Текст книги "... не войной...(СИ)"
Автор книги: MaggyLu
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)
– Мисс Грейнджер наверняка рассказала тебе, что во время учебного года я был слишком занят безопасностью школы и учеников. Поэтому очевидно, что вы добились некоторых успехов. Снейп утверждает, что все пока чисто теоретически, но я подозреваю…
– Да, конечно, – кивнул Гарри. – Годом меньше – годом больше, несколько сотен жизней туда-сюда, это ведь неважно в глобальных масштабах, мы и сами справимся.
Очки на переносице Дамблдора дернулись, но слова так и не сорвались с его языка. Гарри решил, что должен перевести разговор в менее опасное русло – если он будет и дальше размышлять, что уже почти год как не подчиняется директору школы, то может не удержаться и наговорить лишнего.
– Вы должны знать об артефактах, принадлежавших Годрику Гриффиндору. Возможно, один из них – крестраж.
– О, только не вещи Годрика, мальчик мой. Ни один слизеринец не смог бы взять их в руки.
– Меч – да! – запальчиво возразил Гарри. – Но какую-нибудь кисточку с пояса банного халата…
– Хм… – пробормотал Дамблдор. – Не лишено логики. Следует хорошо подумать, прежде чем пускаться на поиски подобных вещей.
– Да, лет двадцать у нас в запасе точно есть, – Гарри сам удивился своей язвительности. Казалось, это Снейп управляет его языком и мозгом. Но директор только улыбнулся, достал из внутреннего кармана небольшой сверток, коснулся его палочкой и протянул пакет Гарри.
– С днем рождения, Гарри! Мне кажется, ты дорос до того, чтобы оценить мой подарок. В любом случае не стоит злоупотреблять ни удовольствиями, ни знаниями.
В пакете оказалась тяжелая пыльная бутылка, наполненная коричневой жидкостью, и книга без названия в тусклой, словно неживой, обложке.
– Спасибо, директор. Я… дома изучу внимательней. Кстати, мы договорились с Сириусом, что завтра он заберет меня отсюда на Гриммо, и впредь я не собираюсь возвращаться к Дурслям.
– Я только рад, что вы с Северусом нашли общий язык. Постой-ка… – взгляд Дамблдора, казалось, моментально остекленел, упершись во что-то в траве, у самых корней дуба. – Это?.. Позволь поинтересоваться…
Узловатые пальцы задрожали, потянувшись к грубой деревянной рукоятке, но Гарри опередил директора, схватив свою новую палочку и спрятав за спину.
– Она моя! Вы даже не протестовали, когда Амбридж сломала палочку с пером Фоукса и я остался ни с чем.
– Невероятно! – выдохнул Дамблдор спокойно и слишком ласково. – И лишний раз убеждает меня в том, что вставать на пути Избранного – глупейшее занятие. Откуда она у тебя, Гарри?
– Добби где-то отыскал. Сказал: там, где все спрятано. Мне нужна была палочка, а он принес. И, между прочим, она слушается меня не хуже первой.
– Что ж, – рассмеялся Дамблдор, легко вставая с земли, – пусть будет так. Если тебе интересно – это моя палочка. На ней должен быть примечательный скол до самой сердцевины. Мангровое дерево и жила дракона – уникальное сочетание. Я отказался от нее, когда обрел другую, и думал, что скрыл в надежном месте. Но это подтверждает и то, что мы с тобой сходны в своих стремлениях. В противном случае палочка не должна была тебе подчиниться.
– Я на всех похож, – буркнул Гарри.
– С днем рождения еще раз, – весело закончил Дамблдор. – Выходит, я зря обеспокоился подарком – лучшее, что я мог подарить, у тебя уже есть.
Директор повернулся на каблуках и бесшумно исчез, словно растаял в воздухе.
Перед Гермионой стоял уже четвертый пустой бумажный стакан, когда Гарри добрался до заправки.
– Поехали в Лондон, – предложил он, подбрасывая в руке тяжелую бутылку из директорского подарка. – Предлагаю устроить пикник в Хэмпстеде. Тебе же нравится вид с холма.
– Если бы ты спросил моего мнения, – наморщила нос она, – то я бы сказала, что это не следует пить, предварительно не проверив на все возможные заклинания и чары.
