Текст книги "Кукловод (СИ)"

Автор книги: Mia_Levis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

– Ты меня выслушаешь наконец-то? Прошел месяц, а ты все злишься! Возможно, Никлаус не врал. Он просто боится того, что чувствует. Не стоит думать, что его признания были ложью. Я не знаю, что изменилось, когда вы уехали отсюда, но я могу поклясться, что тогда он говорил правду, – Никки смотрит на меня с жалостью, и я отвожу взгляд. Действительно, с того дня прошло больше месяца, нет смысла и дальше подогревать в себе ярость, ведь, в конце концов, ее даже не выплеснешь на тебя. Возможно, ты действительно верил, что любишь, обманывал себя. А быть может – как бы нелепо это ни звучало – действительно любил, находя во мне единственную замену семьи. Но семья вернулась к тебе, и я стала лишней.

– Ладно, давай не будем говорить об этом, – я тяжело вздыхаю, всматриваясь в гладкую поверхность озера. – Пройдемся?

– С удовольствием, – Никки берет меня под руку, и мы уже намереваемся двинуться к воде, которая сейчас, в конце октября просто ледяная. Но, в конце концов, нам не грозит ни простуда, ни смерть, а на берегу всегда очень спокойно и как-то по-особенному уютно. Но не успеваем мы сделать и нескольких шагов, как нас прерывает какая-то служанка из дома, которая громко кричит, чтобы перекрыть свист холодного северного ветра.

– У нас гость! Он в доме!

– Гость? Ничего себе, не часто меня здесь кто-то навещает, – бормочет Никки, а потом уже громче добавляет: – Пойду взгляну, кого это принесло. Ты со мной?

– Нет, я посижу на берегу. Иди, – я медленно продолжаю путь, пока не подхожу к кромке серой воды. Я снимаю туфли на плоской подошве и присаживаюсь на гальку, позволяя ледяной воде обжигать кожу на ступнях и мочить подол длинного платья. Я откидываюсь назад, упираясь локтями в острые камешки, поднимаю голову вверх, к свинцовому небу, где клубятся грозовые тучи, движимые сильными порывами ветра. Мысли хаотично сменяют друг друга, пока не останавливаются на Стефане. От него что-то очень давно не было письма, возможно, что-то случилось.

Не знаю, сколько я сижу так. С неба падают первые тяжелые капли дождя, и я понимаю, что нужно возвращаться, иначе потом придется пользоваться вампирскими способностями, чтобы насквозь не промокнуть, а здесь это не принято. Даже Никки редко демонстрирует людям свое отличие от них, предпочитая вести почти обычную жизнь. Единственное, что изменилось здесь с моим появлением, так это доставка донорской крови из Эдинбурга, потому что я все еще не могу питаться кровью животных. Я тяжело вздыхаю, намереваюсь подняться и вздрагиваю, когда слышу за спиной окрик:

– Кэролайн Форбс, ты не хочешь со мной поздороваться?

Примечания:

* – mo ghrá – моя любовь (кельтск.)

========== Глава 38. Самая подходящая женщина ==========

Ребята, глава должна была быть соооовершенно иной, но так уж произошло, что мое настроение повлекло за собой написать что-нибудь легкое. Надеюсь, не сильно огорчу, потому что, по сути, глава на сюжет почти не влияет. Напоследок предупреждение: высокий рейтинг, читать осторожно. Люблю ВАС!))

Я долго стою, не в силах сказать и слова, а только со всех сил сжимаю в объятиях человека, появление которого стало для меня наилучшим подарком за последние полтора года.

– Ты приехал… Спасибо, Господи, спасибо тебе, – я тихо шепчу, а потом расплываюсь в широкой, счастливой улыбке. – Как ты решился?

– У тебя дар убеждения, – Стефан немного отстраняет меня, рассматривая платье. – А если честно, то я просто соскучился.

– И я, – я снова обнимаю Стефана, утыкаясь носом ему в шею. Мне хочется так много сказать, так много спросить, плакать и смеяться одновременно, но для этого еще будет время, а сейчас я просто хватаюсь за Стефана, как утопающий за соломинку, ощущая, как медленно, но верно, согревается тело от ощущения того, что я больше не сама, что у меня есть друг, нить, связывающая меня с прошлым.

