Текст книги "Кукловод (СИ)"

Автор книги: Mia_Levis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Мне бы стоило понимать, что череда бед и невезений не может закончиться быстро. Мне бы стоило быть благоразумной. Я понимаю это тогда, когда дверь открывается, и я резко отстраняюсь от Элайджи, так неловко и глупо, как будто застигнутая на месте преступления. Меня злит собственная трусость, поэтому я упрямо вздергиваю подбородок и прямо смотрю тебе в глаза, пока ты, облокотившись плечом о дверной косяк, окидываешь меня взглядом с головы до пят. Мои щеки становятся пунцовыми, когда я понимаю, как выгляжу. В коротком халате, растрепанная, раскрасневшаяся. Я даже импульсивно дергаю рукой, чтобы затянуть пояс на талии потуже, но потом медленно опускаю ладонь. Мне нечего скрывать. Я не буду оправдываться. Я уже достаточно ползала у тебя в ногах, но тогда хотя бы для этого была причина. Сейчас ее нет.

– Какая милая семейная сцена. – Ты произносишь фразу нараспев, издевательски ухмыляешься, останавливая взгляд на моих дрожащих губах. Я ничего не произношу в ответ, только сжимаю губы до белизны. Все как прежде. Я просто жду твоей реакции, не имея возможности ни предугадать, ни тем более изменить ее.

– Здравствуй, брат. – Элайджа, конечно же, остается невозмутимым. Он медленно поднимается, бросая на меня короткий взгляд, который я не успеваю прочитать, но все же понимаю, что это наверняка обещание хотя бы попытаться загладить ситуацию. – Пойдем в кабинет. Необходимо поговорить.

– Это так срочно? – Ты вопросительно приподнимаешь бровь, наконец-то переводя взгляд с меня на Элайджу.

– Более чем.

– Хорошо. Идем. Кэролайн, доброе утро. – Я недоуменно киваю на твое странное приветствие, наблюдая как ты, бросив на меня последний, абсолютно непонятный мне взгляд, выходишь в коридор, вслед за братом. И что происходит, черт возьми? Лучше бы ты устроил скандал. Твое спокойствие пугает сильнее.

========== Глава 32. Обойдемся без внушения ==========

Однажды меня уже упрекнули в развращении детей, поэтому теперь я постоянно буду выступать в роли занудной старухи и предупреждать о более или менее высоком рейтинге. Итак, глава рейтинговая. Детям читать не надо, всех остальных милости прошу, мои любимые:**

Спустя полчаса, приведя себя в порядок, я спускаюсь вниз, решительно намереваясь найти тебя и убедиться, что твое спокойствие в комнате не было предвестником бури. В кабинете я не нахожу ни тебя, ни Элайджу, так же как и в библиотеке, и в гостиной. Недоуменно нахмурившись, я иду на кухню, где застаю лишь Блайт, которая напевает под нос какую-то французскую песенку, расскатывая на столе тесто. Это до жути глупо, но все мы каждый вечер ужинаем вместе, имитируя “дружную и любящую” семью, хотя лично я чувствую себя мышью в логове кошек. Блайт выглядит вполне бодрой и, заметив меня, улыбается и произносит:

– Ma chere*, спасибо тебе за помощь утром. Если бы не ты… – Она не договаривает, но я и не настаиваю, понимая, что ей сложно вспоминать утренний инцидент.

– Не стоит благодарить Блайт. Ребекка это… – мне хочется сказать что-то наподобие “бешеная сука”, но я сдерживаю себя и договариваю: – ревнивый ребенок, по сути. Ей никто не нравится, ты не причем. Поговори с Клаусом, он сможет тебе помочь. – Блайт еще раз благодарно улыбается, кивает головой и возвращается к готовке.

– Может ты что-то хочешь, fille**? Кофе? Крови? – Я отрицательно покачиваю головой, а потом задаю вопрос, который в данный момент интересует меня больше всего:

– Блайт, а ты не знаешь, где Клаус?

– Он уехал где-то полчаса назад. – Я удивленно приподнимаю брови, не понимая уже совершенно ничего. Почему ты уехал, если планировал поговорить с братом?

– Один уехал?

