Текст книги "От альфы до омеги (СИ)"

Автор книги: Lorain

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Рикгард выдохнул. В лучшие годы в ангарах Ликвидации стояла сотня аппаратов. Теперь оставят лишь два: чтобы ставить галочку в отчетах и летать за жареной картошкой.

– Значит, от Ликвидации ничего не останется?

Квинт сморгнул.

– Ну почему же. Конечно, ликвидировать уже фактически нечего...

Рикгард наклонился к столу Квинта:

– Восемнадцать.

– Что «восемнадцать»? – не понял тот.

– Всего случилось восемнадцать Возмущений, – прошипел Рикгард, едва сдерживая ярость. – После того самого взрыва они разгорались снова и снова. Это угли, Квинт. Они тлеют, но их не затушить. Все это время Ликвидация занималась последствиями. Не причинами.

– С последнего Возмущения прошло почти пятьдесят лет, – напомнил Квинт.

– Ты помнишь про четырнадцатое? Оно случилось после тридцати лет тишины. Тридцати. А теперь прошло пятьдесят, и где гарантии, что после такого затишья нас не ждет буря пострашнее? – выдохнул Рикгард.

– Да, но в те времена аномалий было как грязи, – покачал головой Квинт. – Везде, даже в городе, на улицах, в домах. Их видели все, даже дети. Аномалия могла поселиться у тебя в кухонном шкафчике, под кроватью, в сливном бачке. Теперь все по-другому. Аномалии исчезли. Той опасности больше нет.

– Аномалии остались, – выплюнул Рикгард, чувствуя себя заводной игрушкой. Сколько раз он повторял эту фразу и сколько раз она встречала тупое безразличие в глазах Квинта! – Может, не в городе, но за его пределами – аномалии есть! И пока опасность не изучена до конца, не уничтожена до последней песчинки, говорить об этом твоем «мире» – полнейший абсурд!

– Не абсурд. Мы пытаемся жить, Карьер. Эмпориум, другие города, мы все пытаемся жить. А ты гоняешься за призраками. Это паранойя.

– Хочешь списать и меня вслед за Иолой – посылай в психушку.

– Никто не считает тебя сумасшедшим, – миролюбиво поднял ладонь Квинт. – Просто ты боишься фантомов. Понимаю, ты устранил не одну аномалию, твои четырнадцать значков не какой-то там пшик. Но твое время прошло. Признайся сам себе: ты просто не хочешь стареть. Не хочешь, чтобы тебя и Иолу списали. Ты прикрываешься этим страхом перед аномалиями, только чтобы не бояться собственного конца.

Он говорил это так тихо, так спокойно, с такой бессовестной мягкостью, что Рикгарда вдруг захлестнуло. Давно он не слышал от Квинта подобных душеспасительных пафосных речей, но в этот раз Квинт превзошел сам себя. Его вислые щеки подрагивали, пухлые пальцы перебирали кончики шелкового, словно намасленного галстука, осоловевшие, равнодушные глаза смотрели тупо, бессмысленно. Его конец пришел уже давно, и Квинт с ним смирился без разговоров. Теперь подавал пример и Рикгарду.

– Я ухожу.

Рикгард вскочил на ноги.

– Ты не можешь, – напомнил Квинт. – Твой контракт...

– В пекло контракты.

И вышел вон. Квинт еще что-то говорил ему в спину, но Рикгард уже не слушал.

– Счастливого замужества, – бросил он по пути Тее.

Она с удивлением приподнялась над своей конторкой, пряча на коленях модный журнал и вытягивая шею, чтобы заглянуть в распахнутую дверь кабинета Квинта. Новая сплетня обеспечена.

На улице Рикгарда встретил синто-пес. Овчаркам полагалось сидеть на постах, но эта зачем-то увязалась следом за ним. Вывалив на сторону яркий синтетический язык, она словно бы насмехалась.

– Сам дойду, – бросил Рикгард.

Собака не отставала и беззаботно трусила за ним, как будто учуяла в кармане человека угощение.

– Я сказал, отвяжись!

Не хватало еще робота-конвойного для триумфального завершения карьеры. Или Квинт боится, что Рикгард отправится в ангары и стянет Иолу? Смешно.