– Все хорошо, Кэролайн. Все будет хорошо, – произносит Стефан, и я верю ему. Теперь все действительно будет хорошо.

***

На улице уже совсем темно. За окном разыгралась буря, фиолетовые молнии часто прорезают угольно-черное небо, а следующие за этим раскаты грома сотрясают, кажется, даже стены многовекового замка. По стеклу стучат тяжелые капли дождя, где-то в длинных, пустых коридорах гуляет ветер, и тяжелые дубовые двери изредка хлопают на сквозняке.

– Ничего себе, здесь можно снимать фильмы ужасов, – улыбнулся Стефан, присаживаясь рядом со мной. Сейчас мы в библиотеке, сидим просто перед камином, который является единственным источником света в комнате. Никки ушла полчаса назад, оставив меня со Стефаном наедине.

– Угу, про вампиров, – усмехаюсь я, и кладу голову Стефану на плечо. – Елена знает, где ты?

– Знает, что я решил на какое-то время уехать из Мистик Фолс. Больше ничего. У нас очередной кризис в отношениях, а твой совет, данный в последнем письме, оказался очень даже неплох, – отвечает Стефан, задумчиво наблюдая за языками пламени, выплясывающими в камине. – Ты вернешься домой? – вопрос Стефана приводит меня в замешательство. Домой? А разве у меня есть дом, то место, где кто-то меня ждет, куда можно вернуться после долгого отсутствия? Я сомневаюсь в этом, поэтому просто пожимаю плечами и тихо произношу:

– Пока не знаю. Может, да. Может, нет. Мне здесь легче, Стефан.

– Уверена? Ведь Никки подруга Клауса, да? – Твое имя отдается болью в сердце, и я прикусываю губу, чтобы не расплакаться или не заорать от бессилия и все продолжающейся душевной боли. Для слез еще будет время, мне не хочется омрачать день приезда Стефана негативными эмоциями. Лишь через минуту мне хватает сил неразборчиво пробормотать:

– Думаешь, я мазохистка? Нет, Стефан, мне не нравится страдать. Просто вся эта ситуация не отпускает меня. Мне хочется так много сказать ему, высказать все, что накопилось в душе, но у меня нет такой возможности, поэтому мои мысли постоянно возвращаются к этому, не дают мне спать, жить спокойно, – я и сама не очень понимаю свои разрозненные мысли, но Стефан, кажется, понимает, потому что переводит взгляд на меня и произносит:

– Выскажись. Напиши письмо. Ведь не обязательно отправлять, но полегчать должно. Проверено.

***

Часы показывают уже три часа ночи, когда я наконец-то переступаю порог своей комнаты. Мы со Стефаном многое успели обсудить, вспомнить прошлое, и я на самом деле очень устала, переполненная впечатлениями прошедшего дня. Но за окном все так же идет дождь, мысли роятся в голове, и я, постояв минуту в нерешительности, все же сажусь за стол, беру чистый лист, ручку и быстро, чтобы не передумать, пишу:

“Здравствуй, Клаус…”

Япония, Токио, 2020 год, май, 04.00

Ты молчишь уже несколько минут, подняв голову к небу, с которого льется дождь. Мы уже давно промокли насквозь, и теперь сидим на каменном выступе, свесив ноги вниз. За пеленой дождя не удается различить ничего там, внизу, но мы и не нуждаемся в этом. Наш мир сейчас сузился до крошечных размеров, в нем нет места ничему, кроме общих воспоминаний.

– И что же ты написала? – мне не удается сдержать любопытство, поэтому я нарушаю тишину, внимательно всматриваясь в твое бледное лицо, слабо различимое в темноте.

– Не важно. Ничего, что стоило бы вспоминать. Это было эмоционально, Клаус, и я не хочу, чтобы у тебя был еще один повод сомневаться в искренности моего желания остаться с тобой.

– Ты думаешь чем-то удивить меня, куколка? Вряд ли это возможно, а мне хочется знать, – я не намереваюсь уступать, ведь сегодня ты впервые настолько откровенно рассказываешь о времени, проведенном в Шотландии.

