Текст книги "Песнь об Ахилле (ЛП)"
Автор книги: Madeline Miller
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
Даже оттуда, где я сидел, я ощутил идущий от него запах моря.
– Завтра мне уезжать, – сказал он. Почти обвиняюще.
– О… – Рот мой словно сковало, я онемел, не в силах вымолвить ни слова.
– Меня будет обучать Хирон, – он помолчал, потом добавил: – Он обучал Геракла. И Персея.
Пока нет, сказал он мне. Но его мать решила иначе.
Он встал и снял тунику. Стояло лето, жара, и мы обычно спали обнаженными. Луна освещала его живот, плоский и мускулистый, со светло-коричневыми волосками, темневшими, когда они сбегали ниже его талии. Я отвел глаза.
На следующее утро он встал и оделся. Я не спал; я так и не уснул. Смотрел на него из-под полуприкрытых век, притворяясь спящим. Время от времени он взглядывал на меня; в полутьме его кожа отливала серым и была гладка как мрамор. Он перебросил сумку через плечо и остановился, в дверях, в последний раз. Так я и запомнил его, стоящим в каменной раме дверного створа, с неподвязанными волосами, еще спутанными со сна. Я закрыл глаза, и миг был упущен. Когда я их снова открыл, я был один.
========== Часть 8 ==========
К завтраку все уже знали, что он ушел. Взгляды и шепотки раздавались у меня за спиной, смолкая, когда я тянулся за едой. Я жевал и глотал, хотя хлеб камнем падал в мой желудок. Я спешил оказаться подальше от дворца – мне нужен был воздух.
Я прошел через оливковую рощу, земля под моими ногами была суха. Мне подумалось, следует ли мне теперь, когда он ушел, присоединиться к мальчишкам. Подумалось, заметит ли кто-то, если я не сделаю этого. Мелькнула надежда, что заметят. Выпорите меня, подумал я.
И тут я ощутил запах моря. Он был всюду, в моих волосах, в одежде, в липкой влажности моей кожи. И даже в роще, среди листвы меня преследовала докучливая солоноватая вонь. Желудок мой сжался, и я перегнулся через упавший ствол дерева. Уперся лбом в толстую ветку. Я должен избавиться от этого запаха.
Я пошел на север, к дворцовой дороге, пыльной, выглаженной колесами повозок и копытами лошадей. Чуть позади дворцового подворья она разделялась на две; одна бежала на юго-запад, сквозь поросшие травой и усеянные камнями невысокие холмы – я прибыл сюда этой дорогой три года назад. Вторая вилась, уходя на север, к горе Отрис, а потом далее, к горе Пелион. Я проследил ее глазами. Она ныряла меж лесистых холмов, пока не исчезала среди них.
Лучи солнца жгли меня, жаркие и тяжелые – словно гнало обратно во дворец. Но я медлил. Я слышал, они прекрасны, наши горы – кипарисы и грушевые деревья, и ручьи талой воды. Там должно быть прохладно и тенисто. И далеко до сверкающих побережий и плещущегося моря.
Я могу уйти. Эта мысль была внезапной и соблазнительной. Сперва-то я пришел к дороге, лишь стремясь сбежать от моря. Но путь лежал передо мной, и впереди были горы. И Ахилл. Грудь моя вздымалась и опускалась, пока я пытался укротить бег своих мыслей. Вещей у меня нет, ничего своего, даже туника и сандалии были Пелеевы. Мне даже не нужно собираться.
Разве что материна лира, хранящаяся в ларе во внутренних покоях. Я поколебался мгновение, думая, что мог бы вернуться и забрать ее. Но был уже почти полдень, на дорогу у меня осталось всего полдня; а там мое исчезновение заметят – так я себе льстил – и пошлют за мной. Оглянувшись на дворец, я никого не увидел. Стражей не было видно. Сейчас. Если уйти – то сейчас.
Я бежал. Прочь от дворца, по тропе, уходящей в лес; стопы мои горели, ударяя в накаленную солнцем землю. И пока бежал – обещал себе: если еще увижу его – буду держать себя в узде. Я уже понял, что грозит мне, если этого не делать. Боль в ногах, резь в тяжело дышащей груди казались ясными и благими. Я бежал.
Пот лился мне и капал на землю. Грязь, и еще грязь, весь в поту, пыль и обрывки листьев налипли на ноги. Мир вокруг меня сузился до ударов моих ног и пыльного куска дороги впереди.