– Да отвяжись же ты! – гаркнул Рикгард и собрался было пнуть собаку, но пес оскалился и рявкнул.

– Не оставишь меня, да? Думаешь, я подожгу контору? Спалю ангары?

Синто-псина обнажила клыки и стала наступать, подталкивая к воротам. Рикгард вытащил из кармана ключи от служебного автомобиля и личную карту Ликвидатора. Пес гулко залаял.

– Вот так, значит, да?

Рикгард швырнул ключи и карточку в траву.

– На, получай! Сдались мне эти подачки Квинта!

Он развернулся и быстрым шагом двинулся к воротам. С Ликвидацией было покончено.

Глава 9. Ирис. Квартал рыбаков, заброшенный дом и стеклышко

Чем ниже Ирис спускалась к заливу, тем больше ей попадалось полуразваленных, слепых хибар, из окон которых тянулись зеленые побеги. У воды город редел и рассыпался. В квартале рыбаков жили только рабочие из порта, но и их становилось с каждым годом все меньше и меньше. Разгрузку и погрузку автоматизировали благодаря быстрым и простым машинам, которые дешевели на глазах, особенно старые, но еще вполне добротные модели, и потребность в человеческой рабочей силе падала. Люди двигались вверх, в квартал Сифов или к фабрике полимеров, на которой всегда требовались внимательные человеческие глаза, и прибрежные улицы пустели. Здесь всегда было жарко, влажно и душно. В царстве морских ароматов – гниющих водорослей и рыбной чешуи – которых совсем не замечали местные, чужакам приходилось несладко, поэтому брошенные дома прибирали к рукам разве что совсем уж отчаявшиеся бродяги.

Но Ирис квартал рыбаков приглянулся. Она быстро оставила оживленные, заполненные зеваками улочки позади, и теперь почти не слышаланичего, только отголоски чужих ощущений где-то вдалеке. Спрятаться здесь не представляло никаких трудностей, да и отзвуки человеческих радостей и волнений здесь ее почти не задевали. В узких переулках, которые казались еще теснее из-за душного, влажного марева, который поднимался с мостовой, царила тишина. На жару Ирис было плевать, а вот молчание ей нравилось. Выйдя из мансарды Ликвидатора в город, она нырнула в горячую, липкую жижу, которая буквально плавила ее системы изнутри. Здесь же покой и равнодушие старых каменных стен обволакивали и убаюкивали.

Она крутила головой, рассматривая старые двухэтажные дома. Здесь, почти у самых скал, в отдалении от оживленного порта, который кипел и колыхался к северу, обитаемых жилищ почти не осталось. На потертых латунных табличках она еще различала фамилии, но распахнутые двери и зеленые ветви, которые опутывали каменную кладку и свисали с подоконников и черепичных скатов, говорили о том, что хозяева давным-давно исчезли.

Улица оборвалась внезапно. Закуток-балкончик, нависший над морем, был тупиком, и отсюда вид открывался только на бескрайний простор Алого Залива. Ирис смотрела и никак не могла наглядеться: Залив оказался совсем не таким, каким она его представляла. Он был куда больше, и отсюда, с высоты скального выхлопа, казался плоским, как доска. Легкий бриз, который гулял по воде, только слегка ерошил поверхность рябью. Морщинки расходились по воде симметричным рисунком, и отсюда, с уличного балкончика, Ирис никак не могла понять, какая она, эта морская вода на самом деле. Солнце стояло в самом зените и поблескивало серебристым пятном прямо под ногами, а дальше, правее, где город спускался к исполинской навесной конструкции, куда причаливали торговые корабли, курился грязноватый дым, плавал сизый пар, разносились отраженные водной гладью крики портовых рабочих.

Плоский и широкий, как броненосец, дом по левую руку окнами выходил прямо на воду. Расположение и вид Ирис понравились, и, судя по траве, которая пробивалась на пороге, людей он не видал уже давно. Дверь была заперта на замок, и Ирис заключила, что хозяева съехали, оставив свою недвижимость до лучших – или, скорее, худших – времен. А еще по этой улице проходил маршрут полицейского патруля. Вспоминая карту, Ирис поняла, что приписан этот патруль к дальнему, плохонькому участку – уж там светлые головы не работают. Именно такой-то ей и был нужен.