– Я написала, что ненавижу тебя. Жалею о том, что встретила тебя. Написала о том, как больно ты мне сделал. Я не помню всего, да это и неважно уже, – ты смотришь на меня, кладешь свою руку поверх моей, переплетая наши пальцы.

– Почему ты поехала туда, Кэролайн? Почему именно Шотландия? – меня всегда интересовали эти вопросы, но я никогда не задавал их прежде. Прежде мы редко говорили откровенно.

– Там я была счастлива. Я просто хотела счастья, Клаус.

***

Мы возвращаемся в комнату, когда часы показывают десять минут пятого. Где-то там, на горизонте, уже появляется едва заметная желтая полоска: вестник скорого рассвета, и мне хочется поторопить тебя, хочется услышать больше, потому что мне важно знать, жизненно необходимо понять тебя. Но ты задумчива и продолжаешь молчать, не обращая внимания, что с твоих волос и одежды капает вода, стекая на холодный мрамор.

– Кэролайн, тебе больше нечего сказать? – в конце концов, спрашиваю я. Сначала мне кажется, что ты не услышала, но спустя мгновение я замечаю, как дрожат твои плечи, и ты вся содрогаешься в приступе истерического смеха.

– Нечего? Нечего?! – Ты стираешь то ли дождевые капли, то ли слезы с щек, улыбаешься горько и отчаянно, а потом громко, едва не срываясь на крик, произносишь: – Да мне вечности не хватит, чтобы сказать тебе все, что я хочу! Когда-то ты сказал, что будешь для меня всем десять лет, но ты не предупредил, что и потом я не избавлюсь от необходимости, от потребности быть рядом. Ты нужен мне, понимаешь? – ты подходишь совсем близко, обхватываешь мою руку двумя своими ладонями, прижимаешь к своей груди.

– Если бы я знал тогда, как это изменит нас, Кэролайн. Если бы я знал, что ты, совсем ребенок, сможешь перевернуть мой мир, изменить его до неузнаваемости. Если бы знал… – ты не даешь мне договорить, становишься на носочки, прижимаешься своими губами к моим. Я чувствую на твоих губах дождевую влагу, ощущаю, как дрожат твои руки, которыми ты обхватила меня за шею.

Рассудком я понимаю, что нам нужно договорить, решить, как жить дальше, расстаться навеки или, наоборот, навсегда соединить судьбы. Но в тот момент мне плевать на рассудок, потому что руки неловко цепляются за мокрые вещи, которые рвутся под пальцами, как бумага, и губы шарят по коже так настойчиво, как будто времени совсем мало и нужно успеть, как можно больше. Поэтому я позволяю себе череду коротких, яростных поцелуев, оставляющих на коже яркие метки, позволяю себе скользить руками по обнаженной коже твоей спины, оставляя синяки, прижимая тебя ближе к себе, так, чтобы даже вздохнуть нельзя было, так, чтобы дыхание одно на двоих.

Возможно, это было помешательство, безумие, но какая к черту разница? Ты здесь, такая родная, знакомая, необходимая. Ты шепчешь что-то мне в губы, ты оставляешь царапины на плечах, ты водишь руками по моей груди, и это окончательно уничтожает последние запреты и предосторожности. Я подхватываю тебя на руки, не прерывая поцелуя, преодолеваю расстояние до нашей комнаты и бережно кладу тебя на кровать. Я легко целую тебя в уголок дрожащих губ, зачарованно наблюдая, как в приглушенном свете свечи, догорающей на столике, искрятся твои глаза. Как часто мне снились твои глаза, Кэролайн, в те проклятые дни, когда единственной моей целью, навязчивой идеей и манией стало найти тебя.

Ты призывно приоткрываешь губы, не сдерживая хриплый стон, в котором я явственно слышу свое имя вперемешку с “пожалуйста”. И у меня нет желания остановиться, хотя, возможно, мы делаем ошибку, поэтому я подкладываю руку тебе под талию, немного приподнимая с поверхности кровати, а другой рукой расстегиваю застежку лифчика, благодаря богов, что наши мокрые футболки остались небрежно валяться на полу в гостиной.