– Нет, с monsieur*** Элайджа. – Блайт бросает на меня заинтересованный взгляд, я же только натянуто улыбаюсь и выхожу с кухни. Значит с Элайджей? Явно не к добру…

***

Я вышагиваю по комнате уже несколько часов, нервно комкая ткань красного платья, в котором была за ужином. Двадцать шагов до двери ванной – поворот – двадцать шагов до окна. И так уже много-много раз. Иногда я присаживаюсь на краешек кровати, бессильно запускаю пальцы в волосы, опускаю голову на колени и отдаюсь тревожным мыслям. Что могло произойти? Зачем ты вместе с Элайджей уехал куда-то? Я чувствовала тревогу, потому что боялась, что в очередной раз стану причиной, по которой ты причинишь кому-то вред. Я понимала, что ты не мог так спокойно отнестись к утренней сцене, не мог понять, потому что всегда руководствуешься порывами и эмоциями, а не логикой и доводами рассудка.

На часах полночь. Все домочадцы разошлись по своим комнатам и теперь дом погрузился в тишину, которая лишь изредка прерывается скрипом оконных ставень на сквозняке. Я снова сижу на кровати, распрямив спину, как будто проглотила металлический стержень, и прислушиваюсь в ожидании хоть какого-то звука, возвещающего о твоем возвращении. Через какое-то время мне начинает казаться, что тишина давит на виски, а в голове раздается отвратительный сплошной гул, поэтому я резко дергаюсь, когда дверь открывается. Никогда не привыкну к твоей способности подкрадываться так бесшумно.

Ты усмехаешься, делаешь несколько шагов вперед, захлопываешь дверь у себя за спиной, а я все также продолжаю сидеть неподвижно, пытаясь рассмотреть выражение твоего лица в бледно-желтом свечении месяца, скупо проникающего сквозь витражные стекла и жалея, что не догадалась зажечь свет.

– Доброй ночи, Кэролайн. – Ты снова говоришь с теми же непонятными интонациями, с какими поздоровался со мной утром, но сам же и портишь весь спектакль под названием “безразличие”, перецепившись об какую-то футболку, небрежно лежащую на полу. Ты чертыхаешься сквозь зубы, а потом неожиданно начинаешь смеяться, чем заставляешь меня пораженно приподнять брови.

– Ты пьян? – Я наконец-то встаю и подхожу к тебе, окидывая внимательным взглядом. С близкого расстояния мне удается отметить, что твоя одежда измята и даже порвана в нескольких местах. На светлой рубашке темнеют какие-то пятна, и сквозь запах алкоголя, исходящий от тебя, я улавливаю легкий аромат крови.

– Угу. – Ты усмехаешься, поднимаешь руку, проводишь кончиками пальцев по моей скуле и задумчиво добавляешь: – Ты такая красивая.

– Спасибо, конечно. Но давай отложим комплименты на потом. Чья это кровь? Где твой брат? – Я скрещиваю руки на груди, глубоко вздыхаю, чтобы сдержать отчаянье, смешанное со злостью. Мне страшно думать, что Элайджа поплатился за свою доброту и поддержку.

– Какой именно? – Ты усмехаешься, обходишь меня, ложишься на кровать, не трудясь ни раздеться, ни даже разуться и едко отвечаешь на свой собственный вопрос: – Ах, да, конечно же ты спрашиваешь об Элайдже. Боишься о судьбе своего нового друга?

– Представь себе боюсь. Но он в первую очередь твой брат, а только потом мой друг, хотя так называть его преувеличенно с моей стороны, честно говоря. Так где он?

– У себя. Можешь пойти посмотреть, пожелать ему сладких снов или вообще остаться у него ночевать. – Ты уже не смеешься, я слышу злость в твоем голосе, поэтому устало сутулюсь, присаживаюсь на кровать и произношу хриплым голосом:

– Тебе не надоело?

– А тебе?