Быстро справившись с простым двоичным замком, она заглянула внутрь. Стекла, очевидно, выбило штормовыми ветрами, так что воздух здесь гулял легко и свободно. Пол покрывало слоем разнообразного мусора: птичьи перья, соломка, куски материи и обрывки газет.

Неплотно притворив за собой дверь, Ирис заглянула поочередно в комнатки на первом этаже. Ей вдруг подумалось, что это темное, уютное и прохладное жилище очень ее ждало: старая, покосившаяся и вздувшаяся от влажности мебель так и скучала по рукам, которые открывали бы дверцы и выдвигали бы ящики, а под слоем налетевших из двора листьев в большой комнате Ирис нашла плесневелый ковер из грубого рабочего джута. Наверху, куда вела облупившаяся лестница, кроме спальни обнаружилась обширная терраса – конечно, это была просто крыша, на которую можно было выбраться из окна, но привольное слово «терраса» Ирис нравилось куда больше.

Даже здесь, в этом тихом и пустом доме переходить в экономный режим Ирис боялась. Отключив большинство систем и буквально превратившись в комок бесполезных биосинтетических материй, она бы снова стала совсем беззащитной. Этот план куда лучше годился для необитаемых земель за городскими стенами. Здесь же бдительность была необходима: о приближении непрошенных гостей она хотела узнать пораньше. Если это Мамонты, то она выберется через кухонную дверь, а если полиция – то все в порядке. Скорее всего.

Ну и рискованный же план пришел ей в голову! Но другого выхода она не видела. Сама через ворота она не выйдет. Ни за что.

Она смахнула листья с оголенного поддона кровати, забралась туда с ногами, откинулась на изголовье и стала рассматривать залив. Отсюда виднелась лишь полоска воды, которая сливалась с горизонтом, но Ирис хватало и этого.

Ветер трепал полусгнившие обрывки занавесок, билась створка. Ирис наклоняла голову из стороны в сторону, и солнце играло бликами на россыпи осколков, устилавшей пол в изножье кровати. В этом танце света было что-то завораживающее, и Ирис наклонилась поближе.

Отражения в осколках двигались вместе с ней, превратившись в живую мозаику. Не шевелился только один треугольник, в котором сверкало что-то алое. Ирис почувствовала в мозгу странные сигналы, похожие на помехи, но расшифровать их не смогла.

Больше из любопытства, чем из настороженности, Ирис протянула руку и приподняла осколок. В нем заиграл свет, но на ощупь этот предмет от стекла отличался. Грани у него были мягкие, словно бархатные, а внутри двигалось изображение.

Ирис покрутила в пальцах странный предмет и вгляделась в картинку. Все-таки стеклом он не был и скорее походил на крошечный экранчик. Однако как Ирис его ни крутила, она не могла определить, что это за электроника и как она действует. Более того, стеклышко гнулось, но ломаться и не думало. Упруго пружиня, оно возвращалось в прежнее состояние, а внутри не прекращалось движение.

И тут Ирис поняла, что это за движение. Она подняла стекляшку повыше и заглянула в нее словно в глазок. Усыпанная листьями, птичьими перьями и осколками комната отступила. В бурое запустение капнули свежими, яркими красками. Бедно и просто обставленная, опрятная комнатка сияла чистотой. Обитые свежими сосновыми досками, стены пахли свежей смолой. Неуклюжие детские рисунки украшали проем между окнами. Постель была аккуратно застелена лоскутным одеялом. Из-за приоткрытых створок, щеголявших свежими стеклами, доносились крики чаек и шум залива.

Ирис опустила стекляшку и провела рукой по днищу кровати: жесткая, чуть влажная деревянная поверхность. Потом подняла стекляшку и еще раз оглядела комнату. Чем бы ни была эта вещица, она показывала не только изображение. Ирис слышала шум волн, чувствовала запахи свежего дерева, ароматы пекущегося хлеба, детские визги откуда-то сзади, со двора. Стоило опустить вещицу и отвернуться, как звуки и запахи пропадали.

