Текст книги "Кукловод (СИ)"

Автор книги: Mia_Levis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Я не планировала сегодня писать главу, но услышала песню, текст которой попал в абсолютное “яблочко” по настроению. Я не удержалась, поэтому прошу прощения за ошибки, писалось очень быстро. Песня Cinema Bizarre “My obsession”. Слушать оооочень желательно, там потрясающий по смыслу текст.

На улице занимается рассвет, небо стремительно светлеет на горизонте, а снег все так же медленно падает, оседая мокрыми хлопьями на оконном стекле. Я сижу на холодном полу, прижавшись спиной к кровати и невидящим взглядом смотрю в окно. Лишь бы не смотреть на тебя, сидящего напротив. Тоже на холодном мраморе, но возле двери. Твои глаза закрыты, только ресницы дрожат, отбрасывая длинные тени на щеки. Я чувствую себя опустошенной, пустой оболочкой, плотью без души. Может быть ты чувствуешь себя также.

Это неудивительно, ведь весь вечер и ночь наши эмоции сменяли друг друга с безумной скоростью. Многое было сказано, о многом мы смолчали. Мысли метались в голове, но я не имела ни сил, ни желания собирать их воедино. Как смириться с тем, что причиной, приведшей к годам разлуки, была обычная хитрость, придуманная Ребеккой и Элизабет? Я все еще помню неверие в твоих глазах, когда я, сбиваясь, рассказывала о записке, оставленной мне. Я помню, как ты сначала спокойно объяснял, что написал те слова, но адресовал их Лиз. Она всегда гуляла по утрам, и в тот раз тоже ушла, хотя накануне ты и просил ее остаться, чтобы успеть поговорить до отъезда. Она ослушалась, и ты решил прогнать ее письменно, без личного объяснения, передал записку Ребекке, а вот твоя сестра, воспользовавшись отсутствием обращения в тексте, просто “случайно” перепутала адресата. А потом ты кричал, и спрашивал, как я могла поверить, почему не дождалась, какое имела право нарушить слово, которому ты верил. Я не отвечала, потому что мне было больно. А еще потому что я злилась на тебя, но ярость бурлила внутри, не вырываясь наружу. А потом пришла пустота, и вопросы – миллионы вопросов – на которые невозможно было ответить.

И вот сейчас мы сидим напротив, и просто молчим уже который час. Иногда я чувствую на себе взгляды, но не оборачиваюсь. Лишь когда ноги немеют окончательно, я медленно поднимаюсь и подхожу к окну, рассматривая волшебные морозные узоры на стекле.

– Это был просто повод уехать? – твой голос причиняет боль, твой вопрос же, напротив, заставляет усмехнуться невесело и сердито поджать губы.

– Считаешь, что я вру? Спроси у своей сестры. Или ты уже спрашивал? Ну и как? Правду сказала? – я знаю, что делаю тебе больно. Ребекку ты любишь больше всех, и, Богом клянусь, я бы многое отдала, чтобы найти способ скрыть от тебя ее участие в этом фарсе. Но поздно уже. Слишком поздно, Клаус.

– Ты не поняла вопрос. Я спрашиваю, испытала ли ты облегчение, когда подумала, что я отпустил тебя? – мне хочется захохотать, настолько нелепо для меня звучит твой вопрос. Облегчение? Нет, я чувствовала себя брошенной, потерянной, ненужной, но никак не свободной. Я разучилась быть свободной.

– Нет. Меня никто и нигде не ждал, – я чувствую, как мой голос дрожит, поэтому спешу крепко стиснуть зубы и добавляю уже твердо: – Я просто растерялась сначала, но потом взяла себя в руки, и все стало замечательно. – Вру. Как же безбожно я вру. Но я не буду описывать тебе мой ад. Ты не поймешь.

– Замечательно, – ты эхом повторяешь мое последнее слово, в твоем голосе слышится обида, и уже совсем скоро ты даешь понять, чем она вызвана. – То есть, пока я искал тебя, пока сходил с ума, мысленно уже похоронив, тебе было замечательно?