– Надеюсь, ты не считаешь, что на вишневый сидр из супермаркета наложено то же самое?
Гермиона улыбнулась и бросилась наперерез автобусу.
*
Стоя посреди площади Гриммо, Гарри пытался унять дрожь в руках и коленях. Он прождал Сириуса в условленном месте весь первый августовский день до самого вечера и утром второго августа решил отправиться в Лондон сам. Вот сейчас он откроет дверь и шагнет в дом. Что он скажет? Что сделает? Сможет ли посмотреть в глаза Снейпу после вечера тридцать первого июля?
Тогда, вернувшись домой с легким приятным головокружением, нагруженный пакетом с остатками еды и подарками, он первым делом развернул пергамент, чтобы дать понять Снейпу, что думал о нем все сорок минут, пока автобус шел от Лондона до Литтл Уингинга. И даже если бы он выпил на пару литров меньше сидра, его мысли не стали бы менее откровенными и возбуждающими. Какое удовольствие можно найти в том, чтобы взять в рот чужой член? Так осторожно и нежно облизывать живую плоть, обнимать губами головку и пробовать самым кончиком языка капельку смазки сверху? Конечно, опыт Гарри сводился к одному реальному и одному привидевшемуся под специальным зельем минету, и оба они – по его суждению – были продиктованы крайней необходимостью. А когда нужно – и самое горькое лекарство можно проглотить с улыбкой на лице.
Он вряд ли бы посмел спросить об этом кого-нибудь, разве что Сириуса, и только если бы тот был пьян настолько, что наутро не вспомнил бы разговора.
Снейп лежал на кровати, почему-то в мантии и начищенных до блеска ботинках. И только его член, такой, каким Гарри запомнил его этим утром – возбужденный и влажный – клонился к животу, возвышаясь между трех расстегнутых пуговиц. Внутри у Гарри закрутился горячий вихрь, ударил по глазам, и он уже не мог понять, сам ли захотел оказаться на краю кровати, или все менялось согласно мыслям Снейпа. Тот Гарри высунул ярко-алый язык и осторожно тронул гладкую и нежную на вид головку, а Снейп судорожно дернулся от этого легкого прикосновения. Но тот, другой Гарри, был точно смелее – у настоящего едва хватило сил удержаться и не перевернуть листок. Тот провел кончиком языка по натянутой уздечке, хищно улыбнулся и прижал рукой бедро Снейпа к кровати. Он совершенно не стеснялся, двигая ладонью по всей длине ствола или пальцем – по темно-синей, отчетливо выступающей вене, прихватывал ее губами и блаженно жмурился от наслаждения.
Внизу послышалось шарканье, грохот и монотонный писк кнопок – дядя Вернон проверял замки и окна, включая ночную сигнализацию. Прежде, чем продолжать, Гарри следовало убедиться, что дверь спальни надежно заперта изнутри на навесной замок, блокирована веткой и закреплена веревкой, и только это отвлекло его от того, чтобы потянуть вниз змейку на джинсах.
Когда, спустя минуту, он рухнул на кровать – весь дрожащий, словно в лихорадке, сбросив посреди комнаты одежду, до умопомрачения возбужденный, то успел заметить, как на пергаменте Снейп расстегивает еще две пуговицы. Он зарылся пальцами в собственные завитки волос в паху, погладил чувствительную кожу под ними и решил с утра в душе позаимствовать бритву или ножницы, чтобы привести это безобразие в порядок. Уж как-нибудь такую потерю Дурсли переживут.
А Гарри на пергаменте продолжал действовать: теперь он округлял губы, впуская член Снейпа в рот и заглатывая наполовину, а рукой взвешивал на ладони мошонку, нежно перебирал пальцами и нырял ими куда-то под черную ткань.
Чья это была идея? Он думал, что сам не способен вообразить, как его сжатый кулак движется по члену другого мужчины, а изо рта тянется ниточка слюны и стекает на потемневшую от притока крови головку, и он сплевывает на ладонь, чтобы скользило лучше. И уж он точно не мог представить, как Снейп вдруг вздрогнет всем телом, рукой отшвырнет подушку на пол и вскинет бедра высоко вверх, когда из члена ударит хорошо заметная белесая струя, оседая каплями на губах и подбородке Гарри.