– Ты такая красивая, – я шепчу это совсем тихо, склонившись к твоему уху, прикусив мочку уха, немного подув на чувствительный участок кожи, а руками сжав грудь. Ты недоверчиво хмуришься, ведь не так уж часто я делал тебе комплименты, а потом жадно ловишь мои губы поцелуем, выгибаясь в пояснице, чтобы усилить контакт наших тел, не оставив и дюйма между нами.

– Так докажи, что я красива, что желанна. Напомни мне, Клаус, – твой голос хриплый, невнятный, ты скрипишь зубами и сжимаешь пальцы на моих волосах, когда я спускаюсь ниже, обхватывая губами сосок, прикусывая легонько. Я чувствую, как полыхает жаром твоя кожа, как на ней выступает испарина, я знаю каждую клеточку твоего тела, каждую реакцию, грань между удовольствием и болью, которые я все же научился различать. Я знаю, что тебе сейчас нужно чувствовать меня, поэтому позволяю тебе снова притянуть мою голову за волосы, подарить мне короткий, но яростный, болезненный поцелуй. Ты скользишь ладонями по моему животу, заставляя мышцы сокращаться, сдерживать животный рык, желание взять тебя просто сейчас. Еще не время, слишком быстро для близости, которая может стать последней. Ты целуешь меня в шею, прикусываешь зубами сильно, жестко, до боли. Но ты знаешь, что мои грани значительно дальше, что таким образом ты только подбрасываешь дров в костер желания, знаешь, что мне нужно больше, чтобы потерять голову. И ты не разочаровываешь, сжимая клыки, проводя языком, слизывая рубиновые капли крови. Следующий наш поцелуй имеет металлический привкус, соленые нотки моей собственной крови.

У меня нет сил больше сдерживаться, поэтому я отстраняюсь, чтобы стянуть с нас обоих мокрые джинсы, которые неприятно липнут к коже. Когда вещи наконец-то отброшены в угол, я позволяю себе снова поцеловать твою грудь, пальцами пробравшись под ткань кружевных трусиков, срывая с твоих губ бессвязные слова, хриплые и рваные.

– Клаус, пожалуйста… пожалуйста… о Господи!

С тихим проклятием я просто разрываю последнюю преграду, провожу пальцами по твоей влажной и горячей плоти и, смотря в твои затуманенные и сейчас почти почерневшие глаза, скольжу пальцем по складкам, то дразняще медленно поглаживая, то резко погружая его в тебя на всю длину так, что ты просто задыхаешься, смешивая воедино мольбы и проклятия, упоминая и Бога, и дьявола, захлебываясь в эмоциях, сгорая в пламени, выгибаясь в пояснице почти до хруста.

– Черт бы тебя побрал, Клаус! Просто возьми… меня! – ты рычишь, сжимая внутренние мышцы, показывая, на что способна и чего я лишаюсь каждую секунду промедления. И я сдаюсь, подхватываю тебя под спину, заставляя сесть и открыться мне, перебросив ноги по бокам от моего тела. Я вхожу одним толчком, резко и грубо, до основания, сжимая пальцы на твоих ягодицах, а зубами скользя по нежной коже на шее, по изящным ключицам, по молочно-белой груди и розовым вершинкам сосков. Иногда я надавливаю сильно, и на твоей коже проступают кровавые капли, но ты не остаешься в долгу, прокусывая мне шею, наполняя рот моей кровью, которую потом мы выпьем вместе. Мне нравится, что мы нашли общую степень безумия, Кэролайн. И когда спустя несколько минут, с последним яростным толчком, мы одновременно достигаем оргазма, я могу поклясться всем дорогим мне, что не было, нет и не будет женщины, знающей и понимающей меня лучше, чем Кэролайн Форбс.