И наконец – после часа? двух? – я не смог более двигаться. Согнулся от боли, полуденное солнце сделалось черным, а бьющаяся в висках кровь оглушала. Теперь лес вокруг тропы сгустился и дворец Пелея остался далеко позади. Справа виднелась Отрис, с Пелионом сразу за ней. Я взглянул на вершину и постарался прикинуть, сколько еще осталось. Десять тысяч шагов? Пятнадцать? Я перешел на шаг.
Бежали часы, мышцы мои отяжелели и ослабли, ноги подгибались. Солнце перевалило зенит и спускалось к западу. До темноты оставалось часа четыре, возможно пять, а вершина была все так же далеко. Внезапно я понял, что не доберусь до Пелиона к ночи. У меня не было еды, воды и никаких надежд найти убежище. У меня вообще не было ничего, кроме сандалий на ногах и промокшей насквозь от пота туники.
Теперь я был уверен, что Ахилла мне не догнать. Он уже давно проехал верхом эту дорогу, и теперь, должно быть, взбирался по склонам пешком. Хороший следопыт, обследовав поросль у лесной дороги, мог заметить сломанные или согнутые листья папоротника там, где прошел мальчик. Но я не был хорошим следопытом и поросль у дороги выглядела для меня одинаковой. Меня оглушали звон цикад, пронзительные крики птиц, шум моего собственного дыхания. Живот болел – от голода или от отчаяния.
И тут появилось что-то еще. Тихий звук, на грани слышимости. Но я уловил его и похолодел, несмотря на жару. Словно кто-то затаился и пытается остаться незамеченным. Отзвук случайного неосторожного шага – но и его оказалось довольно.
Я замер, прислушиваясь, страх подкатил к самому горлу. Откуда оно? Взгляд мой ощупывал заросли по обе стороны дороги. Я не смел двинуться – любой звук отдастся эхом по этим горным склонам. Пока я бежал, об опасностях не думалось, но сейчас они завладели моим разумом: солдаты, посланные Пелеем, сама Фетида, ее холодные, как морской песок, руки на моем горле. Или разбойники. Они, бывает, таятся у дорог, и я помнил рассказы от том, как мальчиков похищали и те потом умирали от издевательств. Пальцы сжались так, что суставы побелели; я старался замереть, не дыша. Взгляд мой упал на густые заросли цветущего тысячелистника, где можно было спрятаться.
Из леса за моей спиной раздался шорох, я вздрогнул, повернув голову на звук. Поздно. Что-то – кто-то – ударило сзади, толкнув вперед. Я рухнул лицом на дорогу, и кто-то навалился на меня. Я закрыл глаза, ожидая удара ножом.
Ничего. Ничего, кроме тишины и тяжести колен, придавивших мне спину. Мгновение спустя я понял, что колени не слишком тяжелы и прижимают меня осторожно, не вредя и не раня.
– Патрокл. – Патрокл.
Я не двигался. Тяжесть колен пропала, руки схватили меня, переворачивая. Сверху вниз на меня смотрел Ахилл.
– Я надеялся, ты придешь, – сказал он. Внутри у меня будто что-то подпрыгнуло, от радости и облегчения. Я будто пил его взглядом – его яркие волосы, мягкий изгиб губ. Радость моя была так остра, что я не смел дыхнуть. Не знал, что говорить. Наверное, надо просить прощения. Или еще что… Я открыл рот.
– Мальчик ранен?
Позади нас раздался глубокий голос, и Ахилл повернул голову. Из-под него, лежа, я видел только лошадиные ноги – бурые, и щетки над копытами посерели от пыли.
И снова тот голос, ровный и спокойный. – Очевидно, Ахилл Пелид, это причина того, что ты до сих пор не прибыл ко мне в горы?
Мое сознание стало проясняться. Ахилл направился к Хирону. И ждал здесь. Ждал меня.
– Приветствую тебя, учитель Хирон, и приношу свои извинения. Да, поэтому я задержался, – он сейчас говорил как царевич.
– Понимаю.
Мне хотелось, чтоб Ахилл встал. Я чувствовал себя глупо, лежа на земле под ним. А еще я боялся. В голосе человека не было ярости, но и доброты тоже не обнаруживалось. Он был ясен, ровен и бесстрастен.