Странная, очень странная электроника. Ирис знала об аппаратах виртуальной реальности, запрещенных Сенатом с десятилетие назад, знала, насколько они опасны и как неприятно могут повлиять на психику человека, но еще она знала, что подобная техника довольно объемиста. Обычная капсула виртуальной реальности, сеанс в которой когда-то стоил чуть больше, чем билет в кино, представляла собой кресло, оснащенное шлемом и проводами, похожими на паучьи лапки. Системы виртуальной реальности были громоздкими и статичными, а когда их запретили, на смену пришли старые, проверенные временем голографические театры, в которых глубокого погружения не получалось, а поэтому не развивалась и зависимость. Но что капсулы, что установки в голографических театрах, все они отличались огромными размерами. Втиснуть полноценный виртуальный мир в такую микроскопическую вещицу, как эта стекляшка, было невозможно. Ирис еще раз взглянула на чистый и новенький мирок, зашитый под эту маленькую заплатку, и, следуя импульсу программы имитации, невольно вздрогнула.

За такую непосредственную реакцию Мариэлла поставила бы высший балл. Какая обида, что никто больше не оценит ее успехи. Впрочем, на занятиях она не показывала и половины того, что выучила.

В стеклышке кто-то двигался. Ирис снова приблизила его к глазу. По комнате ходила женщина: невысокая, молодая, она была одета в цветастые юбки рыбацкой жены. Когда она обернулась, Ирис протянула руку, словно хотела проверить, из плоти и крови эта женщина, или это просто видение. Но в свежем, чистом мирке за стеклышком Ирис не было, и женщина вышла, даже на нее не взглянув.

Ирис снова опустила стекляшку и покрутила ее в пальцах. Ухватившись за уголок, она потянула, и стеклышко поддалось. Оно растягивалось, легко и просто, словно сделанное из пластилина. Раздвинув картинку до размеров небольшого оконца, Ирис коснулась пальцем его центра и обнаружила, что поверхность мягче, чем ей показалось вначале. Материя, из которого этот предмет был сделан, словно бы истончилась. Прорвать ее было легко, и в изображении ничего не менялось, только мягкая завеса касалась руки слабо и нежно, словно сотканная из газовой вуали.

Поглощенная странным исследованием, Ирис просунула внутрь оконца сначала ладонь, а потом заглянула туда сама. Звуки обступили ее, запахи ударили в нос с новой силой, и Ирис коснулась края стеганого одеяла, чтобы проверить, существует оно на самом деле или нет. Мягкое, нагретое солнцем, бьющим из-за льняной занавески, оно была всамделишным, вполне осязаемым и абсолютно настоящим. Ирис могла бы выбраться на ту сторону целиком, но заглянув за оконце, туда, где увидела бы собственные ноги, она ощутила, как стремительно нагреваются ее платы.

И как такое возможно? Только если... Система имитации щелкнула глубоко внутри, глаза Ирис расширились.

Ну конечно. Еще одно звено для цепочки, и как удачно оно подвернулось! Но удивляться тут нечего: если и находить такие вещи, то только в таких местах, как эти.

Ирис вернулась назад, в комнату, усыпанную птичьими перьями. Залив за разбитыми окнами стоял, не колыхнувшись. Ни криков ребятишек, ни ароматов чесночной приправы для свежего хлеба, только запах влажного дерева и водорослей царил повсюду, словно новый хозяин давно заброшенного дома.

Давно… Как давно? Когда-то здесь жили, но когда?..

Ирис взяла отброшенное было «стеклышко» и еще раз покрутила его в руках. Словно резиновое, оно потихоньку стягивалось. Оно уменьшалось прямо на ладонях, и очень скоро превратилось в крошечный треугольный осколок. Ирис еще раз рассмотрела его со всех сторон и машинально опустила в карман платья.

Она так увлеклась стекляшкой, что сигнал тревоги заметила не сразу. Теперь на улице раздавались голоса.

Она вышла на лестничную площадку и перегнулась через перила, чтобы разглядеть переднюю. Словно приглушенные ватой, голоса приближались, но слов Ирис разобрать не могла. Только когда кто-то ударил по двери, она отпрянула и прижалась к стене.

За ней все-таки пришли.

Глава 10. Рикгард. Дочь, четырехглазый омар и тайна омеги

– Дочь? Сержант, вы шутите?

