Текст книги "От альфы до омеги (СИ)"

Автор книги: Lorain

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Глава 2. Рикгард. Звезды, ночные полеты и аномалия

Свой тридцать восьмой день рождения Теодор Рикгард, Ликвидатор с четырнадцатью звездами отличия, отмечал в одиночестве. Он не любил шумные празднества, тихие празднества и празднества вообще. А все потому, что в последние двадцать лет все возможные торжества проходили мимо него, и теперь он не переносил их скорее по старой памяти, чем от зависти. Он привык сторониться веселья. Сейчас от него уже не шарахались так, как раньше – четырнадцать звездочек, все-таки, дают не любому – но с мыслью о том, что людей удобнее ненавидеть, Рикгард уже сроднился. В лучшем случае он саркастично шутил, а в худшем – отмалчивался. Зависело от настроения. Шутки у него выходили не слишком добрые, так что Рикгарда обходили стороной заранее. И проще, и безопаснее.

Сегодня он ушел домой последним, уже после того, как в летном ангаре потушили последние лампы. Механик что-то бросил ему в спину, проверяя электронные замки, но Рикгард даже не обернулся.

И хотя одиночество Рикгарда долгое время оставалось вынужденным, он все-таки научился видеть в нем преимущества. Например, можно спокойно выйти на террасу, понаблюдать за полоской гор, зажатой под темнеющим небом, и без всяких помех посчитать звезды. Не то чтобы Рикгард всерьез интересовался количеством каких-то там светящихся точек на брюхе неба; просто было в этом всем нечто такое, что он никак не мог разъяснить даже себе самому. Безмолвие ночи в унисон молчанию огромного дома казалось вежливым. А вежливость Рикгард ценил.

Дом у Теодора Рикгарда был и вправду огромным. Бестолково-гигантским. Если бы в юности у него спросили, хочет ли он переезжать в чинный, тихий квартал Ликвидаторов, он бы ответил «нет» без колебаний. Но его не спрашивали. Каждой семье, глава которой трудился в отделе Ликвидации, полагались дом и земля в охраняемом квартале. Но семьи у Рикгарда не было, и за те годы, что он провел в заветном отделе, ничего не изменилось. Комнаты на втором этаже он запер, а на первом оставил открытыми только кухню, кабинет, гостиную и небольшую спаленку в задней части, у самой двери в сад. Больше ему и не требовалось. Разве что еще терраса, на которую он исправно выходил каждый вечер.

И сегодня он не изменил привычке, только двери на террасу оставил открытыми. Ждал очень важного звонка.

Ливий мог позвонить с минуты на минуту, а мог и не позвонить вовсе. Вечно разболтанный и неопределенный, Ливий являлся в контору после обеда, а уходил или спустя час, или засиживался до полуночи. Никто не мог предугадать, сколько продлится его бдение, от чего оно зависит и сколько процентов от этого времени отнимут дымные колечки, которые он мастерски пускал прямо в своем кабинете. Ливий походил на молекулу: пребывал в вечном хаосе, неподвластном даже ему самому.

Но Рикгард ждал от него расшифровки со сканера Иолы, и ждал с нетерпением. Месяц назад он засек нечто особенное, не похожее на обыкновенные статические аномалии, которые он когда-то вычищал десятками. Это нечто дразнилось и ловко пропадало, стоило подобраться поближе. Создавалось впечатление, что сигнал переходит на другую частоту: перескакивал с четвертой на четырнадцатую, а потом исчезал. Рикгард пытался переключать каналы, но аномалия, видимо, успевала проскользнуть мимо. Увидеть ее собственными глазами ему никак не удавалось.

Нет, даже если Ливий позвонит и, указав на нужную частоту, даст зеленый свет, Рикгард так поздно за штурвал не сядет. Не хватало еще расшибить Иолу где-нибудь в холмах. Он степенно дождется утра и уж тогда принесет Квинту что-то стоящее.