Следующим вечером, так и не дождавшись Сириуса, Гарри вернулся к Дурслям и, с замиранием сердца перевернув пергамент, увидел там то же перепачканное спермой свое лицо, тщательно обтерся приготовленным заранее холодным полотенцем и только после этого смог представить обычную сцену: Снейп, быстро пишущий что-то за старинным бюро. В ответ картинка не изменилась. Должно быть, тот тоже предпочел не давать волю своему воображению.
Утром ему пришлось забрать с собой драные простыни тети Петунии и сунуть их в ближайший мусорный контейнер, прежде чем добраться до автобусной остановки. Из мусорника выпрыгнул облезший кот, осуждающе мяукнул, и это было единственное прощание, которого Гарри мог ожидать в Литтл Уингинге.
========== Часть III. 35. «Я всего лишь живой человек» ==========
В холле пахло так, словно под лестницей был спрятан огромный букет садовых цветов, рама портрета Вальбурги неожиданно оказалась пуста, и только головы мертвых эльфов пугающе скалились со стены. Где-то в глубине дома послышался приглушенный визг и скрежет. Мигом позабыв все, о чем размышлял, Гарри взлетел на третий этаж к комнате Снейпа. Секунду помедлил, но все же решился постучать.
– Входите, Поттер, – раздался ровный холодный голос.
Он с трудом удержался, чтобы не кинуться прочь и не найти какой-нибудь отель, где вечером сможет перевернуть волшебный пергамент, чтобы хоть немного продлить сказку, которая, похоже, вовсе не нужна была Снейпу в реальности. Дверь беззвучно поддалась, едва он коснулся ручки. Снейп сидел за бюро и что-то быстро писал на узком длинном листке – худая спина под старой черной мантией и прядь волос, сползающая из-за уха на плечо.
– Добрый день, Поттер, – четко сказал он, не поднимая головы. – Как прошли ваши каникулы?
Гарри замер у порога. Конечно, он не рассчитывал, что Снейп кинется ему на шею и покроет лицо поцелуями, но втайне надеялся хотя бы на тень улыбки.
– Спасибо, что поинтересовались. Все было прекрасно, – сквозь зубы пробормотал он.
Снейп, казалось, полностью погрузился в свое занятие, не замечая его присутствия, острый локоть скользил по краю стола, в звенящей тишине бумага скрипела, как железо под пилой.
– Уже прокляли себя за несдержанность? – вдруг спросил он.
– С чего бы это? – Гарри все еще не мог убрать пальцы с дверной ручки, так и не решив, следует ли ему выйти из комнаты или остаться. Очевидно, Снейп был очень недоволен всем происходившим в последние недели, но Гарри вовсе не собирался оправдываться. В конце концов, фантазии на пергаменте принадлежали не ему одному.
– Я делал то, что хотел. И ни за что не поверю, что вы не хотели того же самого.
– Так вы, стало быть, разрешения ждете? – Снейп отшвырнул ручку так, что металлический корпус гулко стукнул о дерево. – Извольте, разрешаю вам подойти на два шага.
Гарри сделал три.
Снейп выпрямился в кресле, но вновь не обернулся.
– Вы думали обо мне, не меньше, чем я о вас, – с упреком воскликнул Гарри, будто это могло чем-то помочь. – Или настоящий я не так интересен, как придуманный? Настоящий не нужен, да?
– Еще шаг, Поттер. Ровно один, и можете дальше нести все, что взбредет вам в голову.
– Опять проверяете свои реакции на мое присутствие? Если, как в прошлый раз, после этого мне придется коснуться вас, я не возражаю.
Снейп тихо фыркнул и напомнил:
– Один шаг. И как же часто вы думали обо мне?
Гарри решил принять неясные правила игры. Даже если сейчас они наговорят друг другу бог знает каких глупостей – их общее дело важнее всех обид. Но пусть знает, знает. Пусть ему будет не легче, чем самому Гарри, может, и хуже, если… Гарри ухмыльнулся своим мыслям и потянул вверх футболку. До бюро оставалось четыре шага: кроссовки, носки, джинсы и трусы.
– Каждый вечер, как вы просили. И каждое утро, но уже без вашего приказа. И целыми днями, если вам интересно.