– Мне? Да, я устала. Устала, что ты мне не веришь. Устала от перемен твоего настроения. Устала от нашей совместной жизни. Просто устала, Клаус. – Я пожимаю плечами, а потом поднимаюсь и направляюсь к двери, на ходу добавляя: – И правда стоит пожелать твоему брату доброй ночи, раз ты так любезно мне разрешил. – Я открываю дверь, но не успеваю сделать и шага, когда ты оказываешься у меня за спиной, сильным толчком захлопываешь дверь просто у меня перед носом, резким рывком разворачиваешь меня к себе лицом, заставляя вжаться спиной в деревянную поверхность. Ты упираешься ладонями по бокам от моей головы, приближаешь свое лицо вплотную к моему и, выделяя каждое слово, произносишь:

– Я. Передумал. Кэролайн. Иди спать. С Элайджей все нормально. Мы немного повздорили, я напился, он прочитал мне лекцию о том, как нужно себя вести хорошим мальчикам. Это стандартная модель наших отношений. Ему не нужна нянька, а я не в том состоянии, чтобы слушать твои капризы. Будь благодарна, что так легко отделалась и ложись. – Я чувствую запах алкоголя, но в тоже время понимаю, что ты достаточно серьезен сейчас и, наверное, мне стоит послушаться и промолчать, но твое “благородное” одолжение вызывает во мне очередной прилив ярости, и я сквозь зубы произношу:

– Да, я очень благодарна тебе. Ты даже ни разу не ударил меня. Чудесааа. – Я зло усмехаюсь, наблюдая, как в твоих глазах зажигаются янтарные искорки ярости. Иногда мне кажется, что у меня и правда появляются суицидальные наклонности, потому что иначе не назовешь мое упорное желание определить степень твоего терпения, обнаружить тот Рубикон, за чертой которого все закончится, и я упаду к твоим ногам бездыханным телом. С каждым днем я все меньше связана с прошлым, с Мистик Фолс, поэтому и терять мне уже нечего. Даже Деймона. Ведь, честно говоря, я уже почти не вспоминаю ни его, ни людей, которые когда-то составляли основу моего существования. Но ты даже после этих слов не срываешься, не реагируешь на провокацию, и я добавляю, только чтобы не чувствовать себя бесправной: – Ты можешь мне внушить не ходить и лечь спать. У тебя ведь это так хорошо получается. – Самое глупое, но и самое частое желание людей – оставить последнее слово в споре за собой, и мне очень хочется, чтобы этот день, так переполненный волнениями, закончился моей маленькой победой.

– Ты думаешь я не могу заставить тебя без внушения? Какая наивная куколка. – Ты говоришь это почти ласково, так сильно возрождая во мне ощущение дежавю, ведь когда-то ты уже называл меня наивной и тогда я убедилась, что ты никогда не позволишь одержать над собой вверх. И зачем я пробовала сегодня? Я ожидаю чего угодно: сломанной шеи, твоих пальцев, которыми ты вцепишься мне в волосы и силой потащишь в кровать, даже могу предположить какой-то сюрреалистический вариант, когда ты поволочешь меня за ноги, но никак не ожидаю того, что ты делаешь на самом деле.

Сначала ты просто касаешься кончиками пальцев моих губ. Я удивленно приоткрываю их, не понимая, что вообще ты делаешь. Иногда мне кажется, что я лучше бы приспособилась к твоей “маньячной” модели поведения, когда наши отношения строились бы лишь на обоюдной ненависти и презрении. На деле же все в сотни раз сложнее, потому что ты всегда разный, и даже на одинаковые ситуации можешь реагировать по-другому. Пока я думаю об этом, ты успеваешь провести рукой по шее, опустить ладонь на плечо, пальцами сдвинуть бретельку платья, заставляя соскользнуть ее по руке. То же самое ты проделываешь и со второй бретелькой, и платье медленно сползает к талии, а потом, под воздействием резкого рывка твоих рук, спадает и с бедер, собираясь алыми складками где-то на лодыжках.

– Что ты…

– Тшшш. – Ты не даешь мне договорить, прижимая указательный палец к моим губам. – Помолчи.

И я покорно замолкаю, все-таки посчитав, что, наверное, не стоит так противиться твоей попытке помириться и загладить утреннюю неловкую ситуацию. Если ты говоришь, что с Элайджей все нормально, значит так оно и есть… наверное. Все мысли вылетают с моей головы, когда ты целуешь меня в шею, скользишь языком по груди, рвано вздымающейся и опадающей над красной тканью лифчика, проводишь руками по талии, посылая по позвоночнику табун мурашек, скользишь пальцами ниже, отодвигая ткань трусиков, проводя по складкам плоти и удовлетворенно усмехаясь, ощутив насколько я уже влажная там.