– Вставай, – сказал он.
Ахилл медленно поднялся.
Я бы, наверное, закричал, если бы мое горло не сковало страхом. Вместо этого я издал полузадушенный всхлип и отполз назад.
Мускулистые лошадиные ноги переходили в столь же мускулистый человеческий торс. Я глядел на это непостижимое соединение природы человека и коня, где гладкая кожа переходила в блестящую бурую шерсть.
Ахилл позади меня склонил голову. – Господин кентавр, – сказал он. – Прошу простить за задержку. Я ждал своего сотоварища. – Он преклонил колена, его чистая туника коснулась дорожной пыли. – Прошу, прими мои извинения. Я уже давно желал быть твоим учеником.
Лицо человека – кентавра – было столь же серьезно, как его голос. Он был немолод, насколько я мог судить, лицо его обрамляла аккуратно подстриженная черная борода.
Несколько мгновений он смотрел на Ахилла. – Не нужно преклонять передо мной колени, Пелид. Но мне приятна твоя учтивость. И что же это за сотоварищ, который нас обоих задержал?
Ахилл повернулся опять ко мне и протянул руку. Я неуверенно подал свою и поднялся.
– Это Патрокл.
Повисла тишина, я знал, что теперь мой черед говорить.
– Господин, – сказал я. И поклонился.
– Я не господин, Патрокл Менетид.
Я вздрогнул при имени моего отца.
– Я кентавр и наставник людей. Имя мое Хирон.
Я сглотнул и кивнул головой. Я не смел спросить, как он узнал мое имя.
Его глаза изучали меня. – Я вижу, ты утомлен. Тебе нужна вода и пища. Путь до моего жилища на Пелионе слишком тяжек для тебя. Потому мы поступим иначе.
Он повернулся, и я постарался не слишком пялиться на его лошадиные ноги.
– Поедете на моей спине, – сказал кентавр. – Обычно я не предлагаю такого при первом знакомстве. Но должно порой делать исключения. – Он помолчал. – Полагаю, вы оба учились ездить верхом?
Мы быстро кивнули.
– Жаль. Забудьте чему вас учили. Я не люблю, когда сжимают ногами бока или погоняют пятками. Один из вас будет держаться за меня, а тот, что сзади, будет держаться за переднего. Почувствуете, что падаете – дайте знать.
Мы с Ахиллом обменялись быстрыми взглядами.
Он сделал шаг вперед.
– А как мне…
– Я опущусь на колено, – конские ноги подогнулись, опуская кентавра в пыль. Спина у него была широкой и чуть влажной от пота. – Держись за мою руку, – говорил кентавр. Ахилл так и сделал, перебросил ногу и уселся.
Теперь был мой черед. По крайней мере, мне не выпало сидеть впереди, где кожа переходит в бурую шерсть. Хирон протянул мне руку и я ухватился за его предплечье. Оно было мускулистое, толстое, покрытое черными волосами, ничуть не похожими на те, что росли на его конской половине. Я уселся, ноги мои обхватили его спину, их пришлось раздвинуть очень неудобно широко.
– Встаю, – сказал Хирон. Движение его было плавным, но все же я схватился за Ахилла. Хирон был вполовину выше обычной лошади, и ноги мои оказались так высоко, что мне стало не по себе. Рука Ахилла легко лежала на животе кентавра. – Будешь держаться так слабо – упадешь, – сказал кентавр.
Мои пальцы вспотели, сомкнувшись в замок на груди Ахилла. Я и на миг не смел расслабиться. Ход кентавра был не так плавен, как у лошади, да и дорога была неровной. Я же то и дело съезжал по скользкой от пота конской шерсти.
Тропы я не видел, но мы мягко взбирались вверх сквозь лес, несомые осторожными уверенными шагами Хирона. Я вздрагивал от каждого толчка и невольно сжимал коленями бока кентавра.
Пока мы ехали, Хирон показывал нам, мимо чего мы проезжали, все тем же уверенным ровным голосом.
Это гора Отрис.
Видите, тут, на северной стороне, кипарисы растут гуще.
Этот ручей питает реку Апидан, что бежит через земли Фтии.
Ахилл, обернувшись ко мне, улыбнулся.
Мы забирались все выше, и кентавр размахивал своим пышным черным хвостом, отгоняя мух от себя и нас.