Но вот ведь в чем загвоздка… Даже если взять с собой Ливия и его бумаги, Квинт больше ни за что не позволит Рикгарду «придуриваться» – летать в отчетное время в сторону Пыльных Городов. «Искать ветра в поле», вот как он это называет. Конечно, в Пыльных Городах ветра нет уже много десятилетий, а полями они станут еще нескоро, если вообще станут. Но дела это не меняет: полеты к востоку от Эмпориума Рикгарду заказаны. Его отчеты о сканировании долины вызывали у Квинта болезненные приступы изжоги, а новая проверка от язвы его точно не исцелит.

– Нет там ничего, – повторял он, скармливая листки с отчетом измельчителю. – Не суйся туда, понял? Хватит с тебя.

Стоило Рикгарду заикнуться о том, что старые данные уже давно неактуальны, что стоит обновить базу, выслать новый отряд Ликвидаторов, и Квинт начинал икать.

– Займись делом, Рикгард. В печенках твое первооткрывательство сидит, – говорил он и открывал свой контейнер с обедом.

Жена собирала ему «вкусный и полезный» набор, который состоял, кажется, из одной только цветной капусты. По крайней мере, именно ее Рикгард раз за разом и видел в мусорном ведре. По пути в отдел Квинт заворачивал в закусочную и брал там бургер или сэндвич, который одинаково предсказуемо истекал кетчупом прямо ему на галстук ровно в полдень.

– Иди лучше отобедай, – советовал Квинт. – Сразу выбьет всю охоту усложнять себе жизнь.

И Рикгард оставался ни с чем. Простая жизнь, по понятиям Квинта, состояла из труда по графику и отчетам по образцу. Понятное дело, что полевой работой такой большой начальник не занимался, и за штурвал он садился разве что на демонстрации. А вот Рикгард летал каждый день, и пустой радар выводил его из себя.

Дело было даже не в звездах на боку Иолы, да и графики эффективности его не волновали. Куда больше его интересовали полеты и открытия, и в одном Квинт все-таки был прав: приключения Рикгард любил. В Ликвидаторы он пошел для того, чтобы летать, и поначалу аномалии его не увлекали, но со временем охота в небе заменила ему жизнь внизу, на земле, так что теперь без облетов со сканером Рикгард не мог прожить и дня.

Так почему бы – если Ливий все-таки позвонит с добрыми вестями – не устроить себе небольшое, но настоящее приключения прямо сейчас? По ночам он не летал уже несколько лет, да и в сторону Пыльных Городов путь ему заказан. Но именно сейчас, в неотчетное время о его выходке никто не узнает. По крайней мере, до поры до времени. А уж когда об этом полете все-таки услышат... Ему будет что рассказать. Рассказать и показать. Квинт просто старый ленивый дурак. Он привык к стандартам и разлинованным формулярам, ему нравится удобная упорядоченность, которую за годы после восемнадцатого Возмущения обрела жизнь. Он думает, что все самое сложное позади, и аномалий, которые не вписываются в привычные графики и таблицы, больше ни за что не появится. Но может статься, что самое сложное они все это время упускали из виду. Ведь самое сложное – самое хитрое.

Звонок разлетелся по пустому дому так оглушительно, будто кто-то запустил в стену хрустальную вазу. Ваз Рикгард не держал, зато к голографу бросился со всех ног.

– Есть, – в полумраке гостиной мелькнуло лицо Ливия, его сигара и дымное колечко. – Сорок четвертая частота.

Короткие гудки. Но большего Рикгарду и не требовалось.

Летный ангар встретил его прохладной темнотой. В помещении пахло маслом и остывающим металлом. Огни Рикгард, конечно, зажигать не стал. Протиснулся меж натертых боковин плоских аппаратов, которые в шутку звали навозными жуками, и оказался на площадке перед своей Иолой. Верхние люки открывались по команде прямо с приборной доски, так что он вспрыгнул на короткое треугольное крыло, потом в кабину и с облегчением выдохнул. Даже если его засекут прямо сейчас, он просто поднимется в воздух и улетит. С Квинтом он будет разбираться потом. В конце концов, слишком уж много у Рикгарда значков отличия – так просто его выкинуть из Ликвидации не могут.

Скорее всего.