– Моя маленькая порочная девочка. – Ты выдыхаешь мне это в губы, обжигая кожу горячим дыханием, заставляя меня почувствовать на языке привкус горького виски и соленую нотку крови. И я окончательно капитулирую, притягивая тебя ближе, молчаливо пытаясь показать, чего именно я хочу. Ты отодвигаешься на мгновение, смотришь мне в глаза так пристально, не переставая ласкать меня пальцами, просто наблюдая, как остро я реагирую на каждое твое движение, на прикосновение к самой чувствительной точке, на ощущение твоих пальцев глубоко во мне. Я, наверное, выгляжу как последняя грешница, откинув голову назад, судорожно хватая воздух приоткрытыми губами, с растрепанными волосами и покрытым испариной телом, но сейчас меньше всего меня волнует мой внешний вид, поэтому я снова тянусь к твоим губам, позволяю тебе увлечь меня к кровати…

Спустя несколько мгновений ты кладешь меня на прохладные простыни, целуешь в ключицу, покрываешь чередой поцелуев шею, прикусываешь мочку уха и шепчешь совсем тихо:

– Видишь, можно обойтись и без внушения. Спокойной ночи, моя сладкая, наивная девочка. – С этими словами ты одариваешь меня отцовским поцелуем в лоб, быстро скидываешь свою обувь, отворачиваешься от меня, укрываешься с головой и умиротворенно сопишь, то ли имитируя спящего, то ли действительно погружаясь в младенческий сон. Я несколько минут тупо смотрю в черный потолок над головой, а потом потрясенно хмыкаю, пытаясь глубоким дыханием унять безумное неудовлетворенное возбуждение, все не желающее покидать мое тело.

– Я тебя ненавижу! – С этими словами я разворачиваюсь к тебе спиной и почему-то мне отчетливо чудится издевательский смешок, разносящийся с другой стороны кровати…

Примечания:

* – Ma chere – моя дорогая;

** – fille – девочка;

*** – monsieur – месье

========== Глава 33. В ожидании перемен ==========

Япония, Токио, 2020 год, май, 02.32

– Это было жестоко, между прочим. – Ты отвлекаешься от повествования, снова перенося мои мысли из прошлого в настоящее. Сейчас ты сидишь перед зеркалом, всматриваясь в черный силуэт, отражающийся в нем. Иногда ты проводишь по стеклу кончиками пальцев, склоняешь голову из стороны в сторону, немного отстраняешься, чтобы позволить лунному сиянию осветить бледным светом твое лицо. – Я изменилась, Клаус? – Твой вопрос неожиданный, он заставляет меня напрячь зрение, чтобы различить каждую черточку твоего лица, каждую линию. Но спустя мгновение я отворачиваюсь от твоего отражения, потому что мне нет необходимости смотреть, чтобы вспомнить цвет твоих глаз или линию губ. Я знаю тебя лучше, чем ты сама. Поэтому я просто пожимаю плечами и подхожу к распахнутой балконной двери. Воздух тяжелый и пахнет пылью, вполне возможно скоро пойдет дождь, поэтому я вдыхаю полную грудь и отвечаю, так и не смотря на тебя:

– Ты же знаешь, что нет. Ты выглядишь как прежде, все той же семнадцатилетней девочкой.

– Мне двадцать семь, Клаус. Уже двадцать семь. – Ты усмехаешься грустно и как-то отчаянно. Я не вижу этого, просто чувствую. Я знаю, что с каждым прожитым днем твой внешний вид только сильнее гнетет тебя, заставляет вспомнить, что время идет, а ты никогда не изменишься, никогда не обретешь то обычное счастье, которое люди находят в семье, материнстве и даже, в каком-то роде, в старости. Тебе всегда будет семнадцать и с каждым годом отражение в зеркале будет отталкивать все сильнее. Уж я-то знаю. Ты прерываешь мои мысли и добавляешь: – И я спрашиваю не об этом. Я просто хочу знать, есть ли смысл мне продолжать. Сейчас, вспоминая всю нашу жизнь, мне иногда кажется, что тебе нравилась та Кэролайн, другая. Та девчонка, которая боролась за миражи, которая так отчаянно сопротивлялась тебе, которую тебе нравилось дергать за нитки, лепить по своему подобию. А я изменилась, ведь так?