– Это от ограниченности круга общения, – судя по тону, на лице Снейпа блуждала язвительная ухмылочка. – Что ж, вы так и не осмелились завести знакомство с подходящей вам магглой или преступить черту с мисс Грейнджер?
– Может, вы бы поступили именно так, – вспылил Гарри, отшвыривая в сторону кроссовки, – но как можно с кем-то… кхм… когда думаешь только об одном человеке?
Снейп промолчал, и Гарри сделал следующий шаг, попутно избавившись от носков. Невозможно, чтобы тот не слышал его возню, но спина оставалась такой же прямой, а тон безразличным:
– Понравилось вам то, о чем… о ком вы думали? Шаг вперед, Поттер. И не смейте снимать трусы – от вашего возбуждения уже вибрирует воздух. Очевидно, мой незатейливый подарок оказался излишне откровенным.
– Так это был просто?.. Вы опять лжете! Вы стали показывать мне свои мысли раньше, чем случился мой день рождения!
– Сначала они были крайне целомудренны, не так ли?
– Да как же! Вы целовали меня, и нам обоим это нравилось! Меня никто раньше… Никогда… Только вы.
– Остановитесь, Поттер! – резкий гортанный окрик заставил его замереть на месте против собственной воли. – Повернитесь спиной.
Он замер и сжался, не зная, чего ожидать – удара, насмешки, поцелуя… До слуха донесся скрип деревянных ножек по полу, на плечо легла неожиданно теплая рука, и мантия коснулась обнаженной кожи. Под ложечкой сладко ныло от предвкушения, где-то между лопаток вспыхнул обжигающий огонек и побежал вниз до самых пяток, оплетая каждый нерв в напряженном теле.
– Я ждал тебя, Гарри,– прошептал в макушку низкий знакомый голос – тот, что всегда жил отдельно от Снейпа, но сейчас стал единым целым, смешавшись с горячим дыханием, легкими поглаживаниями и неожиданным жаром за спиной.
Гарри вздрогнул, как если бы вместо прохладной ткани Снейп был закутан в огненный плащ. Ладонь плавила кожу, выдохи клеймили, выжигали на нем собственную метку, а в глазах темнело до обморока, и до сладкого трепета в паху тянуло вверх, словно он собирался взлететь.
Руки скользнули по его плечам, нашли ладони и накрыли их.
Он подчинился безропотно, повинуясь легкому давлению, коснулся шеи, повел вверх до щеки, раскрыл губы, понимая намек, осторожно и нежно облизал два пальца – свой и Снейпа. Прерывистое дыхание за спиной стало чаще, влажные подушечки скользнули к соску и заиграли с ним, обводя и пощипывая, как это всегда нравилось Гарри. Хотел качнуться назад, чтобы прижаться теснее – лопатками, бедрами, всем телом прильнуть к Снейпу, но тот поспешно отодвинулся и положил свободную руку ему на поясницу.
– Не нужно, Гарри, – прошептал он в самое ухо. – Делай только то, что я…
Голос захлебнулся вздохом, и губы прихватили мочку его уха.
Стон разочарования вырвался у Гарри сам по себе, но пальцы уже гладили ямочки над резинкой трусов, и он желал только одного – слиться с ними, продлить наслаждение, подставить каждый позвонок и изгиб, жадно вбирая нежные легкие касания.
– Это больше, много больше, чем я мог себе представить, – хрипло шептал ему Снейп. – Не останавливайся.
И Гарри продолжал извиваться под ладонями, ласкающими грудь и спину, перекатывая на кончике языка гортанные стоны, что рвались с его губ, когда Снейп по-особенному проводил вдоль бедра или глубоко и шумно втягивал носом его запах.
– Ты любого сведешь с ума, – раз за разом опаляло его ухо дыхание, и голос – низкий, с хрипотцой – доносился до сознания словно в полусне, – а я всего лишь живой человек.
Первое же прикосновение к члену собственной руки, направляемой другой ладонью, отозвалось в теле Гарри крупной дрожью и ни с чем не сравнимой жаждой. Вместе они высвободили налитый кровью член из-под резинки, и рука Снейпа сзади скользнула по обнаженным ягодицам, помогая белью упасть на пол. Мир кончился, сжался вокруг них, растворился в легких стонах и ритмичных движениях, рассыпался миллионом обжигающих серебряных игл. Гарри тысячу раз дрочил вот так: сплюнув на руку, размазывая слюну по головке, но раньше… раньше ему никто не помогал, переплетая пальцы, легко поддерживая сзади за ягодицы и чуть сжимая, когда он подавался бедрами вперед.