Я все же оборачиваюсь, сажусь на свое излюбленное место на подоконнике и несколько минут просто смотрю тебе в глаза. Раньше я бы думала, как ответить, чтобы не рассердить тебя. Раньше я бы боялась умереть, потерять кого-то. А сейчас мне некого терять. Никки ты не тронешь, как бы не злился на нее. Да и Стефана, как выяснилось во время откровений сегодняшней ночи, ты знаешь очень давно. Ты заставил его вспомнить далекие годы, тем самым и для Стефана превратив эту ночь в преисподнюю, вернув все самое болезненное из прошлого. Что касается Деймона, то мне уже и не верится, что когда-то между нами что-то было, что были времена, когда я и жизнь отдала бы за него. Умереть я тоже не боюсь. Есть вещи пострашнее смерти. Поэтому я не раздумываю, говоря то, что чувствую, не подбирая правильных или осторожных слов.

– Неужели ты настолько большой собственник, Клаус? Я же всего лишь вещь, ты не раз давал мне это понять. Так зачем такие жертвы? Хочешь превратить мою жизнь в ад, наказать?

– Я не буду отвечать на глупые вопросы, – ты злишься, как я и предполагала, а потом все же поднимаешься на ноги и, подойдя к шкафу, открываешь дверь, сгребая мою одежду в охапку и бросая на кровать.

– Что ты делаешь, Клаус? – равнодушно интересуюсь я. Я чувствую себя странно, как на качелях: эмоции то захлестывают меня, накрывают с головой, и тогда мне хочется и плакать, и смеяться, и обнять тебя крепко-крепко, и прогнать, как можно дальше, а уже через мгновение мне плевать буду ли я с тобой или одна, жива или мертва, счастлива или несчастна. Что-то во мне сломалось давно, и даже годы не смогут излечить меня полностью. Я не смогу заполнить ту пустоту, которая образовалась во мне.

– Собираю твои вещи, – не поднимая на меня взгляд, отвечаешь ты, перебирая платья, в которых я так привыкла ходить здесь. Через минуту ты раздраженно бросаешь одежду на кровать и, пожав плечами, произносишь: – Впрочем, это тебе не пригодится. Купим все заново.

– Я с тобой не поеду, – я не знаю, почему говорю так. Я ведь счастлива видеть тебя, я жадно поглощаю каждую черточку твоего лица, бережно прячу воспоминания о всяком слове и взгляде в глубины сознания, откуда буду доставать их холодными ночами, когда меня будут вновь душить рыдания. Ты не чужой мне, ты необходимый, ты тот, благодаря кому я жила, когда не осталось ничего: ни семьи, ни веры, ни надежды. Лишь ты. Все мое существование. Но сейчас я чувствую, что не могу так больше. Что просто растворюсь в тебе, стану тенью, подчинюсь, как делала это сотни раз, и тогда меня больше не будет. Лишь боль меня очищает, лишь борьба с моими внутренними демонами убеждает меня, что я жива, лишь усилия, которые мне приходится приложить, чтобы преодолеть наваждение, позволяют мне сохранить внутреннюю сущность, хотя бы те крупицы былой Кэролайн. Это больно до одури, но это правильно. Ведь иначе я снова буду куклой, ты будешь дергать за нити, и никогда между нами не будет той настоящей, а не притворной, иллюзорной искренности, в которой я нуждаюсь, чтобы окончательно стать твоей, любить тебя всяким, – будь ты убийцей и монстром, – вверять тебе все мои тайны и детские надежды. Я не соглашусь, Клаус, не так.

– Что, прости? – ты медленно обходишь кровать, приближаешься ко мне. Еще бы час назад я испугалась, сжалась бы в жалкий комок, а теперь не буду. Ты можешь убить меня, либо убедить, что ты не просто играешь, а чувствуешь хотя бы сотую часть той патологической привязанности и потребности, которые испытываю я.

– Я не еду.

– Ты, кажется, забыла, что принадлежишь мне. Ты давала слово, куколка, – ты упираешь руки в холодное стекло по бокам от моего тела, склоняешься близко, целуешь в уголок рта. Этот контраст ледяного голоса и теплых губ сводит меня с ума, пробивает трещину в моей выдержке. Так хочется прижаться к тебе, хотя бы на секундочку. Я ведь каждый божий день мечтала об этом, Клаус. Ты бы только знал, насколько…

– Можешь считать, что я соврала. Хочешь, убей меня. Но заставить ты меня не сможешь, – эти слова одни из самых тяжелых, которые мне когда-либо приходилось произносить. Но еще сложнее видеть в твоих глазах смесь и боли, и злости, замечать, как ты сжимаешь до белизны губы.