– Да, наверное. Но дело не в твоем поведении, не в том, какой ты была и какой стала. Мы были разными и тогда, и сейчас. Мы никогда не понимали друг друга. Никогда не позволяли объясниться. А ведь все могло быть проще. Все могло сложиться не так. – Я говорю тихо, а ты ничего не отвечаешь, позволяя мне самостоятельно вспомнить некоторые моменты в Париже.

Я помню, что на следующее утро после той ситуации, когда я так коварно заставил тебя заснуть, я проснулся от ощущения твоих губ, скользящих у меня по шее, груди, животу. Ты, заметив, что я уже не сплю, поднимаешь на меня взгляд, ухмыляешься злорадно и быстро поднимаешься с кровати, скрываясь в ванной комнате без единого слова. Кажется, именно в тот момент я понимаю, что ты способна ответить мне той же монетой, что незримо ты изменилась.

– Глупо сожалеть о прошлом, мы не в силах его изменить. Но я хочу рассказать дальше, потому что ты впервые разрешаешь мне высказать все, что накопилось внутри. Если бы ты еще верил моим словам… – Наши глаза встречаются в отражении. В темноте они кажутся черными и бездонными, и я вижу, как ты кривишь губы, как будто осуждая меня за недоверие. Тебе ли судить меня, Кэролайн? Ведь и ты никогда не открывалась мне полностью, никогда не рассказывала мне о своих мечтах и страхах, планах и желаниях, потому что не верила, что я смогу понять, потому что никогда не понимала насколько сильно я боюсь впустить тебя в свою жизнь окончательно, каких безумных сил мне стоило каждый раз то сближаться с тобой, разрушая стены, то возводить их заново, только чтобы не сойти с ума, не столкнуться снова с предательством и равнодушием.

– Мне нужны не слова, а действия. Я верил тебе когда-то. До нашего первого посещения Мистик Фолс, когда ты, наплевав на все, бросилась в объятия Деймона. Я верил тебе вновь, пока ты не нарушила слово, пока не показала, что совершенно не знаешь меня.

– Не торопи события. Я сама расскажу об этом. Мое время еще не прошло. – Ты отходишь от зеркала, подходишь ко мне, тоже вдыхая этот такой особенный раскаленный воздух, который свидетельствует о скором ливне, рассеянно, как будто сама себе произносишь “когда я ушла впервые тоже начинался дождь”, а потом вздрагиваешь, обхватываешь себя руками за плечи и продолжаешь холодно и отстраненно, и кажется, что тебя здесь нет, что ты где-то там, в другом времени, в далеком Париже.

Франция, Париж, июнь, 2013 год.

– Я не могу поверить, что мы с тобой это делаем. Я не могу поверить, что ТЫ это делаешь! – Я проговариваю это сквозь смех, пытаясь содрать с рук намертво приставшее тесто. Стоять на кухне, с ног до головы покрытыми мукой и джемом – самое странное, что мы делали с твоим братом за последние несколько месяцев. На самом деле это я виновата. Это я упрашивала Элайджу посидеть со мной просто на полу перед камином, послушать уличных музыкантов, покрасить стену в оранжевый и посадить в саду фрезии. Нет, твой брат все такой же сдержанный, элегантный и здравомыслящий, но в тоже время он, чувствуя, что мне очень это необходимо, иногда устраивает со мной что-то наподобие “дня без правил”, когда мы упорно игнорируем твои раздраженные взгляды и делаем все, что угодно. Сегодня, например, мы готовим кексы. Скоро придешь ты, и я без понятия какова будет твоя реакция. Иногда ты молчишь, иногда устраиваешь мне сцену, когда мы остаемся наедине, иногда, что хуже всего, бросаешься с нападками на брата, и тогда я долго чувствую себя виноватой, потому что это именно я больше всего нуждаюсь в дружбе Элайджи и именно я являюсь причиной, по которой ваши отношения с каждым днем становятся все напряженнее.

– У меня, между прочим, еще что-то выходит. – Элайджа улыбается и демонстрирует довольно-таки аккуратные кексы, которые в разы привлекательнее моих комков теста. Я же в ответ показываю ему язык, весело смеюсь и снова принимаюсь за готовку.