Иола дружелюбно загудела и мигнула лампочками. Радовалась его возвращению. Знала, что предстоит особенное задание. Ей тоже не терпелось приступить, слишком уж долго Рикгард жег топливо впустую.

– Ну что, Иола, – тихо спросил он, – готова?

Люк в потолке ангара пополз в сторону. Чернота сменилась синевой, отделанной блестками звезд.

Иола загудела ниже и мягко оторвала шасси от земли. С шипением спрятала их в брюшке и аккуратно проскользнула в люк. Потом на мгновение замерла, словно задерживала дыхание перед глубоким нырком наоборот, и рванула ввысь.

Они всегда поднимались на высоту птичьего полета, и теперь Эмпориум уменьшился до россыпи огней, которые поместились бы и на ладони. Где-то сзади слабо светился благообразный квартал Ликвидаторов, домишки семейных горожан, неоново-стеклянные высотки, купола Сената, руины старых городских построек и серые стены закрытого синтетического Центра. Отсюда столица казалась такой маленькой, что Рикгард поневоле задавался вопросом, за что ей досталось все ее могущество.

Долина Пыльных Городов расстилалась прямо за горным кряжем, который был так хорошо виден с террасы Рикгарда. На летательном аппарате – несколько минут, по земле – несколько часов. Впрочем, дорог за стенами Эмпориума почти не осталось, да и незачем было больше ездить. Раньше выбираться за стены города просто боялись: там, в пустыне и в предгорьях, встречались особо крупные и опасные аномалии. Теперь даже мелкие почти пропали, но из Эмпориума все равно никого не тянуло. Знакомая защищенность крепких городских стен вселяла уверенность в завтрашнем дне, а ведь именно ее не хватало в эпоху, когда Возмущения сменяли друг друга чаще, чем времена года – так говорили. И хотя последнее Возмущение случилось больше пятидесяти лет назад, страх никуда не делся. Мысль о том, что все недолговечно и нестабильно, держалась на удивление крепко. Хоть что-то было неизменно: тревога.

Рикгард, конечно, не боялся. Слишком много лет он пролетал над городом и его окрестностями, чтобы трусить. Разума у аномалий нет, а это означает, что человек сильнее даже самого сумасбродного временного разлома. Главное – это держать глаза открытыми и слушать. Остальное – обывательские суеверия. Тем более, что последний свой разлом Рикгард встретил два года назад, и тот был такой хилый и неубедительный, что звезду ему дали, махнув рукой.

Но теперь-то он поймает нечто особенное. Непременно.

Словно в подтверждение его мыслей, сканер запищал. Точка появилась на краю полупрозрачной голо-карты и тут же исчезла, чтобы возникнуть вновь, уже ближе. Обычно сканер срабатывал на высоте не более трех шпилей. Сейчас Иола парила слишком высоко, чтобы поймать хоть что-то, но аномалия словно звала. Рикгард сбросил обороты: они уже миновали горную цепь, и теперь, заметно спустившись, пролетали над городскими воротами.

Вообще-то в долине стоял всего один город, но он был таким длинным и так причудливо расползался по расщелинам и предгорьям, что казалось, будто их тут по меньшей мере с десяток. Точка на сканере мигала в дальнем углу долины, там, где толпилось скопление невысоких домишек. Низенькие, сплющенные бедняцкие районы состояли из узких улочек и нагромождения окон. Дома походили на пчелиные соты, в которых комнаты пристраивали, приклеивали и приделывали со всех сторон, отчего здания, казалось, отрицали все законы физики.

Иола зависла над тесной площадью, посреди которой чернел молчаливый фонтан. Она почти не шумела и, к счастью, не поднимала воздушные потоки с земли – в отличие от «навозных жуков» или длинных гладких «аллигаторов», на которых летали на особо дальние дистанции. На таких Рикгард в Пыльные Города бы ни за что не сунулся. Не хотел тревожить безмолвие застывших в безвременье необитаемых домов. Здания эти, конечно, уже никому не принадлежали, но Рикгарду почему-то казалось, что нельзя одним порывом из-под лопастей разрушать этот молчаливый памятник третьему Возмущению. Может, когда-нибудь из этой долины сделают музей, и сюда примутся свозить краснощеких школьников, которые будут разевать рты и прижиматься носами к иллюминаторам. А может, Пыльные Города просто внесут в особый список, сделав из них объект культурного наследия или что-то наподобие. В любом случае, Пыльные Города были историей, застывшей меж горных кряжей, а распоряжаться ею Рикгард считал себя не вправе.