Звонок из полицейского отделения застал Рикгарда врасплох. Все еще костеря синтетическую псину на чем стоит свет, он направлялся в «Синюю лягушку», потому что ничего лучше кроме «Старого Джо» этот день уже предложить не мог.

– Никак нет, сэр. Никаких шуток, – зазвучало в трубке. – Юная леди назвала ваш медицинский номер. Сами, понимаете, такие данные никому кроме родственников и полиции не доступны.

– Да нет у меня никакой дочери! – возмутился Рикгард.

– Простите, сэр, но такова процедура. Вы обязаны явиться в полицейское отделение.

Рикгард знал процедуру.

В отделении, куда его заставили тащиться через три квартала, пахло хлором и дешевым кофе. Миновав автомат по раздаче напитков, который успел прочитать ему меню из одиннадцати позиций за две секунды, Рикгард подошел к стойке. Из дальнего коридора неслись крики какого-то пьянчужки, который требовал встречи с восемью Сенаторами, а в углу на оранжевых протертых креслах восседала пожилая леди с надменным выражением лица.

– Теодор Рикгард? Отлично.

Из-за стойки выпорхнул юнец в желтой форменной рубашке.

– Подождите минутку, мы ее приведем. Мы нашли ее в не самом… благополучном районе. Принимая во внимание ваше положение… мы готовы пойти вам навстречу и отпустить ее без штрафа. Мелкое хулиганство. Она вскрыла замок опечатанного дома…

Рикгард приподнял бровь. В его мозгу шевельнулась догадка, и он чуть по лбу себя от досады не хлопнул.

Когда распахнулась боковая дверь, и сержант вывел в приемную омегу, Рикгард даже не удивился.

– Простите, господин Рикгард, за доставленные неудобства и эту необходимость… Согласно процедуре, вы должны заплатить штраф, но в этот раз...

Сержант неуверенно держал девицу под локоть. Та сутулилась, бросая на Рикгарда быстрые взгляды. Стыда и раскаяния в них не мелькало, разве что насмешка. Ее форменное платье истрепалось, а подол был заляпан грязью. Значок с гербом Сената, который – это Рикгард успел заметить еще в Центре – носили все омеги, исчез.

Невероятно. И когда она успела разыскать его медицинский номер? Впрочем, чего еще ожидать от машины.

Непонятно только одно: неужели полиция сцапала ее, совершенно не подозревая, что перед ними не человек, а омега? Да еще и этот наглый взгляд!

– Сержант, я вынужден вас огорчить, – начал Рикгард. – Эта девушка вовсе мне не дочь. Не знаю, куда вы смотрели, но…

– Сволочь, – вдруг прошипела девица. – Я так и знала. Знала!

Сцена развернулась в одно мгновение, словно книжка с объемными картинками раскрылась. Но это было совсем не то, что Рикгард ожидал увидеть.

Из глаз девчонки вдруг брызнули слезы, и сержант в недоумении выпустил ее локоть. Вместо того, чтобы воспользоваться шансом и просто-напросто сбежать, она сильно побледнела, качнулась, словно ее покинули последние силы, и аккуратно осела в кресло. Она смотрела на Рикгарда неотрывно, страшно, так холодно, что по его спине невольно побежали мурашки.

Во дает. Да никакая шестерка не изобразит на своем лице такого страдания…

– Ну, давай, расскажи им правду, расскажи! – глухо выпалила она.

– Я именно это сделать и собирался. Ты меня прервала, – заметил было Рикгард, не особенно понимая, чего ожидать от сцены дальше.

Девчонка себе на уме – это ясно.

– Сейчас ты скажешь, что никакой ты мне не отец, – совсем тихо сказала она.

– А у тебя другая версия? Поделись, – недоуменно рассмеялся Рикгард.

Странная уверенность синтетической девчонки и слишком хорошая игра вводили в заблуждение.

– Ты поменял все документы, вычеркнул меня отовсюду, – прошептала она. – Теперь я и вправду тебе никто.

– Поменял? – уточнил Рикгард.

Но сержант поднял руку:

– Пусть говорит девочка.

