вместе. Выражение глаз, изгиб губ, едва заметная морщинка на переносице, нервно закушенная губа – десятки нюансов, которые отпечатались на моем лице за последнее десятилетие. Я не помню, о чем думала, когда ты писал эту картину. Но знаю, что если бы ты взялся рисовать меня сегодня, я бы выглядела так же – смесь счастья и горечи в одном человеке.

– Ты выбрала ее… Странно, – ты задумчиво склоняешь голову, рассматривая полотно придирчивым взглядом. Мне ли не знать, насколько ты самокритичен. Готова спорить, что сейчас ты выискиваешь недостатки, отмечая неверные полутона и кривые, на твой взгляд, линии.