Он перевел Иолу в режим ожидания, и она, тихонько покачиваясь, замерла в одном шпиле рядом с крупной постройкой, украшенной колоннами. В простеньком квартале бедняков это здание смотрелось аляповато. Хотя, может быть, здесь размещался банк или приемная какого-нибудь важного чиновника, а таким строениям пышность требовалась непременно. Кресло пилота мягко вздрогнуло и поползло вниз. Словно цирковой акробат на качелях, Рикгард спустился прямо на улицу, спрыгнул, нащупал в кармане портативный сканер, подключенный к системам Иолы, и забрал хромидиевый распылитель. Кресло он оставил висеть над землей. Встретить человека с недружественными намерениями в Пыльных Городах было так же трудно, как и человека, настроенного дружелюбно, так что опасаться было совершенно нечего. Другое дело – аномалия. Пути отхода лишними не бывают.

Сканер так и заливался. Рикгард прикрутил громкость и вышел на площадь. Простенького ручного фонарика хватало только на то, чтобы осветить несколько метров под ногами. Иола, ронявшая яркий сноп света, осталась позади, а форма со вшитыми светодиодами лежала в раздевалке при летном ангаре. Рикгард не включал эти лампочки ни разу за те почти двадцать лет, что провел в отделе Ликвидации. На облеты он выходил только днем, но как бы они пригодились теперь! Казалось, тьма вот-вот его расплющит.

Сканер выл так, будто его истязали, но сигнал оставался на четвертой частоте, и Рикгард решил сделать круг. Он двинулся вокруг фонтана, следя за экраном. Мощность сигнала падала, и он развернулся.

Трудность с аномалиями состояла в том, что Рикгард никогда не знал, какую он встретит на этот раз. Чаще всего попадались временные разломы – трещины разной ширины и мощности. Те, которые возникали в одном месте, называли статическими. Динамические раскрывались и двигались в пространстве. Таких трещин попадалось меньше всего, но и трудностей они создавали немало. Они могли уйти под землю или исчезнуть в скалах, и тогда оставалось только ждать. Кроме временных разломов попадались участки с аномальным климатом, непонятными погодными явлениями и прочими катаклизмами. Такими раньше занимались целые отряды, а теперь их не осталось вовсе. Рикгард летал в одиночку, и чаще всего – по крайней мере, раньше – находил пространственные или временные трещины.

Поручиться за то, что именно такую он теперь и встретит, Рикгард не мог. Пока он не подойдет достаточно близко, никаких хоть сколько-нибудь важных показаний он снять не сумеет. Конечно, кое-что на эту аномалию он уже накопал, но собранные материалы пока скорее порождают вопросы, чем дают ответы. Или это он не видит зацепок?

Сканер меж тем завыл чуть выше, и лампочка замигала. Рикгард понял, что сигнал вот-вот пропадет, и переключился на четырнадцатую частоту. Писк возобновился с новой силой. Рикгард пересек площадь и двигался в сторону узенькой улочки, стиснутой меж бурых пыльных стен, но сигнал снова принялся затухать, и пришлось сделать новую петлю. Лампочка замигала у соседней улицы, и Рикгард быстро переключился на сорок четвертую. Странная любовь к четверкам!