***
Хирон остановился неожиданно, и я съехал вперед, уткнувшись в спину Ахилла. Мы оказались на небольшом участке, где лес уступал чему-то вроде рощицы, полуокруженной скалистыми отрогами. Мы не были на самой вершине, но были близко, небо голубело и сияло над нами.
– Прибыли, – Хирон опустился, и мы неловко сползли с его спины.
Перед нами была пещера. Но назвать ее так – унизить, потому что слагал ее не темный простой камень, а бледно-розовый кварц.
– Входите, – сказал кентавр, и мы последовали за ним. Вход был так высок, что ему не надо было пригибаться. Мы заморгали – внутри было темновато, хотя, благодаря хрустальным стенам, светлее, чем должно было. В одном углу бежал родничок, утекавший куда-то наружу, в скалы.
На стенах висели странные вещи – тонкие бронзовые орудия. Над нами на потолке пещеры проглядывали очертания и линии созвездий и движения небесных светил. На выдолбленных в камне полках стояли дюжины глиняных горшочков с косыми метками. В одном углу висели инструменты, лиры и флейты, а вслед за ними – разные орудия и утварь для готовки.
Постель человеческого размера – высокая, покрытая звериными шкурами, -приготовленная для Ахилла. Не видно было, где мог бы спать кентавр. Может, и вовсе не спал.
– Сядьте, – сказал Хирон. В пещере было прохладно, приятно после солнца, и я с благодарностью опустился на одну из подушек, предложенных Хироном. Он отошел к роднику и наполнил чаши, которые и принес нам. Вода была сладкой и чистой. Пока я пил, Хирон стоял надо мной. – Завтра ты почувствуешь боль и будешь слаб, – сказал он мне. – А сейчас тебе стоит поесть.
Из горшка, булькающего на небольшом огне поодаль в пещере он положил нам жаркого с кусочками овощей и мясом. Были еще круглые красные ягоды, которые он достал из углубления в скале. Я ел быстро, удивленный, насколько же успел проголодаться. Взгляд мой все время возвращался к Ахиллу, и меня покалывало от радости и облегчения. Спасся.
С новообретенной смелостью я показал на бронзовые орудия на стене. – Что это?
Хирон сидел напротив нас, согнув и подобрав под себя лошадиные ноги. – Это для хирургии, – сказал он мне.
– Хирургии? – Этого слова я не знал.
– Врачевания. Я и забыл о том, как невежественны люди внизу, – голос его был равнодушен и спокоен, просто сообщая данность. – Иной раз надо избавляться от конечностей. Эти чтобы резать, а эти чтобы сшивать. Часто, избавляясь от чего-то, мы можем спасти остальное, – он наблюдал, как я рассматриваю орудия, особенно их острые и пилообразные края. – Ты желал бы изучать медицину?
Я покраснел. – Я о ней ничего не знаю.
– Ты отвечал не на тот вопрос, который я задал.
– Прошу прощения, учитель Хирон, – я не хотел сердить его. Он отошлет меня назад.
– Тут не за что прощать. Просто ответь.
Я чуть запнулся. – Да, я хотел бы научиться. Мне кажется, это пригодится, не правда ли?
– Это может очень пригодиться, – согласился Хирон. Он повернулся к Ахиллу, который следил за беседой.
– А ты, Пелид? Ты также думаешь, что медицина может пригодиться?
– Конечно, – сказал Ахилл. – Прошу не зови меня Пелидом. Когда я здесь, я просто Ахилл.
Что-то промелькнуло в темных глазах Хирона. Искра, почти веселье.
– Хорошо. Что из того, что есть тут, ты хотел бы изучить?
– Вот, – Ахилл указал на музыкальные инструменты, лиры и флейты, и семиструнную кифару. – Ты умеешь играть?
Взгляд Хирона был тверд. – Умею.
– И я умею, – сказал Ахилл. – Я слышал, ты обучал Геракла и Ясона, хоть пальцы их и не отличались проворством. Это так?
– Это так.
Это показалось мне невероятным – он знал Геракла и Ясона. Знал их детьми.
– Я хочу, чтобы ты обучал меня.
Взгляд Хирона смягчился. – Затем ты сюда и прислан. Я обучу тебя тому, что знаю сам.