***

Я смотрю на пламя камина невидящим взглядом. Не верится, что еще утром я весело смеялась. Днем приехала эта мразь Элизабет, которая сбросила меня с лестницы в твоем английском доме. Конечно же, оказалось, что она хорошая подруга Ребекки, и твоя сестра пригласила ее, да и ты, все еще злой из-за той сцены, которую застал утром на кухне, общался с ней крайне мило и предложил погостить у нас. Элизабет с восторгом согласилась на приглашение, окинув меня злорадным взглядом. А я смотрела только на тебя, пытаясь понять, чем ты руководствуешься больше: желанием угодить Ребекке или насолить мне.

В комнату я поднимаюсь только в час ночи. Меня встречает пустая и холодная постель, поэтому я просто обнимаю подушку, тяжело вздыхаю и проваливаюсь в тревожный сон, где мне снится какая-то ахинея: ступеньки, по которым я падаю, фрезии, вересковые пустоши в Шотландии, а потом Лох-Несское чудовище, превращающееся через мгновение в Элизабет с победной улыбкой на лице.

***

Я просыпаюсь на рассвете и сначала не могу понять, что меня разбудило. Лишь через минуту я поворачиваю голову и встречаюсь с тобой взглядом. Ты сидишь в кресле, внимательно смотря на меня и рассеянно поглаживая стакан с виски, который держишь в руке.

– Все нормально? – Осторожно интересуюсь я, поворачиваясь на бок, подкладывая руки под голову и пытаясь определить, что с тобой происходит и почему ты пришел в такую рань.

– Да. Я тебя разбудил? Извини. – Твой голос равнодушен, ты не позволяешь мне понять, что скрывается за твоими словами, что именно ты хочешь сказать или спросить.

– Ничего страшного. – Я не знаю, что сказать, поэтому поднимаюсь с постели, подхожу к тебе ближе, сажусь на подлокотник кресла, вынимаю из твоих рук стакан и делаю небольшой глоток, только чтобы занять себя чем-то и разрушить это неловкое молчание.

– Какие у тебя на сегодня планы? – Спустя минуту спрашиваешь ты, рассеянно поглаживая мое бедро.

– Не знаю. Все как обычно, буду дома. – Я пожимаю плечами и сердито поджимаю губы. Как будто я когда-то строю планы без согласования с тобой…

– То есть будешь с Элайджей.

– Что? Ты опять? Клаус, пожалуйста. Я же просила тебя уже сотню раз. Твоя ревность просто нелепа! – Я поднимаюсь и отхожу от тебя, прикусываю губу, предчувствуя очередную ссору.

– Ревность? Ты считаешь, что я тебя ревную? Я, кажется, уже говорил, что просто не люблю делить свои вещи с кем-либо. – Ты хмыкаешь, и я знаю, что тебе хочется ударить меня этими словами больнее. Что ж, поздравляю, у тебя получается… – Скоро все изменится, Кэролайн. Мне слишком надоело все это. – Ты уходишь, а я все продолжаю стоять, смотря как за окном рождается новый день, а небо из темно-синего превращается в лазурное. Не знаю, о каких переменах идет речь, но вряд ли это к добру, особенно сейчас, когда к мини армии твоей сестры присоединилась Элизабет.

========== Глава 34. Лучше бы я никогда не встречал тебя ==========

– Ник, дорогой, налей и мне виски. – Голос Элизабет в просторном кабинете звучит резко и неприятно режет слух. Я крепче стискиваю зубы и переворачиваю страницу в книге, которую читала до появления в комнате тебя, на пару с Элизабет. Первоначально я хочу сразу же уйти, но потом заставляю себя натянуто улыбнуться и сделать вид, что продолжаю чтение, хотя на самом деле строчки расплываются перед глазами, и я не в силах разобрать ни единого слова.

– Сейчас. Кэролайн, ты будешь? – Я поднимаю на тебя взгляд, и ты кивком головы указываешь на бутылку и стаканы, стоящие на столике. Боковым зрением я вижу, как Элизабет недовольно постукивает алыми ногтями по подлокотнику кресла и кривит красные губы, явно раздраженая тем фактом, что ты вообще заговорил со мной.