Сканер истошно выл в пронзительной тишине долины, и было в этом сигнале что-то чужеродное и устрашающее. Рикгард прекрасно знал, что от аномалий, динамических и уж тем более бродящих по частотам, можно ожидать чего угодно. Он внимательно огляделся по сторонам, ища искривление пространства или размытость, но ничего, кроме бурых стен, не видел. Улица была такой узкой, что пришлось повернуться боком: не хотелось ничего задеть. Когда-то давно, бродя по этим переулкам, он уже разрушил целый дом. Маленький, правда, был домишко, но Рикгарду хватило и этого: он прикоснулся из любопытства к запертой двери, и лачуга рассыпалась в прах. Казалось, пыль легче воздуха, но одна только пригоршня весила как целый тюк цемента, так что Рикгард понял быстро: под обвалы лучше не попадать. Больше он не трогал в Пыльных Городах ничего.

Из-за облака выкатилась луна, и по улице протянулась полоса света. Сканер вдруг завыл так громко и пронзительно, что Рикгард невольно содрогнулся. Он обернулся и пошарил лучом фонарика по проходу, но ничего не заметил. Потом повернулся обратно и сделал несколько шагов. Сигнал только усиливался.

Сканер заскользил в руках: ладони Рикгарда покрылись испариной.

– Ну где же ты? – пробормотал он.

То усиливаясь, то затихая, сигнал завел его в тупик, а потом перепрыгнул на четырнадцатую частоту и исчез окончательно. Рикгард проверял четвертую и сорок четвертую еще несколько минут, но сканер молчал как немой. Даже обойдя весь район по крайней мере три раза, Рикгард не смог поймать ни звука.

Неплохой день рождения, подумалось Рикгарду. Старение налицо. С последней звезды прошло два года, а новая ускользает от него так, будто насмехается.

Аномалия опять его обставила, а принести Квинту снова нечего.

Глава 3. Ирис. Столовый нож, Человек-Без-Имени и девчонка с веснушками

После инспекции госпожи Октавии Ирис ясно поняла, что нужно бежать.

Она уже давно подозревала: это лишь вопрос времени. Но продолжала упорно верить, что все как-нибудь да обойдется. Она обводила вокруг пальца серые сканеры в лабораториях, дурила туповатых андроидов из обслуги и виртуозно дурачила воспитателей. Как-то она провела самого прима Магнуса, а уж от него что-то утаить было сложно. Столкнулась с ним поздно вечером, когда вылетела из туалета, утирая последние злые слезы, а он вырос будто из-под земли и осадил ее, прямой как палка и надменный, как будто Центр принадлежал ему, и не было ни Мариэллы, ни Человека-Без-Имени, ни Сената. Ирис тут же вытянулась по струнке и отчиталась: готовится к уроку. Слезы высохли, в глазах – пустота, достойная первого разряда. Прим, конечно, не поверил и полез к ней со своей любимой программой ментального проникновения, но и в голове у Ирис было пусто, словно у дурочки. Он кивнул. Стоило ему повернуть за угол, Ирис победно улыбнулась – быстро, тогда еще неумело.

Беда была в том, что печь зажигали каждый месяц. Ошибки находили часто. Любую, даже самую мелкую погрешность предпочитали выкорчевывать. Изъян порождает изъян, и неважно, сколько стоит очередное уничтоженное тело. Центр – проект Сената, а уж им деньги жалеть нечего.

Нет, Ирис не боялась. Ее тревожные сигналы, которые сообщали о фактах, а вовсе не о чувствах, можно было отключить. Другое дело – человеческий страх. Как только в Центре появлялся человек, который боялся, смятение охватывало и Ирис. Но хуже было, когда всевозможные эмоции захлестывали разом. Да, это были всего лишь картинки чужих радостей и печалей, но эти образы встраивались в ее системы, сбивали привычные настройки, переворачивали все с ног на голову.

В прошлом году, когда Ирис уже поняла, что ее странность прогрессирует, и от нее никак не избавиться, в Центр приехала целая группа ребят. Выпускные испытания менялись год из года, но если для второй части омег вывозили в город, то для первой части в Центр приглашали людей. Эти юноши и девушки громко смеялись, глазели на омег в упор и без стеснения, катались на перилах лестниц, толкали малышню и зачем-то кидались в столовой вилками. Они были разными: возраст, цвет глаз, мысли. Гремучая смесь их эмоций бросала в холодный пот. Заслышав их смех в том конце коридора, Ирис забивалась под одеяло в своей общей спальне номер восемь и затыкала уши. Ее бил озноб, лицо горело, плечи тряслись, хотелось хохотать, плакать и выть в голос. Большинство эмоций к тому моменту она уже выучила и вполне могла воспроизводить сама, но с приездом этих ребят они впитывались и выплескивались бесконтрольно и одновременно, многоцветной липкой жижей. Ирис не представляла, как выйдет на своем экзамене в город, как вступит в этот многомиллионный мегаполис, заполненный разношерстными ощущениями под самую завязку.