– Я… не могу стоять, – взмолился Гарри, когда понял, что дрожащие колени вот-вот сдадутся, и он сполз на пол, в один момент ощутив себя прижатым к скользкой ткани мантии. Снейп крепко держал его поперек груди, и очередной требовательный стон слетел с губ Гарри, когда тот убрал свою ладонь с его члена.
– Расставь колени, упрись пятками в пол, – едва слышно выдыхал Снейп. – Шире, еще шире.
Гарри безмолвно последовал приказу, открываясь, в угаре возбуждения доверяясь так, как никогда никому – без стыда и вопросов, без тени сомнения. Сзади послышалось шуршание, словно Снейп устраивался поудобней за спиной, и вдруг голени Гарри попали в тесный захват, накрепко притиснутые ногами в черных брюках. Сейчас он мог только просяще вскидывать бедра и уложить голову на плечо Снейпа. Рука вернулась на его пах – влажная, слегка прохладная и скользкая от какой-то искусственной смазки – словно удар молнии, разряд, пробежавший от пальцев по стволу, заставивший тело вздрогнуть, а сердце сжаться в судорожном спазме.
Гарри задыхался от возбуждения в кольце рук и ног – твердый, упирающийся прямо в поясницу член под одеждой, грубоватые движения ладони Снейпа, почти неподвижная поза – все это было намного больше и чувственней, чем он мог когда-либо вообразить. Пальцы Снейпа вновь гладили его сосок, и, улучив момент, когда захват слегка ослаб, Гарри сделал то, о чем выматывающе и сладко мечтал в последние дни каникул – сильно надавил затылком на плечо, вывернулся из объятий и перекатился, наконец-то оказавшись лицом к лицу, глаза в глаза, не на пергаменте – на самом деле. И Снейп не отстранился, не возразил, а только прикрыл веки, пряча за ресницами помутневший жадный взгляд.
Гарри потянулся к тонким искусанным губам и прошептал прямо в них:
– Я хочу тебя видеть, пожалуйста. Хочу знать, что ты… не потому что так надо, а потому что… Ты же хочешь не меньше, чем я! – и принялся покрывать мокрыми поцелуями его лицо, вздернутый подбородок и выступающий узелок переломанного хряща на носу.
Снейп промолчал, но и не стал сопротивляться. Только слегка дернулся, словно доски пола вдруг обросли шипами, выдохнул приоткрытыми губами, на миг зажмурился, как перед прыжком с обрыва, и позволил ему утонуть в тяжелом серебре своих глаз. А еще изо всех сил сжал запястье Гарри, не давая тому дотянуться до пуговиц на вороте. Гарри извивался на скользкой, влажной от пота двух тел мантии, пытаясь потереться о внушительную выпуклость между ног Снейпа, и каждый раз, когда ему это удавалось, с губ того слетал легкий прерывистый вздох. Одна из круглых, мелких, обтянутых тканью пуговиц ткнулась в головку члена, и это острое, прошившее до самой макушки ощущение напрочь смяло все оставшиеся барьеры. Гарри не видел – не желал чувствовать, знать, что в мире существует кто-то кроме того, кого он так страстно хотел здесь и сейчас.
Он рванул тонкую ткань в районе паха – зло, яростно, с мясом выдирая три пуговицы, сомкнул зубы на шее Снейпа, прямо между челюстью и тугим воротником, заставляя того шевельнуться, гортанно застонать и податься навстречу, и втиснулся влажным от смазки членом меж его сомкнутых бедер. Шов брюк немилосердно прошелся по всей длине, причиняя легкую боль, но Гарри лишь глухо зарычал и толкнулся вперед, вбиваясь, желая разорвать слои ткани, животом ощущая горячий твердый член под одеждой. Он не видел лица – лишь мутное пятно перед глазами, но пальцы безжалостно сжимали его ягодицы, и Гарри двигался все сильней и глубже, отчаянно нуждаясь в разрядке и путаясь пальцами в волосах Снейпа.