– Я тебя заставлю, если понадобится. Найду, куда бы ты не спряталась. Ты принадлежишь мне. Нужно было думать о последствиях, когда продавалась, а не сейчас.

В тот момент мне кажется, что мое тело реагирует быстрее, чем разум. Я просто отвожу руку назад, как-то отдаленно ощущаю, что от удара локтем стекло за моей спиной бьется, и острые осколки вспарывают кожу. Но ни боль, ни перезвон битого стекла не в силах остановить мой, возможно нелепый, порыв, и я даю тебе пощечину, вкладываю в нее всю силу и боль, которой во мне столько, что на сотню жизней хватило бы. Твоя голова дергается, я вижу струйку крови, стекающую по подбородку из разбитой губы, и красный след от удара. В комнате стоит такая тишина, что слышно, как с моей порезанной руки на белый подоконник капает алая кровь, и ветер свистит за спиной, загоняя в комнату снег, который, я чувствую, налипает у меня на волосах и больно жалит кожу на обнаженных руках. Ты медленно отстраняешься, а потом говоришь совсем тихо:

– Дай руку.

– Что? – я недоуменно смотрю на тебя. Где же удар, крик, проклятие, свернутая шея? Где, Клаус?

– Руку, говорю, дай, – ты берешь меня за запястье и начинаешь методично доставать стекло, застрявшее в коже. Раны быстро затягиваются, и через какое-то время на руке не остается никакого следа, но ты не спешишь отпускать меня. Смотришь как-то рассеяно. Не знай я тебя, подумала бы, что ты боишься. – Кэролайн, как ты могла поверить, что я выгнал тебя?

– Как? Легко, Клаус. Поверь, я не сомневалась ни мгновения. Ведь ты никогда не говорил со мной на равных, никогда не объяснял, из-за каких побуждений держишь меня рядом с собой. Я всегда была для тебя игрушкой! Никогда, – я уже не могу сдержать слезы, лишь зло смахиваю их кончиками пальцев, – слышишь, никогда я не чувствовала себя уверенно! Я всегда подстраивалась, всегда! И замечательно мне не было! Мне было страшно! Понимаешь, Клаус, страшно?! У меня ведь ты только остался, вот такой сумасшедший садист, который отравил меня собственным безумием. Ты просто мое наваждение, ты снова меня убиваешь. За что ты ненавидишь меня так? За что?! – мне хочется провалиться сквозь землю, потому что я уже не сдерживаю слов, которые во мне накопились. Я, по сути, признаюсь тебе в том, что ты мой смысл жизни, моя половина – такая болезненная, горькая и неправильная – но все же необходимая, родная, и я прижимаюсь к тебе, утыкаюсь лицом тебе в плечо, вдыхаю знакомый запах. Мне так тепло, Господи, так блаженно тепло, хотя на улице бушует метель и сквозь разбитое стекло в комнату засыпает снег, и платье на моей спине насквозь мокрое. Ты гладишь меня по голове, перебираешь волосы, и я позволяю себе плакать. Я буду сильной, обязательно. Позже. Не сейчас. Сейчас я нуждаюсь в тебе чересчур сильно, чтобы скрывать.

– Глупая, моя маленькая глупая девочка. Прости, прости меня, Кэролайн, – я улыбаюсь сквозь слезы. Раз ты извиняешься, то может быть не все потеряно? На короткое мгновение мне кажется, что в твоих глазах блестят слезы, но это, наверное, лишь иллюзия. А потом я снова прижимаюсь к тебе, и все мысли вылетают из головы. Знал бы ты, как я счастлива сегодня, Клаус. Знал бы ты…

========== Глава 42. Буду сильнее ==========

Мне нравится наблюдать за тем, как ты спишь. Я смотрю на твое лицо, не в силах сдержать улыбки. Это странное чувство: жить этим одним мгновением, лежать на твоем плече, гладить пальцами мягкую плоть твоих губ, и смотреть, смотреть, смотреть. Мне мало тебя, после столь долгой разлуки, и я благодарна, что ты позволил мне просто поплакать на твоей груди. А потом ты уснул, обессиленный такой длинной ночью, а я не могла спать. Единственное, что я хочу, как можно дольше быть рядом, все то время, пока можно не принимать решений, не думать о будущем.