Представив во всех красках нехитрые картины будущего, Ирис осознала, что выпускной экзамен не сдаст ни за что. Хуже того: если она и не взорвется, то на экзамене об ее дефекте обязательно узнают все. Но как же глупо после всех ухищрений провалиться на финишной прямой!

Именно поэтому Ирис решила, что не просто сбежит из Центра – она сбежит из Эмпориума. Затеряется где-нибудь в Пыльных Городах, отключит все лишние программы, которые ее могут выдать, и перейдет в автономный режим. Тогда ей не понадобится ни пища, ни туалет, ни даже кров над головой. Конечно, в таком состоянии ее функциональность резко снизится, но разве нужны ей особые надстройки вроде того же ментального проникновения, которым так любит пользоваться прим Магнус?

Но одно дело решить, и совсем другое – сделать. До выпускного оставалось еще два года, и Ирис все казалось, что времени полно. И она ждала.

Ждала, пока страх, изумление и смятение госпожи Октавии, смешанные в одну тошнотворную кашу, не заставили ее встряхнуться. И тут – словно бы специально для нее – объявили об экскурсии в Эмпориум.

Пару лет назад она бы ужаснулась. То есть, настоящего испуга она бы, конечно, не почувствовала, но ее платы непременно бы перегрелись. Она бы нашла отговорку: поскользнулась бы на главной лестнице, переломала бы себе ноги, отправилась бы в ремонтный отсек на пару суток, и дело с концом. Но теперь Ирис только улыбнулась. Не потому, что радовалась, а потому, что так бы себя повел человек, а ведь именно человечности в Центре и учили. Улыбнулась и пару раз глубоко вдохнула и выдохнула. От прилива кислорода ее голова работала лучше – это свойство своего биоэлектронного организма она обнаружила давно.

Ирис собиралась с духом весь вечер. Вторая половина дня обычно отводилась для игр, укрепляющих занятий или размышлений, так что закрыться в пустой спальне ей никто не помешал. Тем более, что остальные девушки из ее комнаты разбрелись кто куда: из окна виднелся край площадки для игр, и Ирис насчитала по крайней мере четверых. Они играли в волейбол с мальчишками из соседнего спального отсека и смеялись почти как люди. Ирис знала, что их веселость – фальшивка. Они ничего не изучали, ни грамма человеческойрадости, но ей это было только на руку: омеги не мешали думать.

Ей нравилось смотреть в окно. Из спальни номер восемь, если глядеть поверх ограды и россыпи крыш, открывался вид на полуразрушенный арочный свод с круглым витражным окошком. Этот кривой каменный зуб вырастал из мшистых каменных руин, маячил над террасами крыш, казался чуждым, немного инопланетным и безмолвно напоминал о времени, которое уже не потрогать пальцем, не вдохнуть полной грудью. Такие вещи путали процессор Ирис, заставляли ее нетерпеливо ерзать, вскакивать с места, ходить кругами. Программа накопления опыта требовала исследовать, искать и находить. Она мечтала о том, как будет однажды путешествовать и узнавать мир. Весь мир, а не только то, что преподают на уроках в Центре.

Но для этого нужно сбежать. И Ирис была почти готова.

Она еще раз задержала взгляд на зеленеющих развалинах и кивнула сама себе. Перед отбоем оставалось только одно важное дело.

Гео-чип. Нужно его испортить. Не сейчас, а завтра, когда их уже высадят на главной площади Эмпориума. Но чтобы уничтожить чип завтра, нужно вскрыть к нему доступ уже теперь. Она не сможет провести эту странную и малопонятную людям операцию прямо посреди оживленной улицы. Вынуть и разбить чип – это запросто, но для начала нужно до него добраться.