– Не молчи, ну же! Я хочу слышать, насколько тебе хорошо, – Снейп умолял так, точно от голоса Гарри зависела его жизнь, и тот словно выпустил наружу все то, что терзало его все это время – закинул голову и застонал низко, глухо, животно, когда бедра сдавили его член еще теснее.
Едва он остановился, не в силах больше шевелиться, Снейп вздрогнул всем телом, под животом Гарри дернулась и ткнулась в пупок напряженная плоть, и расплылось теплое пятно. Сил осталось только на то, чтобы найти пересохшими губами влажную от пота щеку и замереть, вжимаясь, прирастая, прорастая, переплетаясь ногами, а руками зарываясь в черные пряди.
– Умоляю, не говори ничего, Северус. Это совсем не то, что я хотел сделать. Все должно было быть иначе или не быть вовсе. Лучше соври мне, скажи, что понравилось.
– Это был самый невероятный секс в моей жизни. Лгу ли я – решать тебе.
Снейп сам поцеловал его – слегка прикусывая нижнюю губу и скользя языком вглубь, обжигающе-нежно, тягуче, и так долго, что звезды навсегда поселились у него под веками.
Они лежали, сжимая друг друга в объятиях у самого стола на деревянных досках пола, и мантия Снейпа все еще была застегнута на мелкие, обтянутые тканью, чертовы прекрасные пуговицы.
– Когда так хорошо, я точно знаю, что дальше будет плохо, – прошептал Гарри. – Насколько все плохо?
– Неожиданно здравые рассуждения, – тихо откликнулся Снейп. – Все очень плохо, Поттер.
– Я все еще Поттер?
– Ты всегда будешь им…
Дверь сдалась под внешним натиском, и на них сверху налетел скулящий, вертящийся, царапающийся и норовящий лизнуть Гарри в нос вихрь.
– Твой пес, похоже, вырвал замок в кладовой, – Снейп поправлял съехавший воротник, но выглядел спокойным и почему-то слегка печальным, словно уже сожалел обо всем, что только что произошло. – Он так же не поддается воспитанию, как его хозяин. Мне не удалось обучить его даже элементарным командам. Оденься. Или… хочешь продолжить с ним, потому что тоже скучал?
Гарри немедленно потянулся за джинсами. Он рад был видеть Берни, конечно, рад – тот был его другом, его собакой, самым лучшим подарком в мире. Но когда Снейп говорит «очень плохо»…
– Ты поэтому со мной… позволил мне, да? Потому что очень?
– Послушай, Гарри, думай что хочешь, но ты сумел удивить меня, на сей раз своей настойчивостью и чувством ритма. Если нам еще представится случай…
– То ты расстегнешь верхнюю пуговицу на мантии?
Гарри внезапно очень разозлился. Их секс – если, конечно, это можно было назвать сексом – был вовсе не таким, каким представлялся все лето.
– Я приготовил индейку с овощами, – сказал Снейп. – Если не поешь сейчас, то позже точно не захочешь. Берни, фу!
Пес обиженно вздохнул и оставил попытки поднырнуть под его локоть.
– Что случилось?!!
Гарри все сложнее было держать себя в руках. Месяц, гребаный месяц – единственный, когда он почувствовал себя взрослым, никому не обязанным и даже почти счастливым – и то, что было только что у них со Снейпом – все это обернулось чем-то ужасным. Настолько страшным, что у того не поворачивался язык выложить ему правду.
Берни, звонко тявкнув, уселся ему на ногу, а Снейп вздохнул:
– Похоже, обед придется отдать этому проглоту. Идем в гостиную, я оставил для тебя «Ежедневные листки».
– Самая большая новость, очевидно, твое воскрешение, – ядовито сказал Гарри. – Меня просветил Дамблдор.
– Директор в своем репертуаре, – заметил Снейп таким тоном, словно не он недавно дрожал всем телом, кончая от суетливых и неумелых движений Гарри. – Он рассказал тебе всякие мелочи, за исключением самого главного.