Ага, заинтересовался. У этих ушки на макушке всегда. Проверять и перепроверять – их работа. Только вот форменного платья синтетического Центра сержант так и не узнал. Желторотый. На пост, видно, заступил недавно. Про Центр знал только по новостям, а цвет и фасоны платьев запоминал навряд ли.

Девчонка шмыгнула носом и с ненавистью глянула на Рикгарда.

– Он прав. Он мне не отец. Приемный ведь не совсем отец, правда? Да еще и бывший, – она перевела взгляд на сержанта, словно искала у него поддержки. – Мы с матерью переехали к нему пару лет назад. А когда она пропала... – девчонка опустила глаза, и ее плечи мелко затряслись.

– Пропала? – уточнил сержант. – Заявление о пропаже подавали?

Он тут же выжидательно посмотрел на Рикгарда. Тот развел руками.

– Немолодая женщина, да еще и со взрослой дочерью вприкуску – звучит неаппетитно, – только и ответил он.

– Когда моя мать пропала, – тихо продолжила девчонка, – он выставил меня вон. Сказал, что я ему чужая. Сказал, что обеспечивать меня не обязан. Но были документы... Об удочерении... Он их уничтожил.

– Это правда? – нахмурившись, сержант повернулся к Рикгарду.

– Слушайте, да что за обвинения такие? – изумился тот. – Это просто слова. Я просто беру и сейчас же ухожу. Эта девица нигде не значится. Пробейте ее по базе, сосканируйте отпечатки. Или вы подобным сложностям пока не обучились?

Сержант моргнул.

– Я пробил ее по базе. И отпечатки тоже нашел. Ее зовут Иола Тамалис, и никакого адреса за ней не значится.

Рикгард обернулся к девчонке. В ее глазах промелькнула насмешка. Она взяла имя его дисколета!

– И что же вы сделаете? – поинтересовался Рикгард. – Документов-то нет. А на нет, как говорится, и суда нет...

Пожилая женщина, которая до этого момента безмолвно восседала в углу приемной, поднялась на ноги и, крепко сжимая свой зонтик, сделала шаг вперед:

– Бедная девочка. Бедняжка!

Она приближалась, держа свой зонт, будто меч наизготовку.

– У нас в городе целая армия беспризорников! Вот таких вот бродяжек, которым некуда приткнуться. А все бестолковые матери и отцы, бессовестные, безответственные!

Она потрясала зонтиком, все наступая.

– Вы посмотрите на ее платье, на ее лицо. Кем она станет через месяц, через год? У вас совсем нет сердца, да?

И ткнула Рикгарда зонтиком прямо в грудь.

– Да говорю же вам, она мне... – начал он.

Больше не хотелось отшутиться, посмеяться. История в участке обретала оттенок абсурдной постановки, и лучшее, на что он мог после нее рассчитывать – это головная боль. Вот ведь привязалась, пиявка. Строит вокруг него козни, цепляется, будто он и вправду чем-то ей обязан...

– На самом деле, он хороший, – вдруг пролепетала девчонка, обращаясь к разъяренной пожилой женщине. – Он хотел отдать меня в приют. Правда хотел. Но там нет мест. И все хотят денег.

– Значит, все-таки не сволочь? – спросил у нее Рикгард.

– Сволочь, – с готовностью кивнула девчонка. – Немножко.

– Так, – сержант мотнул головой и опустил руки. – Давайте начнем с начала. Вы – отец, но не совсем... То есть, вы им были, но этого не доказать. Но девочка вас знает, и вы ее, очевидно, тоже...

– Да уж конечно, – сверкнула глазами пожилая дама, делая еще один шаг и зонтика все не убирая.

Рикгард аккуратно отвел наконечник зонта в сторону и сказал:

– Давайте начинать не будем. Мне и с одного раза все яснее некуда. Куда вносить штраф?

Но сержант не отступал.

– Нет, так не годится. Штраф-то вы внесете, а что потом?

– А это уже дело не ваше, – отрезал Рикгард, все больше и больше раздражаясь.

– Не наше, – кивнул сержант. – А органов опеки.

– Так-так-так, – Рикгард ступил в его сторону, и сержант малодушно попятился, словно испугавшись кулака в нос. – Какие еще органы опеки? Уймитесь же. Эта маленькая интриганка сама же эту историю и придумала.