– Да, буду. – Я киваю и с громким хлопком закрываю книгу. Возможно, моя реакция и совсем детская и глупая, но мне приятно наблюдать за недовольством, которое Элизабет не в силах скрыть. Ты медленно наливаешь виски в три стакана, приносишь один мне, и я быстро делаю глоток, чтобы сдержать неуместную триумфальную усмешку. Еще не хватало, как школьнице, радоваться, что ты ко мне первой подошел. Глупость какая…

Но мое удовлетворение длится недолго. Ровно до той поры, пока ты не протягиваешь стакан Элизабет, а она, вместо того, чтобы просто взять его, кладет указательный палец тебе на запястье, проводит острым ногтем по контуру вены, вызывающе улыбается. И хотя смотрит она на тебя, я чудесно осознаю, что весь этот спектакль и улыбка предназначены исключительно для меня. Когда она все-таки соизволивает отнять руку, мне не остается ничего другого, как быстро осушить стакан и уставиться на нее пристальным взглядом. Она отвечает мне тем же, и я не знаю, сколько бы длилась эта глупая игра в “гляделки”, но неожиданно дверь распахивается, и на пороге возникает твоя сестра.

– Лиз, ты мне нужна, – Ребекка не дожидается ответа, разворачивается на каблуках и быстро идет к лестнице на второй этаж, абсолютно уверенная, что Элизабет последует следом. И действительно, она тяжело вздыхает, но покорно поднимается с кресла, ставит стакан на ближайший столик и произносит:

– Спокойной ночи, Ник.

– Спокойной, – ты не переводишь на нее взгляд, рассматривая картину, висящую над каминной полкой, поэтому Элизабет лишь сердито кривит губы, посылает мне ненавидящий взгляд и быстро удаляется, высоко задрав голову. Когда дверь за ней захлопывается, я не сдерживаюсь и хмыкаю, чем привлекаю твое внимание.

– Что? – Ты склоняешь голову набок, пристально рассматривая мое лицо.

– Мне кажется, что она ожидала больше внимания от тебя. Ты жесток, – я пожимаю плечами, рассеянно поглаживая холодное стекло стакана, который держу в руках.

– Жесток? Странно, я-то думал, что ты считаешь меня плюшевым медведем. Или ты беспокоишься о Лиз? – Ты подходишь ближе, берешь меня за ладонь и заставляешь подняться. Мы стоим близко. Так близко, что даже дыхание наше смешивается в одно. Это нечестный прием, Клаус, ведь ты знаешь, насколько сложно мне пробиваться сквозь хаос мыслей в таком положении.

– Я никогда не считала тебя плюшевым, Клаус. Я не настолько глупа. И нет, мне не жаль Элизабет. Честно говоря, мне нравится, когда она злится, – я говорю совсем тихо, ты же улыбаешься, кладешь одну руку мне на спину, заставляя еще ближе прижаться к тебе, не оставляя между нашими телами и дюйма.

– И кто тут еще жестокий. Маленькая злюка, – я не успеваю ничего ответить, потому что ты накрываешь мои губы своими, резким движением скидываешь со столика, стоящего рядом, стакан с виски и книгу, которую я читала. Ты обхватываешь меня за бедра и усаживаешь на него, яростно покрывая шею чередой поцелуев, оставляя багровые следы, метки, свидетельствующие об исключительно твоем праве на обладание моим телом. Ты срываешь платье небрежно, не трудясь возиться с десятком мелких пуговок на спине, и они громко стучат, падая на деревянную поверхность столика и мрамор пола. Когда я остаюсь в одном белье, ты немного отстраняешься, смотришь на меня задумчиво, и я, стараясь чтобы голос звучал иронично, интересуюсь:

– Снова планируешь просто уложить меня спать?

– Нет. Совсем нет, – ты отрицательно покачиваешь головой, как-то рассеяно улыбаешься и целуешь меня. На этот раз трепетно, едва касаясь. Впрочем, нежность длиться недолго, спустя мгновение наши объятия снова становятся безумными, яростными. Последняя моя связная мысль касается нашего недавнего разговора и обещанных тобою перемен. Я их не замечаю, ты как прежде разный и непонятный. Может быть, так лучше.