В гостиной бархатные портьеры сменились легкими шторами, пропускавшими солнечный свет. Исчезли аляповатые золотые канделябры и портреты со стен. Единственное кресло у камина точь-в-точь напоминало то, что стояло в школьном кабинете Снейпа. Да и сама комната теперь казалась меньше и намного уютнее, чем в июне. Должно быть, дом беспрекословно слушался хозяина и позволил ему переделать все на свой лад. На столике аккуратно лежала толстая стопка «Листков» и рядом – флакон, который Гарри безошибочно опознал.
– Считаешь, мне понадобится успокоительное?
– Я тоже этому не рад, что бы ты себе ни вообразил. Начни с двадцать третьего июля, – буркнул Снейп, жестом указал на газеты и потянул Берни за ухо из комнаты, оставив Гарри наедине с новостями.
*
Слезы пропали, едва он увидел обугленную стену мыловарни в Лютном переулке. Все, разом – глаза словно засыпало сухим песком. Гарри часто моргал, надеясь, что проклятая жидкость потечет из-под век и не даст отчаянию разорвать его изнутри.
Сириус на фото накручивал на пальцы кончик черной ленточки, недоуменно пожимая плечами и виновато улыбаясь. Справа в такой же рамке печально вздыхал и расправлял пышные усы толстый пожилой мужчина – «Гораций Слагхорн, почетный член магического сообщества, уважаемый профессор зельеварения, более полувека отдавший Хогвартсу».
Десятка два мелких фотографий с трепещущими траурными лентами были безымянными и не такими четкими, но на одной из них широко улыбалась то ли Зита, то ли Гита, а, может быть, Дита, в костюме из ярких перьев. С обратной стороны «Листка» проникновенно вздыхал портрет Амбридж.
«Как заместитель министра Фаджа и глава Отдела Тайн я принимаю на себя всю ответственность за этот вопиющий инцидент. Предатель Эмметт Браун, продавший Волдеморту опытные образцы одной из наших лабораторий, помещен в Азкабан и немедленно понесет наказание. Всем миром пожелаем нашей храброй Нимфадоре Тонкс поскорей оправиться от ран, полученных в ходе нападения этих существ на Лютный переулок. По нашим данным, помесь мантикоры и пятинога не агрессивна, если не встречает сопротивления, поэтому умоляю жителей Британии во имя собственной безопасности и жизни своих детей вести себя спокойно при встрече с ними. Также министерство рекомендует ограничить передвижения и массовые собрания и вновь усиливает контроль за выдачей разрешений на аппарацию, во избежание случайных жертв среди мирных граждан. Лучшие сотрудники Аврората прилагают все усилия… Скорбим… сплотимся… сегодня, как никогда…»
Дверь тихо скрипнула, и в гостиную сунулась морда Берни. Гарри сполз с кресла, прижался к шее пса и силился выдавить хоть слезу, чтобы помянуть крестного.
– У тебя больше не будет друга, – шептал он, а Берни тихо подвывал, но вместо слез наружу рвались только гнев и затмевающая все ярость, которой невозможно было сопротивляться. – Я убью его! Убью эту мразь, суку, которая не дает мне жить!
Он сам не заметил, как злобное шипение превратилось в холодные, полные решимости слова, от которых звенели стекла и громко стучали друг о друга хрустальные подвески люстры.
– Если он хотел, чтобы я возненавидел – то своего добился. Я разорву его на части, вытрясу остатки поганой души и растопчу…
– Надеюсь, это относится не ко мне, – Снейп возник бесшумно, выглядел в футболке и легких домашних брюках почти незнакомо и говорил непривычно мягко, как со смертельно больным или капризным ребенком. – Возьми себя в руки, Гарри, ты уничтожишь дом.
– Почему, Северус? Почему ты мне об этом не сообщил в тот же день? Я бы…
– Чем бы ты смог помочь? И с каких пор я Северус?
– И только это тебя волнует?! Ты ненавидел Сириуса и не знаешь, что значит для меня его смерть, не понимаешь, что я чувствую сейчас!
– Конечно, ведь ты единственный в мире, у кого погибли близкие.
Гарри вскинулся, подталкиваемый этой язвительной насмешкой, поднос с хрустальными стаканами и полной бутылкой сам полетел в камин, шторы взвились, словно в гостиную ворвался шквал, два стула встретились в воздухе и с грохотом врезались в стену.