***
Под лучами заходящего солнца Хирон провел нас через утесы, которые окружали пещеру. Он показал нам, где были логова горных львов,* и где течет река, медленная и нагретая солнцем – там мы могли купаться.
– Искупайся, если желаешь, – он посмотрел на меня. Я-то и позабыл, что грязен, весь в поту и дорожной пыли. Прибрал пальцами волосы – там было полно песка.
– И я с тобой, – сказал Ахилл. Он сбросил тунику и мгновением позже я сделал то же самое. Вода на глубине была прохладной, но приятно прохладной. – Вон там, видите, вьюны. И окуни. А это рыбец, которого южнее вы уже не найдете. Его можно узнать по выгнутому рту и серебристому брюшку, – говорил Хирон с берега.
Его речь мешалась со звуком текущей по камням воды и сглаживала отчуждение между мной и Ахиллом. Твердость, спокойствие и сила в лице Хирона делало нас снова детьми, и внешний мир, кроме этой возни в воде и сегодняшнего ужина, просто исчез. Когда он был рядом, трудно помнить о случившемся на побережье. Даже наши тела казались меньше рядом с туловом и крупом кентавра. И как мы могли думать, что повзрослели?
Мы выбрались из воды, свежие и вымытые, осушая волосы в последних лучах солнца. Присев на мелководье, я с помощью камней отскреб свою тунику от грязи и пота. Пришлось походить нагишом, пока она не высохнет, но таково уж было влияние Хирона, что я об этом и не задумывался.
Мы возвращались за Хироном в пещеру с полувысохшими туниками, наброшенными на плечи. Время от времени он останавливался и указывал нам на следы зайцев, коростелей и оленей. Он сказал нам, что мы будем со временем охотиться на них и учиться распознавать их следы. Мы слушали, с охотой задавая вопросы. Во дворце Пелея был только наставник в игре на лире да еще иной раз сам Пелей, то и дело задремывающий на середине рассказа. Мы ничего не знали о лесных премудростях и многом другом, о чем нам поведал Хирон. Мысленно я вернулся к тем инструментам, которые видел на стене пещеры, к лечебным травам и врачебным орудиям. Хирургия, так он сказал.
Когда мы вернулись в пещеру, уже почти стемнело. Хирон задал нам простую работу – собрать хворост и развести огонь на расчищенном месте в устье пещеры. Когда огонь разгорелся, мы остались у костра, наслаждаясь его теплом – вечерний воздух уже холодал. Наши тела наполнила приятная усталость, они были тяжелы от дневных трудов. Усевшись, мы с удовольствием вытянули ноги. Говорили о том, что станем делать завтра, но разговор шел лениво, слова падали тяжело и медленно. На ужин снова было жаркое, с тонкими лепешками, которые Хирон готовил на бронзовых листах над огнем. На сладкое были ягоды и добытый в горах мед.
Огонь угасал, и мои глаза слипались в полудреме. Мне было тепло, а земля подо мной была мягка от мха и палой листвы. Я не мог поверить, что еще этим утром я проснулся во дворце Пелея. Эта маленькая площадка у костра, сверкающие стены пещеры казались более яркими, чем когда либо был для меня белый дворец.
Слова Хирона, когда он заговорил, заставили меня оцепенеть. – Должен сказать, твоя мать прислала мне послание, Ахилл.
Я ощутил, как Ахилл напряг мускулы. Мое горло сжалось.
– О… Что она сказала? – голос его был ровен и бесцветен.
– Она сказала, что если за тобой последует изгнанный сын Менетия, я должен удалить его от тебя.
Я сел, и все умиротворение разом пропало.
– Она сказала, почему? – равнодушно спросил Ахилл в темноту.
– Нет, этого она не сказала.
Я прикрыл глаза. По крайней мере, я не буду опозорен в глазах Хирона рассказом о том, что произошло тогда на берегу. Но утешением это было слабым.
Хирон продолжал: – Полагаю, тебе было известно ее мнение по этому поводу. Не люблю, когда меня обманывают.
Мое лицо вспыхнуло, и я порадовался, что вокруг темно. Голос кентавра звучал тяжелее, чем прежде.
Я прочистил горло, разом пересохшее. – Прошу простить, – расслышал я свой голос. – Это не вина Ахилла. Я пришел сам. Он не знал, что я приду. Я не думал… – тут я остановился, – я надеялся, она не заметит.