========== Глава 39. Никлаус приехал ==========

Я сижу на подоконнике, рассеяно водя по оконному стеклу пальцем. Морозный узор почти не позволяет разобрать, что происходит в засыпанном снегом дворе, поэтому я тяжело вздыхаю, прислоняю щеку к холодному стеклу и закрываю глаза. Интересно, где снова носит Стефана и Никки? За несколько месяцев, которые младший Сальваторе гостит здесь, они успели очень сдружиться, что, конечно, радует меня, но и одновременно заставляет порой чувствовать себя брошенной. Хотя упрекать Стефана и Никки было бы несправедливо с моей стороны: в конце концов, именно они оказались теми друзьями, которые не бросили меня в самые тяжелые моменты жизни. Они и Элайджа, по которому я очень скучала. Несколько недель назад, в канун Рождества и Нового года, я все же не сдержалась и написала короткую записку, которую отправила во Францию. Честно говоря, я решилась написать только после твоего звонка Никки. Оказалось, что сейчас ты в Италии и пробудешь там еще не меньше двух недель, а вот твоя семья, как удалось выяснить Никки, все так же живет во Франции. Итак, я отправила письмо и теперь с нетерпением ждала ответа, надеясь, что Элайджа простил меня за столь долгое молчание.

– Кэролайн, ты здесь? – я открываю глаза и вижу обеспокоенного Стефана, стоящего возле двери. – Я стучал, ты не ответила.

– Задумалась, – я улыбаюсь, хлопаю рукой по подоконнику рядом с собой и, дождавшись пока Стефан сядет, добавляю: – Как прогулка? – я не сдерживаюсь от двусмысленной улыбки и приподнимаю брови. Я очень хочу, чтобы Стефан был счастлив, но их отношения с Еленой, насколько я знаю, с каждым днем становятся все напряженнее. Я не даю ему советов, но надеюсь, что рано или поздно Стефан все же примет окончательное решение и оно окажется правильным для него.

– Хорошо, – Стефан улыбается в ответ и, кажется, хочет сказать еще что-то, но в дверь кто-то коротко стучит, а уже спустя мгновение в комнату входит Николетта. В ее руках конверт, и я невольно задерживаю дыхание, почему-то твердо уверенна, что это ответ Элайджи на мое письмо.

– Кэролайн, это тебе! – мои предположения подтверждаются, Никки протягивает мне конверт, и я беру его дрожащими руками, всматриваясь в аккуратный почерк. – Стефан, пойдем, ты обещал мне позировать после обеда. – Никки берет Стефана за руку, и они вместе уходят. Я несколько секунд смотрю им вслед, не в силах сдержать улыбку, ведь вот уже несколько недель, как Николетта нашла в лице Стефана источник неиссякаемого вдохновения, заставляя его позировать для картин все свободное время. Но, как только дверь закрывается, улыбка гаснет, и я перевожу взгляд на конверт, который сжимаю в руке. Не в силах сдерживаться, я быстро распечатываю его и, подтянув колени к груди, приступаю к чтению.

Здравствуй, Кэролайн!

Я долго думал с чего начать: с расспросов, упреков или же прежде ответить на твои вопросы? В итоге, не могу не заметить, что твое исчезновение стало для меня далеко не приятным сюрпризом, но все же я не хочу тратить время и ворчать, поэтому перейду к сути.

Я рад, что ты дала о себе знать. Невероятно рад. Я не буду спрашивать, когда и при каких обстоятельствах ты решила сбежать…

Я прерываю чтение и недоуменно хмурю лоб, пытаясь понять, что значит последняя фраза Элайджи. Сбежала? Определение явно не подходит ко всей произошедшей ситуации, но я решаю не акцентировать на этом внимание, а уточнить этот вопрос в своем следующем письме, поэтому снова возвращаюсь к чтению.

Я не буду спрашивать, когда и при каких обстоятельствах ты решила сбежать, сейчас это уже не имеет значения. Значит ты в Шотландии? Интересный выбор. Как ты, Кэролайн? Каковы твои планы? Как ты жила все это время? Ты очень мало написала в своем письме, а мне очень многое хотелось бы узнать.

Со мной все хорошо. Париж пока не наскучил, но я бы хотел увидеть тебя. Ты была бы не против, если бы я навестил тебя? Мне хочется увидеть тебя, убедиться, что все хорошо. Я чувствую свою вину, что так и не смог тебе помочь тогда.

Касательно твоей просьбы не говорить о нашей переписке Никлаусу: не волнуйся, я ничего не скажу. Он очень редко приезжает, обычно он в разъездах. Ты не спрашивала, но я все же напишу: с ним все относительно нормально, настолько, насколько это может быть в состоянии постоянного поиска. Он упрям, мне жаль его. Но тебя я понимаю, поэтому ничего не скажу.