Ирис догадывалась, что омеги, программы которых не сбоили, о местонахождении гео-чипов не задумывались. Вернее, они, конечно, знали, где эти чипы размещены и как они работают, но думать о них не думали. Правильные омеги – безупречно послушные существа. А вот Ирис была неправильной, и мысли у нее тоже были неправильными.

Именно поэтому она еще раз убедилась в том, что дверь спальни заперта, вытащила из своей тумбочки пачку салфеток и подошла к высокому зеркалу, втиснутому между платяными шкафами. Скинула форменное платье, развернулась спиной и нащупала нужный участок на пояснице. Нож для этой операции она украла из столовой еще во время обеда, а о том, что такие инструменты найти в Центре легко, невольно напомнила Мариэлла и ее урок с проверщицей.

Поднеся лезвие к коже, Ирис на мгновение поколебалась. Она не сомневалась, просто задумалась о том, что через несколько минут пути назад уже не останется. Ни одна благонадежная омега не будет вскрывать свою оболочку. Если надрез обнаружат, Ирис немедля отправят в печь. Но его не обнаружат. Ирис кивнула своему отражению через плечо и занесла нож.

В то же самое мгновение в дверь трижды стукнули. Рука Ирис дрогнула. Обычно так стучали андроиды из обслуги, и если она сейчас же не отопрет дверь, то робот вскроет замок самостоятельно. Но зачем он пришел? Что ему такое нужно накануне экскурсии в Эмпориум? Никаких технических проверок в расписании нет. Так каким же ветром его принесло?

Ирис швырнула нож под подушку, быстро натянула платье и, на ходу вдевая пуговицы в петельки, бросилась к двери.

– RS? – прожужжал андроид.

Старенький, четвертого поколения. Голосовая программа не адаптирована, вместо глаз круглые диоды, все суставы и швы наружу, зато надежный. Такими любит пользоваться Человек-Без-Имени.

Только не он.

– Проследуйте, пожалуйста, за мной, – приказал робот и развернулся, не ожидая ее ответа.

– Зачем? Кто меня вызывает?

Ирис шагнула за ним. Андроид не отозвался.

Человек-Без-Имени встретил ее в девятой лаборатории восточного крыла. Воздух здесь был спертый и плохо очищенный, а свет иногда мигал. Этими комнатами пользовались редко: лаборатории считались запасными, и укомплектовали их очень и очень давно, так что техника тут стояла старая. Андроид быстро исчез, и они остались одни.

– Ты же не против сегодня чуточку поработать, милая Ирис? – спросил Человек-Без-Имени, с какой-то затаенной нежностью беря ее за руку и провожая к столу, оплетенному проводами. – Мне нужно кое-что измерить. Много времени это не займет.

Как будто он спрашивал. Присаживаясь на стол, Ирис мельком огляделась. Человек-Без-Имени возился с загоревшимися экранами, подключал аналитические модули, распутывал провода и поминутно посматривал в ее сторону – мягко, дружелюбно, как будто все думал спросить, удобно ли она устроилась. Комнатушка была тесная, плотно обставленная, прямо-таки забитая аппаратурой, но в целом от обычных лабораторий Человека-Без-Имени она не отличалась. И зачем такая срочность? С квартальной диагностики прошло всего две недели – вряд ли за это время что-то сильно изменилось. Но Ирис прекрасно знала, что диагностики Человека-Без-Имени – совсем не то, что кажется и вовсе не то, что говорит он сам. И его кривая, неприятная улыбка подтверждала ее подозрения.

У Ирис, конечно, не было пристрастий в человеческом смысле, и если она что-то любила или ненавидела, то мысли эти основывались на одних лишь фактах. Но сейчас она вдруг подумала, что готова ненавидеть Человека-Без-Имени и без логики. Просто за то, как он так лицемерно-заботливо на нее смотрит. За то, какая у него кривая, уродливая улыбка. За то, какой яркий у него сенатский плащ и за то, что он таскает его повсюду, как форму, словно не может наиграться со своим высоким назначением. За то, какие у него тонкие, почти женские пальцы. За то, как он сутулится и смотрит криво, исподлобья, как будто ждет внезапную подлость отовсюду.