– Ты поступил глупо, – лицо Хирона скрывала тень.
– Хирон… – храбро начал Ахилл.
Кентавр поднял руку. – Послание прибыло сегодня утром, еще до вашего прибытия. Так что, несмотря на твою глупость, обманут я не был.
– Ты знал? – это спросил Ахилл. Я бы никогда не заговорил так дерзко. – Так ты принял решение? Ты не последуешь ее посланию?
В голосе Хирона зазвучало недовольство. – Она богиня, Ахилл, и кроме того, она твоя мать. Ты настолько пренебрегаешь ею?
– Я чту ее, Хирон. Но вот в этом она неправа, – Ахилл так сжал кулак, что, несмотря на полутьму, я увидел, как напряглись его жилы.
– И в чем же она неправа, Пелид?
Я следил за ним глазами, и внутри у меня все сжималось. Я не знал, что он собирается сказать.
– Она чувствует, что… – Ахилл помедлил мгновение, и я почти забыл дышать, – что он смертный и нестоящий спутник.
– А ты думаешь, что стоящий? – спросил Хирон. В голосе его не было намека на ответ.
– Да.
Мои щеки потеплели. Ахилл вышвырнул это слово сквозь стиснутые челюсти без колебания.
– Понимаю, – кентавр повернулся ко мне. – А ты, Патрокл? Ты – стоящий?
Я сглотнул. – Не знаю, стоящий ли я. Но я хочу остаться, – я помедлил и снова сглотнул. – Пожалуйста.
Повисла тишина. Потом Хирон сказал: – Когда я вас привез сюда, то еще не решил, как поступить. Фетида усматривает тут множество бед; некоторые истинны, некоторые мнимы.
Его голос снова был бесцветным. Во мне по очереди вспыхивали и гасли надежда и отчаяние.
– А еще она молода и предубеждена, как и многие из ее породы. Я старше и, льщу себя надеждой, знаю людей получше. И не стану возражать, чтобы Патрокл был твоим спутником.
Тело мое будто отпустило от облегчения – как после окончившейся грозы.
– Она будет недовольна, но мне уже приходилось утишать ярость богов, – кентавр помолчал. – А теперь поздно, и вам время отойти ко сну.
– Спасибо, учитель Хирон, – голос Ахилла, искренний и живой. Мы встали, но тут я заколебался.
– Я только хотел… – моя рука чуть заметно дернулась в сторону Хирона. Ахилл понял и исчез в пещере.
Я повернулся лицом к кентавру. – Если будут неприятности, я уйду.
Повисла долгая тишина, и я уж почти подумал, что он не услышал. – Не стоит так легко растрачивать то, чего ты достиг за сегодня, – ответил он наконец.
Потом он пожелал мне доброй ночи и я пошел в пещеру к Ахиллу.
Комментарий к
* – Не уверена, что горные львы, они же пумы, когда-либо водились в Греции, но у автора так. Возможно, имелся в виду азиатский лев
========== Часть 9 ==========
На следующее утро я проснулся от тихой возни – Хирон готовил завтрак. Тюфяк, на котором я спал, был мягкий, и выспался я отлично. Я потянулся, замерев на миг, когда мои ноги уперлись в ноги Ахилла, еще спавшего рядом. Пару мгновений я глядел на него, на румянец щек и на то, как ровно он дышит во сне. Что-то словно мягко толкнулось внутри, но тут Хирон с другого конца пещеры приветственно поднял руку, я робко ответил ему тем же, и мягкий толчок внутри был забыт.
Поев, мы принялись помогать Хирону в его ежедневных занятиях. Это была легкая и приятная работа – собирать ягоды, ловить рыбу к ужину, ставить силки на перепелов. Начало нашего учения, если его так можно было назвать. Ибо Хирон любил учить не в течение обычного урока, а просто по ходу жизни. Когда козы, пасшиеся среди утесов, заболевали, мы учились готовить слабительное для их больных желудков, а когда они поправлялись – учились готовить им примочки от клещей. Когда я свалился в овражек, сломав руку и сильно содрав колено, мы учились накладывать лубок, очищать раны, и узнавали, какие травы препятствуют заражению.
В охотничьих вылазках, после того как мы спугнули коростеля с гнезда, Хирон учил нас двигаться бесшумно и разбираться в путанице следов. А когда мы находили дичь – учил, как лучше всего попасть в нее из лука или пращи, чтобы смерть зверя была быстрой.