Я снова отрываюсь от письма. Что за поиски? Уже во второй раз письмо заставляет меня почувствовать себя участницей какого-то фарса, в котором что-то упорно не хочет сходиться, но и не проясняется в достаточной степени. Решив, как можно скорее дочитать и сразу же взяться за написание ответного письма, я снова возвращаюсь к чтению.

Остальные без изменений, как будто и не было прошедшего времени. Разве что Ребекка стала еще более нервной, чем прежде и что-то в ней изменилось, но сейчас я не буду вдаваться в подробности.

Видимо я разучился писать письма, потому что мне хочется сказать и спросить еще очень многое, но слова подобрать сложно. Я бы хотел увидеть тебя или хотя бы услышать твой голос. Впрочем, я не настаиваю, я понимаю, как тебе необходимо время.

Спасибо, что снова появилась в моей жизни. Ты даже не догадываешься, какой груз сняла с моих плеч. Жду ответа.

Э. М.

Я аккуратно складываю письмо посередине, вкладываю его в конверт и уже намереваюсь подняться на ноги, когда слышу где-то внизу, во дворе, звук подъезжающей машины. За узорами на стекле мне ничего не удается разобрать, поэтому я лишь пожимаю плечами – мало ли кто мог приехать – и отхожу к письменному столу.

Я сажусь на стул, достаю чистый лист, но почему-то не могу написать ни единого слова, все прислушиваюсь к звукам внизу. Почему-то кожа покрывается мурашками, дыхание перехватывает, и я сильно прикусываю губу, понимая, что мое волнение иррационально и нелогично, но и поделать с собой ничего не могу. У меня очень странное чувство, и оно не хочет проходить, поэтому я поднимаюсь из-за стола, выхожу в коридор и медленно двигаюсь к лестнице, намереваясь просто взглянуть на прибывшего гостя.

– Кэролайн, кто там? – я вздрагиваю от неожиданности, когда сзади подходит Никки и тоже останавливается возле перил, всматриваясь на входную дверь внизу, которую нам теперь хорошо видно. – Странно, я вроде бы никого не жду.

– Элайджа написал, что хотел бы приехать, но он не сделал бы этого без моего и твоего согласия. Поэтому это явно кто-то к тебе. Может быть это… – Никки резко прерывает меня, прижав указательный палец к губам. Я послушно замолкаю и, последовав примеру Никки, тоже вслушиваюсь к приглушенным звукам во дворе.

Сначала я не слышу ничего конкретного, лишь сплошной гул голосов. Но потом мне удается выделить среди общей массы один голос – сердитый и нетерпеливый – и я едва не падаю на пол, потому что чудесно знаю, кому он принадлежит. Спустя мгновение и Никки подтверждает мою догадку, тихо прошептав:

– Никлаус приехал…

========== Глава 40. My immortal ==========

Написано под песню Evanescence “My Immortal”, которая, как по мне, подходит в данном случае и по названию и по смыслу.

– Никки, не говори, что я здесь, слышишь? Он не так поймет, не то подумает. Господи, чем я думала, когда приехала сюда? – в моем голосе явственно слышится паника, я резко обхватываю запястья Никки, пытаясь привлечь ее внимание. Если бы мое сердце все еще билось, то оно бы уже разорвалось от того безумного сочетания эмоций, которые переполняют меня. Где-то в глубине сознания мне хорошо. Пьяняще, невообразимо хорошо. Мне хочется, чтобы ты увидел меня, убедился, что я выжила, справилась, что и я в состоянии существовать без тебя, так же, как и ты без меня. Но это желание ничтожно мало по сравнению с тем ужасом, который охватывает меня от осознания, насколько мне будет больно видеть тебя, равнодушие в твоих глазах, удивление и, быть может, даже презрение, которые ты испытаешь, когда увидишь меня здесь: в месте, которое подарило нам самые счастливые мгновения. Перед глазами темнеет, и я не сразу слышу голос Никки, которая подхватывает меня под локоть и тянет в глубину коридора, где нас не будет видно.