– Поплачь, Гарри, – отчетливо прозвучало у него в голове. – Это не слабость. Нормально скорбеть о мертвых. А твой крестный… совершил ужасную глупость. Впрочем, как всегда. Он был не лучшим из людей, но любил тебя. Поплачь.
– Где его похоронили?
– Увы. Эти твари извергают Адский огонь, а он безжалостен, – вслух сказал Снейп, – не осталось даже золы. Я знал Слагхорна с первого курса, он всегда был добр ко мне, и я тоже сожалею.
Гарри механически накручивал на палец завиток шерсти притихшего Берни:
– У меня больше никого не осталось, только вот он и – боже, я не представлял, что когда-нибудь скажу такое – он и вы.
– И множество твоих друзей, Люпин, семья Уизли, опекуны. Дамблдор, в конце концов, крайне обеспокоен твоей судьбой, иначе не явился бы ко мне сразу после смерти Блэка. Ты многим небезразличен, Гарри, и многие любят тебя.
– Да, – упрямо ответил Гарри. – Только потому, что я могу убить одного безносого ублюдка, чтобы весь мир спал спокойно.
– Вряд ли твой пес знает, о чем идет речь, – печально улыбнулся Снейп, – и тем не менее этот остолоп скучал по тебе.
Берни тявкнул, подтверждая его слова, вскочил на длинные лапы и прошелся шершавым языком по лицу Гарри, оставив мутное пятно на очках.
– Я не буду ждать, пока из меня выстрелят, Снейп. Я сам хочу.
– Давай поговорим позже, – тот внезапно приблизился настолько, что голова сидящего Гарри ткнулась ему в бедро. – Плачь, это лучшее, что ты можешь сейчас сделать. Иначе, клянусь, напою тебя проявителем эмоций.
Рука Снейпа легла на его макушку, осторожно перебрала волосы, он опустился рядом, и легко обнял Гарри за плечи, укачивая, словно убаюкивая младенца.
– Все будет хорошо, Гарри, все когда-нибудь кончится, – тихо повторял он. – Плохие времена рано или поздно отступают. Все пройдет, и ты будешь жить, мальчишка – глупый, смешной, доверчивый и чистый. Тебя полюбят, ты будешь счастлив и больше никогда не станешь вспоминать об этом. Все будет хорошо, Гарри, все будет хорошо…
Руки гладили его спину и шею, касались лица, горячее дыхание Берни согревало бедро, и слезы сами хлынули из глаз, заливая и без того запачканные очки. Снейп шептал ему в самое ухо, словно пел колыбельную, и это, конечно, было ложью, но Гарри сейчас так нужна была эта ложь. Что-то вроде «я никогда не оставлю тебя», «верь мне, прошу тебя, только верь мне», «безрассудный храбрец мой, как же тебе страшно, наверное».
Похоже, Снейп действительно напел ему какое-то заклинание – когда Гарри очнулся, за окном сгущались сумерки. Выходило, что он провалялся на диване в гостиной весь долгий августовский день до самого вечера. Горькая усмешка болью отозвалась на искусанных губах: еще чуть-чуть, и он привыкнет, что все в его жизни меняется с такой скоростью, будто он беспрерывно аппарирует. Еще утром он беспокоился только о том, как сможет взглянуть в глаза Снейпу, а к вечеру оказалось, что тот – единственный, кто способен его утешить и поклясться, что никогда ни ради кого не бросит его. И это даже не считая всех утренних событий, которые… Да, это было, было со Снейпом и именно сейчас Гарри не находил в этом ничего странного.
На столике высилось блюдо с крышкой и запиской: «Постарайся не умереть хотя бы с голоду». На языке Снейпа это значило что-то вроде «я забочусь о тебе».
========== 36. «Мне кажется, с тобой что-то не так» ==========
Снейп нашелся в беседке что-то строчившим в блокноте, Берни лежал у его ног, лениво гоняя лапой жука.
– Спасибо, – начал Гарри.
Тот поднял взгляд и криво усмехнулся:
– Благодарить за секс дурной тон.
– Я не за… – он сглотнул липкий комок. – За то, что потом. Вы пожалели меня. Вы! А значит, все действительно было ужасно. Наверное, стоит навестить Тонкс и Люпина. Думаю, им обоим сейчас несладко.