Если нам хотелось пить, а поблизости не было источника, он показывал нам растения, корневища которых содержали много влаги. Когда упало рябиновое дерево неподалеку, мы учились плотничать, обрубать сучья, обтесывать и шкурить древесину. Я сделал ручку для топора, а Ахилл – древко копья. Хирон сказал, что скоро мы обучимся ковать наконечники и лезвия для подобных вещей.
Каждый вечер и каждое утро мы помогали готовить пищу, сквашивать густое козье молоко, получая простоквашу и сыр, чистить рыбу. Это была работа, до которой ранее мы, как царевичи, не допускались. И делали мы все с охотой. Следуя указаниям Хирона, мы восхищенно наблюдали, как на наших глазах из молока получается масло, как птичьи яйца растекаются и зажариваются на раскаленных в очаге камнях.
Месяц спустя, после завтрака, Хирон спросил, чему еще мы хотели бы научиться. – Вот это, – указал я на орудия на стене. Для хирургии, сказал он. Хирон один за одним показал орудия нам.
– Осторожно. Лезвия очень остры. Это для отрезания плоти, которая начала гнить. Прижмите пальцы к коже вокруг раны и вы услышите особый треск.
Затем он велел нам ощупать кости друг друга, чтобы изучить их расположение, проследить пальцами косточки позвонка на спине. Пальцами он указывал, где располагаются какие органы.
– Рана в любой из них как правило смертельна. Но самая быстрая смерть тут, – его палец легонько постучал по виску Ахилла. Холодная дрожь пробрала меня, когда он касался места, где жизнь Ахилла была столь уязвима. Я ощутил облегчение, когда мы заговорили о другом.
Вечерами мы лежали на мягкой траве у входа в пещеру, и Хирон показывал нам созвездия, рассказывая о них – Андромеда, трепещущая перед пастью морского чудовища, и Персей, бросающийся к ней на помощь; вздымающий крылья бессмертный конь Пегас, который родился из перерубленной шеи Медузы. Он также рассказывал нам о Геракле, о его подвигах и о безумии, охватившем его. В приступе безумия герой принял жену и детей за врагов и убил их.
– Как же он мог не узнать своей жены? – спросил Ахилл.
– Такова природа безумия, – ответил Хирон. Голос его казался глубже обычного. Он знал этого мужа, вспомнил я. Он знал и его жену.
– Но отчего наступило это безумие?
– Боги пожелали наказать его.
Ахилл затряс головой. – Но это же было больше наказанием для нее. Это несправедливо.
– Нет закона, по которому богам должно быть непременно справедливыми, Ахилл, – сказал Хирон. – Да и, возможно, гораздо больше скорби в том, чтобы жить после того, как тот, кто тебе дорог, ушел. Как ты думаешь?
– Пожалуй, это так, – согласился Ахилл.
Я слушал молча. Глаза Ахилла вспыхивали огоньками костра, темные тени резче обозначили черты лица. Я бы узнал его и во тьме, и под любой личиной. Я бы узнал его даже сквозь безумие.
– Добро, – сказал Хирон. – Рассказывал ли я вам об Асклепии, и о том, как он раскрыл секреты врачевания?
Рассказывал, но мы хотели послушать снова, историю о том, как герой, сын Аполлона, пощадил змею. Змея в благодарность лизнула его уши, так что он обрел способность слышать, как она шепотом поведает ему тайны целебных трав.
– Но ведь на самом деле это ты обучил его врачеванию, – сказал Ахилл.
– Да, я.
– И ты не в обиде, что твою заслугу приписали змее?
Зубы Хирона сверкнули в темной бороде. В улыбке. – Нет, Ахилл, я не в обиде.
Потом Ахилл играл на лире, а Хирон и я слушали. Лира моей матери. Он привез ее сюда.
– Жаль, что я не знал раньше, – сказал я в первый же день. – Я уж почти решил не идти за тобой, потому что не хотелось ее оставлять.
– Теперь я знаю, как заставить тебя всюду следовать за мной, – улыбнулся он.
Солнце садилось за отрогами Пелиона; мы были счастливы.