Я не знаю, что мы будем делать дальше, всякий раз, когда я пытаюсь представить наше дальнейшее совместное существование я вижу лишь неизвестность. Каким ты будешь, когда проснешься? Каким ты будешь завтра, через месяц или год? Неужели я опять буду зависеть от перемен твоего настроения, от нелепой ревности, от недоверия? Мне страшно об этом думать, поэтому я просто прижимаюсь крепче, целую тебя в щеку, и закрываю глаза. Мне тоже стоит отдохнуть, ведь нам еще многое предстоит обсудить, и силы мне пригодятся.

***

Я просыпаюсь, когда за окном уже темнеет. Вторая половина кровати пуста, и в первую секунду я боюсь, что мне все это приснилось, что тебя нет здесь. Но на второй подушке вмятина от твоей головы, поэтому я расслабленно вздыхаю и, еще несколько минут полежав, чтобы собраться с духом, поднимаюсь. Я долго расчесываю волосы, всматриваясь в свое отражение в зеркале. Интересно, чувствуешь ли ты во мне перемены? Не внешние, конечно, а глубинные, которые произошли за время разлуки. Нужна ли я тебе? Или же разочаровала чем-то? Меня и страшат ответы на эти вопросы, и узнать мне их хочется одновременно. Я сейчас одно сплошное противоречие. Мне хочется и быть рядом с тобой, и как можно дальше. Хочется, чтобы ты изменился, и хочется, чтобы остался прежним. Измученная мыслями и сомнениями, я бросаю последний взгляд на свое отражение, ободряюще улыбаюсь той испуганной и сомневающейся девочке, и, чтобы не передумать, стремительно выхожу в коридор.

Внизу стоит абсолютная тишина, и я прохожу в библиотеку.

– Привет, Кэролайн. Проходи, – Стефан сидит на диване, возле окна. Он выглядит очень уставшим, и мне становится стыдно. Ночью ты сделал еще одно открытие, вернул Стефану воспоминания о вашем совместном прошлом. Я не знаю, что именно связывает вас, но вряд ли эти воспоминания приятны Стефану.

– Где Никки? – спрашиваю я, садясь рядом. Мне хочется спросить, где ты, но я не решаюсь.

– С Клаусом. Они пошли в деревню, что-то обсуждают. Как ты? – Стефан пристально смотрит на меня, я же просто поджимаю губы и неопределенно пожимаю плечами.

– Не знаю. Я не думала, что когда-то увижу его. Я просто не знаю, как поступить. Что ты думаешь о нем, Стефан? Что ты помнишь о нем? – мне действительно интересно. Не знаю, что я хочу услышать. Что ты монстр, а всякий раз, когда проявляешь нежность, просто притворяешься? Или что ты не такой уж и плохой, просто прячешь эмоции от посторонних? Я просто хочу знать правду, понять, какой ты глазами других людей.

– Это очень странно. Знать, что мы знакомы. Знать, что называл его другом. Я не знаю, что сказать тебе, Кэролайн. Он… любит свою сестру. Наверное, в нем есть что-то хорошее. У него есть ты, и, наверное, это лучшее, что с ним случилось.

– Ты необъективен, Стефан, – я грустно улыбаюсь и продолжаю: – Ты же мой друг. Честно говоря, вряд ли я в силах изменить его. Клаус – это каменная глыба, я не в силах сломать камень.

– Поверь, он не тот, которым был прежде. Может ты просто недооцениваешь себя, его, вас? Я не буду давать тебе советов, Кэролайн. Честно говоря, после сегодняшней ночи у меня нет никакого желания его защищать. Но ты должна принять решение сама. Но обычную игрушку не ищут. О вещах не заботятся. Я не знаю, что он чувствует, но это точно больше, чем он говорит.

Я ничего не отвечаю. Не знаю, что сказать. Я просто кладу голову Стефану на плечо и благодарно улыбаюсь, когда он обнимает меня. Если говорить правду, то мне грех жаловаться. Я не одна. У меня есть друзья – Стефан, Элайджа, Никки. И еще у меня есть ты. Человек, которого я, кажется, люблю. Ведь только любя можно сознательно обрекать себя на боль, страх, непонимание, лишь бы только быть рядом с тобой, изредка надеясь, что и ты любишь меня на свой странный манер…

***

– Так что ты хотел? – на улице уже совсем темно. Здесь, в Шотландии, звезды кажется висят просто над головами, стоит лишь протянуть руку и можно ухватить их в охапку, рассыпать золотой пылью под ноги. Мне нравится смотреть в звездное небо, слышать лишь хруст снега под ногами, ощущать твое присутствие рядом. Так легко поверить, что не было расставаний и слез, ведь когда-то именно в этом Богом забытом месте мы были счастливы. И сейчас счастливы, как ни странно.