***

С каждым днем обстановка в нашем доме накаляется все сильнее. Элизабет принимает все более кардинальные меры, чтобы завоевать твое внимание. В этом ей активно помогает Ребекка, постоянно упрашивая тебя ездить с ними на прогулки и проводить совместно едва ли не целые дни. Твоя сестра достойная драматическая актриса и талантливейший манипулятор, ведь всякий раз, когда ты отказываешь ей в очередной нелепой просьбе или – упаси Боже! – проводишь время со мной, она устраивает такой жалостливый спектакль, что мне остается лишь завидовать столь отточенному мастерству привлекать внимание. Ребекка – твоя слабость. Ты не отрицаешь этого, а я не могу тебя винить, я еще очень хорошо помню, что такое болезненная зависимость и желание угодить любой ценой, как было когда-то у меня с Деймоном.

Вчера мы поссорились из-за какого-то нелепого пустяка, поэтому утром, когда я спускаюсь на первый этаж, ты даже не поворачиваешь ко мне головы, о чем-то увлеченно разговаривая с Элизабет. Она улыбается и держит руку у тебя на колене. Возможно, я бы посмеялась над такой явной детской демонстрацией, как с твоей, так и с ее стороны, если бы это не было настолько неприятно и обидно. Никогда мы с тобой не научимся решать проблемы мирно, не пытаясь в ответ сделать друг другу больно. Никогда.

Я молча прохожу мимо, а спустя полчаса узнаю у Блайт, что ты вместе с сестрой и ее подружкой уехал куда-то на целый день. Обида больно клокочет в горле, жжется в сердце и печет невыплаканными слезами, поэтому я спешу скрыться в темной библиотеке, где можно сесть в уголке, прижать колени в груди и в очередной раз молча зализать раны.

***

Наступает вечер. Я определяю это, наблюдая за уже совсем короткими солнечными лучами, которые изредка попадают в комнату сквозь зазоры в задернутых шторах. Я бросила попытки читать уже давно, мысли не дают сосредоточиться, поэтому провожу весь день в тягучем и праздном безделье.

– Не помешал? – я вздрагиваю, застигнутая врасплох, поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с Элайджей. Его тоже не было весь день, и теперь я радостно улыбаюсь, ощущая, как медленно с моего тела стекает напряжение, заменяясь спокойствием и умиротворением.

– Конечно, нет. Что там с домом? Узнал? – У Ребекки день рождение через пять дней. Не знаю, какое тысячелетие ей исполняется, но это какой-то очень важный юбилей, плюс к этому тебе хочется сделать праздник грандиозным, учитывая, что несколько десятилетий твоя сестрица была не в состоянии ничего отмечать. Я знаю, что ты и твои братья решили подарить ей дом или же, правильнее сказать, очень-очень большой дом в Тулузе – городе, который ей так нравится. Именно по этому поводу сегодня отсутствовал Элайджа.

– Хорошо. Он большой, дорогой и кричаще-вульгарный. Сестра будет в восторге, – я усмехаюсь, немного двигаясь и давая Элайдже место на небольшом диване. Как только он садится, я кладу голову ему на плечо. Сейчас я уже спокойна, зная, что твой брат никогда не оттолкнет меня, а вот месяц назад, когда я впервые так сделала, я даже боялась дышать, потому что опасалась, что Элайджа неправильно поймет, посчитает, что я чересчур перехожу границы нашей хрупкой дружбы. Но он продолжил разговор, как ни в чем не бывало, давая мне разрешение в такие редкие моменты вспоминать, что такое человеческая теплота, дружеское участие и забота. – Завтра утром мы с Никлаусом едем смотреть его. Нас не будет один день. – Я понимающе киваю, потому что знала о ваших планах уехать уже несколько дней. Мне страшно оставаться в доме с Ребеккой и Элизабет, потому что Кола никогда невозможно застать, а Финн чересчур редко обращает внимание на происходящее кругом, поэтому в случае, если меня решат разорвать в клочья, мне даже не будет кому помочь. Элайджа несколько раз предлагал поехать с ними, но я отказывалась, потому что, во-первых, ты сам не предлагал мне ничего подобного, а значит считал, что мне не стоит тащиться с вами, а, во-вторых, – в случае, если Ребекке что-то не понравится, не хотелось бы, чтобы она обвинила меня в неудачном выборе ее подарка.