– Сама? – девчонка съежилась, и опустила голову, снова собираясь зареветь.

– Сама, – с нажимом произнес Рикгард. – Потому что я не давал ей карманных денег. И не пускал в кино со всякими проходимцами. Стащила документы, влезла в систему... Ты как все это провернула?

Девчонка подняла на него глаза и сквозь слезы улыбнулась.

– А теперь в кино отпустишь? Прямо завтра?

Сержант и пожилая дама переглянулись.

– Еще раз, – не понял сержант. – Ваша дочь обвиняется в мелком хулиганстве...

Рикгард выдохнул и попросил:

– Давайте ваши бумажки на штраф.

– Это месть, да? Я тебя выставил, а ты решила устроить мне веселую жизнь.

Рикгард все еще держал ее за руку и тащил сам не зная куда – только бы подальше от полиции. Ему не хотелось, чтобы сержант открыл дополнительные файлы и наткнулся на упоминание о черной метке, а еще ему не хотелось видеть людей из органов опеки. Во всей этой истории было слишком много вранья и недомолвок, а ведь без них ему так хорошо жилось! Теперь, когда у него нет карты Ликвидатора, Рикгард никто. Защитить его даже от придуманных обвинений будет некому.

Девчонка сбросила улыбку и вся как-то неприятно распрямилась. Улица была не из людных, но каждого прохожего она провожала взглядом.

– Они схватили меня в квартале рыбаков. Увидели вскрытую дверь.

Она быстро взглянула на Рикгарда.

– И что же, они не поняли, что ты пластиковая?

– Пластика в моем организме менее двух процентов…

– Знаешь, что…

– Они не поняли. Они взяли меня за мелкое хулиганство.

Ее глаза непонятно блестели.

– Делать им нечего. В тех кварталах даже грабить больше нечего… – пробормотал Рикгард. – Ну, хорошо. Ты разыграла эту сцену, притащила меня в участок, выбралась с моей помощью… Молодец. Будь я твоей учительницей…

Рикгард замолчал. Возможно, у железки куда больше мозгов, чем он думал поначалу. Придумать такую хитрую комбинацию, завязанную на чисто человеческих эмоциях, может только настоящая плутовка. Не омега.

А что, если она хотела, чтобы полиция ее нашла? Плохо спряталась, не замела следы, обвела вокруг пальца дурака-сержанта... И все это ради того, чтобы снова уцепиться за Рикгарда.

Или это лишь безумная догадка? Что такого может от него понадобиться беглой омеге?..

– Вы помогли мне выбраться, – девчонка остановилась. – Спасибо. Простите, что опять вас втянула. Я еще с вечера сосканировала ваши данные, а потом… Словом, простите меня еще раз. Я собиралась к воротам… Туда я и пойду.

Какое внезапное облегчение... Значит, она больше не будет его шантажировать и использовать, когда вздумается?

– И все? Я свободен? – Рикгард усмехнулся.

Девчонка снова слабо улыбнулась и выдала то, чего он совсем не ожидал:

– Можете катиться на все четыре стороны.

И протянула ладонь для рукопожатия.

Сумасшедшая. Эта синтетическая дурочка сумасшедшая, если думает выбраться из города без документов. Да еще и в форменном платье Центра, пусть даже без значка Сената. Молокосос в участке в таких вещах не разбирается, а вот охрана на воротах омегу опознает сразу. Выйти из города у нее ни единого шанса.

Или она опять напрашивается на его сочувствие? Но ничто ведь не мешает ему развернуться и уйти прямо сейчас.

– Ой, – вдруг испугалась она.

Девчонка остановилась и опустилась на колени. Вынимая руку из кармана, она выронила какой-то блестящий предмет.

– Опять помехи, – поморщилась она.

Взглянув на безделушку в руках девчонки, Рикгард подобрался, как кот перед прыжком.

– Это что такое?

– Нашла в том доме, в квартале рыбаков, – пожала плечами она. – Среди осколков. Мои системы среагировали, как будто пошли помехи.

Рикгард так и встал, не сводя взгляда с омеги, а она держала, держала эту свою безделицу.

– Ты знаешь, что это такое? – уточнил он.