– Я хочу, чтобы ты поехала со мной. Мне это нужно, – ты смотришь на меня, и в твоих глазах я вижу больше, чем ты когда-либо скажешь словами. Не знаю, откроешься ли ты когда-нибудь передо мной полностью, Клаус, но я хочу в это верить. А сегодня я буду сильнее тебя, потому что сила – это не борьба друг с другом. Сила – это умение бороться плечом к плечу против всех невзгод, противоречий и проблем, как общих, так и личных, даже если больно до истерики, до агонии, даже если ненавидишь порой себя, даже если весь мир считает это безумием и слабостью. И я беру твои руки в свои. Становлюсь на носочки, касаюсь твоих шероховатых губ своими. Совсем легко, едва заметно. Сейчас это не страсть, это любовь во всей ее многогранности. Мне сейчас так легко, потому что я больше не вру себе и мне хочется поделиться этой легкостью с тобою.

– Поеду, – я шепчу совсем тихо, один звук в ночной тишине. Иногда и одно слово может быть значимее, чем множество фраз.

– И никогда больше не уедешь, не сказав мне лично. Обещаешь? – я вижу, как для тебя это важно. Киваю головой, прячу лицо у тебя на шее и выдыхаю, обжигая горячим дыханием холодную кожу:

– Обещаю…

***

Япония, Токио, 2020 год, май, 05.00

– Обещаю… – я эхом повторяю твое последнее слово. Ты лежишь на моей груди, выводишь ногтями на коже древние руны. Иногда ты так увлекаешься, что царапаешь до крови. Я точно знаю тот проклятый день, когда кровь и боль стали для тебя привычны. Интересно, вспомнишь ли ты об этом? Вспомнишь ли о том, что я вновь предал твое доверие. Но сейчас речь не о моих невыполненных клятвах. О твоих, Кэролайн, о твоих. – Ты соврала. Так где ты, говоришь, провела последние четыре месяца?

– Я не говорила. И не скажу пока. Рано. Да, я не сказала тебе лично об отъезде. Но, Клаус, неужели только из-за этого ты прогонишь меня? После всего? Ведь были у нас и большие проблемы, – ты приподнимаешься на локтях, смотришь своими волшебными голубыми глазами в мои. Мне хочется поцеловать тебя, но я не уступаю желанию. В конце концов, сейчас решается наше окончательное будущее, сейчас не время.

– Нет. Дело не только в твоем отъезде. Это просто Рубикон, наш личный. Ты уехала, ты в очередной раз продемонстрировала, что не веришь мне. Да и я не лучше… – я горько усмехаюсь, потому что это правда, потому что я тоже просто лгун, и отношения наши пронизаны обманом, грязные с самого начала. – Это болезненная привязанность. Мы погибаем, Кэролайн. Как только все становится хорошо, обязательно появляется преграда, и мы не справляемся с ней.

– Ты все решил, да? Я не нужна тебе? – еще несколько часов назад ты плакала. Сейчас ты спокойна. Я знаю, что это признак того, что тебе слишком больно. Скрывать чувства ты училась у настоящего мастера. У меня.

– Рассказывай дальше, Кэролайн. Просто знай, что не всегда самое желанное возможно. Быть может нам просто не судьба…

***

Шотландия, область Хайленд, Бен-Невис, 2015 год, февраль

– Позвоните, когда прилетите, Кэролайн. Все будет хорошо, – Никки обнимает меня, и я обнимаю ее в ответ. Завтра у нас рейс, поэтому сейчас мы сидим в библиотеке, возле камина, и старательно пытаемся сдержать непрошеные слезы. Мы и так провели здесь лишних полтора месяца, пора было начинать наш новый путь. – Приезжайте как-нибудь.

– Обязательно, Никки, обязательно, – я киваю и перевожу взгляд на тебя. Ты улыбаешься мне, и я улыбаюсь в ответ.

И через несколько часов, когда мы лежим в кровати, я слушаю твое размеренное дыхание. Вдох. Выдох. Счастье в таких вот мелочах. И в тот момент я верю, что будущее наше совместное будет тоже счастливым. Ошибаюсь я или нет – рассудит время.