– Это странно. Очень. Что-то во всей этой ситуации не сходится, что-то ускользает, – Никки бормочет себе под нос, и я понимаю, что сейчас она обращается не ко мне, но уже через мгновение она резко замирает, разворачивается ко мне лицом, больно сжимает ладони на моих плечах и, хорошенько встряхнув, чтобы привести меня в чувство, произносит: – Кэролайн, возьми себя в руки! Иди в комнату, побудь там. Я поговорю с Никлаусом. Давай, – Никки подталкивает меня вперед в тот момент, когда на первом этаже явственно слышится звук открываемой входной двери и решительные шаги. Я киваю и, быстро преодолев коридор, распахиваю дверь собственной комнаты, захлопываю ее за своей спиной и медленно оседаю на пол, зажав рот рукой, чтобы заглушить рыдания, которые я не в силах сдержать. Ты снова разрушаешь мой мир, который я так долго пыталась выстроить заново. Ты снова врываешься в мою жизнь, Клаус, напоминаешь, что я никогда не забуду тебя – ни через год, ни через столетия.

***

Мне кажется, что прошло уже несколько часов, хотя на деле всего лишь пятнадцать минут. Я все пытаюсь услышать хотя бы какие-то голоса внизу, но единственные звуки, которые мне удается разобрать это мерный стук стрелок часов и шум крови у меня в висках.

Через несколько минут я медленно поднимаюсь на ноги, подхожу к окну и присаживаюсь на подоконник. На улице сильная метель, снег налипает на стекло, не позволяя увидеть двор. Я утыкаюсь лбом в ледяную поверхность окна, обхватываю себя руками за плечи и закрываю глаза. Перед закрытыми веками тотчас же начинают мелькать картинки из прошлого, и я сильно сжимаю пальцы, оставляя на плечах синяки. Нет никаких сил осознавать, что ты совсем рядом, где-то там внизу, и стоит сделать несколько шагов, чтобы только увидеть тебя, позволить воспоминаниям – и горьким, и счастливым – прорваться сквозь сознание, которое я так тщательно закрывала, наполнить каждую клеточку тела и болью, и ностальгией, и радостью робкой и странной. Но, конечно же, я не спущусь вниз, я буду сидеть здесь и надеяться, что ты уедешь сейчас, оставив меня в очередной раз зализывать раны.

***

Уже потемнело, я искусала все губы в кровь, с каждой секундой нервничая все сильнее. Не могу же я сидеть здесь постоянно, в самом деле. Я чувствую, что просто схожу с ума, с каждой минутой желание увидеть тебя хотя бы одним глазком становится непреодолимым. Ведь, быть может, это мой последний шанс, и ты никогда больше не будешь так близко. И я делаю несколько шагов к двери, гипнотизируя взглядом дверную ручку, протягиваю к ней дрожащие пальцы, но не успеваю даже коснуться, потому что в коридоре разносится какой-то шум, – быстро и резко, – а спустя мгновение дверь распахивается с такой силой, что я чудом успеваю отскочить. Я наступаю на подол платья и едва не падаю, отступая назад. И только звук от удара двери об стену эхом отдается от каменных стен, да мое рваное дыхание отчетливо слышится в холодной комнате все то время пока ты приближаешься ко мне. Медленно, бесшумно ступая по мраморным плитам, с каждым шагом заставляя меня вздрагивать, как от удара. Мои глаза застилают слезы, стекают по щекам и стынут на искусанных губах, пока я пытаюсь сказать хоть что-то. Какое право ты имеешь, Клаус, находиться сейчас здесь? Кто разрешил тебе то отталкивать меня, то опять врываться в мою жизнь, загонять меня, как хищник жертву? С какой стати ты сейчас так зол, почему так демонстративно пытаешься напугать меня, за что ненавидишь настолько сильно? Вопросы безумным калейдоскопом вертятся в голове, но язык не слушается, я не в силах спросить, не в состоянии понять.

– Какая встреча! – ты начинаешь говорить, продолжая подходить ко мне, я же все так же пячусь назад, неловко приподнимая подол длинного платья. – Ты почему тут, куколка? Не встречаешь гостей, так невежливо. Или ты прячешься здесь от меня?