– Я заглянула внутрь, и там как будто бы другой мир. Или тот же, но выглядит он совсем по-другому. Я не знаю, – она пожала плечами.

Значит, все-таки... Рикгард задержал дыхание.

– Я что-то сделала не так? – спросила девица.

– Как ты заглянула в этот... другой мир?

– Хотите посмотреть?

Навстречу им из-за угла показались женщина и зареванный мальчишка. Рикгард покосился на них и взял девчонку за локоть.

– Пошли.

– Куда?

– Я знаю одно заведение недалеко отсюда… Тихое местечко, там нас никто не тронет и не услышит. Расскажешь там, – очень тихо сказал он, все косясь на прохожих. Посторонившись, он пропустил мать и сына, а потом снова впился глазами в девчонку.

Уж теперь ее отпускать нельзя. Ни за что.

Девчонка покорно кивнула, и Рикгард вдруг подивился, какая она выходила разная – то кроткая и послушная, как сейчас или этим утром, то наглая, хитрая, как минуту назад в полицейском участке. Какая она на самом деле? Сыграть она может любую, это ясно, но что же у нее внутри, на изнанке? Как к ней подступаться? И что она может сделать по его приказу?

Его «местечко» скрывалось в фабричном квартале, в одном из грязных подвалов под облупленной вывеской, названия на которой было уже и не разглядеть. В это заведение Рикгард когда-то ходил на встречи с торговцами слухами. Мрачноватые, подозрительные типы чаще всего оказывались мошенниками, но иногда среди них попадались и те, кто говорил правду. Наводки, добытые в этом омерзительном, но безопасном для темных личностей месте он ценил на вес золота. Когда-то давно он ловил аномалии и в Эмпориуме, слушая таких людей, как тот самый старик из мансарды, но теперь правдивых слухов не осталось, да и «информаторов» тоже. Лет пятнадцать назад такие торговцы невольно подарили ему одну за другой три звезды. Теперь они перевелись, а вот «местечко» все стояло.

Четыре удара в дверь и через секунду – еще три. Зеленая створка распахнулась на пол-ладони.

– Четырехглазый омар, – сказал Рикгард.

Девчонка даже не удивилась: видно, сразу поняла, что это пароль. Дверь распахнулась целиком. В темном коридоре было дымно и душно, и как только створка за их спинами захлопнулась, в помещении стало еще темнее и жарче. В конце прохода мутно тлела навесная красная лампа. В круге ее света виднелись тяжелые бархатные занавеси, которые закрывали проход в главный зал.

– Восьмую кабинку на полчаса, – попросил Рикгард. – И что-нибудь выпить. А молодой леди – горячий шоколад. Или какао?

Он глянул на девчонку, но та пожала плечами. А может, она вообще ничего не пьет и не может? Черт их разберет, этих омег. Но знать, что девчонка не человек, не должен никто.

– Шоколад сгодится, – кивнул он хозяину.

Сухой и узкий, как старая палка, человек неохотно кивнул. В полумраке красного коридора его морщинистое лицо казалось исполосованным шрамами.

Он провел их до конца узкого прохода, а оттуда – мимо затворенных ширм, к восьмой кабинке. Внутри их ждали два маленьких диванчика, плотно придвинутых к столу, на котором тлела такая же, как и в коридоре, круглая красная лампа.

Девчонка забралась на свой диванчик с ногами и принялась крутить фитиль лампы.

– Оставь лампу. Сломаешь – заставят платить как за три, – заметил Рикгард, садясь напротив. – Зачем ты это делаешь?

– Мне любопытно. Омеги должны изучать мир, – объяснила девчонка, усаживаясь ровно.

– А теперь рассказывай, – кивнул ей Рикгард. – Здесь безопасно. Мамонты, бандикуты, дронты – сюда никто не сунется. А лампу все-таки не трогай.

Она отдернула руку и озорно улыбнулась.

– Бандикуты и дронты вымерли, – сказала она тут же.

– И мамонты тоже. Ты не понимаешь шуток?

– Понимаю. Но забавным выдумкам я предпочитаю достоверную информацию.

Рикгард молчал, рассматривая омегу. В полумраке ее лицо казалось взрослее и серьезнее, но глаза светились хитро и насмешливо.