========== Глава 43. Воссоединение семьи ==========

Первую серию я не смотрела еще, но кое-какие спойлеры касательно Клауса и Ребекки читала, поэтому сразу предупреждаю, что в данной работе реакция Клауса будет идти вразрез с сериалом. Я вижу так.

Франция, Париж, 2015 год, февраль

Такси медленно катит по узким улочкам. Я иногда бросаю на тебя короткий взгляд и тихо вздыхаю. В самолете ты был разговорчив, и хотя мы все так же избегаем бесед на какие-либо чересчур серьезные темы, но и о всяких пустяках нам было разговаривать приятно. Сейчас же ты хмуришься, поджимаешь губы. Чем ближе к дому, тем хуже твое настроение. Я знаю чем, а вернее кем, это вызвано. Скоро мы увидим Ребекку. И я боюсь представить, какова будет твоя встреча с сестрой.

Мне многое хочется сказать, как-то успокоить тебя. Но только я уже планировала заговорить, как вновь прикусывала язык. Вряд ли я имею право давать тебе советы касательно отношений с семьей. И я продолжаю молчать, рассеяно смотря сквозь стекло на серое небо, на величественные шпили католических соборов, на витрины модных магазинов. Я задумываюсь, поэтому не сразу ощущаю прикосновение теплых пальцев к своему запястью. А потом ты берешь мою ладонь в свою, переплетаешь пальцы. Я не оборачиваюсь, просто сжимаю твою руку сильнее, давая понять, что я рядом. И не такое ведь переживали.

***

– Клаус, послушай. Насчет Ребекки… – мы стоим на аллее, ведущей к дому и у меня начинается паника. Господи, ну почему я смалодушничала и не поговорила о твоей сестре раньше? Теперь ты меня не слушаешь, занятый багажом. А я так не хочу, чтобы день нашего приезда ознаменовался грандиозным скандалом. Прошлое не вернешь, твоя ссора с Ребеккой ничего не изменит. Наоборот, я буду чувствовать себя виноватой. – Клаус, твоя сестра…

– Не переживай. Она не будет тебе докучать. Идем, – ты решительно направляешься к входной двери, и мне остается лишь идти следом, на ходу пытаясь сказать все, что не сумела раньше.

– Она мне не докучает.

– Кэролайн, перестань. Моя сестра просто эгоистичная сучка. Я ведь говорил, что она не имеет никакого права вредить тебе. А что в итоге? Она обманула всех. Она обманывала меня, хотя видела, что я ищу тебя.

– Клаус, но послушай! Может просто… – я не успеваю договорить, потому что дверь распахивается, на пороге возникает Блайт. В ее черных волосах появились седые пряди, а в уголках глаз новые морщинки – как же все-таки чувствуется течение лет, когда смотришь на обычных людей.

– Кэролайн, девочка… – наконец-то произносит она, обнимает крепко, всхлипывает куда-то в шею. Я прижимаю ее крепче, все-таки она тоже важная составляющая моей жизни, и я очень скучала. – Как я рада видеть тебя.

– И я рада, Блайт. Очень рада, – спустя несколько секунд она отстраняется. Я вижу, как пристально и задумчиво ты смотришь на нее, но Блайт почему-то старательно отводит взгляд, вместо этого начиная привычно щебетать:

– Что же вы стоите на пороге? Проходите!

– Блайт, где все? – интересуется Клаус, когда мы входим в дом. Я же просто осматриваюсь кругом, вспоминаю события моего последнего дня здесь. Я ведь искренне верила, что больше не увижу этот дом. И вот я снова здесь. Не знаю, будет ли этот мой визит удачным, но сейчас мне хочется думать, что да.