– Я… Не прячусь. Просто не понимаю почему ты здесь. Как-то это нелепо… Клаус, – твое имя обжигает язык, больно отдается в сердце, и я огромными усилиями сдерживаю всхлип, который вырывается из горла, когда я утыкаюсь спиной в стену и испуганно провожу ладонями по шершавой поверхности в нелепой надежде найти там выход.

– Не знаешь? Нелепо? Да черт бы тебя побрал, Кэролайн Форбс! – ты так быстро оказываешься рядом, одним сплошным, размытым рывком, что я успеваю только вскрикнуть. Так близко, что я могу различать каждую черточку твоего лица, чувствовать твое дыхание, видеть янтарные искорки в твоих глазах. А еще, где-то там, в глубине твоих глаз, я замечаю боль, и отчаянье, и разочарование, и непонимание – странную гамму столь несвойственных для тебя эмоций.

– Что-то случилось? – мне страшно. Ведь должна быть серьезная причина, по которой ты здесь? Должен быть какой-то повод, который заставил тебя искать встречи со мной, стоять сейчас так близко, всматриваться в меня таким странным зло-восторженным взглядом?

– Ты не знаешь? Ты так спокойно спрашиваешь? – ты касаешься моей щеки кончиками пальцев, смахиваешь застывшую слезинку, и я закрываю глаза. Господь свидетель, я могла бы пройти все круги ада лишь бы только ты не отнимал руки еще мгновение, и я чувствовала это прикосновение – легкое и невесомое – кожа к коже. Возможно, ты слышишь мою немую просьбу, потому что опускаешь руку ниже, обводишь указательным пальцем контур моих губ, и мне легко стоять с закрытыми глазами, потому что я чувствую себя погруженной в грезы, вырванной из реальности. Ведь не может в моей реальности быть тебя, такого настоящего, теплого, необходимого. Не может ведь? Но ты продолжаешь говорить, и я распахиваю глаза, потому что понимаю, насколько важно успеть прогнать это марево, окружившее меня. Я не позволю тебе вновь подарить мне надежду, обмануть ласковыми прикосновениями и желанными словами. Ведь потом снова будет боль – выворачивающая наизнанку, постоянная, сильная настолько, что даже криком ее не выразить, никакими словами не описать. – Ты, та которая предала меня?! Та, которая оказалась самой подлой лгуньей?

– Что? Я предала? Ты просто сошел с ума, Клаус! Уйди! Слышишь меня?! Что ты хочешь от меня? Что же ты за эгоист такой? – я не могу сдержать безумный хохот и слезы, чувствуя как где-то в животе зарождается комок той истерики, которая вот-вот грозится вырваться наружу, окончательно лишив меня выдержки и разума. Я толкаю тебя ладонью в грудь, но ты не позволяешь мне вырваться из той западни, в которой я оказалась. Ты упираешь ладони в стену по бокам от моей головы, вжимаешься своим телом в мое, не позволяя мне даже шевельнуться, а лишь давая возможность всхлипывать и глотать слезы.

– Перестань! Мне надоела твоя показная истерика! Не будь такой лицемеркой! – ты зло шипишь, приблизив свое лицо вплотную к моему. А у меня нет сил отвечать, потому что я раздавленна огромным грузом воспоминаний, страданий, переживаний, которые душат меня, заставляют оседать на пол, сдирая локти до крови о шершавую поверхность стены. Но ты дергаешь меня за запястья, трясешь сильно, и я действительно чувствую себя куклой. Тряпичной, безвольной, обмякшей в жестоких объятиях, готовой упасть под ноги бесформенной тряпкой, погибнуть наконец-то. Лишь бы не чувствовать ничего.

– Никлаус, перестань! Перестаньте оба! – я вздрагиваю, когда слышу голос Никки. Ты же небрежно произносишь, ни на мгновение не отводя от меня взгляд:

– Николетта, уйди.

– Черта с два, Никлаус! Ты в моем доме! Идемте вниз, нам очень многое нужно обсудить. Ну же! – несколько мгновений ты продолжаешь стоять неподвижно, пока я пытаюсь выровнять дыхание, но потом все же медленно отстраняешься и коротко киваешь, властно обхватываешь мое запястье ладонью и тащишь вслед за собою…

========== Глава 41. My obsession ==========