Только и эти мысли были фактами, и Ирис это прекрасно понимала. Значит, Человека-Без-Имени не ненавидеть было никак нельзя.

– Приляг, пожалуйста, на спину, – ласково попросил он, готовя провода. – Я отключу тебя ненадолго, ты и глазом моргнуть не успеешь.

Ирис подумала, что обошлась бы и без любезностей. И зачем он так с ней расшаркивается? От Человека-Без-Имени веяло затаенной злобой, знакомой уже неустроенностью и непонятным, тоскливым стремлением. Впрочем, все эти волны ощущений сглаживались, стоило ему заняться Ирис, и тогда – то ли от того, что в работе думать было некогда, то ли потому, что Ирис никогда не задавала лишних вопросов – его взгляд теплел. А на вопросы он никогда не отвечал, вот и толку спрашивать не осталось.

Она легла, отключила сигналы о том, что металлическая столешница холоднее некуда, и закрыла глаза. Человек-Без-Имени отыскал в ее волосах отсек доступа к процессору и продиктовал команду отключения.

А потом Ирис проснулась.

Если во сне она свое тело чувствовала, то во время отключений она проваливалась в липкую, черную пустоту, и вспомнить из нее ничего не удавалось. Еще в первую свою диагностику, много лет назад, только начиная осознавать себя и свой разум, Ирис подумала, что непременно запомнит код отключения, ведь он срабатывает только произнесенный целиком. Но ей никак не удавалось. Что-то с этой крупной, важной командой было непонятное – слова вываливались из головы, стоило ей прийти в себя.

– Можешь подниматься. Потихоньку, – зазвучал заботливый голос Человека-Без-Имени.

Ирис посмотрела прямо в яркую лампу, которая била в глаза. Зрачки тут же сузились.

– Пока что все. Можешь идти.

Она спустила ноги со столешницы. В программах никаких изменений не ощущалось, только процессор запускался медленно. Как и всегда после очередного переподключения.

Человек-Без-Имени еще собирал какие-то группы цифр на голограмме, а поверху еще извивался какой-то график, но она отвернулась. Он никогда не расскажет ей, что именно он в ней меняет. И никакая это не диагностика, слишком уж нравится этому человеку копаться в ее голове.

И если бы не дефект, Ирис никогда бы об этом не узнала.

Спальня все еще пустовала, а с улицы доносились веселые крики, но Ирис понимала: времени в обрез. Встреча с Человеком-Без-Имени вышла не вовремя, и разобраться с чипом нужно скорее, еще скорее.

Столовый нож она нашла там же, где оставила. Подушка лежала нетронутой, на одеяле ни одной лишней складочки.

Крови вытекло больше, чем она ожидала, но паркет она, к счастью, не испортила. Под слоями биоматерий скрывалась электроника, и немного раздвинув надрез, Ирис увидела в зеркале то, что искала: крошечный темно-синий чип, который исправно передавал Центру данные о ее местонахождении. Она закрыла глаза, провела пальцем по надрезу и нащупала уголок платы. Потом отвела руку и повторила, запоминая ее положение. Зеркал в городе для нее не найдется. Потом аккуратно, чтобы ничего не повредить, Ирис сдвинула края раны. Кровь остановилась, но нужно было ее тщательно вытереть с кожи.

Она истратила все салфетки со своего прикроватного столика. Они густо пропитались ярко-красным, запачкали руки, и платье Ирис натягивала двумя пальцами – аккуратно и ловко, только бы не испортить ткань. Ведь если увидят следы крови на одежде, вопросов не миновать. Остались пуговицы, но тут за дверью послышись голоса и звонкий смех. Ирис зажала заляпанные кровью салфетки в кулак и спрятала его за спину. Платье расходилось на лопатках. Пришлось придержать его другой рукой.