– Месье Элайджа и Кол в библиотеке. А вот мадемуазель Ребекка ушла рано утром. Куда не сказала, – ты хмуришься, а вот я наоборот выдыхаю облегченно. Выяснение отношений откладывается на неопределенное время, а это значит, что я смогу увидеть Элайджу и, возможно, успею поговорить с тобой, убедить, что Ребекка заслуживает второй шанс. Я хочу попытаться вновь наладить с ней отношения. Частично я тоже виновата, ведь, говоря по правде, я никогда не пыталась понять чувства твоей сестры. Сейчас я признаю, что уже тогда зависела от тебя настолько сильно, что неосознанно становилась между вами, лишала ее того, к чему она привыкла за долгие века – твоей безграничной любви и преданности. От размышлений меня отрывает твое насмешливое замечание:

– Ну? Что стоишь? Иди к Элайдже, – я внимательно смотрю в твои глаза, пытаясь определить не очередной ли это повод обвинить меня в неискренности. Что-что, а твою патологическую ревность я помню очень хорошо. Заметив, что я сомневаюсь, ты улыбаешься, подходишь ближе, обхватываешь мое лицо ладонями, целуешь меня теплыми губами в лоб и очень серьезно произносишь: – Я понимаю, что тебе нужен друг. Я знаю, что ты его любишь. Поэтому не стой здесь столбом, иди.

Я чувствую, как слезы пекут глаза. Это слезы счастья, потому что, кажется, моя мечта сбывается – ты что-то испытываешь ко мне, хотя и не говоришь. Дела показывают истину гораздо лучше, а ты учишься верить мне. Это по-настоящему бесценно.

– Спасибо, – тихо шепчу я. Целую тебя в запястье и быстро направляюсь к библиотеке. Знаю, ты смотришь вслед. Знаю, ты улыбаешься.

***

Несколько мгновений я просто стою, боясь сделать даже вздох. Двери двойные, поэтому я кладу руки на ручки и, глубоко втянув воздух, который сейчас кажется таким густым и с трудом проникает в легкие, широко распахиваю тяжелую, дубовую дверь. На меня мгновенно поднимаются две пары глаз. Кол сидит на диване, Элайджа за столом.

– Привет, – чувствую себя жутко неловко. Неловко делаю несколько шагов, замираю в нерешительности на пороге.

– Кэролайн, – мне хватает только своего имени из уст твоего старшего брата, чтобы снова почувствовать себя в кругу семьи. И пусть пока моя семья здесь – это только ты и Элайджа, но и так я чувствую себя счастливой, не одинокой. Он поднимается из-за стола, быстро преодолевает разделявшее нас расстояние и крепко обнимает. Мне хочется так много сказать, извиниться, что так долго не давала о себе знать, но в горле стоит ком, и я просто утыкаюсь ему Элайдже в плечо, отчаянно сжимаю рубашку на его спине. У меня будет еще время, я расскажу ему все-все-все, положив голову ему на колени, как прежде. Возможно, ты никогда не поймешь, но твой брат для меня не просто друг. Он тоже моя семья.

– Хм, привет, Кэр, – Кол наконец-то дает о себе знать, и я неохотно выпускаю Элайджу из объятий. Улыбаюсь Колу, коротко киваю.

– Привет, Кол, – а потом, поддавшись порыву, обнимаю и его. Мы не очень близки, не было времени узнать друг друга, но ведь я все начинаю заново. Твоя семья – моя семья. Кол, конечно, удивляется, но все же прижимает меня к себе, издает короткий смешок.

– Я тоже скучал. Может Клаус перестанет быть надутым ослом, хотя бы изредка. Он тут? – с усмешкой произносит Кол.

– Да, с Блайт в холле. Думаю, что он сейчас… – я не успеваю договорить, потому что в комнате раздается твой голос. Нет нужды долго думать, чтобы догадаться, на кого именно ты кричишь. Я быстро направляюсь в холл, на ходу одним взглядом прося помощи у Элайджи. Он понимает, я слышу его шаги за спиной. А потом в доме разносится голос Бекки – нервный и перепуганный, – и я срываюсь на бег.

***

– Прости! Я сделала глупость! Но я хотела, как лучше! Я искренне считала, что права! – Ребекка плачет, держит тебя за руки, трясет их. Ты же смотришь на нее молча, так холодно, как часто смотрел на меня раньше. Как будто ее нет, а тебе противно чувствовать ее прикосновения. – Скажи что-нибудь! Я умоляю, слышишь? Да, я ошиблась, но я люблю тебя. Ник… – не знаю, какая фраза злит тебя, но ты резко выдергиваешь свои руки с ладоней сестры. А потом ты обхватываешь ее светлые волосы на затылке, дергаешь за них, приближаешь свое лицо вплотную к ее и шипишь сквозь зубы:

– Чтобы я тебя больше не видел. Я не прощаю обман. Я ведь тебя просил, верил тебе, – в какой-то момент мне кажется, что ты просто вырвешь ей клок волос, настолько сильно ты натягиваешь их, заставляя Ребекку задыхаться. Она плачет уже навзрыд, слезы текут по щекам, замирают в уголках рта.