***
Время у горы Пелион бежало быстро, дни протекали безмятежно. Теперь гулять по утрам было прохладно, теплело неохотно, когда слабеющие солнечные лучи пробивались сквозь пожелтевшие листья. Хирон дал нам меховую одежду и повесил на входе в пещеру шкуры, чтобы не выпускать тепло. Днями мы готовили дрова на зиму, солили мясо впрок. Звери еще не попрятались в норы, но скоро, сказал Хирон, должны были. По утрам мы любовались схваченными инеем листочками. Мы знали о снеге лишь по рассказам аэдов, сами мы его никогда не видели.
Однажды поутру, проснувшись, я увидел, что Хирона нет. Это было обычным делом, он чаще всего просыпался прежде нас, чтобы подоить коз и собрать фрукты к завтраку. Я вышел из пещеры, чтоб Ахилл мог поспать, и сел ждать Хирона. Пепел вчерашнего костра успел остыть и побелеть, я разгребал его палочкой и слушал лесные шорохи. Перепелка курлыкнула из подлеска, ей отозвался тоскующий голубь. Я слышал, как потрескивал дерн, от ветра ли или от легких шагов зверя. Я уж собирался пойти принести дров и разжечь огонь.
Странное ощущение пришло, словно мурашки по коже. Сперва затихла перепелка, потом голуби. Листва замерла, и ветер утих, и ни один зверь больше не шуршал в зарослях. Тишина была такая, как будто все вокруг затаило дыхание. Совсем как кролик, завидевший тень ястреба. Я ощутил, как сильно заколотилось сердце.
Порой, сказал я себе, Хирон творит волшебства, вроде того, чтобы согреть воду или успокоить зверя.
– Хирон? – позвал я. Голос мой дрожал и прерывался. – Хирон?
– Не Хирон.
Я обернулся. Фетида стояла у самого края полянки, ее белая как кость кожа и черные волосы казались яркими, как вспышки молнии. Платье, что было на ней, облегало тело и блестело как рыбья чешуя. Вдох застрял в моем горле.
– Тебя не должно быть тут, – сказала она. Так острые скалы царапают корабельное днище.
Она шагнула вперед, и трава, казалось, увядала под ее ногами. Она была морской нимфой, и земные создания не любили ее.
– Прошу простить, – выдавил я, голос был словно застрявший в горле сухой лист.
– Я предупреждала тебя, – Чернота ее глаз словно вливалась в меня, перекрывала горло, не давая дышать. Даже если бы я посмел крикнуть, я бы не смог.
Шорох за моей спиной и затем голос Хирона, громкий в этой тишине. – Приветствую тебя, Фетида.
Тепло вернулось моей коже, вернулось и дыхание. Я почти побежал к нему. Но его твердый взгляд удержал меня. Пожелай она, могла бы меня достать и тут.
– Ты пугаешь мальчика.
– Ему здесь не место, – ответила она. Губы ее были красны, словно от свежей крови.
Рука Хирона твердо легла на мое плечо. – Патрокл, вернись в пещеру. Поговорим с тобой позднее.
Все еще чувствуя дрожь в ногах, я повиновался.
– Ты слишком долго прожил среди смертных, кентавр, – услышал я ее слова, прежде чем за мной опустилась шкура-полог. Я прижался к стене пещеры; в горле было солоно и мерзко.
– Ахилл, – позвал я.
Он открыл глаза и оказался рядом прежде, чем я смог говорить.
– Что с тобой?
– Твоя мать здесь.
Я увидел, как он напрягся. – Она тебя не тронула?
Я помотал головой. Не сказав, что видел – она хотела. И могла бы, если бы Хирон не пришел.
– Я должен идти, – сказал Ахилл. Шкуры зашуршали, раздвинувшись и пропуская его, а потом снова сомкнулись.
Я не слышал, о чем там говорили на полянке. Они говорили негромко, а может, отошли куда-то. Я ждал, обводя пальцем спиральки на каменном полу. За себя я больше не волновался – Хирон, видно, твердо решил меня оставить, он был старше ее, был уже взрослым, когда боги еще только качались в колыбельках, а уж она-то тогда была всего лишь яйцом в морских глубинах. Но было нечто, которое трудно как-то назвать. Она могла многого лишить меня.
Когда они вернулись, был уже почти полдень. Первым делом я взглянул в лицо Ахилла, стараясь понять все по его глазам, по тому, как сжался его рот. Но ничего не заметил, разве что следы усталости. Он бросился на тюфяк рядом со мной.