– Клаус! Перестань! – Элайджа еще не подошел, поэтому я сама обхватываю твое запястье. Мы сейчас очень странная троица: ты весь переполнен яростью, глаза светятся безумным огнем, дышишь тяжело, не отводя взгляд от лица сестры; Ребекка плачет, силится сказать что-то, но не может, только хрип вырывается изо рта; и я – самоубийца, наверное, потому что сжимать твою руку, приказывать тебе – рисковый поступок. Но сейчас мне плевать, я не могу позволить тебе страдать вновь. А ты будешь страдать, если прогонишь или, тем более, навредишь сестре. Поэтому я путаю руку в светлых волосах твоей сестры и медленно, один за одним, разжимаю твои пальцы. Ты, кажется, только сейчас замечаешь мое присутствие, переводишь на меня взгляд.

– Кэролайн, не лезь сейчас!

– Давай поговорим, а потом будешь кого-то выгонять. Я прошу тебя, Клаус, пожалуйста, – несколько секунд мы просто смотрим глаза в глаза. А потом ты резко отпускаешь волосы сестры, обхватываешь мое запястье и тянешь за собой вверх по лестнице. Я еще успеваю заметить, как Элайджа обнимает Ребекку и коротко киваю, убеждая его, что все нормально. Хотя на самом деле я не уверена в этом. Ты сейчас просто комок ярости, и нет никакой гарантии, что ты, по привычке, не выплеснешь ее на меня.

========== Глава 44. С чистого листа ==========

– Клаус, отпусти! Мне же больно, – мы идем по коридору второго этажа, когда я наконец-то решаюсь заговорить. Как ни странно, ты выпускаешь мое запястье, бросаешь на меня короткий взгляд и довольно-таки спокойно произносишь:

– Пойдем в твою комнату, поговорим.

Я сглатываю образовавшийся в горле комок и иду следом, стараясь не отставать. Да уж, остается лишь надеяться, что и во время беседы ты не вспыхнешь, как спичка. По сути, я посмела влезть в твои семейные отношения. Раньше это дорого обошлось бы мне, а вот что произойдет в этот раз я не берусь судить. Мы ведь начали все с чистого листа, я знаю, что ты хочешь перемен, почти также, как хочу их я.

Спустя мгновение ты резко распахиваешь дверь в мою комнату, заходишь внутрь. Я же замираю на пороге: здесь совершенно ничего не изменилось. Легко поверить, что я вышла из этой комнаты лишь несколько минут назад. Разве что идеальная аккуратность и особое звучание твоих шагов по мраморным плитам, всегда присутствующие в нежилых, покинутых помещениях, убеждают меня, что наша с тобой разлука не иллюзия.

– Здесь никто не жил что ли? – тихо спрашиваю я. Ты смотришь на меня как-то очень пристально, как будто пытаешься заглянуть в душу и понять, что держит меня на пороге, не позволяет войти в то место, где я когда-то испытала столь сильную боль.

– Нет, конечно. Это твоя комната. Наша. Войдешь? – ты подходишь совсем близко, заправляешь мне прядь волос за ухо. Кажется, что ты даже забыл, с какой целью мы здесь. Ты проводишь кончиками пальцев по моей щеке, по верхней губе. В последнее время ты иногда забываешься – в такие моменты я даже не узнаю тебя. Это твоя слабость. Неужели я твоя слабость? Странно звучит…

– Да, – я тяжело вздыхаю, но все же обхожу тебя и медленно вхожу в комнату. Здесь почему-то очень холодно. Мой взгляд непроизвольно переносится к подоконнику, на котором я так часто сидела. Как же давно это было.

Я вздрагиваю, когда ты кладешь ладони мне на плечи. У тебя теплые руки – так хорошо и уютно. Я прижимаюсь спиной к твоей груди, чувствую, что ты утыкаешься подбородком мне куда-то в макушку. Мы несколько минут стоим молча, думая каждый о своем. Это чем-то напоминает мне кадр из слезоточивой мелодрамы: мы как семейная пара, вернувшаяся в место, где каждый уголок полон воспоминаний. Сравнение получается странным, поэтому я тихо хмыкаю, но ты слышишь, целуешь меня в висок и спрашиваешь шепотом: